администрации
г. Дивногорска.
Сибирский филиал Русского ПЕН-центра скорбит о кончине гениального русского писателя, свободолюбивого и честного гражданина осиротевшей России Виктора Петровича Астафьева. Являясь одним из истинных правозащитников трудового народа, всеми своими книгами, всею своей жизнью он помогал становлению любимой Отчизны после великой и страшной войны 1941-1945 гг. и позже — в смутную пору затянувшихся, но столь необходимых перемен. Как член исполкома Русского ПЕН- центра не оставлял без ответа и помощи ни одно обращение пострадавших от произвола властей писателей и журналистов России. Мир праху твоему, великий труженик!
Роман СОЛНЦЕВ,
директор
Сибирского филиала
Русского ПЕН-центра;
Анатолий КОБЕНКОВ
(Иркутск),
Александр КОЛЕСОВ
(Владивосток),
Эдуард РУСАКОВ,
Марина САВВИНЫХ,
Михаил УСПЕНСКИЙ
(Красноярск),
Евгений ЧИГРИН
(Южно-Сахалинск),
члены ПЕН-центра
Плачь небо, плачь...
В одной из последних «Затесей», носящей название «Скорбь», Астафьев с горечью Вспоминает молодых сибирских парней, ушедших когда-то на фронт защищать от Врага столицу и нашедших последний приют В подмосковных полях и лесах.
«Плачь, небо, плачь обо Всех павших и еще живых солдатах...»
Сегодня вся Сибирь, вся осиротевшая Россия скорбит об одном из лучших своих сыновей, о «веселом солдате» и великом писателе Викторе Петровиче Астафьеве. В Красноярске объявлен день траура, приспущены флаги, отменены развлекательные мероприятия. Нет сомнения, что, несмотря на мороз, многие красноярцы придут к краеведческому музею, чтобы проститься со своим замечательным земляком, проводить его в последний путь, в родную Овсянку. Отпевание состоится в овсянском храме, а похоронят писателя, как он и завещал, на сельском кладбище, рядом с могилой его дочери Ирины.
Об Астафьеве, о его огромном вкладе в русскую и мировую литературу, о его роли в общественной и культурной жизни еще много напишут и скажут. Сам же Виктор Петрович, будучи человеком самокритичным, не раз сокрушался по поводу того, что ему не пришлось получить высшее образование. «Как бы хотелось закончить филфак! — признавался он и добавлял: — И знать хотя бы один иностранный язык...» Но уж родному-то русскому языку он мог научить любого профессора. Можно лишь поражаться его громадному словарному запасу, его умению безошибочно подбирать слова, его мастерскому владению искусством словесной живописи. Под его пером наиболее лирические страницы «Затесей» или «Пастуха и пастушки» превращались в подлинные стихи. Он и был Поэтом в высшем смысле этого слова.
Мы еще очень долго будем постигать уроки, преподанные всем нам этим мудрым учителем. И не только уроки литературы. Астафьев учил нас прежде всего свободе и сам был свободным — и в жизни, и в творчестве. Помню, как он лет двадцать назад на вопрос одного из читателей: «Как стать свободным человеком?» — ответил, посмеиваясь: «Начните с того, что перестаньте улыбаться своему начальнику». Астафьев никогда не шел на поклон к сильным мира сего — они сами, президенты и губернаторы, приезжали к нему в Овсянку и считали за честь оказаться с ним в одном кадре.
Учил нас Астафьев и подлинному, не показному, патриотизму. Сегодня кажутся смехотворными упреки доморощенных «патриотов», обвинявших его, бывшего фронтовика, пролившего кровь за свою страну, в недостаточной любви к Родине. Его любовь к Родине была трезвой и зрячей, лишенной парадного глянца. Да, он многое ненавидел в современной ему России и своих соотечественников часто бранил. Но эта критика была продиктована не злобой, а горячей любовью к родной земле, страстным желанием видеть ее счастливой, освободившейся от лжи и холопства.
И закончить эти заметки мне хочется словами Астафьева из того же рассказа «Скорбь»: «Лишь небо скорбит, потому как оно вечно, а наши жизни, наши беды и победы, при избиении друг друга, мимолетны, отлетчивы.
Плачь, небо, плачь...»
Эдуард РУСАКОВ
Велика наша утрата
Виктор Петрович всегда был открыт людям. Студенты и преподаватели нашего вуза помнят встречи с писателем, которые становились событием в духовной жизни.
Мантия почетного профессора КГПУ, которую принял Виктор Петрович из рук ректора, стала выражением признания его огромных заслуг в деле воспитания молодежи.
За свое литературное творчество В.П. Астафьев был награжден многими наградами, среди которых главная — медаль лауреата Государственной премии. Но нет выше награды для писателя, чем любовь читателей, чем глубокое уважение тысяч и тысяч людей к личности мастера.
Виктора Петровича не стало, но он не ушел от нас. С нами остались его книги — «Царь-рыба», «Пастух и пастушка», «Затеей», «Последний поклон»...
В этих книгах вечно живая душа писателя, его горячее сердце и острая мысль, обращенная в будущее.
Прощаясь с Виктором Петровичем Астафьевым, мы отдаем ему последний поклон, поклон благодарности, уважения и вечной памяти.
Студенты,
преподаватели,
сотрудники
Красноярского
государственного
педагогического
университета
ВИКТОР ПЕТРОВИЧ АСТАФЬЕВ УМЕР
Сегодняшняя газета 1 декабря 2001 г.
Последний поклон
29 ноября 2001 года... В небе сияет празднично яркое солнце, деревья оделись — тоже по-праздничному — в белую пушистую куржу. Ох, как поэтично умел описывать их тот, о котором каждые полчаса говорят в новостях радиостанции России! «Ушёл из жизни российский писатель...» — беспристрастно вещает диктор, а сердце противится: не российский, а русский, не ушел, а оставил нас, одарив каждого безмерным богатством и наследством.
В редакции на столе уже лежит факс, присланный от красноярских писателей. «...Нам ещё предстоит осмыслить, осознать величину этой глыбы в отечественной литературе и культуре, значение этой сложной, но, безусловно, выдающейся личности в нашей общей истории. Для беспристрастной и верной оценки необходимо время...»
Кто будет оценивать? Только что в «маршрутке» шёл на радиоволнах «Русского радио» разговор о смерти. Пассажиры смеялись, переглядываясь, слушая весёлые ответы ди-джея незримой своей абонентке. А та, как блоковская героиня, всё твердила о смерти, даже о самоубийстве, потому что поутру поругалась с любимым. Вспомнилась астафьевская Лидочка, которая покончила с собой, не вынеся надругательства. Вспомнилась эта нескладная, несчастная девчонка не как героиня астафьевского рассказа, а как реальное существо. Они все у Виктора Петровича реальные. Дал ему Господь такой дар: сердцем чувствовать свой народ. Если Лев Николаевич Толстой — зеркало русской революции, то Виктор Петрович Астафьев — зеркало русского народа, с его невероятными высотами духа и заблуждениями, богоотступничеством и плачем о Боге...
Незыблемый закон литературы: когда писатель плачет, слагая свои строки, непременно потом плачет и читатель. Астафьев с его неискоренимой жаждой правды и Божьим даром слова многих заставлял плакать. Некоторые брались за ручку и исповедальную боль свою изливали ему как самому близкому человеку. Потому что ещё до недавних пор поэт в России был больше, чем поэт. Может, поэтому к Астафьеву, в Овсянку, словно к жившему в свете Евангелия дореволюционному Оптинскому старцу, устремлялись все — от провинциальной учительницы, тащившей с собой из иркутской дали своих учеников, до президентов. Жаждой своей услышать однозначный ответ на мучающие вопросы посетители смущали Виктора Петровича: «Кабы знал я ответ на вопрос, как жить, я б листовки написал и разбросал бы сверху с самолета...» Сам он никогда не жил легко.
Жизнь — это такая маленькая черточка между двумя датами. Но нет в ней ничего случайного. Всё исполнено глубокого смысла: и каждая дата, и длина этой черточки. 1 мая 1924 года, в день памяти воина-мученика Виктора, день его рождения. Пройдя через сиротство, бездомность, через кровь, раны, грязь Великой Отечественной, через цепь нескончаемых наших «гражданских» войн, Астафьев оставил нас в день памяти евангелиста Матфея. Поутру, узнав о смерти писателя, я взяла в руки Евангелие от Матфея и, раскрыв его наугад, прочитала эти строки: «Какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей повредит?» Думаю, что писатель потому и стал Астафьевым — тем именем, к которому не надо прибавлять Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии СССР и РСФСР, что даже во времена махрового атеизма и порушенных церквей учил нас оберегать душу. Это было самое главное и самое тяжелое его сражение, сражение за душу.
...А в «маршрутке» всё завершилось благополучно. Веселый и находчивый диджей оказался неплохим парнем: он свёл в эфире поссорившихся влюбленных, заставил их просить прощения друг у друга. Наверное, сегодняшний вечер будет для них очень счастливым. А я гляжу в раннюю ночную тьму за окном и думаю, что оставил нас Астафьев уже в другую эпоху, где владеют умами не писатели, а ди-джеи и телеведущие, которые даже и не подозревают о несметных богатствах русского языка. Но рукописи не горят. Кто знает, может, даже это поколение, выросшее во вседозволенности, затребует астафьевские тома? Пока жива душа в людях, и его книги живы.
В Интернете появилось сообщение под броским названием «В.П. Астафьев — феномен литературы XX века». Феномен в том, что книги этого русского писателя более 100 раз издавались в 28 странах мира. В тексте много ошибок. Вместо уральского города Чусового, где был написан писателем первый рассказ, стоит село Чусово... Что ж, к слову сейчас относятся не так трепетно, как относился он. Но последний факт биографии в Интернете достоверен: законодатели родного Красноярского края отказали писателю-фронтовику Астафьеву в персональной пенсии в размере чуть более 100 долларов (последствия той самой «гражданской» — В.М.).
...Я подхожу к книжной полке и беру первый попавшийся под руку том. Повесть «Так хочется жить». Читаю астафьевские строчки. В предваряющей книгу коротенькой автобиографии Виктор Петрович вспоминает, как на бегу, на одной из многочисленных фронтовых дорог узнал он о кончине бывшего своего воспитателя из Игарского детского дома Василия Ивановича Соколова, которого ставил первым после мамы, бабушки и деда. Узнал, да закатилась эта весточка в уголок. И вот вскоре, тяжело раненный и контуженный, он оказывается в госпитале. «Однажды, - пишет Астафьев, - в светлое осеннее утро... увидев за окном падающий с клена нарядный лист, я просто и без надсады вспомнил о смерти Василия Ивановича Соколова и тихо заплакал очищающими душу слезами...» Их много будет сейчас по России, таких вот очищающих душу слез — по Виктору Петровичу Астафьеву. Слишком дорогая потеря.
Валентина МАЙСТРЕНКО
С ним уходит целая эпоха
Скончался большой писатель, человек, известный во всех уголках страны. Осиротел не только Красноярск, но и Россия. Отечественная литература потеряла одного из ярких, эпохальных своих представителей. Вместе с Астафьевым уходит эпоха второй половины XX века, эпоха выросших в безбожии, маршировавших под красными знаменами строителей коммунизма. Именно через неё пролегал жизненный путь писателя, его блуждания, его озарения, его прозрения.
Виктор Петрович сам рассказывал, как в войну, форсируя Днепр, увидел несметное количество погибших и потерял веру в высшую справедливость, решив, что миром управляет бессмысленная стихия, которой нет дела до человека, до его воли и до его боли. Ему казалось, что если б Высший разум был, то он должен был себя проявить. Но рассказывал писатель и другое: как много лет спустя, будучи в храме, вдруг ощутил вечное, и душа стала вдруг отмякать, наполняясь благодатью. То был зов вечности, того высшего мира, в который он когда-то не поверил.
В двух этих эпизодах путь русского мужика, человека из простонародья, не из каких-то там дворян или высшей интеллигенции, в чем-то грубоватого, но более родного неродовитостью своей и простотой и тем более понятного простому человеку. Он был из народа и писал для народа, не посягая на возвышенное и вечное. Не имея опыта в этой области и будучи честным, писатель в отличие от других, столь же неопытных в духовной сфере бытия, не позволял себе пускаться в пустословие и многословие. Астафьев писал то, что ведомо его сердцу, то, что сам видел и слышал. И не было лукавства в его пере. Вместе с народом заблуждался, вместе с народом прозревал, ибо был плотью его и кровью.
Но при этом поражает его нелицемерие, незаигрывание перед господином народом. Тех, кто не заигрывает перед властью, довольно много, а вот тех, кто позволяет себе не заигрывать с народом - мало. Астафьев мог говорить народу горькую правду о нём, зная, что этим не сорвёт аплодисментов, наоборот, раздадутся крики озлобленья, но он говорил, не боясь потерять звание народного писателя. Как и всем, кто шёл с ним по жизни, Виктору Петровичу трудно было приобрести глубокий и молитвенный духовный опыт, но всё компенсировалось его честным писательским словом.
Есть в мире этом люди, увенчавшие себя славой, но не часто принимают славу уже при жизни. Виктор Петрович Астафьев вкусил и её: еще при жизни вошел он наряду с русскими писателями-классиками в школьные учебники, имел почти все награды, какие есть в нашей стране, слышал много лестных слов о своем творчестве. Но, стяжав земную славу, он теперь перешёл в другой мир, где другая иерархия, где ценности мира земного отходят, ибо пред Богом все равны. Одно - суд людской, который был и есть о нём, другой - суд Божий. И если здесь, на земле, писатель удостоен заслуженной славы, то там он нуждается в нашей молитве. Его душа проходит сейчас совсем другой путь, просит наших молитв, и как сам Астафьев не заискивал перед людьми, не будем заискивать и мы перед ним. В мире духовном, который часто путают с миром культуры, хотя они и перекрещиваются, другая иерархия ценностей. Будем молиться, чтобы Господь помиловал его душу, а с нею и стоящие за ним души простых солдат, что форсировали, проливая кровь, Днепр, что восстанавливали Россию, что работали всю жизнь не покладая рук, что не знали Бога, а когда Господь стучался в их сердца, всё равно жили, как и он, далеко от Церкви. Помолимся об усопшем рабе Божием Викторе, чтоб помиловал Господь его душу и восприял её во царствии Своем.
Геннадий ФАСТ,
Благочинный церквей
Енисейского округа,
Настоятель
Успенского храма,
Енисейск
Он нравственно превзошел нас
Ушел в вечность Виктор Петрович Астафьев, оставив за спиной такую короткую и такую долгую жизнь. Жизнь тяжкую до мученичества. И радостную до самозабвения. Жизнь, полную ароматов трав и цветов, прекрасной музыки, поэзии и творчества.
К стыду нашему, жизнь, до последних дней омраченную необходимостью преодоления «быдла, претендующего направлять жизнь и ставить всех по команде «смирно». Это - его слова...
И он смог своим уходом нравственно превзойти всех нас — красноярцев, не сумевших защитить, уберечь больное сердце писателя от грязи злоречивых СМИ, от душевной помраченности депутатов. И прости нас, Господи, и упокой душу усопшего раба твоего Виктора в селениях праведных, даруй ему Царствие небесное и вечный покой, он много потрудился на этой земле. А для нас, оставшихся здесь, эта утрата - невосполнимая...
Людмила АНДРОСОВА,
председатель
Союза духовного
возрождения
Отечества
Не раз печаль ляжет камнем на сердце
Глубока скорбь: ушёл от нас великий сын земли Русской, её труженик, её заботник, её защитник, черпающий песенные творческие силы в любимейшем им уголке планеты — в Сибири, Красноярье, в Овсянке. Виктор Петрович Астафьев наследство нам оставил богатое, слово своё искреннее, неравнодушное, славу добрую, которая будет всё возрастать, если сумеем сердцем внимательным прочитать его книги, которые он нам так щедро дарил. Одна читательница в 1997 году написала в письме Виктору Петровичу о своей тяжелой смертельной болезни и попрощалась с ним так: «Я любила ваши книги все эти годы и благодарила Бога и за вас, и за них, за то, что вы есть». И таковы слова большинства его читателей.
Не раз еще печаль ляжет и камнем придавит сердце. Но будем помнить о том, что теперь великому русскому писателю нужны сейчас не слова восторга, а наши молитвы о упокоении его души. А нас, печалящихся о его уходе, пусть утешит надежда, что милосердный Господь вознаградит его за весь скорбный путь, за то что прежде всего он жаждал правды, всю свою земную жизнь.
Пишу среди множества звонков. В них — боль. Очень больно России терять таких людей...
Антонина ПАНТЕЛЕЕВА,
Кандидат филологических наук,
участница издания
15-томного собрания сочинений
В.П. Астафьева
в Красноярске
МУДРЕЦ ИЗ ОВСЯНКИ
Я был поражен, с каким
спокойствием они рассуждают
о жизни и смерти: она неизбежна,
и чего тут попусту рассуждать!
Российская газета 1 декабря 2001 г.
Особые отношения связывали Виктора Петровича Астафьева с артистом Львом Константиновичем Дуровым. Однажды Лев Дуров дал свои записанные байки художнику-фронтовику Евгению Капустину, а тот показал их Виктору Астафьеву, который улетал к себе на родину в Красноярск. Через какое-то время звонит из Красноярска Виктор Петрович артисту — и хохочет: «Тут Капустин, — говорит, — дал мне на дорожку твои рассказы, мы читали их и так хохотали, что чуть самолет не перевернулся». А потом добавил: «Ты никогда больше не пиши — графоманов и без тебя хватает!» Артист рассказал о разговоре с классиком Капустину. Тот успокоил его: «Это Петрович от зависти. А ты пиши, пиши». «Не скрою, это меня взбодрило!» — рассказывает Лев Дуров. Следствием такого своеобразного стимула и стала его новая книга, выходящая в издательстве «Алгоритм», — «Странные мы люди», где есть воспоминания о Викторе Петровиче Астафьеве.
В Москве с Виктором Петровичем я встречался не так уж и часто — он редко наезжал в столицу. А при встречах мы в основном обменивались лишь приветствиями.
И вот я с театром приехал на гастроли в Красноярск. Я знал, что Астафьев живет неподалеку, в деревне Овсянка, и что у него есть пьеса о войне. Было бы грешно не воспользоваться случаем и не заехать к нему в гости.
Я сел на рейсовый автобус и поехал в эту Овсянку. Подошел к открытой калитке и вошел во двор. И вдруг услышал из окна женский голос:
— Витя, Витя, смотри, кто к нам приехал! Левочка к нам приехал! А ты все обижался, что он не едет и не едет.
И тут из дома в пижаме выбегает Виктор Петрович:
— Здорово! Что же ты так долго? А я смотрю на афише — Дуров приехал и почему-то не заходит. Давай, заходи!
Зашли в дом. Он представил мне свою жену Марью Корякину — тоже литератора. Марья вскоре оставила нас, сославшись на домашние дела.
Мы переговорили с Петровичем о том о сем, и он пригласил меня прогуляться по Овсянке, пока хозяйка готовит стол.
И я увидел те самые огороды, о которых он не раз писал в своих рассказах и воспел в «Оде русскому огороду»; посмотрел на дом, который Петрович поставил на свой первый гонорар старухе - погорелице; заглянул в тот подвал, куда отец сажал Витьку, заболевшего малярией, чтобы снять с него хворь. Бабушка, жалея внука, подсовывала туда ему шанежки. И когда Виктор отлежался после тяжелой болезни, он из последних сил поднял крышку погреба и вылез на свет Божий.
— Ну, жив, — сказал отец, увидев сына. — А раз вылез, живи дальше.
Потом Петрович рассказал о какой-то страшной траве, которая наступает на посевы, о траве, которой в Сибири никогда не было: бурьян со страшными колючками, которого боится даже клевер. Еще показал он мне умирающую от кислотных испарений заводов березовую рощу. С большой грустью говорил, как вырубаются лесные массивы, как река Енисей перестала быть рыбной рекой...
Печальный получился рассказ. И чтобы развеять писателя, я пригласил его с супругой на спектакль «Женитьба». А после спектакля я пригласил их и несколько актеров из труппы в свой гостиничный номер, где уже был накрыт стол, который венчал великолепный малосольный хариус.
— Вот, ребята, — оглядев нас, улыбнулся Петрович, — смотрю я на вас и вспоминаю свое детство, когда звуковое кино только начиналось. О жизни артистов мы в ту пору ничего не знали и знать — кто на ком женат и сколько получает — даже не пытались: артисты для нас были людьми неземными, дрались и умирали взаправду. И много споров, а то и потасовок требовалось нам, игарским детдомовцам, чтобы выяснить, как убитый командир, хоть бы его и сам Крючков играл, возник снова целый и невредимый?! Словом, были мы простофили-зрители. Мы и титры-то не имели привычки читать: артистов кино помнили чаще не по-фамильно, а в лицо. И с гордостью за свою глазастость и памятливость, сидя в темном, часто холодном кинозале, тыкали друг дружку в бока: «Помнишь бандюгу в «Золотом озере»? Он! А этот! в «Тринадцати» и в «Mopском посту»!» — «Точно!) Он всегда командиров играет...»
— И когда же вы освободились от этой «наивности»? — спросил кто-то из актеров.
— Не знаю. Пожалуй, не освободился и до сих пор. На то оно и искусство — в этом его тайна.
— Виктор Петрович, — спросил кто-то, — вы ведь поздно начали печататься? Ну, понятно, война...
— Если бы не война, — кивнул Петрович, — я начал бы писать лет на десять-двенадцать раньше. Я испытывал тягу к сочинительству с детства. Разумеется, тогда получился бы другой писатель: лучше или хуже — угадать уже никому не дано. Однако, вне всякого сомнения, тот, не испытавший ужасов войны, не насмотревшийся на кровь и слезы, писатель был бы мне гораздо приятней по той простой причине, что был бы он культурней, образованней, писал бы не об обесцененной и надломленной человеческой жизни, не о страданиях и горе, а о чем-то другом, более нужном человеку и природе, что в общем-то и соответствовало моему жизнерадостному и оптимистическому характеру, который хотя и сохранился в войну, однако понес неизбежные утраты, и они-то часто подминают под себя светлое видение мира. И тогда являются в жизнь и прозу раздражение, подозрительность, недовольство (прежде всего самим собой), порой и озлобленность — самый плохой помощник в писательской работе.
Никогда он ко мне ни с какими просьбами не обращался. Только однажды оператор Толя Заболоцкий, который тоже дружил с Петровичем, сказал мне:
— Лева, надо нам под Москву, в Хотьково, съездить
— Виктора Петровича отвезти к одной старушке, которую он считает своей второй матерью.
И мы с Петровичем поехали. В Хотькове быстро нашли ее дом, вошли во Двор и увидели роскошный огород. А когда открыли дверь в избу, почувствовали ни с чем не сравнимый аромат засушенного разнотравья. На кровати под одеялом слабо просматривалось худенькое тельце старушки, а на нас смотрели умные веселые глаза. Рядом, на подоконнике, стояла плошка с клубникой. Как потом мы узнали, соседи опекали старушку и ухаживали за ней. Она никуда не хотела уезжать и завещала после смерти и дом, и землю тем, кто ухаживал за ней.
Она стала вспоминать войну — как встречала эшелоны с ранеными, приносила солдатам грибы-ягоды. Казалось, они не могли наговориться с Петровичем. А потом тетя Сима (так звали старушку) неожиданно замолчала, а потом сказала:
— Вить, у меня ведь грех перед тобой... Помнишь, когда Маня привела тебя в дом, я сказала ей: «Что, ты не могла кого получше найти? Завалящего привела...»
Петрович засмеялся.
— Да я ведь все слыхал тогда.
Они посмеялись, а потом тетя Сима посерьезнела.
— Вить, я тут телевизор смотрела. Ну что ты все в драки ввязываешься! Вот ты написал рассказы, а они убить тебя грозятся.
— А чего мне бояться? — опять засмеялся Петрович. — Войну прошли — не боялись, а теперь я козлов всяких бояться должен? Я пишу о том, о чем не писать просто не могу. Ведь ты меня знаешь.
— Вот ты на каком-то съезде, что ли, выступил, всех генералов разозлил. Зачем?
Петрович все попытки тети Симы перевести разговор на серьезные темы сразу же пресекал, обращая все в шутку.
Наконец пришло время расставаться, и тут тетя Сима сказала:
— Вот ты знаешь, Вить, я уже устала жить — пора помирать. Смерть зову...
А Петрович так спокойно:
— А чего ты ее зовешь? Она и так вон бродит где-то рядом. Придет, придет, ты не волнуйся, будь спокойна.
Я был поражен, с каким спокойствием они рассуждают о жизни и смерти: она неизбежна, и чего тут попусту рассуждать! Я даже и не подумал о том, что для Петровича это была очень тяжелая встреча. В дверях он обернулся, отвесил ей низкий земной поклон и сказал:
— Когда-то еще встретимся? Будем надеяться...
Мы вышли и поехали в Москву. Дорогой Петрович стал рассказывать о войне. Вспомнил, как однажды они захватили немецкую батарею и решили из немецкой пушки открыть по немцам же огонь. А попали совсем не туда — по своей деревне! Оказалось, что у пушки был сбит прицел. Прибежали селяне и чуть этих горе -артиллеристов не избили. Кое-как воины объяснили, в чем дело.
А через некоторое время Петрович написал мне, что старушка скончалась.
После этого я долго не встречался с Виктором Петровичем. И тут мне позвонили и попросили подписать открытое письмо: местные власти отказали Астафьеву в персональной пенсии! Я был возмущен: как можно было отказать — и кому? Человеку, который столько сделал для страны и в войну, и в литературе, и в общественной жизни! Писателю, который уже признан классиком русской литературы!
Подумал: что же мы за люди?!
«Последний поклон» и вечный поклон
Книги Астафьева издают и читают
Сочинения Виктора Астафьева занимали лидирующее место в планах российских издательств последних лет. «ВАГРИ-УС» в 1998 году выпустил сборник «Обертон», в который вошли произведения писателя «Как хочется жить» и «Зрячий посох». В издательстве «Вече» в 1994 году выходил роман Астафьева «Прокляты и убиты» — первая часть «Волчья яма» и вторая часть «Последний плацдарм».
«Русская книга» в свою бытность «Советской Россией» издавала одну его книгу за другой: самая первая книга Виктора Астафьева вышла в этом издательстве в 1961 году — «Солдат и мать»; затем последовали «Поросли окопы травой» (1965), «Повести» (1969), «Перевал» (1975), «Повести» (1977), «Белогрудка» (1979), «Бабушкин праздник» (1982), «Рассказы» (1984), «Пастух и пастушка» и «Ясным ли днем» (обе — в 1989-м)...
Сейчас в «Алгоритме», сказал нам главный редактор П. Ульяшов, издать «Царь-рыбу» и «Последний поклон».
Вопрос об издании книг писателя, сообщил главный редактор С. Дмитриев, обсуждается в издательстве «Вече». Старые военные повести Астафьева хотел бы выпустить и «Современник»: вослед за книгами Е. Носова, ф. Абрамова, Ю. Нагибина в престижной «современниковской» серии «Золотое перо России» должны были выйти «Пастух и пастушка», «Звездопад», «Где-то гремит война». «Современник» обращался за подмогой к красноярскому губернатору, но тот отделался неопределенным ответом. Статьи и эссеистику писателя хочет издать главный редактор столичного издательства «Глагол» А. Шаталов.
Александр ЩУПЛОВ
Светлана МАКСИМОВА,
библиограф
Центральной городской библиотеки Волгограда:
— Когда в середине 70-х годов в нашей Центральной городской библиотеке появился роман «Царь-рыба», за ним выстраивались очереди читателей. Да и сейчас я как библиограф вижу, что Виктор Петрович Астафьев — самый читаемый современный русский писатель. «Царь-рыба» и «Печальный детектив» зачитаны, как говорится, до дыр, на них даже записываются... Вышла первая часть «Проклятых и убитых» — огромный спрос! Обидно, что наша библиотека получила всего 10 экземпляров. Опять очередь!
Людмила ДЗИГУНОВА,
заведующая отделом абонемента
Краснодарской краевой библиотеки
имени А.С. Пушкина:
— Так хочется перечитать всего Астафьева! Говорят, что сегодня читают мало, — это неправда. Во всяком случае в нашей библиотеке постоянно спрашивают «Царь-рыбу», «Последний поклон», «Печальный детектив»... И последний его роман «Прокляты и убиты» хотят прочесть, но у нас, к сожалению, его нет: библиотеки нынче на голодном пайке. Но я не о том... Читают Виктора Петровича и пожилые люди, и молодежь. Перебираю формуляры: студент, студент, учащийся... Уверена, и их дети будут читать Астафьева.
Надежда КУРСКАЯ,
библиотекарь из поселка Кедровый
Усть-Илимского района Иркутской области:
— У нас хоть и небольшая библиотека, но книги Астафьева не задерживаются на полках. В школьную программу включены «Царь-рыба» и «Конь с розовой гривой». Не только наша, все библиотеки в области ежегодно проводят читательские конференции по этим произведениям.
НАСТОЙЧИВЫЙ
ПРАВДОЛЮБЕЦ
КоммерсантЪ
1 декабря 2001 г.
Сегодня в Красноярской области, в поселке Овсянка, состоятся похороны Виктора Петровича Астафьева, который скончался в ночь со среды на четверг. Губернатор Александр Лебедь объявил 1 декабря днем траура.
Виктор Астафьев — писатель, завоевавший право называться патриархом современной словесности: он пользовался уважением и признанием не только у «старших», у «военных писателей», писателей-шестидесятников, но и у литераторов новых поколений. Пластичность его письма была признана многими авторитетными филологами. Так, оставаясь символом традиционности, Астафьев оказался одним из авторов модернистского сборника «Русские цветы зла»: составитель Виктор Ерофеев включил туда его шокирующий рассказ «Лидочка».
Несмотря на сходство тем — война, деревня, экология, преступность, — у Астафьева было свое место в звездном писательском ряду 1950-1990-х. Среди военных прозаиков Виктор Астафьев занял особую нишу: он одним из первых посмотрел на войну глазами не генералов, не лейтенантов, а простых солдат (не случайно название одной из последних повестей — «Веселый солдат»). Астафьев не совсем вписывался и в другую знаменитую обойму: Василий Шукшин, Василий Белов, Валентин Распутин. По словам литературоведа Станислава Рассадина, «звание «деревенщик», и без того условное, подходило к Астафьеву чем дальше, тем меньше».
Еще одно немаловажное для долгосрочного признания условие: в отличие от своих более молодых коллег Распутина и Белова, он, что называется, оставался в игре. Не удалялся от литературы в сторону публицистических выступлений, продолжал участвовать в литературном процессе. Его имя фигурировало в шорт-листах литературных премий — «Букера» и Аполлона Григорьева. В то же время он предпочитал светским раутам тихую жизнь в родных красноярских краях. Что тоже придавало его фигуре черты, необходимые для культового писателя, — сдержанную патриотичность и несуетность. Сложившийся образ не удалось подпортить даже недавним скандальным историям с писательской пенсией: местные коммунисты не захотели выплачивать ее не «в доску своему» автору.
Он был известен своей принципиальной строгостью в оценках и мнениях. Но эта строгость, распространяемая и на собственную работу, сформировала его оригинальное творчество. Сам Виктор Астафьев признавался, что «всю жизнь учился на писателя». Сначала освоив жанр рассказа, писатель обдуманно и постепенно шел к романной форме. «Сорокалетний опыт непрерывного, школярского усердия не прошел даром. Богом данное дарование помогло мне в обращении с материалом»., - писал он в очерке «Подводя итоги».
«Повышение» писательского ранга проходило постепенно. Начинал Виктор Астафьев, по его собственным словам, «как типичный областной писатель». Вернувшись с войны, а потом надорвавшись на тяжелой заводской работе, 27-летний крестьянский сын из села Овсянка наконец «угодил на легкую работу» — из цеха его перевели в вахтеры. Свой первый рассказ со знаменательным названием «Гражданский человек» (1951) он записал в журнал дежурств, вырванные страницы отдал в газету «Чусовой рабочий». Голос из уральской глубинки был услышан — произведения Астафьева через областные газеты и альманахи дошли и до Москвы. Вслед за несколькими сборниками рассказов появились принесшие известность повести «Перевал», «Звездопад».
С тех пор любое выступление Виктора Астафьева, будь то повесть на экологические темы «Царь-рыба» (1972-1975), «современная пастораль» «Пастух и пастушка» (1967-1989), роман о войне «Прокляты и убиты», вызывало неизменный интерес. Очередной всплеск всенародного признания пришелся на перестроечные времена. Астафьева прославил роман «Печальный детектив», где в духе времени резко обличались глубокие корни социальной преступности. Главный персонаж романа следователь-интеллигент Леонид Сошнин пользовался тогда среди читателей не меньшей популярностью, чем простонародный киногерой Глеб Жеглов.
Несмотря на тяжелую болезнь, Виктор Астафьев продолжал писать до самого последнего времени. Напечатанные в этом году в журнале «Новый мир» рассказы «Пролетный гусь» и «Связистка» раскрыли уже известного и почитаемого писателя с новых сторон. Виктор Астафьев нередко сожалел, что у него осталось не так много сил для воплощения задуманного. «Умер самобытный русский писатель, настойчивый правдолюбец» — такими словами проводил Виктора Астафьева другой великий русский прозаик Александр Солженицын.
Елизавета НОВИКОВА
Пожелание народу российскому
Из стенограммы
последнего интервью
ВИКТОРА АСТАФЬЕВА.
Интервью брал сценарист документального
фильма «Георгий Рерберг»
Игорь МАЙБОРОДА
— Хочу пожелать, чтобы все кончилось — всякий, значит, разброд. Напасти все на нашу страну и все. Чтоб никаких войн. Кончали чтобы войну в Чечне, и прочее, и прочее. Братоубийство всякое, значит, вот. Чтобы все трудились.
У нас пустует земля. У нас 50 процентов с лишним пахотной земли пустует, зарастает лес. Пожалуйста, бери! Все безработные могут найти работу, только работу тяжелую. Земляную, значит, вот грязную, всякое такое, то есть все ищут конторскую работу. Все хотят вот быть кинооператорами, кинорежиссерами, на бандурах бренчать, значит, кривляться на эстраде, значит. Где бы ни работать, лишь бы не работать. А настоящая работа есть. Здесь в Сибири или где-то.
Хотелось, чтобы ребятишек с детства приучали к труду. Государство рабочих и крестьян, сделавшихся однодетной семьей, выращивает барчуков, которых бабушка до восьми лет на салазках возит. До пятидесяти лет он норовит у родителей на шее сидеть, пока те не упадут.
Хочу, чтоб упорядочилась жизнь в России, чтоб упорядочил ее сам народ. Все ждут, вот когда Путин упорядочит, там, значит, вот какие-то еще правители... Нет, нет, нет. Везде, где жизнь в государствах налажена, налаживал сам народ, вот. Только этого и желаю. Разума и труда.
О ВИКТОРЕ АСТАФЬЕВЕ
...Только на поле боя обнаружил,
как красиво цветет картошка
Виктор Астафьев
Новая газета
3-5 декабря 2001 г.
И пусть помолчат глупцы
Умер Виктор Петрович Астафьев.
В этот же день, 29 ноября, 19 лет назад умер Юрий Казаков.
Случайность?
Астафьева я ставлю рядом с Казаковым по пронзительности и честности прозы, а это для меня — главное.
Уверен, что Виктор Петрович не возражал бы против этого сопоставления, ибо знал цену всему истинному.
Для меня главное и в том, что он был Солдат. Потому я стоял и стою перед Астафьевым по стойке «смирно».
Мое поколение не воевало, но мы многое испытали. Выжили благодаря воевавшим и сибирякам, которые приютили нас, полуживых ленинградцев, в середине войны.
А сам он благодаря чему выжил?
«Жизнь доказала, что даже на войне настоящий человек не теряет своего облика и начинает понимать мир, ценить жизнь дороже, любить родную землю и понимать природу глубже. Я, например, только на поле боя обнаружил, как красиво цветет картошка. Лежал как-то под обстрелом на картофельном поле и пытался «отвлечься», стал рассматривать листок картошки. И таким он мне показался красивым, и так мне захотелось жить, что я... выжил!»
Выжил Астафьев для того, чтобы рассказать правду о войне. Нелегкую эту задачу он выполнил. И пусть помолчат глупцы...
А правду о любой войне и сегодня общество знать не хочет. И поэтому по-прежнему гибнут молодые люди на земле, где картошка не родится...
Когда-то давно Виктор Петрович надписал мне свою книгу «След человека»:
«В память о нашей земле — доброй и жестокой, и все-таки самой прекрасной, потому что нет ее родимее».
Я никогда не забуду нашу последнюю встречу. И ту гордость, с которой он показывал мне свою Овсянку. С примесью горечи была эта гордость...
Достойный след оставил Виктор Петрович Астафьев на нашей земле. Помнить об этом — наш долг.
Виктор КОНЕЦКИЙ
Уроки прямоты
Год назад, 5 декабря 2000 года, пришло долгожданное письмо из Красноярска от Виктора Астафьева:
«Ладу и складу вам в жизни, Александр Михайлович и Валентина, да чтобы вокруг просветлело хоть немного.
Повод написания вам возник после прочтения статьи о фильме вашего зятя Алексея Германа. Сам фильм я не видел. Болел. Но прочел о нем много, и в основном чепухи. А вот наша провинциальная бабенка написала о фильме, как мне кажется, толково, хотя «папу Юрия» зря припутала. Он хоть талантливый был, и то слава богу.
С болью и кровью обдирается об нас и на нас так называемый советский человек. А с какой болью достается это мне, увидишь в новых рассказах, которые я сочинил после тяжелого инфаркта.
Перечитал я недавно речь Камю при вручении ему Нобелевской премии и еще раз подивился, как мы плотно ограждены от лада и склада писателей умных, не менее нас скорбящих о судьбах человечества. Я еще очень люблю Джима Корбетта - человека благородного и великого в моих глазах.
Побольше бы таких рожала земля, тогда бы и не пришлось спорить нашей критике об идеальном герое».
Трудные дни пришли В наш дом, Виктор. Велика наша скорбь. Велика и надежда на преподанный тобою урок прямоты и отваги.
Александр БОРЩАГОВСКИЙ
УМЕР ВИКТОР АСТАФЬЕВ
Профиль. № 45 3 декабря 2001 г.
В ночь с 28 на 29 ноября умер Виктор Астафьев — один из самых крупных русских писателей второй половины XX века.
Он родился 1 мая 1924 года в крестьянской семье в селе Овсянка Красноярского края. Совсем юношей ушел на фронты Великой Отечественной и вернулся со многими ранениями и наградами, среди которых была и медаль «За отвагу».
После войны работал сцепщиком поездов, слесарем, подсобником, но вскоре начал писать, и уже в 1951 году первый его рассказ - «Гражданский человек» — напечатала газета «Чусовской рабочий».
Но настоящая всесоюзная слава пришла к Астафьеву в 60-70-е годы, когда стали одна за другой появляться его повести: «Звездопад» (1960), «Кража» (1966), «Где-то гремит война» (1967), «Пастух и пастушка» (1971), «Последний поклон» (1968-1975), «Царь-рыба» (1976). Это было время расцвета «деревенской прозы», имя Астафьева называлось тогда в ряду таких писателей, как Василий Белов, Валентин Распутин, Борис Можаев. Но Астафьев, хотя и отдал дань «почвенничеству» в своих повестях, стоял всегда наособицу — не было в его произведениях ни утопизма, ни идеализации старой русской деревни. Зато был жесткий, беспощадный социальный анализ, сочетавшийся с неповторимой оригинальностью стиля.
Практически каждое произведение Астафьева вызывало общественную полемику. Поэтому он, в отличие от других «деревенщиков», органично вписался и в новую эпоху. Такие его вещи как «Печальный детектив» (1986), «Зрячий посох» (1988), «Прокляты и убиты» (1993-1994), «Так хочется жить» (1995) отразили устремление общества к правде, какой бы жестокой она ни была.
Особенно характерен в этом смысле автобиографический роман о войне «Прокляты и убиты», где Астафьев показал, какая чудовищная цена была заплачена за Победу, сколько жизней было напрасно загублено бесчеловечным государством. Этот роман вызвал волну возмущения в коммунистической и националистической прессе: Астафьева обвиняли чуть ли не в том, что он клевещет на советскую историю, что он продался новым властям. На самом деле Астафьев очень дорожил своей независимостью от власти и всегда старался даже жить подальше от Москвы — в Красноярске, Вологде, в родном селе Овсянка.
Астафьев — лауреат множества литературных и государственных наград. Он Герой Социалистического Труда (1989), кавалер орденов Красной Звезды, Дружбы народов, ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени, лауреат двух Государственных премий СССР (1978, 1991) и одной Госпремии РСФСР (1975), Государственной премии РФ (1995) и премии «Триумф» (1994), почетный гражданин Красноярска и Игарки.
Но главной наградой для любого писателя всегда было признание читателей, и как раз этим творческий путь Астафьева был отмечен в высшей степени: несмотря на возраст и болезнь, Астафьев продолжал писать, и последние его рассказы, опубликованные в начале этого года, вызвали неподдельный читательский интерес.
Виктор Петрович Астафьев завещал похоронить его в родном селе Овсянка.
СМЕРТЬ СОЛДАТА
Книжное обозрение
3 декабря 2001 г.
29 ноября умер Виктор Астафьев. Ему шел 78-й год. Современную русскую словесность невозможно представить без таких книг как «Царь-рыба», «Пастух и пастушка», «Последний поклон», «Прокляты и убиты». И все же главное, что оставил нам Виктор Петрович, — пример собственной жизни. Он родился в семье крестьянина. Рано осиротел. Ушел на фронт простым солдатом, попал в самую мясорубку, был тяжело ранен. Писать начал в конце 40-х — из протеста против «лакировочной» литературы о войне. Первый рассказ «Гражданский человек» опубликовал в 1951 году, причем больше всего его заботило, чтобы «Все было, как было».
Критики долго причисляли его к «деревенщикам». Астафьев и в самом деле не любил большие города — и последние годы прожил в родной Овсянке. Но ведь Россия не из столиц состоит, и простой человек точнее виден вдали от их тени.
Астафьев обладал редким в наши дни качеством: он умел не отводить взгляд. Он видел мир во всей его наготе, красоте, безобразии и грязи. Его лирика беспощадна, а кошмары — прекрасны. Потому что такова правда, следовать которой писатель считал высшим своим долгом. И советскую власть не жаловал за то, что та правду предпочитала прятать.
Астафьева уважали все: он не дал себя втянуть ни в какие политические и писательские распри. Но его слово жгло слишком многих, особенно в последние годы, когда Виктор Петрович наконец сказал о войне то, что никто не хотел о ней помнить. За эту верность истине многие его люто ненавидели, мстили мелко и подло. Нынешним летом законодательное собрание Красноярского края, в котором преобладают леваки, решило не поднимать писателю и без того небольшую пенсию. Свою позицию депутаты объясняли «антипатриотичностью» Астафьева, речи при этом звучали самые подлые. В конце сентября уже совсем больной писатель (здоровье было подорвано напряженной работой над сборником рассказов) обратился к депутатам с просьбой оставить его в покое. Свою любовь к отечеству он доказал кровью и книгами. Депутаты вняли рассудку, но было уже поздно. Старый солдат держался до конца, но сил не хватило.
***
— Ушел писатель огромной силы, — сказал корреспонденту «КО» известный критик и литературовед Лев АННИНСКИЙ. -В современной литературе Астафьев занимал уникальное место — между Солженицыным и либералами. Очень странное место, а в последние годы даже парадоксальное. Ведь Астафьев — писатель, внутренне связанный с глубинной, почвенной Россией, — отказался стоять на крайнем фланге почвенного направления и в глазах почвенников слыл либералом. Хотя на самом деле он был просто голосом глубинной России. В последние годы, когда интерес к книгам в целом упал, Астафьев вызывал какой-то болезненный интерес — видимо, потому, что был объектом полемики и держал очень независимую позицию.
— Какая его книга, на ваш взгляд, лучшая?
— Мне очень близок последний его роман — «Прокляты и убиты». Там судьба новобранцев сливается с судьбой зэков.
— Будут ли читать книги Астафьева в XXI веке?
— Это никогда невозможно предсказать, это всегда как чудо. Может быть, «Царь-рыбу» будут перечитывать, и вообще все его экологические, «зеленые» повести. А может — «Пастуха и пастушку» и те его вещи, где чистая душа воспаряла над грязью реальности. А грязь он знал страшно. Он знал ее как следует. И он эту «пахоту» вывернул наружу— и в «Печальном детективе», и в других крупных вещах. Он показал, что зло и добро коренится не в белых или красных, а внутри самой народной реальности.
ПОСЛЕДНИЙ ПОКЛОН
Похороны В.П. Астафьева
Красноярский рабочий
4 декабря 2001 г.
В первый день зимы, под морозным пронзающим ветром тысячи осиротевших красноярцев пришли проститься со своим великим земляком.
С утра до полудня нескончаемый людской поток тянулся мимо гроба с писателем, установленного в краеведческом музее под иконой Преображения Господня. В почетном карауле сменяли друг друга известнейшие люди края и России: представитель президента Леонид Драчевский и губернатор края Александр Лебедь, председатель Законодательного Собрания края Александр Усе и глава города Красноярска Петр Пимашков, известные писатели Владимир Крупин и Роман Солнцев, популярные артисты кино и театра Кирилл Лавров и Алексей Петренко. Среди тех, кто пришел отдать последний поклон Астафьеву, было много приезжих — из Иркутска, Новосибирска, Москвы, Питера. Правда, писателей среди них было маловато. Особенно жаль, что не смогли приехать ни Александр Солженицын, ни Валентин Распутин, ни Василий Белов.
Кое-кто выражал недовольство, что прощание устроили в музее, а не в Большом концертном зале краевой филармонии — там, мол, было бы и куда удобнее, и прославленный наш симфонический оркестр смог бы разместиться, а не только детский хор... Не берусь судить. Как мне показалось, организовано все было вполне пристойно, без суеты и явных накладок. Главное — люди смогли проститься с любимым писателем.
Все, кто хотел, смогли проводить Астафьева и в последний путь, в его родную Овсянку. Всем желающим хватило места в автобусах траурного поезда.
По причине большого скопления народа отпевание прошло не в ограде овсянского дома, как завещал Астафьев, а в деревянном храме, построенном благодаря его настояниям. Вместе со священниками пел и артист Алексей Петренко. И долго над притихшей в скорбном молчании Овсянкой раздавался поминальный звон колоколов.
Похоронили Виктора Петровича, как он и просил, на овсянском кладбище, рядом с могилой дочери Ирины, в морозном тумане застыли березы и ели, падал мелкий колючий снег. Сотни людей стояли, не замечая студеного ветра, мужчины — сняв шапки, и слезы замерзали у многих на щеках...
Среди тех, кто пришел проститься с писателем, были самые разные люди — старики и дети, представители творческий интеллигенции и простые работяги и односельчане Астафьева, студенты и домохозяйки. Были люди разных политических взглядов и пристрастий, те, кого в иной ситуации трудно было бы представить вместе. Как верно заметил Кирилл Лавров, своей смертью Астафьев примирил всех нас. Об этом же позднее, за поминальным столом, говорили и писатели Роман Солнцев и Владимир Крупин, представляющие разные, еще недавно противоборствовавшие, творческие союзы. В словах Владимира Крупина слышались даже ноты покаяния, горького сожаления о былых своих неосторожных высказываниях, произнесенных в пылу полемики. Он признал, что в конечном итоге жгучая правда Астафьева оказалась сильнее всех мелочных обид и распрей.
Многие из выступавших говорили об Астафьеве-человеке, о его простоте и юморе, о его страстной и неуемной любви к жизни во всех ее проявлениях. А вдова писателя, Мария Семеновна, рассказала о том, как хотел он написать свою последнюю повесть о собаке — «Приключения Спирьки», как говорил: «Она вся у меня в голове готова!» Но писать после инсульта ему было трудно («Мысли опережают руку!»), а на диктофон записывать не привык. Так эта повесть и осталась незаконченной...
Трудно будет нам без Астафьева. Будем, конечно, перечитывать его книги. Но уже сейчас многие осознали, как велико было значение его живого присутствия. Даже не задумываясь над этим, красноярцы жили с постоянной оглядкой на Астафьева, на его прямое мнение, на его пусть в шутку брошенное резкое, не лукавое слово, даже на его укоризненное молчание. Доморощенные словоблуды-геростраты теперь уж вовсю распояшутся — никто, как Астафьев, не сможет пригвоздить их презрительным словом. Воспрянут и графоманы, и мнящие себя гениями борзописцы — без Астафьева им легче будет убеждать себя и других в собственной гениальности. Окончательно обнаглеют и временщики-политиканы, стремящиеся превратить Сибирь в подвластную им колонию...
На кого вы покинули нас, Виктор Петрович?
Эдуард РУСАКОВ
Писатели Сибири, члены редколлегии и постоянные авторы красноярского литературного журнала «День и ночь», основанного с благословения Виктора Петровича Астафьева, журнала, объединяющего нас, скорбят о смерти великого русского писателя, нашего друга, нашего наставника. Мы всегда будем помнить наши светлые встречи, Виктор Петрович, у Вас на родине, в легендарной Овсянке...
С низким поклоном
Георгий ГРАУБИН
(Чита),
Роальд ДОБРОВЕНСКИЙ
(Хабаровск — Рига),
Сергей ДОНБАЙ
(Кемерово),
Александр КАЗАНЦЕВ
(Томск),
Анатолий КОБЕНКОВ
(Иркутск),
Александр ЛЕЙФЕР
(Омск),
Евгений ПОПОВ (Красноярск — Москва),
Геннадий ПРАШКЕВИЧ (Новосибирск),
Илья ФОНЯКОВ (Новосибирск — Санкт-Петербург),
Марк ЮДАЛЕВИЧ (Барнаул),
Николай ШАМСУТДИНОВ (Тюмень),
Виктор САМУИЛОВ
(Норильск),
Вадим МАКШЕЕВ
(Томск),
Юлия ЛАВРЯШИНА
(Кемерово),
Александр СИЛАЕВ,
Татьяна ДОЛГОПОЛОВА,
Елена СЕМЕНОВА,
лауреаты фонда им.
Астафьева
(Красноярск),
Наталья АХПАШЕВА,
Алексей КОЗЛОВСКИЙ
(Хакасия),
Геннадий МАШКИН,
Федор БОРОВСКИЙ
(Иркутск),
Владимир БАЛАШОВ
(Саяногорск),
Анатолий ТРЕТЬЯКОВ,
Александр
АСТРАХАНЦЕВ,
Владилен БЕЛКИН,
Алитет НЕМТУШКИН,
Сергей КУЗНЕЧИХИН,
Дмитрий ЗАХАРОВ,
Ирина БАХТИНА,
Виктор БАХТИН,
Павел РОВЕНСКИЙ,
Наталья СЛИНКОВА
идр.
Мы понесли невосполнимую утрату. Ушел из жизни дорогой и близкий всем нам человек. Человек, который многие годы был олицетворением всего сибирского, русского, родного. Любовь и доброта этого человека навсегда останутся в наших сердцах.
Коллектив, руководство Красноярской угольной компании глубоко скорбят и выражают свое соболезнование родным и близким Виктора Петровича Астафьева. Низкий поклон Вам, Виктор Петрович! Пусть земля будет Вам пухом.
От коллектива
Красноярской угольной
компании В.А. ГУСЬКОВ,
генеральный директор КУК,
Ф.И. ГАЛЬЧЕВ,
председатель совета
директоров КУК
Администрация города Енисейска выражает глубокое соболезнование по случаю кончины выдающегося писателя Виктора Петровича Астафьева.
Виктор Петрович любил бывать в нашем старинном городе, неоднократно признавался в особой любви к Енисейску, находил для этого свои неповторимые слова и интонации.
К чувству гордости за писателя, земляка, поборника великой нравственной идеи, продолжателя гуманистических традиций русской литературы примешивается огромное чувство невосполнимой потери и горечи.
Светлая память о Викторе Петровиче Астафьеве, чьи произведения наполнены добротой и любовью к простому человеку, навсегда останется в сердцах енисейцев.
И.Н. АНТИПОВ,
зам. главы Енисейска
Всегда рядом
Персональную корпоративную пенсию, которая ежемесячно выплачивалась Виктору Петровичу Астафьеву компанией «Русский алюминий», после смерти писателя будет получать его вдова Мария Семеновна Астафьева-Корякина.
Как отметил представитель компании «Русский алюминий» Николай АШЛАПОВ, несправедливо отказать в помощи самому близкому человеку и другу Виктора Петровича. Напомним, что решение о выплате персональной корпоративной пенсии В.П. Астафьеву руководство «Русала» приняло в июле этого года.
В компании «Русский алюминий» сочли, что литератор с мировым именем, прошедший войну фронтовик имеет заслуженное право на дополнительную материальную помощь.
ПРОЩАНИЕ
С ВИКТОРОМ
АСТАФЬЕВЫМ
И жизни нет конца,
и мукам краю.
Петрарка
Вечерний Красноярск 4 декабря 2001 г.
Последний поклон
В субботу Красноярск прощался с великим русским писателем Виктором Петровичем Астафьевым.
Печальная вереница растянулась на несколько сот метров — от улицы Перенсона до краеведческого музея, где проходила скорбная процедура прощания с Виктором Петровичем. Восемнадцать тысяч человек пришли проводить в последний путь нашего великого земляка. Несмотря на морозный ветер с Енисея, люди шли отдать последний поклон самому русскому писателю современности.
В двенадцать часов состоялся краткий траурный митинг. Виктор Петрович завещал, чтобы много в эту минуту не говорили. Выступили со словами прощания пять человек: губернатор Александр Лебедь, полномочный представитель президента России Леонид Драчевский, глава Красноярска Петр Пимашков, председатель ЗС края Александр Усе и народный артист СССР Кирилл Лавров.
После траурного митинга скорбная процессия из десяти автобусов направилась на родину писателя, в Овсянку. Согласно завещанию Виктора Петровича, гроб с его телом пронесли по улицам Овсянки, остановились у «ворот бабушкиного дома и старого овсянского кладбища».
Сейчас возле старого кладбища стоит часовня, там и отпевали Виктора Петровича.
Похоронили великого писателя на Майской пашне, кладбище в трех километрах от Овсянки, рядом с могилой его дочери Ирины. Мир праху Виктора Петровича...
УЛЬЯНОВ,
БОРИСОВА,
СОСНОВСКИЙ,
ЯКОВЛЕВ,
ЛАНОВОЙ,
МАКСАКОВА
И ВСЕ ВАХТАНГОВЦЫ:
Ушла совесть русского народа, ушел человек, кому верили все, ушел человек, который ни разу не покривил душой, а это было очень просто, замолк голос, выражающий думы и боль народа, ушел великий писатель, книги которого вошли на века в русскую литературу, в ряд бессмертных художников. Низко склоняем головы.
Константин
ВАНШЕНКИН:
Его кончины можно было ожидать, и все-таки она неожиданна. Смутно верилось: может быть, он удержится и на этот раз, и на этом, уже смертном, рубеже. Но, видно, есть предел и астафьевскому жизнелюбию и упорству.
Это был настоящий солдат — битый, стреляный, неунывающий, веселый и печальный, сердечно добрый и по-настоящему злой, порой грубый. Все в нем было. Он цеплял читателя, что называется, за живое. Не все его принимали, и это естественно, — он был ни на кого не похож в нашей прекрасной литературе о былой страшной войне. Ведь, кроме общей, война у каждого была еще и своя.