А. Мерцалов. Вологодская старина(2)

      Подведя общий итог числу дворов в городе и на посаде, найдем, что их было 1169, кроме келий; исключив отсюда 159 пустых, получим 1010 жилых дворов, в которых по писцовой книге значится 1133 человека домохозяев и дворников. Таким образом оказывается, что из 1010 обитаемых дворов только в 123 находилось по два жильца, в остальных же 887 жило лишь по одному человеку. Но, разумеется, составители писцовой книги принимали в счет только домовладельцев или лиц, их заменявших, не обращая внимания на их семейства, потому что поголовное перечисление населения могло быть предметом переписной, но не писцовой книги. Если же принять, что в каждом жилом дворе помещалось семейство, состоявшее средним числом из 4 душ обоих полов, то мы найдем, что общее количество населения тогдашней Вологды было 4440 человек, или вернее около 5000. Это, конечно, немного для торговаго города, но не надо забывать, что это было вскоре после литовскаго разоренья, когда 374 дворовыя места стояли еще «пусты» и из них 247 не имели даже хозяев.
      III.
      Число церквей в город и на посад. Софийский собор. Двор архиепископа. Устройство церквей, внутреннее их убранство, утварь. Белое духовенство: состав церковных причтов, их содержание. Число дворов Белого духовенства. Монастыри и черное духовенство; монастырские дворы. Архиепископские служилые люди; монастырсые и архиепископские крестьяне и бобыли; число людей и дворов.
      Вологда того времени была обильна церквами, что, с одной стороны, свидетельствует о религиозности ее жителей, столь свойственной вообще нашим предкам, а с другой — указывает на существование в городе зажиточных людей, которые встарину отличались любовью к созиданию и украшение храмов, под сенью коих они и потомки их находили вечное упокоение.
      В городе было тогда 15 «ружных» церквей и собор, на посадах находились 39 приходских, три ружные и две пустые церкви, — всего же в городе и на посаде было 60 храмов. До литовского же разорения их было гораздо более; на это указывает то обстоятельство, что в описываемое время на посаде было 21 церковное место. Часть стоявших на этих местах церквей, вероятно, сгорела в пожаре 1612 года, а другие пришли в ветхость и «зарушились» (по выражению того времени) вследствие малочисленности и бедности прихожан.
      Соборная церковь, как выше упомянуто, построена Иваном Грозным и посвящена Софии — Премудрости Божии[1]. Это был единственный каменный храм в тогдашней Вологде о пяти главах, покрытых белым железом. Кроме главного алтаря, в немъ были пределы во имя Усекновения Главы Иоанна Предтечи и во имя Феодора Стратилата.

      В главном пределе, по правую сторону царских дверей, помещались пять местных образов; из них первые четыре (Софии-Премудрости Божии, Живоначальные Троицы, Спасителев и Неопалимые Купины) были в серебряных ризах с разными, золочеными веънцами; внизу образов находились богато-украшенные пелены из бархата и атласа, а перед иконами стояли свечи, расписанные разными красками. Последним местным образом, на правой стороне был образ Пророка Ильи без ризы, пелены и свечи. По левую сторону царских дверей находилось также пять местных икон, из коих три первые (Успения Пресв. Богородицы, Софии-Премудрости Божии и О Тебе радуется) имели серебряный ризы с золоченными вйнцами, но без пелен ц свечъ, а два последние образа (Преч. Богородицы и Богородицы Одигитрии) не имели и риз. Над местными иконами, во втором ряду иконостаса, помещались изображения праздников, в третьем — пророков, в четвертом — праотцев по 25 икон в ряду, писанных на золоте, а вверху иконостаса находились деревянные резные и золоченные изображения Херувимов и Серафимов; перед иконами стояли деревянные, отчасти золоченные, а частью высеребренные подсвечники и висели два медных паникадила; из них одно большое о 9-ти шандалах в ряду; подвескою ему служило яйцо «струкофомилово» в медной оправе, с шелковой кистью, изукрашенной зодотом и серебром. Столбцы иконостаса были высеребрены. Стенной живописи в соборе в то время не существовало, и лишь на правом и левом столпах было повешено нисколько образов. Пред царскими вратами помещался амвонъ деревянный, с разными вызолоченными столбцами; у правого столба стояло каменное архиепископское место, а над ним несколько образов; на левой стороне находились гробницы архиепископов Вологодских под покровами, шитыми по бархату золотом и серебром, а над ними висели 9 образов в серебряных ризах. В алтаре престольная одежда была спереди из узорчатаго бархата, а сзади и по сторонам из желтой камки; на престоле — крест и евангелие, серебряные, вызолоченные; крест кроме того украшен драгоценным камнем и осыпан жемчугом. На жертвенники служебные сосуды были оловянные, но в ризнице имелись и серебряные сосуды, употреблявшиеся, вероятно, в большие праздники. Вообще ризница собора была довольно обильна священными облачениями и разнаго рода церковной утварью. Так, встречаются ризы из серебрянаго атласа с золотыми разводами, расшитые шелками, а также из персидской камки темно-краснаго цвета с желтыми цветами, с оплечьем из рытаго бархата. В книгохранительнице имелось значительное число богослужебных книг, большею частью печатных.
      Иконостасы въ предвдахъ были гораздо менве изукрашены: в них не было ни одной иконы в ризе, — все на золоте и на краске, причем в пределе Феодора Стратилата иконы оказались даже ветхи; престольные одежды были из лазоревой крашенины, а осеняльные кресты — деревянные, золоченные.
      Против соборной церкви находился двор архиеппскопа[1], в который вели двои ворота: одни растворныя, другие одинокие, т. е. с одной воротницей; у них вереи и столбы были точеные а над воротами возвышались три шатра, покрытые чешуею, и стояли образа, как с внешней, так и с внутренней сторон.

_________________
      При собере имелась деревянная колокольня, рубленная осьмериком т. е. о восьми стенах, с шатровым верхом, крытым чешуею. В колокольне были устроены двои «полати», т. е. площадки и три лестницы. Колоколов было одиннадцать: 2 больших и 9 средних и малых, вес которых не обозначен; здесь же стояли часы.
      Переходя к обзору Вологодских церквей, необходимо заметить, что встарину на Руси церкви строились большею частью деревянныя и преимущественно на два образца — «клетски» и «шатром»; по крайней мере эти две архитектурные формы чаще других упоминаются в памятниках старины. Слово «клетски» происходит от клеть и указывает на то, что церкви, устроенный по этому типу, срубались в виде клети; это была простейшая форма зодчества, тогда как шатровая была более сложна, вычурна и болъе красива, за то и постройка таких церквей стоила, конечно, гораздо дороже.
      Вологодские городовые и посадские церкви были все деревянные и большей частью построены клетски, шатровых было очень мало. Значительная часть церквей были теплый и при каждой имелась колокольня. Для ознакомлетя с внутренним убранством церквей и утварью, которые вообще были довольно однообразны, возьмем церковь во имя св. Бориса и Глеба, которая ни чем не отличалась от других и может почесться рядовою.
      В церкви образ местный Бориса и Глеба на золоте, венцы и гривна[1]—золочены по левкасу; местные образа Николая Чудотворца, Спасителя и Богородицы Одигитрии —на красках; над ними в иконостас семь образов, писанных на празелени[2]; царские двери, столбцы и сень — тоже на празелени, на северной двери изображение благоразумнаго разбойника — на краске. В алтаре за престолом помещался образ Богородицы Одигитрии на краске, а над жертвенником — образ Похвалы Богородицы на празелени; при церкви имелись следующие книги: апостол псалтирь, минея общая, трефолой и шестодневец — все письменные. На колокольне было два колокола, весом в 30 гривенок[3].

      1 Гривны – разных форм и металлов подвески у икон.
      2 Празелень – земляная, синевато-зеленая краска.
      3 Гривенка равнялась ? фунту.
________________
      Для более полного ознакомления с состоянием церквей того времени, приведем здесь также описание церкви Пречистыя Богородицы Ризы Положение, построенной после пожара в 1605 году священником оной Павлом в 1607 году. Замечательно, что церковь эта в литовское разорение уцелела со всем строением «которое было государева жалованья», именно царя Ив. Вас. Грозного. Это обстоятельство ставит названную церковь в несколько исключительное положение относительно убранства и утвари, а потому ее надобно принимать за образец богато-устроенных приходских храмов того времени. Местные образа Спасителя и Божией Матери обложены серебром; другой местный же образ Богоматери обложен серебром; венец, ожерелья и серьги жемчужные; пелена темно-красного бархата с жемчужным крестом; местные иконы: Иоанна Феолога, Иоана Предтечи и Вознесения Христова — в окладах (какого металла не сказано); другой образ Вознесения — обложен серебром; последующие местные иконы были уже без риз, таковы: Положение Ризы Богородицы, Рождество Христово и Успение Богородицы, но с жемчужными венцами и ожерельями, а образ Вознесения с серебряным венцом, Спасителя, Положение Ризы Богородицы (другой), Божией Матери и Косьмы и Дамиана — просто на краске. В верхних ярусах иконостаса было 9 образов на золоте; царские двери, столбцы и сень на золоте же. В алтаре на престоле — крест осеняльный обложен серебром; евангелие литовской печати с серебряными евангелистами на доске; за престолом — крест выносной и образ Богородицы на краске. Служебные сосуды — оловянные, водосвятная чаша и кадило — медное. Ризница была бедна: две ризы — и те ветхи. Богослужебные книги были те же, что и в церкви св. Бориса и Глеба, с тою лишь разницей, что здесь большинство их было печатные.
      Обозрение церковных причтов и средств их содержания начнем с собора, при котором состояли: протопоп, протодьякон, ключарь, 5 священников, 4 дьякона и 2 пономаря. Им полагалось государево жалованье (годовые руги): протопопу денег 30 рублей и 100 четвертей хлеба — ржи и овса пополам в год; протодьякону, ключарю и священникам по 12-ти рублей и по 40 четвертей хлеба каждому; дьяконам по 10-ти рублей и по 30-ти четвертей хлеба на человека, а пономарям по 2 рубля и по 20-ти четвертей хлеба каждому. Церковному сторожу (их при соборе было 6 человек) давалось по рублю денег и по 12-ти четвертей хлеба; просвирне за печение просфор —2 рубля и 12 четвертей. На просфоры положено было в год 12 четвертей пшеницы и 8 алтын 2 деньги на соль, а на свечи шло 2 пуда воска. Кроме того соборный причт пользовался доходами с пожалованного царем Иваном Грозным рыболовного Воскресенского уезда на р. Сухоне и пожнями в Вологодском уезде на Верхней Сухоне в шести наволоках, которые пожалованы были Софийскому собору царем Михаилом Федоровичем в 1625 году.
      Относительно содержания причтов, городские и посадские церкви делятся на два разряда: «ружныя» и «приходныя». При первых причт содержался на государево жалованье, дававшееся в виде годовой денежной и хлебной руги, а вторые содержались на счет прихожан, т. е. платою за требоисправления и другими сборами, денежными и натурой, как это в обычае и теперь при сельских церквях. Все городские церкви были ружные; посадские, за исключением 3-х, были все приходные. Что касается состава причтов, то он был неодинаков, что, конечно, зависело от числа прихожан и от значения самой церкви. Два священника, , дьякон и пономарь—вот наиболыший состав причта; священник, дьякон (иногда вместо него дьячек) и пономарь — средний, священник и пономарь — наименьший, но были некоторые церкви, впрочем немногие, где служил только один священник. Количество получаемой причтом руги было также неравномерно. Напр., при городской церкви Воскресения Христова, где. был наиболыший состав причта, священник получал в год 10 рублей деньгами и 30 четвертей хлеба, дьякон 7 рублей и 24 четверти хлеба, а пономарь 1 рубль и 12 четвертей хлеба;
      при церкви же Благовещения Преч. Богородицы, где был тот же состав причта, священник получал только 6 руб. и 24 четверти хлеба, дьякон—4 рубля и 18 четвертей хлеба, а пономарь — одну полтину деньгами и 8 четвертей хлеба. Одинаковое число причта давало бы возможность заключать о тождественности экономического положения, между тем на самом деле в этом отношении была значительная разница, обусловленная, вероятно, неодинаковым значением этих церквей: одна уважалась почему-либо более, другая менее. У церкви Положения Ризы Богородицы, со средним составом причта, священник получал 4 рубля и 24 четверти хлеба, дьякон — 2 рубля и 18 четвертей хлеба, пономарь — полтину и 6 четвертей хлеба. Между тем у церкви Казанской Божией Матери, при одинаковом составе причта, священник получал 6 рублей в 24 четверти хлеба; дьякон — 4 рубля и 18 четвертей, пономарь — рубль и 12 четвертей. При церкви Воскресения Христова, что на Ленивой площадке, единственный член причта — священник получал в год деньгами 10 рублей и доходы с пожни Змеицы в Вологодском уезде. Земельные дачи встречаются в пользовании причта нескольких церквей, так они были при церкви Богоотца Иоакима и Анны, Николая Чудотворца «Великорецково» и Похвалы Богородицы. Из сопоставления приведенных данных оказывается, что в то время годовое жалованье священника доходило от 4-хъ до 10-ти рублей деньгами и от 24-х до 30-ти четвертей хлебом, дьякона — от 2-х до 7-ми рублей и от 18-ти до 24-х четвертей, а пономаря — от полтины до рубля и от 6-ти до 12-ти четвертей.
      Священнических дворов в городе было 24 обитаемых и 6 пустых, дьяконских 10, пономарских 2, 2 же — вдов священника и дьякона и одно дворовое место дъячково; на посаде священнических дворов было 32, дьяконских 3, дьячковских 3 и 5 пономарских; кроме того дворовых мест: 21 священническое, 2 дьяконских и одно пономарское. Всего же в городе и на посаде 62 двора принадлежали священникам и из них были обитаемы 56; 13 принадлежали дьяконам, 10 причетникам и 2 вдовам духовных лиц, что составит 81 обитаемый двор лиц духовного звания, за которыми кроме того состояли 25 дворовых мест. Из этого видно, что священники, как лица, наиболее обеспеченные в экономическом отношении, почти все имели свои дворы, чего нельзя сказать о дъяконах и причетниках, которых, конечно, было гораздо более, чем священников, а между тем число дворов их вдвое менее числа дворов, принадлежавших первым: значит, половина причетников должна была помещаться в чужих домах.
      Земельное пространство дворов священнических и причетнических было далеко не одинаково. Вообще нужно заметить, .что дворы в городе были теснее, чем на посаде, и что размер двора не всегда соответствовал рангу хозяина, так что иногда у священника он был менее дьяконского. Привожу здесь несколько цифровых данных. Двор соборного протопопа имел в длину 11, поперек 163/4 сажень[1]; двор священника Дмитриевской Наволоцкой церкви — в длину 23, поперек 9 сажень; двор соборного дьякона — в длину 12, поперек 15'сажень; двор Преображенского дьякона — в длину 71/2, поперек 4 1/2 сажени. Эти дворы были в городе, а вот размеры дворов на посаде: священник Владимирской церкви имел двор в длину 80, поперек 10 сажень; у дьякона той же церкви двор был в длину 80, поперек 81/4 сажень; Власьевский священннк владел двором в длину 94, поперек 11 сажень;
      той же церкви дьячек имел двор 94 саж. в длину и 8 ? ширины, а у пономаря двор был длинною 19, поперек 17 саж.

      1 Выражение в длину – означает меру от улицы в глубь двора, а поперек – меру по протяжению улицы.
________________
      В Вологде того времени было три монастыря, находившиеся на посаде. Наиболее значительным из них был мужской Ильинский монастырь, вблизи западной городской стены, на Кобылкиной улице, там, где теперь приходская Ильинская церковь. В нем были две деревянные церкви: холодная, во имя прор. Ильи, и теплая с трапезою, во имя Варлаама Хутынского. Монастырь был обнесен деревянным забором; возле находился монастырский огород; земли под монастырем с огородом было 80 сажень в длину и поперек. Братии было 23 старца, кроме игумена, который получал государево жалованье, в виде годовой руги, 8 четвертей хлеба и 2 пуда соли, а старцам шло каждому по 4 четверти хлеба и по пуду соли.
      Другой монастырь, находившийся на Костромской улице, был Успенский девичий с двумя церквями, во имя Живоначальной Троицы и Успения Пресв. Богородицы, — обе деревянные; под монастырем, обнесенным забором, состояло земли 140 сажень в длину и поперек; в 20 монастырских кельях жили 36 стариц, из которых каждая получала годовой руги по рублю денег и по две четверти хлеба; игумену
      шло по 2 рубля и по 4 четверти хлеба; кроме того на монастырь отпускалось на просфоры четверть пшеницы, на свечи — пуд воску и полпуда ладона в год.
      Третий монастырь Воздвиженский, мужской, был приходский, каких ныне уже, кажется, не встречается на Руси. Находясь на Введенской улице, он имел в длину 30, поперек 45 сажень; на монастыре были две деревянные церкви: во имя Воздвижения Честного Креста и Преподобнго Онуфрия Великого, при которых служил черный священник Леопольд, и 5 келий, а в них жили старцы, «питавшиеся от церкви Божией».
      Нынешнего Св. Духова монастыря тогда еще не существовало, однако на речке Содемке была уже «пустынька», в которой некогда жил старец Галактион, замученный поляками в 1612 году. В пустыньке находилась часовня с его мощами и две кельи, в которых жили три старца; земли под нею было в длину 60 и поперек 40 сажень.

       Монастырских дворов (или подворий в городе было 10 жилых и 8 пустых; на посаде: 10 жилых, 13 пустых и 2 дворовых места, — всего же в городе и на посаде: 20 жилых, в которых значится то же число дворников; и 21 двор пустой; кроме того в городе были два пустых двора, из коих один принадлежал игумену Ильинского монастыря, а другой старцу того же монастыря, да па посади были два двора игуменских. Все важнейшие русские монастыри того времени имели в Вологде свои подворья: так мы встречаем на Соловецкой улице в городе: двор Троицы-Сергиева монастыря—в длину 11, поперек 18 сажень; двор Соловецкого монастыря—в длину 16 3/4, поперек 12 сажень, и двор Ростовского митрополита— в длину 7, поперек 5 1/4 сажень. Здесь не лишнее заметить, что никогда Вологда входила в состав Ростовской епархии, чем и объясняется нахождение в ней митрополичьего двора. На Пятницкой улице находился двор Кириллова монастыря, впрочем пустой, в длину 24, поперек 13 сажень; даже отдаленный Сийский монастырь имел в Вологде свое подворье, не говоря уже о местных монастырях, которые все имели городские дворы, а иные владели даже двумя дворами, напр. Спасо-Каменный: один его двор находился на Соловецкой, другой на Пятницкой улицах; подворья Корнильева и Печенгского монастырей стояли на Большой, а Николы-Озерскаго монастыря на Пятницкой улице.
      Из служилых архиепископских людей мы встречаем: крестового дьяка, который соответствовал нынешнему секретарю консистории, певчего дьяка, или соборного регента, одного именитого приказного человека, князя Григория Дябринскаго, 24-хъ человек детей боярских, двух подъячих, казенного сторожа, повара приспешника и квасника. Дворы их находились в городи и не отличались обширностью занимаемой ими земли, напр. двор князя Дворинскаго имел в длину 7 1/2, поперек 15 саж., дворы детей боярских были средним числом от 7 до 11 сажень длиною и от 6 до 9 сажень шириною; те же размеры имели дворы подъячих, а дворы низших служителей были еще менее, напр. двор повара: в длину 7 1/2, поперек 4 1/2 сажени, квасника: 8 сажень длиною и 3 поперекъ.
      Архиепископскихъ крестьян и бобылей в городе было всего 12 дворов—в том числи только 5 жилых, остальные были пусты, а в жилых значится л человек: один крестьянин и 4 бобыля. Размеры дворов самые ограниченные: напр. двор крестьянина Сверчкова—в длину 5, поперек 3 сажени; двор, бобыля Федорова—в длину и поперек 4 1/2 сажени.
      На посади при 15-ти церквях находились участки земли принадлежавшей архиепископу, большая часть которых была застроена дворами архиепископских бобылей и отчасти кельями, в коих проживали старцы и старицы, ходившие по миру или питавшиеся от церкви; незастроенных дворовых мест встречается всего два. Только на одном участке (у церкви Алексия митрополита) встречаются между бобыльскими дворы служилых людей — певчего дьяка и площадного подъячего — и один крестьянский двор. На всех 15-ти участках находилось 62 двора и 38 келий, в которых жили 91 человек. Наибольший размер бобыльского двора равнялся 25-ти саженям длины и 15-ти ширины, а наименьший—10-ти саженям и 7-ми ширины. Земельное пространство, застроенное кельями, обозначено не под каждою из них в отдельности, а под всеми, находившимися на участки, напр. у церкви Михаила Архистратига 9 келий занимали место длиною 4, поперек 39 сажень, а у церкви Богородицы 12 келий помещались на участки длиною 10 и поперек 45 саж.

      IV.
      Двор воеводский и другие принадлежности управления. Средства городской защиты; зелейный двор. Служилое сословие: помещики, подъячие, стрельцы, пушкари, затинщики, воротники, каменщики, разсыльщики, ямские охотники. Дворы служилых и число людей по разрядам. Помещичьи крестьяне в городе. Кормовые татары и черкасы.
      Воеводский двор находился в городе, но, к сожалению, в писцовой книге не указано—где именно он стоял [1]. Имея в виду, что этот двор и двор дьячего, где жил дьяк—второе лицо поели воеводы в административном отношении—показаны отдельно от дворов служилых людей, которые переписаны именно с указанием на улицы, где они помещались, и по некоторым другим соображениям, можно предполагать, что воеводский и дьячий дворы помещались недалеко от старого государева двора, если не на самом том месте, где стоял когда-то дворец Ивана Грозного, т. е. на берегу р. Вологды, на месте, занимаемом теперь домом присутственных мест. Воеводский двор имел в длину 50, поперек 40 сажень, а дьячий в длину 40, поперек 25 сажень. Вблизи воеводского двора находилась изба сызжая дьячая (применительно к пашим понятиям—воеводская канцелярия), с комнатою на подклети, с сенями; против нее стояла избушка писчая, в которой заседали «площадные» подъячие [2], а позади находились опальные тюрьмы, состоявшие из двух изб, гороженных тыном; за тюрьмами стояли: восемь государевых житниц, в которые ссыпался хлеб, собиравшийся тогда в виде подати с увздных людей;
      изба губная с санями, где заседали губные старосты [3], ведавшие уголовными иди губными (т. е. соединенные с душегубством) дела; подле нее находился тюремный двор, обнесенный тыном, а на нем стояли три тюремныя избы и сторожки. Это была собственно тюрьма для уголовных преступников, с которою

      не надо смешивать вышеупомянутую опальную тюрьму: эта последняя назначалась для служилых людей, подпадавших государевой опале, и по современным понятиям скорее может назваться полицейскою частью, гауптвахтой, чем тюрьмой. Затем здесь же находились: изба казенная, в которой сосредоточивалось местное финансовое, а потому, можно сказать, и податное управление того времени; изба таможенная, где сидели таможенные головы с целовальниками, собиравшие государеву пошлину—обе с комнатами на низких подклетях,—и амбар воженный (важня).
      Довольно странно, что двор государев, на котором ставили государеву казну—денежную и хлебную—находился не в городи, как в более безопасном месте, а на посаде—именно на большой улице; он имел в длину 40, поперек 36 сажень;
      здесь находились: горница на подклети 3-хъ сажень с сенями, 6 сараев, конюшня, 7 амбаров над погребами, поварня, баня {мыльня) и сторожевая изба; на двор, огороженный забором, вели створистые, крытые ворота. Гораздо понятнее, почему зелейный иди пороховой двор находился на посаде и притом на самом дальнем—за р. Вологдою: здесь хранили порох и из опасения взрыва поставили этот двор подалее от городских строений. Впрочем в 1625 году находившиеся в нем здания были в совершенно ветхом состоянии. Изба зелейная, 4-хъ сажень, гнилая с обрушившимся потолком, а в ней 4 совершенно ветхие тчана; помещавшиеся против избы амбар на 4-х же саженях, стоял без крыши и дверей; в нем находился ветхий тчан и два испорченные кирпичные очага. Самый двор -не был даже огорожен, занимая в длину 30, поперек 25 сажень. Все это, без сомнения, указывает на то, что здесь давно уже не хранился порох.
      Городовая артиллерия (наряд) хранилась в Борисо-Глебской стенной башни в следующем составе: одна полуторная пищаль [1], 6 медных пищалей, 12 скорострельных, две пищали дробовых, т. е. стрелявших картечью, или по старинному "дро-

бом»,— попорчены, 76 пищалей затинных и две горелых — испорчены же. Пушечный запас (и ядра) лежали в палате позади Соборной церкви. Пороху имелось весом 198 пудов и 11/4 фунт с тарами; ядер было: 750 полуторных, 7 затинных; «железнова дробу» (картечи) 7 пудов 10 фунтов; 72 пуда свинцу, пуд рогулек[1] железных; два железные прута, железная - же гиря, 4 багра и 5 кос.
Переходя к обозрению служивого сословия в Вологде, на основании данных, представляемых писцовою книгою, не лишнее заметить, что наиболее важным классом служилых людей являются дворяне—помещики. Те из них, которые были записаны с городом. отправляли в нем гарнизонную службу в осадное время и подчинялись городовому воеводе, а записанные по выбору посылались в поход[2]. К которому из этих разрядов принадлежали Вологодские помещики, дворы которых значатся в писцовой книге, мы не находим в ней прямого указания. Но как, во первых, дворы их в городе были нежилые, а именно осадные, а во вторых, среди владельцев этих дворов не встречаются фамилии многих дворян, владевших поместьями в Вологодском уезде, то можно с большою вероятностью заключить, что по крайней мере большинство помещиков, имевших осадные дворы в городе, обязаны были гарнизонною службою здесь в осадное время. Таких дворов было 142, из них 72 стояли пусты, в 68-ми жили дворники, и только в двух дворах жили сами владельцы; кроме того имелось 17 дворовых мест, на которых осадные дворы не были еще построены. Помещики, записанные с городом Вологдою, которым здесь нечего было делать не в осадное время, жили, конечно, в своих поместьях; другие, из записанных по выбору, находились на службе или также проживали у себя в поместьях: этим и объясняется пустота их дворов. В числе пустых дворов встречается один боярский — князя Пронского, а среди Вологодских помещиков[3] значатся иноземцы и один козачий атаман. Дворы помещиков были не обширны наприм. двор Алексея Самарина: в длину 10, поперек 4 1/2 сажени; двор Юрия Бестужева: в длину 151/4, поперек 8 сажен; двор Дмитрия Извекова — в длину 10, поперек 6 сажен. Подъячим принадлежали 14 дворов, в том числе два площадными подъячим и три вдовам подъячих; все они были жилые. Почти излишне пояснять, что подъячие — это канцелярские служители того времени; площадными из них назывались те, которые сидели в особых «избушках» на площадях и писали желающим челобитные и разного рода отписки; две такие избушки, как мы знаем, помещались вблизи воеводского двора и одна — на торговой площади, т. е. на таких местах, где было скопление народа.

Своим земельным размером дворы подъячих были несколько менее помещичьих. Вот напр, двор подъячего съезжия избы Никифора Максимова в Покровской улице: в длину 9, поперек 61/2 сажен; на Большой улице двор площадного подъячаго Семена Ушакова: в длину 7, поперек 41/2 сажени. На посаде подъячим принадлежало всего 5 дворов. К сословию же подъячих относятся, хотя стоят несколько выше их в иерархической лестнице, дьячки губной и земской, за которыми в городе состояли два двора. Лучше всего можно пояснить различие в служебном положении дьячков и подъячих, назвав первых письмоводителями, а последних писцами современных канцелярии.
      В городе находилась Стрелецкая слобода, а в ней 13 дворов стрелецких, занимавших место длиною 135, поперек 12 сажен, и стрелецкая тюрьма, которая была не что иное, как изба, огороженная тыном. В слободе жило всего 28 человек стрельцов; вероятно, потому так мало, что дворы их, поставленные на счет государевой казны, были в это время уже ветхи, а некоторые даже развалились, жить в них было нельзя, и большинство стрельцов жили в городе не в слободе, а «врозь» по своим дворам, которых было- 69, а в них 74 человека, да три двора стрелецких вдов,— всего же в Вологде находилось 85 стрелецких дворов, и в них 102 стрельца; кроме того на посаде находилось 20 стрелецких дворов, но сколько жило в них людей —не показано. Начальствовал над ними стрелецкий голова, которым в описываемое время был Афанасий Бердяев; двор его, длиною 9, поперек 10 сажень, находился на городской Покровской улице. Размеры стрелецких дворов были не одинаковы, напр, двор стрельца Никиты Иванова превосходил размерами двор головы: в длину 11, поперек 9 сажен; двор Петра Леонтьева — в длину и поперек 7 сажен, а двор Андрея Васильева был всего в длину 3 1/3 поперек 2 1/2 сажени.
      Пушкарям принадлежали в городе 12 дворов, в которых жило столько же людей; как и стрельцы, они жили здесь не отдельною слободою, а на разных улицах; на посаде находился только один пушкарской двор, следов. всего было 13 дворов пушкарских, а людей (т. е. мужчин) в них столько - же. В писцовой книге сказано, что пушкарей и затинников состояло в то время всего 20 человек,— значит, последних было 7 человек, но где они жили и имели ли свои дворы — об этом в книге нет никаких сведений. Пушкари и затинщики (или затинники) были артиллеристы того времени; первые заведывали собственно пушечным боем, а вторые — прочими затынными (застенными) средствами обороны во время осады.
      Воротники, несшие сторожевую службу при городских воротах, имели в городе 4 и на посаде 3 двора, в которых числилось 8 человек. Каменщиков было гораздо более: в город были два, да на посаде 29 дворов каменщичьих, а в них 32 человека. В писцовой книге встречается указание, что по грамоте царя Михаила Федоровича дворы Вологодских каменщиков и кирпичников — в городе и на посаде обелены, т. е. освобождены от всех податей. Кроме этих, находившихся на службе, каменщиков в Вологде на посаде жили еще так называемые отставленные каменщики, которым принадлежали 17 дворов; относительно них в книге замечено, что они взяты были по оговору каменщиков из тяглых посадских людей в Можайск к городовому каменному делу, однако нигде у этого дела не бывали, из числа каменщиков исключены и возвращены в первобытное состоите, т. е. посажены на тяглые места. Указание это важно для нас в том отношении, что знакомит с назначением каменщиков: они состояли у городового каменного и кирпичного дела.
      Разсылыцикам принадлежали 15 дворов кроме 2-х, состоявших за вдовами: 11 в городе и 4 на посаде, в которых находилось 15 человек. Назначение этого рода служилых понятно из самого названия их: они посылались воеводою и другими начальными людьми с отписками в уезд -и вообще состояли на посылках. — Для сообщения с Москвою и другими городами по делам правительственных нужд в Вологде ямской двор и 9 дворов ямских охотников, или ямщиков (8 дворов в городе и один на посаде), с таким-же количеством людей; охотниками их называли потому, что они «прибирались» по охоте для отправления почтовой гоньбы. Что касается земельного размера дворов пушкарских, воротничьих, и ямских охотников, то, ничем не разнясь между собою, они вместе с тем равняются в этом отношении дворам стрелецким.
      Теперь мы перечислили дворы всех низших служилых людей в Вологде; остается еще упомянуть, что в городе находился также двор палача, следовательно был свой местный исполнитель судебных приговоров, которые вcтарину по их суровости, вероятно, часто требовали его содействия.
      Помещичьи крестьяне в городе жили, во-первых дворниками во дворах своих владельцев в количестве 68-ми человек, а во-вторых — отдельными дворами, которых было 6 в городе и 3 на посаде с таким же количеством людей; кроме того в городе находились 20 пустых крестьянских дворов, 2 места дворовые и 9 мест порозжих.
      В числе городских обывателей упоминаются также черкасы (малороссы) и кормовые татары; обоих было 18 человек, которым принадлежало такое же количество дворов. Были ли черкасы добровольными поселенцами в Вологде, или это были пленники, или потомки их, — из писцовой книги не видно. Имея в виду, что они упоминаются рядом с татарами, скорее можно предпологать последнее, так как татары были несомненно пленники; кормовыми же они называются потому, что на пропитание их полагался «корм» от государя. Об этом упоминается в писцовой книге при перечислении разного рода податей, взимавшихся с вологжан: а татарским мурзам и закладным языком» на корм — столько-то.

      V.
      Белые дворы. Улицкое тягло. Посадские люди. Тяглое право. Посадские тяглые: число людей и дворов в городе и на посадах; дворы лучшие, средние и молодшие; величина дворов. Посадские оброчные: число дворов и людей; размеры оброчных дворов; количество оброка со двора и с человека. Посадские на льготе. Посадские худые люди, не состоявшие в тягле и не платившие оброка. Посадские нищие люди. Общее число посадских людей пяти перечисленных разрядов, их дворов и дворовых мест. Посадские, сшедшие безвестно и убитые в Вологодское разоренье. Издавна опустевшие дворы. Число всех пустых дворов и дворовых мест. Долевое владение дворами. Занятия посадских. Податное обложение.

      До сих пор мы имели дело с городскими обывателями, которые лично не подлежали налогам и, владея своими дворами на праве собственности, также не платили за них податей и сборов в пользу государства. Это были так называемые обеленные дворы духовенства, помещиков и вообще служилых людей и их крестьян, на которых лежало одно только улицкое тягло, т. е. различного рода сборы, шедшие на потребности того городского поселения, в котором находились льготные дворы[1]. Посадские же люди владели своими дворами на праве тяглом; это значит, что их земельные дворовые участки входили в состав тяглой юродской сотни н подлежали платежу государевых податей и всех мирских разметов, «чем кого посадские люди в тягле обложат». Таких дворов в Вологде было 116, и в них жили 262 человека; большинство их (110 двор, с 254 человеками) находились на посадах; в городе было всего 6 дворов с 8 человеками; дворовых мест за тяглыми посадскими было всего 6. Дворы эти делились на лучшие, средние и молодшге. Лучших было всего один двор — Ерофея Лазарева: в длину 34, поперек 13 1/2 сажен; средних считалось три — Богдана Самойлова — в длину 97, поперек 8 сажен; Кондратья Акишева[2] в длину 51, поперек 19 сажен и Игнатья Белавинского — в длину 60, поперек по лицу 12 1/4, а позади 10 3/4 сажен. Молодших было 112 дворов; для ознакомления с их земельными размерами возьмем несколько дворов с разных Петра Привада и Григорья Скулебина в Тесной улице – в длину 60, поперек 52 сажени; в Бесове Крюке: двор Богдана Онаньина — в длину 60, поперек 8 сажень; на Ленивой площадке: двор Василья Седельникова — в, поперек 40 саж.; в Костромской улице: двор Лаврентья Нифантьева – в длину 25, поперек 16 ? сажень; в Васильевской улице: двор Селивана Стругина, в длину 30, поперек 22 сажени; в Калачной улице: двор Селивана Стругина, в длину 30, поперек 22 сажени; в Калачной улице – двор Семена Лукашина да Перфирья Назарова – в длину 51, поперек 18 ? сажень.

      1 Загоскин: «О праве владения городовыми дворами, стр. 4 – 7.
      2 О Кондратье Акишеве см. описание ильинской церкви Н.И. Суворова.
_______________
      Не все, посадские были тяглые люди; наиболее бедные из них жили на посаде своими дворами и владели дворовыми местами, не платя государевых податей и мирских разметов; это был класс людей, не несших тягла именно по своей бедности, удостоверенной сказкою земского старосты с целовальниками и выборными людьми. Вместо тягла они были обложены оброком с каждого отдельного двора, которых было 89, и в них 145 человек; кроме того 5 человек владели одними дворовыми местами, так что всего оброчных посадских считалось 150 человек, в том числе 7 вдов. Размеры оброчных дворов были неодинаковы: чем более было земли — тем значительнее был оброк и наоборот. Вот например двор бобыля Савелья Шапочникова: в длину 51, поперек 2 сажени; оброку с него 3 алтына 2 деньги; двор трех братьев Прядильщиковых — в длину 51, поперек 6 1/4 сажен; оброку с него 5 алтын. Но из этого общего правила встречаются исключения, обусловленный, конечно, качеством земли, например двор Михаила Водогина в длину 43, поперек 7 саж., оброку с него шло 3 алтына 2 деньги, т. е. столько же, сколько со двора Савелья Шапочникова, а между тем этот последний был менее его на 200 сажен. Двор бобыля Варлама Мостовщикова: в длину 33, поперек 14 сажен; оброку с него тоже 3 алтына 2 деньги, между тем он на 160 сажен более двора Водогина и на 360 сажен более двора Шапочникова. Разница в размерах земли весьма значительная, а оброк одинаков, и при этом надобно заметить, что все эти дворы стояли на одной улице — именно Колашнй, только на разных ее концах. Всего оброку с посадских собиралось 15 руб. 4 алтына 5 денег в год. Разверстывая эту сумму на число дворов (89) и людей (150), найдем, что средним числом с каждого двора платилось оброку почти 17 коп. и с каждого человека не много более 10 коп.
      Выше было упомянуто, что во время составления писцовой книги значительное число дворовых мест не только не были застроены, но и не имели даже хозяев. Такие пустые дворовые места раздавались посадским —с условием возведения на них необходимых построек, причем для «дворовые ставки» давалась льгота от податей обыкновенно на три года; льготный срок точно обозначен в писцовой книге. По истечении его хозяева новых дворов записывались в тягло: «а как льготные годы отойдут, и ему (такому-то) с посадскими людьми всякие подати плати, чем его посадские люди в тягле обложат». Судя по этому, можно предполагать, что раздача пустых мест со льготою производилась не администрацией, а самою тяглою общиною, которая была вполне заинтересована в том, чтобы в среде ее было как можно более тяглецов, ибо это облегчало отбывание податей. На льготных условиях отданы были 9 мест 14-ти человекам.
      Мы видели уже, что были посадские тяглые, оброчные и льготные; эти последние были не что иное, как кандидаты в тяглые люди. Кроме перечисленных разрядов были посадские люди, по выражению писцовой книги, «не пригодившиеся в тягло и в оброк»; это были самые бедные люди, жившие «в наймах»; их было 95 человек, за ними состояли 59 дворов и 14 дворовых мест, с которых не взималось никаких податей.
      Последний разряд посадских составляли нищие люди, частью бобыли, частью вдовы посадских; одни из них ходили по-миру, другие жили в монастырях или при приходских храмах, «питаясь от церкви Вожди». Таких было 119 человек, за которыми числилось 44 двора и 60 дворовых мест. Подведя общий итог количеству дворов, людей и дворовых имеет посадских пяти приведенных разрядов, получаем 392 двора с 575 человеками домохозяев и 85 дворовых мест.
      Значительное число посадских людей было убито в Вологодское разоренье в смутное время и еще более разбежалось вследствие этого погрома. В писцовой книге часто встречаются указания на это обстоятельство, как на причину дворового опустения: «двор (или дворовое место) такого-то—пуст», а его в Вологодское разоренье убили Литовские люди...... Иди: «дворовое место такого-то пусто, — сшел безвестно с Вологодского разоренья». Убитых в писцовой книге показано 82 человека, за которыми состояли 3 двор» и 81 дворовое место — те и другие пустые; безвестно ушедших насчитывается 100 человек, которым принадлежали 9 дворов и 77 дворовых мест — также пустых.

      Дворы пустели впрочем и по другим причинам: некоторые посадские ушли безвестно еще до Вологодского разоренья, частью от долгов, а частью от обременительности тягла; таких дворовых мест показано в писцовой книге 14. Всех же пустых посадских дворов было 12 и 172 дворовых места.
      Заканчивая обозрение дворов посадских людей, необходимо заметить, что хотя вообще старинный городской двор не составлял нераздельной единицы, и случая общего владения дворами замечаются у лиц всех сословий, но среди посадских это явление встречается всего чаще, причем самое право владения является долевым) т. е. каждый из совладелъцев пользуется правом лишь на свою определенную долю. В писцовой книге чаще всего встречается совместное владение двух лиц, но нередко также можно встретить трех и четырех домохозяев в одном дворе.
      При подворном перечислении посадских людей, в писцовой книге указан также род занятий большинства домохозяев. Из этих указаний видно, что посадские были по преимуществу промышленные люди, и лишь меньшинство их оставалось без промыслов и ремесл, — вероятно, те, которые имели возможность в пределах своего двора заняться земледелием.
      По роду своей деятельности, промышленники — посадские могут быть соединены в несколько групп.
      1. Обработкою хлебных продуктов и вообще изготовлением съестных припасов занимались: хлебники, пирожники, калачники, крупеники, солоденики, винокуры, пивовары и квасники; далее идут соляники, рыбники, мясники, огородники (среди этих последних выделяются луковники).
      2. По обработке вообще сырых продуктов упоминаются; кожевники, овчинники, сыромятники, «сырейщики» (сырники), масленики, свечники, дегтери, прядильщики (льна и конопли) и холщевники.
      3. Обработкою металлов занимались серебряники, пуговичники, котельники и кузнецы. Посадским принадлежали 45 кузниц, с которых шло оброку 3 руб. 5 алтын и 3 деньги в год; высшее обложение с кузницы равнялось 3 алтынам 2 деньгам, низшее — 8 деньгам. В писцовой книге замечено, что в прежние годы на кузницы оброку не было положено, и таковой по государеву указу наложен на них вновь. Такое обилие кузниц, без сомнения, объясняется тем, что в зимнее, а частью и в осеннее время, товары отправлялись из Москвы к Архангельску гужом, на лошадях, которые перековывались в Вологде, как промежуточном торговом пункте, где бывали неизбежный остановки. Собственниками кузниц были впрочем не одни посадские; так, две из них принадлежали Никольскому священнику Осипу Моторгину, одна—стрельцу Бажену Елизарьеву и одна же—городовому часовнику Дементью; с этих четырех кузниц взималось в год оброку 13 алтын 2 деньги.
      4. В числе обыкновенных ремесленников (мастеровых) встречаются: красильники, сапожники, портные, шапочники, колпачники, рукавичники, хомутинники, седельники, оконечники (делавшие окончины), пошевники (работавшие пошевни, сани), плотники, печники, подъемщики (тяжестей)[1] и иконники, т. е. живописцы.
      5. Отхожими промыслами занимались: извозчики, которым, вероятно, было много работы—по перевозке товаров во время закрытия навигации, — ярыжные на судах, т. е. лоцмана или кормчие, сплавлявшие торговый суда к Архангельску, иди «на низ», как говорится в писцовой книге, и щепетники или щепетинники — торговцы разною мелочью в разнос по деревням.
      6. К числу ремесленников можно также отнести повивальных баб и рудометов, т. е. пускателей крови; это медицинское, средство, столь излюбленное простонародьем, как видно, существует изстари.
      7. Среди лиц, промышлявших исполнением домашних работ у зажиточных людей, упоминаются: дворники, конюхи, повара, водовозы, пролубщики, пастухи, могильники, козаки[2] и вообще люди, «делающее (по выражению писцовой книги) черное дело».

      1 Вероятно, нагрузчики судов.
      2 Т.е. работники; несколько посадских жили в наемных козаках «в подгродных деревнях – у крестьян».
________________
      В до - Петровской Руси городские и уездные земли верстались в сохи разница между ними была лишь в том, что податною единицею, как частью сохи в городе был двор, в качестве земельно-промышленнаго участка, а в уезде выть, т. е. известное, но не везде одинаковое, количество пашни, так например в Заозерской половине старинного Вологодского уезда выть равнялась двум четвертям пашни[1]. Соха же на севере России заключала в себе 1200 нынешних десятин. Тяглой городской земли в тогдашней Вологде было 1450 десятин[2]; она была обложена разного рода налогами, которые разверстывались (по старинному розметывались) между отдельными дворами, затем вносились в местную земскую избу, а отсюда посылались в Москву—в приказ Новгородской четверти[3] Число налогов было весьма значительно. Во 1-х, посадские люди платили под общим названием денежных доходов болъшого приходу[4] следующие подати: подножные и прогонные ямским охотникам и кормовые закладным мурзам и языком; во 2-х, такъ-называемые четвертные деньги: белой корм, дальные, полоняничные, пищальные, оброчные, поворотные и поголовные деньги; в 3-х, пошлины: за бобры и горностаи, судовую и маховую, за намснич доход и за бражную выимку, — всего по трем статъям 35 рублей. Затем посадские платили со своих дворов и дворовых мест, с давить, амбаров, ларей, харчевных изб; с мест лавочных и амбарных и с кузниц — 82 рубля. 9 алтын и 4 деньги,—всего же по четырем статьям— 117 рублей 9 алтын и 4 деньги в год. Мы уже знаем, что всех тяглых дворов в Вологде было 116, следовательно с каждого двора причиталось по одному рублю[5].

      1 Встарину поземельною мерою была четверть (или четь), т. е. такое пространство земли, на котором можно было посиять четверть бочки зерна. (Костомаров, «Истор. въ жизнеоп.,» т. 1-й, стр. 295). В сохе было 2400 четвертей, При генеральном межевании положено было на каждые три четверти намеривать 1 1/2 десятины, т. е. как раз половину четвертной меры; по этому-то где было 200 четвертей, — там десятинами намеривали 100 и т. д.
      2 По выражению писцовой книги: „сошново письма въ живущемъ соха и под-чети (1/8) и пол-пол-трети (1/12) сохи".
      3 Приказу Новгородской четверти были подчинены: земли Великаго Новгорода, Двинская земля, Псковское государство, Вятская и Пермская земля и Нижегородское княжество. (Градовского: «Истор. местн. Управ.» прилож.).
      4 Вероятно, назывались так – потому, что поступали в приказ Большие Казны, а четвертные поступали в доход четвертных приказов, или четвертей, которых было несколько.
      5 Русский рубль в 1613 – 1636 г. равнялся 14-ти нынешним рублям (В. Ключевский: «Русский рубль XVI – XVIII в.»; Москва, 1885 г.)
_______________
      В предыдущих цифрах выражается податное обложение одних тяглых людей. Других чинов люди (архиепископы, дети боярские, крестьяне всех разрядов, духовные лица и нетяглые посадские), имевшие в Вологде лавки, амбары, лари, кузницы и места лавочные и амбарные, были обложены особою полавочною податью в количестве 42 рублей 26 алтын 4 денег, что с предыдущими составит сумму в 160 руб. 3 алтына, которую город Вологда доставлял государевой казне. По тогдашней ценности денег, при расстроенном финансовом положении Московского Государства в первые годы после смутной эпохи, сумма эта может считаться довольно значительной.

      VI.
      Значение Вологды, как торгового пункта. Торговые иноземцы и иногородцы; местные торговые люди. Собственники лавок. Гостиный двор. Ряды, их названия; число торговых помещений в каждом ряду. Общее число лавок и других торговых помещений в Вологде. Типы торговых помещений, их размеры и торговый оброк. Харчевные избы, кабаки и бани.

      Известно, что в 1553 году, в царствование Ивана Грозного, открыт был морской путь для торговых сношений России с Англией и Голландией через Архангельск. Это событие имело большое значение для Вологды, потому что она лежала в средине нового торгового пути — между Москвой и Архангельском, имея с последними водяное сообщение. Вологда стала складочным местом для товаров русских и иностранных, и англичане и голландцы устроили в ней свои торговые фактории. Уже в 1555 году пришли к устью Двины пять английских кораблей; с одного из них товары были перегружены на нанятый в Холмогорах суда и отправлены в Вологду, а Вологодские суда с русскими товарами тогда же пришли к остававшимся кораблям на Двинское, или, как говорится в летописи, Корельское устье[1]. Такое выгодное положение подняло значение Вологды, улучшило ее экономический строй и развило в городе торговую и промышленную деятельность. Мы уже видели, что Вологодские посадские были по преимуществу промышленные люди, вместе с тем значительная часть их занималась торговлею, Торговым значением города, без сомнения, объясняется то обстоятельство, что Иван Грозный прожил в Водогде более трех лет и даже думал сделать ее своей столицей.

      1 Не Исаак – ли Масса, автор известных «Сказаний о смутном времени в России»? По крайней мере из них виднл, что этот голланский купец в 1609 г. жил в Вологде (См. «Сказ. Массы и Геркмана», изд. Археографич. Комиссии, 1874 года, Спб., стр. 254 – 57.
      2 Фамилии этих иностранцев так исковерканы русскими писцами, что по ним довольно трудно определить их национальности.
      3 Со двором Булгаковых связан интересный эпизод, рассказанный помянутым голландцем И. Массою в его «Сказаниях», стр. 254—255.
      «Во время осады Москвы, в 1609 г., войсками Тушинскаго вора, говорить он, — Вологда первая отделилась от нее. Вологодский воевода Никита Михайлович Пушкин и дьяк Роман Макарович Воронов, сторонники царя Василия Шуйскаго, были уволены от занимаемых ими должностей и заменены Федором Нащокиным и Иваном Коверниным — людьми, преданными «вору», которые и привели вологжан к присяги на верность Димитрию. Вскоре за тем несколько поляков, сидевших в заключении в Вологде, были выпущены ими на волю. Поляки напали на окрестных крестьян, жестоко обращались с ними и, донага ограбив их, возвратились в Вологду с санями, наполненными награбленным имуществом. Ограбленные крестьяне пришли в самом жалком виде в Вологду и жаловались на учиненныя над ними жестокости и насилия. Находя их жалобы справедливыми, вологжане горько раскаивались, в том, что присягнули Димитрию, собрались вместе и совещались о том, как бы им сложить с себя присягу Димитрию и погубить всех его приверженцевъ. Они освободили из заточения прежнего воеводу Пушкина, снова назначили дьякомъ Воронова, и, преисполненные раскаяния, с ожесточением устремились из крепости к дому Булгаковых, где находился недавно прибывший воевода Нащокин, схватили его, Ковернина и всех поляков, находившихся в Вологде, кольями отрубили им головы и трупы их бросили с горы в р. Золотицу (Sulotitzu), где их пожирали свиньи и собаки, на что нельзя было смотреть без отвращения».

____________________
Местный торговый класс составляли преимущественно посадские; из них лучший человек Е. Лазарев и средние: Б. Самойлов, К. Акишов и Игн. Белавинский в писцовой книге прямо называются торговыми людьми. Но без сомнения и «молодые люди» также промышляли торговлею; на это указывает то обстоятельство, что большинство лавок в городе и на посаде — именно 194 — принадлежали посадским; за ними же состояли 39 торговых амбаров, 6 ларей, 16 мест давочных, 4 амбарных, одно место под ларь и 8 «порозжих» давочных мест. Кроме посадских торговлею занимались боярские и монастырские крестьяне, каменщики и стрельцы. Собственниками же лавок и других торговых помещений являются всяких чинов люди. Дворянам, детям боярским и их крестьянам принадлежали 58 лавок, 17 амбаров, 4 места лавочные, одно амбарное и один прилавок. Монастырям, церквам, духовенству и крестьянам духовных вотчин принадлежали 39 лавок, 6 амбаров и 3 лавочные места. За торговыми иногородцами состояли 12 лавок; за каменщиками 12 лавок, 3 амбара и одно лавочное место; за стрельцами, ямщиками, рассыльщиками и воротниками 7 лавок, 3 амбара и лавочное место. Без сомнения, дворяне и духовные лица торговлей не занимались и сдавали свои торговые помещения в аренду; к сожалению, в писцовой книге не указано— к какому сословии принадлежали такие арендаторы; можно лишь предполагать, что большинство их были те же посадские—люди наиболее бедные, не имевшие возможности обзавестись собственными давками и амбарами.
Гостиный двор находился в городе; это было место, огороженное забором в длину 46, поперек 43 сажени, с досчатыми створистыми воротами о три щита. На дворе находилась церковь во имя Св. апостол Петра и Павла и стояли государевы амбары; по одной стороне двора 20, рубленных в одну стену и под одну кровлю на подклетях[1], а по другую сторону 21 амбар, устроенных таким-же образом; у верхних амбаров имелись по бокам перила, образовавшие галлерею. Здесь же помещались две гостиные избы «с комнатами», в которых жили лица, заведывания продажею казенных товаров, и изба сторожевая. Лавок на гостином дворе было не много— всего 4. Две из них принадлежали посадскому человеку Терентда Новгородову; они были построены «на два лица», т. е. с отдельными входами в каждую; мерою в длину 4, поперек 4 сажени без 2 вершков; оброку с них шло в государеву казну, в таможенную избу, полтора рубля в год. Другие две, лавки мерою—в длину 5, поперек 3 сажени, состояли за посадским же Игнатием Белавинским; оброку с них шло столько же.

      1 Это значит, что амбары были двухэтажные.
________________
      Вблизи гостиного двора помещались городские ряды. Из них упоминаются: москотилъный, в котором находилось 38 лавок, 12 мест лавочных и два амбара; сапожный (38 лавок, 5 лавочных мест и 9 амбаров); мясной (32 лавки, 3 лавочных места и 6 амбаров); соляной (39 лавок, 6 лавочных мест и 3 амбара); щепяной и лапотной (9 лавок и 6 амбаров); шапочной (15 лавок); серебряный (13 лавок, 9 амбаров и одно лавочное место); ветошный (58 лавок, 9 амбаров, 1 прилавок и 8 ларей); иконный и свечной (20 лавок и 1 амбар) и ряд безъимянный, в котором шла торговля разнообразными товарами (30 лавок и 2 амбара). Отдельно стоял ряд рыбной, в котором торговали из 9 амбаров. Кроме городских рядов, лавки и другие торговые помещения находились также в Пятницкой башне (3 лавки) и в трех местах на посаде, — именно на Московской дороге, вблизи Пятницких ворот (10 лавок и 1 амбар), на Ленивой площадке (9 лавок и 2 амбара) и на Мироносицком берегу — за рекою Вологдою, против города,—1 амбар и два амбарные места. Всех же вообще лавок в городе и на посаде было 318, амбаров 71, 22 лавочных мест, один прилавок и 8 ларей.
      Из этого видно, что преобладающим типом торговых помещений была лавка. Под лавкою надобно разуметь торговое помещение с одною или двумя дверями на улицу, определенной меры в длину и ширину. Из данных, представляемых писцовою книгою, можно заключить, что существовала нормальная лавка, принимавшаяся за единицу измерения торговых помещений этого рода: она имела 2 сажени ширины по лицу. Отсюда становится понятным, почему небольшая давка, имевшая всего сажень ширины по лицу, в писцовой книге значится пол-лавкою, а лавка в 3 сажени пишется уже как полторы лавки встречаются также: лавка ъ четвертью, лавка с третью, а иногда наоборот, т. е. без трети или без четверти, так как небольшой недостаток до нормальной меры (именно менее полсажени) не переводил еще «лавку» на степень «пол-лавки».
      После лавки наиболее употребительным торговым помещением был амбар. Под амбаром надобно понимать не только складочное место товаров, но именно помещение, откуда производилась розничная торговля: так, на примере, рыбою торговали исключительно из амбаров. Разница между лавкою, и амбаром, без сомнения, состояла в том, что последний не имел прилавка (иди стойки) и полок для раскладки товара, который поэтому и помещался здесь в кадках, мешках, коробах и проч. Величина амбаров была далеко неодинакова; вообще же можно принять, что они имели не более 6 и не менее одной сажени по лицевой стороне, т. е. по той, где находилась входная дверь. Можно предполагать, что большие амбары служили преимущественно для складки товаров, а в средних и меньших производилась обычная торговля.
      Третий вид торгового помещения представляет лавочное место. В писцовой книге нет прямого указания на отличие лавочного места от лавки; видно только, что помещения этого рода находились в линии рядов, обыкновенно в конце их, и принадлежали небогатым торговцам. Наибольшая величина лавочного места—4 сажени, наименьшая — 1 сажень. По всей вероятности, лавочные места были не что иное, как деревянные балаганы, или просто досчатые навесы над прилавками, в которых днем шла торговля, к ночи же товар выбирался.
      Восемь ларей и один прилавок, находившиеся в ветошном ряду, составляют низший разряд, торговых мест. Лари были просто ящики, размерами от одной до полуторы сажени длины, задние стенки которых устраивались выше передних, а поперечный скашивались, так что крышки на них лежали наклонно и представляли довольно удобную защиту от дождя. Единственный во всем городе прилавок помещался на углу Продажей улицы и Серебряного ряда, имея протяжением по боковой стороне сажень без четверти, а по лицевой l 1/2 аршина, и представлял собою просто скамью, приспособленную для раскладки товара.
      Все перечисленный выше торговые помещения были обложены оброком, платившимся собственниками их в государеву казну. Размер оброка обусловливался, во 1-х, свойством самого помещения, так, напр., лавки вообще были обложены выше амбаров и т. д.; во 2-х, величиною помещений и местом, где они находились, так что лавки и амбары, помещавшегося вблизи гостиного ряда, т. е. в центре торговой деятельности, ценились несравненно дороже, чем столице где-нибудь в заречье— на Мироносицком берегу. Вообще же можно принять, что наибольшее обложение лавки равнялось 20-ти алтын аж, наименьшее — 2-м; амбары: наибольшее—7-ми алтынам, наименьшее—10-ти деньгам; оброк с лавочного места простирался от 6-ти алтын до 6-ти денег; с ларя от 6-ти до 4-хъ алтын, а единственный прилавок платил 3 алтына 2 деньги.
      К числу торгово-промышленных заведений относятся харчевные избы или харчевни, которых было всего 12,, из них одна находилась в городе, а остальные на посаде. Десять харчевен принадлежали посадским людям, две каменщикам. Эти последние не платили за право торговли в них никакого налога, а харчевни посадских были обложены оброком, каждая, от 8-ми алтын 2-х денег до 2-х алтын. Размер подати обусловливался, конечно, величиною харчевной избы и местом, где она стояла; вообще же помещения этого рода были необширны, так что самая большая харчевня имела всего 3 1/4 сажени, а наименование поместительная только 2 сажени по лицу.
      В город находились два кабака: один против губной избы в каменной башне, а подле него изба кабацкая; другой—близ важни; на нем стояли две избы, амбар и изба сусленная и квасная с сенями. На посаде было пять кабаков: первый за Пятницкими воротами у Проезжего моста через Золотуху; при нем изба и погреб с напогребицею; второй—на Старой Торговой площади, тоже с избой и погребом; третий—в Новинках, с избой же и погребом; четвертый на Ленивой площадке: при нем две избы, погреб, ледник с сараями и поварня; последний кабак стоял за р. Вологдой—«на наволоке»: при нем 3 избы, погреб, ледник с сараями, винокурня, пивоварня и сенник на подклете, в котором ставилось вино. У моста через р. Золотуху находилась торговая баня, а у бани— сказано в писцовой книге—«держат квас безхмельной». Кабаки и баня содержались от государя; торговлею в них заведывали так называемые верные головы и целовальники: «а кабаки и баня», говорится в писцовой книге, «ныне — на вере: сидят головы и целовальники[1] и собирают на государя».

      1 Они выбирались городами к сбору государевых податей и приносили присягу в том, что будут взыскивать их бездоимочно (А. Градовского: «История Местн. Управления», т. 1-й, стр. 174).
_______________
      VII.
      Общий взгляд на состояние города в 1-й четверти XVII века.

      Представив в сжатом очерке важнейшие данные писцовой книги 1627 года, относительно положения города Вологды в первой четверти XVII века, нахожу не лишним сделать, на основании их, несколько общих заключений.
      1. Относительно внешности Вологды того времени следует заметить, что город и посады состояли преимущественно из деревянных строений; церкви, казенные здания, давки, дворы— все это было построено из местного леса, которым в те времена изобиловал Вологодский край. Среди этой массы деревянных строений возвышались городские стелы и Софийский собор— единственные каменные сооружения, — памятники зиждительной (лично для себя)деятельности Грозного царя. Внутри этих стен был собственно «город». Здесь, вблизи собора, на берегу Вологды, находился административный центр города и его уезда— воеводский двор со всеми принадлежностями тогдашнего местного управления; немного далее, по направлению к восточной городской стене, стоял гостиный двор—центр торговый, и тянулись городские ряды. Затем в городе находились осадные дворы всяких чинов людей, жилые дворы помещиков, служилых людей, духовенства и отчасти посадских. Таким образом город, имел назначение служить убежищем во время нeпpиятeльского нашествия, вместе с тем является средоточением административной и торговой деятельности. Обычная же, так сказать, будничная жизнь вологжан того времени сосредоточивалась на посадах, где жило большинство населения. Это доказывается уже тем, что в городе всего было только 15 церквей, и те ружные, т. е. содержавшиеся от казны, между тем как на посадах одних приходских церквей было 39.
      2. Во внутренней городской жизни преобладаете одна характерная черта: это — полная разобщенность горожан по сословиям; черта эта отражается в писцовой книге между прочим тем, что дворы горожан переписаны в ней не по улицам, а в порядке, сословных групп. Действительно, в городах до-Петровской Руси не было городских обывателей в смысле настоящего времени, потому что городские жители в их совокупности не соединялись никакими общими интересами. Помещики ,ж вообще люди служилые имели не местное значение, а государственное; то же можно сказать и о духовенстве. Посадские люди в сущности ничем не отличались от уездных тяглецов: они также были поверстаны в сохи: разница заключалась только в низших единицах, из которых слагались сохи в городах и волостях: в первых такими мелкими единицами были дворы, во вторых—выти. Одним словом, город не сообщал своему обывателю никаких прав, если он не имел их в качестве лица, принадлежащего к известному сословию.
      3. В писцовой книге отражаются также следы польского погрома, которому подверглась Вологда в смутное время. Во внешней стороне города следы эти замечаются в неполной еще обстроенности городских улиц и в массе пустых дворовых мест. Во внутренней жизни последствия смутного времени еще заметнее: много людей убито литовцами, многие от грозы сошли безвестно, а иноземные гости повыехали за море. Отсюда—бедность городских тяглецов, множество бездомных и нищих людей и упадок торговли.

      Составлен по сотной книге города Устюга Великого, письма и меры Никиты Вышеславцова да подьячего Агея Федорова 7138 (1630) года.

      Краткие исторические сведения о начале Г. Устюга Великого.

      По сказанию устюжских летописцев, в глубокой древности, на горе Глядене (в 4 верстах от нынешнего Устюга), стоял городок, называвшиеся по имени ее Гляденом, жители же его именовались устюжанами вследствие нахождения их городка при устье реки Юга[1]. Впоследствии[2] они переселились в «Черный Прилук» на место, ныне занимаемое городом. Местная летопись не объясняет причину этого переселения и выражает лишь предположение, что оно было вызвано неприятельскими нападениями, столь обычными в ту эпоху. Не без влияния на переведете осталось и то обстоятельство, что река Юг, обмывающая гору Гляден, стала год от году все более ее подрывать. Жить становилось не надежно, и пришлось покинуть гору, имевшую, по словам летописи, прекрасное местоположение, ибо с поверхности ее на все окрестный страны глядеть удобно. Ко времени этого переселения относится основание в Устюге первоначальной крепости—старого городища. В 1438 г., в княжестве Василия Темного, под присмотром воеводы князя Львова, была устроена в Устюге другая крепость—большой острог,— значительно превышавшая размерами старое городище, к которому она примыкала. В конце царствования Ивана Грозного, в 1582 г., городовые укрепления Устюга были заново поправлены и башни снабжены пушками.
      Приведенные сведения, почерпнутые нами из Устюжского летописца[3], служат необходимым пояснением текста сотной книги города, Устюга Великого, письма и меры Вышеславцева да подьячего Агея Федорова, 7138 (1630) года, к изложению содержанию которой мы и переходим[4].

_________________


      I.

      Устюгские крепости: старое городище и большой острог. Стены, валы (осыпи), башни, ворота. Посады и слободы. Улицы и площади в городище и большом остроге. Слободская улицы и урочища. Дворы жилые, осадные, мирские и пустые; общее число их на городском посаде и в слободах; дворовые места. Общее количество населения в Устюге того времени.

      Сотная книга Великаго Устюга 1630 года начинается описанием старой «осыпи», или городища. Оно находилось на левом берегу реки Сухоны и было обнесено отчасти деревянною стеною (77'/2 саж.), в большей же части земляным валом, или осыпью (197 1/4 саж.), занимая пространство в 3003/4 сажен в окружности. По осыпи некогда был пронесен тын «стоячей», но во время писцов он во многих местах оказался сгнившим и развалившимся. По форме городище имело вид неправильного четырехугольника, длиннейшая сторона которого (97 3/4 саж.) примыкала к берегу Сухоны, а три другие были окружены рвами. По стене и по осыпи были расположены семь деревянных башен: Спасская, Сретенская, Водяная, Наугольная, Средняя[1], Дмитриевская и Вознесенская; из них три первые помещались над воротами, ведшими с трех сторон в городище. Главными из ворот были Спасские—с образом Спасителя на верху—и Сретенские; поэтому стоявшие над ними башни были снабжены двухярусными бойницами; третьи ворота, Водяные, выходили на р. Сухону, Башни и ворота занимали протяжение в 26 сажен.
      Большой острог начинался от Наугольной башни, на старой осыпи у реки Сухоны. Имея в виду, что в сотной книге, при подробном его описании, на пространстве 797 сажен[2] не упоминаются угловые башни, которые означали бы повороты крепостной стены, следует предполагать, что на этом протяжении острог шел овальною линией, а от Круглой башни тянулся по берегу Сухоны, вниз по ее течении, на пространстве 507 сажен, и примыкал к той же Наугольной башне на старой осыпи, от которой начался, занимая всего в окружности 1304 сажени.

Однако в 1630 году крепостная стена на всем этом протяжении уже не существовала, так как в 1620 году часть ее, (429 сажен: от Пречистенских ворот на берегу Сухоны до Наугольной башни на старой осыпи), сгорала вместе с Команихиной башней и воротами Рождественскими, Никольскими и Свинскими. Таким образом, при писцах крепостной стены оказалось в наличности только 875 сажен, считая в том числе башни и ворота. Башен было 13: Кабацкая, Спасская, Архангельская, Леонтьевская, Пречистенская, Корелина, Коровкина, Ивановская, две Круглыя, Дресвянская, Воскресенская и Наугольная круглая. Из них первые пять помещались над воротами, ведшими в крепость, и были снабжены трех-ярусными бойницами; рублены они были в 4 угла, чем отличались от глухих (т. е. непроходных) стенных башен, которые были все шестиугольный. Пять крепостных ворот назывались по именам стоявших над ними башен. Противъ Спасских, Архангельских и Леонтьевских ворот, с наружной стороны укрепления, были выкопаны рвы глубиною до 1 1/ , шириною до 4-х сажен; у Кабацких же и Пречистенских ворот рвов не было.
Здесь не лишнее заметить, что встарину только такие укрепленные места назывались «городами» в отличие от прилегавших к ним посадов и слобод, которые почти всегда были обширнее собственно «городов», служивших лишь убежищем для посадских и слобожан во время неприятельского нападения. Но в Устюге было несколько иначе. Как мы увидим далее, он представлял не многолюдное городское поселение, а между тем обладал двумя крепостями, поэтому весьма естественно, что большая часть городского посада уместилась внутри укреплении, и вне их оставались одни слободки.
В городище было мало жилых дворов. Здесь находилась только одна улица, шедшая от водяных до Сретенских ворот, не названная по имени, и три односторонка[1]. Один из них был расположен направо от Спасских ворот, второй у Водяных ворот, а третий окружал площадку против церкви Варлаама Хутынского. Особняком у Сретенских ворот стояли осадные амбары.

1 Под односторонком надо понимать совокупность дворов, построенных в один ряд, а не в два, как обыкновенно бывает на улице.
_______________
Городское население главным образом сосредоточивалось в бодъшомъ остроге. Здесь было 14 улиц, 4 проулка, 10 односторонков и 4 площади. Из улиц Архангельская, Рождественская, Никольская и Афанасьевская, вероятно, получили свои названия от находившихся на них или некогда существовавших в этих местах церквей; названия других произошли от способа расположения на них построек, формы протяжения и направления (Широкая, Клин, Поперечная, Выставка и Надозерная); частью яге от местных урочищ: Овсятина, Вздыхальная, Корчагина, Гулыня и Адова. Проулки служили соединителем улиц и отличались от них только незначительностью своего протяжения; из них лишь один—Дресвянский—назван по имени; другой вел из Овсятины улицы на Пречистенскую площадь, а два остальные шли от острожной стены к Вздыхальной улице. Односторонние рядки домов находились в таких местах, где было неудобно строиться улицею, т. е. в два ряда, напр, по берегу Сухоны, подле крепостной стены, или вокруг площадей. Из этих последних важнее других была Богословская, куда съезжались волостные крестьяне и ставились со всякими привозными товарами; длиною она была 38, а поперек 16 сажен. На Вознесенской площади торговля производилась зимою; всякие уездные люди торговали здесь скотом; длиною она была 30, поперек 26 саж. На Варварской площади торговали также в зимнюю пору дровами, сеном и соломою; длина ее—40, ширина 15 сажен. Была еще менее значительная «площадка» у церкви Пречистыя Богородицы, которая торгового значения, по-видимому, не имела.