№ 294. У одной бабы тесто терялось [Теряться - уменьшаться в объеме, оседать] и терялось. Вот она пошла к колдуну. Он ей и сказал: возьми топор и сядь против шестку [Шесток - место, площадка перед устьем русской печи], где ухваты кладешь. И в, 12 часов вылезет жаба, а ты ей по лапам и по языку. Вот она и сделала так. Жаба вылазит, а она ей по лапам и по языку. А на другой день Дуня по деревне ходит и языком и руками трясет. И колдовать боле отстала (Вологодская обл., Белозерский район, Олькино, 1988).
№ 295. У отца корова заболела, да овца околела. Так каж.ный год и умирали. Отец и пошел к старичку, тот много знат. «Копай, говорит, в хлеву, войдешь, так в правом углу от руки, копай до земли и найдешь. Весь навоз вынеси и сожги». И нашли бутылку запечатану, с водой, в кульке собачьи, человечьи, коровьи, овечьи г...и птичьи перья заложены. Старичок приказал сжечь и сказать: «Откуда пришло, туда и ступай». И все нормально стало па дворе. Раз порча была сделана, то вот и помирали. Были злые люди. Давай понизим человека, раз у него много скотинки. Подков в двери заколачивали. Найти подкову, случайно потеряну лошадью, и закапывали под дверью (Новгородская обл., Пестовский район, Малышево, 1986).
№ 296. У нас раз овца паслась, она вот-вот ягниться должна была. Хотела я ее домой забрать, а тут тетка какая-то проходит и говорит: «Рано еще, никуда она не денется!» А овца потом и не пришла. Ночь нету, две нету. Все измесили, не нашли. Послали в Никулкино к бабе Фене. Ночью ездили, на тракторе. Она показала, как метки-то делать. Дед сделал, да, видно, неправильно. Овца показалась соседской девочке. Пока туда бежали, она и исчезла опять. Мы опять к бабке Фене поехали. Я вот сказала: «Бабушка, так и так, покаталась и опять убежала и нету». А она и говорит: «Неправильно, видно, твой дед метки сделал». Потом она наговорила хлеб-соль, потом угарочком завязала и сказала: «Когда пойдешь, на первый ольховый куст положи, маленько вправо, и иди не оглядывайся.. Ее не пускают полевой и полевая». Я все сделала, как она сказала. В этот же день овца и вышла.
Когда пропадает скотина, до шести суток можно найти. Больше шести — уведут за лес, не найдешь (Новгородская обл., Пестовский район, Малышево, 1976).
№ 297. Был такой Петька Босяковский. Его потому так прозвали, что ён только в чулках ходил, штанов не видать на ем было. Раз корову было не загнать, не шла во двор и все. Так он воды сделал и повел во двор. Сперва не хотел делать, у вас, говорит, чужая в доме, а ему объяснили, что своя, деревенская. Он велел воды с реки принести, попрыскал водой на корову, так такой писк раздался, но после стали корову загонять хорошо (Новгородская обл., Старорусски йрайон, Гайново, 1990).
№ 298. Коров прятали. Скроют колдуны, и никто не увидит, ходи, не ходи. Две коровы спрятали, двенадцать ночей ходили, искали. К колдуну сходили, он сказал, пойдите двоима с Андрияном, никто больше не надо. Коровы ваши живы. А так прячут, что не дают ни пить, ни есть. Он наговорил в узелочек. «С ним пойдите, на росстаньке расколите сосенку и скрозь нее пролезьте». Пролезли мы, подошли: коровы стоят, чешутся (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Айнова, 1984).
№ 299. Если спортят скотину, так находили человека, который может отвести. Он ладит, лечит. В деревне был один мужчина. Никто не может отвести корову на бойню, а он поглядит — и пойдет. Он малоумной был. Его звали Оля-дева. Голос-то у его женский был. Так он платок оденя да пел с женщинами. Может и спортить и наладить (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Немнюга, 1984).
№ 300. Ну, в Егорьев день обходил пастух коров-то. Скотский праздник ведь. Обходил коров-то с иконкой, потом яички ему давали-то, крашеные. Може, и с лешим знался пастух, откуда мы знаем. Только вот раньше пастух, бывало, пустит коров в лес, за рощу, а сам с мужикам-то говорит, на речку купаться сходит, а к вечеру всих коров, всих домой пригонит. Не было, чтоб корова потерялась, наверно, знался с кем-то. Лес-от у нас какой, а коровы всегда целы. Говорили-то раньше, когда пастух стадо пас летом, так не стригся (Новгородская обл., Старорусский район, Котецко, 1990).
№ 301. Вот чудо был пастух. А он чо-то читал, чо-то знал. Он один мог коров позвать. Лет тридцать пас коров. Весь день дома, а коровы сами пасутся. А он вечером покричит, а они и идут сами. Покричит: «Дочки! Э-ге-гей!» А оны сами идут к нему. А без него ни одна не идет, только его слушались. А целый день дома, будто кто вместо него пас. И каждый год одна корова пропадала. И никогда не расходились, все паслись в одном месте. Во, какое чудо пастух был. Что он знал — неизвестно (Новгородская обл., Старорусский район, Ивановское, 1990).
№ 302. Мария у нас пастухом была, так у ней отпуск [обход] был. Однажды прибегают в деревню, говорят, пошли смотреть, в стаде волк ходит, среди коров. А Мария нас не пустила, говорит, не ходите, ён ходит, ён и не видит их. Отпуск был у ней (Архангельская обл., Каргопольский район, Хотеново, 1989).
№ 303. Ведьмы есть, в пещерах живут. Они сильные колдовки. Заядлые ведьмы обрастают мохом. Портят народ. Они как женщины, только сразу по личности отличишь, которая ведьма.
Колдунами под старость становятся, когда им срок приходит творить.
Колдуны молоко у коровы отнимали, свадьбы портили. Не съездишь к киевской ведьме, так она спортит. Надо на речку, помыться перед свадьбой и у ей обязательно спроситься, не то спортит свадьбу. Мы до сих пор, когда ругаемся, говорим: «Ведьма ты киевская» (Новгородская обл., Старорусский район, Гривы, 1990).
№ 304. Колдунья, она очень хитрая. Ее узнать трудно, никак не догадаться. Она ни за что не признается, очень не любят они, чтоб кто-нибудь знал. А если и знают люди, как проверить, колдунья ли она, то редко кто станет пробовать, ведь она и отомстит обязательно, они вредные.
Так вот, я малой еще была, мама рассказывала. В их деревне бабка одна сказала, как узнать, колдунья или нет. И вот ребята старшие подговорили маленького, чтоб он, как колдунья в дом к ним придет, так надо в стол вот воткнуть иголку, снизу чтоб. А стол-то раньше ведь не такой был, он с досок, со струганых, и между ними щели, так они потом забиваются, ну всем, и сором всяким. Так вот в ети щели меж досок иголку-то и надо воткнуть, и она, значит, уйти как соберется — и не сможет. Вот уйти захочет, воткни иголку снизу острей в стол, она и вернется. Ну вот, решили попробовать. Она к им пришла зачем-то, все сделала, собралась уходить. А он возьми и воткни. Она и возвернулась. Снова вынул, снова она хочет уйти. Он тыкнул другой раз, опять вернулась. Так и возворачивалась, весь день там у их и протолкалася. Вот так (Новгородская обл., Старорусский район, Ивановское, 1990).
№ 305. Дед мой ушел наниматься в работники, попросился ночевать у старика, и он его стал спрашивать, накормил и говорит: «Ты молодой, возьми от меня колдовство, будешь барином жить». Дед говорит: «Я боюсь», но потом тот ему все рассказал, как всех травить, чтоб вси его боялись, вси стихи ему сказал. «Теперь иди, — говорит,— в гумно, влезай в дверь, и будет все хорошо. А не сделаешь, ты меня погубишь». Дед пошел, открыл ворота, а там свинья страшная, пламень изо рта. Страшно ему, и не стал, пошел оттуда. Пришел, а колдун-то стонет, криком кричит, ругается. Дед мой так и ушел (Новгородская обл., Старорусский район, Ивановское, 1990).
№ 306. Когда от меня вздумал мой мужик уходить, мне сказали, сходи к бабке. А сделано было, чтоб он меня не любил, это было сделано у евонной бабушки, у родной. А он говорит, как ты войдешь, все змея пестрая в глазах, ненавижу тебя. Говорит, нету тебя, жду — умираю, только дверь откроешь, — змея. Стал меня бить. Люди и посоветовали, сделает, говорят, бабка водички, чтоб помылся, глаза-то. Пришла я. Бабка старая, говорит: «Доченька ты моя дорогая, тебе вторая судьба предстоит». Говорю: «Вот видится ему змея полосатая, сделай мне водички». Она говорит, что он не станет ни исть, ни пить, мыться этой водой не станет, все равно уйдет, ето сделано у ближнего, у своего. Вот дала воды, влила я в умывальник, так мыться не стал, влила в квас — не стал. Ушел все равно (Новгородская обл., Старорусский район, Ивановское, 1990).
№ 307. Колдунья, она бабка, как бабка. Вот одна у нас тут, все коров меняет, никак у ней с коровами. Ей посоветовали съездить к бабке. Поехала она. Та говорит: «Ну, что ты приехала?» — «С коровам». — «А ничем тебе не поможешь, она тебе снова все сделает, соседка твоя. Я дам тебе воды, попрыскай дом, двор потом, и под бревном в хлеве возьми голик, снеси, сожги его под горой, и твори молитву. Ето сватья его подложила. И, — говорит, — эта сватья к тебе прибежит, и ничего нельзя ей давать, три дня». Ну, та все так и сделала. А сватья пришла, позвала внучка и повела. И опять с коровам горе, и ей опять ехать. Так пока ездишь, она может что угодно сделать, и с курицам тоже. Она-то баба хитроватая, вот она и чудит рядом, а не докажешь ничем (Новгородская обл., Старорусский район, Ивановское, 1990).
№ 308. Воду, как обмыли покойника, в большой передний угол, к дому на улицу льют. Этой водой и плохое можно сделать, кто умеет.
Мама рассказала быль про себя. Раньше овсяная была мука. В воду наботают, намешают, получалась такая болтушка, тяпушка. И на сенокос когда ездили, делали. Одна сделала такую тяпушку на воде с покойника и напоила женщину после родов, и та заболела. Говорит, я лежала, ничего не понимала. Муж повез на лошаде к знатку, знахарю. Он-от и говорит: «Истопи баню». В первый день он намыл с приговорами. Говорит ей: «Ложись на пецку». «Не будите. Сколько может, столько и спит». И три раза он мыл в бане. Знахарь сказал: «Если не будете мстить, я покажу вам, кто сделал такое с ней». Наливает воду в блюдо большое. Они наклонились над блюдом, он их накрыл, свецку поставил сбоку. И в этой воде увидели эту тетку, как она воду, которой покойника мыли, льет из бутылки и ложит муку в цаску.
Мы приехали домой. Роженица говорит, вон она идет, и Вася ее с лестницы отправил. Потом в воскрестный день в церковь шла, у дома пала и ревет и встать не может. И так каждый раз, у дома падет и катается, и плацет и ревет, и просит прощение. Пока, говорит, я не скажу: «Бог простит», — не уйдет. Потом встанет и в церковь уходит (Архангельская обл., Каргопольский район, Харлушино, 1989).
№ 309. К Лизавете тут муж пришел с войны. «Я, — говорит, — не к тебе приехал, на родителей посмотреть, а с тобой, жить не буду». Так Лизавета со свекровью к бабке сходили. Та над водицкой пошептала в байне. Он помылся и остался дома с Лизой.
А один колдун овдовел, стал девку молодую сватать, а она никак за него не шла. Пришел он к ей, достал платок из кармана, отер им лоб свой и тем же платком ей лицо вытер. «Как платок этот сохнет, так и ты по мне сохни». И пошла за него (Архангельская обл., Каргопольский район, Лукино, 1989).
№ 310. И еще, мужик пришел, говорит, давайте клопов выведу, только не хохоците. Что-то наговорил, клопа да и пошли прямо в окошко поездом, друг за дружкой. Женщина-то, у которой выводили, говорит, мы не выдержали, да и захохотали, а они тут же обратно побрели, все поворотились (Архангельская обл., Каргопольский район, Лукино, 1989).
№ 311. В Бабаевском районе колдун был. 15 годов назад помер. Жил в бане. Приехала милиция его забирать, а встать, с лавки не может. Сели в машину, а машина ни с места, а поехала— 3 раза перевернулась (Вологодская обл., Белозерский район, Шубач, 1988).
№ 312. А Филипп-от сделал над другими опеть. Он [другой] пришел на подчику, по-нашему лесосека теперь называтся, пеньё. Он курил. Я пришел, говорит, все мужики сидят, курят, смеются. Я прикурить прошу у них, а они мне не дают. Ходил, ходил, грит, потом, ночь проходил, обратно вернулся в Рублеву, все. А назад пошел, он ето убрал все: никаких мужиков и, никакой подчики, и никаких пеньёв нет. Вот так вот. Вот ети колдуны и есть. А они были, были, были оне (Пермская обл., Соликамский район, Харюшино, 1989).
№ 313. Волхвы у нас есть: Паланья, бабка Маша. Могут отнять у коровы молоко. Чтоб вылечить, надо сделать воды, наиспашку три раза помыть веточкой от веника, потом омыть ею всю.
А один раз Паланья мне на боронину [Боронина - вспаханное и пробороненное поле] костки с покойника положила и козлиную белую голову [череп], и картошка у меня в огороде не росла. А Татьяна взяла на вилы и им в огород снесла. У них и не росло ничего.
Оны зарыли в межу банку топленого масла, чтоб спортить корову.
Однажды ко мне племянница приехала, а Паланья: «Дай мне твою девку посмотреть». И только ушла, как девке плохо, стало, и рвало, и метало, насилу спасли. А можно и умереть от сглаза (Новгородская обл, Старорусский район, Гривы, 1990).
№ 314. Парень у нас погиб один, разбился на мотоцикле, между Ваджей и Святогоршей. Собрались мы и пошли по смотреть то место, где это произошло. Посмотрели, пошли в Виджу. Обратно идем, вновь мимо того места, а там лежат три куриных ноги, и никто не клал. Вся Святогорша потом об этом говорила (Новгородская обл., Старорусский район, Гривы, 1990).
№ 315. В одной деревне одна бабка жила, она такая старая. Дом у нее стоял дальше от других, ниже от деревни. Говорили люди, что ведьма. Ну вот раз с танцев шел парень с девушкой, ну, солдат парень, ночью уже за полночь. Вдруг бежит на них большая свинья, така здоровая. Девчонка-то испужалась, а парень и ударь ее пряжкой [от ремня] пряма в лоб. Ну, испугалась свинья, захрюкала, убежала. На другой. день парень-то в магазине это и рассказал. Вдруг входит туда эта ведьма-то, а у ней на лбу сияет от пряжки (Новгородская обл., Старорусский район, Виджа, 1990).
№ 316. И скотину травят, и людей. Колдуны были, выходили на поле, где яровые, ржаное поле, делали заломы, на кажном ржаном колене ржину заламывали, Хто увидит его, ну, залом, так борону на него кидали и огнем зажигали. Так вот кто сделал, прибежит туда. Заломы лучше не трогать. Если ты не заметишь, сожнешь, то тебя заломит, ноги, руки перекорежит. Как только смахнешь, так худо, ломить будет сильно. Так только бабка потом поможет (Новгородская обл., Старорусский район, Гривны, 1990).
№ 317. Заломы во ржи бывают. Наделают узелков. Если ты не заметишь, сожнешь, тебя перекорежит. Не тронь, а опосля, как сожнешь все, заломы брось и сжигай (Новгородская обл., Старорусский район, Гривы, 1990).
№ 318. А во ржи бывают заломы, да. Их путает кто-то, видно, хозяин полевой. Так спутает. А если сожнешь случайно, смахнешь, то руки ломить будет сильно. Тогда уж к бабке: итти надо (Новгородская обл., Старорусски йрайон, Гривы, 1990).
№ 319. Мама говорила, гостила у подружки. Прихожу спать клетушку. На Петровский Иван было. В клетушке много, горшков наставлено, больших, глиняных, и в кажный горшочек влито по две ложки молока и не прикрыто. А мама говорила, на ночь нельзя открытую еду оставлять, черти едят, домовые обедают. Плохие они, после их нельзя есть, заболеешь. Ну вот, а мать подружки была колдунья. Мама моя етого не знала. Но она удивилась, она взяла соломки с крыши нахаркала и покрыла вси горшочки и говорит: «Господи, благослави» и легла спать. Часов в двенадцать как зашумело под окном, затемнело, и как что вылилось, опять просвистело как змея, котора молоко у чужих коров доит и колдунам приносит.. Она у них на службе. После етого мама встала, а пол весь молоком залит. Змея молоко ей принесла, а горшки-то закрыты, вот она и пролила все. Мама-то моя как испугалась, схватила всю одежду и убежала, пять километров ночью. И не ходила туда больше никогда (Новгородская обл., Старорусский район, Ивановское, 1990).
№ 320. Парень рассказывал мне про свово друга. Спрашивал, верю ли я. Я говорю: «Не знаю». — «А я верю», — говорит. У них в деревне была бабка, могла что угодно сделать, вычитать, черная магия. Могла свадьбу спортить. Едет свадьба у самого леса, вдруг вместо лошадей — волки, и в лес побежали. У ей книги были, ребята и попросили: «Дай поглядеть книжку». А у их два дома было. Они взяли, чтоб иконы в доме не было надо, стали читать. Дочитались, что столы и все заходило по комнатам. Выскочили вон, а утром пришли, а уж в доме книги-то и нет, исчезла.
Иду, гуляю, говорит он, вдруг идет из-за леска, что такое, глядите, волк, а вдруг бабка, а волка-то нет. Они спрашивали, а она говорит, не видала ничего.
Придет, говорят, к парню, скажет: «Гуляй вот с етой», — и будет.
Вредная бабка, только вредит. Парень етот ей говорил: «Что ты такая вредная?» — А она ему: «Сделаешься ты таким». И точно, стал; как заговоренный, парень-то. Точно бабка сказала, так все и стало (Новгородская обл, Старорусский рйаон, Ивановское, 1990).
№ 321. Ну, вот тетка-то ёя, она гуляла с парнем, а у него батька был колдун. Ну, ушел он в армию, а она вышла за другого. Ну, едут они с мужем, доехали они до гумна, с гумна вот белый кто выскочил и умахнул, как мертвец. Она как упала в канавину-то и посмотрела на левый бок, на Котецк-то. Так ее и кинуло. А парень-то был с Котецка. Голова у ее долго на левый бок оставалась. Ну, мать ее съездила к волхвинке, та ей сказала, что на смерть ей было сделано и чтоб она сходила к колдуну, к отцу того парня, что в армии был, и чтоб он ее в баньке выпарил. Так она и сделала. А потом помогла бабка-то. Только с двадцать второго года она, девушка-то, болела и до шестидесяти четырех (Новгородская обл., Старорусский район, Котецко, 1990).
№ 322. Волхвы приходят на Чистый четверг, на Егорий, Ивана, на Пасху. Дедовники [Дедовник - репейник, чертополох] вырывают и в дворовых воротах закапывают, чтоб не спортили (Новгородская обл., Старорусский район, Гривы, 1990).
№ 323. Колдуны, которые много знали, портили людей, скот, когда умирали, говорят, крышу открывали. Маленько поднимут охлупень [Охлупень - верхняя продольная балка на крыше, конек] на домах-то, ему легче будет, нечистый как бы выйдет (Архангельская обл., Мезенский район, Кимжа, 1986).
№ 324. На Чистый четверг нельзя никому ничего давать, а то порчу наслать могут, попортют тебе и животину и все. Ничего не давай, особенно соли, ето самая страшная порча будет. Не давай из дому ничего, а то с порчей вернут. Самое ето время такое, на страшной [Страстная неделя перед Пасхой] неделе, ето ихний день, колдунский, заповедный, они его специально дожидаются.
Говорят, что колдун так помереть не может, Бог его не берет. А чтоб он умер, надо залесть на печку, выломать девятую потолочину, и тогда он помешится, ну, умрет да. А еще он может сам умереть, лишь когда все свое искусство другому передаст, только все, а иначе не поможет. Вот у нас девка была в деревне, так ее бабка колдуньей была, так она две недели помирала, так ее кружило, и только как потолочину выломали, только тогда померла.
Раньше много у всех скотины было. И вот на Ивана тоже колдуны ходят, колдуют. Седьмого июля надо дворы подпирать осиновым колом.
У одного мужика было много скота, и семья была большая, и каждый год колдун у него скотину губил. А вот он подговорил своего брата, чтоб колдунью-то ему подкараулить, А эта бабка даже из родни ему была. Они пошли к ней, а она на дворе своем, она там что-то ворчит, кругом скотины ползала, шептала что-то. Они вернулись на свой двор, забрались на сарайку. Она приходит вся рваная, волосы распущены, с метлой, с ведром и со щеткой, три предмета обязательно. Стала ходить кругом скотины, и поймали ее. Это ночью было, до двенадцати, до петухов. Ну вот, схватили ее. «Ты зачем пришла?». Выгнали ее, закрыли яе у нее дома, и назавтра у нее весь скот пропал, и она неделю болела, вся в синяках была. Они бьются очень, если их на дело не пускают (Новгородская обл., Старорусский район, Ивановское, 1990).
№ 325. В одной деревне жил дед Василий. Говорят, что он был колдуном. Помер, значит, он. Уже обмыли, положили на лавку. Потом приходят мужики, а он на лавке сидит, ноги поджал и руки сложил. А один мужик не растерялся и говорит: «Ложись, Васька, а то топором башку отрублю». Это его лукавый и черт подняли. Чтобы его снова положить, пришлось жилы подколенные подрезать. Он колдуном был, слова не передал и умер, вот его и подняло. Когда ведьма умирает, надо в потолке дыру вроде окна рубить, а если она слова не передаст, то и умереть не может.
Бывало, мальчишки начнут рыбу из сети вытаскивать и к его подберутся. Дед Василий скажет: «Ничего, моя рыбка никуда не уйдет!» Мальчишки и с места сойти не могут и заплачут: «Дедушко, отпусти, миленький, не будем больше». Он их и отпустит, они рыбку всю побросают, да и убегут. Вот как колдовал (Вологодская обл., Кирилловский район, Благовещенское, 1979).
№ 326. Все говорят, что чертей передают. Манька у нас, переданы ей от батьки черти. Она глухонема была, говорит, говорит, ницего не понять, все махается. Она дрова было пилит да ногой пихат, уйди да уйди. Ей батька отдал чертей, говорят. Кто имеет чертей, тот долго не умирает, трудно умирает (Новгородская обл., Любытинский район, Ковриг, 1986).
№ 327. Я, говорит, выслушала их разговор. Сказывают про каких-то колдунов. Один говорит, что сейчас же может человека испортить, а другой, что может сейчас же вылечить. И перед ними — сидят едят колдуны — буханка хлеба. Один буханку испортил, буханка почернела, уголь. А второй говорит «Я вылечу!» Вылечил. Буханка побелела. — «Ну-ко, разрежь!» Разрезал, а в середине черно. Вот, говорит, так и лечат. Толью сверху заморят или не вылечат совсем. Внутри черно, а сверх бело (Коми, Усть-Цилемский район, Замежное, 1987).
№ 328. Вот знали [Знать - умели колдовать, ворожить] люди. И два заспорили в Осокиной. Один в Осокиной был, а другой — из Гляден. И заспорили, кто сильней. Видимо, у их тоже есть ето, у кого больше чертей. Дак вот заспорили. Тожо закупали скота-та. Вот говорит один: «У меня лягут коровы». А другой: «У Гляден». На километр повыше был, ну, на километр подальше был. Осокину коровы прошли, на Глядине легли, не пошли никуда. Вот так. Тожо знались, видимо. Один другого сильнее (Пермская обл., Соликамский район, Харюшино, 1989).
№ 329. Вот коновалы рассказывают. Вот у нас в деревне два колдуна, так молодых спортят, если их не пригласят на свадьбу, в волков превратят. Овернут молодых волками, и три года бегают по лесу, вся одежа прирвется, а вот на спине вырастет волчья шерсть, как долонью хватют. Бывали такие случаи, или молодых волками сделают или на свадьбе что случится.
Вот, говорят, к венцу приезжают молодые, один колдун подходит, говорит: «Три-девять пудов горох». Надо, чтоб в струцке гороха девять горошин было. И вот етот струцок наговорят: «Три-девять пудов горох, три-девять пудов жених, три девять пудов невеста, не взять коням с места». Положат етот струцок в повозку или в сани, где молодые сидят, и кони не могут взеть. Кони рвутся, пока им, колдунам, все не покорятся, все кони на месте стоят.
Вот, говорят, эти два колдуна, один знал много, а другой больше. Один так устроил, что кони не могут взеть с места, а другой огненно колесо пустил вперед обоза. Куды пойдешь в огонь.
Вот, говорят, их на свадьбу пригласили, а они между собо поссорились. Один знат много, другой говорит: «Я больше»! Один говорит другому: «Я сцас устрою над тобой. На-ка рюмоцку, выпей». — «Давай». Тот не трус, не боится. Выпиват. Все зубы до единого выпали. Склал да положил на стол! «Ну, — говорит другой, — теперь ты от меня выпей». Тот рюмку только выпил, как раз его к окну и к потолку ногами подвесило. Подвесило к потолку ногами, вот так лягается и крицит: «Мне тяжело, сними меня, я не могу больше». А тот говорит: «Наперво зубы вставь, а потом сниму я тебя». — «Наливайте, говорит, рюмку». Рюмку ему наверх подали, наговорил какие-то слова и говорит: «На, пей. Склади зубы в рот и пей». Зубы встали на место. Другой и говорит: «Сцас я тебя тоже сниму». Тоже рюмку подали, и он очутился за столом. Вот такие истории (Архангельская обл., Каргопольский рйаон, Хотеново, 1989).
№ 330. Бабки-то и свадьбу могли спортить. Вот раньше, не хочет мать, чтоб женились, она нашла колдунью, они поехали венчаться, едут оттуль на лошадях, и вот вдруг лошади остановились, и молодые превратились в волков обои и в лес побежали.
Колдунья всяко могла производиться, всяко ходить. Это уж черт им помогает. Утравливали всяко молодых. Вот гулял парень с одной, а взял другую замуж. Она пошла к колдунье. Испекли этакую ватрушку и дали им на свадьбу. Но другие узнали и спрятали ее. Свадьба кончилась, наутро пошла одна тетка, которая узнала про ватрушку, нашла, принесла ее, а она вся черная. Ей яду срок уж вышел, она вся и почернела (Новгородская обл., Старорусский район, Ивановское, 1990).
№ 331. У моего отца спортили свадьбу. У него была невеста, кроме мамы,— хромая. Он от нее отказался, вот она и спортила свадьбу. Украла кашу, а потом ходила поперек свадьбы [т. е. поперек пути свадебного поезда] и нитки цкала [цкать – скручивать шерсть в нитку при прядении, скать]. Так и получилось. Сначала хорошо жили, а потом стали худо жить. Приехал раз коновал и говорит: «Худо ты, Васька, живешь». А отец не признается: «А ты откуда знаешь?» Уехал отец на мельницу, муку делать, а бабушка попросила коновала, чтоб помог молодых наладить. А тот говорит: «Сейчас я его, подлеца, налажу-то». Тот [коновал] вышел, по ветру слова-то и спустил, какие — не знаю. Ну и ему, отцу-то, сразу там на мельнице и дало. Отец с мельницы приехал, говорит: «Катя — это маме-то — вынеси в анбар муку», а сам рассказывает: «Выгребаю из ступы, прямо в мельнице ветер заходил, шалью хлестнуло по лицу — там висела, — так вздохнул, а во мне как ребенок повернулся». Наладил их старик (Архангельская обл., Каргополдьский район, Хотеново, 1989).
№ 332. Свадьбы портили, если не приглашали их, колдунов. Молодые не умирали, а жить не жили. Делались волкам колдуны. Ены бегали, как собаки. Бывало, застрелют, а в волчьей шкуре-то и человек. И еще портили; поехали к венцу, и сделали [колдуны] весь поезд волкам. У нас старик был, у него остался клочок волчьей шерсти для памяти. Рассказывал, как жили они. Есть-то хочешь, так к волкам приставали.
Была семья у нас богатая. Стал сын жениться. Свадебный поезд снарядили, поехали. А ехать мимо речки. Так каждый, как приедет к речке, остановится, ж... помоют и едут к венцу. А кто с холма это видел, ухохотались. Вот какую насмешку могут сделать (Новгородская обл., Старорусский район, Хорошево, 1990).
№ 333. Был случай один. Вот была одна бабка, померши она ужо, а раньше с ней было-то, как венчалась она. Парень был, гулял с другой, а женился на ней. Ну, волховитку надо найти. Ну, вот повели под венец их, ну, вот стали они под венец. Они посмотрели друг на друга и вдруг побежали в разные стороны. А венчались они в воскресенье. Ну, ловили их, долго ловили. Поймали. Народу-то много в воскресенье в церкви. Она-то, невеста, болела долго и скоро умерла, а он жил долго. Вот как делали. Они друг на друга поглядели, как будто волки. Ей кажется, будто он волк, а ему кажется, будто она волчица. А потом отошло. Вот как свадьбы-то портят (Новгородская обл., Старорусский район, Котецко, 1990).
№ 334. Говорят, на Чистый четверг на клюке бабы ездят, колдуют. Ездили, портили двора, молоко отнимут. От этого осиновым колышком подпирали, и ничего она сделать не сможет. В Чистый четверг никто не ходили, ничего не давали ворожбее себе за пазуху. Говорили, ворожбеи могут собачью свадьбу сделать. Ехала свадьба, а вдруг собаки появились (Новгородская обл., Старорусский район, Святогорша, 1990).
№ 335. Сватаются, ну, вот возьмет жених сватов и пойдут свататься. Сговорятся тут же. Это сговор значит. И невеста смерит избу жениха, приданое шить. Бывает, что другие женихи перебивают лапу. Значит, один сосватает невесту, а другой возьмет и перебьет его. А бывало раньше, что свадьбы портили. Вот перебьют невесту, а бывшие сваты-то и рассердятся. Ну, вот поедут венчаться, а обратно нет никого, все в волков превратятся и спрыгнут с повозки. А то такие бабки были. Вот едет поезд, а она какой-то клубок под лошадей бросит, все люди соскакивали и волками в лес убегут. Да когда это было! При царе Косаре. Говорят, что убьют волка, а там платье подо низом шелковое. Это, може, навры кто (Новгородская обл., Старорусский район, Кривец, 1990).
№ 336. Говоря, человек можа в медведя превратиться, вот и перевертух. Надо через коромысло перевернуться да еще слова каки-то знать, и медведем станешь.
Вот один, он перевернулся как-то через коромысло, ли через батожок, а сноха как раз в печку житники садила. «Не трогай, — он говорит, — мой батожок», а она его пошевелила как-то, он и не смог вернуться.
А раз медведя убили, шкуру сняли, а у него туша человечья. Это он перевертыш и был-то. Он хотел соседа богатого коров задавить, вот и медведем перевернулся. Говоря, много медведей убивали, на которых ремень да топор в натопорне надеты. Это все перевертыши-то ране были (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Городец, 1985).
№ 337. Колдунья заколдует — и он оборотень. У водяного тож приворочено бывает. Больше в медведя оборачивает, особенно парней, девчонки — в птичек. Зла-то он [оборотень] не делает, и срок у его тож свой есть. Обратно будет, когда кто его сможет полюбить в таком виде. Он весь срок таким пугалом будет бегать (Новгородская обл., Старорусский район, Ивановское, 1990).
№ 338. Еретики, они читают книжки и друг от друга перенимают…Водят они как-то. Терят дорогу человек, не видит домой попасть и потом болеет. Запускают чё ли. Бог их знает чё они там. Как они, чё они делают? Словами, раньше чернокнижье како-то было. Раньше медведями ходили да волком бегали здесь, еретики-те. У нас папа даже видал. Вот это знали дак. Волком оборачивались, обертывались. И медведем ходили. Было раньше это, верили. А сейчас верить не статр и сами — шишки.
Триха Волчиных был — тот сущий еретник. Он оборачивался волком. У нас папа говорил, 93 года он умер, папа. И здешны, местны мы были. И тот местный был (Коми, Усть-Цилемский район, 1987).
№ 339. У папы на глазах человек в медведя оборотился. В воды вошел человек, а вылез медведем, в лес ушел и сказал одежды его не жгать. А они сожгали, он и остался медведем. Он пояс только не снял. Пошел в стадо, коров задрал, какие люди ему неприятность сделали. Его убили, а на нем ремень.
А дедко раз говорит: «Бабка, ноцью ногу на меня не закидывай, будет медвежья нога». Она-то как-то накинула, и правда, наутро нога медвежья (Архангельская обл., Мезенский район, Усть-Пеза, 1986).
№ 340. Маленькие — это чертенята. Одна женщина с ними зналась. Ей их надо было сдать. Она другой женщине корову продала, а та к ней приходит потом и говорит: «Я у вас купила коровушку, а она со двора-то к вам бежит». Та достает палочку из-за трубы и дает гнать корову. Палочка така с узорами. Ей нужно маленьких сдать, а маленькие-то на палочке. Говорит, никуда не клади, засунь за трубу. Им работы-то надо давать. Одна семя льнянно на двор выбросит: «Подберите все!» Или пеньки в лесу считать, или веревки из песка вьют. Не дать работы, они шалят. Бывало, ночью пол выбран, все раскубырят, утром все как есть. Чтоб их сдать, в поле хорошую вещь вынесут и скажут: «Стерегите». Если кто возьмет, ее маленькие к нему перейдут.
С виду они всяко покажутся. У одной женщины они ночью возились и в ведре с помоями утонули. Она утром приходит, а они в ведре плавают, маленькие, как мышата, утонули (Новгородская обл., Пестовский район, Малышево, 1986).
№ 341. У этих ворожей есь маленькие, наверно. У нас был такой старик, все ране коров пас, у него медиа труба была. К земле наклонится и закричит по-своему, и все придут, и буренки, и пеструшки. Так у ёго были маленькие. Есть маленькие, так и из-за леса достают скотину, если за лес ее уведут. Им работу дают, какую хошь. Кидают работу, чтоб больше была. А не дашь работу, они тебя затерющат, жива не будешь.
У кого есть, они сами знают, как от них избавиться. Есть платки кладут на родник. Раз платок взяла, так и примешь маленьких. На платок их кладут, платок свернутый как следоват.
Раз тетенька пришла на родник, а там шалинка нова с кистями лежит. Она ее взяла, так потом целый месяц домой не ходила ночевать. По ночам в избе ломота, свет горит, изба полная, пляшут, поют, в гармонику играют. И она уж сама не своя стала, черная вся. Вечером к избы подходит, а заходить боится.
Есть у людей и есть люди, знают, как избавить. Они ее и научили, чтоб она шалинку снесла назад. Говорят, ступай к колодцу, сверни ее, где была лежала и положь. И скажи: «Вот кладу на ваше место ваше добро. Три раза скажи». Она и снесла. А там ей голос: «Хватилася, догадалася!» То они с шалинки уходили. «А то б тебя сегодня не было». Они б ее задавили. Она после того и говорит: «Вечером к себе ночевать пойду, а то соседке уж надоела».
И еще про одну говорили, что у ей маленькие были. Покажутся в красных шапках с торчками. Живут-то они при ней, и держит их при себе. Делать-то все и помогают. Сядет есть, а она по три ложки под стол. Стану мыть, смотрю — ничего нет. Кормила она их. Только с худым словом крестилась, за стол не крестясь садилась (Новгородская обл., Пестовский район, Ельничное, 1986).
№ 342. Один инвалид был, без руки с войны пришел. Говорят, что он знался. Все косить ходил, левой рукой косит, сметывает. Ходит, в лесу один разговаривает. Шли они с одним заготовителем пешком и заспорили. «Ты, — говорит [заготовитель],— ничего не знаешь, все врешь». А он взял напустил. Набежало каких-то маленьких, в лужу поставили, каких-каких ни набежало, всего обрызгали, грязью запятнали. Весь мокрый был.
Или, говорит, сморочил он меня, или напустил. Есть какая-то сила. Году в пятьдесят восьмом было. Теперь инвалид уж умер (Вологодская обл., Белозерский район, Георгиевское, 1988).
№ 343. Дедушка рассказывал, Тарас был бесованный. Они выпимши были: «Покажи солдатиков». И они с крыльца спускаются, сорок, все маленькие, одинаковые, в темных костюмах. Их, солдатиков, кормить надо. Так же едят, как люди, они все кушают.
И еще про одного говорили, он шишков знал. Попросили, чтобы показал. «Только не испугайтесь». У всех синие короткие штанки, красные рубашечки, стоят шеренгой, как маленькие человечки, пятьдесят-семьдесят сантиметров. Они как будто скачут, а не ходят. А как приказал — шум да ветер. «Я их в лес пошлю, они ходят, хвою считают. Им надо работу давать. А как надо, я их позову, так вихрь идет».
Тут один у нас умирал, никто не берет у него сотрудников. Они метают его с крыльца, не давают они умереть, сотрудники-ти.
Один мужчина говорит, на вецерки хожу, а меня девки не любят, только отциркивают. А один мужик ижемской приехал, пойдем, говорит, в баню, сделаю так, что любить будут. Пошел я в баню, а там, осподи, собака какая! Пасть-то открыла, ахит. Он мне и говорит: «Кинься собаке в ахит». Он кинулся, и у него птицка на плеце стала, так с птицкой и ушел. Пошел на вецорку, а девки все равно меня не любят. Только на плохое все тянет: корову свою задел — у нее кила выросла, зоб-от. Корову испортил — еще птицка на плеце стала. Собаку свою испортил. Ну, думаю, мужик-то этот скотина, бесей мне напустил, бесям меня науцил. Хожу, терпеть не могу, все кого-то испортить хоцу. А не могу цужих-то испортить, только своих испорцу, и птицка прибудет. Потом накупил пряников, заставил бесей пряники пересчитать. «Сейчас — говорит, — приду». Они ведь крепят, они ведь не отстают от него. Дал им работу, а сам к старушкам пошел, пал на колени, «прости, — сказал, — осподи, мужик меня науцил». Посмотрел в окно, а беси-то горят в огне (Коми, Усть-Цилемский район, Пачгино, 1985).
№ 344. Как-то мой Леня пришел ночью во двор, на ферму, коров проведать. Обернулся, смотрит, стоит парень, красивый, молодой, в костюме, в шляпе. Леня ему говорит: «Ой, откуль ты взялся!» Тот обернулся и пропал. Тогда Леня понял, кто то был и говорит себе: «Господи, да покажись ты мне еще хоть раз!» Потом тот же парень к нам домой приходил. В деревне-то этого не знают, я уж в деревне-то этого не говорила, тебе уж только вот скажу, ты ведь человек приезжий, образованная. Опять молодой, красивый, как портрет. Стоит у двери молча, ничего не говорит, потом пропал. Незадолго до того мы у бабы Фени были, она нам коровушку искала. А она с маленькими зналась. Одного из них она-то, наверно, и прислала, чтоб проверить, все ли мы сделали как надо (Новгородская обл., Пестовский район, Малышево, 1986).
№ 345. А они, как вот когда покажется таким, как мы человеком, когда собакам, когда кошкам, кому как. А вот что маленьким звали, и не знаю. У бабки Фени-то были, так их Гараська, Климка да Трофимка звали. Один раз батька-то у Фени заболел. Меньшая девка-то его кормить не стала, одни колобки трубы. Так он и напустил на нее. Когда она в коридоре была, подошел к ней, сапоги красновские, с галстуком: «Ксенья, дай мне твой перстень». А она ему: «Не могу, дареный». «Ну так и у меня дареный, давай меняться!» Да как начал хватать его. «Тятька, тятька, заступись!» А батька: «Давай, Гараська, сильней!» А уж когда закричала дурным голосом, так уж и сказал, что хватит (Новгородская обл., Пестовский район, Ельничное, 1986).
№ 346. Вот которы знаются с им, с бесом-то, дак оне тожо, видимо, каку-ту службу несут. А как жо! Че-то оне дарят лешому-ту. Это черту-ту.
А один мужик сказал, что я сорок зайцох седни заловлю в петлю. Вот посмотри, с кем-то заспорил, заспорил. Он, видимо, шибко лешака загадал. И вот оне все 39 нашли, а етот, лешой-от, зайца гонит в петлю-ту. Ишо загнал. Мужик подошел. Он ему по носу дал, так и нос слетел. Вот так, слишком большую задачу дал лешому-то (Пермская обл., Соликамский район, Харюшино, 1989).
№ 347. На Чистый четверг колдуют. Соседка у нас была, так она колдовала. Вот пошла к своему соседу и хватала навоз с подворотни, чтоб скотина изводилась. Не успела, сосед поймал.
Вот если глаз плохой, не у каждого это, и делают воду и камешки с бани берут и угольки, на гада, и солицы посыпят и ложки моют в этой воды. Воду делают от глаза и от укуса; коров, бывает, жагает гад.
Вот у меня сын был маленький, я ходила на уколы. Иду с той деревни, куда замуж была вышедши, с Труфанова. Иду по берегу. Идет бабка старенькая, а я так быстро иду. А вот что она подумала? Я пришла домой, мне стало плохо, стала кричать от боли, мне уже кости ломает, голова болит у меня. Вызвали медика. Я крычу, мне все плохо. Медичка жила у бабы Кати, а она умела делать водичку от сглазу. Сделала и говорит: «Помойте и спрысните и дайте попить». Помылася я, спрыснули со рту, от неожиданности и прошло у меня. Вот как бабки помогают. Может, они скажут и три слова каких, а сразу помогает и сделают (Новгородская обл., Старорусский район, Котецкое, 1990).
№ 348. Сглазили меня однажды. Ездила я в Русу, приехала я с Русы, и сразу у меня все заболело. И врач приходил, и ничего. Ну, потом отговорили. Ну, это вот женщина со мной в автобусе ехала и прямо в глаза мне что-то сказала. А я вот до сих пор, как про ту женщину вспоминаю, дык зевать начинаю. А она мне прям в глаза так и сказала, а что сказала, дык я этого не скажу.
А по всякому сглазить можно. Бывает, что подумают про себя, а бывает, что в глаза скажут. А чтоб не сглазили, детей моют всегда (Новгородская обл., Старорусский район, Кривейц, 1990).
№ 349. Мой муж говорил: не развести меня никому, колдовства нету такого. А мать развела. Принесла мяса с запахом. Сварила, меня позвала. А раньше никогда за стол не звала. Я и поняла. Запах-то нехороший. Поела. И стал муж на сторону ходить (Вологодская обл., Белозерский район, Плосково, 1988).
№ 350. Один раз я пришла из бани. Платья носила безрукавы, сыну дала грудь, а тут сосед пришел, а у меня грудь была бела, он и оприкосил. Грудь заломило у меня всю. Церный человек, прикосливый. А у меня свекровь, ножницы хватила да с малицы [Малица - верхняя мужская одежда, сшитая из меха ворсом внутрь, часто с капюшоном] с заду лоскут хватила у него. «Переял мою невестку», — говорит. Он и признался. Тут мне и легце стало.
Прикос, это обдумывают как, съедят как человека, оговорят, он и заболеет. Одумать и целовека могут, и корову, оприкосить. Подумат кто: «Во как работат он ловко», вот и одумат (Архангельская обл., Мезенский район, Усть-Пеза, 1986).
№ 351. Доспешка: идешь, спешишь, проступисси, поскользнесси — заболит. На меня напало — одна напустила по ветру, и пошли волдыри. Иду с фермы, идет женщина, она зла на меня. Я бегу, говорит: «Фу, красна рожа, когда ты сдохнешь, тебя и смерть не возьмет!» Я пришла домой — не встать, пошли волдыри. Кой-как сошла до бабы Фени. Баба Феня говорит: «Ночуй у меня. Уснешь сразу — легче будет, а нет — то все». Наговорила на красное вино. Утром просыпаюсь — легко-легко сделалось, как что-то развязало. Она мне на дорогу наговорила на соль, и в тряпочку, и туда уголек. Третий наговор приняла к ночи. Все волдыри куда-то делись (Новгородская обл., Пестовский район, Малышево, 1986).
№ 352. [Тетка-соседка пришла к рассказчице и засиделась]. Я не могу лежать, она спати не ложится и домой не идет. Я и легла, пристала. А тетка-то: «Ксеньюшка, меня спровожай». А я говорю: «У меня есть сну-то». Она как ушла, я глаза расчеперила, до утра никакого сну нет. Она пришла утром спроведать: «Ну, каково спали?» — Я говорю: «Ты ушла, я не засыпала». — «Ха, ха, ха, у тебя не бывало, у меня ночевало». И больше после этого все стала кажного провожать (Коми, Усть-Цилемский район, 1987).
№ 353. В Карпогоры сын поехал, я говорю, там люди знатки, не испортили бы. А он потерялся. Дядя говорит, хочешь скажу, где сын-то. В таз воды налил, а там река течет, и в кустах труп-тело лежит. Знаткой был дядя-то. Знатки от исполоха лецили, от кроволития. Кто завидит, если глаз нехороший, дак скажут: «Ой, чародей!».
А я ведь на добро. Когда делаешь что хорошо, дак скажут: «Чур, чужа дума! Чур, моя кровь худая!» или: «Чур быть!», «Чур, осподи, быть!» В час надо сказать (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Остров, 1985).
№ 354. Митька Бегун с Ефремова, он ходко бегал горазд. Идет раз парень с гармонью и с зонтиком. Митька ему говорит: «Не боишься, что обкрадут тебя?» Парень посмеялся, а потом парня приперло, надо было ему в кусты. Митька говорит: «Давай гармонь да зонтик!». Парень отдал, а пока ходил, Митьки и след простыл. Так и остался ни с чем.
Конь развалился на дороге, бабам было никак его не поднять. Митька идет, говорит: «Что ж ты лежишь, баб мучаешь?» И конь встал в момент. Только узду накинули и пошел (Новгородская обл., Старорусский район, Хорошево, 1990).
№ 355. Шла я как-то к празднику, да у Марьи спрашиваю: «Ты идешь?». А она: «Мни не к празднику итти, а глаза завязать». Вечером пришла домой, Кольки [сына] нет. Не сидится, пошла к мужниной сестре. Потом Колька пришел, уж совсем поздно, и рассказывает, был на поле, а в лесу како поле? А он говорит, на поле ходят коровы, все выслежено, темно кругом и только один огонечек горит. Ой, по мни мороз! Я ему говорю: «Ты зашел да постучался бы». Я колотился, да она не открыла, а кто она — не знаю. Потом пришел к Кевролу, об дерево сломал лыжу. К школе подошел, постоял, потом решил, домой пойду. Так и шел на одной лыже. Дошел до лесу, думат, пойду к дяде Павлу. Пришел в Киглохту, смотрит, на лавке баба-покойник лежит. Повиделось, говорит. Ой, по мни мороз! Домой пришел потом. Во как ходил, из-за той все бродил, что глаза-то, говорит, завяжу (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Немнюга, 1984).
№ 356. Раз Наталья у одной жонки платок попросила, а та ей не дала. Вот у них и заболела корова, пена ротом идет. Пошел мужик к Александре Губиной, та и говорит: «Испортили корову, спорченная корова, Наталья спортила. Надо у Наташки кровь из носу достать, чтоб наладить». Пришли, а как сразу драться, надо скандал завести. Заговорили: «Наталья, ты все портишь». А она: «Ничего не знаю». — «Нет, знаешь! Мы ходили к Александре Губиной, она-то сказала». Наталья-то тесто из квашни уведет, не то, что спортит. Не знаю уж, как у них дальше-то было. Она потом чем-то поила корову (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Киглохта, 1984).
№ 357. Жила рядом старушка, она все портила. Раз коровы хвосты [Хвосты заломить - проявлять беспокойство, бегать, метаться. О скотине в летний период, когда больше всего оводов] заломили, никак не можем достать: к ее дому придут, рычат, а домой не идут. Мама пошла к колдуну. Он поговорил в узелочек и говорит: «Утром перекинь через дорогу до всхожего, через то место и пройдет тот, кто спрятал». Колдунья-то и побежала с кошелем. Говорил, что с ней на тех сутках что-то сделается. Она и пропала среди лета (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Айнова, 1984).
№ 358. Когда пережинаешь в крест полосы, бегает женщина гола, спорынью [Спорынья - прирост, увеличение урожая, плодовитости скота, подъём теста на дрожжах и т. п. Мистическая сила, которая обеспечивает этот прирост] оббирает. Это просто женщины делали, чтоб пережать, чтоб хлеба себе поболе сделать (Новгородская обл., Пестовский район, Малышево, 1986).
№ 359. Церт зна, что у ей: немотишша ль, икота ль. Я тоже позевкана [Позевкана - причастие от «позевкать»; подвергнута действию порчи, сглаза; букв. озевана], стирать не хотела, пошучена [Пошутить - наколдовать, навести порчу] была. Я и карасин пила, и шкапидар пила, и моць свою пила, а потом прошло, и теперь иногда отрыгается. Подарила мне [одна женщина] рубаху портяну, белу, да, видно, пожалела. Я почувствовала, назад отнесла (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Веркола, 1984).
№ 360. Крышу крыли, а мужчина захотел пописать, с посома [Посом - помещение в доме над потолком, поветь, чердак] и пописал. А тетка какая-то видела. Она сказала: «Нельзя!» А он только посмеялся. Тогда она сказала: «Ничего, найдешь!» И он распух. А потом и правда, нашел эту тетку, она его и вылечила (Новгородская обл., Любытинский район, Лупово, 1986).
№ 361. Девчонку одну бабка научила, как порчу навести. А она решила попробовать, получится ль у нее. Пока за столом сидели, и заболела скотина. Пошли за дедом, который снимал. А он и говорит: «Куда ж я пойду, когда у вас свой портежник в доме». Так и не стал брат знаться с сестрой после этого (Новгородская обл., Старорусский район, Хорошево, 1990).
№ 362. Икота [нервное истерическое заболевание, выражающееся в судорожных припадках, во время которых больные кричат – выкликают; кликушество] — болезнь така. Болеет, болеет человек, а потом заговорит. У кого говорит, у кого матюгается. Икотницы напускают. Говорят, кака-то муха, вроде муха в рот залетела. Сначала-то запозевают, запозевают, потом заревут, заматюкаются. Говорят, икота ревет.
Икота на ту же букву заходит, на како имя. Если ты Александра, а ты Анисья, может прийти.
Один мужик икоту спустил. Женщина вином торговала, а ему не дала, и он ей зло поимел и икоту спустил. «А будешь овшом пить и не рада будешь», — сказал. И с тех пор пока на вина не выпьет, ничего делать не станет. И кричит икота: « Вот как мы погуляем!» Сама икота кричит.
А жонка болела с головой, говорили, что икота тоже. Она ойдет, пойдет, и вот слезла в колодец и крицит оттуда. Как на не упала, не вымокла! Мы долго в колодце воду не церпали. Вот сядет кушать и говорит: «Ой, нисколько еды нет»,— а сама ест, ест...
Чтобы узнать, кто икоту посадил, напоят блевотными травами, а как попросит пить, скажут: «Кто у тебя батюшка?». А икота скажет, кто, так вот и вынудят, и узнают, кто у икоты батюшка, либо матенка, кто насадил то есть (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Слудa, 1985).
№ 363. Одному была посажена икота. А было так. Дядя у его, так говорили, что икотник. Он решил это проверить. Пришел к дяде, наливает пива и думает: «Прочитаю воскресную молитву — не выпьет». Так и было. Дядя узнал и посадил ему икоту.
А еще один тут был... Пахал, а конь испугался. Он излешакнулся, или исчертахнулся, икота и зашла к нему в рот. Говорят, это лешачихи привязали ему икоту. Надо на рубаху воскресную молитву начитать (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Засурье, 1984).
№ 364. Икоты садили. Мой дядя не сшил Андрею Антоновичу сапоги, и Андрей посадил жене его икоту. Она шла, коров гонила, да к ней муха в рот залетела, а дома сажа налетела, а она заревела, закаталась. Вызвали тут урядника, а она говорит: «Вы бы позвали Андреюшко голубанушко, хоть бы привели его». Вот ведут его да что-то разговаривают. Да она как бросилась ему в ноги: «Ох, Андреюшко, голубанушко!» Не знаю, что он сделал. А как он умирал, говорят, он никак не мог в больнице умереть, умер в пошевнях [Пошевни - вид саней] (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Немнюга, 1984).
№ 365. Раньше у нас был один икотник. Одна жонка пришла в гости, посидела и пошла, а другая провожать пошла, в рубашке, озябла, сказала: «Ой, цомор [наименование черта; употребляется в бранных выражениях] с тобой, как я озябла!» Сказала, и икота пришла в ей. Она сама говорит, а в ей икота говорит, реветь начала. Говорит: «К Степану перейду», потом: «К Александру перейду!» Оба потом померли (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Кушпокала, 1984).
№ 366. Когда корову шишки доводят или пропадет корова, то три креста рябиновых ставят на росстани и задом катятся. Надо шишкам все пути-дороги закрыть и звать их. Кричишь, кричишь: «У-у-у! У-у-у! Все вы и байные, и рижные, водяные и болотные, полевые и озерные, лесные и местные и все, все, все...» Всех их надо собрать, а потом сказать: «Я закрываю вам все пути-дороги». Корова и найдется. А потом хресты надо обязательно снимать, а то будет плохо. Шишки затирюшча тебя, покою не дадут. Когда кресты ставят, надо ни о чем не думать и ни о чем не говорить. Люди, которые кресты ставят, очень тяжело помирают (Новгородская обл., Любытинский район, Своятино, 1986).
№ 367. Это мать пела сыну. Сын уезжал, бросил жену да двоих детей. Свекровь моя и пела: «Белый чад [дым], кудрявый чад, пади, мой цад, не на воду, не на землю, пади, мой цад, сыну на сердце. Ни запить, ни заесть, любовью не залюбовать. Ау! едь домой!»
Печку затопляю, как дым пойдет, туда и крицишь, как первый дым пойдет: «Сын мой, иди домой!» — три раза. «У-у-у». Воротится он! Еще чтоб воротился, где крестовая дорога, свеци уж ставили (Архангельская обл., Каргопольский район, Хотеново, 1989).
№ 368. Спиной, задом в рекрута ребят выводили. Спиной против матицы. Отец, помню, повернул, поставил солнышком, чтобы лицом к дому, чтоб вернулся (Вологодская обл., Череповецкий район, Большой двор, 1987).
№ 369. В каждых сутках есть пухлый час... Три часа пухлых быват. Пухлый час, когда всяку худобу навести могут. Она в пухлой час сказала: «Унеси тя». Особо эта байна в пухлый час давит, много людей умират... Шишко в пухлый час появляется, это 11—12 часов ночи (Коми, Усть-Цилемский район, Загривочная, 1984).
№ 370. Проклянутый час в двенадцать ночи и в двенадцать дня, шесть утра и шесть вечера. В эти часы опасаться надо, выходить благословясь. Эти часы накрянуты [Накрянутый - проклятый] [е]. Днем тоже быват неурочный час, нельзя детей ругать. Если обругать: «Беги, беги!», еще черта или лешака помянуть, то убежит и больше не вернется (Новгородская обл., Пестовский район, Ельничное, 1986).
№ 371. Ой, девки, расскажу, как слухать ходила. Я сама маленька была. Вот пришли мы в избу. Девки-от мни и говорять: «Глаза закрой». Сидим, слухаем. Однысь слышу: чегой-то как залалайдало [Залалайдать -зашуметь, застучать], и бубенцы зазвенели. Ой, девки, испужалась я! А потом, немного погодя, свадьба в деревне нашей была. А на свадьбе старуха стара была. Дочь-от ейна домой пошла, а ю на свадьбе оставила. Старуха стара да выпимши, да и упала с лестницы, а там кол был. Да она об энтот кол да и стукнись. Да и померла. Четыре дня на морозе лежала, думат, отойдет. Ан нет. Старуха померла, да и счастья семье энтой не было. На свадьбе горе, и всю жизнь невеста промаялась. Вот-от послухали! Стук— дак старуха померла, разбилась, а бубенцы – дак свадьба. Так-то от, девки, замуж выходить! (Карелия, Медвежьегорский район, 1979).
№ 372. В Святки я не ходила, а другие ходили, что там было, Бог их знает. Я только раз, девятнадцатого января, с Собакиной мы ходили. Вышли на назем [помещение, где стоит скот], a Coбакина круг оцертила, мусор на веник положила, я села на чепурочки [на корточки], а она начала говорить: «Церти бо церти, по закпуги три церта, а в круге нет никого. Стань, гора каменна, от востока до заката, чтобы ни пройти, ни проехать злому ворогу. Святоцки -святоцки, окаянные вецероцки, скажите сущую правду!» А дальше говорят, на что гадают. Придет ли жених или что другое.
Вдруг в хлеве хлопок. Настасья бежит и кричит, что поросенок в хлев попал. А он не мог там быть, дыры там не было. А летом у них, у Собакиных, один мужик в лошадь топором влепил (Архангельская обл., Каргопольский район, Хотеново, 1989).
№ 373. Гадали, на Новый год гадали. Вот мы дружкой-то на перекресток снег-от трясти. Фартук так одели и пошли-от. Ёна мне снегу поклала в фартук-то, круг очертили, снег-то трясти стали. Ой, мы тогда испугались, ой испугались! Слушали-то; а где-то далеко-далеко будто кто крыльцо скоблит. Звук-то такой, как крыльцо скоблят. А мы – то испугались и ну домой! А того году у нас умер тятя, дак вот как гроб-то делали, дык доски так вот и скоблили, и звук такой-то был. А мы-то и не поняли и убежали. Вот если песни где поют, значит замуж выйдешь в этом году. Обязательно надо к Новому году идти на перекресток гадать и круг очертив, а потом в фартук снег трясти. Ну вот я-то батька протрясла, вот никак и не забуду (Вологодская обл., Череповецкий район, Заречье, 1987).
№ 374. Когда гадаешь, зеркало нать навести на свечу. Антошка Андреев посмотрел в зеркало. «Ой, - говорит, - какой синий мужик!» -и бросил зеркало. Домой пришел, заболел, две недели поболел в Карповой, и чудилось ему, говорил, вот как девки-то пляшут. Поболел и помер ( Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Кушкопала, 1984).
№ 375. Потом еще гадали. Мололи, в жерна кидали иголку и мололи в жернах. От она, до чего домелешь, она выговаривает, как человек. И имя выговорит или там вот что даже иному на три буквы. Три буквы только и говорит.
А потом гадали... этую…на сковороду, оборачиваем другим, бумагу стискиваем и жгем. Зажгем вот и к стенке. Вот бумага тоже хорошо показывает. Если уж которому бугры - смерть, или кресты будут. Вот моему сыну, бывало, два года все время гадал, и все время кресты — бугры, кресты — 6yгpы, кресты — бугры. И вот видишь, зимой вот так и получилось, умер он (Новгородская обл., Старорусский район, Рукаты, 1990).
№ 376. А частокол, это и сейчас меряют. И я своим все рассказываю, как гадали. Говорю, идите, Новый год, хватайте частокол. Если попарно схватите частокола, то женитесь, а если непопарно, то не женитесь.
А еще гадали знаете как? Кокору [Кокора - буханка хлеба круглой формы] пекем, кокору, ну, хлеб раньше в квашнях пекли: муки да затворить. И вот кокору такую спекут, и эту кокору на голову кладут, в коляду, и бегут с этой кокорой по деревне. Если попадет парень, то замуж выйдешь, а если попадет мужик или женщина замужняя, то не выйдешь, а молодая там девка, то гулять будешь.
Вот как-то сидим мы. А в деревне такая вот была Вера. Схватила кокору-то и бежит в шубке. А у нас Леша такой сидел, рядом сосед. Мы говорим: «Леш, погляди, Вера-то бежит с кокорой». Он ей навстречу. Она под горку, на речку. На реку прибежал он, ее нагнал, кокору-то взял. Она: «Ну вот, Лешка отобрал у меня кокорину, давайте, девчонки, все съедим эту кокорину». Девчонки-то уж тоже на реку прибежали. Разломали они эту кокорину, съели. Вера и замуж за этого Лешку вышла. Вот как хорошо гадали (Новгородская обл., Старорусский район, Рукаты, 1990).
№ 377. А знаете, я расскажу вам, как гадали девчонки, снег пололи. Вот Святки начинаются на Новый год, вот все девчонки: «Пойдемте снег полоть!» И отправимся. Надо иттить на перекресни, где вот дорога идет одна туда, другая сюда, на перекресток. Одная нарывает [Нарывать - насыпать] снег задом, подолом другая эту но!, но! — ногокает, погоняет, снег в подоле и сунется. Где собака гымнет, туда и замуж выйдешь. Ну, хохочем, хохочем, но мне нигде не давалось, чтоб собака гымнула далече. Ну где ж я б услышала, если далече, ну куда-нибудь вдаль выйдешь. Мне все говорили, что вдаль выйдешь.
А потом ходили еще камни кидали в пролубь. Вот высечем в речки там пролубь, возьмем камень в байни, с каменки, горячий, и когда его в эту пролубь, если зашипит этот камень пролуби, шумно будет, значит будет злая свекровь, шипучая будет. А если там на мужика — шипучий, будет шипеть. А если не будет — значит хороший, ласковый. Темно ж в байне, вьн бираешь какой-нибудь камешек, да чтоб поглаже, чтоб не зашипел, ну вот и кидаешь в эту пролубь.
На богатки [название дня Ивана Купалы, по православному календарю Рождество св. Предтечи и крестителя Господня Иоанна, 7 июля] вот на Ивана гадаем. И мальчишки вот у меня гадали нынче. Иван Купала-то седьмого-то июля, богатки. А вот такие цветки, их мало, на таких на сухих местах, на пригорках. Принесешь в избу, за матицу заткнешь и вот загадываешь. Если распустится, то уж как загадаешь. Если не распустится, то я выйду замуж, а если распустится, то я буду цвесть так.
И ребята наши гадали. Вот почесаться перед зеркалом, поклониться, и возьмите поставьте водички и свою расческу положьте, вилки вот так поставьте. И суженую свою позовите, пришла. Вот зеркало положьте под подушку, родные мои.
Вот легли, диван-то разобрали. Геша был и Вася.
Легли и погадали. Геша, он никогда не ругается, как начал ругаться во сне: «Уйди, уйди, уйди!» Я рот затиснула, чтоб не разбудить его. И Вася что-то забормотал. Наутро им говорю: «К вам суженые были пришотцы, девки». От Геша и пристал к женщине, к замужней и с мужиком. Он и говорил: «Уйди!» Все так и пришлось.
А еще вот. Может, вы так тоже гадали. Угольки пускали в воду. Большую миску, в миску нальем воды, напишем имена мальчишек. Вот на миске по краям наклеим эти имена на маленьких бумажечках и раскручиваем уголечки, два уголечка. Да вот воду крутим, крутим, кидаем, у какого имя встанет, то сто мой суженый. Два уголечка, один поменьше пустишь, это свой уголечек. Кто за кем гоняться будет, ты за ним, али он за тобой. А воду все равно раскрутить надо. Раскрутишь, раскрутишь, болтаешь. Вот так.
На сухрестках тараканов ловили. Выпустишь тараканов, кружишься за ними, кружишься на сухрестках-то. Закружишься и бросишься в снег. Лежишь, слушаешь, где колокола звонят, в тую сторону замуж и выйдешь.
Или так. Бумагу зажжешь, что будет мне в году. Замуж выйдешь иль помрешь. В другой раз правду. Другой раз венец выгорится, а кто помрет, ну вылитый гроб выльется (Новгородская обл., Старорусский район, Рукаты, 1990).
№ 378. Кум у меня был. Курат на самое Рождество он говорит, пошли, мол, в кучу весь мусор оберешь, в фартук, в подол насыплешь, трясти будешь, и загадаем. Вышли часов в одиннадцать вечера, вот стали и начали задумывать: — если я вот весело проживу, то гармошка заиграй, а плохо, так стукни что. Вдруг перед нами как разбейся что. Мы: «Чур полно!» Так полгода прошло, ему всю голову расколотили.
Спать когда ложатся в Святки, ляжешь спать, возьмешь спички, коробок; и сделай колодец, потом спичку сломай и положи себе в голову. «Суженой-ряженой, приходи ко мне на колодезь за водой. Меня поглядишь и сам покажись, и попроси у меня крюка [коромысло] сходить на колодезь за водой». И приснится.
Ловили камушки на Новый год. Вот побежали с беседы в пролубь, река неглубока, достанем: какой камень, такой и жених— гладкий или с уголками. И робята тоже побегут — кака жена будет.
А мы еще... Беседа у нас, приедут парни чужие на лошади. Подкрадешься, возьмешь веник, привяжешь веревочкой к саням и приговаривашь: как этот веник пашет [Пахать - подметать, мести], так и меня бы спахал с беседы жених.
В Святки на ложках гадали. Нальешь воды и на мороз вынесешь, чтоб замерзали льдом. Помру — так ямкой замерзне, а жить буду — так горушечкой.
В зеркало гляделись. Брали хомут. Украдем, еще с какой лошади — с жеребенка, которым случат кобыл. Берем два зеркала, таки квадратны. Становим этот хомут, в хомут становий зеркало в наш рост, второе — себе на левое плечо. Смотрим в то, а тебе покажется в которо на плече. Пришли мы в пусту избу — пятистенок [большая изба с внутренней стеной, разделяющей жилое помещение]. Я только зеркало положила, мой жених сзаду и подходит. Я рванула, чуть зеркало не разбилось.
Тоже мерили амбары, зайдем вот так, обхватываем бревна, кто сколько ухватить может, спрашивать, за богатого или за бедного? За богатого — прислышится зерно сыплется, а за бедного— метелкой машут.
Олово на Новый год возьмем в баночку, раскипятим и в воду выльем, что там сольется.
Еще вот кучки из зерна делали: это моя, а это твоя. Пустят петуна или курицу, котору кучку перву клюнет, чью, та и замуж перва.
В Святки бегали на росстани слушали. С беседы побежим, зачертяться [очертить вокруг себя круг, произнося при этом заклинания, с целью уберечтся от действия нечистой силы] надо: «Черт из черты, а я в черту». То ухват, то сковородник возьмут, железом надо зачертиться. Не зачертишься — черти уволочь могут. И еще кожу, шкуру помершую [Помершая шкура - кожа, шкура домашнего животного, умершего своей смертью (а не заколотого, зарезанного), считалось нечистой, бесовской] надо. Усядутся на нее да и поедут. Там всех чертей соберут, хто чего прислышится. Куды замуж, там собачка залай, кому прислышится, кому-то не прислышится. Бубенцы — так тоже замуж выйдешь. Плохое — строгают, чего-то колотят. И расчерчиваться надо: «Я из черты, а черт в черту». А один раз девки очертились, сели на шкуру, а хвост-то за чертой остался. Черти-то за хвост и потащили их, едва в реку не утянули.
Снег пололи. Возьмем в задню полу снегу да и трясем, да и приговаривай:
Полю, полю я бел снег
За батюшкину за хлеб, за соль,
За матушкино благословленьице.
Залай, залай собачка
У свекра на дворе,
У свекровки на печке.
Это в котору сторону замуж выду (Новгородская обл., Пестовский район, Малышево, 1986).
№ 379. Если я одна живу, да что повижу, надо обязательно людям говорить, иначе загнетут, ходить будут. Ко мне Лексей приходит, злой, страшный, сказал, через неделю снова придет. Я рассказала Настасье, а он опять пришел, с ножом на меня, через неделю, как сулился. Во сне все было. Убежала, больше не пришел. Надо людям говорить. Это леший, дьявол приходит.
Случай был. В Святках женихов гадают. У ей в армии жених. Зимня комната назаде. Она трубу открыла, самовар согрела, начала жениха чай пить призывать. Топ, топ — идет, сапоги топат. Стала разговаривать, а разговаривать нельзя. Хватились ее, а она без сознания (Архангельская обл., Мезенский район, Жердь, 1986).
№ 380. На Иван-день ходили искать цветок-невидимку. В двенадцать часов ходят. Один мужчина на репище [поле, на котором растет репа] сорвал, да никак ему домой не добраться было, то на лес, то на реку ему указывало. Это его бес гнал. А как пришел домой, ему чуркой в стену стукнуло. В дверях от чурки след остался.
В двенадцать часов цветок этот расцветает, папоротник, видимо. Да не всем он покажется. Как принесешь цветок, невидимым станешь.
Про невидимку еще говорили, надо черную кошку сварить, да разобрать по косткам, съесть в бане, костки в зубы брать да в зеркало смотреть: как себя не увидишь, так и есть невидимка (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Лавела, 1985).
О ЗМЕЯХ, ПОКЛОНЕНИИ СТИХИЯМ, КЛАДАХ И ДРУГИЕ
(разного содержания)
№ 381. Легенда о змее из озера Игорь.
Вариант I.
В Новгородской области, там, где наша деревня, это Хвойнинский район, есть озеро. Оно так странно называется — Игорь. Местные жители говорят, что там похоронен князь Игорь. И вот рассказывают, что возле этого озера, под Змеиным камнем — а камень есть и сейчас и так же называется — жил Змей. Жил он в пещере, выложенной разноцветными камешками. Теперь уж этих камешков не осталось. Их брали и клали под печку, когда строили новый дом. Но были они еще недавно, мой дедушка помнит их, видел. Люди из окрестных деревень должны были кормить Змея хлебом. Они возили хлеб к озеру в мешках, а Змей этот хлеб глотал. Стало людям тяжело кормить Змея. Вот и нашелся один человек. Он, наверно, был из деревни Дворище. Он насыпал в мешок не хлеба, а соли и отвез к озеру. Змей заглотил мешок соли целиком и захотел пить. Стал он пить из озера, пил, пил, опился и лопнул.
Вариант II.
Озер у нас много. Озеро Игорь замечательно. Князь Игорь тут воевал на озере. А что сопки — то братские могилы, и он там погиб, там и похоронен на озере. Есть другие: Долгенькое, Черненькое, Сокольник — там птюшки — соколы — были. И Падучее: то в землю уйдет, то снова наливается, год — есте, год — нету. Еще к Ямскому едешь — столобчик есте. Церковь там проваливши. И сейчас деньгу в столобчик кладут.
Жил здесе колдун Иван Филипыч. Так умел колдовать, захочет— человек умрет, захочет — болесть начнется. Я его боялсы, а ходил сказки слушать евоны. Дак он про змея много знал чего.
Не знаю, змей был, ой не, а камень есте. Мообыть 100 веков прошло. А гнездо — змей жил тама — есте.
Слышал от прежних стариков. Змей быу — метров пять высота, о двух головах, и евоно гнездо было, и яма, как дровеник, токо под землю. Туды оберался. Станешь на камень-скалу — там гнездо, далеко видно вода. Змей пегатой такой али седой, когда захочет; с крыльям, с хвостом. А хоть бы его поглядеть. Старики прежни-те, мообыть, видели, а я не. Там еще болото, водяно гораздо.
Он, змей, у людей у мошенских кормилсы, у дворищенских. И раз якобы там ему хлебу дали и мешок соли всыпали, дак объелсы соли и стоко выпил, что лопнул и помер.
А пещера та долго была еще (Новгородская обл., Хвойнинский район, конец 1980-х годов).
№ 382. А червоный змей — это маленькие червочки. Они собираются таким ремнем, треугольником. У них есь направляющий. Серебристые такие и ползут. Можно загадать на них, что сбудется в жизни. Напротив, куда ползут, надо разостлать белое, платок. Если пойдут на платок, счастье сбудется. Червоный гад это. «Давай, — Лёник мне говорит, — загадаем, магазин будет работать аль нет». Оны и не пошли на платок; приходим, а магазин закрыт. Неужели правда сбылось! Их много, сантиметров до трех, четырех, друг на друге, светящие, серенькие, розовенькие — красиво. Червоный, наверно, из-за этого, что красивый (Новгородская обл., Любытинский район, Ковриг, 1986).
№ 383. На Здвиженье [церковный праздник Воздвиженья креста Господня] скопляются змеи все вместе и уходят в землю. Земляны в землю уходят, а летучи — хто его знает. Я раз видела на березе красной гребень, так мне сказали, что это уж. И с гребнем, как у петуна [Петун - петух]. Меденица светленька, как рыба долгонька. А этого летучего, кто его знает, меденицу, говорят, разруби на кусочки, все прыгают. Если укусит, надо воды искать скорее, вперед ее. Она перва найдет — то ты помрешь. Эта светла, огневая такая, светкая. Наговоры говорят от змеи: Я перва, ты втора; я третья, ты четверта; я пята, ты шеста: я седьма, ты весьма. Девята белокаменна меденица, черна земляная, пестра подколодена, платяная светло-соломена гадина, зачем ты делаешь так, снимаю я ожогу с имя рек, кладу в ольховый куст, сосновый сук (Новгородская обл., Пестовский район, Малышево, 1986).