Летописные упоминания Белоозера, относящиеся ко времени до XIV века, не содержат сведений, позволяющих определить точное местонахождение древнего города. Однако имеются более поздние свидетельства об устье реки Киснемы на севере Белого озера как о месте княжеской столицы IX — X веков. Упоминаемая в памятниках XV века волость Киснема была, по сообщению летописца XVI века Кирилло-Белозерского монастыря, местом первоначального поселения Синеуса: «Синеус сиде у нас на Киснеме». С этим же связано сообщение, будто бы на Киснеме был «варяжский городок». Архитектором С. А. Шаровым и археологом С. 3. Черновым в 1983—1985 годах в районе Киснемы на берегу Белого озера действительно было обнаружено крупное поселение IX—X веков с остатками городских каменно-земляных укреплений и достаточно мощным культурным слоем этого периода.
      В 1353 году, по сообщению летописей, столица Белозерья после страшной эпидемии, когда вымерла большая часть населения, была перенесена на новое место — на южный берег Белого озера, где и расположен ныне город Белозерск. Он оставался столицей великого Белозерского княжества недолго, всего 27 лет, а именно до 1380 года, когда на Куликовом поле погибли все белозерские князья и большинство бояр. Белоозеро вошло в состав Московского княжества. В 1389 году великий князь Дмитрий Донской передал северный край в удел своему сыну Андрею: «на Белоозере 2 города — Карголом да Каргополь, а преж того было Белозерское великое княжение». Из этого сообщения становится ясно, что древнее название современного Белозерска — Карголом.
      Подытоживая известное, можно сказать — в районе Белого озера существовало последовательно по крайней мере три крупных «столичных» города: Карголом (Белоозеро, ныне Белозерск) — с 1353 года до настоящего времени; Белоозеро («Варяжский городок») — с IX по XIV века, и какой-то более древний центр этого края, который должен был существовать до 862 года — времени приглашения князя Рюрика на Русь.
      Где же находилась древнейшая столица северного края? Огромные размеры территории Белозерской земли, величина посада и масштаб укреплений ее последней столицы Белозерска — все это говорит о том, что и более древний центр имел подобный масштаб городских укреплений и подобный размер посада. Раскопанный Л. А. Голубевой в истоке реки Шексны у деревни Крохино посад X —XIV веков мог быть частью великокняжеского Белоозера. Однако здесь нет никаких серьезных укреплений, что ставит под сомнение высказанную гипотезу — ведь в летописях «городами» называли только укрепленные поселения.
      Поиски древнейшей столицы Белоозера (до IX—X веков) чрезвычайно затруднены. Их нужно проводить с учетом возможных геологических и гидрологических изменений ландшафта: изменения русел рек, границ и очертания озерных берегов, заболачивания местности, которые могли произойти за период более тысячи лет. А при исследовании морфологических остатков древних земляных укреплений обязательно нужно брать в расчет местные особенности песчаных почв, которые при уничтожении или нарушении держащего их растительного покрова легко оползают и размываются водой.
      Геофизические и гидрологические данные говорят о том, что общее течение Белого озера с северо-запада на юго-восток и постепенное поднятие Мегорской гряды, расположенной к северо-западу, привели к перемещению основных масс воды в озере к юго-востоку. На месте северо-западной части озера образовалась низменная болотистая суша. В то же время главной рекой, связывавшей в древности Белое озеро с внутренними землями княжества, с Онежским озером и севером земли, являлась река Кема. Следовательно, где-то в районе устья и надо искать древнейший центр земли. Но скорее древний город стоял не на открытой для вторжения врага главной реке, а по соседству с ней.
      Эта версия оказалась верной. На реке Шоле, впадающей в озеро недалеко от Кемы, в пятнадцати километрах выше современного устья, на древнем коренном берегу обнаружены остатки огромного города. Длина его укрепленной части чуть меньше восьми километров. Город имеет очень развитую структуру. В левобережной северной части посад делится ручьем на две не вполне равные части. По обе стороны ручья расположены кромы. К каждому из них примыкает два ряда укреплений, полностью замкнутых по берегу. По их трассе сохранились земляные валы, поросшие лесом, местами перерезанные современными дорогами. Кроме того, выделяется отдельное небольшое обвалованное укрепление, стоящее на бывшем острове и соединявшееся с сушей дамбами. Здесь сохранилась церковь XVIII —XIX веков. Южная часть посада имеет тоже небольшой кром, расположенный почти напротив восточного крома левобережной стороны. Подобная организация прослеживается и в других поселениях на реке Шоле.
      Отличительной особенностью древнейших поселений Белоозера были искусственные водоемы вдоль внутреннего периметра валов. Эта особенность, отмеченная почти во всех древних городищах, сохранилась и в градостроительстве Белозерска XIV —XV веков. Можно с уверенностью заключить, что на валах стояли деревянные укрепления, которые в случае осады и опасности поджога обильно поливались водой.
      Вышеупомянутый город на северном берегу Белого озера, обнаруженный экспедицией С. А. Шарова, расположен по обе стороны реки Киснемки. Как город на реке Шоле, он имеет самостоятельные замкнутые системы укреплений двух частей, разделенных рекой. Восточный кром производит впечатление соединения собственно крома с культовым центром. Он занимает площадку, состоящую из террас. На самой высокой террасе, в середине крома, стоит церковь Троицы, возведение которой в камне, видимо, относится к XVI веку. Западный кром более прост: это треугольный мыс, обнесенный валом, имевший, по-видимому, деревянные стены. Его территория не имеет видимых следов какого-либо членения. Возможно, это и есть собственно «Варяжский городок», то есть княжеский детинец. Именно к этой территории тяготеет расположенное севернее озеро Дружинное. Укрепления посада поднимаются на более высокие всхолмления.
      Город, обнаруженный в местечке Киснема (если его появление действительно связывать с приходом сюда в IX веке князя Синеуса с дружиной), представляет собой образец градостроительства Белозерья раннего средневековья. Он во многом сохраняет более древние черты дорюрикова города на Шоле. Прежде всего это самостоятельность структур двух главных частей города, чего уже нет в русском градостроительстве XII — XV веков. Возможно, это объясняется соседством в городском посаде обособленных родовых общин, каждая из которых строила свою систему укреплений. Подобным образом развивался и Новгород Великий, сложившийся в X —XII веках путем объединения трех самостоятельных поселений, имевших свои укрепления.
      Столица Белозерской земли XIV — XV веков — древний Карголом, а ныне Белозерск — сохранилась достаточно хорошо. Первоначальный кром представлял собой крепость, подобную в плане неправильному сферическому треугольнику, окруженную огромными валами, высотой до 20 метров на приступе и 15 метров с угла. Сам_вал — интереснейшее инженерное сооружение, в основе своей имеющее систему рубленых клетей. Эти клети, не подверженные разрушению в песчаной почве, сохранились по сей день с минимальными просадками, заметными всего в трех местах поздних разрывов. Утверждение, что белозерские валы сооружены в 1487 году при Иване III, неверно. Тогда был вырыт дошедший до нас гигантский ров, земля из которого была подсыпана к древним валам, так что получилась еще одна площадка боя, более широкая, чем на гребне вала XIV века. Возможно, по краю площадки шел частокол, так как на некоторых участках есть подвышение грунта под него. Сооружение рва и подсыпки к валу уничтожили ставший ненужным древний детинец, внутри которого жили карголомские и белозерские князья с дружиной. Детинец первоначально был обнесен глиняно-щебеночным валом с деревянной стеной, остаток которого в 105 метров длиной просматривается с восточной стороны рва. Площадь детинца на приступе была около 30—35 метров в ширину и более 300 метров в длину. Такая структура центральной крепости напоминает, например, Волоколамск, у которого детинец отлично сохранился и внутри которого стоит церковь XVI века.
      На своем последнем этапе, в XIV — XV веках, своеобразные черты белозерского градостроительства сливаются с общерусскими. Кром южного Белоозера с княжеским детинцем — мощное, но уже общее для Руси градообразование. Однако на всех этапах, от древнейших времен до XV века, в белозерском градостроительстве сохраняется одна своеобразная и уникальная особенность — наличие целой системы крупных оборонительных сооружений, служащих укрепленными границами всей земли и, видимо, межевыми граница ми отдельных обширных внутренних владений Белозерья. Аналогию таким укреплениям можно найти лишь на Киевщине -«Змиевы» и «Траяновы» валы; но белозерские валы гораздо крупнее, достигая на некоторых участках высоты 15 — 16 метров. Жите ли Белозерской земли, с древних времен северной пограничной зоны Руси, как Киевская земля -южной, вынуждены были строить более мощные и протяженные чем в средней полосе, оборони тельные сооружения.
     
      А. А. Бронзов
     
      БЕЛОЗЕРСКАЯ СТАРИНА
     
      Подробная, сохраняющая и сегодня свою научную ценность, историческая справка о городе Белозерске, которая публикуется здесь под названием «Белозерская старина», была написана для изданной в Сергиевом Посаде в 1909 году и чрезвычайно малодоступной теперь книги «Белозерское духовное училище за сто лет его существования (1809—1909 гг.)». Автор ее — Александр Александрович Бронзов (1858—1919), профессор Петербургской Духовной академии по кафедре нравственного богословия в 1894—1918 годах. Основные его труды — «Аристотель и Фома Аквинат в отношении к учению о нравственности» (СПб., 1884), «Жизнь и творения преп. Макария Египетского» (СПб., 1899), «Нравственное богословие в России в течение XIX столетия» (Харьков, 1901). А. А. Бронзов принимал участие в переводе на русский язык сочинений св. Иоанна Златоуста (т. 1—2. СПб., 1895—1906) и преп. Иоанна Дамаскина (т. 1. СПб., 1913). Кроме того, он был известен как активный публицист, живо откликавшийся на церковные и общественные вопросы своего времени.
     
      Нынешний Белозерск — небольшой уездный город Новгородской губернии. Он лежит на южном берегу Белого озера. Но «первоначально», если верить «преданию», город был расположен «на северном берегу». Впоследствии ко времени Владимира Мономаха (1053— 1125 гг.), как сообщает то же «предание», «перенесен» город к истоку реки Шексны, где он и оставался до 1488 года, после чего снова переменил свое место: перенесенный в названном году на «17 верст к западу», город здесь существует и в настоящее время.
      Белозерск, или «Белоозеро» (так он назывался до времен Екатерины II),— город весьма древний. Искони он населялся «весью». Это один из древнейших народов, обитавших на северной части территории Русского государства. Он был «чудского происхождения». Время возникновения города в точности неизвестно. Но в 862 году, когда были призваны Рюрик, Синеус и Трувор, он являлся уже столь значительным центром, что был избран в качестве резиденции второго из братьев Впрочем, через два года Синеус умер, и город перешел во власть Рюрика, назначавшего своих воевод. После Рюрика городом владели киевские князья. Так продолжалось до смерти Ярослава Владимировича (1054 г.). Этим князем, по преданию, была, между прочим, сооружена первая в городе церковь и посвящена имени св. Василия. Следовательно, если правдоподобно предание, то христианство просветило белозерский край уже в очень раннюю эпоху. Затем, по смерти Ярослава, Белоозеро вместе с Суздалем и Ростовом досталось Всеволоду Ярославичу, на Любечском съезде князей (1097 г.) — Владимиру Мономаху и «после его потомству». В XIII веке оно сделалось самостоятельным: назначенное в удел младшему сыну Василька, убитого татарами, княжество в 1238 году отделилось от Ростова (...) Белозерские князья всегда грудью стояли за общерусское дело. Они явились на помощь князю Димитрию Донскому и на Куликовом поле сложили свои головы. Летописец называет их (числом 8) «крепкими зело, мужественными, нарочитыми и славными удальцами». Неизвестно, при каких обстоятельствах и когда в частности «Белоозеро» перешло во владение уже этого Димитрия, который, умирая, дал сыну своему, князю Андрею, Можайск и другой город — Белоозеро «со всеми волостями и с пошлинами, се же было неколи княжение Белозерское».

      Впрочем, если доверять летописцу, то переход этот произошел еще при деде князя Димитрия Донского, то есть Иоанне Калите (1328—1341 гг.), будто бы купившем Белоозеро. Эта купля, однако, остается под сомнением.
      Под властью князей можайских — упомянутого Андрея Димитриевича (умер в 1432 г.) и Михаила Андреевича (умер в 1485 г.) — Белоозеро находилось до 1485 года, после чего было присоединено к великому княжеству Московскому и находилось до начала XVIII века в ведении наместников, губных старост и воевод. Московский князь немедленно же позаботился о перешедшем в его владение городе. Уже в 1488 году Иоанн III повелел (как и сказано выше) перенести город в карголомскую область и окружить его валом и стеною, называемыми «рубленая сыпь», подобно тому как в свое время Глеб Василькович приказал окружить земляным валом Белоозеро при истоке Шексны. Кроме того, Иоанн же III дал устав откупщикам тамги и пятна на Белоозере, изобилующие подробностями. При Иоанне IV в 1551 году дана туда же на Белоозеро таможенная грамота, которая относительно сбора тамги ничем не рознится от грамот Иоанна III, но в ней прибавлен устав о сборе померной и дворовой пошлины.
      Город, словом, постепенно благоукрашался и благоустроялся. Стали появляться в нем, одна за другою, церкви, а в окрестностях и монастыри. Древнейшею из сохранившихся доныне считается Успенская церковь, построенная в 1553 году тщанием прихожан. Более ранние не сохранились. По преданию, в 1613 году Успенский храм подвергался разорению и поруганию от поляков, которые держали в нем лошадей и разводили огонь. Следами такого дикого варварства остаются оттиск конской подковы на местной иконе Тихвинской Божией Матери, на правой руке (теперь, впрочем, заделанный краскою и едва заметный), и торчащая из стен полуобгорелая балка в потолке алтаря.
      Вообще небольшой город очень богат церквами (...)

      Кроме Успенской церкви в Белозерске есть следующие: Преображенский собор (построен в 1668 г.), Троицкая кладбищенская (Спасогорская) церковь, приписанная к собору. В кладбищенскую эта церковь обращена по штатам 1764 года, а до того времени она была монастырскою. Монастырь назывался «Спасогорский Белоезерский мужеский», начал строиться по грамоте Павла епископа Вологодского в 1716 году (тогда Белозерская область входила в состав Вологодской епархии), а по прошению белоезерских граждан на белоезерской посадской земле, на горе, именовавшейся Спасской, где был поставлен прежде крест. Иоанно-Богословская церковь (построена в 1706 г.), Вознесенская (приписанная к Успенской, построена в 1776 г.), Воскресенская (построена в 1715 г., а колокольня при ней — в 1831 г.), приписная к ней Благовещенская (Никольская, построена в 1715 г.), Троицкая (Ивановская, построена в 1810 г.), приписная к ней Параскевинская (Пятницкая, построена в 1795 г.), Христорождественская (построена в 1756 г.), Богородицерождественская (построена в 1762 г., Георгиевская), Петропавловская (построена в 1710 г.), Спасская (построена в 1723 г.) и Покровская (Ильинская) — два храма: каменный Покровский теплый построен в 1740 г. и деревянный Ильинский холодный — в 1696 г. Всех храмов в городе, таким образом, 17.

      Из белозерских монастырей в XVI веке возникло несколько.
      В 1517 году основан преподобным Кириллом Новоезерским Кириллов-Новоезерский монастырь в 37 верстах от Белозерска (мужской 3-го класса) на Красном острове Нового озера. Мощи преподобного Кирилла (умер в 1532 г.) открыты в 1649 году. Преподобный Кирилл раньше был иноком Корнилиева Комельского монастыря.
      Озадская Илоезерская Иродионова (упраздненная) мужская пустынь основана около середины XVI века преподобным Иродионом, постриженником Корнилиева Комельского монастыря. Она находилась в небольшой роще на острове Озадского Илоезера в 30 верстах к югу от Белозерска. В 1764 году обитель упразднена, а церковь, в которой под спудом почивают мощи преподобного Иродиона, обращена в приходскую.
      Шужгорский Данилов (упраздненный) мужской монастырь основан в XVI веке преподобным Даниилом Шужгорским на Шужгоре в 45 верстах к югу от Белозерска. В 1764 году обитель упразднена и обращена в приходскую церковь, в которой под спудом и почивают мощи основателя.
      Никитский Белозерский (упраздненный) мужской монастырь — в 35 верстах от Белозерска на реке Шексне В 1764 году обращен в приходскую церковь.
      Ворбозомский, или Орбозомский, Благовещенский (упраздненный) мужской монастырь — ныне приходская церковь — основан преподобным Зосимою на Красном, или Большом, озере Ворбозомском в 20 верстах к югу от Белозерска. Мощи основателя почивают под спудом в каменной Благовещенской церкви. Когда упразднен монастырь — неизвестно.
      Вырдомская Антония Дымного (упраздненная) мужская пустынь — в 30 верстах от Белозерска, в нынешнем Кирилловском уезде. В 1764 году обращена в приходскую церковь. Мощи преподобного основателя Антония почивают тут же под спудом (...)

      До конца XVI века не трогали этого края враги России, опустошавшие и разорявшие другие города и местности последней и тем сильно тормозившие их прогресс и культуру. Белоозеро находилось в стороне. Но в «смутную» эпоху на Руси (1584—1613 гг.) пришлось увидеть врагов и отдаленному Белоозеру, причем граждане заявили себя с достойной подражания стороны: помогли в 1607—1608 годах устюженцам и советом и делом против поляков, литовцев и прочих, а кроме того, в 1613 или в 1607 году и у себя дома оказали геройское сопротивление войскам литовским, память о чем живо сохраняется в местном предании и доныне. В описании города от 1718 года сказано «Около города вал земляной, и по валу стена рублена была в угле в клеть погнила и развалилась, только стоит 6 башен, и те погнили и тес бурею поломало» Не удивительно поэтому, что деревянные укрепления за ветхостию были разобраны в 1758 году. Остался один земляной вал, который существует и доныне. От 9 до 15 сажень высоты, протяжение его 537 сажен, он окружен глубоким рвом».
      Город приписывался то к Вологодской области (еще до времен Алексея Михайловича), то к Олонецкой верфи (в ведомство Ингерманландской губернии) в 1718 году, то к Санкт-Петербургской (в 1719 г.) губернии, то, наконец, к Новгородской (в 1727 г.). С 1777 года Белоозеро переименовано официально в Белозерск.
     
      НИКОЛАЙ MAKAPOВ
     
      УХТОМСКИЙ ВОЛОК
     
      Расселение славян вокруг Белого озера началось в X веке и продолжалось почти шесть столетий. Как это происходило? Что влекло наших предков в необжитые суровые места. Ответ на эти вопросы дают немногочисленные письменные источники той поры, но главным образом археологические экспедиции, в которых принимал участие автор этого очерка, сотрудник Института археологии Российской Академии наук.

      Район Белого озера и Верхней Шексны занимает особое место на исторической карте Севера. По восточному берегу Белого озера и Шексны проходила своеобразная граница между территориями, освоенными славянофинским населением Древней Руси уже в X—XI веках, и землями, первоначально необжитыми. У истоков Шексны из Белого озера в X веке возник город Белоозеро — форпост древнерусской государственности на северо-восточных окраинах. Но вокруг Белого озера, несколько в стороне от его побережья и долины Шексны, вплоть до XIV века лежали громадные необитаемые территории, покрытые девственным лесом.
      Выйдя на Белое озеро, первопроходцы обнаружили удобный путь к рекам беломорского бассейна. Пути в Поморье лежали через водоразделы крупнейших рек. Преодолеть их древние суда могли только волоком. И такие волоки были освоены в Белозерье уже к XII веку, когда на Сухоне и Северной Двине появились древнерусские переселенцы и сборщики дани.

      В письменных источниках названия белозерских волоков появляются сравнительно поздно.
      В духовной грамоте Дмитрия Ивановича Донского 1389 года упоминается волость Волочек. Скорее всего под этим названием фигурирует Волок Славенский, соединявший Шексну с речкой Порозовицей и Кубенским озером. Менее известный Ухтомский волок связывал систему Белого озера с озером Воже и рекой Онегой.
      Первый из них был главными «воротами» на пути из Верхнего Поволжья на Северную Двину, а второй — в Поонежье.
      Первое известное нам описание Ухтомского волока содержится в «Писцовой книге езовых дворцовых волостей и государевых оброчных угодий Белозерского уезда 1585 года». «С волости с Шубацкие,— говорится в ней,— и с волоцких деревень и с починков, и с Ухтомы села, что за рыбными приказщики, дают государева оброку с Крастного Волочку из 2 речек с Ухтомок, что было Городецкие посадцкие люди учинили было себе волок новой рекою Педмою да в реку в Шексну, и белозерцом новым волоком рекою Педьмою товару не возити. А возити им по-прежнему старым волоком Ухтомою рекою, да в Пертоозеро через Красной Волочек, да в Ухтому, а Ухтомою рекою к Белуозеру. А оброку дают с села Ухтомы 2 рубли да пошлин гривна. Да с Шубацкие волости оброку рубль и 22 алтына 2 деньги да пошлин 3 алтына без деньги. Да с волоцких деревень и починков, что были в пусте, оброку дают полтину да пошлин 5 денег».
      Почему сделавший запись подъячий царя Феодора Иоанно-вича упомянул две речки Ухтомы? Что за «Красный Волочек», что за неизвестное нам Пертоозеро? Обратимся к современным топографическим картам, а также к специальной карте Европейской России 1920 года и сравним их с планом Генерального межевания Кирилловского уезда конца XVIII века. Вот одна Ухтома впадает в Белое озеро, вытекая из Волоцкого, а вот и другая — она вытекает из Долгого озера и течет в реку Модлону, впадающую в озеро Воже. Значит, старый волок, или «Красный волок», существовал между этими двумя озерами. В таком случае Волоцкое озеро в старину называлось иначе, а именно Пертоозером. «Педьма» — это современная река Пидьма, левый приток Шексны, берущий свое начало вблизи Палшемского озера, на водоразделе Белого озера и озера Воже. «Новый волок рекою Педьмою», скорее всего, должен был выводить с Долгого озера к Палшемскому озеру. Как следует из Писцовой книги, Палшемское и Долгое озера относились, очевидно, к той же Шубацкой воли « «Шабацкой черной волости крестьяне ловят рыбу в Долгом озерке да в Палшутинском озерке...». Надо думать, новый волок белозерцы устроили, чтобы не платить крестьянам Шубацкой волости, села Ухтомы и волоцких деревень сборы за перевозку судов и товаров или, по крайней мере, уменьшить эти выплаты На планах Генерального межевания Кирилловского уезда конца XVIII века вокруг Волоцкого озера показано двадцать шесть деревень. На его юго-восточном берегу обозначена деревня Волок Головинский. Она стояла там, где путь между Волоцким и Долгим озерами по прямой самый короткий. «Волок Головинский» находился в полукольце полей, вдали от остальных деревень, теснившихся к юго-западу и северо-востоку от Волоцкого озера.
      Эти данные послужили отправной точкой для маршрута нашего отряда Онежско-Сухонской экспедиции Института археологии. Обследование территорий вокруг Волоцкого и Долгого озер показало, что средневековые поселения здесь появились задолго до того, как подъячие царя Феодора Иоанновича внесли «Красный волок» в «Книгу государевых оброчных угодий» Белозерского уезда. На Волоцком озере были выявлены четыре селища X-XIII веков, еще одно селище этого же времени — на Долгом. На Палшемском озере поселений того времени не нашли. Значит, устроенный здесь в XVI вен волок действительно был «новым».
      Теперь в общих чертах стала ясной картина жизни края со времен первопроходцев. Начало «старому волоку» было положено около X века, когда небольшая группа колонистов построила маленькое, площадью всего 400 квадратных метров поселение на берегу Волоцкого озера. Археологи назвали его селище Волок В. В небольшом заложенном здесь раскопе мы расчистили остатки очага из дикого камня и развалы грубых лепных сосудов, Формы керамики говорили о финно-угорском происхождении основателей волока (...)
      К XI веку первый поселок на волоке запустел. Почему так случилось — не вполне ясно, так как соседние селища в то время процветали. Много лепной керамики найдено на селищах Пиньшино II и III, богатый набор украшений той эпохи извлечен из могильника Погостище северо-восточнее Ухтомского волока. Не верится, что волоковой путь тогда был заброшен.
      Серьезные изменения произошли позднее, в XII веке. На Волоцком озере формируется гнездо из двух-трех поселений.
      Культура жителей уже близка к древнерусской, хотя и сохраняются своеобразные белозерские черты. Наиболее крупным поселением тогда было селище Волок А. Оно возникло вблизи первого, запустевшего на западной стороне волока, и имело значительно большую площадь — 2000 квадратных метров. В XIII веке еще один поселок появился и на восточной стороне волока, на берегу Долгого озера. Культурного слоя XIV века на всех этих поселениях нет. Обитатели Ухтомского волока, как это отмечается и в других районах Севера, перенесли свои жилища на новое место.
      ...Последние жители покинули деревню Волок почти двадцать лет назад. Их переселили ближе к центральной усадьбе совхоза. Мы застали несколько целых изб, на местах других поднялась крапива и заросли малинника. Те, кто жил тут раньше, иногда приезжают собирать малину на развалинах, а в зимнее время постепенно распиливают на дрова заброшенные срубы. Они жалеют, что пришлось покинуть это «веселое место». Так говорят на Севере про выделяющиеся особой красотой и удобством для заселения урочища.
      В деревне Волок стояло двенадцать сбившихся в кучу дворов. Однако, судя по расположению сохранившихся построек, главную организующую роль играли две улицы. Одна из них шла параллельно берегу озера, а другая — перпендикулярно ему. На восточной окраине деревни веером расходилось несколько проселочных дорог. Западная, прибрежная часть деревни была занята банями и лодочными причалами. Волок считался богатой и старой деревней.
      Собранная нами в разведочных шурфах керамика XVI века убеждает в справедливости молвы. На своем современном месте деревня стоит дольше, вероятно, с конца XIII или начала XIV века, когда запустело селище А на берегу озера. Наиболее раннее селище В находится практически на околице деревни, а селище А узкой лентой вытянуто вдоль берега и отстоит от деревни лишь на 70—80 метров. Есть все основания определить возраст деревни Волок в тысячу лет. За это время она несколько раз «переезжала», меняла планировку в соответствии с меняющимися требованиями людей к жизни. Метровый слой напаши — следы многовековой распашки — перекрывают культурные напластования X—XIII веков на селищах. Это говорит о том, что окрестности «старого волока» всегда возделывались и территория никогда не забрасывалась.
      На юго-восточной окраине деревни Волок начинается старая тележная дорога. Она соединяет Волоцкое и Долгое озера. Сначала идем по краю поля, пересекаем ручей. Этот переезд, как узнаем потом, местные называют «Мостище». Не иначе — был тут крепкий мост. Далее дорога идет лесом. Ее ширина составляет два — четыре метра. На стволах деревьев хорошо заметны старые «грани» — затесы, отмечавшие повороты и служившие для обозначения основного пути. Сейчас старая дорога разбита тракторами. Но хорошо заметно, что проложена она была по ровным, сухим участкам, без крутых подъемов и спусков, затруднявших перевозку грузов. Продвигаясь по заброшенному пути, мы пересекаем водораздел Каспийского и Белого моря. И всего через каких-нибудь два километра выходим к Долгому озеру!
      Старая колея заканчивается у самой воды. Тут же на берегу лежат долбленые лодки-осиновки, оставленные местными рыбаками и охотниками. Как похожи по своей конструкции эти лодки с набитыми бортами на новгородские однодеревки XII века! Их фрагменты были найдены во время раскопок совсем недавно. Неподалеку от места, где по традиции оставляют лодки жители окрестных деревень, находится единственное на Долгом озере поселение XIII века. Присмотревшись, распознаем в подсыпке разбитой колеи пережженные печные камни и фрагменты средневековой керамики... Вот он, Ухтомский волок!
      При первом моем посещении Волоцкого озера в 1983 году я записал рассказ о том, как дьячок волоцкой церкви совершил в начале тридцатых годов путешествие в Каргополь. По словам старожилов, он добрался на лодке до деревни Волок, перевез ее через водораздел на телеге, и вновь спустил на воду на Долгом озере. Старики передавали и смутные предания о больших лодках, которые когда-то волокли по этой дороге на катках. Но едва ли это можно принять. Скорее всего, это не предание, а лишь игра воображения, навеянная современной информацией. В XVIII— XIX веках дорога между двумя озерами, изображенная в несколько искаженном виде на планах Генерального межевания, использовалась лишь для местного сообщения.
      Древние поселения на Ухтомском волоке так и не стали ни волостными центрами, ни торговыми посадами. Скромный набор вещей, собранных нами при раскопках селища Волок А, вполне обычен для древнерусских поселений того времени. Железные ножи, наконечники стрел, обломок грузила, шиферное пряслице, перстень, изготовленный из половинки сломанного браслета...
      Открытием стали найденные нами на обоих селищах у деревни Волок зерна ржи, пшеницы и ячменя. Окаменевшие зерна — первое археологическое свидетельство, подтвердившее, что обитатели лесов к северо-востоку от Белого озера уже в X—XIII веках обрабатывали землю, а значит, жили оседло. Обслуживание волока не избавляло их от необходимости кормить себя собственным хозяйством.
      Водно-волоковой путь из Белозерья на озеро Воже и реку Онегу — ценный памятник периода древнерусской колонизации Севера. Малоизменившийся ландшафт, селища на двух концах сухопутной дороги, пересекающей водораздел, и долбленые лодки, причаленные там же, где причаливали их в глубокой древности — все это позволяет зримо представить жизнь средневекового волока. И быть бы тут заповеднику. Но, глядь, и здесь стали рубить лес, строится новая лесовозная дорога, идут в печь последние постройки деревни с тысячелетней историей.
      Обидно, если осознание неповторимости этого уголка, ценности исторических, археологических и этнографических памятников Ухтомского волока придет к людям только тогда, когда от прошлого не останется и следа.
     
      Преподобный Кирилл Новоезерский
     
      Кирилл Новоезерский (около 1475/80—1532) происходил из рода дворян Белых, живших в Галиче Костромском. В возрасте пятнадцати лет он тайно ушел из родительского дома в монастырь Корнилия Комельского под Вологдой, где вскоре принял постриг в иноки. Через семь лет в Комельскую обитель пришел отец Кирилла и, узнав сына, сам пожелал постричься в монахи.

 Через три года, по смерти своего отца, Кирилл с благословения Корнилия удалился в пустыню и там подвизался в уединении семь лет. Наконец он отправился на Белоозеро и остановился неподалеку от него на озере Новом. Там, на острове Красном, построил себе келию, а позднее соорудил две церкви: одну — во имя Воскресения Христова и другую — во имя Богоматери Одигитрии. Скоро к нему начали стекаться любители безмолвной жизни, и на Красном острове основалась обитель, известная под именем Новоезерской.
      Кирилл, избранный настоятелем обители, служил для братии образцом подвижничества. По сведению жития святого, он создавал монастырь в постоянных конфликтах с населением округи, проистекавших от стремления Кирилла захватить рыбные ловли на Новом озере. Славился Кирилл Новоезерский даром прозорливости, благодаря чему стал известен далеко за пределами Белозерья.
      Преподобный Кирилл преставился 4 февраля 1532 года и был погребен в основанной им обители. Мощи святого обретены в 1649 году, после чего (не позднее 1652 года) он был причислен к лику святых. По преданию, Кирилл Новоезерский предвидел многие бедствия России, но одновременно предсказал ее возрождение в могуществе и славе. Память святого празднуется православной церковью 4(17) февраля.
     
      Галина Иванова
     
      НЕПРИКАЯННАЯ СВЯТЫНЯ
     
      В сорока верстах от Белозерска есть неглубокое, но притягательное своей красотой озеро Новое. Посреди его на маленьком острове стоит бывший Кирилло-Новоезерский монастырь. До него от берега можно добраться либо на лодке, либо по деревянным мосткам на вбитых в дно озера сваях. Летом залюбуешься открывающимся видом: в темной воде снуют красноперые окуни, тут и там зеленые острова. Издалека почти незаметны разрушения, причиненные строениям монастыря в нынешнем столетии. Но нет смысла стучаться в его двери — за ними сегодня... тюрьма.
      Начало Новоезерскому монастырю положил преподобный Кирилл, прозванный Новоезерским. В житии святого говорится, что дважды являлась ему Богородица и указывала идти на Белое озеро. Доверившись, Кирилл отправился в путь и вскоре вышел на берег небольшого озера с островками. Испросив разрешения у местных крестьян, монах переправился на остров, именуемый Красным и поселился на нем. Так в день 4 марта 1517 года было положено начало одной из наиболее знатных северных обителей.
      Вскоре к Кириллу стали примыкать единомышленники, потянулись наслышанные о его праведной жизни окрестные крестьяне. Уже в 1518 году первопоселенцы отстроили два небольших деревянных храма: во имя Воскресения Христова и иконы Смоленской Богоматери. Кирилл Новоезерский прожил в своей обители еще двадцать лет и преставился 4 февраля 1537 года.
      При жизни основателя монастырь обзавелся собственными угодьями и крестьянами. Великий князь Василий Иоаннович пожаловал монастырю стоявшие на берегу деревни Кобылино и Шиднема. В 1584 году, уже после смерти преподобного, Иван Грозный дал 1000 рублей, множество церковной утвари и одиннадцать деревень вдоль берегов озера Нового. Предание находит объяснение щедрому дару. Однажды во сне царю явился старец и наказал на следующий день не входить в палату совещаться с боярами. Разгневанный государь захотел узнать имя дерзкого старика, на что, тот отвечал: «Я Кирилл Белый с Нова озера». Царь внял совету, а на другой день в палате обрушились своды...
      При Иване Грозном Новоезерский монастырь получил право брать с дворцовых сел в Белозерье и Ярославской губернии более трехсот четвертей ржи. А в 1624 году и привилегию гражданской несудимости, освободился от платежа пошлин за соль и другие предметы для монастырского обихода. Перечисленные льготы не только закреплялись грамотами последующих правителей, но и расширялись. В первой четверти XVII столетия Новоезерский монастырь был освобожден от уплаты всех видов пошлин и получил во владение помимо земельных угодий три озера. Строения островной обители долгое время оставались деревянными, их по мере необходимости перестраивали и расширяли; у ее стен несколько раз в году шумела одна из самых многолюдных в Белозерье Алексеевская ярмарка, устроенная при царе Алексее Михайловиче.
      Важным событием для монастыря стало вынужденное пребывание в нем боярина Бориса Ивановича Морозова, воспитателя Алексея Михайловича. После Медного бунта 1666 года царь спрятал своего любимца от гнева черни сначала в Кирилло-Белозерский монастырь, наказав игумену беречь его «пуще глаза». Затем Морозова переправили еще дальше, в Новоезерский монастырь, где тот мог чувствовать себя куда безопаснее. За «сбережение» Морозов по возвращении в Москву отблагодарил обе обители: Кирилло-Белозерскому монастырю пожаловали архимандрию, а Новоезерскому — деньги на каменное строительство.
      В 1649 году на острове заложили первый каменный храм. При устройстве фундаментов открылись мощи Кирилла Новоезерского. После завершения строительства мощи преподобного поместили в деревянную раку. Собор освятили, как и предшествующий деревянный храм, в честь Воскресения Христова. С южной стороны храма был устроен придел в честь Кирилла Новоезерского. Немного позднее появился другой придел — во имя Николая Чудотворца.
      Первый монастырский собор и его приделы подверглись значительным переделкам в 1799 году. Основное помещение и придел Кирилла разобрали до уровня окон, а Николая Чудотворца — до фундамента. После этого собор значительно расширили, устроили отдельные входы в храм и приделы, над каждым из них устроили фронтоны в стиле классицизма, а вместо луковичных глав возвели пять сферических глав с фальшивыми окнами; тогда же перед собором выложили тесаным гранитом прямоугольную площадку. Стены собора украсили живописью на сюжеты земной жизни Христа. Работы по устройству собора и приделов продолжались до 1809 года.
      Воскресенский собор занимал в монастырском ансамбле центральное место, превосходя и затмевая своей массой все прочие строения, в том числе и теплую каменную церковь Богоматери Смоленской с приделом Алексея человека Божия и трапезной палатой, которую построили в 1685 году на средства царевны Софьи Алексеевны.
      Монастырские строения пережили сильные пожары в 1711, 1784 годах и особенно значительный в 1906-ом. В результате последовавших ремонтов и перестроек архитектурный ансамбль на острове не утратил своей красоты, хотя и стал несколько однообразным.
      Несмотря на все превратности, Новоезерский монастырь пользовался неизменным вниманием государей. 9 марта 1721 года на остров ступил даже Петр I и императрица Екатерина I, пожаловав в обитель деньги и чугунные плиты с Устюженских заводов для покрытия пола в соборе.
      После церковной реформы 1764 года монастырь отнесли к числу третьеклассных. Потеря земельных угодий и рыбных промыслов на первых порах не отразилась на жизни монахов благодаря кипучей деятельности опытного игумена Луки (1760—1771). При нем были построены в 1760 году надвратная Петропавловская церковь, в 1760—1768 годах — церковь Захарии и Елизаветы с братскими кельями. Но уже при преемнике Луки архимандрите Фаддее (1771 —1773) казна обители изрядно опустела. Попробовали тогда строить каменную ограду, испросив у государства на забивку свай 500 рублей. Фаддей не сумел завершить начатое дело: в июне 1773 года он был убит. В последующие двадцать лет здесь не строили и даже не имели возможности вести поддерживающие ремонты. Прибывший сюда в 1793 году новопоставленный игумен Феофан застал ужасающую нищету. Монахи не нашли для него даже деревянной ложки, и пришлось просить в соседней деревне. Обитало тогда на острове всего десять иноков... С именем архимандрита Феофана связан новый этап в жизни Новоезерского монастыря. Руководил он им 36 лет. Феофан родился 12 мая 1752 года в Троицке Пензенской губернии в семье дворян Соколовых и при крещении наречен был Феодором. Первоначальное образование он вместе со своим двоюродным братом Лаврентием получил в доме отца. Бесповоротное решение об отказе от мирской жизни он принял после страшной чумы 1771 года, унесшей многих родных и близких. Федор отправился в Саровскую пустынь, где проходил послушание Лаврентий. Там он задержался недолго и отправился искать еще более строгой монашеской жизни.
      Феодор, получивший после пострижения имя Феофан, долгие годы лелеял мечту побывать на Афоне и поклониться Гробу Господню в Иерусалиме. Испросив благословение, он в 1777 году отправился в заветное путешествие. Обстоятельства вынудили его остановиться в Тисманском монастыре в Молдовалахии. Здесь, под руководством старца Феодосия, тесно общавшегося с известным церковным писателем Паисием Величков-ским, окончательно сложились представления Феофана о сути монашеского служения.
      Примерной строгостью жизни молодой монах привлек сердца многих известных подвижников русской церкви. Некоторое время ему довелось выполнять обязанности келейника при митрополите Петербургском и Новгородском Гаврииле.
      Годы, проведенные в Петербурге, знакомство с видными церковными иерархами принесли игумену Феофану большую пользу, когда он приступил к устроению вверенной ему обители. С первых дней он ввел в монастыре общежительный устав, ввел старинное столповое пение, составил письменно «Правила общежития из священного писания и из уставов святых отец принадлежащих общему монашествующих житию правил». Собственным примером отец Феофан утверждал строгие основы внутренней монастырской жизни, изложенные им в «Правилах». Он сурово преследовал употребление горячительных напитков и в своем завещании писал: «Как было при мне, так и по смерти моей должно настоятелям наблюдать, не переменяя ничего, а паче не вводить хмельных напитков, и тогда будет Божие благословение и преподобного Кирилла чудотворца, отца нашего, который о сем заповедал».
      С 1799 года новоезерский настоятель исполнял обязанности благочинного епархии. Его попечением пользовались Кирилло-Белозерский, Моденский, Филип-по-Ирапский и Горицкий монастыри.
      С 1823 году по ходатайству Феофана был увеличен штат и денежное содержание братии. За три года перед тем самого игумена произвели в сан архимандрита. Скончался Феофан Соколов 4 декабря 1832 года, оставив после себя преемником ученика Аркадия. К концу жизни настоятеля число братии увеличилось до 80 человек, а сам монастырь приобрел вполне благоустроенный вид.
      В 1809—1814 годах на сваях, вбитых еще при игумене Луке, выстроили каменную ограду с шестью небольшими башенками и Святыми воротами в север ном прясле. Монастырь приобрел вид не правильного четырехугольника, в центре которого возвышался обустроенный при Феофане Воскресенский собор с приделами. С северной стороны от него находилась трапеза с теплой церковью Смоленской Богоматери, тоже претерпевшей существенные переделки. Еще в 1798 году световой барабан храма, грозивший падением, заменили деревянной главой; после пожара 1906 года Смоленскую церковь выстроили уже о трех главах. К югу от собора стояла столпообразная церковь Захарии и Елизаветы с другой братской трапезой, к которой с востока примыкала колокольня. Серьезной реконструкции эта церковь подверглась при игумене Феофане, но после пожара ее поновили в прежних формах. Колокольню строили в 1801 году. В ее нижнем этаже располагались ворота, а над ними два яруса звона, где размещалось 12 колоколов, самый большой из них весил 198 пудов 18 фунтов. На верхнем ярусе размещались боевые часы. С запада к стене колокольни примыкали двухэтажный корпус с кельями и палатами для рыболовных снастей. К северо-востоку от собора находилась четвертая монастырская церковь — апостолов Петра и Павла, внешне напоминающая Захарьинскую. Это единственный храм, не подвергавшийся серьезным переделкам со времен игумена Луки и нетронутый пожаром 1906 года. Сама церковь размещалась во втором этаже, над странноприимными кельями.
      Вокруг храмов и вдоль стен располагались кельи. Гостиницы и другие многочисленные монастырские службы находились и на близлежащих островах или на берегу озера.
      До 1919 года мощи основателя монастыря Кирилла Новоезерского покоились в соборном храме в серебряной золоченой раке, изготовленной в 1795 году. После закрытия монастыря представляющие художественную и историческую ценность предметы и утварь поступили в Череповецкий музей.
     
      * * *
     
      Современный вид некогда славной обители не радует. Несправедливо забытый, обделенный вниманием архитектурный ансамбль близ Белозерска на озере Новом заслуживает лучшей судьбы и ждет от государства скорейшей защиты.
     
      ТАТЬЯНА СМИРНОВА
     
      РОМАНТИК АРХЕОГРАФИИ
     
      Почти вся научная деятельность Михаила Григорьевича Курдюмова (1869—1924) была связана с Петербугской Археографической комиссией. После окончания Харьковской духовной семинарии в 1893 году он поступил в императорский Варшавский университет на славяно-русское отделение, которое окончил в 1897 году со степенью кандидата историко-филологических наук. В том же году, в связи с получением службы в Министерстве финансов, Курдюмов приезжает в Петербург. В свободное от прямых обязанностей время он слушает лекции в Археологическом институте. Закончив полный курс в 1902 году, Михаил Григорьевич отказывается от продолжения начатой карьеры, предпочтя ей усидчивые занятия в Археографической комиссии. В 1906 году его избирают сотрудником Комиссии, а в 1919-м — ее действительным членом.
      М. Г. Курдюмова не смущала, а скорее увлекала кропотливая и трудоемкая работа по описанию и публикации древних актов. Научное описание документов архива Комиссии, выполненное старательным ученым, составило семь капитальных томов. За десять предреволюционных лет он успел подготовить к публикации и издать ценнейший актовый материал по истории монастырского и поместного землевладения XVI — XVII веков — «Акты Лодомской церкви», «Архив сельца Зиновьевых», «Архив села Корниловых». Кроме того, он изучил и систематизировал акты так называемого Строевского собрания — огромную коллекцию рукописей, насчитывающую более 3000 документов с 1400 по 1735 годы. Два тома документов из этого собрания, подготовленные Курдюмовым, успели стать достоянием всего научного мира: они были изданы под редакцией С. Ф. Платонова в 1915 и 1917 годах.
      После октября 1917-го М. Г. Курдюмов не оставляет научной деятельности в Археографической комиссии. В Главархиве он первоначально исполнял обязанности заведующего 2-м отделением V секции. Затем это отделение в 1919 году возглавил известный историк Е. В. Тарле, а М. Г. Курдюмов стал его помощником. Так он проработал в Главархиве почти пять лет до 1923 года, разбирая сваленные в кучу архивы упраздненных большевиками министерств финансов, торговли и промышленности, Государственного контроля и банков Российской Империи.
      Деятельность Археографической комиссии, связь с которой Михаил Григорьевич не прерывал ни на минуту, свелась в те годы в основном к поиску, собиранию и спасению исторических документов, оставшихся бесхозными в стихии революционных лет. По заданию коллег Курдюмов ездил в Тихвин, где разыскал и привез в Петербург 65 подлинных писем историка П. М. Строева к Я. И. Бередникову за 1832—1852 годы, что было настоящей удачей ученого. Без всякого преувеличения можно сказать, что благодаря подвижничеству М. Г. Курдюмова и других сотрудников Комиссии были спасены для будущего многие страницы из прошлого нашего Отечества. В тяжелые и голодные двадцатые годы они объехали множество закрывавшихся монастырей и разоренных усадеб, где находили, спасая от уничтожения и порчи, тысячи бесценных древних рукописей и книг. Вообразите только количество просмотренного, детально описанного и вывезенного на подводах по бездорожью археографического материала! И среди всего прочего — богатейшие, складывавшиеся веками архивы Соловецкого, Кирилло-Новоезерского, Александро-Свирского, Большого Тихвинского, Антониево-Сийского монастырей и других северных русский обителей. С той же целью в 1920 году Археографическая комиссия посылала М. Г. Курдюмова в Новгород и Вятку. А годом раньше, в самый разгар гражданской войны, Михаил Григорьевич совершил служебную поездку по Белозерскому краю, отчет о которой впоследствии оказался в фондах Санкт-Петербургского филиала Архива Российской Академии наук без подписи.

      Любопытна судьба этого документа. Долгое время о нем знало, лишь несколько человек из архивного персонала. Автором «Отчета» предположительно значился В. Т. Георгиевский. Установить подлинного автора рукописного документа удалось на основании косвенных, но неопровержимых данных. В начале отчета говорится об обращении к академику С. Ф. Платонову с просьбой командировать в Кирилло-Новоезерский монастырь, о сокровищах библиотеки и архива которого с тревогой сообщил ранее на одном из заседаний Коллегии Главархива инспектор А. В. Бороздин. Обратившись к протоколам этих заседаний, также хранящихся в Архиве Российской Академии наук, удалось найти запись выступления профессора А. В. Бороздина на заседании управляющих секциями 14 августа 1919 года. Тут же находим ссылку на согласие М. Г. Курдюмова немедленно ехать в Белозерский край. 30 сентября 1919 года М. Г. Курдюмов доложил о результатах поездки, а 18 ноября, как следует из дела, Курдюмов представил на заседании Apxеографической комиссии отчет об обследовании архива и библиотеки Кирилло-Новоезерского монастыря. Подробный протокол этого заседания не оставляет сомнений — речь шла о той самой поездке, что и в безымянном «Отчете». Таким образом удалось установить дату описываемых событий: август — сентябрь 1919 года.
      Проделанный М. Г. Курдюмовым труд на этот раз не завершился, к сожалению, обстоятельной научной публикацией, как бывало до революции. В условиях строительства «новой жизни» издательские возможности Археографической комиссии были крайне урезаны. С 1926 года пришлось вообще отказаться от публикации протоколов заседаний и отчетов, помещаемых прежде в очередных выпусках «Летописи занятий». Так рукописный «Отчет» М. Г. Курдюмова и скопированные им приходо-расходные памяти и книги XVI—XVII веков были погребены под слоем архивной пыли. Теперь эти документы на рабочих столах современных историков, которые, благодаря своему неутомимому предшественнику, получили уникальный комплекс древних документов северных русских монастырей.
     
      ГОД ЗЛОКЛЮЧЕНИЙ
     
      М. Г. Курдюмов
     
      ОТЧЕТ ОБ АРХЕОГРАФИЧЕСКОЙ ПОЕЗДКЕ В БЕЛОЗЕРСКИЙ КРАЙ В АВГУСТЕ 1919 ГОДА
     
      Сообщение А. В. Бороздина, сделанное в августовском заседании Коллегии о необходимости обследования высокой научной ценности архива и библиотеки Кирилло-Новоезерского монастыря, вызвало во мне живейший интерес и подало мысль просить С. Ф. Платонова командировать меня для этой цели в Новоезерский монастырь. Получив желаемую командировку, я выехал 23 августа (...)
      Подъезжая на лошади к Новому озеру, на одном из больших островов которого расположен монастырь, мне ясно представились стройные очертания церковных куполов, белых монастырских стен и башен, как бы поднимающихся из глубины озера, волны которого тихо плещутся о монастырские стены. Чтобы достигнуть монастыря, необходимо с полверсты ехать на лодке. По мере приближения к монастырю стены и башни его, казавшиеся издали белыми, производили впечатление давно неоштукатуренных и запущенных и в некоторых местах дали трещины. Это — следы переживаемого смутного времени, когда не до ремонта. Лодка доставила меня к острову Сладкому, который соединен с монастырем с восточной стороны деревянным мостом длиною в 140 саженей, построенным известным архимандритом Феофаном Соколовым на случай пожара в монастыре, чтобы спасти от огня святыни и драгоценности. Теперь ясно обрисовалось положение монастыря. Он утвержден на сваях и как бы весь плавал в воде. Кельи с северной стороны примыкают к воде и из окон их представляется возможность удить рыбу.
      Пройдя свайный мост и войдя через святые ворота вовнутрь ограды монастыря, меня поразила та мертвящая тишина, которая царила вокруг, не было видно ни одного монаха, ни одной живой души, а между тем, по сведениям, монастырь насчитывал за последнее время более 60 человек монахов. Из беседы с архимандритом выяснилась и причина такого явления. Оказывается, что Новоезерский монастырь, наряду с другими монастырями, имевшими мощи святых своих основателей и покровителей, перенес много злоключений за текущий год. В январе этого года, по словам архимандрита Иоанна, в монастырь явилась из Белозерска особая Комиссия из представителей уездной советской власти и предложила избрать в нее представителей и от монастырской братии для освидетельствования святых мощей преподобного Кирилла. В состав Комиссии вошли: архимандрит, три иеромонаха и один иеродиакон. По мысли председателя Комиссии, было предложено архимандриту и присутствующим из братии приступить к вскрытию мощей, но монашествующие все категорически отказались от этого, указывая на то, что они недостойны производить освидетельствование мощей и не уполномочены на то Новгородским епархиальным советом, и демонстративно вошли в алтарь. После этого, по предложению того же председателя, к вскрытию раки приступил местный фельдшер, который ножом распорол мантии и обнаружил останки преподобного, причем тут же был составлен и протокол вскрытия мощей.
      Этот протокол не лишен интереса в смысле показателя того невежества, какое проявил фельдшер, дававший в качестве эксперта свое заключение. «При факте вскрытия,— читаем мы,— оказалось: в раке обнаружены части человеческого скелета, завернутые в ткань, зашитые и перевязанные ленточками, в черепе оказалось две монеты 1740 и 1747 годов. Кости лежали в беспорядке». По заключению присутствовавшего и осматривавшего кости фельдшера Прохоренка видно, что «кости представляют остатки человеческого скелета, некоторыя части сохранили свою форму, состоящую из известкового вещества. Расположение костей находится в форме лежащего человека, перемешанных с землянистым веществом. По лежащей верхней части черепной коробки можно предполагать, что кости принадлежат человеку в преклонном возрасте, о чем свидетельствуют останки верхних и нижних оконечностей, ничем не отличающихся от обыкновеннаго человеческого скелета, разложившегося от времени». Следуют подписи. Не говоря уже о его редакции, как «расположение костей находится в форме лежащего человека», тут никакого смысла не доищешься в попытке определить возраст преподобного Кирилла по верхней части черепной коробки, ибо останки верхних и нижних оконечностей никак не могут служить к тому доказательством. Сказать же, что останки принадлежали человеку в преклонном возрасте, было нерискованно, так как автору протокола хорошо было известно, что Кирилл умер 66-и лет.
      Ключ от церкви, где находятся мощи, был передан красноармейцу, и последний, по просьбе желающих осмотреть останки, открывал храм, но служба в нем и по настоящее время не производится.
      Тогда же представителями местной волостной власти была запечатана ризница, и у каждого из братии ночью реквизированы одежда, белье и другое имущество. О впечатлении, какое произвело вскрытие мощей на верующих крестьян окрестных деревень, привыкших чтить угодника и прибегать к нему с молитвами в разных обстоятельствах своей жизни, распространяться не приходится. Одно можно сказать, что поставленную нынешнею правящею властию цель вырвать веру с корнем, между прочим, в почитании мощей достигают как раз обратных результатов. Тот факт, что в раке не оказалось, как это рисуется в представлении некоторых, вполне сохранившихся частей тела, нисколько не смущает верующих. Мы, говорят они, «почитание преподобного Кирилла относим к Самому Богу, благодатная сила которого проявилась и проявляется в видимых останках преподобного». Один же начетчик указал даже мне на' особый, составленный каким-то святителем, чин освящения и переложения костей святых, как бы этим указывая на то, что церковь допускает существование святых мощей в виде отдельных костей. И действительно, из окна келий, в которой я проживал, я ежедневно видел группы богомольцев, умиленно вздыхающих у открытого с решеткою окна церкви, где почивают мощи преподобного Кирилла. Эти группы увеличивались в праздничные дни по окончании богослужения. Сдавалось, что у этих оскорбленных в лучших религиозных чувствах людях зрело какое-то решение, которого они не высказывали вслух, но которое они читали друг у друга в мыслях.
      Но перейдем к дальнейшим перипетиям монастырской жизни в злополучный для монастыря год. В марте месяце в монастырь явилось несколько человек, представителей местной гражданской власти, и предложили архимандриту немедленно сделать общее собрание всей братии для проверки организации и других вопросов, касающихся монастыря. Когда вся братия была в сборе, председатель Земельного комитета заявил, что необходимо при монастыре организовать совет рабочих и крестьянских депутатов. Как ни протестовал против такой организации архимандрит, указывая на то, что при монастыре издавна существовал и существует братский союз из старшей братии (казначей, ризничий и духовник) под председательством настоятеля, избранный монастырскою же братиею и утвержденный епархиальным начальством, и что нет никакой нужды заводить какой-либо новый совет, разве только пополнить братский совет представителями младшей братии — послушников, тем не менее протест архимандрита, поддержанный лишь одним из братии, остался без внимания. Видимо, дух переживаемого времени заразил и этих отшельников суетного мира, которые тяготились слишком самостоятельными и не всегда приятными для них действиями настоятеля.
      Затем приступили к выборам президиума и возложили на него высший надзор по всем частям монастырского управления. Тогда же был представлен президиумом и отчет по хозяйству в волостной совет рабочих и крестьянских депутатов. Таким образом монастырь фактически подпал под власть Гражданской власти. Тщетно настоятель взывал к Епархиальному совету, тщетно просил разъяснения у него по вопросу о том, какое положение он, как настоятель, должен занять по отношению ко вновь учрежденному монастырскому совету, и допустимо ли вообще вмешательство во внутреннюю жизнь монастыря той власти, которая известным посланием патриарха Тихона и постановлением освященного собора Российской православной церкви признана отлученной от церкви. Но Епархиальный совет был глух к запросу. Боязнь ответственности за решительный и смелый ответ на него вынуждала растерявшуюся духовную власть отмалчиваться вовсе и прислать увещание терпеть до пределов возможного и не покидать монастырь. Таким образом духовная власть расписалась в полном бессилии и тем потеряла всякую руководящую связь с подчиненными органами, предоставив им действовать вполне самостоятельно, сообразуясь с условиями момента. Результаты такой разобщенности и оторванности, с одной стороны, а с другой — неподготовленность президиума коллектива, состоявшего из мало или совсем необразованных монахов, к самостоятельной и ответственной работе без опытного руководителя, не замедлили скоро же сказаться. Вслед за святой неделей Коллектив монастырский был упразднен и все монастырское имущество, весь живой и мертвый инвентарь перешел в ведение местного райсохоза, равным образом отошли в ведение последнего обработанные и засеянные исключительно трудами монахов и хлебные поля. Монахи лишены были пайка, и им ничего не оставалось, как разбрестись, что они и сделали. Остались лишь старые немощные монахи, их не страшил голод, на который их обрекала местная власть, и пропитание они теперь добывают милостынею, обходя окрестные деревни.
      Задолго до 15 июня, когда в монастыре происходит торжественное обнесение вокруг соборного храма мощей преподобного Кирилла, местные крестьяне подали заявление в Белозерск о разрешении им и в этом году, по примеру предыдущих лет, устроить крестный ход, но наступило 15 июня, а ответа не поступало. По окончании обедни в наэлектризованной многотысячной толпе, объединенной одной мыслью и одним желанием почтить память преподобного и видеть мощи его на прежнем месте, а равно и освятить их как оскверненных руками тех, кто не достоин был к ним прикасаться, произошло какое-то возбуждение, и желание претворилось в реальность. Стоило кому-то из толпы сказать, что разрешение на крестный ход пришло из Белозерска, но что его скрывает Исполком, как вся эта масса двинулась к помещению Исполкома. Произошла свалка, в которой некоторые члены Исполкома были обезоружены и избиты, а тем временем другая часть народа, воспользовавшись замешательством, проникла вовнутрь церкви и поставила раку с мощами на то место, где она стояла обычно раньше. Народ сделал свое дело, оставалось духовенству приступить к освящению мощей, но духовенство не решалось этого сделать. Между тем действия смельчаков не прошли для них даром: на следующий день зачинщики были арестованы и препровождены в Белозерск, где и томятся в тюрьме по настоящее время. Так бесславно и мрачно для местного населения прошел тот день, который раньше доставлял ему столько духовной радости. Некоторые из благочестивых и с чистой совестью крестьян усматривали в этом кару Божию за то, что предали монастырь советской власти в надежде получить от нее в собственность те земли, которые принадлежали монастырю. Нужно сказать, что земли монастырские перешли в ведение местного Райсохоза и обрабатываются в настоящее время окрестными крестьянами под деспотическим контролем стоящего во главе хозяйства некоего эстонца. Обманутые в своих надеждах крестьяне негодуют на него и ведут беспрестанно с ним ссоры. Белозерская власть изнемогает от бесчисленных доносов, присылает чуть не ежедневно своих агентов для расследования, но крестьянину от этого не легче: все остается по-старому. Вот те злоключения, которые пережил монастырь за текущий год (...)
      Но перейдем к краткой истории Новоезерского монастыря (...) Любопытно отметить, что все урочища местные, упоминаемые в царских грамотах и в житии преподобного Кирилла, сохранили и поныне свои названия. Так, деревни Шиднем и Кобылино были первые, пожалованные Грозным монастырю после того чуда, которое показал Кирилл царю, явившись ему во сне и дав ему совет не входить в палату до 3-го часу дня, когда она рухнула и задавила многих князей и бояр (...) Что же мы видим теперь? Кобылино село, получившее название от Кобылиной горы, откуда Кирилл увидел указанное ему Богоматерью место для устроения на нем монастыря, в настоящее время переименовано в село Карла Либкнехта, и для того, чтобы это название производило большее впечатление, оно начертано громадными буквами на больших размеров доске. Впрочем, привычка сильнее моды, и в житейском обиходе слышишь лишь название села — «Кобылино».
      Общая площадь монастырских владений, включая сюда и водное пространство, составляет 2250 десятин. Но площадь эта постоянно суживалась и, как это ни странно, иногда по вине самого монастыря. Я укажу на один факт. По грамоте царя Михаила Феодоровича 1627 года в пользование монастыря было, между прочим, предоставлено Андозеро; эта грамота в 1660 году была подтверждена, и, судя по выпискам из дел, имелись другие надлежащие документы, как писцовые книги, удостоверяющие права обители на исключительное пользование этим озером. Между тем в 1880 году окрестные крестьяне вздумали оспаривать такие права монастыря и возбудили по этому вопросу дело в Сенате. И вот вследствие того, что в монастыре не оказалось (они исчезли) таких документов, Андозеро было отобрано от него. Хотелось бы, чтобы это послужило уроком для монахов и приучило бы их ценить хотя бы те из документов, на основании которых они строят свое материальное благополучие.
      До учреждения штатов в 1764 году за монастырем состояло 816 душ крестьян в крепостной зависимости.
      Вкладные капиталы монастыря, составившиеся из пожертвований разных лиц на поминовение и из неокладных монастырских сумм, выражались в сумме до 100 000 рублей.
      Вся жизнь братии устроена на началах полного общежития и осуществлялась на основании особых строгих правил из 20 пунктов, составленных в 1795 году, по-видимому, петербургским митрополитом Гавриилом. Впрочем, эти правила одинаково были преподаны к руководству и другим монастырям, как то Иверскому, Тихвину Большому, Вяжицкому, Клопскому, Отенскому, Моденскому и Дымскому, и, кажется, введены ими в жизнь. Церковное богослужение отправлялось согласно церковному уставу, без всяких упущений, причем ежедневно бывали литургии. В настоящее время службы, за неимением иеромонахов, совершаются лишь архимандритом в воскресные и праздничные дни, причем без всякого благолепия и торжественности, ибо на клиросе заунывно и монотонно отвечает один лишь послушник. Монастырь занимался хлебопашеством, скотоводством и огородничеством; поля обрабатывались наемными рабочими, за исключением прошлого года, когда братия своими средствами их обработала для того, чтобы в этом году местная власть собрала урожай и ничего из него не уделила монастырю. Излишний скот и продукты продавались, а прочее шло на содержание братии и богомольцев.
      Значительный доход монастырю доставляла Алексеевская ярмарка, существовавшая со времени царя Алексея Михайловича, или точнее со времени обретения в 1649 году мощей преподобного Кирилла, когда богомольцы со всех сторон стали стекаться в монастырь для поклонения мощам святого угодника. В архиве монастыря имеется любопытный документ «Записная тетрадь торговым шалашам о празднике Алексея человека Божия 1713 г., марта в 17 день». В этой тетради подробно представлена картина расположения шалашей, кто их снимал, из какой местности был родом арендатор, что в шалашах продавалось и какая взималась арендная плата. По этой тетради всего собрано было денег 15 р. 8 денег. Это ранняя приходная книга. Из дальнейших приходных книг, которые, к слову сказать, сохранились далеко не за все годы, все же можно проследить картину постепенного роста шалашей, увеличения арендной платы и разнообразия в них продававшихся предметов и продуктов, от которых получали название целые торговые ряды, как, например, сбитенные, сыромятные, обжорные, питейные и харчевые. Алексеевская ярмарка несомненно имела большое значение для всего Новоезерского края и немало способствовала поднятию его экономического положения тем, что благоприятствовала сбыту произведений и оживлению промышленности. Это обстоятельство вызывало зависть в соседнем Белозерске, который затаил желание во что бы то ни стало (при содействии сильных мира) перевести ее к себе, предполагая, что если существовавшие в то время в нем две ярмарки — 9 марта и 5 августа — были ничтожны по торговым оборотам, то Алексеевская, когда будет переведена, привьется прочнее и с большими для Белозерска результатами. Поэтому сначала робко (в 1869 г.), а потом смелее стал изыскивать способы к осуществлению своей цели, пока не достиг ее в 1892 году. Таким образом, несмотря на жалобу, поданную монастырем в Сенат, которая была основательно мотивирована и подкреплена многими приговорами сельских обществ, Алексеевская ярмарка, просуществовав при монастыре более 2-х столетий, была переведена в Белозерск. Этот перевод ярмарки причинил монастырю большой материальный ущерб. Достаточно сказать, что администрация монастыря, не жалея своих скудных средств, построила специально длу ярмарки торговые помещения, стоившие ей не менее 40 000 р. и которые впоследствии были разобраны, как ненужные, не говоря уже о том, что монастырь лишился значительного дохода от торговцев и от богомольцев, которые стекались по поводу ярмарки на праздник св. Алексея. В настоящее время следы существования ярмарки при монастыре заметны лишь в двух шалашах, находящихся по обе стороны моста, соединяющего Сладкий остров с монастырем, и в приспособлениях, сделанных в стенах, с крышами внутри монастыря.
      Перехожу к архиву и библиотеке Новоезерского монастыря.
      Архив и библиотека помещаются в корпусе с келиями для братии рядом с Алексеевскою церковью и занимают собственно одну комнату о двух окнах, разделенную перегородкою. Полы и стены каменные. Имеется печь, отапливаемая из коридора, но, судя по той сырости, какая чувствуется в помещении, оно никогда, кажется, не отапливается, и результаты этого налицо. Переплеты книг покрыты густою и липкою плесенью настолько, что буквально книга скользит в руках. Вдоль стен установлены шкафы, заполненные книгами, и лишь один шкаф и часть второго заключают в себе архивные дела.
      Архив и библиотека в полном порядке; видно, что чья-то заботливая рука тут немало поработала. И действительно, библиотека разделена на 20 отделов: 1) книги Св. Писания, 2) творения и писания Св. Отец, 3) поучительный отдел, 4) истолковательный, 5) догматический, 6) канонический, 7) объяснительный, 8) исторический церковный, 9) исторический гражданский, 10) путешествия, 11) сельское хозяйство 12) медицина, 13) география, 14) философия, логика, риторика, 15) естествознание 16) руководства и учебные пособия, 17) собрание гражданских законов, 18) богослужебные книги, 19) периодические издания и 20) письменность, т. е. рукописи. Bсех названий я насчитал 1076, томов же — 2222. Громадное большинство книг в переплете — это личные труды монахов,— и каждый отдел книг имеет свой порядковый номер. Библиотека заслуживает особого внимания как в том отношении, что она заключает в себе много редкостных экземпляров, так и в том, что в ней имеется очень большой отдел книг, печатавшихся гражданским шрифтом с начала XVIII века (…)

К титульной странице
Вперед
Назад