8 августа 2003 г. состоялись Рубцовские чтения в музее поэта в селе Никольском, Тотемского района Вологодской области. Со всех концов России туда съезжались рубцововеды, филологи, почитатели поэта.
В Москве мы встретились с членами «Литературной гостиной» из г. Артёма (40 километров от Владивостока) З.И. Дубининой, О.Г. Коротеевой и О. Дубининой, вместе отправились в г. Вологду и в первый же день поехали на городское кладбище к могиле Н.М. Рубцова.
Могила была сплошь покрыта цветами. Среди них особенно выделялся букет из тёмно-бордовых гладиолусов, очень свежий, только что поставленный. Видимо, кто-то из почитателей поэта был перед нами. Недалеко стояла скромная женщина.
– Это ваш букет? – Она кивнула головой.
– Вы тоже любите стихи Рубцова? – Да.
– Откуда вы прибыли? – Из Архангельска.
– Вы едете в Николу на Рубцовские чтения? Завтра вокзала отправляется автобус.
– Нет, я приехала на могилу поэта.
Долго мы разговаривали с Галиной Ивановной, как представилась она нам позднее. Ей 53 года, по образованию экономист, внешне очень скромная и красивая, держится с достоинством.
Приехала она в Вологду, чтобы передать в Вологодскую писательскую организацию свои воспоминания о том, что с ней произошло, когда ей было 14 лет. В те годы она жила в Емецке, в своём родном городке, где и родилась. Галя была довольно замкнутой девушкой, любила одиночество и часто гуляла в емецких заливных лугах. Однажды (было это в начале лета 1962 года) шла она домой по тропинке, выходившей на дорогу, по которой ехал на стареньком ржавом велосипеде молодой человек с букетом цветов в правой руке. Как только они поравнялись, он остановил велосипед, положил его на землю и вручил ей букет полевых цветов, который она машинально взяла. Глаза девушки были опущены, и она заметила, что брюки велосипедиста были закручены вверх, а сам он босиком, и Галя обратила внимание на его изящные стопы с розовыми пятками. Подняв голову, девушка увидела, что молодой человек одет во фланелевую рубашку в вытянутую клетку. Взглянула в лицо. Её поразили глаза юноши, обратила она внимание и на ранние залысины. Взгляды молодых людей встретились. Они стояли друг перед другом и смотрели, не отрываясь. Глаза юноши завораживали, как будто что-то говорили. Галя не могла отвести от них свой взгляд. Так продолжалось очень долго. Затем он резко схватил свой велосипед и уехал.
– Мне до этого времени никто никогда не дарил букетов. У меня не было обожателей. Я была очень» растерянна, а также взволнована случившимся со мной, – продолжала Галина Ивановна. – Особенно; волновалась я тогда, когда получила на следующий день или через день письмо с моим адресом, именем и фамилией. В письме было только стихотворение; с подписью «Рубцов».
– Как он мог узнать адрес и фамилию? – удивились мы.
– Емецк так мал, что это сделать очень просто. Но меня это письмо испугало, фамилия поэта показалась грубой. Стихи я совершенно не помню. В голове только и было, зачем всё это и что со мной произошло. Письмо я выбросила. Постепенно событие стало стираться в моей памяти. Позже, когда я узнала стихи Рубцова, они мне очень понравились. Только в 1990 году я впервые увидела портрет автора и поняла, что это тот молодой человек, который встретился мне на лугу. Вот об этом я и написала в Вологодскую писательскую организацию.
Много раздумий вызвал рассказ Галины Ивановны. Первоначальный вариант стихотворения («Желание»: см. трёхтомник «Николай Рубцов», III том, с. 115) был опубликован 22 августа 1958 г. в мурманской газете «Комсомолец Заполярья». Звучало оно так:
Мне очень больно,
но обиды нет.
Я унывать себе и не велю.
Нарву цветов и подарю букет
Той девушке, которую люблю.
Я ей скажу: «С другим наедине
О наших встречах позабыла ты.
Ну, что ж, на память обо мне
Возьми вот эти красные цветы».
Она возьмёт,
я буду рад...
А после снова сердце
ранит грусть!
Она уйдёт, так и не вскинув
взгляд,
Не улыбнувшись даже...
Ну и пусть!
Мне очень больно, но обиды
нет.
И унывать себе я не велю.
Я лишь хочу, чтобы взяла букет
Та девушка, которую люблю.
Второй, поздний вариант этого стихотворения, более совершенен. Известно, что Рубцов часто писал свои стихи «в голове», без бумаги, так как подчас у него под рукой не было ни ручки, ни блокнота. В письме к Н.Н. Сидоренко, преподавателю поэтического семинара в Литинституте, Рубцов писал, что пробовал и вороньим, и ястребиным пером писать – не получается. Да и рождались стихи, когда собирал клюкву, грибы, косил траву... – не за письменным столом, которого у него и не было почти до самой гибели. Писал он их в дороге, в транспорте, в чужих домах, где ночевал. И там же обрабатывал свои стихи. «В глазах у него была постоянная работа», – вспоминала вологодская поэтесса Нина Васильевна Груздева.
Можно предположить, что и своё стихотворение «Желание» Рубцов «переписывал», глядя в глаза 14-летней девушки. Всё вокруг способствовало этому: заливные луга, букет полевых цветов, одинокая девичья фигурка на тропинке... Вот почему её словно заворожил взгляд поэта. А когда стихотворение получилось, он, на радости, послал своё произведение невольной участнице его поэтического озарения.
И всё же к рассказу Галины Ивановны можно отнестись с сомнением. Действительно ли была встреча с поэтом?
Неожиданно вспомнилось. В мае 2001 года гуляли мы с женой Николая Михайловича по Николе. Генриетта Михайловна показывала мне все сельские достопримечательности.
Я шла за ней по узкой тропинке. Она вдруг обернулась и спросила:
– У меня очень некрасивые ноги?
– Да что вы, Генриетта Михайловна! – возражаю. – Ноги как ноги, и выглядите вы очень молодо.
Был жаркий майский день. На ней было голубоватое j «в цветочек» платье без рукавов, и меня поразили красивые, молодые, загорелые плечи и руки. И невозможно было поверить, что через 10 месяцев она умрёт... Генриетта Михайловна вдруг добавила:
– Какие стройные ноги были у Коли, какие красивые стопы с розовыми пятками!
Это её воспоминание точно совпадало с рассказом Галины Ивановны. К слову сказать, многие отмечали, что у Николая Михайловича были очень изящные аристократические руки и ноги.
В связи с «Букетом» вспоминается и стихотворение Н. Рубцова «Пародия» (1962):
Куда меня беднягу завезло!
Таких местов вы сроду не видали!
Я нажимаю тяжко на педали,
Въезжая в это дикое село!..
О нём скрипишь
передним колесом,
Мой ржавый друг?
О, ты скрипишь о многом!..
И здесь тоже о ржавом велосипеде. Может быть, именно он и привёз поэта в Емецк? В трёхтомнике «Николай Рубцов» (т. 1, с. 10) написано: «Неизвестно, побывал ли Рубцов потом в Емецке, но в октябре 1970 года, будучи в Архангельске, на вопрос литературоведа А.А. Михайлова, не собирается ли он заехать на свою родину, Николай ответил: «На этот раз нет. Но поеду туда непременно, тянет, как птицу к своему гнездовью. Вологда дала мне приют, согрела моё сиротство, а тут я появился на свет, первый раз на землю ступил».
«На этот раз нет». Только на этот? А когда-то, может, уже был? Слухов много, что бывал Рубцов в Емецке и даже к дому «орсовскому» подходил, в который когда-то его внесли новорождённого. Говорят, что на пороге Николая Михайловича встретила 10-летняя девочка, которая не пустила его, сказав: «Здесь такие Рубцовы не живут». И в библиотеку емецкую он находил...
Не хочется с ходу отвергать рассказ Галины Ивановны. Почему не поразмыслить над ним? Свидетели иней с ней встречи, мои коллеги из г. Артёма,
З.И. Дубинина, О.Г. Коротеева и О. Дубинина, – всё приняли без сомнения. Пусть тот, кто хочет, доказывает обратное.
Первая юношеская любовь Н. Рубцова
Первая юношеская любовь Коли Рубцова к Тане Агафоновой прошла через всю его жизнь и была отражена в творчестве поэта вплоть до 1969 года. Надежду, радость, страдания и переживания – всё мы слышим в его стихах. Хотелось бы познакомить наших читателей с биографией самой Тани, чтобы не оставить места никаким вопросам и сомнениям. Для этого необходимо было совершить поездку на её родину (Междуреченский район, Вологодская область, деревня Космово) и расспросить обо всём саму Татьяну Ивановну Агафонову-Решетову.
10 сентября 2003 года мы приехали из г. Вологды в село Шуйское, где на берегу реки Сухоны живёт Татьяна Ивановна в большом бревенчатом доме. В трёх километрах от села находится деревня Космово, где прежде жила с родителями Таня и куда три раза наведывался Николай Рубцов.
Администрация района проявила о нас заботу и предоставила машину, на которой мы вместе с Татьяной Ивановной быстро доехали до Космова. Нас сопровождал главный редактор газеты «Междуречье» Л.Л. Трошкин.
У. родового дома Татьяна Ивановна начала свой рассказ:
– Наш дом был построен моим дедом в 1914 году, после пожара, уничтожившего всю деревню. Отцу моему тогда было восемь лет. Три берёзы, которые вы видите, посадил отец в том же году. В 1941 году папа ушёл на фронт и погиб под Сталинградом в 1942-м.
В селе Шуйском, в доме, где сейчас живёт Татьяна Ивановна, мы держали в руках письмо с фронта от отца Тани – треугольный конверт из пожелтевшей бумаги с расплывшимися строками. Нам удалось прочитать: «Нюра! Спасай детей...» Это было его обращение к матери Тани, Анне Алексеевне, на руках которой осталось четверо детей: Татьяна, Ольга, Андрюша и девятимесячная Нина. Татьяна Ивановна рассказала, что на фронт ушли из деревни все мужчины и точно такие же письма получали их жёны. Женщины выполнили завет мужей: ни один ребёнок в деревне Космово не умер.
Анне Алексеевне приходилось метать стога и даже забивать двухгодовалых бычков. Она была большая мастерица: обшивала детей, хорошо вышивала, плела кружева. Всё лето взрослые и дети трудились на огородах и полях не покладая рук, понимая, что выжить можно только так.
Здесь, в деревне Космово, Таня закончила четыре класса и продолжила учёбу в селе Шуйском.
В 1950 году Таня Агафонова уехала в г. Тотьму и поступила в Тотемское педагогическое училище. В том же году Коля Рубцов поступил в Лесотехнический техникум. Мечтавший о море, он не попал в Рижское мореходное училище.
В 1951 году произошла первая встреча Коли с Таней на танцах в одном из зданий Спасо-Суморина монастыря, где располагался Лесотехнический техникум. Коля, игравший на гармошке, заметил яркую, красивую, с толстыми длинными чёрными косами девушку. Передал гармонь другу и пригласил её на танец. Так завязалось их знакомство, перешедшее в дружбу. Ученицы Лесотехнического техникума были недовольны, что их друзья уделяют внимание девушкам из другого училища, и старались не пропускать их к себе на танцы. Коля с друзьями заходили за Таней и её подругами в общежитие, часто вызывали их стуком в окошко, а потом сопровождали. За Таней ухаживали многие ребята, в том числе и Колины друзья: Валентин Борзенин, Коля Переляев и другие. Таня испытывала большую симпатию к Коле.
Не закончив второго курса, получив паспорт, Коля поехал искать своих родных. После десятилетней разлуки он сумел найти сестру Галю. Она жила в Череповце в общежитии и работала на строительстве Череповецкого металлургического комбината. Помочь брату она ничем не могла, и Коля решил осуществить свою мечту – стать моряком. Он уезжает в Архангельск, поступает на рыболовецкий траулер в качестве помощника кочегара. Проработав на траулере меньше года, понял – надо продолжать образование. В 1953 году поступает в Горно-химический техникум в г. Кировске (Мурманская область), учится на маркшейдера, занимается самообразованием, много времени проводит в библиотеке. С 1952 до середины лета 1954 г. переписывается с Таней.
На летние каникулы приехал в Тотьму, чтобы увидеть свою Таню Агафонову. В эту встречу Коля показался Тане очень интересным человеком: много знал, много рассказывал. По признанию Тани Агафоновой-Решетовой, чувство Рубцова к ней было более сильным, чем её.
– У меня было много поклонников, да и просто я не была готова к серьёзным отношениям. Была молода... Да и Коля меня иногда мог обидеть какими-нибудь колкостями... – вспоминает она.
Их встреча и расставание отражены Рубцовым в двух замечательных, проникающих в душу стихах: «У церковных берёз» и «Тот город зелёный...»:
...и полные слёз
Глаза моей девочки нежной
Во мгле, когда гаснут огни...
Как я целовал их поспешно!
Как после страдал безутешно!
Как верил я в лучшие дни!
А плакала Татьяна Ивановна оттого, что прощалась с милой её сердцу Тотьмой...
В то лето по распределению педагогического училища Таня получила направление в Азербайджан.
– Стоим мы, несколько девушек, перед распределительной комиссией, предлагают нам ехать в Азербайджан и спрашивают, поедем ли? Мы были комсомольцами и считали, что обязаны ехать туда, куда посылает Родина. И даже не представляли, что нам предстояло испытать... – вспоминает Татьяна Ивановна.
По окончании училища Татьяна Агафонова поехала на отдых в Космово.
– Мама у нас любила молодёжь и была очень гостеприимной. Любой ребёнок из нашей деревни мог остаться у нас ночевать, даже несколько детей сразу. Всех накормит, всем постелет постели. Ребята чувствовали себя легко и свободно. Вдруг, в конце июля или начале августа 1954 года, в Космове появился Коля Рубцов. Мама, узнав, что Коля – сирота, приняла его очень тепло, окружила заботой, вниманием, и он проникся к ней доверием и любовью. Коля говорил мне, что ему не хочется уезжать из нашей деревни, и спрашивал меня, можно ли ему звать мою маму «мамой»? В круг нашей молодёжи, почувствовав дружескую атмосферу, Коля вошёл быстро. У нас была большая деревенская семья. Он делал всё то же, что делали наши парни: помогал маме по хозяйству, а по ночам с ребятами совершал набеги на яблони соседей, чтобы угостить зелёными, кислыми яблоками девчат. Бывало, постучат нам в окошечко полутёмного, прохладного подвала, где мы ночевали, и сунут нам эту «кислятину».
Из-за чего-то мы поссорились, и Коля от нас уехал...
Вскоре и я отправилась по назначению в «свой» Азербайджан, чтобы учить там детей русскому языку и литературе. Нас было шесть девушек. В Вологде в поезд, следующий в Москву, в вагон вошёл Коля с гармонью. Я очень испугалась и расстроилась. Страшилась своей будущей жизни в Азербайджане, а тут ещё Коля. «Вдруг он поедет за мной?» – думаю. Коля всю дорогу до Москвы старался нас развлечь: шутил, играл на гармошке, пел. Я не обращала на него внимания, молчала. Когда мы вышли на перрон в Москве, он сказал, чтобы я не волновалась, он... едет в Ташкент. И так мы расстались... Только потом стало известно, что Рубцов узнал номер моего поезда и вагон от моей сестры Ольги, работавшей на заводе в Вологде.
Татьяна Ивановна рассказала нам и о своей жизни в Азербайджане:
– Из шести девушек, направленных по распределению техникума, домой вернулись только четыре. О судьбе двух из них я так ничего и не узнала. Нас распределили в школы по разным аулам. Мы встречались только на совещаниях у местных властей. У азербайджанцев, как мне теперь очень хорошо известно, помимо многоженства был и такой обычай: они могли украсть девушку и увезти в глухой аул... Русских они считали девушками лёгкого поведения и доступными. Встретив резкий отпор, стали уважать и уже желали взять себе в жёны.
Хозяин дома, в котором я поселилась, предупредил меня, что как только придёт его сын из армии, я стану его женой. Чтобы меня никто не украл, он на ночь запирал ворота и спускал собак с цепи, а я запирала все двери на ключ, окна и ставни огромными металлическими задвижками. И директор школы (по происхождению русский, предки которого родились там, на Кавказе) предлагал мне руку и сердце, был очень настойчив.
В летние каникулы приехала домой, в Космово, где познакомилась с Юрием Решетовым, и влюбилась. На его предложение выйти замуж чуть ли не в день знакомства – ответила положительно. Как же не ответить согласием? – продолжила свой рассказ Татьяна Ивановна. – Парень высокий, сильный, работал на огромных машинах шофёром, трудолюбивый, гармонист, все девчонки в него были влюблены. «Сегодня вечером жди моих родителей со сватами», – сказал он. Мама заняла у кого-то муки, напекла пирогов, купили бутылку водки. Но... ни жених, ни его родители, ни сваты не пришли. Я убежала к своей подруге и всю ночь проплакала, а наутро уехала в Азербайджан... Как уже потом объяснил ей Решетов, он был очень смущён быстрым согласием и не поверил ей.
Как страдала Таня в Азербайджане, впервые поняв, что такое любовь! Это были бессонные ночи, слёзы, бесконечные думы. А тут вдруг от подруги пришло письмо, что Решетов дружит со своей первой возлюбленной – Таниной двоюродной сестрой. Это оказалось неправдой, но подтолкнуло её на совершение следующего поступка: она решила испытать всех юношей, которые когда-то были в неё влюблены.
Так как Т. И. Агафонова-Решетова позволила нам написать об этом, мы поделимся с читателями тем способом, которым девушка решила проверить своих ухажёров.
Всем влюблённым в неё молодым людям Таня объявила, что она беременна, и спросила в письмах, кто из них готов связать с ней свою судьбу. Коля Переляев, знакомый по Тотьме, тут же откликнулся и написал, что готов стать её мужем и отцом ребёнка. Получил письмо и Коля Рубцов и, приняв всё за чистую монету, прислал Тане недоброе послание. Они расстались на долгие-долгие годы.
– Это надо было знать Колю. Моё письмо вызвало у него ревность, злость и страдание, – высказала своё мнение Татьяна Ивановна. (Целомудренного и нравственного Рубцова можно понять. И тем более понять его состояние, когда он узнал, что любимая способна на обман.)
Вот откуда у поэта эти строки:
Ответ на письмо
Что я тебе отвечу на обман?
Что наши встречи давние у стога?
Когда сбежала ты в Азербайджан,
Не говорил я: «Скатертью дорога!»
Да, я любил. Ну что же? Ну и пусть.
Пора в покое прошлое оставить.
Давно уже я чувствую не грусть
И не желанье что-нибудь поправить.
Слова любви не станем повторять
И назначать свидания не станем.
Но если всё же встретимся опять,
То сообща кого-нибудь обманем...
(Опубл. 31 августа 1969 г.)
Рассказ о двух последних посещениях Николаем Рубцовым Космова написала в своих воспоминаниях сестра Татьяны Ивановны – Ольга Агафонова-Поздеева. Таня к тому времени вышла замуж за Решетова и стала Т.И. Решетовой.
Дважды приезжал Рубцов в период между 1958 – 1963 годами, летом, но встречи Тани с Колей не было: Таня жила с семьёй в селе Шуйском. Последний приезд Николая в Космово был 28 июля 1963 года. Встречи молодых людей также не произошло: Таня была в Ленинграде. О некоторых подробностях последнего приезда Коли узнала Т.И. Решетова от своей мамы:
– В этот приезд Рубцов приближался к дому задворками, идя вдоль реки Шейбухты. На вопрос мамы, почему он не шёл по дороге, ответил: «Чтоб разговоров было поменьше». Коля приехал со своим сборником стихов «Волны и скалы». Мама хлопотала у печки, пекла пироги для гостя, а Коля читал свои стихи. «Тётя Аня! Да вы меня не слушаете!» Мама в ответ: «Слушаю, Коля, слушаю! Да ведь я дело делаю, тебя же хочу пирогами накормить».
О последней встрече с Николаем Рубцовым, которая произошла в 1969 году в Вологде, узнаём впервые. Татьяна Агафонова-Решетова к этому времени имела двух сыновей и заканчивала Педагогический институт в Вологде. Дети остались в Шуйском с мужем, который соглашался с женой в том, что ей надо получить высшее образование.
Татьяна Ивановна шла на консультацию перед последним государственным экзаменом, очень торопилась.
– Вдруг я увидела Колю Рубцова, с опущенной головой, в сопровождении какой-то неброской худенькой женщины, – рассказывает Татьяна Ивановна. – Окликнула его. Он обернулся и, отделившись от своей попутчицы, подошёл ко мне. Он очень волновался. Несколько минут мы посидели на скамейке в парке. По внешнему виду я поняла, что жизнь его не проста. Сказал, что пишет стихи. К моему стыду, я не читала его стихов, поскольку печатался он мало. Да и просто я забыла о Коле. Я счастлива была в своей семье, со своим любимым мужем и детьми. И вот, сидя на скамейке в парке, Николай успел рассказать мне, что многие стихи написаны им по воспоминаниям о нашем знакомстве, о годах юности. Я спросила его, как узнать мне эти стихи. «Там, где образ берёзы как символ чистой любви», – пояснил он.
– И совсем недавно я написал «У церковных берёз» (в другой редакции – «У знакомых берёз» – МЛ.).
Эта встреча была последней. Они расстались навсегда. С грустью вспоминает Татьяна Ивановна:
– Тогда, в ранней юности, в середине 50-х годов, когда я не писала ему из Азербайджана, понимаю, что он одновременно и любил и ненавидел меня. Ненавидел за то, что я давала ему надежду и каждый раз снова порывала с ним. Ведь молодые часто живут чувствами, а не умом. Два года ведь я не писала ему... После госэкзаменов, приехав домой, я взяла в руки приобретённый томик его стихов. Читала всю ночь и плакала. Плакала оттого, что прошла мимо большой любви, и оттого, что причинила большие страдания этому человеку...
На Рубцовских чтениях, проходивших 8 августа 2003 года в Никольском, кто-то недвусмысленно высказался: «Женщины, окружавшие Рубцова, не поняли его и не откликнулись на любовь поэта!» Татьяна Ивановна, впервые приехавшая на чтения, не выдержала, выбежала на место выступающих и, волнуясь, сказала:
– Как же вы не понимаете, что такому человеку, как Рубцов, нужна была прежде всего свобода, которую не всякая женщина, будущая мать, смогла бы дать. Я, лично, не смогла бы дать такую свободу!
Стихотворение «В минуты музыки печальной...» Татьяна Ивановна назвала гимном любви. И, действительно, даже оперные певцы стали исполнителями этих стихов. Татьяна Ивановна уверена, что они относятся к ней, так как там есть такие слова: «призраки», «жёлтый плёс», «шум порывистых берёз...»
В минуты музыки печальной
Я представляю жёлтый плёс,
И голос женщины прощальный,
И шум порывистых берёз...
Давно душа блуждать устала
В былой любви, в былом хмелю,
Давно понять пора настала,
Что слишком призраки люблю...
О том, что стихотворение «У знакомых берёз» Рубцов посвятил Тане Агафоновой, он сказал сам.
...всколыхнувши затопленный плёс,
Пароход зашумел,
Напрягаясь, захлопал колёсами...
Сколько лет пронеслось!
Сколько вьюг отсвистело и гроз!
Как ты, милая, там, за берёзами?
Многие считают «В минуты музыки печальной...» стихотворением, посвященным всем любимым им женщинам. Конечно, не так это важно, кому посвящено оно, – важнее то, что эти строки родились и поэт подарил их нам.
Тая Смирнова
В.Д. Зинченко как-то рассказала, что, работая в Вологодском архиве, видела письма Таи Смирновой, жившей в 1955 г. в Приютине, под Ленинградом. Письма говорили о несомненном увлечении девушки Николаем Рубцовым. В это время поэт служил в Североморске! У Рубцова есть несколько стихотворений, посвященных Тае: «Повесть о первой любви», «Т.С.», «Соловьи».
Люблю вас! Какие звуки!
Но звуки ни то, ни сё, –
И где-то в конце разлуки
Забыла она про всё...
(«Повесть о первой любви»)
А любовь не вернуть,
как нельзя отыскать
Отвихрившийся след корабля!.
(«Соловьи»)
...Я с другой,
а ты – с другим?
Сочинять немного чести.
Но хотел бы я мельком
Посидеть с тобою вместе...
(«Т.С.»)
Любимая изменила поэту. Что же произошло?
Писателю Николаю Коняеву Таисия Александровна, ставшая уже Голубевой, на его вопросы ответила так:
– У нас не было ничего серьёзного. Почему-то не нравился он мне, сама не знаю почему – девчонка была, что понимала.
Такой ответ не остановил Галину Алексеевну Мартюкову, очень вдумчивого и опытного исследователя, заведующую музеем Н.М. Рубцова в селе Никольском – второй родине поэта. Списалась она с Таисией Александровной, и ответ её оказался для Галины Алексеевны неожиданным:
«Мне было 18 лет, и это была моя первая любовь. Он (т. е. Коля) был замечательный человек, весёлый, хорошо играл на гармошке. Его все любили. Все хорошие человеческие качества, какие есть, – были у него. Мы тогда любили друг друга. Но у меня был очень строгий отец. Он запрещал нам встречаться. Я очень плакала. Тайком мы всё же встречались. Проводила его в армию, обещала ждать. Когда Коле дали отпуск и он приехал, я убежала из дома, спряталась (боялась отца). Коля уехал. Мы были какие-то забитые. Отец пил, гонял мать. Через год я вышла замуж за человека, который нравился отцу. Николай приезжал ко мне дважды, когда я была замужем. Запретил мужу обижать меня – «иначе из-под земли достану».
И Таисия Александровна, и Николай Михайлович хранили фотографии друг друга всю жизнь.
Вот как сам Рубцов рассказывал о Тае: «Перед самой армией я под Ленинградом в Приютино жил. Тогда и Тайку встретил. За ней многие ребята гонялись. Мне она тоже нравилась, как увижу её, думаю: всё равно моя будет. Я её ото всех отбил. Дружить с ней стали, любил я её. Вечером придём с ребятами в клуб, девок ни одной нет, я начинаю на гармошке играть. Специально на улицу выйду, играю, чтобы Тайка слышала. Потом отдам гармошку приятелю, чтобы тот играл, а сам к Тайкиному дому. Проберусь как-нибудь задворками и прямо к крыльцу. Туман стоит, вблизи даже плохо видно. Смотрю, стоит Тайка на крыльце в белом платье и гармонь слушает. Она думает, что я играю, а я – вот он где. Сердце стучит, и на душе хорошо. Выскочишь из тумана – и к ней. Она вся испугается, а я смеюсь...»
Прошло более сорока лет после тех приютинских встреч.
О себе Таисия Александровна Смирнова-Голубева рассказала немного: родилась она в 1938 году, всего в семье было шестеро детей; с 16 лет пошла работать; закончила курсы бухгалтеров и двадцать лет отработала на военном заводе старшим бухгалтером. Сейчас Таисия Александровна на пенсии. Муж умер в 1990 году.
Поиски продолжаются...
В марте 2004 года в газете «Труд-7» № 54 (24488) впервые были опубликованы два неизвестных стихотворения Николая Рубцова, написанные им в 1958 году и посвященные Рите Власовой. В статье была помещена фотография матроса Коли Рубцова и девушки с пышной причёской и с приколотым на платье цветком. Автором этой статьи «Поцелуев мост» был Дмитрий Москин из г. Петрозаводска.
В московский Музей Н. Рубцова со всех концов России стали приходить письма и телефонные звонки с вопросами: «Кто такая Рита Власова? Как её разыскать? Почему поэт посвятил ей стихи? Вдруг сохранились ещё какие-нибудь автографы Рубцова!» Автор статьи сообщил лишь о том, что Маргарита Власова живёт в г. Москве и работает в детском саду.
После многочисленных и трудных поисков через г. Петрозаводск удалось получить телефон Маргарит ты Павловны Власовой.
В течение дня звоню по заветному телефону и каждый раз слышу от соседа по коммунальной квартире: «Нет дома. Все на работе». Лишь в восьмом часу вечера удалось поговорить с Маргаритой Павловной. Несмотря на поздний час мы договорились встретиться в тот же день.
Через час я была в квартире старого московского трёхэтажного дома.
Маргарита Павловна держалась приветливо, но сдержанно. В начале нашей беседы была немногословна, так как её воспоминания были почти полувековой давности и ей не хотелось ошибиться. О своих родителях смогла рассказать немного. Её отец имел политехническое образование, а мать увлекалась балетом.
Родители познакомились в Смоленске. В г. Ярцево в 1941 г. у них родилась Рита. Во время войны отец получил тяжёлое ранение и умер на руках у жены. Вскоре умерла и мать, оставив сиротами двух маленьких детей. Рита воспитывалась в Москве в детском доме на Шаболовке. После школы поступила на работу в типографию при Управлении делами Совета Министров. Узнав, что в Ленинграде живёт её бабушка, в первый же отпуск Рита поехала к ней. Бабушка встречала внучку на вокзале и сразу же узнала её, так как Рита была очень похожа на мать.
Гуляя по Ленинграду, на Кировском мосту девушка встретила моряка, который обратился к ней с вопросом: «Вы не из Ленинграда?» Узнав, что девушка из Москвы, предложил познакомить её с городом.
Моряк был первым молодым человеком, обратившим внимание на семнадцатилетнюю Риту. Это было приятно. Юноша был симпатичным, добрым, дарил девушке Цветы и угощал мороженым. Мороженое особенно запомнилось ей оттого, что в детском доме его не давали.
Рита отметила, что Коля Рубцов был серьёзный и умный, говорил ей комплименты и не позволял ничего лишнего. Когда Рита призналась, что она воспитанница детского дома, Коля взял её руку, и девушка почувствовала с его стороны тепло и внимание. Это запомнилось на всю жизнь. Подобная чуткость со стороны Коли стала особенно понятна, когда Рита узнала, что он тоже воспитанник детского дома.
Свои прогулки по Ленинграду с Колей Рубцовым Маргарита Павловна вспомнила через много лет, будучи в одном из санаториев Вологодской области. Ведь где-то здесь и был тот детский дом, в котором он провёл своё детство.
А в том далёком мае 58-го года, гуляя по улицам города, Коля читал ей стихи, которые были настолько хороши, что Рите не верилось, что он сам их написал. Тогда она увлекалась Достоевским, любила и знала стихи Есенина и даже пела некоторые из них.
Коля хорошо знал Ленинград, много о нём рассказывал, в том числе и про Поцелуев мост. Были они там или нет, Маргарита Павловна сейчас не помнит. Адрес своего общежития она Коле дала, но не думала о продолжении этого знакомства. Прощаясь с Ритой, Коля сказал ей: «До свидания», а она ему ответила: «Наверное, прощай».
Коля Рубцов присылал Рите письма со своими стихами и много газетных вырезок с уже опубликованными стихотворениями. Трудно поверить, но девушка сомневалась в том, что автором этих произведений являлся её случайный ленинградский знакомый. Стихи очень нравились, но они ей казались чуть ли не «коллективным творчеством моряков».
Узнав из писем, что Рита по заданию райкома комсомола должна ехать на целину, советовал ей не ехать, а продолжать учёбу. На целину Рита всё же уехала, захватив с собой все Колины письма. Обещала писать и сообщить своё новое место жительства. К несчастью, оказалось, что она не захватила его адреса. Переписка прервалась.
Маргарита Павловна показала мне свой альбом с фотографиями того периода. Вот она, худенькая девушка с пышными светлыми волосами. Такой её увидел Коля Рубцов в Ленинграде.
На одной из фотографий Рита с группой целинников в степи. Этот снимок был помещён на страницах газеты «Комсомольская правда»: в те годы о целине писали много. Рита Власова даже попала в фильм «Пути весенние», хотя ей самой не довелось его посмотреть.
Вернувшись в Москву, бывшая целинница оказалась никому не нужна. Ей не давали жилья и предлагали вернуться туда, откуда приехала. Девушке помогли добрые люди со старой работы.
Прошли годы. Однажды, гуляя со своей подругой по Ленинграду и оказавшись на Кировском мосту, Рита сказала:
– На этом мосту я впервые познакомилась с моряком, с Колей Рубцовым.
– Как, с поэтом Николаем Рубцовым?! – удивилась подруга.
– Да нет, с моряком Северного флота. Правда, он писал мне стихи ... – ответила она. Именно подруга и рассказала Маргарите Павловне о поэте Николае Рубцове. Случайный знакомый моряк оказался известным русским поэтом Николаем Михайловичем Рубцовым.
Дома, в Москве, Маргарита Павловна перебрала все бумаги, искала на антресолях. Нигде ничего не сохранилось: ни писем, ни стихов, ни вырезок из газет. Нашлись лишь стихи, которые были переписаны ею в записную книжку, сохранившуюся чудом. А как же много их было: и написанных от руки, и присланных Рите в виде газетных вырезок!.. Осталось только два, нигде никогда не публиковавшихся:
Я помню холодный ветер с Невы
И грустный наклон твоей головы.
Я помню умчавший тебя трамвай,
В который вошла ты, сказав:
«Прощай!»
Короткой встреча была, но ты
Вошла хозяйкой в мои мечты.
Любовь, а не брызги
речной синевы
Принёс мне холодный ветер
с Невы.
* * *
Лунные сумерки, свет и тень.
Ветер морской крепчает.
Тебя вспоминаю я каждый день
И вижу во сне ночами.
Я на эсминце сейчас живу
И на судьбу не в обиде.
Но хорошо бы попасть в Москву,
Чтобы тебя увидеть.
Море. С берёз облетает листва,
Волны корабль качают...
Рита, ты веришь в мои слова,
Веришь, что я скучаю?
Мы нашли четыре варианта стихотворения «Ветер с Невы» в 1-м и 3-м томах книги «Н. Рубцов» (Изд-во ТЕРРА, 2000 г.). Тот вариант, который прислал Коля Рите Власовой, – пятый. Я уверена, что стихотворение «Желание» (вариант стихотворения «Букет»), опубликованное впервые 22 августа 1958 г. в газете «Комсомолец Заполярья» (см. главу «Об истории «Букета»), тоже может иметь отношение к Рите Власовой. Оно написано также в августе 1958 г., как и эти два стихотворения, посвященные ей.
Интересно отметить, что, занимаясь с детьми детского сада хореографией под музыку А. Барыкина «Букет», Маргарита Павловна не подозревала, что эта песня написана на стихи её знакомого моряка.
В Государственном архиве Вологодской области хранится фотография пышноволосой девушки с приколотым на платье цветком. На обороте дарственная надпись: «Другу от Риты. 1959 г. март». Там же автограф поэта. О своём подарке Н. Рубцову Маргарита Павловна запамятовала, и сообщение это явилось для неё неожиданным.
Да и как могло что-нибудь сохраниться у девушки, не имевшей долгое время своего дома и жившей то в палатке в степи, то в Москве у знакомых. В чём-то её судьба похожа на судьбу поэта. Маргарита Павловна взяла в библиотеке сборник стихов Николая Михайловича... По фотографии матроса Коли Рубцова она узнала своего далёкого друга. Стала читать его стихи, но тех, что прислал он ей, в сборнике не оказалось.
Поэт Николай Рубцов ушёл из жизни «с томами стихов в голове». Не имея пристанища, он оставлял листочки со стихами в домах и квартирах своих друзей, знакомых, подруг, а также в общежитиях, порой у случайных людей... Поиски продолжаются...
P.S. Прошло почти 50 лет, время стирает в памяти события...
В книге М.В. Сурова «Рубцов» (Вологда, 2006 г.) неожиданно даже для самой М.П. Власовой были опубликованы листочки из записной книжки Николая Михайловича, с её адресом на целине: «Кустанайская обл., Октябрьский р-н, з/с Олега Кошевого. Власова Рита» (стр. 199).
Видимо, переписка у Риты и Коли всё-таки была. Хотя Маргарита Павловна об этом не помнит.
Будучи человеком скромным, с тонкой душой, она всегда беспокоится о том, чтобы в её рассказ о встрече и переписке с Н. Рубцовым не вкралась какая-либо неточность.
– Упомянутый мной «невысокий рост» Коли не был причиной разлада в наших отношениях, – говорит Маргарита Павловна. – Мне было с ним очень интересно! Я была в приподнятом настроении после знакомства с Колей, с восторгом рассказывала о нём своему двоюродному брату в Ленинграде. Своим подругам я читала Колины стихи, написанные мне. Слова «наверное, прощай» были сказаны Коле потому, что я была втайне влюблена в молодого человека, соседа по общежитию.
Ещё один факт добавил Н.Н. Шантаренков. Услышав рассказ Риты Власовой, на «Рубцовской субботе» 17 декабря 2005 г., Николай Никифорович вспомнил, как однажды ждал Рубцова в гости. Перед его приходом выбежал в магазин и, возвращаясь, встретил у своего дома Колю.
Шантаренков предложил Рубцову пригласить для пары незамужнюю подругу жены по имени Рита. Услышав это имя, Николай оживился и дал согласие. К сожалению, Риты не оказалось дома...
– Только теперь, – сказал Шантаренков, – я понимаю, почему реакция Рубцова на имя «Рита» была мгновенной и положительной.
Генриетта Евгеньевна Семёнова
Всему своё время: время разбрасывать камни, и время собирать камни... Эта библейская мудрость вспомнилась после неожиданного телефонного звонка. Когда-то мне пришлось читать лекцию о Н. Рубцове в Центре социального обслуживания населения. Руководитель этого центра, Алевтина Николаевна Морозова, и позвонила мне. Она напомнила о нашей совместной работе и сообщила, что только что вернулась из паломнической поездки в г. Вологду, где случайно встретилась с женщиной, бывшей в близких отношениях с Н. Рубцовым. Вот что рассказала Алевтина Николаевна.
Выйдя из Спасо-Прилуцкого монастыря, она захотела попить и с этой просьбой обратилась к женщине, стоящей у дома. Та любезно пригласила её к себе. Разговорившись, Алевтина Николаевна узнала, что хозяйка дома была знакома с поэтом Н. Рубцовым. Зовут её Генриетта Евгеньевна Семёнова. Алевтина Николаевна сфотографировала её, сообщила о том, что в Москве открылся музей Н.М. Рубцова...
Мы долго и безуспешно искали эту женщину. Она носила то же имя, что и жена Николая Михайловича.
Случай помог нам узнать о важных событиях в жизни поэта.
Надо ли говорить о том, что, как только я узнала номер её телефона, в тот же день состоялся телефонный разговор с Семёновой. Был поздний вечер. Передо мной лежала её фотография: сидящая в кресле полная пожилая женщина с платком на голове. Тихим, доброжелательным голосом моя собеседница предложила отложить наш долгий разговор на завтра, так как для неё наступило время вечерней молитвы.
На следующий день был очень откровенный разговор. Генриетта Евгеньевна ответила на все вопросы.
Родилась она 4 ноября 1939 г. Работала главным бухгалтером в строительной организации МВД. Часто ходила обедать в столовую редакции газеты «Красный Север». Днём там была столовая, а вечером – ресторан. Однажды за её столик подсели двое мужчин – и они разговорились. Это был А.И. Сушинов, зав. отделом информации «Красного Севера», и А.С. Шилов, сочиняющий песни на стихи Рубцова. Оказалось, что они друзья поэта Рубцова. Узнав, что Семёнова не замужем, Александр Иванович стал уговаривать её познакомиться с Рубцовым.
Не сразу, после долгих уговоров, Генриетта Евгеньевна согласилась познакомиться с Колей. Встретил он их плохо. Неожиданно грубо спросил:
– Что у меня дом терпимости, что ли?
Гостья развернулась и побежала вниз по лестнице. Сушинов побежал за ней, догнал внизу и стал уговаривать вернуться. Они вновь поднялись на 5-й этаж. Рубцов стал извиняться, пригласил в квартиру.
Генриетта Евгеньевна дружила и встречалась с Николаем Рубцовым с осени 1969 года до лета 1970 года. В свои тридцать лет Гета выглядела очень молодо. С Нинель Александровной Старичковой была знакома. Однажды та спросила:
– Ты думаешь, что ты у него одна?
Коля говорил Гете, что жениться на ней он не может, так как она очень добрая, а ему нужна жена властная, чтобы направлять его. Несмотря на это, часто делал ей предложения выйти за него замуж, но Гета отказывалась: её первое замужество было неудачным, и она боялась ошибиться.
Рубцов нравился женщинам. А они часто его преследовали. Однажды они с Гетой шли по улице, за ними назойливо следовала одна из поклонниц. Рубцов остановился и резко сказал ей:
– Отстань от меня, видишь, я иду со своей женой. Как-то Семёнова уехала по работе в командировку.
Вернувшись, узнала, что к Коле ходит какая-то женщина, и прекратила встречи. Услышав об убийстве поэта, Генриетта Евгеньевна долго не находила себе места, жалела его. Пошла на похороны. Вспоминает Николая Михайловича до сих пор. По её словам, это был простой в обращении, умный и добрый человек. Порой вспыльчивый, но очень отходчивый. Генриетта Евгеньевна мыла полы у Рубцова, немного стирала. Они часто вместе обедали. Обед готовила Гета. Иногда они ходили в столовую. Порой Рубцов покупал к обеду шампанское или красное вино. Но пил он немного и не сразу. Рюмочки у него были маленькие. Семёнова ни разу не видела его пьяным, перегаром от него никогда не пахло.
По воспоминаниям Семёновой, Рубцов был человеком православным, отмечал церковные праздники. Приглашал её к себе на Пасху. Любил верующих старушек и очень не любил старушек пьющих и играющих в карты. Ел Николай Михайлович мало. Был очень сильным: на вытянутой руке поднимал за ножку стул. Вставал утром около 9 часов. На столе у него всегда была фотография дочери Лены с белыми локонами и тёмными глазами. Иногда говорил о смерти: «Ты придёшь меня хоронить? Будешь ли плакать над моей могилой?» Никогда не имел кошелька, а деньги держал в комнате на виду. Одолжить у Рубцова деньги мог любой, часто не возвращали. При Семёновой Рубцов никогда не писал стихов. Говорил: «Стихи во мне».
Друзья у поэта были хорошие. Приходили часто, почти через день, В. Белов, А. Романов, В. Коротаев. Беседы вели интересные, с ними было весело. Они обсуждали свои публикации, часто зубоскалили, подшучивали над старыми детскими стихами Рубцова про какую-то корову. Романова в шутку называли «наш воевода». Иногда они ходили в гости к Борису Чулкову.
Этот период жизни поэта был одним из самых сложных. Он только что получил квартиру, и ему хотелось нормальной семейной жизни. Николай Михайлович предлагал своей жене Генриетте Михайловне переехать к нему вместе с дочерью, но для этого было необходимо официальное заключение брака. Генриетта Михайловна отказалась: кроме сложных отношений с поэтом, она не могла ещё оставить в деревне мать. Рубцов пытался уговорить её через сестру Тамару, настаивал, говорил, что хочет иметь от неё сына. Затем произошла ссора с женой...
Именно тогда в жизни Николая Михайловича и появилась Генриетта Евгеньевна. Неустроенность и травля мучили поэта. Он жаловался на интриги, которые плетутся вокруг него и не дают ему продвигаться, говорил, что есть люди, которые его ненавидят и даже преследуют. Однажды он пришёл к Генриетте Евгеньевне с разбитой головой: кто-то бросил ему в голову чем-то тяжёлым.
Когда Рубцов лежал в больнице – порезал руку о стекло – Генриетта Евгеньевна его навещала, приносила вишню (вишню и черешню он очень любил). Он читал ей стихи.
– Давай убежим ко мне домой! – предлагал Гете Коля.
Однажды, будучи в гостях у Семёновой, Рубцов заснул, пока Гета мыла полы. Проснувшись, предложил пойти в гости к Борису Чулкову, так как тот жил неподалёку. У Бориса Николай стал наизусть читать свою поэму «Разбойник Ляля». Читал долго, чему очень удивилась Гета, вдохновенно, ни разу не запнувшись. Генриетта Евгеньевна тогда ещё отметила его образованность, ум и великолепную память. Затем читал свои стихи Чулков, запинался.
Последняя встреча Рубцова и Семёновой произошла 12 декабря 1970 года. Летом и осенью они не виделись. Николай позвонил Гете и пригласил к себе в гости. Войдя в дом, Генриетта Евгеньевна оторопела. Боже, какая там была грязь! На стульях и столах висело грязное, запачканное консервами женское белье. Никакого привычного, по-мужски немудрёного порядка.
– По утверждению Дербиной, Рубцов был неряшлив в быту, неаккуратно ел, – заметила я.
Генриетта Евгеньевна удивлённо воскликнула:
– Да что вы! Он же бывший моряк! В квартире У него всегда было чисто. Бельё опрятное. Ел он, как и все люди едят.
В записках Рубцова к Рыболовову, который жил в его квартире, когда поэт уезжал, можно прочитать, сколько наставлений даёт другу Николай Михайлович, как надо вести себя в его квартире: где хранить ключ, не шуметь, чтобы не беспокоить соседей, следить за краном, не забывать выносить мусор во двор, куда приезжает специальная машина и т. д. Однажды, уехав в командировку, Рубцов прислал телеграмму Нинели Старичковой. Уезжая, он не успел закрыть форточку и просил сделать это за него. Трудно представить себе неряхой человека, выросшего в детском доме (где порядок был основой воспитания) да ещё отслужившего на флоте несколько лет!
Как же важны подобные свидетельства! Иногда мне приходится слышать упрёки в том, что стараюсь создать образ поэта как человека без недостатков, лишённого каких-либо отрицательных черт. Это не так. Все правдивые свидетельства жизни Николая Михайловича, какими бы они ни были, имеют ценность. Но только правдивые. Для меня это главное в биографии поэта.
Но вернёмся к воспоминаниям Г.Е. Семёновой. Генриетта Евгеньевна однажды увидела фотографию Дербиной в книге её стихов Воронежского издательства. Невольно вырвалось: «Какая страшная. Как волчица...» Видимо, об этом впечатлении Коля кому-то рассказал, потому что определение «волчица» с лёгкой руки Генриетты пошло гулять по городам и весям.
Генриетта Евгеньевна увидела книгу «Душа хранит» и попросила Колю подарить ей. Он написал: «Дорогой Геточке на память о нас. 12 декабря 1970 года». Затем Николай предложил завтра же выйти за него замуж и пойти в ЗАГС, говорил, что ему дадут двухкомнатную квартиру. Семёнова отказалась. Ей было тяжело и неприятно видеть в доме поэта грязь, неряшливые следы пребывания чужой женщины. Рубцов уговаривал. Затем начал читать свои стихи и стихи Есенина, затем стал петь. Гете же хотелось побыстрее уйти...
– Как можно любить и убить? – воскликнула Генриетта Евгеньевна.
Именно этот вопрос задал и офицер, сопровождавший Дербину в пересылочном отделении. Надзирательница, Трофимова Ольга Федоровна, стоявшая рядом, услышала её ответ:
– А как можно шесть месяцев ждать после подачи заявления в ЗАГС и вдруг ночью услышать, что у меня получше тебя есть женщины?
На суде, в присутствии многих свидетелей, Дербина также заявила, что убила Рубцова потому, что поняла: «Он не будет моим».
Нет сомнения в том, что это самые правдивые слова убийцы о Н.М. Рубцове. В своих дальнейших «воспоминаниях» Дербина их благополучно забывает и создаёт миф о большой любви большого русского поэта к ней, родной и неповторимой. И эта ложь, в различных интерпретациях, переходит из одной её книги в другую, особенно в зарубежных изданиях.
Повторяет эту ложь, а также её утверждение о неряшливости и бытовой неопрятности Рубцова и Н. Коняев.
Вот ещё пример. Казалось бы, хорошую книгу – «Звезда полей» – издал в 1999 г. Леонид Александрович Мелков, удобную для работы со стихами Рубцова. Стихотворения в книге располагаются в порядке прижизненных сборников стихов поэта и в порядке последующих их изданий, составлен алфавитный перечень произведений. Но... как же «друг Лёня» (так называл в своих письмах Мелкова Рубцов) предал поэта, поместив в эту книгу воспоминания убийцы.
Одно из них написано специально для этой книги, другое – для зарубежья.
Не побрезговал Леонид Александрович пообщаться с нераскаявшейся убийцей, дал ей возможность увеличить читательскую аудиторию и таким образом расширить пагубное влияние. Теперь убийца здравствует и процветает, и, как мы знаем, занялась активной деятельностью в Петербурге. Найдя «компетентных питерских экспертов», вооружась их «заключениями», шустрая дамочка утверждает, что поэт умер от сердечного приступа. Любопытно то, что даже был проведён «следственный эксперимент» с участием Дербиной. И это через тридцать-то лет! Кроме того, ей предоставили эфирное время на вологодском телевидении, она ходит по библиотекам Череповца со своими сочинениями и даже по далёким деревням Вологодской области.
О чём же все эти выступления и публикации? Да всё о том же: любил безгранично, а умер сам. Так, в «Комсомольской правде» от 19 июня 2001 г. опубликована фотография Дербиной среди школьников деревни Павловской, Вологодской области: отвратительное зрелище – убийца и дети. Кто мог такое допустить? Наше время удивительно цинично. Раньше ходили в театр, на творческие встречи, на музыкальные вечера, теперь ходят – «на убийцу»...
Вспоминается событие, произошедшее в с. Никольском в год празднования 60-летия со дня рождения поэта. Был дан концерт силами приехавших тотемских школьников. Бойко и радостно дети представили зрителям бытовые картинки жизни Рубцова, в которых поэт фактически высмеивался. Не удивительно, ведь в основу сценария были положены всё те же «воспоминания» Дербиной. Оказалось, что сценарий был написан какой-то приезжей журналисткой, имени которой мне не удалось узнать. Из письма учительницы литературы из Череповца, Надежды Леонидовны Деревягиной, выяснилось, что то же самое выступление детей в Николе было и на 55-летнем юбилее поэта. Почему происходит такое? По недомыслию?
Может быть, это всё та же травля, о которой и говорил поэт Генриетте Евгеньевне Семёновой? Как же трудно было Рубцову, как всё больше запутывался он в липкой паутине интриг! Грустно, но сегодня в них порой участвуют самые близкие ему люди. Люди, которых Николай Михайлович называл друзьями. А от врагов поэт пощады не ждал. Сколько же сил и нервов надо было иметь! Ложь тогда, ложь после смерти... Убийство поэта продолжается иными способами. А Рубцов своими стихами отвечает исполнителям злой воли:
Напрасно
дуло пистолета
Враждебно целилось в него:
Лицо великого поэта
Не выражало ничего!
Уже давно,
как в Божью милость,
Он молча верил
В смертный рок...
...Когда же выстрел грянул мимо
(Наверно, враг
Не спал всю ночь!)
Поэт зевнул невозмутимо
И пистолет отбросил прочь...
( «Дуэль » )
Дети посёлка Зубово
В начале 1998 года у меня тяжело заболела 90-летняя тётя, Анна Игнатьевна Бизяева, бывший вахтёр ткацкой фабрики посёлка Зубово, Клинского района Московской области. Во время Великой Отечественной войны Анна Игнатьевна, оставшись с инвалидами, матерью и сестрой, в оккупированном фашистами районе, очень пострадала. Отказалась прислуживать немцам и была приговорена к расстрелу. Получив множественные ранения, Анна Игнатьевна всё же выжила и поправилась.
По окончании войны всем обитателям каморок в казармах при фабрике стали предоставлять квартиры и комнаты в новых трёхэтажных домах. Соседкой Анны Игнатьевны по коммунальной квартире на первом этаже оказалась Антонина Дмитриевна Калинина, тоже много пережившая во время немецкой оккупации. Она очень обрадовалась моему приезду, так как устала обслуживать мою больную тётю.
В 7 часов вечера становилось темно, старушки ложились спать. Мне приходилось перебираться на большую коммунальную кухню, зажигать настольную лампу и работать. В тишине заснеженного посёлка, при мягком свете лампы стихи Рубцова звучали по-особому. Газетные статьи, воспоминания о поэте, его творчество и биография, редкие фотографии, разложенные на старенькой клеёнке стола, были в то время для меня основным занятием по вечерам.
Иногда шум на лестничной площадке прерывал мою работу. Там собиралась молодёжь. Мальчишки матершинничали, девчонки хихикали, некоторые покуривали и грызли семечки. Утром приходилось наводить там порядок. Однажды не выдержала. Открыла входную дверь и неожиданно для ребят говорю:
– У меня спят две больные старушки, поэтому потихоньку, на цыпочках, пройдите ко мне на кухню, а я вам сейчас вынесу стулья.
Ребята удивились, но подчинились приглашению незнакомой им пожилой женщины. Расселись.
– Я сейчас вам буду читать стихи русского национального поэта-классика Николая Михайловича Рубцова. А по окончании вы мне скажете, понравились ли они вам.
Изредка комментируя, читала всё подряд: и «Тихая моя родина», и «Родная деревня», и «Аленький цветок», и «Я буду скакать по холмам...», и «Вечернее происшествие» («Мне лошадь встретилась в кустах...»)... Затем кратко рассказала биографию поэта. Ребята сидели как заворожённые.
Потом открыла несколько сборников со стихами Рубцова и предложила выписать полюбившиеся. Попросила написать без ошибок и обратить внимание на пунктуацию, так как это очень важно при чтении стихов.
Ребята стали выбирать то, что им понравилось. Меня особенно удивил самый отчаянный из них – Федя Кныжов. Он выбрал «Я переписывать не стану из книги Тютчева и Фета...» На мой вопрос, почему ему понравилось именно оно, ответил:
– Мне нравится, что сам себе Рубцов не будет верить, если придумает себя – «особого Рубцова».
Маленькие дети выбирали стихи короткие, ведь большие им было трудно одолеть. Катя Павлова, ученица 8 класса, по моей просьбе согласилась пересказать биографию Рубцова.
Маленький «клуб Рубцова» стал часто собираться на этой кухне после занятий в школе. Проверяли: кто, что и как выучил. Для разнообразия как-то поставила им кассету с записью 12-летнего Максима Трошина, исполняющего вальс «На сопках Маньчжурии». Ребятам так понравилось, что они попросили: «Давайте разучим эту песню». Мы пели и сравнивали, у кого лучше получается. Больше всего в этой истории меня поразила соседка Антонина Дмитриевна, принявшая горячее участие во всех наших делах. Вместе с нами она пела и определяла, кто лучше поёт.
– Антонина Дмитриевна! Вы не сердитесь, что у нас на полу весь линолеум потускнел? – как-то спросила я.
– Да что вы, это же у нас с вами праздник ежедневный. Занятия с детьми дороже любого линолеума! – ответила она.
А как мы готовились с детьми к Рубцовскому вечеру! Антонина Дмитриевна повесила на окно кухни новые занавески, покрыла газовую плиту скатертью. Мы расставили на подоконнике графические работы лауреата многих международных премий художника С. Харламова, посвященные 600-летию победы на Поле Куликовом. На столике поставили акварельные работы «Спасо-Прилуцкий монастырь», «Улица Н. Рубцова» и др., уже подаренные мне рубцововедами из г. Артёма. Дети купили разноцветные воздушные шары и повесили их где только можно, поставили в вазу цветы. Разослали пригласительные билеты родителям. Но кроме мамы одного мальчика никто не пришёл – видимо, все были очень заняты.
Я приготовила небольшие сюрпризы: в целлофановые пакеты положила по портрету Н. Рубцова, 2-3 конфетки и ещё что-то. В каждый пакетик положила и булавочки, чтобы дети смогли ими прикрепить портреты.
День прошёл незабываемо. Мои «подшефные» привели своих младших братьев и сестёр; я фотографировала каждого, кто выступал (для этого праздника был куплен фотоаппарат-«мыльница»). Честно признаться, фотографировала первый раз в жизни, но снимки вышли отличные (подарила позднее каждому выступавшему с благодарственной надписью). По окончании торжества мы разыграли сборники стихов Н.М. Рубцова. Как же радовались те, кому досталась книга!
Когда стали расходиться, решили сфотографироваться все вместе у крыльца. И вот передо мной лежит этот необыкновенный снимок: человек 15 детей, радостно улыбаясь, стоят с подарками, и каждый держит как святыню перед собой портрет Рубцова. У некоторых на руках младшие братья и сестры.
Открытие памятника Н.М. Рубцову в Вологде
26 июня 1998 года в Вологду съехались гости со всех концов России на открытие второго памятника Рубцову. Первый был открыт в 1985 году в Тотьме, где Коля Рубцов учился в Лесотехническом техникуме. Автором тотемского памятника был В.М. Клыков.
Открытия памятника в Вологде все давно ждали. Оно затягивалось по разным причинам. (Инфляция и разорение банков обесценили собранные людьми деньги.) И вот, наконец, в одной из вологодских газет – портрет скульптора A.M. Шебунина, работающего над своим произведением, и сообщение даты открытия вологодского памятника Рубцову.
Уже вечером 25 июня мы были в Петровском сквере, у домика Петра I, на берегу реки Вологды. Памятник был закрыт полотном. На следующий день вновь пришли туда за час до открытия. Мне хотелось увидеть автора – Александра Михайловича Шебунина.
– Да вон он, с кем-то разговаривает, – указал на скульптора незнакомый человек. Подошли к нему. Волнуясь, объясняю что-то про своих зубовских «подшефных», полюбивших стихи Рубцова; говорю о дочери поэта и, чтобы не быть голословной, вручаю Александру Михайловичу фотографию Е.Н. Рубцовой с четырьмя детьми на её даче под Питером. Когда-то Лена сама подарила мне этот снимок.
Рассказ мой, видимо, выглядел убедительно. Скульптор раскрыл свой дипломат и вынул огромную толстую книгу, озаглавленную «А.М. Шебунин». На глянцевых страницах книги были работы скульптора, страницы его биографии, портреты матери, детей. Чей-то голос рядом со мной воскликнул:
– Какой великолепный подарок вы получили неожиданно!
– Не я, не я, а мои «подшефные», зубовские дети», – отвечаю.
Когда закончилась процедура открытия памятника и были возложены цветы, внутренний подъём и сама атмосфера открытия подтолкнули меня к дерзкому поступку. Заметив, что не отключён микрофон и кто-то проверяет свой голос: «Раз, два, три», – воскликнула:
– А можно стихи почитать?
Много голосов одновременно ответили:
– Читайте! Читайте!
И под вековыми деревьями на берегу реки, у памятника Н. Рубцову, зазвучали стихи поэта:
Привет, Россия – родина моя!
Как под твоей мне радостно листвою!
И пенья нет, но ясно слышу я
Незримых певчих пенье хоровое...
В голове мелькнула мысль, что это сон, что кто-то другой стоит на площади, читает стихи перед огромной массой народа. Появился страх, вдруг забуду строку, вдруг опозорюсь? Взяла- себя в руки и дочитала до конца всё стихотворение Рубцова. (Потом в вологодской газете Наталья Серова в своей статье напишет, что в неотключённый микрофон люди читали стихи, хотя мое чтение было единственным.)
Приехав с щедрым подарком Шебунина в посёлок Зубово, собрала детей и рассказала им об открытии памятника. Ребята внимательно рассматривали книгу Александра Михайловича и решили написать ему письмо, в котором благодарили за подарок, просили передать привет и низкий поклон его маме. (К этому времени мы уже знали биографию этой женщины из статьи, присланной нам череповецкой общественной корреспонденткой В.В. Поповой. В ней рассказывалось, что отец скульптора, участник Великой Отечественной войны, женился в Германии на девушке, угнанной из России немцами и прошедшей все муки ада.) Мы благодарили жену и двух дочерей Александра Михайловича за их помощь и поддержку в его творчестве. Не зная адреса скульптора, решили послать письмо со всеми нашими многочисленными фотографиями на адрес Вологодской писательской организации.
И вот получаем ответ: «Дорогие ребята и Майя Андреевна! Спасибо вам за такое доброе, хорошее и интересное письмо! После него мне хочется работать ещё лучше. Рад вам сообщить, что я работаю в мастерской, в которой сиживал когда-то и Н.М. Рубцов. Там стоит бюст поэта, отлитый бесплатно рабочими Череповецкого металлургического завода. К моему пятидесятилетию я подарю его городу Череповцу».
Кроме того, мы получили череповецкую газету, в которой была описана работа нашего маленького «клуба Рубцова» в посёлке Зубово. В газете поместили и фотографию всех наших ребят на крыльце дома с подарками и портретами Рубцова. От редакции в газете было написано: «Этот интересный опыт работы с детьми следовало перенять и распространять повсеместно».
Детский дом в Краскове
Осенью 1942 года Коля Рубцов поступил в Красковский детский дом, в 18-ти км от Вологды. Детский дом располагался в бывшей дворянской усадьбе, когда-то принадлежавшей известному русскому писателю Всеволоду Михайловичу Гаршину. Заведовала им необыкновенная женщина Евдокия Михайловна Киселёва, получившая хорошее образование в гимназии города Нижнего Ломова Пензенской губернии.
Евдокия Михайловна сумела превратить этот детский дом в один из лучших в области. Прежний директор детдома, которого посадили за воровство, довёл его до ужасного состояния. Дети голодали. По воспоминаниям
Евгении Павловны Буняк, они питались мороженой картошкой, которую искали в поле. Именно в детский дом Киселёвой стали привозить детей-дистрофиков из блокадного Ленинграда.
Евдокия Михайловна была человеком высокой культуры, тонко чувствовала природу, любила и знала литературу, неплохо пела. В детдоме проводили занятия по музыке, развитию речи, рисованию. Возможно, что стихи, музыка, сказки Пушкина, прочитанные воспитательницами, нашли отклик в душе маленького Коли Рубцова.
Учительница из села Никольское, Шамахова Нина Александровна, писала в Красковский детский дом о том, что дети, поступившие к ним оттуда, были опрятно и тепло одеты, организованны, умели хорошо петь, любили танцевать матросский танец. С особым воодушевлением они пели песню про матросов:
Будем, будем мы матросами,
Поедем на моря,
Будут с лентами фуражки
Воротник с полосками,
А рубашка нараспашку,
Белая, матросская...
Среди этих 52-х детей был и Коля Рубцов, которого по достижении семи лет перевели в Никольский детский дом вместе с Женей Романовой, Тоней Шевелёвой, Мартой Потаниной, Вилем Северным, Гогой Кукушкиным и Колей Лебедевым. Всего 20 человек. Кто знает, быть может, любовь к морякам, а в дальнейшем и к морю запала в душу маленького Коли именно в Красковском детском доме.
Низкий поклон таким замечательным людям, как Евдокия Михайловна Киселёва и воспитателям её детского дома, людям старшего поколения, которые как могли спасали и сохранили жизнь осиротевшим детям. Одним из них был будущий большой поэт, классик русской литературы Николай Михайлович Рубцов.