До недавнего времени считалось, будто памятники старинной живописи, хранящиеся в провинциальных музеях, являются как бы " вещью в себе ". Сейчас такое представление кажется устаревшим. Провинциальное искусство России так же как и столичное - продукт своего времени, и оно не только отражает это время, но и само по себе является его документом. Однако на пути его изучения существуют объективные трудности. Не секрет, что в 20-е годы памятники из дворянских усадеб вывозились стихийно, четкой документации о поступлении их в музей не велось, книги учета того времени были "слепыми", в них не указывалось не только имя бывшего владельца той или иной усадьбы, но даже зачастую географического места, откуда памятники поступали. И только отдельные, часто случайные пометки карандашом, косвенные воспоминания очевидцев, да такие же упоминания в литературе служат той единственной соломинкой, ухватившись за которую, мы пытаемся определить происхождение того или иного безадресного произведения. Безадресность однако не может служить предлогом для полной невозможности атрибуций. Существуют и другие опознавательные знаки, как то: характер прически, костюма на портретах, особенно если это мундир, что помогает исследовать время создания памятника, определить социальный статус или чин его владельца. Далее уже следует конкретная работа в архивах, которая, судя по опыту, может привести к положительным результатам. Приведем примеры.
I
В истории русского искусства имя Мины Лукича Колокольникова - некогда забытого русского художника XVIII в. - благодаря исследованиям музейных работников и открытиям реставраторов стало занимать одно из ведущих мест. За последнее время в разных музеях и в частных собраниях в Санкт-Петербурге, Москве, Твери, Вологде открыт ряд портретов, которые позволили исследователям изучить его стиль, мане-ру, круг заказчиков, определяющих общественное положение художника и его творческое лицо1. Однако немало осталось и неопознанных произведений. Среди них - портрет неизвестного вельможи из ВГИАХМЗ2. Впервые он был опубликован исследователем ГЭ И.Г. Ко-тельниковой, которая датировала его концом 1740-нач. 1750-х годов как бесспорное произведение М.Л. Колокольникова. Рентгенографическое исследование портрета, проведенное в отделе технико-технологической экспертизы ВХНРЦ им. И.Э. Грабаря старшим научным сотрудником И.Е. Ломизе в 1980-81 гг., эту атрибуцию полностью подтвердило. Однако датировка его, согласно данным заключительного анализа, чуть-чуть иная - 1753-55 гг.3 Прежде чем принять ту, или иную датировку, предложенную разными исследователями, следует попытаться определить, кто же изображен на портрете.
Визуальное сравнение этого портрета с рядом других произведений того же времени выделяет его особой торжественностью композиции, монументальностью образа. На нем изображен тучного сложения мужчина, уже немолодой, прошедший большую жизненную школу. Полное лицо его с энергичным взглядом серых глаз притягивает неповторимой индивидуальностью и внутренней силой. Парадная композиция портрета включает элементы барокко. Эффектная синяя мантия за плечами, стальная кираса - говорят о том, что художник использовал некоторые приемы гравированных портретов первой половине XVIII в. С другой стороны, эти элементы указывают на знатность изображенного лица, а широкий офицерский шарф, поблескивающий золотыми нитями шитья, явно уже говорит о его военной службе. Правой рукой вельможа опирается на толстый фолиант книги в кожаном переплете с золотым тиснением на обложке, что должно означать просвещенность его владельца.
Вероятно, трудно найти изобразительную аналогию данному портрету. Сходство лица вельможи с лицом генерал-полицмейстера Алексеем Даниловичем Татищевым на гравированном портрете - иллюстрация в сборнике "Исторический вестник" 1887, т. 29 - оказалось случайным. Это предположение не подтвердилось мундироведческой экспертизой и заставило нас искать другие пути для определения личности 4. Петербургский исследователь А.Л. Никитин определил, что на портрете изображен артиллерийский обер-офицер. На это указывает обильно расшитый золотым позументом красный кафтан с черным воротником и такими же обшлагами рукавов, на которых выделяются круглые позолоченные пуговицы, а также офицерский шарф, повязанный на поясе поверх кирасы. Научный сотрудник РГВИА В.И. Егоров уточнил и крайние даты ношения такого мундира- 1749- 1755гг., что существенно облегчает поиск изображаемого лица.
К сожалению, история бытования портрета противоречива. По устной легенде, он происходит из села Васильково Вологодского уезда5. По другой версии, согласно воспоминаниям писателя Ивана Евдокимова в его неопубликованной рукописи "Куркино" этот портрет был вывезен из усадьбы Спасское-Куркино, принадлежавшей помещикам Резановым, а со второй половины XIX в. - их потомкам Андреевым6.
И уж совершенно сомнительной кажется версия И.Г. Котельниковой о связи данного портрета с владельцами села Василево, случайно взятыми из просмотренных ею "Ревизских сказок" в ГАВО7.
И все же две первые версии о происхождении портрета, несмотря на противоречивость, могут быть приняты в качестве исходного пункта для дальнейшего поиска, так как и то, и другое сельцо так или иначе связано со старинным дворянским родом Резановых, известным еще с допетровских времен8.
Сельцо Куркино в конце XVII и нач. XVIII в. принадлежало Юрию Матвеевичу Резанову - царедворцу Алексея Михайловича, затем его детям, внукам, правнукам9. Владельцем села Васильково, согласно документам, числилась вторая жена Михаила Юрьевича Резанова - Марфа Степановна (урожденная Михайловская)10.
В ГАВО (фонд консистории) имеется родословная Резановых с документами, подтверждающими право владения их на целый ряд земель в Верхневологодской волости, пожалованных царем Алексеем Михайловичем Юрию Матвеевичу Резанову "в Кубенской волости в сельцо что были деревни Тарасовка, Коренево, Иванчино на ручью, Кашкалиха на Суходоле, две трети деревни Зарубина, да в Тошенской волости в Верховской трети с пустошью Елизарово, да в Володимерском уезде в Гуской волости в деревне Большакове, в пустошь Ивановскую... что были в поместье за Володимером, за Матвеем Резановыми, а в 1648 году даны сыну его Юрью Резанову в крепость, которые в том сельце и в двух деревнях живут, а на пустоши и треть пустоши впредь учнут жить", о чем свидетельствуют отказные книги подъячего Михаила Казакова 1648 г.11
Среди представителей рода Резановых в первой половине XVIII в. - согласно приведенному выше документу - числится артиллерийский офицер Алексей Михайлович Резанов - сын Михаила Юрьевича Резанова от его первой жены Марьи Максимовны, внук царедворца Юрия Матвеевича. Он упоминается в исповедной ведомости Михайло-Архан-гельской Верхневологодской церкви за 1727 г.: "... сельца Куркино Артиллерии напольный капитан-порутчик Алексей Михайлов сын Резанов", а вместе с ним его жена "Ефросинья Никитина"12.
Однако в исповедных ведомостях той же церкви за другие годы чаще мелькают женские представители рода Резановых - вторая жена Михаила Юрьевича Марфа Степановна (умерла в 1748 году), ее дочь Евдокия, вышедшая замуж за поручика Михаила Борисовича Засецкого и рано овдовевшая, да изредка жена Алексея Михайловича Резанова Ефросинья Никитична с малолетним сыном Димитрием13. И только с 1754 по 1760 г. имя Алексея Михайловича уже в статусе надворного советника вновь появляется на страницах исповедных ведомостей указанной выше церкви как помещика сельца Куркино и сельца Елизарово, а вместе с ним жена Ефросинья Никитична и единственный сын Димитрий. Здесь, в окружении родных он провел остаток своей жизни, где скончался, очевидно, после 1760 г., так как уже в 1764 г. в качестве владельца имения называется его сын Димитрий14.
Разумеется, данные исповедных ведомостей можно принять с большими оговорками. Содержащиеся в них сведения не всегда были точны, к тому же и возраст прихожан указывался весьма приблизительно. Но этих сведений вполне достаточно, чтобы продолжить поиск предполагаемого лица по другим источникам.
Дальнейшие поиски биографии Алексея Михайловича Резанова привели в фонд Герольдмейстерской конторы РГАДА, где находится дело "О награждении артиллерийского капитана Алексея Михайловича Резанова чином надворного советника и об отставке его от службы в полевой артиллерии, датированное 1745 годом, по предствлению в правительственный Сенат от генерал-фельдцехмейстера и кавалера принца Гесиен-Гамбургского"15. Любопытные и почти исчерпывающие сведения о жизни и карьере дает текст челобитной Алексея Михайловича на имя императрицы Елизаветы Петровны, который приводим целиком:
"Всепресветлейшая Державнейшая Великая Государыня Императрица Елисавет Петровна Самодержица Государыня Всемилостивейшая. Бьет челом артиллерии капитан Алексей Михайлов сын Резанов, а о чем мое прошение, тому следуют пункты: 1. В прошлом 715 году написан я из недорослей во Артиллерийскую школу для обучения науке и обучался артиллерийской науке, а по экзаменации тогда бывшего артиллерии господина генерала-маэора Гинтера и по науке в действительную службу Вашего Императорского Величества определен 720 году в полевую артиллерию капралом и по науке же и достоинству в 726 году пожалован сержантом и был во многих командированных и в разных посылках. В 727 году октября 12 дня по старшинству и достоинству пожалован штык-юнкером, 729-го сентября 1 дня по поручению определен на Охтенские пороховые заводы за комиссара, в 731 году сентября 12 дня пороховым комиссаром рангу артиллерии капитана-порутчика, а в 737 годи цальмейстером рангу артиллерии капитана во Артиллерийскую цальмейстерскую кантору к приходу и расходу денежной казны, и был цальмейстером 742 году декабря по 15 число, а свыше писанного числа, тем же чином переведен в полк осадной артиллерии капитаном в котором чине поныне состою тому уже девятой год. А в бытность мою цальмейстером и капитаном к приходу и расходу денежной казны по 743 году артиллерии по 1 число произведено мною в приходе и расходе девятьсот семьдесят девять рублев осьмнадцать копеек три четверти, о котором приходе и расходе щетные скаски за все годы мною сочинены и поданы для свидетельства по артиллерии щетным делам, по которым щетам и начету на себя никакова не имею в чем и квитанции от канцелярии главной артиллерии " фортификации мне даны.
2. А ныне мне от роду сорок семь лет и за тягостию моею отчего немалую одышку имею и затем полевой службы понести я не в состоянии и дабы Величайшего Вашего Императорского Величества указом поведено было за вышеприписанной тягостию моею от полевой службы отставить для определения к штацким делам представить Правительствующему Сенату, как и протчих моих братьев. - Артиллерии капитан Алексей Резанов"16.
В доношении генерал-лейтенанта Де-Генина, сопровождавшей челобитную Резанбва к императрице Елизавете Петровне о его отставке и определении к штатским делам, имеются сведения о составе его семьи и о местожительстве: ".. .Детей у него сын Димитрий 10 лет по сему указу в Герольдмейстерскую кантору явлен, крестьян за ним в Вологодском уезде и сельце Елизарове с деревнями 152души, в Санкт-Питербурхе двор Иловьев ево Артиллерийская линия..."17.
Таким образом, из документа следует, что Алексей Михайлович Резанов (род. ок. 1698 - ум. после 1760) обучался в Артиллерийской инженерной школе почти с самого начала ее возникновения, служил в полевой и осадной артиллерии около 30 лет, а также в цальмейстерской (т.е. счетной) конторе. В то же время тяжелая военная служба в полевой артиллерии к возрасту 47 лет оказалась для него уже непосильной, и он в 1745 г. подает прошение об отставке. Елизавета Петровна подписала указ об отставке Резанова в декабре 1745 г. и наградила его чином надворного советника, что по табелю о рангах соответствовало званию майора18. Из документа ясно также, что до 1754 г. A.M. Резанов жил в Санкт-Петербурге, где имел собственное подворье на Васильевском острове.
Имя надворного советника Алексея Михайловича Резанова встречаем мы также в делах Санкт-Петербургской Камер-конторы за 1749 г. (РГАДА), где он, очевидно, служил после отставки, следя за поступлением налогового сбора в государственную казну19. Все приведенные выше документы дают основание предполагать, что на портрете вельможи М.Л. Колокольникова изображен Алексей Михайлович Резанов. Как мы уже упоминали, датировка портрета, согласно мундироведчес-кой экспертизе, может колебаться между 1749 и 1755 г. Скорей всего он был написан в Петербурге, где жил в то время и Колокольников, с которым Резанов, очевидно, был знаком20.
Мы предлагаем датировать портрет периодом между 1751 и 53 гг., так как в 1754 г., когда Резанов покинул Петербург, его вряд ли мог видеть Колокольников.
Что касается книги в кожаном переплете с золотым тиснением, на корешке которой русскими буквами указано: ТОМЪ I, то нет сомнения в том, что это была русская книга и что она была предметом фамильной гордости владельца. Однако точное определение ее крайне затруднительно, так как в середине XVIII в., когда писался портрет, книги издавались небольшим тиражом, переплетали их вручную небольшими партиями, нередко практиковались индивидуальные заказы на переплетение. Орнамент обложки не выпадает из стиля елизаветинского рококо. Судя по объему книги, это могло быть сочинение Квинта Курция Руфа:
"История о Александре Великом царе Македонском", первый том которой был издан Академией наук, с гравюрами Якова Васильева (перевод Степана Крашенинникова объем 602 стр.), в 1750 г., с другой стороны, это могла бытьи "Древняя История" Шарля Роллена, I том, изданная там же в 1749г. (перевод Василия Тредиаковского)21.
Надо учесть, что елизаветинская эпоха не слишком богата книжными изданиями подобного масштаба, и потому вероятность нашей гипотезы вполне может быть оправдана.
Предложенную нами идентификацию портрета вельможи на основании архивных изысканий нельзя, к сожалению, принять окончательно. Для полной уверенности не хватает изобразительной аналогии к портрету. Но она может быть оставлена в качестве рабочей гипотезы и использована в дальнейшем для атрибуции других портретов из той же фамильной галереи, хотя и написанных в более позднее время.
II
Среди произведений XVIII в., представленных в недавно открывшейся экспозиции ВГМЗ "История в лицах" выделяется группа из трех портретов; два поколенных - мужчины в красном кафтане22, дамы с циркулем23, и мальчика в военном мундире, изображенного в полный рост 24. По характеру стиля и композиции, объединяющих эти три портрета в отдельную локальную группу, можно полагать, что они семейные. Однако источник поступления их в музей неизвестен. Важную информацию о времени создания этой группы дает надпись на детском портрете, выведенная белилами:
"ПИСАНЫ 781 года
ГЕНВАРЯ 4дня".
Возможно, что два других портрета - мужской и женский - из этой семейной группы могли быть написаны раньше - в конце 70-х гг., на что указывает парик на мужском портрете, чуть приподнятый над ушами, характерный для второй половины 70-х гг. По некоторой неуверенности письма и частым правкам (особенно это заметно на мужском портрете, где переписана уже по сухому кисть левой руки, а также лацканы кафтана) можно предположить, что эти произведения написаны не очень умелой рукой, вероятно, крепостным живописцем. Характерна также и странная диспропорция фигур, и статичность парадного пред-стояния, и анатомические ошибки в рисунке. Вместе с тем автор пытается не только передать благородство своих героев и их внешнее сходство, но, что чрезвычайно редко для провинциальных произведений этого времени, наметить пространственную среду и даже ввести в композицию элементы перспективы. Особенно это отличает детский портрет, где мальчик изображен перед развернутым в трехчетвертном повороте столиком на очень длинных ножках с игрушками: птицей и собачкой. Двухцветный фон с четко обозначенной диагональю, как бы отсекающей правый угол, создает впечатление некоего условного интерьера, на фоне которого представлена фигура.
Эти три портрета объединены не только композиционно, но и колористически. Теплая красноватая гамма, богато варьированная оттенками в сочетании с холодными серо-зеленоватыми тонами оживлена бархатисто-черными пятнами отделки, что придает им сочную живописность, однако надо признать, что из-за плохой сохранности и утрат верхнего красочного слоя, в котором смыты лессировки, мы не в состоянии в полной мере оценить живописное дарование автора. Очевидно, это был художник, который настойчиво стремился приблизиться к столичному уровню, но эта попытка не могла быть реализована из-за элементарного отсутствия школы. Такая двойственность стиля характерна для многих портретов Дмитрия Коренева из Ярославского художественного музея, написанных в эпоху Просвещения, когда уже существовала Академия художеств с ее ученым профессионализмом и еще не изжита была старая архаическая система иконописания, формировавшая мастеров портретной живописи в провинции.
Исходным ключом атрибуции этих произведений явился тип мундира на мужском портрете - красный кафтан с черными лацканами и черная офицерская шляпа под мышкой, которые (согласно определению А.Л. Никитина и В.И. Егорова) являются знаком принадлежности данного лица к артиллерии. Однако невоенного характера камзол из светлой парчи, произвольно вышитый растительным орнаментом, отсутствие шпаги свидетельствуют о том, что ко времени написания портрета изображаемый на нем человек находился в отставке25. Это дало основание вновь обратиться к архивным документам.
В "Ревизских сказках" за 1782 г. по Вологодскому уезду, хранящихся в ГАВО (фонд Казанской палаты), среди помещиков мы нашли имя "Артиллерии порутчика Ивана Андреева сына Омельянова", владельца 142 душ мужского пола крестьян и 141 женского полу, которые достались ему от "родителей, а также от жены Катерины Михайловой и от матери ея (т.е. тещи Омельянова - М.Д.) - порутчицы вдовы Евдокии Михайловой Засецкой - в сельце Смыково, сельце Васильково, сельце Елиза-рово, деревнях Хохлуйке, Пазухине, Тарасовской Кубенской трети, Глотово, Сидорово, сельце Куркино, деревне Павлово и других"26.
Как видно из географических названий сел, имение Омельянова составляли больше чем наполовину те деревни и села, которые числились за Резановыми и, очевидно, перешли к нему в качестве приданого от жены Екатерины Михайловны (урожденной Засецкой). Вспомним, что мать ее Евдокия Михайловна - сестра упомянутого выше артиллерийского офицера A.M. Резанова, который изображен на портрете М. Колокольникова. Возникает вопрос, не вышли ли эти портреты из одной фамильной галереи?
Нашу гипотезу во многом подтверждают данные исповедных ведомостей Михайло-Архангельской Верхневологодской церкви за период с 1783 по 1817 г. (фонд консистории ГАВО), где фиксируется не только состав семьи, но и возраст ее членов. Так в исповедной ведомости за 1784 г. указаны: "Сельца Смыково порутчик Иван Андреев Омельянов - 40 лет, жена его Екатерина - 39, дети их: Анна -14, Марья -13, Александра - 11, Всеволод - 7, Наталья - 3, Павел - 2, а также теща ево вдова Евдокия Михайлова дочь Засецкая - 66 "27.
В РГАДА (фонд Герольдмейстерской конторы) удалось обнаружить формулярный список артиллерии поручика Ивана Андреевича Омельянова за 1789 г. (для представления в Правительственный сенат и награждения его чином по рапорту Генерал-губернатора Ярославского и Вологодского Евгения Кашкина), в котором дана более развернутая биография его. "Иван Андреев сын Омельянов, родом из дворян Вологодского наместничества и округи - имение в сельце Смыково с деревнями 138 душ, в Кадниковской округе - 27, в Вельской -10, Новгородского наместничества в Белозерском уезде - 28 душ крестьян итого 203 души за ним крестьян", ".. .В службу вступил 758 году, происходил нижними чинами до офицерского чина - штык-юнкером - 763, подпорутчиком - 767, порутчиком - 770. Тем же чином отставлен в 770 году, участник Турецкого похода 769 и 770 годов". "С 1 мая 779 года до открытия в Вологде Наместничества служил в Вологодском Совестном суде заседателем трехгодичное время". "С 1 июля 789 года избран предводителем дворянства Устюжского уезда"28.
Сопоставляя данные формулярного списка с характером платья на портрете артиллерийского офицера, можно прийти к заключению, что он изображен как раз в то время, когда находился на службе в Совестном суде, сохраняя кафтан артиллерийского офицера, но уже в штатском сюртуке, как и полагалось чиновникам29. Возраст его - судя по приведенным выше документам - вполне согласуется и с видом изображенного на портрете лица.
На портрете дамы с циркулем, по-видимому, изображена его жена - Екатерина Михайловна (урожденная Засецкая), на детском портрете их сын Всеволод - четвертый ребенок в семье, родившийся после трех старших своих сестер - см. данные исповедных ведомостей. Судя по виду, ему не более 4-х лет, хотя по правилам парадного портрета XVIII в. этот мальчик - по существу ребенок, стоит в парадной позе, подражая взрослому офицеру. Изображен он в детском военном мундире - зеленом кафтане с красными отворотами и обшлагами, на которых имеется двойной ряд позумента, разделенного красной полоской, красном детском камзоле и таких же штанах, с черной офицерской шляпой под мышкой и детской шпагой, заткнутой за пояс. Белые чулки, черные туфли с блестящей пряжкой, кожаная портупея, на которой стоит вензель с инициалом Екатерины II - все это свидетельствует, что мальчик изображен в детском мундире унтер-офицера лейб-гвардии Преображенского полка , куда был записан, очевидно, с самого рождения 30. Кстати, в приведенном формулярном списке Ивана Андреевича Омельянова указано его семейное положение: "... женат на дочери порутчика Михаила Засецкого девице Катерине, детей имеет Всеволода -13 лет, Павла - 4-х лет, из коих первой находится в Лейб-Гвардии Преображенском полку сержантом". (См. сноску 28)
Таким образом, приведенные выше архивные давные во многом подтверждают предложенную нами атрибуцию портретов этой семейной группы.
Теперь уже больше оснований полагать, что все эти портреты, а возможно, и портрет A.M. Резанова кисти М.Л. Колокольникова 1751 - 53 гг., принадлежали одной фамильной галерее, связанной с имением в сельце Васильково, расположенном в верховье реки Вологды. Ныне, к сожалению, это село стерто с географической карты, а о существовании имения здесь свидетельствует лишь один могучий кедр, возвышающийся над рекой. Но в первой половине XVIII в. село это принадлежало второй жене Михаила Юрьевича Резанова - Марфе Степановне, урожденной Михайловской, затем в качестве приданого перешло, очевидно, к ее дочери Евдокии при выходе замуж за поручика Михаила Борисовича Засецкого.
Краевед В.К. Панов - исследователь генеалогии князей Засецких - упоминает это сельцо в качестве родовой вотчины поручика лейб-гвардии Преображенского полка Михаила Борисовича Засецкого31. Однако имение это вскоре было забыто. Евдокия Михайловна после замужества быстро овдовела, а ее единственная дочь Екатерина выходит замуж за артиллерийского поручика И.А. Омельянова и переезжает к мужу - в сельцо Смыково, где живет с семьей и со своей матерью Евдокией до самой кончины.
Судя по исповедным ведомостям Михайло-Архангельской Верхневологодской церкви, Екатерина Михайловна умерла после 1805 г., так как в документах той же церкви за последующие годы имени ее больше не упоминается, а Иван Андреевич - после 1811 г.32 А с 1812 г. их единственный оставшийся в живых сын Всеволод вновь перебирается в сельцо Васильково, и очевидно, увозит с собой фамильную портретную галерею - "Сельца Васильково господин подполковник Всеволод Иванович Омельянов - 33 лет", - такая запись стоит в исповедной ведомости упомянутой церкви за 1812 г.33
Не лишне напомнить, что как раз в 1921 г. 10 ноября, судя по книгам поступления фондовых коллекций. Музей организует в село Васильково экспедицию и, вероятно, вывозит портреты, не отмеченные в документах34.
Исследуемые нами портреты из сельца Васильково имеют большое значение не только как произведения искусства, но и как источник информации о той культурной среде, которая характерна для вологодского дворянства эпохи Просвещения. Наибольший интерес в этом плане имеет женский портрет, на котором изображена не просто дворянка - жена офицера, но дама ученая. Об этом говорят инструменты в ее руках - рейсфедер (либо остро заточенный карандаш) и циркуль, которые намекают на профессиональный род занятий, требующих знания точных наук: геометрии и математики. Трудно представить, чтобы эти инструменты играли в портрете только декоративную роль, либо были в нем отвлеченным символом.
С некоторой долей вероятности можно было бы предположить, что циркуль в руках дамы - символ масонства, пустившего в Вологде 70-80-х гг. глубокие корни. Но вряд ли такая гипотеза реальна. Во-первых, женщин в масонские ложи не допускали, во-вторых, циркуль в руке дамы приложен к листку бумаги, на который нанесен схематический рельеф участка земли и, стало быть, имеет не отвлеченный, а прикладной знак, намекающий на конкретный профессиональный род занятий, возможно, связанный с картографией.
По мнению искусствоведа А.В. Лебедева, в портретах XVIII в. как провинциальных, так и столичных, есть "рассказ через вещи"35. Так, на портрете А.П. Мельгунова кисти Д. Коренева (Ярославский художественный музей) изображена карта севера европейской части России с изображением Ярославской и Вологодской губерний, чертеж Ярославского сиротского приюта и другие аллегории, намекающие на реформаторскую деятельность известного генерал-губернатора в области просвещения. Подобный "рассказ через вещи" встречаем мы и в произведениях Д.Г. Левицкого - портрете П. Демидова, А. Кокоринова и других. Однако введение атрибутов точных наук в женский портрет - явление едва ли не уникальное.
Надо вспомнить, что во второй половине XVIII в. проблема женского образования в русском дворянском обществе становится особенно актуальной. Об этом говорят ученые и философы: Н.И. Новиков, М.М. Херасков, А.П. Сумароков; Н.М. Карамзин, да и сама императрица Екатерина II, издавшая указ об открытии в Санкт-Петербурге института благородных девиц.
Девочки в помещичьих семьях учились в частных пансионах, получали домашнее образование. По мнению Ю.М. Лотмана, правда, это образование было довольно поверхностным - "оно ограничивалось обычно навыком бытового разговора на одном-двух иностранных языках, умением танцевать и держать себя в обществе, элементарными навыками рисования, пения и игры на каком-либо музыкальном инструменте и самыми начатками истории, географии и словесности"36. Но были, очевидно, и исключения. Например, мать декабриста М.С. Лунина Федосья Никитична Муравьева, получив домашнее образование, увлекалась кроме гуманитарных наук физикой37.
По-видимому, среди подобных исключений была и Екатерина Михайловна Омельянова.
Вполне логично предположить, что знания точных наук она могла получить путем домашнего образования, если учесть окружение Екатерины Михайловны: дядя по линии матери - Алексей Михайлович Резанов - артиллерийский офицер, муж также в прошлом артиллерист. Известно, что среди военных именно артиллеристы были самыми образованными в области точных наук. Однако следует привести еще один факт: близкое генеалогическое родство Екатерины Михайловны по линии отца с известным в Вологде ученым, историком и краеведом Алексеем Александровичем Засецким - автором первого крупного труда по истории Вологодского края - "Исторические и топографические известия по древности о России и частно о городе Вологде", изданном в 1782 году в типографии Н.И. Новикова при Московском университете38.
Работа над книгой совпала по времени с составлением в Вологодском крае "Экономических примечаний к генеральному межеванию земель". Возможно, что и сама идея написания книги была вызвана участием А.А. Засецкого и его окружения в работе над топографическими описаниями, проводимыми тогда же по специальной академической программе, а также составлением указанных "Экономических примечаний" - по программе государственной. По замечанию историков А.В. Камкина и А.А. Севастьяновой, составлению "Экономических примечаний" предшествовала длительная подготовительная работа: на местах писались "сказки", по особой программе, их данные систематизировались и обрабатывались, составлялись краткие и полные экономические примечания, готовились карты, чертежи, атласы и пр. К сочинению экономических примечаний привлекались местные авторы и знатоки, чиновники и помещики39.
Не исключено, что Екатерина Михайловна как раз и являлась одной из исполнительниц этой грандиозной программы, могла участвовать в составлении карт или чертежей к ним.
О ее интеллекте говорят не только инструменты, которые она держит в руках, но и умный одухотворенный взгляд очень живых глаз, отсутствие какой бы то ни было чопорности в позе, скромный, но достаточно изысканный костюм - платье с фижмами, скомбинированное из серых и розовых пятен, лишенное особо дорогих украшений. Художник стремится передать обаяние этого образа не через внешние аксессуары, а через его внутреннюю духовность. Не случайно среди во всей этой группе женский портрет оказался наиболее привлекательным и в художественном отношении.
Духовность этого замечательного портрета в чем-то сродни портрету Алексея Александровича Засецкого, находящегося в экспозиции отдела истории ВГИАХМЗ40.
Выдающийся историк и краевед на нем представлен как независимый философ. Подобно французскому мыслителю Дидро или вельможе П. Демидову на портретах Д.Г. Левицкого он как будто пренебрегает своим внешним видом. Не случайно художник изображает его в домашнем халате и распахнутой на груди сорочке, обнажающей грудь, что лишь подчеркивает благородное величие лица ученого.
Разумеется, мы не ставим знак равенства между исполнением этих портретов, ибо портрет дамы с циркулем принадлежит к типу парадных, а портрет Засецкого представляет тип интимного решения композиции. Вместе с тем, между ними есть сходство в карнации личного письма, основанного на прозрачных жидких лессировках, в его воздушной розовато-перламутровой тональности, скрадывающей жесткость переходов от света к тени, в очень живом легком рисунке глаз, придающем лицу одухотворенное выражение. Даже ошибки, связанные с недостаточным знанием анатомии одни и те же. На портрете Засецкого несмотря на все его художественные достоинства, замечаешь, что автор переписал грудь, частично подправил левую щеку, профессиональные погрешности имеются и в несколько вялой передаче складок одежды. Такие ошибки вполне допустимы были для портретистов XVIII в., не только провинциальных, но и столичных.
Вместе с тем, достаточно оснований полагать, что эти произведения принадлежали не только к одному времени 70-х гг. XVIII столетия, но и к одному кругу. Оба они, несмотря на разницу в уровне мастерства, явились выразителями культуры и искусства золотого века русского Просвещения. Это была культура той наследственной дворянской аристократии, о которой писал А.С. Пушкин, противопоставлявший ей аристократию верноподданническую и чиновничью, ценившей свободу и независимость выше титулов и званий, и, может быть, потому предпочитавшей оставаться в тени провинции, где были "книгохранилища, кумиры и картины"..., "и стройные сады"..., и "музы в тишине"41.
В провинциальном искусстве России публикуемые в данной статье портреты по праву должны занять особое место. Некоторые формальные признаки, как мы уже отмечали, роднят их с творчеством ярославского художника Д. Коренева и обнаруживают явное тяготение к примитиву. Но это был примитив утонченный, тянущийся к ученому искусству. Точки соприкосновения с ученым искусством проявляются здесь не только на формальном уровне - об этом красноречиво говорят попытки автора овладеть перспективой, обогатить цветовую гамму тональными градациями и рефлексами, но прежде всего в образном строе. Художник осознанно стремится отступить от натуралистического объективизма в характеристике моделей, заглянуть в их внутренний мир и даже дать им свою оценку. В отличие от портретов Д. Коренева или Г. Островского, в которых образ как бы отстранен от художника и находится с ним на огромной дистанции, а отсюда, быть может, и ощущение некоторой холодности портретной характеристики, автор вологодских произведений, о которых идет речь, подходит к ним более дифференцированно, пытаясь выступить в них не только как объективный реалист, но прежде всего как личность. Сам факт такого решения опровергает ставшее расхожим мнение, будто провинциальный портрет сплошь "имперсона-лен", "иератичен", что " тезис о внутренней свободе просвещенной личности (выражение А.В. Лебедева - М.Д.) оказывается ему совершенно чуждым" 42. По-видимому, провинциальное искусство, и в частности провинциальный живописный портрет XVIII в., - явление гораздо более многоплановое и многогранное, чем те высказывания о нем, которые появляются на страницах печати. Тем более, что эти оценки учитывают не весь провинциальный портрет, а только его отдельные локальные группы, приспособленные под ту или иную научную концепцию.
Не ставя в связи с нашими открытиями никаких точек над i, мы надеемся, что публикуемые портреты не только количественно пополнят сокровищницу русского провинциального искусства XVIII в., но станут основой и для его теоретического осмысления.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Основные труды о творчестве М.Л. Колокольникова приведены в статье И.Г. Котельниковой "О творческой биографии малоизвестного русского портретиста XVIII века М.Л. Колокольникова" // Музей - 5. -М. ,1984. -С. 79-84,93. Особо следует отметить статью И. Е.Ломизе "Новооткрытые портреты Мины Колокольникова ", в которой использованы результаты технико-технологического анализа, проведенного в лаборатории ВХНРЦ имени Грабаря // ПКНО. - Л., 1981, а также статью Гершфельд В.Ф. "Иконописное творчество Мины и Федота Колокольни-ковых (Иконостасы Никольского Морского собора в Ленинграде)" // ПКНО. - Л., 1986. - С. 272-294.
2. ВГИАХМЗ. Холст, масло. 120 х 124 Инв. 2834. Опубликован в статье: КотельниковаИ.Г. Указ. соч. -С. 83-86,93. Портрет реставрирован в 1981-82 гг. в ВХНРЦ им. Грабаря.
3. Данные рентгенограммы и заключительного анализа в статье: КотельниковаИ.Г. Указ. соч. Примечание 34.
4. Первоначальная версия о том, что на портрете М.Л. Колокольникова изображен генерал-полицмейстер А.Д. Татищев, высказана нами в сообщении на ученом совете музея в декабре 1990 г. В ходе дальнейшего исследования от этой версии пришлось отказаться, так как этому противоречит мундир вельможи. По утверждению А.Л. Никитина, мундир этот соответствует мундиру Минерной роты артиллерии, в которой Татищев никогда не служил. "Регистр мундиру, каким образом, артиллерийским инженерным и фурманского правления штап и обер-офицерам определено строить. 22.01.731 г." Публ.: Хмыров М.Д. Фельдцехмейстерство графа Миниха. В приложении книги: Миних Б. Записки фельдмаршала.-СПб., 1874. -С. 290-291. Выражаем глубокую благодарность за это указание Александру Львовичу Никитину.
5. В одной из старых книг музея-заповедника с перечнем художественных произведений рядом с портретом вельможи стояла карандашная пометка "Васильково".
6. Евдокимов И. Куркино. - 1929. Рукопись. - С. 10. Вологодская областная библиотека имени Бабушкина. Автор очерка ошибочно видел в этом вельможе строителя усадьбы Куркино Федора Дмитриевича Резанова (1769-1838), что совершенно противоречит датировке портрета.
7. Котельникова И.Г. Указ. соч. - примечание 33. На эту ссылку трудно опираться еще и потому, что автор невнимательно прочел архивный документ и допустил ошибку в написании имени владельца сельца Василево, превратив помещика Конищева в "Понищева". ГАВО. Ф. 388. On. 9. Д. 143. Л. 145.
8. Алфавитный указатель фамилий и лиц, упоминаемых в боярских книгах, хранящихся в 1-ом отделе Московского архива Министерства юстиции. - М., 1853. - С. 352. Общий гербовник дворянских родов Всероссийской империи, начатый в 1797. - С. 54-55. - Ч. IV.
9. Дело о родословной вологодского помещика Д.Ф. Резанова (Прошение вологодского помещика коллежского секретаря Дмитрия Федоровича Резанова на случай внесения нас с братом губ. секретарем Алексеем Федоровичем Резановым в Дворянскую родословную книгу. ГАВО. Ф. 496. On. I. Д. 10798 Л. 50 (об.), 28. Автор благодарит А.В. Мухина за указание этого источника.
10. В этой родословной упоминается "сельца Василькова вдова Марфа Степановна". - Там же. Л. 7.
11. Там же. Л. 26.
12. Там же. Л. 28.
13.Там же.
14. Там же. Л. 28. В исповедной ведомости церкви Михаила Архангела на Верхней Вологде за 175 7 г. записано: " Сельца Куркино Алексей Михайлов сын Резанов - надворный советник, в прошлом артиллерии майор - 58, сын ево порутчик Дмитрий Алексеев Резанов - 27, "..." Сельца Васильково Порутчица вдова Евдокия Михайлова дочь Михайлова жена Борисова сына Засецкого - 39, дочь ея Екатерина Михайлова - 15. ГАВО. Ф. 496. On. 19. Д. 166. Л. 100 (об.).
15. РГАДА. Ф. 286. On. 1. Кн. 307. Л. 300-310.
16. Там же. Л. 302-302 (об.).
17. Там же. Л. 304.
18. Там же. Л. 309.
19. РГАДА. ф. 286. On. 1. Кн. 310. Л. 32.
20. Исследователи творчества Мины Колокольникова, в частности И.М. Сахарова, утверждают, что в начале 50-х гг. XVIII в. художник жил в Петербурге и привлекался к делам Канцелярии от строений, а также для выполнения работ в Царском селе. См.: Сахарова И.М. Алексей Антропов. - М., 1974. - С. 177.
21. Сводный каталог русской книги XVIII века. - Т. П. - М., 1964. - С. 108. - № 3386; Т. III. - М., 1966. - № 6041. - С. 45.
22. ВГИАХМЗ. Холст, масло. 100,7 х 66,7. Инв. 5150. Реставрирован в 1978-81 г. Техническая реставрация А. Османис, живописная Л. Яшкина. Холст дублирован ВЦНИЛКР.
23. ВГИАХМЗ. Холст, масло. 110,5 х 73. Инв. 5057. Реставрирован в 1978-81 гг. Техническая реставрация Я.А. Билля, живописная - Г.М. Ерхова. Холст дублирован ВЦНИЛКР. Портрет экспонировался на выставке "Искусство земли Вологодской XIII-XX веков". - М. 1990. См.: Каталог. -М., 1990. -№ 12 2. Цветная иллюстрация.
24. ВГИАХМЗ. Холст, масло. 103 х 65. Инв. 5077. В инвентарной книге Вологодского художественного музея за 1924 г. числится как работа крепостного живописца. Реставрирован в 1979 г. Л.И. Яшкиной. Холст дублирован ВЦНИЛКР.
25. Автор благодарит сотрудника редакционно-издательского отдела РГВИА Вадима Игоревича Егорова и Петербургского исследователя Александра Львовича Никитина за консультацию в области мундиро-ведческой экспертизы данного портрета.
26. ГАВО. Ф. 388. On. 9. Д. 8. Л. 80-100.
27. ГАВО. Ф. 496. On. 1. Д. 3595. Л. 10. Сведения о составе семьи Омельяновых зафиксированы в исповедных ведомостях данной церкви за следующие годы: 1784, 1785. Л. 18, 1786, 1788. Л. 57 (об.) далее до 1799 г. записи прерываются и вновь появляются начиная с 1799 г. до 1811. Отсутствие их в конце 80-начале 90-х гг. вплоть до 1799 г. свидетельствует о том, что И.А. Омельянов находился на службе в других городах - Вологде и Великом Устюге.
28. РГАДА. Ф. 286. On. 1. Кн. 419/833. Л. 501-502.
29. По словам сотрудника РГВИА В.И. Егорова жесткой регламентации в отношении одежды находящихся в отставке военных в XVIII в. не было и они могли, находясь на статской службе носить кафтан военного образца.
30. Консультацию по мундироведческой экспертизе портрета мальчика предоставил В.И. Егоров, за что выражаем ему искреннюю благодарность.
31. Панов В.К. Генеалогическая схема рода князей Засецких. ВГИАХМЗ, Сектор письменных источников. Ф. 155. On. 7. Д. 46. ЛЛ. 191-195.
32. ГАВО. Ф. 496, On. 1. Д. 3595. Л. 201, 359.
33. Там же. Л. 382 (об.).
34. Инвентарная книга Вологодского художественного музея за 1921-24 гг. ВГИАХМЗ, Сектор учета. С. 65-70, № 56-69, 77-81.
35. Лебедев А.В. Эпоха Просвещения и искусство портрета в русской провинции // Культура эпохи Просвещения. М. 1993. - С. 187-188.
36. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства XVIII-начала XIX в. СПб. 1994. - С. 87.
37. Муравьев М.Н. Стихотворения. Вступительная статья и примечания Кулакова Л. И. -Л.,1967. -С.31.
38. На это родство, в частности, указывает исследователь генеалогии рода Засецких В.К. Панов. См.: ВГИАХМЗ, Сектор письменных источников. Ф. 155. On. 7. Д. 46. Л. 191-195.
39. Камкин А.В. Вологда 1780-х годов в описаниях современников // Вологда. Альманах. Вып. I. - Вологда 1994. - С. 281; Ермолин Е.А., Севастьянова А.А. Воспламененные к отечеству любовью. - Ярославль, 1990. -С. 80-86.
40. ВГИАХМЗ. Холст, масло. 63,5 х 54,5. Инв. 2898. Портрет поступил из усадьбы Ковырино в ноябре 1921 г. Реставрирован в 1970-е годы. Биография А.А. Засецкого, к сожалению, еще не изучена. В исповедной ведомости церкви великомученика Димитрия Селунского, что в Раменье, за 1757 г. упоминается "лейб-гвардии Преображенского полка отставной капитан-порутчик Алексей Александров сын Засецкий _ 46, жена его Анна Ивановна" - 46: ГАВО. Ф. 496. On. 19. Д. 166. Л. 1015. Портрет А.А. Засецкого по стилистическим признакам можно датировать серединой 70-х гг. XVIII столетия. Следовательно, историк и ученый изображен на нем в довольно пожилом возрасте, около 65 лет.
41. А.С. Пушкин - об искусстве. Дворянская оппозиция. - Т. 2. - М., 1990. - С. 176-197. (Примечания и вступительная статья А.А. Вишневского).
42. Лебедев А.В. Указ. соч. - С. 198,183.