ДЕМОНЫ И БЕСЫ НИКОЛАЯ РУБЦОВА
Светлыми звездами нежно украшена
Тихая зимняя ночь...
Думается, этот шедевр лирики Рубцова с его открытой
магической мощью равен, а, может быть, и превосходит
великое стихотворение Лермонтова “Выхожу один я на до
рогу...”. Допускаю, что кто-то со мной не согласится. Но я
не ищу согласия.
Воистину несчастны не слышащие светоносной Боже
ственной музыки грядущего.
Однако признаюсь: я и сам не сразу ее услышал. В пер
вые годы знакомства с Рубцовым я был под большим вли
янием стихов Мандельштама — и не жалею, что, как ко
рью, переболел его захватывающей, но честной невняти
цей.
Помнится, меня очень разозлило, когда Рубцов не раз
делил мой восторг по поводу мандельштамовских строчек:
Бессоница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины.
Сей дивный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.
—
А при чем тут журавли?.. А так вообще ничего, хо
рошая филология... Но у него настоящее есть: “Петербург,
я еще не хочу умирать, у меня телефонов твоих номера...
Теперь-то я понимаю, что Рубцов был прав: истинная
античность — это не филологическая перегонка языковой
стихии через самогонный аппарат интеллекта. Вечной ан
тичностью, по меткому замечанию прекрасной женщины
Валентины Коростылевой, пронизаны строки Рубцова:
Меж болотных стволов красовался восток огнеликий..
Вот наступит октябрь
—
и покажутся вдруг журавли!
И разбудят меня, позовут журавлиные клики
Над моим чердаком, над болотом, забытым вдали...
Однако не очень уютно обитать на чердаках в север
ных краях поздней осенью. А в подвалах Лубянки еще не
уютней, без оглядки на времена года. Но мало ли где бы
вает неуютно...
126