В третий период распространяется облегающая короткая верхняя одежда – зипун. В письменных источниках XVI – XVII вв. зипун упоминается чаще, чем свита, причем видно, что были как роскошные, так и простые, грубые зипуны. Гак, Флетчер, описывая одежду русских, упоминает «зипун шелковый до колен» (флетчер, с. 125). В 1639 г. в г. Алексине у смоленских купцов отняли лазоревый зипун на красной подкладке, с серебряными пуговицами и с зепами – карманами. Названная потерпевшими цена по тому времени очень высока – 5 р. с полтиной (АМГ I, № 159, с. 102). Н. И. Костомаров писал, что у нарядных зипунов рукава делались иногда из другого материала, чем основная часть (Костомаров, с. 65). Но у рядовых горожан зипуны были гораздо менее нарядными. Например, «зипун белой сермяжной» у воронежского посадского человека (TBopУAKV, №2286/1062, с. 251), «зипун сермяжной», «зипун сермяжной смурой» у шуйских ремесленников (АШ, № 22, с. 40-41; № 30, с. 52-53). Последнему указана цена полтина – в 11 раз дешевле роскошного зипуна из г. Алексина. М. Н. Левинсон-Нечаева описала зипун из собраний Оружейной палаты – стеганый, немного расклешенный книзу, с неширокими рукавами того же цвета. Он не имеет роскошной отделки, но полы и подол обшиты галуном (Левин-сон-Нечаева, 1954, с. 322). Можно думать, что для простого человека в XVII в. зипун мог служить и домашней, и уличной верхней одеждой наравне с кафтаном. На эту мысль наводит перечисление предметов одежды в сатирической «Повести о Фоме и Ереме». Желая подчеркнуть, что братья одеты примерно одинаково, автор говорит: «На Ереме зипун, на Фоме кафтан; на Ереме шапка, на Фоме колпак; Ерема в лаптях, Фома в поршнях; у Еремы мошна, у Фомы калита; у Еремы пусто, у Фомы ничего» (РДС, с. 43). А богатый человек надевал зипун под кафтан; тогда зипун украшали гораздо скромнее, чем верхнее платье, возможно, лишь в тех местах, которые виднелись из-под кафтана.
Заметим в заключение, что оба названия – и зипун, и кафтан – тюркские и в Россию могли попасть от турок и от татар.
Кафтан был верхней одеждой мужчин и (реже) женщин, комнатной и легкой уличной, а иногда – и зимней («кафтан шубный»). В зависимости от назначения и моды кафтан шили длиннее или короче (до колен или до лодыжек), свободный или в талию, но всегда из плотной, относительно хорошей материи, на подкладке, в подавляющем большинстве случаев распашной, причем правая пола заходила на левую. По борту располагались обычно 8 – 12 пуговиц (или завязок). Трудно сказать, когда именно появился и как распространился на Руси кафтан. Упомянутый нами арабский путешественник X в. называет хафтаном роскошную парчовую верхнюю одежду (переводчик подчеркнул, что это не тюрко-татарский кафтан). Русские же источники до XV в. не знают названия «кафтан». Тем более важно, что в XVI – XVII вв. оно распространяется на очень широкий круг одежд, так что понадобились дополнительные обозначения – русский, турский, польский, венгерский, становой, терлик, емурлук и т. д! (Савваитов, с. 52-54; Левинсон-Нечаева, 1954, с. 309-328; Гиляровская, 1945, с. 69 – 72), указывающие на детали покроя и отделки, связанные с модой. Так, турский кафтан был длинным, свободного покроя, застегивался только у шеи, рукава имел длинные, иногда откидные. Становой кафтан в конце XVII в. был тоже довольно длинный, с широкими рукавами, но скроен в талию (охватывал стан), а внизу – с косыми клиньями; русский кафтан был примерно того же покроя, но клинья имел прямые, так что образовывались фалды; польский и венгерский кафтаны отличались преимущественно покроем рукавов, богатством украшений и нашивок; терлик был довольно коротким, с перехватом в талии (или даже отрезной, со сборами) и имел застежку в виде лифа с клапаном на груди возможно, надевался через голову); емурлук-епанча, как и кебеняк (кибеняк, укр. кобе-няк. – Савваитов, с. 54 – 55), был, собственно, суконным или даже войлочным плащом-дождевиком – длинным, с прямыми длинными рукавами и небольшими сборами на боках. Иногда емур-лук пропитывался жиром («емурлук олифленый»).
Кафтаны шили обычно с таким расчетом, чтобы они приоткрывали сапоги и не мешали шагу – спереди несколько короче, чем сзади. Воротник был небольшой, стоячий (иногда пристяжной – «козырь») или совсем отсутствовал; тогда было видно богато украшенное ожерелье – пристяжной воротник рубахи или зипуна. Рукава, если они не были откидными, украшались запястьями – богато орнаментированными манжетами, борт – петлицами, кружевом. Источники называют кафтаны из дорогих материй – атласные, бархатные, байберековые, камчатные, объяринные, тафтяные, зуфные, суконные, мухояровые, а также и более скромные: крашенинные, сермяжные, бараньи, козлиные (по большей части у простонародья). Кафтан был настолько распространенной одеждой, что уже в XVI в. в русских городах были специалисты-портные – кафтанники (Чечулин, 1889, с. 339).
Нужно сказать, что кафтаном называлось и вообще всякое верхнее платье, а позднее, когда усилилось влияние западноевропейского костюма, соответствующая «немецкая» одежда – жюстокор – стала называться кафтаном, а надеваемая под нее аналогичная зипуну веста – камзолом. Короткий, в талию кафтан назывался иногда полукафтаньем. Эта разница между длинным, долгорукавным кафтаном и короткополой нижней одеждой – зипуном или камзолом – отчетливо обозначалась еще в XIX в., как явствует из известной басни И. А. Крылова «Тришкин кафтан» (Крылов, с. 105). В зажиточном хозяйстве было помногу кафтанов. Так, среди имущества князя Ю. А. Оболенского в середине XVI в. названы пять кафтанов: «Кафтан на пупках собольих, кушаки цветные с золотом, пуговиц 9, кафтан желт на бельих черевях, – кафтан камка... косой ворот, подложен тафтою, кафтан турской 10 пуговиц серебряных... кафтан косой ворот...» (АФЗиХ III, с. 207 – 214). В конце XVII в. в описи одного богатого приданого (г. Ростов) перечислены десять кафтанов – камчатый на лисицах, турский с золотой нашивкой, атласный зеленый холодный, байберековый шелковый, остальные попроще – два новых бараньих, два суконных, два кумачовых теплых «детинных» (АЮБ III, № 328, стб. 267-269). Интересно, что в приданое давались и детские кафтаны, правда не особенно богатые.
Из предметов одежды, близких по назначению к кафтану, следует назвать сарафан – длинную нарядную мужскую одежду XIV – XVI вв. (ПСРЛ, XI, с. 27), а для XVI – XVII вв. – кабат – теплую одежду с длинными рукавами. Кабат носили только дома и шили поэтому из скромных материй (Левинсон-Нечаева, 1957, с. 309). В XVI в. в придворной среде появилась специальная одежда для верховой езды – чуга, похожая на кафтан, но с перехватом в талии. Эту одежду можно сопоставить с кавказской чохой – первоначально городской одеждой, распространившейся, как думают исследователи, повсеместно у многих народов Северного Кавказа и Закавказья (Студенецкая, с. 261, 263). Проникновение ее на территорию Московского государства объясняется, по-видимому, оживлением политических и культурных связей с Северным Кавказом, когда царь Иван IV женился на княжне Марии Темрюковне.
Не вполне ясной по своим функциям представляется часто упоминаемая в источниках того времени среди предметов одежды ферязь. Чаще всего это была длинная (почти до лодыжек) свободная верхняя одежда с длинными, суживающимися к запястьям рукавами, распашная, застегивавшаяся на три-десять пуговиц или завязок, украшенная длинными нашивными петлями. Ферязь могла быть холодной – на подкладке или теплой – на меху. Судя по тексту источников, ферязь иногда накидывалась поверх кафтана, чуги или полукафтанья, как плащ (бывали ферязи и без рукавов), иногда же надевалась под кафтан, как зипун (Савваитов, с. 157; Гиляровская, с. 41). Возможно, турецкое слово «ферязь» (ферадже, фередже), обозначавшее у турок мужское и женское длинное платье с широкими рукавами, служило названием для нескольких одежд, различавшихся по покрою и функциям. В. О. Ключевский считал, что если у зажиточных людей ферязь надевалась на кафтан, то у простонародья – на рубаху. Дворянин, выходя на улицу, надевал поверх ферязи еще охабень (Ключевский, с. 172).
И кафтан, и зипун, и свита упоминаются изредка и среди одежды горожан середины XIX в.: кафтан – -почти повсеместно, зипун – на Севере (в Усть-Сысольске и Вышнем Волочке), свитка – на Юге (в Ефремове и Краснокутске). Иногда видно, что значение этих названий в разных городах неодинаково. Так, в Усть-Сысольске зипун был шерстяным, коротким, коричневым, а в Вышнем Волочке зипуном называли широкий армяк, т. е., вероятно, длинную одежду. В Краснокутске свитка была короткой, а в Ефремове, очевидно, длинной – «вроде шинели без капюшона». Можно предположить, что в XIX в. оба эти вида одежды все более приобретали значение уличной, а непосредственно на рубаху стали надевать жилет.
Жилет представляет, с нашей точки зрения, особый интерес для изучения русской одежды. Дело в том, что эта часть «европейского» костюма позже получила широкое распространение у русских как в городе, так и в деревне. По нашему мнению, причиной такого быстрого и широкого распространения жилета была его чрезвычайная схожесть с древней славянской короткой безрукавной одеждой – кептарем, удержавшимся у украинцев почти до наших дней. Но у русских, насколько нам известно, безрукавной мужской одежды в древности не было. И распространение жилета началось в XIX в., кажется, с тех областей, которые были ближе к украинцам и западным славянам. В середине XIX в. жилет еще не распространился широко. Он упоминается в материалах Географического общества в шести городах: Нов-городе-Северском, Сураже, Ядрине, Пудоже и Боровске (АГО, № 16, л. 6; 33, № 5, л. 3; 25, № 10, л. 9), причем в Боровске особо отмечено, что жилет носит молодежь (АГО 15, № 48, л. 2 об). Вспомним, что из Петербурга и Москвы, а также некоторых других крупных городов сведений не поступило, – а там как раз и носили жилеты. Жилеты делались из довольно плотной яркой материи различных цветов. В высших слоях городского населения было принято носить жилет поверх рубахи (которую в этом случае заправляли в брюки), но под верхней длиннополой одеждой – сибиркой, сюртуком и т. п. В одной жилетке можно было быть только дома, да и то лишь в кругу семьи. Простонародье носило жилетку поверх рубахи, надетой навыпуск, не надевая летом ничего сверху; так ходили дома и на улице. Короче говоря, жилет в этом случае употреблялся так, как традиционный кептарь.
Домашнее платье долго еще оставалось таким же, каким было до Петра. Реформа одежды коснулась в основном городской верхушки – господствующих классов, которые стали носить форменную одежду западноевропейского образца. Принятая тогда в Западной Европе французская мода предписывала ношение мужчинами короткой и узкой облегающей одежды – весты, на которую надевался широкий и длинный жюстокор, украшенный отворотами воротника, фалд, обшлагов, со множеством красивых пуговиц. В России эти две одежды более известны под названием «камзол» и «кафтан». В конце XVIII в. в Петербурге все служащие (кроме военных и почтовых, имевших свои мундиры), а также «именитые граждане» и «знатные мещане» носили мундир Санкт-Петербургской губернии – светло-синий кафтан с блестящими пуговицами (Георги, с. 604) в то время как простонародье одевалось еще в старинное русское верхнее платье.
Среди высших слоев горожан распространилась мода и на гражданское западноевропейское верхнее платье – фраки с открытой грудью и узкими фалдами сзади. Эта одежда преследовалась при Павле, увидевшем в ней признак сочувствия революционной Франции. Побывавший в 1796 г. в Петербурге дмитровский купец И. А. Толченов писал: «Из некоторых странных идей монарха (Павла I. – М. Р.) замечательна в столицах по небывалости та, что строго запрещено носить всякого звания людям фраки и жилеты, а вместо их повелено надевать немецкие кафтаны и длинноватыя камзолы...» (Толченов, 1974, с. 316), т. е. вернуться к моде середины века.
В середине XIX в. корреспонденты Географического общества отмечали, что городская верхушка («благородные») если не носила мундиров, то одевалась согласно последней (по их понятиям) западноевропейской моде, законодателем которой по-прежнему был Париж.
Мы уже говорили, что использованные нами источники упоминают поневу лишь изредка, и то как материал, но никогда – как одежду. Однако на древних изображениях поневу можно различить (Рыбаков, 1967, с. 97 – 99). Думается, что понева, так широко распространенная среди сельского населения Древней Руси, обязательно должна была существовать и среди горожанок на первом этапе развития городов, рост которых, как не раз уже говорилось, шел преимущественно за счет сельского населения. Но по каким-то причинам эта одежда в городах не удержалась, быстро и бесследно исчезла. И городские ремесленники-поневники обслуживали в основном сельское население. Как мог идти процесс исчезновения поневы в городах, позволяет представить интересное наблюдение В. Ю. Крупянской, относящееся к гораздо более позднему периоду. Женщина, вывезенная в молодой еще тогда город Нижний Тагил в 1820-х годах из Тульской губ. (где, заметим, в XIX в. были распространены и сарафан и понева – ИЭАР, карта 40), и в Тагиле носила традиционный южнорусский костюм, в том числе поньку (по описанию это была понева с прошвой), но эта одежда не удержалась, и позже женщины-тулянки в Нижнем Тагиле носили сарафаны (Крупянская, Полищук, с. 120).
У феодалов и, вероятно, у верхушки городского населения в IX – XIII вв. женской одеждой, надеваемой поверх рубахи, было платье (древнее название этой одежды неизвестно) из дорогих материй ярких цветов. Платье, как и рубаха, было, судя по изображениям, узким, облегающим фигуру, и подпоясывалось цветным поясом.
Трудно сказать, когда в точности появилась такая в дальнейшем распространенная женская одежда, надеваемая поверх рубахи, как сарафан. Особые затруднения создаются еще тем, что сам этот (не русский) термин первоначально относился в русских источниках XIV в., как уже сказано, к мужской одежде и в дальнейшем сосуществовал с несколькими другими терминами, обозначавшими один и тот же тип одежды. В документах XV в. сарафан не упоминается. Но начиная с XVI в. таких упоминаний много. В первом из них – духовной князя Ю.А.Оболенского (1547 – 1565 гг.) – среди мужской одежды – кафтанов и терликов – находим «сарафанец шелк желт... на нем 23 пуговицы обвираны золоты да серебряны» (АФЗиХ II, с. 207 – 214). В том же завещании названо много женской одежды, но среди нее сарафан (или сарафанец) не встречается. Нет такого названия и ни в одной из духовных грамот удельных и великих князей XIV – XVI вв. Вместе с тем известна женская накладная одежда того же времени, называвшаяся ферязь, сукман, шубка (Куфтин, с. ПО – 120). Впоследствии эти и другие термины (шушун, костолан, носов) сосуществовали с термином «сарафан», служа названиями женской комнатной одежды, которую носили поверх рубашки. Термин «сарафан» для мужской одежды во второй половине XVII в. не употреблялся. Таким образом, очевидно, что сарафаном стали называть женскую одежду, существовавшую ранее, а вероятно и какие-то новые виды ее, созданные в городах под влиянием одежды зажиточных классов и служилых людей и оттуда распространившиеся в деревню (Куфтин, с. ПО – 115, Маслова, с. 642 – 643). Предположения Б. А. Куфтина о том, что одежда, позже названная сарафаном, могла развиться из первоначального комплекса женской одежды с поневой (из набедренной одежды, получившей лиф и лямки, или из наплечной одежды, удлинившейся, а иногда и утратившей рукава), что изменения эти могли начаться еще в период освоения славянами северных областей позднейшей России и протекать под влиянием одежды южно- и западнославянских, летто-литовских, финно-угорских, скандинавских и даже (опосредствованно) западноевропейских народов, например населения Франции (Куфтин, с. 113, 117), представляются обоснованными, но, оставаясь в пределах наших источников, нельзя этих предположений ни подтвердить, ни опровергнуть, поскольку в нашем распоряжении нет подлинных вещей XIII – XVI вв. или достоверных изображений их, на которых был бы ясно виден покрой.
В Домострое сарафан упоминается несколько раз (Д., ст. 30 – 39; ДЗ, ст. 67), причем в свадебном чине это именно женская одежда. В дальнейшем в течение XVI и XVII вв. число упоминаний сарафана постепенно увеличивается, а в XVIII – XIX вв. сарафан повсеместно был основной одеждой русских горожанок как на севере, так и на юге России. Однако картина распространения этой одежды неясна прежде всего потому, что сам термин распространялся медленнее, чем обозначаемая им одежда. Думается, что упоминаемые источниками женские шубы и шубки, в особенности последние, были одеждой того же типа, что сарафан. Название «шубка» сохранилось за сарафанами еще и в XIX в. во Владимирской, Московской, Рязанской, Калужской, Тульской и многих других губерниях (ИЭАР, карта 43). В начале XVI в. в упомянутой нами духовной грамоте княгини Юлиании Волоцкой названо три теплых шубы на различных дорогих мехах и семь шуб без меха, сделанных из разных шерстяных материй. Таково же примерно соотношение и в духовной князя Оболенского – одна меховая шуба и четыре шубки без меха. В начале XVI в. в одном завещании упомянута «шубка женская зелена»; такая же зимняя суконная – «брюкишна» – шубка была заложена в 1576 г. В XVII в. соотношение остается прежним. В документах, где указана цена вещей, ясно видна разница между дорогой теплой шубой и относительно дешевой холодной шубкой. В приходной книге Дорогобужского монастыря (1603 – 1604 гг.) последняя даже названа «шубенкой» и стоила менее трех алтын (ДДГ, № 87, с. 349-350; АЮ, № 415, с. 444-445; АФЗ и X, II, № 207, с. 212; АЮ; № 248, с. 266). Шуянка М. Ф. Зубова отдала за долг в 3 р. пять шубок – три тафтяных и одну киндячную холодные и одну крашенинную теплую (АШ, № 137, с. 246 – 247). Средняя цена получается 20 алтын за шубку. Но, если учесть, что теплая должна была стоить дороже, цены холодных получаются и того меньше. В конце XVII в. хорошая меховая одежда стоила десятки рублей. Так, в приданом, которое давали в 1696 г. за сестрой братья Нестеровы, богатая шуба, украшенная золотым кружевом, оценена в 24 р. 50 к. 2 д. Там же упомянуты еще две шубы – «осинового» и «василькового» цвета, стоившие почти втрое дешевле (АЮБ, III, № 334-VI, стб. 312-314). Не идет ли в этом случае речь о сарафанах? На ту же мысль наводят и случаи, когда шубы (например, в описи приданого из г. Быхова, 1695 г.) перечислены через одну с телогреями (АЮБ, III, № 334 – VIII, стб. 298 – 300), поскольку известно, что позже телогрею носили с сарафаном (как мужчины – зипун с кафтаном). Возможно, в приданое давали несколько дорогих костюмов, каждый из которых включал телогрею и сарафан.
Несколько раз встречено в документах еще одно из названий сарафана – саян: в г. Егорьевске в 1660 г. и в Старом Быхове в 1663 г. В первом случае речь шла о шелковых одеждах – тафтяной и атласной, во втором – о синей суконной (АЮБ, III, № 928 - I, стб. 260-261; АМГ, III, № 627, с. 524).
Из наших источников видно, что сарафаном, или шубкой (оба термина, по мнению исследователей, восточного происхождения), называлась женская комнатная одежда в виде цельного платья (с рукавами или чаще без рукавов) или высокой юбки на лямках, накладная (надеваемая через голову) или распашная (застегивавшаяся спереди на пуговицы, иногда очень красивые и дорогие). Из-под сарафана могли быть видны расшитые ворот, рукава и подол верхней рубахи – спидницы.
Сарафан шили в большинстве случаев из красивых цветных материй (простейшие – из крашенины, богатые – из дорогих привозных тканей). Украшали их галуном, кружевом, драгоценными пуговицами (по подсчетам П. Савваитова, сарафан мог иметь 13 – 15 пуговиц – Савваитов, с. 179), реже – вышивкой (Маслова, 1978, с. 16). Источники упоминают, например, «шубку женскую холодную, атлас красный, круживо кованое золотное» (АЮБ, II, № 126 – XV, стб. 20). «Кунтыш камчатный, круживо золото и серебряно, огонки бобровые» – так обозначает роспись приданого XVII в. богатый, отороченный мехом сарафан (АЮБ, III, № 328 – IV, стб. 266 – 267). В другой подобной же росписи упомянуты два сарафана – дорогой «шушун сукна красного с нарядом» и гораздо более дешевый «крашенинник с нарядом» (АГО I, on. 1, № 3, л. 21 об.). В приданом волоцкой княжны конца XV в. находим шубы красного, багряного и светло-зеленого цвета из дорогого фландрского и английского сукна (ДДГ, № 27, с. 349 – 350). Суконный сарафан – «шубка женская зелена брюкишна» – встречается и в документах XVI в. (АЮ, № 248, с. 266). Вместе с тем в доме довольно зажиточного феодала в XVIII в. могли быть и относительно дешевые крашенинные сарафаны (АЮБ III, № 329, стб. 271). Наблюдаемая в источниках XV – XVII вв. неточность разграничения терминов «сарафан» и «шуба», как видно, существовала и в более позднее время. Еще в середине прошлого столетия в некоторых северных городах сарафаном называлась как комнатная одежда на проймах, с «золотым» поясом, так и аналогичная по покрою распашная (но, видимо, все же с рукавами) уличная одежда, которая зимой делалась на вате (Семевский, 1864, с. 82; 1870, с. 127).
В XVIII в. продолжалось широкое распространение сарафана в городах и проникновение его в деревню. Во всяком случае, на рисунках XVIII – начала XIX в. горожанки изображены в летнее время почти всегда в сарафанах, и не только на лубочных листках, но и на картинах академических русских и иностранных художников (Комелова, рис. 3, 8, 11, 15, 21, 27 и др.).
В середине XIX в. сарафан был наиболее распространенной традиционной одеждой горожанок во всей Европейской России, но наряду с ним появилась одежда нового типа, которая начала вытеснять «сарафанный» комплекс одежды.
Корреспонденты Географического общества из Кадникова, Вышнего Волочка, Михайлова специально оговаривали, что сарафан и вообще традиционную для того времени одежду носят преимущественно пожилые или бедные, молодые же «с осторожностью подражают моде». А мода тогдашняя для горожанок среднего достатка заключалась в ношении парочки – юбки и кофты, преимущественно из ситца, реже – кисейных. Так одевались, например, в Мезени, Валуйках, Дедюхине, Мензелинске. В некоторых городах (Торжке, Пудоже, Корчеве, Ирбите, Мензелинске, Новгороде-Северском) носили уже и платья – из кисеи, ситца и других фабричных материй. Корреспондент Географического общества писал из Вышнего Волочка, что «только самые бедные девицы и пожилые женщины носят древнюю русскую одежду, большинство же одевается по самой последней моде». Но эта «последняя» мода в малых городах обычно значительно отставала от больших городов, и, наверное, более прав был корреспондент из г. Ефремова, когда писал, что это мода прошлого года, а то и еще более давняя (АГО 41, № 2, л. 4; 42, № 15, л. 12).
На примере распространения сарафана мы можем проследить влияние города на окрестное сельское население. В деревню сарафан проникал медленно и преимущественно в северных губерниях. На всю территорию Европейской России эта одежда так и не распространилась, хотя тенденция к тому наблюдается ясно. В середине и второй половине XIX в. поднимается как бы вторая волна заимствования городской моды, и за несколько десятков лет все виды традиционной одежды (в том числе и ставший уже традиционным сарафан) вытесняются парочкой – одеждой нового городского типа (ИЭАР, карты 38, 39).
В некоторых городах комплект женской одежды с сарафаном удержался до последних десятилетий XIX в. В 1870 г. член Географического общества А. П. Шевяков наблюдал в г. Галиче Костромской губ. среди зажиточных горожан не только сохранность, но даже своеобразный расцвет этой старинной одежды, которая считалась весьма представительной, надевалась в праздники и при различных ритуалах, например, при сватовстве и вообще при всех свадебных торжествах (Шевяков; АГО 116, оп. 1, № 24) (см. также цветную вклейку).
Наконец, женской комнатной и отчасти уличной одеждой в конце рассматриваемого нами периода становится юбка, делавшаяся из красивых, богато орнаментированных материй. В росписи богатого приданого конца XVII в. значится «юбка тафтяная зеленая, юбка стаметная новая зеленая, юбка с бустрогом носильная выбойчатая» (АЮБ III, № 328-IV, стб. 266-267). Последняя, очевидно, служила повседневной одеждой и была сшита не из шелка, а из обыкновенной набивной ткани – выбойки. П. Савваитов считал, что упоминаемый в источниках «саян» мог быть не только распашным сарафаном, но и юбкой, которая придерживалась проймами или помочами (Савваитов, с. 125). В этом случае ясно проступает генетическая близость сарафана и юбки.
Плечевой одеждой горожанки была душегрея – короткая (по большей части без рукавов) распашная кофта, собранная сзади во множество сборок, охватывающих талию пышным кольцом (Гиляровская, с. 43).
В Пудоже в XIX в. душегрейка шилась из штофа или из той же материи, что и сарафан, и имела сзади 18 – 20 «зборов» (АГО, 25, № 30, л. 15). В г. Торопце аналогичная «короткая шубейка», надевавшаяся поверх сарафана, называлась шугай. Так же называлась она и в Дедюхине (АГО, 32, № 17, л. 1, 1849 г.; 29, № 29, л. 15). Душегрейки носили и в Нижнем Тагиле в начале XIX в. (ХОПГ, с. 225). В Галиче их крыли парчой и отделывали бахромой (КС, III, с. 20 – 21).
Вариантом душегреи был появившийся в XVII в. бострог (бустрог) – безрукавка со сборами, которую шили обычно из недорогих материй (например, выбойки) и носили, судя по упоминаниям в источниках, не с сарафаном, а с юбкой. Подобно сарафану, бострог был первоначально мужской одеждой вроде куртки из сукна или даже парчи, с рукавами и нарядными пуговицами (СРЯ I, с. 302). В мужской одежде это название не удержалось, а женская юбка с бострогом, превратившимся в кофту с рукавами (ОРК XVIII в., с. 354 – 355), развилась в «парочку», о которой уже говорилось.
Другая верхняя женская одежда, о которой уже сказано, называлась телогрея. Она также надевалась поверх сарафана и была похожа на него по покрою, но имела длинные, сужавшиеся к кисти рукава, иногда откидные. Телогрея была распашной, застегивалась на множество пуговиц (от 14 до 24-х). Шили ее из шелковых материй, на шелковой же подкладке или на меху. Телогрея была распространена уже в середине XVI в. Во всяком случае, А. Курбский упрекал царя Ивана Грозного в том, что тот, вместо того чтобы отвечать по существу, смешивает важное и бытовые подробности, пишет «о постелях, о телогреях» (ПКГ, с. 115). Эта одежда бывала очень нарядной. «Телогрея куфтя-ная камчатная цветная, ал шолк да жолт, кружево кованое золотое, пуговицы серебряны позолочены», – читаем в описи приданого, перечисляющей и еще три столь же роскошные телогреи червчатого и алого (т. е. различных оттенков красного) цвета (АШ, № 103, с. 125 – 188). Но в целом телогрея встречается в документах XVII в. не часто, реже, чем другие предметы женской одежды. Богатая телогрея, украшенная золотным кружевом «с городами», могла стоить даже дороже шубы – 35 р. 11 а. 4 д., телогреи попроще стоили в конце XVII в. 8 – 9 р. (АЮБ, III, № 336 – VI, стб. 313 – 314). Иногда телогреи подбивались мехом. У простонародья телогрею, видимо, заменяла более простая короткая одежда – шушун, упоминаемая в середине XIX в. Самым южным из русских городов, где носили в середине XIX в. телогрею, был Новозыбков. Здесь она называлась холодник, была длиной по пояс и имела длинные рукава (АГО 46, № 14, л. 4 об.). В Новозыбкове бытовал и длинный холодник (вероятно, одна из форм сарафана).
ОДЕЖДА ДЛЯ УЛИЦЫ
Простейшей верхней одеждой, в которой выходили из дому, у русских, как, пожалуй, и у всех народов мира, была плащевидная – накидываемые на плечи куски ткани или меха без рукавов. В древности плащевидная одежда отличалась разнообразием и применялась всеми слоями населения. Но каждому сословию были присущи свои формы плащей, различные по покрою и материалу.
Наиболее распространена в первый период была вотола, ила волота, – кусок толстой льняной или посконной материи, накидывавшийся на плечи поверх свиты в сырую и холодную погоду (Поппэ, с. 151). И сама материя тоже называлась «вотола» (можно было сказать «свита вотоляна»). Вотолу носило простонародье – крестьяне и небогатые горожане. Упоминания ее относятся преимущественно к XI – XIV вв. В XIV в. вотола, как видно, не считалась одеждой, в которой прилично пойти, например, на такой важный церковный обряд, как причастие. Во всяком случае, московский митрополит Киприан не рекомендоаал приходить к причастию «в волотах» (РИБ VI, с. 242).
Вотола упоминается изредка и во второй период, но в числе дорогих одежд феодальной знати (вотола «сажена», т. е. украшена драгоценными каменьями) (ДДГ, № 12, с. 36). И если можно было украсить яркой золотной вышивкой и жемчугом нагольный меховой кафтан – «кожух» (о чем речь будет ниже), то вряд ли дорогое шитье и каменья могли украшать одежду из грубошерстной ткани. Видимо, речь идет о покрое плаща, напоминающем простонародную вотолу, а не о «вотоляной» одежде в собственном смысле слова*.
Вотола застегивалась или завязывалась у шеи; длина ее была до колен или до икр. Возможно, что вотола имела еще и капюшон (Поппэ, с. 138, 152; СРЯ III, с. 73) (сравни рис. 12, I).
Другой формой безрукавного плаща был мятль, упоминаемый в источниках XII – XIII вв. Мятль носили не только русские, но и поляки (Срезневский, II, стб. 259 – 260). Это была одежда простых людей, но довольно добротная, о чем говорит высокий штраф – три гривны, полагавшийся в том случае, если в драке будет разорван мятль. Покрой этого вида плащей неясен, цвет упомянут только один раз – черный. Такие формы плаща, как киса и в особенности коць, употреблялись преимущественно в княжеско-боярской среде (Срезневский, I, стб. 305; Рорре, s. 16 – 17). Покрой их также неизвестен. А. В. Арциховский считает, что именно коць распространился в Западной Европе под названием «славоника» (Арциховский, 1948, с. 252).
Длинный, почти до пят, застегивавшийся на правом плече драгоценной пряжкой плащ – корзно («кързно», «корьзно») – носили, кажется, только князья. Во всяком случае, все упоминания корзна в письменных источниках связаны с князьями. Корзно, как самая раскошная одежда, противопоставляется в церковной литературе бедной власянице. Многочисленны изображения корзна на иконах, фресках, миниатюрах. Это всегда очень красивые плащи из ярких византийских материй, иногда с меховой опушкой. У человека, одетого в корзно, свободна правая рука, а левая покрыта плащом, из-за чего такие плащи, как корзно или коць, вряд ли были удобной одеждой, да и вообще длиннополый плащ в обыденной жизни, вероятно, не давал нужной свободы движений. В особенности это можно сказать о жизни военной. Если в походе длинный плащ имел известные преимущества, закрывая ноги конного, то в сражении, которое в эпоху феодализма по большей части представляло собой рукопашную схватку, он мог только мешать. Вероятно, поэтому знатные и богатые воины поверх брони надевали плащи, также красивые, богато украшенные, но несколько иного покроя. Можно думать, что в Северной Европе был, по крайней мере с X – XI вв., распространен более короткий плащ, называвшийся луда или оплечье (ПВЛ I, с. 100; Рабинович, 1947, с. 95). Летописец не без иронии описывает варяжского конунга Якуна, носившего
_________________
* Комментатор ДДГ определяет ьотолу как «простую верхнюю одежду» (ДДГ, с. 512).
_________________
в бою «истканную златом» луду, которую, однако, пришлось бросить, спасаясь от русских войск. Шитые золотом оплечья новгородских богатеев упоминал в 1216 г. князь Ярослав Всеволодович, призывая своих воинов не льститься богатой добычей (ПСРЛ, IV, ч. 2, с. 190). Э. А. Рикман отмечает изображения легких плащей на фигурах всадников, украшающих стены Дмитровского собора во Владимире (Рикман, с. 38).
В XIV в. встречается новое название богато украшенного боевого плаща – приволока. Московский великий князь Дмитрий Иванович перед славной Куликовской битвой передал все знаки, отличавшие его как военачальника, своему оруженосцу – рынде Михаилу Андреевичу Бренку «и приволоку свою царскую возложил на него» (ПКБ, с. 66). Приволока как нарядный плащ знатного воина упоминается изредка и в XVI – XVII вв. «Приволока камчата жолта с горностаем» была в числе вещей князя Никиты Александровича Ростовского, скончавшегося в 1548 г. Примерно в те же годы названа среди имущества князя Оболенского «приволока бархат з горностаем» (АЮ № 420, с. 451 – 454; АФЗиХ, № 207, с. 207 – 214). Вместе с тем богато украшенная обшивкой и даже вошвами приволока была в третий период также и женской одеждой (Савваитов, с. 110 – 111).
В качестве парадной одежды длинный плащ сохранялся у зажиточных горожан еще в XV в. На иконе 1467 г. молящиеся новгородцы изображены в таких плащах, достигающих почти до щиколоток (сравни цв. вклейку). Но покрой этих плащей совсем не похож на корзно или коць. Разрез был не у правой руки, а посредине, так что обе руки можно было довольно свободно выпростать. Плащ имел отложной воротник, называвшийся также оплечье, вдоль пол было до двадцати пар декоративных горизонтальных петель (Арциховский, 1970, с. 291), очевидно вышитых золотной или цветной нитью и имитировавших застежку, как это было распространено и позднее в военной одежде славянских войск. В целом же плащи без рукавов в XV – XVII вв. вытесняет гораздо более удобная верхняя одежда с рукавами, о которой мы скажем ниже. Впрочем, манера носить парадную верхнюю одежду накинутой на плечи, очевидно, укоренилась довольно глубоко и породила как у русских, так и у западных славян особый тип платья с чисто декоративными длинными узкими рукавами, в которые руки вовсе не продевались. Она имела длинные полы с двумя рядами ложных петель, чем была похожа на только что описанные плащи новгородских бояр. Называлась эта одежда охабень и носилась внакидку, иногда даже с завязанными сзадч узлом рукавами. С этим несколько небрежным способом ношения охабня, отнюдь не говорившим о боевой готовности владельца, связано и его первое упоминание в летописи под 1378 г. Но охабень упомянут только в поздней редакции этого повествования в XVI в. (ПСРЛ XI, с. 27), что заставляет сомневаться, существовал ли охабень в XIV в. В XVI – XVII вв. он был довольно широко распространен, преимущественно в кругу феодальной знати и богатых горожан. Так, среди имущества московского гостя Григория Юдина было два нарядных охабня – один белый, другой вишневый «с плащи жемчужными и с каменьем» (АГР I, № ПО, с. 389) (очевидно, имеются в виду драгоценные украшения). Возможно, охабень носили и женщины. Во всяком случае, в описи богатого приданого в г. Кашине значилось три «охабенка» (один из них – холодный крашенинный, т. е., видимо, летняя накидка). В описи мужских вещей конца XVII в. из г. Ростова – также три охабня с нашивками, в том числе два суконных дорогильных – червчатый и желтый (АЮБ III, №336 – V, стб. 309 – 312, 1695 г.; 328 – V, стб. 207 – 262). Охабней, подбитых мехом, нами не встречено.
В XVIII – XIX вв. плащевидная одежда вновь получает некоторое распространение, но только у господствующих классов, преимущественно у военных. Здесь явно влияние западноевропейской моды в военной форме. Распространяются безрукавные плащи и (у некоторых конных) короткая, накидываемая на одно плечо парадная форменная одежда с рукавами, например ментики у гусар (по происхождению своему венгерские).
В первый период развития городов, кажется, не так разнообразна была верхняя теплая одежда с рукавами. Чаще всего упоминается кожух. Само название говорит, что это была одежда из кожи, шкуры животного мехом внутрь. Мало у кого из горожан не было овчинного кожуха или, как его позже стали называть, тулупа. Рядовые горожане, как и крестьяне, одевались в нагольные кожухи или более короткие полушубки (это название тоже позднее). Люди побогаче – городская верхушка, феодалы – шили роскошные кожухи, покрытые золотной византийской материей, обшитые кружевами, украшенные каменьями. В 1252 г. Даниил Галицкий так нарядился для встречи с иноземцами: «кожух же оловира грецкого и круживы златыми плоскими ошит и сапоги зеленого хза шиты золотом» (ПСРЛ II, стб. 814). Видимо, это была довольно длинная одежда, из-под которой были видны только сапоги. Дорогой кожух был желанной военной добычей (СПИ, с. 11); надо думать, что эта одежда имела важное престижное значение. Если народ носил кожухи, защищаясь от зимнего холода, то богачи и феодалы щеголяли в них и в теплое время года. У Ивана Калиты, например, было четыре кожуха, шитых жемчугом, в том числе один малиновый («червленый»), и два, украшенных, кроме жемчуга, еще металлическими бляхами – аламами (ДДГ, № 1, с. 8; Базилевич, с. 26). Кожухами во второй период называли иногда и не нагольную одежду: один из кожухов Калиты был крыт желтой объярью, а спустя полтораста лет верейский князь Михаил Андреевич завещал своему зятю князю дорогобужскому «кожух крыт камкой, подбит соболем» (ДДГ, № 80, с. 312).
В последующие же периоды горожане носили на улице разнообразную верхнюю одежду в зависимости от погоды, времени года и достатка владельца. Аналогично современной можно выделить летнюю, осеннюю (или, как мы бы сказали сейчас, «демисезонную») и зимнюю верхнюю одежду, хотя, как увидим, разница между сезонными видами одежды была не так ясно различима, как социальная. К летней, осенней или осенне-весенней мы отнесем условно верхнюю одежду из легких или более плотных тканей, но не на меху.
Излюбленной выходной одеждой для не слишком холодной погоды, носимой мужчинами и женщинами весной и осенью, была однорядка. Однорядки шили из сукна или иных шерстяных тканей «в один ряд» (т. е., по-видимому, без подкладки), что, как думают, и обусловило само название. Это была распашная длинная широкая одежда с длинными откидными рукавами и прорехами для рук у пройм. Полы ее делались спереди короче, чем сзади. «Однорятка женская сукно кармазин малиновый цвет, у ней 12 пуговиц серебряные большие на сканое дело, да однорядка женская вишневая», – сказано в описи имущества посадского человека 1672 г. Встречаем в описях и упоминание отрезов: «сукно на однорядку синее». «Однорядка лазоревая брюкишна» упомянута в завещании начала XVI в. (АЮ, № 415, с. 445).
Летом зажиточные мужчины и женщины носили внакидку («на опаш») легкие шелковые опашни свободного покроя с длинными, суживающимися к запястью рукавами, на шелковой же или бумажной подкладке. Полы опашня, как и у однорядки, были длиннее сзади; надевая его в рукава, все же не подпоясывали (Савваитов, с. 93). Такой опашень найден при строительстве Московского метрополитена в трещине стены Китай-города (Киселев, с. 157 – 158). Опашень украшали крупные пуговицы. «Опашен бархат зелен з золотом 11 пуговиц грушчатых... опашен зуфь светлозеленая амбурская 9 серебряных грановитых пуговиц...» – читаем в завещании князя Ю. А. Оболенского, составленном в середине XVI в. Всего в гардеробе этого князя было семь кафтанов (в том числе один терлик), пять однорядок, три ферязи, четыре опашня, два армяка, один сарафанец, две епанчи и шесть шуб (АФЗиХ, II, № 207, с. 207-214).
Сарафанец – длинная, довольно узкая распашная мужская одежда, давшая, как уже сказано, название и женскому сарафану, видимо, не была распространена очень широко. Упомянутая впервые к концу XIV в., она держалась до середины XVII в. только среди знати. Желтый шелковый сарафанец князя Оболенского застегивался на 23 золотых и серебряных пуговицы.
Армяк (иран. урмак), который простые люди шили из толстого домотканого сукна – армячины, был свободной халатооб-разной верхней уличной одеждой. Но знатные люди носили армяки только дома (Савваитов, с. 5) и шили из более дорогих тонких тканей: «армяк мухояр лазорев», «армяк тонкое полотенце».
Чрезвычайно парадной верхней одеждой московской знати в XVI – -XVII вв. была ферезея – длинная, прямая, несколько расклешенная книзу, широкая, с откидными рукавами. Шили ее из дорогих сукон, украшали вышивкой и даже камнями, подбивали иногда дорогим мехом (например, соболями), надевали поверх ферязи или кафтана. Ферезея, как думают некоторые исследователи (Левинсон-Нечаева, 1954, с. 312 – 315; Гиляровская, с. 72 – 74), была в XVII в. даже чем-то вроде должностной парадной одежды стольников царского двора.
Епанча, о которой мы говорили выше как о разновидности кафтана (япончица, ермулук, тур. япондже), могла представлять собой и безрукавный плащ типа бурки. Епанча теплая, на меху, называлась также ментеня (Савваитов, с. 76, 183 – 184) («ментеня камка на черевах лисьих и г.упках собольих». – АФЗиХ, II, №407, с. 207).
Пожалуй, наиболее характерной женской верхней одеждой был летник – свободный, не слишком долгополый (так, что видны были стопы), с широкими рукавами, которые назывались никапками и украшались дополнительными специальными нашивками – вошвами из другого материала: «Летник камчат черв-чат вошвы бархат с золотом зелен» (АЮ, № 248, с. 266). Вошвы, по-видимому, хранились отдельно и могли нашиваться на разные летники. Так, в завещании волоцкой княгини Юлиании (1503 г.) названы 4 летника без вошв и отдельно 12 вошв. «Вошва на одну накапку шита золотом да сажена была жемчюгом да жемчюг с нее снизан, а осталося его немного» (ДДГ, № 87, с. 349 – 350). Драгоценная вошва была, таким образом, «ограблена», но хранилась в сундуке княгини. По мнению И. Е. Забелина, летник был по большей части накладным, но делались и распашные летники, которые назывались опашница (Забелин, 1869, с. 634). В самом деле, при описании летников почти никогда не упоминаются пуговицы. Летник надевали поверх сорочки и сарафана. Это была специфически женская верхняя одежда, которую никогда не надевали мужчины. Теплый летник с такими же накапками и вошвами, но подбитый мехом, назывался кортель, кортли или торлоп (Савваитов, с. 69, 108).
В последующие периоды теплой верхней одеждой горожан – мужчин и женщин были шубы (сам термин джубба восточного происхождения). Шубы разнились весьма значительно по покрою и материалу. По сути дела, они имели одну непременную общую черту – все были меховыми. Бедные горожане, как и крестьяне, носили по-прежнему шубы преимущественно из овчины – шкур овец, гораздо реже – из козьего меха – фактически те же кожухи. У зажиточных же горожан и феодалов шубы делались из тщательно подобранных, иногда драгоценных, мехов, крылись красивой материей, украшались вышивкой, кружевом и т. п. Шубы, как и кафтаны (мы приводили и термин «кафтан шубный»), бывали разных фасонов в зависимости от моды. В частности, уже в XV в. известна «русская шуба», а позже – «шуба турская» – термины, аналогичные названиям фасонов кафтана. Богатые люди имели помногу шуб. Так, в конце XV в. у волоцкой княгини Юлиании было 11 шуб, в том числе 4 мужские: «шуба русская на соболях бархат червчат с золотом, шуба русская на соболях камка бурская с золотом тяжелая, кожух на беличьих черевих камка бурская с золотом тяжелая, шуба на куницах камка бурская с золотом и серебром» (ДДГ № 87, с. 349 – 350). Спустя более чем полстолетия в гардеробе князя Оболенского были «шуба на соболях бархатная, шуба на соболях камка 11 пуговиц серебряных резных грановитых, шуба пупки собольи наголо (т. е. не покрытая. – М. Р.), шуба кунья наголо... две шубы горностайны» (АФЗиХ, XII, № 207, с. 207 – 214). Еще на столетие позже, в 1668 г., в г. Шуе В. И. Бастанов давал в приданое за дочерью 5 шуб: «шуба атлас золотный с круживом... на горностаях, шуба куфтерная желтая камчатая на соболях, круживо кованое серебряное, пуговицы серебряны позолочены; шуба атласная цветная на куницах, круживо цепковое золотое, пуговицы серебряны золочены; шуба куфтерная алая камчатная на горностаях, круживо кованое золотое, пуговицы серебряные золочены; шуба тафта цветная на хребтах на бельих, круживо кованое серебряное, пуговицы серебряны позолочены» (АШ № 103, с. 185 – 188). Это перечисление богатых шуб стало в XVII в. мишенью демократической сатиры: в «Росписи о приданом» упоминаются: «шуба соболья, а другая – сомовья» (РДС, с. 125) (т. е. «на рыбьем меху», как любили острить позднее).
Шуба попроще, на овчине или на заячьем меху, крылась крашепиной и называлась кошуля. Кошулю носили мужчины и женщины (Савваитов, с. 65).
О покрое шуб у нас сведений мало. Можно лишь сказать, что шуба делалась обычно распашной, широкие рукава суживались к кисти; бывали и откидные рукава (у турской шубы они сочетались с обычными) (Гиляровская, с. 75). Длина шубы менялась в зависимости от фасона – немного ниже колен и почти до пят. Воротник был меховой, различных фасонов (например, у русской шубы – отложной). Это была в общем свободная одежда, но шуба турская кроилась как халат, а русская – больше в талию. Украшения те же, что и у другого верхнего платья: петлицы, пуговицы, кованое кружево, меховая опушка.
Как мы увидим ниже, шуба была, пожалуй, самым нарядным одеянием русских феодалов и зажиточных горожан. У богатых \ людей были специальные шубы разного назначения (например, столовая, санная, или ездовая, и пр.). Бедный же человек довольствовался одной, совсем не роскошной шубой. Такую простую шубу носил, например, московский митрополит Филипп в период своей ссылки (1566 – 1568 гг.). Она сохранилась как реликвия в патриаршей ризнице. Шуба длинная, прямая, с небольшими, расширяющимися внизу клиньями. Рукава, сверху очень широкие, к кисти суживаются; пуговицы (их всего 30) пришиты на правой поле, петли – на левой (следовательно, в XVI в. застежка была уже не только на левую сторону, но и «мужская» – на правую). Домотканое черно-коричневое грубое сукно покрывало обыкновенную коричневую овчину. Маленький отложной воротник был того же меха. Но по покрою шуба не отличалась ,,т тех, какие носили и феодалы (Левинсон-Нечаева, 1954, с. 309 – 310). В частности, великий князь Василий Иванович, отец Ивана Грозного, изображен на портрете в шубе того же покроя.
В последний из рассматриваемых нами периодов (XVIII – XIX вв.) верхнее уличное платье изменилось, пожалуй, больше всего, поскольку петровские новшества в области одежды касались в первую очередь тех частей костюма, которые надевались на улицу, ко двору, в гости и т. п. Что же касается людей среднего достатка и бедных горожан, то их верхняя одежда хотя и менялась довольно значительно, но сохраняла еще черты древности. Это в особенности можно сказать о средних и малых городах. Верхняя одежда горожан середины XIX в. отличалась разнообразием. Источники называют до 25 предметов. Среди них встречаем старинные: азям, армяк, гуню, зипун, кабат, кафтан, полукафтанье и шубу. У нас нет возможности проследить изменения покроя этих вещей, но несомненно, что некоторые предметы сохранили от древних времен только названия. Например, зипуном в г. Вышнем Волочке называлась не узкая одежда, надеваемая под кафтан, а «широкий армяк», видимо надевавшийся поверх остального платья на улицу (АГО 41, № 2, л. 2-4).
Из широкой верхней одежды, которую можно было носить на улице и в помещениях, шире всего был распространен длинный сюртук (описан в 22 городах – от Кадникова на севере до Новгорода-Северского на юте), который шили из сукна или нанки, с разрезом или без разреза сзади. Судя по названию, это одежда французского происхождения, но описания корреспондентов показывают, что она приспосабливалась к местным условиям. Так, в Чебоксарах носили сюртуки на меху и вате (АГО 14, № 101, л. 71 – 72), в Одоеве шили сюртуки с борами – сборками сзади, застегивающиеся на крючки, а не на пуговицы (АГО 42, № 14, л. 4), т. е. скорее похожие на поддевку. Разновидностью суртука была двубортная сибирка, которую тоже иногда шили со сборами (г. Лихвин, АГО 15, № 10, л. 6). Сибирка распространена довольно широко: она названа в восьми городах – от Мезени до Павловска. Одна песня, записанная в г. Кеми, обрисовывает характер этого верхнего платья: одежда относительно легкая. Девушка говорит про суженого, что «он не в шубе, не в кафтане, в одной легонькой сибирке» (АГО 1, № 59, л. 18). Из одежды того же типа, но иного покроя корреспонденты называют казакин – армяк со сборами (АГО 41, № 2, л. 3) и поддевку – также со сборами сзади, на крюках вместо пуговиц. У нас нет точных сведений о покрое верхней части казакина, но поддевка, судя по более поздним образцам, лацканов не имела и могла застегиваться наглухо.
В середине XIX в. мы встречаем верхнюю одежду с древним названием «свита» только в южных городах Фатеже, Бирюче, Новгороде-Северском, Краснокутске, граничащих с значительными массивами украинского населения, среди которого, как известно, это название сохранялось все время. Короткая – до колен – свита называлась в Бирюче и Новгороде-Северском свита-юпка или просто юпка (АГО 9, № 32, л. 6; 46, № 16, л. 6 об.). Свиту зачастую шили на меху, крыли нанкой, китайкой, иногда – черным сукном или черным плисом.
Из других предметов верхней одежды, видимо появившихся под влиянием соседей, дважды назван бешмет (Дедюхин, Черный Яр Астраханской губ.), короткий, до колен, сшитый из легкой материи «на манер казачьих кафтанчиков» (АГО 2, № 27, л. 1 об.).
Наиболее распространенной верхней уличной одеждой рядовых горожан был халат – широкий и длинный, из нанки или сукна, он надевался поверх комнатного верхнего платья, иногда и поверх полушубка (г. Бирючь), и подпоясывался матерчатым кушаком. Халат как будничная или даже праздничная верхняя одежда встречен в тринадцати городах – от Вологодской (г. Кадников) до Черниговской и Астраханской (г. Погар, Соленое займище) губерний. Подобного же типа одеждой были, видимо, балахон (города Пудож, Верховажский Посад), ватный капот (г. Ирбит), пониток (города Верховажский Посад, Дедюхин, Калязин), чекмень (г. Новозыбков).
Не столь широкая верхняя одежда, обычно суконная, с отложным воротником – чуйка – отмечена в девяти городах центра и юга Европейской России (от Вышнего Волочка до Но-возыбкова). Если чуйка была одеждой простонародной, впоследствии характерной для мещан, то шинель (встреченная в шести городах примерно на той же территории от Ярославской до Черниговской губ.) не как форменная одежда была характерна для людей более зажиточных, и притом следящих за модой (например, в г. Боровске – преимущественно для молодежи). Пальто, упомянутое при описании городов Чебоксары и Крапивна, было не только уличной одеждой: в пальто можно было (например, в Петербурге) и дома принимать гостей (Белинский, 1845, с. 71 – 72). Но специфически уличной меховой одеждой были бекеша (в первой половине XIX в. в ней щеголяли – ср. бекешу Ивана Ивановича в гоголевском Миргороде) и шуба. Тулуп у горожан упомянут всего один раз – в г. Погар Черниговской губ.
Женская уличная одежда в этот период была, кажется, менее разнообразной. Наряду с широко бытовавшими шубами, шубками и полушубками, о которых мы уже говорили, встречаются упоминания бурнусов (АГО 15, № 10, л. 6), манто, пальто и салопов (АГО 14, № 101, л. 71 – 72; 29, № 23, л. 2 об.; 47, № 17, л. 5 – 6 и др.). На севере, в Мезени, женщины и мужчины зимой по-прежнему носили верхнюю одежду, заимствованную у местного нерусского населения, – малицы и совики, пыжиковые шапки (Быстрое, с. 304). Из старой женской верхней одежды в XVIII – XIX вв. встречается шугай – теплый ватный халат, иногда крытый бархатом. На юге от Перемышля до Новозыбкова была распространена легкая летняя верхняя одежда – холодник. Она была короткой (не ниже колен, а иногда только до пояса), без воротника, но с капюшоном.
В четвертый период увеличивается различие между мужской и женской верхней одеждой; у горожан почти неизвестна одежда, общая для мужчин и женщин (так, могли носить разве кафтан, и то не везде). Утверждается и возникшее, по-видимому в XVI в., различие «мужского» и «женского» способа застегивать одежду – у женщин по-старому правая пола заходит на левую и застежка слева, у мужчин – левая на правую и застежка справа.
ГОЛОВНЫЕ УБОРЫ
В первый период развития городов рядовые горожане, как и крестьяне, носили меховые, валяные и плетеные шапки различных фасонов. По изображениям на фресках киевского Софийского собора и на русальских браслетах, о которых уже говорилось, известны островерхие, высокие, с несколько свисающими (обычно назад) концами клобуки или колпаки, в которых изображали скоморохов и гусляров. Возможно, это – ритуальные головные уборы.
Хорошо известны по изображениям также полусферические, с меховой опушкой шапки, составлявшие важнейшую регалию князей (Арциховский, 1944, с. 18 – 30). Фасон этот оказался чрезвычайно устойчив. Получив в XIV в. в подарок золотую тюбетейку бухарской работы, московские князья велели приделать к ней соболью опушку, так что тюбетейка стала похожей на традиционную княжескую шапку и только тогда превратилась в великокняжеский, а затем царский венец, по образцу которого вплоть до XVIII в. делали венцы русских царей.
Но вернемся к головным уборам рядовых горожан. Упомянутая ранее валяная темно-серая шапка XIV – XV вв. напоминает бытовавшие еще в XIX в. у крестьян грешневики, а плетенная из корней шляпа XIV в. – круглая, с плоской тульей и широкими полями (как у позднейшего украинского бриля) – бывшие в моде в Европе в конце прошлого – начале нынешнего столетия «канотье» (Кирпичников, 1969, с. 24; Колчин, 1968, с 85).
Во второй и третий период мужские головные уборы отличались разнообразием. Фасоны их претерпели значительные изменения, как и мужские прически, что иногда было взаимосвязано: например, в XV – XVI вв. волосы стригли совсем коротко, как мы бы сейчас сказали, «под машинку» (Арциховский, 1970, с 296; Гиляровская, с. 82 – 83), поскольку вошло в моду ношение круглой шапочки вроде восточной тюбетейки, закрывавшей только макушку, – тафьи или скуфьи. Привычка к такой шапочке уже в XVI в. была так сильна, что Иван Грозный, например, отказывался снимать тафью даже в церкви, несмотря на требования самого митрополита Филиппа (Костомаров с. 71). Тафья или скуфья могла быть простой темной (у монахов) или богато расшитой шелками и жемчугом.
Пожалуй, наиболее распространенной формой собственно шапки был по-прежнему колпак – высокий, кверху суживавшийся (иногда верх заламывался и отвисал). Внизу у колпака были узкие отвороты с одной – двумя прорехами, к которым прикреплялись украшения – пуговицы, запоны, меховая оторочка. Колпаки в XVI – XVII вв. были распространены чрезвычайно широко. Они были вязаными и шитыми из разных материй (от бели и бумаги до дорогих шерстяных тканей). Известны колпаки спальные, комнатные, уличные и парадные. В завещании начала XVI в. раскрывается любопытная история о том, как русский князь Иван взял у своей матери – волоцкой княгини – «во временное пользование» разные фамильные драгоценности, в том числе серьги из сестриного приданого, и пришил себе на колпак, да так и не отдал (ДДГ, № 87, с. 349 – 350). Должно быть, этот колпак был очень нарядным головным убором щеголя. Столетием позже среди имущества Бориса Годунова упомянут «колпак саженой; на нем 8 запон да на прорехе 5 пуговиц» (Савваитов, с. 55). Разновидностью колпака был в XVII в. науруз, имевший в отличие от колпака небольшие поля и также украшенный пуговицами и кистями (Савваитов с. 84). Поля науруза были иногда загнуты вверх, образуя острые уголки, верх закруглен, что любили изображать миниатюристы XVI в., отличая русский головной убор от татарского (Громов, 19776, с. 206 – 208).
Среди зажиточных горожан были в XVII в. распространены мурмолки – высокие шапки с плоской, расширяющейся книзу (наподобие усеченного конуса) тульей и с меховыми отворотами в виде лопастей, пристегивавшимися к тулье двумя пуговицами. Мурмолки шили из шелка, бархата, парчи и украшали дополнительно металлическими аграфами.
Теплыми головными уборами мужчин были меховые шапки. Бедный человек носил шапку из овчины, богатый – из дорогих мехов, крытую яркими материями. Среди фасонов мужских шапок источники называют треух, или малахай, – шапку-ушанку, такую же, как и у женщин. Наиболее парадной была горлатная шапка, высокая, расширяющаяся кверху, с плоской тульей. Упоминаются также «черевьи» шапки.
Подобно тому как принято было надевать при парадных выходах одну одежду поверх другой (например, зипун – кафтан – однорядку или шубу), надевали и по нескольку шапок: тафью, на нее колпак, а поверх него еще горлатную шапку (Костомаров, с. 72).
Особые головные уборы (разного рода клобуки) были у духовных лиц различных рангов.
Петровские реформы обязали городскую верхушку носить парики и шляпы современных европейских фасонов. И в дальнейшем эти слои городского населения неукоснительно следовали европейской моде даже тогда, когда правительство с ней боролось. Например, в 1796 г. было запрещено носить «якобинские» круглые шляпы, но этому запрету подчинились только в столицах и то ненадолго (Толченое, с. 316). В первой четверти XIX в. вошли в моду высокие твердые цилиндры, а для прогулок – мягкие широкополые фетровые шляпы, получившие по имени популярного южноамериканского политического деятеля название боливар.
Все эти новшества не коснулись, однако, широких слоев горожан (если не считать, конечно, чиновников и вообще всех, носивших форму – по большей части с треуголками). И в 40 – 50-х годах XIX в. в особенности в средних и малых городах мужчины носили суконные и войлочные шапки старинных фасонов наряду с новомодными фуражками и картузами (АГО 25, № 10, л. 7 – 8), зимой – меховые шапки и треухи. Однако такие головные уборы, как колпаки, мурмолки, тафьи и пр., уже не встречались.
Женские головные уборы в городах долгое время были, подобно крестьянским, гораздо сложнее, чем мужские, вследствие прочно укоренившегося древнего обычая, согласно которому волосы замужней женщины должны были обязательно быть целиком закрыты.
В IX – XIII вв. наиболее распространенным у горожанок был, кажется, полотенчатый головной убор – повой, или убрус. Длинный кусок ткани вроде полотенца обвивался вокруг головы, закрывая целиком волосы женщины. Оба конца могли спускаться на плечи и грудь (см. цветную вклейку).
Археологические находки позволили реконструировать у богатых русских горожанок этого времени как полотенчатый головной убор с аппликацией и вышивкой (Шеляпина, с. 54), так и более сложную рогатую кику с вышитыми золотом кринами на очелье (Даркевич, Фролов, с. 342 – 352). Кичкообразный головной убор с колтами реконструирует для черниговской горожанки Б. А. Рыбаков (Рыбаков, 1949, с. 55). П. П. Толочко, на наш взгляд без конкретных оснований, распространил этот убор на Киевщину (Толочко, 1980, с. 191). Для северных областей сведений о головном уборе древнерусских горожанок нет, но в крестьянских погребениях Вологодской обл. найдены украшения, принадлежащие, по мнению исследователей, как полотен-чатым головным уборам – покрывалам, так и расшитым бляхами кокошникам (Сабурова, 1974, с. 92). Таким образом, уже в первый период развития городов можно проследить все три типа головных уборов, бытовавших в древности и развившихся позднее – повой, кичку и кокошник.
О втором периоде – XIV – XV вв. – в источниках сведений почти нет. На упомянутой уже иконе «Молящиеся новгородцы» знатная новгородская женщина изображена в повое. Можно думать, что продолжали развиваться и две другие формы женского головного убора.
К третьему периоду – XVI – XVII вв. – относится множество упоминаний, описаний, изображений и некоторое количество реалий (частей головного убора, сохранившихся или найденных при раскопках).
Основные части сложного женского головного убора перечислены в свадебном чине, рекомендованном в XVI в. Домостроем. При приготовлениях к свадьбе предписывалось на блюдо возле «места» молодых в доме невесты «положити кика, да положити под кикой подзатыльник, за подубрусник, да волосник. да покрывало» (ДЗ, ст. 67, с. 166 – 167, 175 – 176).
Подубрусник, или повойник, представлял собой легкую мягкую шапочку из цветной материи; под него и убирались заплетеные в две косы волосы женщины. Сзади повязывался для той же цели одинаковой с повойником расцветки платок – подзатыльник. Поверх всего надевали убрус – полотенчатый, богато вышитый головной убор, закалывавшийся специальными булавками (иное его название – шлык); другой вариант головного убора – названный Домостроем волосник – сетка с околышем из золотных или вышитых золотом материй. Археологические находки волосников в погребениях знатных женщин датированы
XVI и XVII вв. В Москве на ул. Фрунзе (на территории бывшего Знаменского монастыря) под надгробной плитой 1603 г. найден волосник (Рабинович, 1964, с. 281), на околыше которого вышиты изображения единорогов – символ смерти. Возможно, этот волосник был заготовлен хозяйкой специально, как смертная одежда. Волосники встречены и в погребениях цариц. По мнению И. Е. Забелина, волосник надевали иногда и вместе с убрусом – под убрус или поверх нею (Забелин, 1869, с. 600).
Наконец, главной частью головного убора была (очевидно, в тех случаях, когда поверх волосника не надевался убрус) кика, или кичка, – символ замужества. Кика имела мягкую тулью, окруженную жестким, расширяющимся кверху подзором. Она была крыта яркой шелковой тканью, спереди имела расшитое жемчугом чело, у ушей – рясы, сзади – задок из куска бархата или собольей шкурки, закрывавший затылок и шею с боков. Поверх кики надевался иногда еще платок, так что оставалось видно чело (Гиляровская, с. 103).
Кроме кики, источники XVII в. называют сороку и (чаще) кокошник, но исследований древней конструкции этих уборов пока нет, сам же характер упоминаний не позволяет о ней судить. Исследователи отмечают связь упоминаемых в XVI –
XVII вв. кики, сороки и кокошника с женскими головными уборами, бытовавшими у крестьян и даже у горожан еще в середине XIX в. «В некоторых захолустьях, – писал П. Савваитов, – еше и в настоящее время можно видеть не только у крестьянок, но даже у горожанок головной убор, похожий на бурак или кузовок, иногда с рогами, сделанными из лубка или подклеенного холста, обтянутый позументом или тканью яркого цвета и украшенный разными вышивками и бисером, а у богатых баб даже жемчугом и дорогими камнями». Но разницы между кикой, сорокой и кокошником Савваитов не видел (Савваитов, с. 56). В. И. Даль писал о сороке: «Это некрасивый, но самый богатый убор, уже выходящий из обычая; но мне самому еще случалось видеть сороку в десять тысяч рублей» (Даль, т. IV, с. 281). Роскошные, шитые золотом сороки и кокошники не раз названы в составе приданого богатой горожанки XVII в. (см. приложение II). Богато вышитую свадебную сороку-золотоломку, которую молодуха носила по праздникам и в первые два-три года после свадьбы, для XIX – начала XX в. отмечает Г. С. Маслова (Маслова, 1984, с. 16).
К. А. Авдеева, описывавшая в 1842 г. одежду жителей Курска, отмечала, что «прежде, когда во всех богатых домах носили русскую одежду, кокошники низали дорогим жемчугом с каменьями»; такой кокошник стоил больше тысячи рублей (Авдеева, 1842, с. 58). Намечающиеся в источниках различия скорее социальные, чем территориальные: сорока и кика – у посадских людей, кокошник – у феодалов и высшего слоя купцов. Если вспомнить, что в середине XVII в. Мейерберг изобразил московскую крестьянку в кичкообразном (расширяющемся кверху) головном уборе (Мейерберг, 1903, с. 86), то можно предположить, что в центральных русских землях (бывших Московском и Владимирском княжествах) по крайней мере в XVII в. существовал женский кичкообразный головной убор. Кокошники же были принадлежностью туалета знатных и богатых женщин повсеместно. В северных русских землях какие-то твердые головные женские уборы существовали и до XIII в. Но кика и сопровождавшие ее части головного убора, вероятно, имели большее распространение и поэтому еще в XVI в. вошли, как мы видели, в такое общерусское руководство к устройству семейной жизни, как Домострой.
Итак, традиционный, очень сложный по составу женский головной убор, который не снимали и дома, был характерен для IX – XVII вв. и удержался у некоторых социальных слоев горожан почти до XIX в.
Выходя на улицу, женщина зачастую надевала поверх этого убора платок или (у зажиточных слоев населения) шапку или шляпу.
Источники знают, помимо общего названия «шапка» и «шляпа», также специальные термины, обозначавшие женские Уличные головные уборы различных фасонов: каптур, треух, столбунец и даже чепец. Женские шляпы были круглыми, с небольшими полями, богато украшались шнурами из жемчужных и золотных нитей, иногда драгоценными камнями. Шапки были меховыми, по большей части с матерчатым верхом. Шапка-столбунец была высокой и напоминала мужскую горлатную шапку, но суживалась кверху и имела дополнительную меховую опушку на затылке. Каптур был круглым, с лопастями, закрывавшими затылок и щеки, треух напоминал современные ушанки и имел верх из дорогих тканей [Забелин, 1869, с. 577 – 603; Гиляровская, с. 105; Савваитов, с. 149 – 150). Иногда платок – фата – повязывался и поверх меховой шапки, так что угол его свешивался на спину. «Шапка польская с куницей, верх камчатной, треух куней верх изобравной»; «шапка женская, шитая битым золотом, с круживом низаным... шапка горлатная лисья» (всего перечислено пять шапок); «каптур соболей наголной»; «чепец косой камчатной красной, круживо золотое с серебром» (всего перечислено три чепца), – читаем в источниках XVI – начала XVIII в. (Пенза, 1701 г. – АЮБ, III, № 334 – IX, стб. 300; Шуя, 1668 г. – АШ, № 103, с. 186, 198; 1576 г. – АЮ, № 248, с. 266; конец XVII в. – АЮБ III, № 328 – IV, стб. 267).
Подобные данные о головных уборах горожанок содержатся в ответах на Программу Русского географического общества. Относясь формально к концу четвертого периода – середине XIX в., они характеризуют и время несколько более раннее: иногда корреспонденты писали не только о том, что бытовало в их время, но и о том, что отмирало или было уже вытеснено новыми головными уборами. Нужно отметить и то, что многие корреспонденты описывали только платье горожанок, не касаясь вовсе головного убора; данные и в этом случае получились неполные.
Наиболее распространен в середине XIX в. был головной платок. Он упомянут в 27 городах: от Пудожа на северо-западе до Новгорода-Северского на юге. При этом иногда названы особые местные формы головного платка – повязка (Медынь, Лихвин, Перемышль, Фатеж), подбериха – платок, сшитый из разноцветных лоскутов (Пудож), косынка (Ирбит, Валдай, Корчев, Ядрин), иногда богато украшенная фатка (Козмо-демьянск). Молодые женщины носили яркие платки, пожилые – темные (АГО 14, № 87, л. 4). Во многих северных городах (Усть-Сысольске, Екатеринбурге, с которого брали моду жители многих уральских заводов, Белозерске, Торопце, Галиче, в городах Ярославской губ.) еще носили кокошники. Из Дмитрова сообщали, что кокошник уже вытеснен (значит, незадолго до того он здесь бытовал), в Мещовске кокошник донашивали еще старухи. Из южных городов кокошник отмечен в Валуйках и (как праздничный убор) в Павловске. Зачастую поверх кокошника надевали платок (Валуйки), шаль (Торопец), фату (Ярославская губ.), покрывало (Урал). Из старинных мягких головных уборов встречен повойник (Мезень, Пудож, Великие Луки, Торжок, Курск, Ливны, Новозыбков). В Мезени и Новозыбкове повойник тоже обвязывали платком. Рогатая кика отмечена только в Нижнем Тагиле (тогда еще не получившем статуса города). В Краснокутске горожанки носили украшенный очипок.
Довольно широко распространились уже новомодные головные уборы – разного рода чепцы и шляпки (Пудож, Великие Луки, Торопец, Петровск, Кашин, Чебоксары, Мещовск, Ефремов, Новгород-Северский, Павловск; из Корчева писали, что чепцы и шляпки носят, но еще редко).
Девушки в течение всего рассматриваемого нами времени были свободны от описанных выше жестких предписаний, касавшихся только головного убора замужних женщин и вдов. Уже на древних изображениях можно увидеть девушек с распущенными или с заплетенными (по более поздним данным – в одну или две косы) волосами. Волосы придерживал венчик – узкая полоска металла или материи, охватывавшая лоб и скреплявшаяся на затылке. Более сложный, богато украшенный венчик назывался коруной. Коруна была, кажется, более распространена в городах. Венчик и коруна не закрывали ни темени, ни спускавшихся на плечи или заплетенных волос девушек. Так девушки ходили дома, а в теплое время и на улице. Так было и во второй, и в третий периоды развития городов. «Девушки ходят с открытой головой, нося только укрепленную на лбу богатую повязку; волосы девушек спадают до плеч и с гордым изяществом заплетены в косы», – писал иностранец в 1698 г. (Корб, с. 243). В XVI – XVII вв. девушки нередко и завивали волосы, носили их по-прежнему распущенными или заплетали в косу (причем старались заплетать возможно слабее, чтобы коса казалась толще) и перевивали пряди нитками (Забелин, 1869, с. 577). Девичью косу украшал косник, или накосник, – вплетеная в нее золотная нить, или, чаще – треугольная привязка, обычно на жесткой основе, богато расшитая нитками и жемчугом, окаймленная кружевом или металлическими пластинками. Древний венчик назывался в этот период перевязкой и делался из шелковых, а у богатых – и из золотных нитей. Украшенная на лбу шитьем (иногда – жемчугом), перевязка называлась также челом или челкой; если орнамент шел по всей окружности – венком или венцом. Старинное название – «коруна» – сохранил венец с зубцами по верхнему краю, «городками» (Забелин, 1869, с. 277 – 580; Гиляровская, с. 105).