409
Приложения: Ю. Ф. Лисянский. Выдержки из «Путешествия вокруг света»
л
пудрить свои волосы орлиным пухом. Многие
из них расхаживали в одном только весьма по
ношенном камзоле, а другие, имея на себе и с
поднее платье и будучи в остальном совершенно
обнаженными, хвастались и восхищались своим
нарядом не менее европейского щеголя в новом
и модном кафтане. Подъехав к берегу, ситкин-
цы остановились и, подняв ужасный вой, начали
плясать в своих челноках. Сам же тайон скакал
больше прочих и махал орлиными хвостами. Едва
они кончили этот балет, как вдруг наши чугачи
начали свой — с песнями и бубнами. Эта забава
продолжалась около четверти часа, во время ко
торых наши дорогие гости приехали к пристани
и были на лодках вынесены кадьякцами. Я ду
мал, что вся церемония этим кончится, однако же
обманулся. Ситкинцы еще на несколько минут
остались на своих лодках и любовались пляской
чугачей, которые под звуки песни изображали
смешные фигуры. После окончания этого пред
ставления тайон был положен на ковер и отнесен
вназначенное для него место. Другие гости также
были отнесены на руках, да только без ковров.
Так как день заканчивался, то Баранов приказал
угощать посольство, переговоры были отложены
до другого утра.
18 июля
перед полуднем ко мне приехал сит
кинский тайон на ялике Баранова и со всей своей
свитой. Не успели они отвалить от берега, как на
чали петь и плясать, а один, стоя на носу, непре
станно вырывал пух из орлиной шкурки, которую
держал в руках, и сдувал его на воду. Приблизясь
к нашему кораблю, они остановились, запели
песню, делали разнообразные движения и потом
взошли наверх. На шканцах пляска опять нача
лась и продолжалась около получаса. По окон
чании этой церемонии я позвал в свою каюту
тайона, его зятя с женой и кадьякского старши
ну, а прочих приказал угощать наверху. Напоив
своих гостей чаем и водкой, я начал разговаривать
с ними о прошедшем и показал им, как неспра
ведливо поступили ситкинцы с нами в старой кре
пости, тем более что постройка ее была начата
по собственному их согласию. Тайон, насколько
можно было заметить, почувствовав справедли
вость моего упрека, признавал своих земляков
виновными, уверяя, что он сам не имел в том
никакого участия, что он всеми мерами старался
отговорить и прочих от столь злого намерения,
но, не добившись успеха, уехал в Чильхат, что
бы не быть свидетелем их поступка. Он говорил
правду, ибо с самого начала заселения показывал
Александр Андреевич Баранов
(1746-1819)
свою приверженность к русским и точно не был
при убийстве наших. После этого я призвал к себе
аманатов, в числе которых находился и его сын.
Это было весьма приятно старику, а особенно по
тому, что мальчик уже подрос и, живя на хоро
шей пище, растолстел. Однако же при этом отец
не показал ничего особенного при первом свида
нии с сыном, а только благодарил меня за заботу
о нем, говоря, что он от многих слышал о моем
ласковом обхождении с аманатами. После это
го разговор наш дошел до разных обстоятельств,
относящихся к здешней стране. Между прочим
я узнал, что от прохода Креста до мыса Десиже-
на народ называется колюшами и что он имеет
язык, одинаковый с жителями Стахинской губы
(пролив Фридрика). Проведя больше двух часов
в разговорах, вышли мы на верх корабля, где на
конец наши гости, поплясав еще немного, уехали
с такой же церемонией, с какой и приехали. Эти
люди непрерывно пляшут, и мне никогда не слу
чалось видеть трех колюшей вместе, чтобы они
не завели пляски.
Перед отъездом я позволил тайону выстрелить
из 12-фунтовой пушки, чем он был весьма дово
лен. При этом следует заметить, что ни сильный
звук, ни движения орудия не вызвали у него ни
малейшего страха.
После полудня я съехал на берег и был при
переговорах, по окончании которых Баранов по
дарил посланнику алый байковый, убранный гор
ностаями халат, а другим — по синему. В знак же
примирения на каждого из этих гостей он при
казал навесить по оловянной медали. Потом для
