Мишка и говорит: «Давай, Гришка, ищи что в печке есть, ничего что мамки нету!» Гришка отворил печку, видит, что жаркое ладка стоит. «Ох, - говорит, – Мишка, этта жаркое ладка стоит!» – «Давай, тащи на стол, все равно съедим!» Гришка вытащил ладку, поставил на стол и отделали. Взяли косточки, оклали в ладку и поставили а печь. Убежали из дому вон и видят, мать, ейная идет из байны в дом с полюбовником. «Ну, давай-ко, послушаем, будет нас мамка бранить, что мы курочку съели?» Пришла ихняя мать с полюбовником. Хотят курочку есть; вынимает и видит одни косточки. «Ох, душечка, у кого-то съедена курочка, окладены в ладку одни косточки! Видно, Мишка да Гришка съели. Пущай же они домой придут, я с них с живых кожу сниму!» Эти Гришка с Мишкой слышат разговоры. «Ах, вот как нас мамка бранит, так мы лучше из дому вон!» Вышли за город, свернули по папироске и давай закуривать. Закурили. Плюнул Мишка, а у него изо рта золотая. Они удивились. Плюнул еще – опять золотая, и так дальше все золото выплевывает. Так он наплевал, наклали целые карманы, так что девать некуда и плевать-то перестал. «Ох» Мишка, нам теперь жить-то хорошо! Полные карманы, – говорит, – а во рту еще больше!» Так пошли продолжать дальше и дальше. Шли, шли путем-дорогой. Приходят а один город и сами не знают, что за город. Разыскали одну старушку на задоренках.– «Бабушка, пусти нас, пожалуйста, ночевать!»– «Просим милости, ночуйте! Только покормить мне вас нечем, ничего не приготовлено». Вдруг этот Мишка вынимает золотые горстья и подает этой бабке. «На вот, бабушка! Вот тебе горсть золотых, купи нам на ужин!» Бабка сбежала в город, накупила всячины, возом навезла. Сейчас печечку затопила, напоила и накормила детушек. Так они живут у этой бабки с месяц. И им и бабке хорошо. Потом разговор имеют с бабкой: «Что, – говорят, – бабушка, в вашем городе деется хорошего?» – «У нас, - говорит, – детушки, сегодня царя будут выбирать: у нас нет царя в государстве». – «А как же, бабушка, его будут выбирать?» – «А вот в назначенный день весь народ соберется и все дадут по свечке и у кого свечка загорится, тот и будет царем». – «Так мы, бабушка, поживем до того времени, дождемся!» – «По-живите, детушки, поживите! Я рада, что вы живете!» Вот они еще целый месяц прожили у этой бабки. Потом подошел день назначенный, и эти Мишка и Гришка отправились в собор. Собралось народу и смету нету сколько, и всем дали свечки в руки. У этого Гришки свечка затеплилась в руках. Вот народ осмотрелся, у эдакого мальчишки свечка загорелась – быть ему, значит, царем. Весь народ загалдел: «Не колдун ли он? Нужно прекратить до другого разу это дело!» Прекратили до другого разу. Другой раз собрался опять народ, опять всем по свечке дали. Опять у Мишки в руках свечка затеплилась. Народ опять загалдел: «Что такое, у такого мальчишка другой раз свечка затеплилась?» Ну, народ как ни галдел, а суд сказал: «На что узаконовано, так и быть! У Мишки свечка загорелась, так ему и быть царем!» Так Мишку посадили на царство. Сказка скоро сказывается, а дело не скоро делается. Ему уже село двадцать лет. Вот посадился на царство. Вот царь и женился и поживает с своей женой, а Мишка с ним живет. «Что брат, Гришка, ты с женой спишь, а я один! Мне надо жениться!» – «Дак ведь что, брат, желаешь жениться, – какую желаешь, такую и возьмем!»– «Нет, брат, я здесь не желаю жениться! Нет здесь невесты по люби. Я ведь пойду теперь, где найду по люби невесту, тут и женюсь!» – «Нет, – говорит, – брат, я не советовал бы тебе итти: пойдешь без меня – пропадешь!» – «Нет, брат, не считаю что пропаду! Хоть из кармана унесут, дак во мне самом много! Дак как же я могу пропасть?» – «Ну, говорит, – с богом! Ступай, странствуй, коли не хочешь меня слушать!» Так и отправился брат Мишка. «Прощай, – говорит, – брат Гришка!» Распростились и отправился в путь-дорожку. Вот шел путем-дорожкой много ли, мало ли места – заблудился. Вот он ходил, ходил, поесть захотелось, а взять негде; и деньги есть, да негде купить. Вот и спомнил брата. «Правда брат сказал, что пропаду без его!» Потом он вышел на ручеек. Бежит ручеек и стоит кусточек травки на бережку. Сел он к этому кустышку и давай травку щипать и есть. Поел этой травки – ослиз и оскорб весь, сделался нездоровый. «О господи – боже! Что надо мной случилось? Весь я теперь пропал! Ну, делать нечего! Пойду по этому ручейку, неужели меня он не приведет ни к какому жилью?» Пошел по этому ручейку и попался опять ему кустышок травки. «Дай,– говорит, – я сяду и поем: однова помирать!» – говорит. Сел к этому кустышку и давай есть эту травку. Поел этой травки – и вся с него скорба свалилась, очистился весь, сделался здоровой и красивой, еще лучше, чем был раньше. «Слава тебе, господи! Бог, говорит, не без милости: дал мне здоровья».
Взял этой травки нарвал, в карман наклал. Воротился и за той, и той нарвал. Потом отправился по этому ручейку и вышел на большую дорогу. Пошел по большой дороге и приходит в такой-то город. В эвтом городе разыскал старушку на задворенке. «Бабушка, пусти меня ночевать!» – говорит. – «Милости просим! Ночуй, дитятко! Только покормить тебя нечем». Мишка сунул руку в карман и подает бабке горсть золота. – «На, купи, говорит, мне на ужин!» Бабка срадовалась, взяла золотые и побежала в город; накупила разных разностей, возом привезла. Сейчас печку истопила, напекла и наварила, и ночлежника накормила. Потом Мишка спрашивает этой бабки: «Что у вас есть хорошего?»– «А чего хорошего? Вот у нашего короля дочь тридцать лет нездорова и никто не может вылечить; из иных земель привозили докторов – никто не может вылечить».– «Доложи-ко, бабушка! Я-то не могу ли вылечить?»– «Ох, – говорит, – дитятко! Где же тебе вылечить? Разные доктора лечили – не могли вылечить. Ведь ты будешь лечить, не вылечишь – голова долой! Вот все тычинки завешены головами, осталась тычинка одна, видно – для твоей головы». – «А нет, однако, бабушка, доложи: может быть, я вылечу!» Старуха побежала к королю. Подбежала ко двору, слуги стречают: «Что, бабушка, надо?» – «А вот так и так, у меня ночует ночлежник и берется вашу дочь вылечить». Слуги доложили сейчас же королю. Король велел тотчас же прийти бабкину ночлежнику. Он сейчас же явился к королю. Король спрашивает: «Ну, что, братец, берешься ли ты мою дочь лечить?» «Так точно! Я, – говорит, – вылечу вашу дочь». – «Ну, если, – говорит, – вылечишь дочь, всем имуществом награжу, а нет – голова долой! Вот одна тычина приготовлена! Как же ты будешь лечить?» – «Нужно стопить, – говорит, – две байны, и будет она здорова». Король приказал истопить байну. Стопили байну и свели королеву в байну с доктором этим. Гришка сейчас вынул травку, с которой сам сделался нездоров, наложил ее в теплую воду, взял ее этой травкой всю и вымыл. Потом она сделалась еще хуже нездорова. Повели ею из байны. Король посмотрел. «Еще хуже сделал доктор, залечил до смерти мою дочь! Сейчас с него лучше голова, чем другую байну топить, а не то заморит дочь совсем. Или истопить еще приказать? Что будет еще?» Король приказал другую байну истопить. И свели королеву в другую байну с доктором. Мишка взял эту травку, с которой сделался здоровой, замочил ее в воде и велел ей попить этой водицы. Взял ее и вымыл этой водицей. Вдруг свалилась вся с ей скорблось, сделалась здоровая, красивая, на ею все бы и смотрел. (У меня жена красавица, а она еще красивее была). Вдруг эта королева берет этого Мишку за руки и целует его в уста и говорит: «Будь ты мой суженый-ряженый!» Взялись они за белы руки и идут из байны прямо во дворец. Король сглянул из окна, видит, доктор идет, а на дочь и не может подумать, не верит своим глазам. «Неужели этот доктор вылечил мою дочь и с ней и идет?» Вдруг подходит его дочь. «Здравствуйте, маменька и папенька! Меня вылечил этот доктор. Я,– говорит, – желаю быть женой его!» Король немного думал, сейчас свадьбу сыграл. Повенчал. Живут-поживают себе. Потом она стала добиваться у его: «Почему ты, – говорит, – золотом плюешь?» – «Я, – говорит, – плюю золотом по природе: у нас вся природа золотом плюет!» Ну, сколько ни добивалась, не может добиться. Вот она сделала пир, наварила пива, набрала всяких вин разных, назвала гостей и стала упрашивать, не может ли втравить как-нибудь моего мужа, чтобы выпил рюмку вина (а он хмельного не потреблял). Вот эти гости на пиру пили, а его втравить никак не могли, чтобы хоть каплю вина выпил. Так гости все разошлись, ничего не могли сделать с ним. А ей все-таки охота достукаться. Взяла стопила байну. Утром он в байну; она согрела самовар, заварила чай и налила ему стакан чаю и в эвтот стакан самых дорогих напитков налила. Друг Гришка приходит из байни, садится пить чай. Сел за чай, выпил стакан, его и охмелило, Он и пал. Жена и говорит: «Слуги, снесите его в спальну: он угорел видно». Слуги положили его на кровать, на перину. Он там полежал несколько время, его смутило, он и сблевал и выблевал этот самый пупок, с которого он золотом плюет. Тотчас его жена увидала, взяла обмыла пупок, съела и плюнула – выскочила золотая. «Ах, вот отчего он, значит, золото плевал!» – «Слуги,– говорит,– возьмите его, снесите пьяницу в нужник; ишь, всю комнату сблевал!» Слуги взяли его и выбросили в нужник. Он там очувствовался и говорит: «Господи-боже, как я сюды попал? Сидел за чаем и очутился в нужнике. Что-нибудь наверно не ладно случилось. Куды же я теперь пойду – нагой и весь в г...? Ведь мне стыдно и на люди выйти». Взял в рогозку обернулся и вышел из города вон. Вышел к канавке, взял умылся и стал дальше продолжать. Шел и шел, все лесом и все лесом. Дошел до того, что идти устал. Стоит одна яблонь и такие яблоки красивые – на их бы все и смотрел. Сейчас он нарвал этих яблок и наелся. Вдруг оброс рогам весь. «Господи-боже, что надо мной село? Я теперь пропал! Правда брат говорил. Теперь денег нет и рогам оброс! Куда я пойду теперь?!» Так от яблони начал карабкаться прочь, да рога мешают: цепляют за все деревья. Добрался до другой яблони, сорвал яблок, съел – рог свалился. Так наелся этих яблоков – все рога свалились. Тотчас взял этих яблок нащипал. Потом и к той яблоне, и тех нащипал. И воротился опять обратно в город. Пришел в город, разыскал свою старушку опять на задворенках. «Бабушка, пусти меня ночевать!» – говорит. – «Милости просим, дитятко! Ночуй!» – говорит. Вот он остановился ночевать. Бабка накормила его ужином и спать повалила. «Бабушка, нет ли у тебя новенькой корзиночки? Снеси вот эти яблочки к королеве и продай!» Бабушка принесла корзиночку. Он намял ее цельную яблоков. Она понесла к королеве. Служанки выходят: «Бабушка, что несешь?» – «Да вот яблоков продать!» Королева обрадовалась, яблочки купила. Купила и сейчас в свою комнату и давай поедать. Что яблочко съест, так рог вырастет, так рог вырастет. Так вся рогам и обросла. Слуги за доктором побежали. Дохтора пришли с пилами, рога пилить начали. Что рог отпилят, – то еще больше с отростьем вырастет. Побились, побились – ничего не могут сделать. Доложили королю. Король сгоревался, не знает – как эти рога снять. Сейчас подает афишки во все края, во все разные губернии, кто может ехать к королю. Наехало докторов со всех мест и – давай рога отпиливать. Что рог отпилят, то насупротив еще больше вырастает и с отростьем. Побились, побились, – ничего не могли сделать с рогам, так и разъехались. Друг этот бабкин ночлежник посылает свою бабку: «Пойди к королю и скажи, что у меня есть ночлежник, берется рога снять». Король сейчас же приказал ночлежнику придти к ему во дворец. Ночлежник вошел во дворец. Король и спрашивает: «Что, ночлежник, можешь рога моей дочери снять?» – «Могу», – говорит. – «А как же ты их будешь снимать?» – «А нужно стопить байна и в байне распарить рога, потом я буду снимать их. И свесть ее в байну и запереть на замок и до тех пор не отпирать байны, пока я не скажу; а если раньше отопрете, то дело у меня сорвете и не снять мне будет рогов». Так с королем и условились. Король приказал истопить байну. Истопили байну. А как поведешь? Не вывесь ее из комнаты. Сейчас приказали всем пильщикам, чтобы в раз спилили рога и продернули ее в двери. Сейчас все пильщики собрались, не успели продернуть – она опять вся обросла рогам. Так и в каждых дверях рога отпилят и продернут. Так и в байну ввели. Сейчас двери на замок, кругом байны караул поставили. Вот он завалил её на полок и давай жару поддавать, распаривать рога. До того надавал жару, что самому не сдохнуть село в байне. Потом у него были приготовлены три прутья железные, давай ею ими ходить. Ходил, ходил, до того доходил, что ею из памяти выкинуло. Кричала, кричала и кричать бросила. Этот караул, который был у байны, доложил королю, что твоя дочь кричала, кричала в байне и перестала. Король с нетерпенья хотел байну отпереть, потом раздумал, что условие сделано, нельзя байну отпирать, дока не дозволит дохтор. Потом эта королева блевала, и сблевала этот пупок. Он взял этот пупок, вымыл в теплой воде и проглотил пупок этот. Плюнул, и золотая выскочила. Потом дал этих яблок, с которых сам выздоровел. Она стала эти яблоки есть, стали у ей рога сваливаться. Наелась яблочка, – все рога свалились, сделалась она здоровая. Сглянула на этого фершала, видит, что ейный муж. Сейчас пала на колени: «Ох, душечка, прости меня за мою вину! Сплутовала я над тобой, посмеялась!» – «Ну, – говорит, – бог тебя простит! Меня прости!» Друг друга простили и стали жить по-старому. Потом вдруг закричали: «Отпирайте байну». Отперли. Идут ручка за ручку прямо во дворец. Король обрадовался такому делу, что евонная дочь сделалась здорова и идет с мужем. Вдруг сделал пир на весь крестьянский мир. Пили, гуляли, цельные сутки веселились. Потом этому Мишке захотелось спроведать своего брата Гришку. И жена стала проситься: «Я от тебя не отстану, и меня возьми!» – «Ну, поедем, дак что же!» Справились и поехали. Приехали в то государство, где брат живет. Брат весьма рад был. Погостили сутки двои-трои, потом спомнили своего отца. «Надо нам съездить спроведать своего отца, как он поживает». Вот справились и поехали, оба брата, – оба именитые – один король, а другой царь. Подъезжают к тому городу, – пасет пастушок свиней стадо. Увидали они этого пастушка и кричат: «Подойти сюда, старичок, к нам!» Старичок испугался, затрясся, не знает чего и делать. Они видят, что старичок испугался, кричат ему: «Иди, иди, старичок, не бойся!» Старик подошел. Они спрашивают: «Что, старичок, в этом городе был Иванушка-дурачок, дак жив он или нет?» – «Жив, жив, батюшка! Я самый и есть!» – «Дак неужели ты самый Иванушка-дурачок и есть?» – «Я, батюшки!» – «Как же ты попал в пастухи? Ведь он жил богато». – «Сейчас все есть именье, да жена с дружником живут, а меня заставили свиней пасти». – «Ну, садись, старик, к нам в повозку коли так, если ты верно Иванушка-дурачок!» Старик испугался, не смеет садиться, не знает, что и делать. «Садись, садись, говорят, чего же ты боишься?» – «Да у меня, – говорит, – свиньи уйдут». – «Ну, черт их обери, свиней, будет свиней! Садись!» – говорят. Старик сел в повозку их. Приехали к своему дому. Вошли в дом. Ихняя мать сидит со своим полюбовником за столом, любезничают. Взяли свою мать, наступили на ногу, за другую взяли и раздернули; а этого полюбовника привязали ко дверям и расстреляли его. Это имущество своим братьям оставили, а старика с собой взяли и потом разъехались по своим королевствам. Стали жить-поживать и добра наживать. И теперь живут. Сказка вся и сказывать больше нельзя.
33. О МОЛОДОМ ЮНОШЕ И ЦАРЬ-ДЕВИЦЕ
Не в котором царстве, не в котором государстве было у царя три сына. Старшой сын стал у отца благословения просить: «Дай, батюшко, мне благословения да коня из лучших лучшего, и я поеду за тридевять земель в тридесятое царство. Мне этих охота вещей достать, дедушков след замять». Ну, вот отец и дал ему благословение: «Поезжай же, говорит, да с богом!»
Садится он на своего коня и едет близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли. Доезжает до долины. На долине стоит столб. На столбе подписано: «Если в правую дорогу ехать, конь сыт, а сам голоден; в левую дорогу ехать, сам сыт, конь голоден». Он умом своим раздумал: «Лучше же у меня конь сыт, а сам голоден: ехать в дорогу правую!» Опять он садится на коня и едет, попоедет близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли. Доезжает до долины. На долине стоит кузница. Так этот молодец прямо кузницы останавливается. Выбегает из кузницы мужичок: сам с ноготок, борода с локоток. Схватил этого молодца, утащил его в кузницу и заставил молотовничать.
Так его домой ждут год цельной. Середной брат просит у отца благословения: «Дай, батюшко, благословения: поеду своего братца искать». – «Нет уж, я не дам, говорит, своего благословения: старшой сын у меня уехал да и не приехал; если и ты также уедешь да и не приедешь...» – «А дашь ты свое благословение и не дашь: все равно поеду!» Опять также -берет из лучших лучшего коня, садится на коня и поехал близко ли, далеко, низко ли, высоко ли. Опять доезжает до той же до долины. На долине стоит столб. На столбе подписано: «Если в правую дорогу ехать, конь сыт, а сам голоден; если в левую дорогу ехать, сам сыт, а конь голоден». Опять садится на коня и едет близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли. Доезжает до долины. На долине стоит кузница. Из кузницы бежит мужичок: сам с ноготок, борода с локоток. Схватил этого молодца. Опять утащил в кузницу, заставил его молотовничать. Опять его домой год ждут. Последний сын просит у отца благословения: так отец заплакал и со своей царицей. Не дает благословения: «И ты уйдешь: как этта мы без тебя?» – «Дашь благословение и не дашь: тоже поеду! Только дай мне лучшего коня». Ушел на конюшню: на того коня руку наложит, конь подсядет, также и на другого, также и всю конюшню... Всех обошел лошадей, по себе не мог найти коня. Сам заплакал и лег он спать. И привиделось ему во сне: приходит к нему старушка: «Войди, говорит, в чисто поле. Тут есть погребная яма. В этой погребной яме есть дедушков конь. Ты можешь его взять». Молодой юнош утром встает, идет в чисто поле и нашел там погребную яму. В этой погребной яме нашел дедушкова коня на двенадцати цепях. Выпущает его из погребной ямы и накладывает на него руку. Конь его повыше выскочит еще. Берет он дедушкову шелковую плетку и садится на коня. Как он одел шелковой плеткой под подчеревку, так его конь рассержался, выше темного лесу подымался, ниже ходячего облака опускался; все лузья и болота перепрыгал, малые речки хвостом устилает.
Доезжает до этой до долины. На долине стоит столб. На столбе подписано: «В правую дорогу ехать, дак конь голоден, а сам сыт; если в левую дорогу ехать, сам сыт, конь голоден». «Лучше уж мне ехать, говорит в правую дорогу». Опять садится на своего коня. Одел шелковой плеткой под подчеревку, так его конь рассержался, выше темного леса подымался, ниже ходячего облака опускался; все лузья и болота перепрыгнул, малые речки хвостом устилает. Доезжает до долины. На долине стоит кузница. Бежит из кузницы мужичок: сам с ноготок, борода с локоток. Как этот молодец его одел шелковой плеткой, дак убежал этот мужичок в кузницу. Молодец привязывает своего коня, идет в кузницу. Этот старичок улез за уголье и не мог его найти. Его братья молотничают тут. Ну, и говорит: «Бог на помочь, братья мои! Так вас здесь, заставили молотничать? Ну, вы молотничайте теперь, работайте до моего обратного пути».
Так он садится на своего коня. Одел шелковой плеткой под подчереву, так его конь рассержался, ниже ходячего облака опускался; все лузьй-болота перепрыгал, малые речки хвостом устилает. Доезжает до долины. На долине стоит дом. Привязал своего коня и бежит хробоско на лестницу. Приходит в дом. Тут сидит девица на зачепном столбе и говорит: «Русские косточки слыхом не слыхала и видом не видала: сама на дом пришла! На ложку садится да в рот валится, только схлебни!» Молодой юнош говорит: «А еще кому бог даст хлебнуть-то!» И спрашивает: «Куда, молодой юнош, едешь?» Говорит: «Напой, накорми и на дорожку надели: тож-но спрашивай». Она напоила, накормила, стала спрашивать его: «Куда, молодой юнош, едешь?» – «Да вот еду из-за тридевяти земель в тридесятое царство: там есть Царь-девица, яблоки на струнах цветут. Мне хочется этих вещей достать». – «Хорошо, хорошо, молодец, задумал, да хорошо ли тебе будет? Много вашего братца туда уходит, мало взад выходит». – «Что же там есть кака застава, или что». – «Там есть моя средняя сестрица. Мимо ее птица не пролётывала, зверь не прорыскивал, молодец не проезживал. На-ко, дам я тебе письмецо: она тебя не тронет». Садится он на своего коня. Как одел шелковой плеткой по подчеревку, так его конь, рассержался, нише ходячего облака опускался, все лузья-болота перепрыгивал, малые-речки хвостом устилает. Доезжает до долины. На долине стоит дом. Привязывает своего коня и бежит столь хробоско на лестницу. Заходит в дом. Сидит девица на запечном столбе. Говорит, что русской косточки слыхом не слыхала и видом не видала: сама на дом пришла, на ложку садится, в рот валится, только схлебни! – «Кому бог даст». – «Далеко ли,– говорит,– молодой юнош, едешь?» – «Напой, накорми, на дорожку надели. Напоила, накормила да на дорожку наделила и стала спрашивать его: «Куда, молодец, «едешь?» – «Еду из-за тридевяти земель в тридесятое царство: там есть Царь-девица. У царя-девицы есть вода живая и мертвая, яблоки на струнах цветут. Мне бы этих вещей надо достать да дедушков след замять». – «Хорошо, хорошо, молодец, задумал; хорошо ли будет? Много вашего братца туды уходит, да мало взад выходит». – «Что там есть, каки заставы, али что?» – «Там есть моя старшая сестрица. Мимо ее птица не пролётывала, зверь не прорыскивал, молодец не проезживал. На же, я тебе напишу письмецо, так она тебя не тронет». – «Ой, ведь я забыл: и младшая-то сестра послала Вам письмо!» Садится на своего коня и одел шелковой плеткой под подчеревку. Как его конь рассержался, выше темного лесу подымался, ниже ходячего облака опускался, все лузья-болота перепрыгал, малые речки хвостом устилает. Выезжает на долины. На долине стоит дом. Привязывает своего коня и бежит хробоско на лестницу.
И сидит девица на запечном столбе: «Ах, говорит, русской косточки слыхом не слыхала, видом не видала: на ложку садится да в рот валится: только схлебни». Говорит: «Кому бог даст схлебнуть-то: на же я дам письмо от своей сестры». Она взяла письмо и посмотрела: «Далеко ли, молодой юнош, едешь?» – «Напой, накорми, на дорожку надели». Напоила, накормила, на дорожку наделила: «Куда, молодой юнош, едешь?» – «Еду я из тридевяти земель в тридесятое царство: там есть Царь-девица. У Царя-девицы есть живая вода и мертвая, яблоки на струнах цветут. Мне бы этих вещей достать, дедушков след замять». – «Хорошо, хорошо, молодец, задумал, да хорошо ли будет?». «Что же там каки заставы, али что есть?» – «Там вперед есть долина. На долине птицы-жары на дубах сидят. Мимо их птица не пролётывала, молодец не проезживал. На, вот я тебе дам корыто белуяровой пшеницы. Там, как доедешь, поставь белуяровой пшеницы корыто. Покамест они клюют, ты можешь проехать».
Садится на своего коня. Как одел шелковой плеткой по подчеревку, так его конь осер-жался, выше темного леса подымался, ниже ходячего облака опускался, все лузья-болота перепрыгал, малые речки хвостом устилает. Доезжает до долины. Тут птицы-жары сидят на дубах и заклокотали. Белуярову пшеницу он поставил. Оне и начали клевать и спрашивают его: «Куда, молодой юнош, едешь?» – «Я еду из-за тридевяти земель в тридесятое царство: там есть Царь-девица. У Царя-девицы есть живая вода и мертвая. Яблоки на струнах цветут. Мне бы этих вещей достать, дедушков след замять». – «Хорошо, хорошо, молодец, задумал, да хорошо ли будет? Много вашего братца туда уходит, да мало взад выходит». – «Что же там каки заставы есть, али что?» – «Есть там долина. На долине стоит богатырь тысячу лет. Мимо его птица не пролётывала и зверь не проскакивал и молодец не проезживал. В такие-то часы (он спит): то можешь проехать».
Как одел шелковой плеткой по подчеревку, так его конь рассержался, выше темного лесу подымался, ниже ходячего облака опускался; все лузья-болота перепрыгивает, малые речки хвостом устилает. Доезжает до долины. Тут стоит богатырь. Спит. – «Что же, говорил?» Умом подумал: «Я так проеду: ведь не вор!» Как одел шелковой плеткой богатыря по шее: «Что ты делаешь, молодой юнош?» «Давай сделаем мы с тобой поле». Вышел богатырь на долину и сосвистал своим богатырским гласом: «Бурко-Ковурко! Быть передо мной, как лист перед травой!» Бурко-Ковурко бежит, мать-земля дрожит; из ушей и из ноздрей огнено пламя пышет. Садится богатырь на своего коня, и едут они друг на друга. Богатырь ударил своей сорокопудовой палицей, дак молодой и не пожмурился. Как молодой юнош ударил шелковой плеткой, так он из седла вылетел. Конь на его на грудь наступил. «Что, богатырь, смерти хошь, али живота?» – «Молодой юнош, не придай смерти, придай живота!» И спрашивает: «Далеко ли едешь?» – «Я еду из-за тридевяти земель в тридесятое царство: там есть Царь-девица. У Царя-девицы есть живая вода и мертвая, на струнах яблоки цветут. Мне бы этих вещей достать, да дедушков след замять». – «Хорошо, хорошо, молодец, задумал, да хорошо ли будет? Много вашего братца туда уходит, мало взад выходит». «Что же там, каки есть заставы, али нет?» – «Там есть струны, на струнах колокольцы беспрестанно поют: тебе никак не проехать. Дак в двенадцать часов ночи они останавливаются».
Садится на своего коня. Как одел шелковой плеткой по подчеревку, так его конь рассержался, выше темного лесу подымался, ниже ходячего облака опускался; все лузья-болота перепрыгал, малые речки хвостом устилает. И доезжает до этих струн. Эти колокольцы не поют. Он и проезжает. Заезжал в это царство. У парадного крыльца стоит столб. В столбе три кольца:.первое кольцо – медное, второе – серебряное, третье – золотое. Привязывает он своего коня к золотому кольцу. Заходит во дворец. Царя-девицы тут нет: ушла там в свое присутственное место. Молодой юнош походил-походил, положил свои дела на стол, сам спать лег и уснул богатырским сном. Приходит тут Царь-девица и смотрит на его, что он о чем красив. Побудила, побудила она его: не может разбудить! Так что побудила-побудила и поплакала и ему каких нужно вещей она изладила, и сама опять ушла в присутственное место. Он проснулся ото сна, что Царь-девица была, что ему вещи изладила, сама опять ушла в присутственное место. Он отправился домой с этими вещами. Садится на своего коня. Как одел шелковой плеткой по подчеревку, так его конь рассержался, выше темного лесу подымался, ниже ходячего облака опускался, все лузья-болота перепрыгивает, малые речки хвостом устилает. И проезжает он все эти заставы. И берет из кузницы своих братьев. Приезжают они домой. Отец уж стар. Ставит он своего старшего сына на царство, а младший опять, отправляется из-за тридевяти земель в тридесятое царство к Царь-девице. По дороге уничтожил все заставы. Взял он ее за себя замуж. Сделали тут пир во весь мир. И я тут был, пиво пил. Пиво-то тепло да по усу текло, да в рот-от и не попало.
34. СКАЗКА ПРО ОХОТУ
Я, человек, как небогатый, продать было нечего, обдумал себе план, где приобрести мне денег на подать. Согласил товарищей со мной идти в лес верст за сто с лишком, в сузем, в Ветлужский уезд ловить птиц и зверей. С товарищем ушли, жили в суземе и ловили. Время было осеннее – в октябре, так числа семнадцатого. Пошла слеча, дождь. Мы с товарищем разошлись. Я заблудил, сделалась темнота, товарищ ушел. Я кружился: ходил, ходил и увидел огонь. Пришел к огню, туг двенадцать человек: не знаю и откуда. Сидят, варят кашу. Я испугался. Они стали меня спрашивать: «Кто такой и откуды?» Я сказал им, что из-за Микольского такой-то деревни, ловлю здесь зверей, птиц. Они стали ужинать, посадили и меня. У меня не естся от страха. Я вижу, что у их много посуды: кринки с маслом и пустые, и говядина, бочонки и лагуны и ружья, все у них есть – всякой припас. Я спросил их: «Что за люди вы?» Оне мне отказали: «Какое тебе дело про нас узнавать». Потом стали спать ложиться. Наносили дров много и кругом кладут как завалину, кругом склали огонь, и лопоть свалили кругом в середку. И легли спать: головы в кучу, ногам к огню. И меня пригласили тут же. Все в середках спят, крайнего никого нет. Я не спал, не спал ночь, хотелось уйти куды-нибудь, не спал, да перед светом-то и уснул. Поутру соскочили они, стали наряжаться, обуваться, и я пробудился. Вот они опять каши наварили. Ну, и меня посадили. Отъели, нарядились и пошли. Я просил их, чтобы они вывели меня на дорогу. Но оне не соглашаются выводить меня. Один и говорит: «Надо его привязать к елке». Другой говорит: «Надо заколотить в бочку или в лагун». Посоветовали промеж собой, расколотили лагун и посадили меня. Я как упрашивал их, но оне не смиловались надо мной – посадили в лагун и заколотили верхнее дно.
Так меня и оставили в лагуне, а сами все ушли. Я не могу выбиться из лагуна. Не могу выбить дно у лагуна ни ногам, ни головой, потому что был скорчен. Я шевелился да шевелился в лагуне, он и опрокинулся со мной на бок. Я послушал, хрупают кости, а туг к им повадился волк объедать кости и куски и что набросают. Он ходит да гложет кости. Подошел к лагуну и нюхает у лагуна-то да фыркает. Волк ходил, ходил тут да и подворотился задом к дыре, я его и стибарастил за хвост. Он заохал, да и бросился бежать. А лагун со мной и залетал, с колоды на колоду, с корня на корень, о пеньки, о елки хлещет. Хлестал - да хлестал о пни да и корни, и сшибились обручье. Я остался на воле, лагун разлетелся, а волк убежал. Я не знаю, куды идти, а валит снег. Я вздумал лезти на елку, смотреть жило. Улез высоко, а не вижу ничего: сучки мешают. У елки стоял большой липовый пень. Я задумал стать на пень на этот. Я встал на пень и не посмотрел, что он полой. Как стал, да в пенек-от бухтырь на низ. Инде выставились: в пеньке свили от сучьев, у меня оцарапило бока и локти у рук. Тогда я скаялся, что смерть валит и валит.
На третий день чую: кто-то ходит и колотит о сухие лесины. Дошел и до этого пенька мужик, поколотил и чует, что он полой, говорит себе: «Вот на дупля-то ладен». Еще поколотил и стал рубить. Рубит, думаю, начто он и меня пересекет. Рубит. Я устараниваюсь к другому боку. И так его кругом обрубил, а я не провешиваюсь, думаю, как провешусь, он убежит. Он уже кругом обрубил его. Пень повалился. Меня как стало ломить, я присел, пень улетел. Я взревал и заохал. Мужик взревал, упал да и заползал. Я в то время вылез из пенька. Мужик-от ползает. Я двои сутки истощал, сидел голодный. Мужичьим следом пошел по пороше выходить в деревню. И дошел до его кобылы.
Этим временем, покудова мужик искал пенька да я шел, медведь повалил у него кобылу и переедает шею. Переел шею у кобылы и в хомуте выедает остатки, только трещит есь. Я хотел медведя испужать, чтобы он убежал. Как в это время я скочил на сани да сухал; медведь испужался да бросился и нажинул себе хомут на голову. И кинулся к саням бежать. А я как за сани схватился, сижу, смотрю, что будет дальше. Он и давай бегать по лесу да все прогалейнам, кресла у саней обломал. Бегал, бегал на реку Пыштюк. Сперва до того летал круто, что не знаю, как сказать; наконец, упетался, выбежал на погост к Михаиле на Пыштюк, тут остановился, никуды не идет. Я изголодал, пошел к отцу Василию проситься ночевать, а медведь на улице стоит. Поп уехал в деревню, а попадья вышла на крыльцо и велела пустить медведя к ихним лошадям во стаюшку. Она в потемках не рассмотрела медведя и подумала, что лошадь. Я кое-как скинул хомут, сзади захожу, чтобы не укусил, и пехаю медведя в стаю. Пустил его туды и не знаю, что тут кони стояли. Он от усталости всю ночь лежал. Переночевали. Попадья накормила завтраком. Кони что-то перед утром завизжали в конюшне. Я и говорю: «Что-то кони-то визжат». – «Ничего, не убьют друг дружки».
Попадья поутру ушла под коров; мне и вздумалось улепетнуть от попадьи, а то, пожалуй, пошлют меня за коней столбы считать. Пошел я по медведя в стаю. Медведь обоих меринов повалил, наелся, сидит в углу. Я его страшился сперва взять. Но потом увидел, что он ученой. Взял его и навязал на шею веревку. Вывел изо стаи. И мы пошли с медведем по дороге к Микольскому. Догоняют нас татары и видят, что у нас товар славной – медведь, идет да пофыркивает. Они у меня стали торговать. Я им и продал, взял восемьдесят пять рублей, а сам отправился домой. С деньгам пришел домой. Годовой оклад заплатил с двух с половиной душ, и денег осталось к следующему времени.
35. ДВА БРАТА
Не в которой деревне жили два брата, они и разделились по разделу. Один жил бедно, а другой богато. У бедного не было ни дров, ни лошади, и пошел он к богатому брату просить лошади, и дал богатый брат ему лошади. Забыл бедный попрошать хомута и не смел идти прошать вдругоредь и привязал лошадь к головицам хвостом, поехал по дрова. Нарубил воз порядочный, поехал домой, приехал под окно к себе и хотел вздернуть на назем, но в то время подворотка помешала, лошадь вздернула и хвост себе оторвала. И не смеет он к брату вести лошадь. Наконец, пошел он к нему и сказал: «Я у твоей лошади хвост оторвал». Брат на него осердился: «Вот я пойду просить на тебя суда к Шемякину». И пошли они оба. И выпросились они на квартиру ночевать к богатому мужику. Богатый с богатым угощались, а бедный спать лег не евши. Под полатям же лежал младенец. Бедный ворочался, ворочался и с полатям вместе упал и младенца задавил. Тогда и другой богатый захотел на него просить, и пошли все вместе.
И дошли они до города, а в этом городе был высокий мост, а под мост ездили на лошадях. Бедный пошел этим мостом и задумал скочить с мосту, чтобы убиться. Когда он скочил с мосту, в то время отец с сыном выезжали из-под мосту и бедный упал прямо им в сани, сына у старика убил, а сам не убился. Тогда старик вместе с двумя богатыми тоже пошел просить на него.
И пришли к судье Шемякину все четверо, а бедный взял большой камень и завязал в платок. И стал его брат обсказывать об своей лошади. В это время бедный поднял платок с камнем и погрозил им судье, а судья подумал, что тот ему сто рублей денег сулит, и рассудил так, что покуда хвост у лошади не вырастет, и пущай держит бедный лошадь у себя. Потом стал обсказывать второй богатый об своем младенце, а бедный опять камнем погрозил, и судья Шемякин рассудил так: «Ты дай ему свою жену, так он и сделает тебе другого младенца». А старика, у которого убит был сын, рассудил так: «Ты, дедка, встань на мост, а он пущай едет на лошади из-под мосту, и скачи прямо на него». Старик скочил с мосту, на бедного не попал, а сам убился. А бедный и поехал преспокойно домой.
36. СКАЗКА О БАРИНЕ И ПЕТРУШКЕ
Жил был барин да барыня, у них жил казак Петрушка. Барин-то женился далеко, не в своей губернии. Дожили до такого время, у тещи сделался праздник. И говорит барин Петрушке: «Поедем, Петрушка, к теще в гости». А Петрушка говорит: «Поедем». Сейчас Петрушка заложил пару коней и поехали. А было дело к осени, около Спасова дни. Барин поехал только в одном сертучке и поесть с собой не взял.
Вот едут они путем-дорожкой, и говорит барин Петрушке: «Петрушка, где нам на ночлег пристать?» А Петрушка ему в ответ: «Что, – говорит, – на постоялом еще деньги слупят, а мы в стогу ночуем». А ехали мимо покосов. Проехали деревню и пристали к стогу. Петрушка привязал коней к стогу, а сам под стог зарылся. А барин походил, походил, да и он под стог. А ночь-то была холодная этакая, барин замерз под стогам. И стал барин Петрушке говорить: «Петрушка, ты не озяб?» Петрушка говорит: «Нет, не озяб». – «А чем ты этак тепло закутался?» А Петрушка барину в ответ: «Мешком». – «Еще, – говорит,– нет ли у тебя мешка? И мне бы закутаться». А у Петрушки были мешки запасные. Выхватил из повозки мешок и запихал барина головой в мешок, а мешок то был длинный, на ногах завязал. И закатил барина под стог. Барин в сене согрелся и живо заснул. А Петрушка походил, походил, да и пришло ему на ум: «Дай, – говорит, – я нарублю виц да барина отстегаю». Нарубил Петрушка виц, подошел к стогу, выхватил барина из-под стогу и зачал стегать, а сам приговаривает: «Вас кто сюда звал у моего стогу коней кормить», – а сам барина лупит. Барин поохал, поохал, потом перестал: силы уже нет. И отвозил Петрушка барина путем, а сам бросил дальше вицы и сказал: «Я вот еще пойду по мужиков, так я вам дам!» И ровно как нигде не бывал, подполз к барину на коленках, а сам стонет, подполз да и спрашивает: «Барин, жив ли?» А барин насилу ответил: «Жив. Давай, Петрушка, скорее пойдем». Развязал мешок, вытащил барина за ноги, сели они в повозку и поехали.
А время стало около полуночи. Барину страсть как есть захотелось. Вот подъезжают к деревне, в которой жила баринова теща. И говорит барин Петрушке: «Петрушка! Когда приедем, я буду по полу ходить да скажу: тар-тарары! А теща тебя и спросит: что барин говорит? А ты и скажи: «на стол станови». Приехали к теще на поветь. Сейчас барин в избу, а Петрушка стал коней убирать. Убрал Петрушка коней и пришел в избу. А барин уже давно разделся да по полу ходит. И сказал: «Тар-тарары!» Сейчас теща и спрошала: «Что, Петрушка, голубчик, барин говорит?» А Петрушка ей в ответ: «Самовар велит становить». А барину не до чаю. Сейчас Петрушку выкликает на поветь. «Петрушка, – говорит, – я стану ходить по полу, и скажу: тар-тарары, а ты скажи, что на стол станови». Пришел опять барин в избу, ходит по полу и сказал: «Тар-тарары!» – а теща опять подскочила и спрошала: «Что, Петрушка, голубчик, барин говорит?» А Петрушка ей в ответ: «Ему, говорит, поспать охота». Теща и говорит: «А вон на печи перина раскачена, так поспи с дорожки-то». Со стыдом барин полез на печь: теща не покормила, да спать уложила. Барин лег и уснул.
А Петрушка чаю напился и отобедал. Хозяева все улеглись спать на поветь, а Петрушка на голбец возле барина. Только хозяева из избы ушли, барин и проснулся. А Петрушка еще не спал, услыхал, что барин зашевелился, и спрошал его: «Что, – говорит, – спотел?» А барин говорит: «Нет, не спотел, да есть охота». А Петрушка ему говорит: «Погоди-ка, поищу краюшки хлеба». А барин рад бы и хлебцу. А у Петрушки была краюшка из дома запасная, он взял для дороги, дорогой-то мякиш выглодал, а в корки глину набил. Подал барину эту краюшку с глиной. Барин на печи ест, а у его на зубах трескоток стоит. И говорит Петрушке: «Петрушка! какой здесь хлеб-то худой!» А Петрушка барину в ответ: «Вишь, какая у тебя теща-то неря: корочки запалились, а в середке-то не упеклось». Барин погрыз краюшку, а остатки Петрушке отдал, а сам опять уснул.
Вдруг у тещи корова отелилась. А ночь-то была холодная, теленку-то холодно там, и принесла его в избу. И нужно бы отогреть, а не знают где. А Петрушка еще не спал. И говорит хозяевам: «Валите теленка на печь за барина, он тут отогреется». А теща говорит: «Как да барин осердится?» А Петрушка говорит: «Нет, барин не сердитый». Вильнули теленка за барина, сами вон пошли. Петрушка взял ковш воды и плеснул за барина. Сейчас барина и стал будить: «Барин, барин, ты ведь, – говорит, – отелился!» Барин пробудился. «Полно, – говорит, - врать-то!» – «Да не вру, – ты ложился – теленка не было, а хвати-ка: за тобой теленок». Барин пощупал за собой: верно, что теленок. А теленок стал отогреваться да и замычал. А барин Петрушке: «Это ведь не диво отелиться, да когда уходиться?» А Петрушка говорит: «Я не знаю, когда». А барин говорит: «А когда со двора на двор быков переганивали, так один бык козлом взыграл, а я в то время и подумал, так быть в то время уходился?» А Петрушке говорит: «Как топерече нам делать с теленком? Надо идти хозяев будить да все селенье поднимать». А барин говорит: «Петрушка, возьми на тебе сто рублей, расплатись, а я, – говорит – убегу, а ты как поедешь, так меня кричи, я из сарая выйду». Петрушка получил сто рублей, а барин надернул калоши, да в одном сертучке беги в сарай.
Петрушка двери запер и пошел хозяев будить. «Батюшки, – говорит, – ведь теленок-от барина съел!» Хозяева пришли, посмотрели, точно, что нет барина. И стали Петрушке молиться: «Петрушка, голубчик, скинь теленка, он и нас-то всех съест». Петрушка взлез на печь, взял теленка за задние ноги и швырнул в передний угол, только теленок ногам протряс. Петрушка и говорит хозяевам: «Нужно теперь идти в селенье подавать заявление, что теленок барина съел». А хозяева и стали его умаливать: «Не ходи, Петрушка, голубчик, на вот тебе сто рублей, а как приедешь, так скажи, что умер и здесь похоронили».
Петрушка получил сто рублей и поехал домой. Едет мимо сараев и зачал кричать барина. Барин насилу из сарая вышел: замерз. Сел барин в телегу и спрошал Петрушку: «Что, как там расплатился?» А Петрушка говорит: «Еще своих сто рублей издержал, все селение сбежалось, да на меня драться, я на селенье сто рублей отдал, а другую сотню хозяевам, и закопали теленка под взъезд, так не знаю топерече, что и будет, я насилу вырвался».
Вот они едут путем-дорожкой, а места-то были гористые: барина чекало да чекало в телеге, он и помер. А Петрушка не знает, что делать, отстегнул одну лошадь и посадил барина верхом мертвого, привязал его к лошади, и повод привязал к рукам, а лошадь опустил в рожь.
Увидел один мужик и бежит со стягом на Ларина, сам и кричит большим матом: «Что ты, – говорит, – подлец, по моей-то рже ездишь да лошадь кормишь?» Подбежал к барину и хлесть его стягом. Тут барин и головку повесил. А Петрушка сиздале увидел и замахал рукой мужику и закричал: «Что ты, подлец, сделал! барина-то ты убил!» Оставил лошадь, а сам побежал к барину. Подошел и говорит мужику: «Ты бы не бил барина, а с него бы деньги получил за потраву ржи, вот топере тебя сошлют». Мужик испугался и зачал Петрушке в ноги кланяться. А Петрушка: «Нечего, – говорит, – кланяться, не прощу! Дай сто рублей, так прощу». Сейчас мужик сходил домой по деньги и отдал Петрушке. Петрушка подстегнул лошадь, посадил барина в телегу и поехал домой.
И подъезжает к дому, и вышла барыня встречать своего барина да Петрушку. «Добро жаловать, каково съездили?» А Петрушка отвечает: «А съездили хорошо, да вот барина мертвого привез, места-то гористые, его до смерти и зачекало». А барыня очень рада тому, что барина пережила: она Петрушку любила раньше.
Похоронили барина, а барыня за Петрушку вышла замуж. И взыграли свадебку.
37. СЕРДИТАЯ БАРЫНЯ
В усадьбе была барыня и до того была сердитая, никому житья не было! Этта староста утром как придет спросить что, наряд дать какой, она его не отпустит так что не отхвостнет. А мужикам-то житья не было никакого: драла, как собак. Солдатик приехал на побывку домой. Пришлось ему ночевать в этой усадьбе. Ему это все рассказали, а он и сказал: «У меня есть сонных капель!» Дали ей сонных капель. Она уснула. Солдат велел лошадей запрячь. В деревне был сапожник и до того сердит – дак страсть. Вот он к этому сапожнику и отправил ю. Сапожник не знал, шил сапоги, а он положил на постелю, а его жену взял туды, положил на барынину кровать. Вот сапожника жена пробудилася, видит дом преотлишной. Сейчас служанки подбегают, подают руки. «Я до чего дослужила! Откуды берется? Это что такое? Помылась, подали полотенце, вытерлась. Подают самовар. Села она чай пить. Староста приходит на цыпочках. Она взглянула, что за мужчина. «Вам, – говорит, – что надо?» – «Я, – говорит,– барыня, к вам пришел, спросить, какой наряд дадите, что работать». А она догадалась: «Нечто не знаете, что вчера делали, то и сегодня делайте!» Староста вышел на кухню и говорит: «Сегодня какая барыня добренная, просто от роду такая не бывала!» Ну она живет тут месяц и другой – и так ею расхвалили крестьяне, что честь отдать. Вот сапожникова жена утром пробудилась и кричит: «Слуги!» А он сидит шьет. – «Ты что, растакая мать?» А она: «Что такое, сволочь?» – «Ах, ты стерва несчастная!» Скочил со стула, сдернул с ноги ремень и давай ею нахаживать. «Ты нечто не знаешь своей должности? Ты должна вставать и печь затоплять!» И до того катал ею, сколько ему хотелось. Потом она, взмолилась. Побрела за дровам, принесла дров, затопила печь, кой-чего сварила. Ну, это время так продолжалося месяца два. А он её раз три да четыре изрядно поколотил. И потом этот солдат дал сонных капель и переменил их. Утром встает барыня тихонько, выходит из своей комнаты. «Что это я а старом доме? Откуда я взялась?» Спросила служанок: «Служанки! Как же я сюда попала?» – «Ты, барыня, нигде и не бывала!» И с тех пор барыня мягкая-розмягкая разделалась. А швецова жена стала жить по-старому.
38.СКАЗКА ПРО СОЛДАТА И ЕГО СУМКУ
Вышел солдат со службы, идет и думает: «Служил я царю двадцать пять лет, а не выслужил и двадцати пяти реп и никакой на рукаве нашивки нет!» Видит, – идет ему навстречу старик. Поровнялся с ним старик и спрашивает: «О чем, служивый, думаешь?» – «Думаю о том, что служил царю двадцать пять лет, а не выслужил и двадцати пяти реп и никакой на рукаве нашивки нет!» – «Так чего же тебе надо?» – «Хоть бы научиться в карты всех обыгрывать, да никто бы меня не обидел». – «Хорошо, я дам тебе карты и сумочку: тебя никто не обыграет и не обидит».
Взял солдат от старика карты и сумку и пошел. Приходит он в деревню и просится ночевать. Ему и говорят: «Здесь у нас тесно, а вон в том, новом доме, ночевать нельзя». «Отчего нельзя?» – «Да так». – «Пустите меня в тот дом?» – «Иди». Купил солдат свечку да и полуштоф водки, вошел в дом и уселся. Сидит, карты перебирает; рюмочку выпьет и карточку положит. В самую полночь вдруг двери отворились, и бесенок за бесенком полезли в комнату: набралось их пропасть и стали плясать. Солдат смотрит и дивится. Но вот один бесенок подскочил к солдату и ударил его хвостом по щеке. Встал солдат и спрашивает: «Ты что это? В шутку или вправду?» – «Какие шутки!» – отвечает бесенок. Тогда солдат крикнул: «В сумку!» – и все черти полезли в сумку, ни одного не осталось.
На утро солдат видит: хозяева дома несут гроб. Вошли в комнату, хозяин и говорит: «Во имя отца и сына и святого духа!» – «Аминь!»– ответил солдат. «Да ты разве жив?» – спрашивают его. – «Как видишь!»
Солдат так полюбился хозяевам, что они оставили его у себя пожить и женили на своей дочери. И зажил солдат богато и с женою согласно. Через год родилась у него дочь. Надо ребенка крестить, а матери крестной нет, – никто к солдату нейдет. Вышел он на большую дорогу и думает: «Какая женщина встретится первая, та пусть и будет крестною матерью». Только что успел он это подумать, видит идет старая старуха и худая-прехудая, кости да кожа. Солдат и говорит ей: «Бабушка! У меня дочь родилась, а крестить никто не идет».– «Так что же, я окрещу, идите в церковь, я сейчас приду».
Принес солдат младенца в церковь, и кума пришла, сняла с плеча косу и положила у порога, а когда окрестили ребенка, взяла опять косу и пошла. Солдат и говорит ей: «Кума! Зайди поздравить крестницу!» – «Хорошо, вы идите и приготовляйтесь, а я сейчас приду».
Пришел солдат домой, приготовил все, скоро пришла и кума. Опять сняла с плеча косу, положила у порога и села за стол. Когда отпировали, она встала и говорит: «Кум, проводи меня!» Солдат оделся и пошел провожать куму. Вышли они в сени, она и говорит: «Кум! Хочешь ли научиться ворожить?» – «Как бы не хотеть!» – «А ты знаешь ли, кто я? Я – смерть. Если тебя позовут к больному и ты увидишь, что я стою у него в головах, то не берись лечить, а когда буду стоять в ногах, то берись; спрысни больного раз холодной водой, он и выздоровеет. Прощай!»
В этот год в той деревне сделалось столько больных разными болезнями, что наш солдат, прослывший за знахаря, едва успевал переходить из одной избы в другую и всех вылечивал. Случилось, что заболел царь, а слух о солдате, что он хорошо лечит, разнесся уже по всему государству. Вот его и призывают к царю. Входит солдат к царю, поглядел и видит: его кума стоит в головах. «Плохо дело!»– говорит солдат. Однако велел принести скамейку и положить на нее царя. Когда это сделали, солдат и давай вертеть скамейку с царем, кума же его стала бегать кругом, стараясь быть в головах у царя, и до того добегала, что устала и остановилась. Тогда солдат повернул к ней царя ногами, вспрыснул его водой, и царь сделался здоров.
Пошла смерть от царя, а солдат за ней, схватил ее и говорит: «Не уйдешь!» – «Ох, -кум, кум! Я тебе сказала, что когда я стою в головах, то не берись лечить, а ты по-своему делаешь. Ну, я тебе за это припомню!» – «Ты это, кума, в шутку или вправду говоришь?» – «Какая тут шутка!» – «Так в сумку!» – крикнул солдат, и смерть залезла в сумку. Пришел -солдат домой и бросил сумку на чердак.
Через год времени приходит к солдату Микола милостливый и говорит: «Служивый, отпусти смерть! Народу старого на земле много, он просит смерти, а смерти нет». – «Пусть пролежит еще два года, тогда и отпущу»,– сказал солдат.
Прошло два года. Солдат выпустил смерть из сумки и говорит: «Каково, кума, в сумке?»– «Ну, кум, будешь ты просить смерти, я не приду к тебе». – «Обо мне не беспокойся, я и сам на тот свет приду!»
Вот солдат живет да поживает; в карточки играет да водочку попивает: жена и дочь у него уж умерли, а он все живет. Однажды, играя в одном доме в карты, он услышал, что скоро придет антихрист и станет людей мучить. Солдат испугался и отправился на тот свет. Шел, шел, шел, наконец, приходит к лестнице, которая тянулась до неба, и сел тут отдохнуть; потом, собравшись с силами, полез по лестнице. Лез, лез, лез и прилез как есть к самому раю. А у дверей рая стоят апостолы Петр и Павел. Солдат и говорит им: «Святые апостолы Петр и Павел, пустите меня в рай!» – «А ты кто такой?» – спрашивают его. «Я солдат». – «Нет, тебя в рай не пустим, ты сам отказался от рая, иди туда, вон тебе рай!» - И указали ему на ад. Солдат пошел к аду, у ада стоят два бесенка. Солдат и говорит: «Святые апостолы Петр и Павел в рай меня не пускают: пустите вы меня в ад?» – «Иди», – говорят ему бесенки и пропустили его в ад.
Приходит солдат в ад; отвели ему там особую комнату. Он настругал спичек, наколотил их в стену, развесил свою амуницию и лег отдыхать. Отдохнувши, насбирал толстых палок и понаделал из них ружей, наловил чертей, составил из них роту и начал их обучать военному искусству. Если который из чертей заленится, то его и палкой и подзатыльников надает и всех чертей в аду изуродовал.
Узнал сатана, что солдат, который должен быть в раю, живет у него в аду, и захотел его душою завладеть. Приходит к солдату и говорит: «Давай играть в карты!» – «Давай»,– говорит солдат. «Только с таким условием: если я тебя обыграю, то ты будешь мой, а если ты меня, то я тебе отдам грешную душу». Солдат согласился, и они уселись играть. Играют, играют, и все солдат выигрывает. «Нет, – говорит сатана, – больше играть с тобой не буду, ты, пожалуй, у меня все души выиграешь».
Узнали и бесы, что это тот самый солдат, у которого они сидели в сумке, и решились его выгнать из ада. Наговорили на него сатане, что он мучит чертей и никому спокою не дает своим солдатским ученьем, и сатана дал приказание по аду, чтобы выгнали тотчас же солдата. Окружили черти комнату солдата и объявили ему приказ сатаны. Делать было нечего. Взял солдат свою амуницию и две выигранные им у сатаны души (это были души его жены и дочери) и пошел. Только вышел он из своей комнаты, видит, все черти выстроились в ряд, заиграла музыка и запалили из ружей. «Э, чертовское отродье! Обрадовались, что я пошел», – и всех их выругал.
Приходит он опять к раю и говорит: «Святые апостолы Петр и Павел, пустите меня в рай!» – «Да ведь ты отказался от рая, – говорят ему, – ступай в ад». – «Да я там был!» – «Так еще сходи». – «Да пропустите вот хоть эти две грешные души». – «Ну, пусть они идут», – сказали апостолы и отворили ворота. Солдат поставил впереди душу жены, сам встал по за нею, а позади себя поставил душу дочери. Так все и вошли в рай. И до сих пор живут они да поживают в раю, ни нужды, ни горя не знают.
39. СМЕРТЬ И СОЛДАТ
Один солдат служил три года и стосковал по дому и задумал убежать, что и исполнил. Дорогой раздумался: как это я три года служил, а царя не видал, взял и воротился. Приходит к царю и говорит: «Ваше Величество! я три года служил, а вас не видал и пустился в бега, а теперь воротился вас посмотреть». Царь его не наказал, а дал ему три деньги: одну на табак, другую на вино, а третью на хлеб, и отпустил домой. Шел он дорогой и сел отдохнуть, проходит один старичок (это был ангел) и просит подаяния, солдат говорит:
«Да у меня всего три деньги на табак, на вино и на хлеб, впрочем, возьми одну деньгу; мне кто-нибудь даст покурить», и расстались. Через некоторое время опять попадается солдату этот старичок и просит подаяния, солдат отдал ему вторую деньгу, говоря, что он найдет выпивки и так. Идет дальше, опять встречается знакомый старичок и просит деньгу, солдат отдал ему и последнюю деньгу, говоря, что свет не без добрых людей – кто-нибудь да накормит.
Заходит в питейный дом, просит покурить и немножко вина – не дают; дальше зашел в один дом и просит у хозяев хлеба – ему отказали. Пошел своей дорогой и призадумался. Попадается в четвертый раз старичок и спрашивает: «Ну как, солдат, поживаешь?» – «Да что, нахожусь без денег и голодный – понадеялся на людей, да и напрасно». Старичок дает ему мошонку с деньгами, обрадовался солдат и спасибо сказал.
Пошел по белу свету, испытал всякие удовольствия, а в мошонке не убывает, в конце концов все-таки она опустела. Вот однажды идет он лесом и видит большой и красивый дом, а неподалеку от него простая изба, входит в избу, здоровается с хозяевами и спрашивает: «Чей это дом?» Хозяева говорят, что наш, мы в нем не живем, потому что в дому очень манит. – «Пустите меня туда, я всех манов выведу». – «Батюшка наш, мы тебе будем благодарны и до смерти тебя докормим». Сперва солдат заказал несколько железных кнутов, когда их изготовили, пошел ночевать в большой дом и там расположился ожидать, что будет.
Вдруг в полночь выскакали черти со всех сторон и прямо летят к нему, он открыл пустую мошонку, а черти один по одному стали смирно забираться в мошонку, он зажал рукой, взял железный кнут и начал выпускать по одному чертенку и каждого отжаривал кнутом на славу, а одному чертенку глаз выстегнул.
Наутро приходит к хозяевам и рассказывает, что он очистил дом от манов, и все перешли туда жить. Солдат в полном довольствии прожил три года, затем захворал и помер, душу его принял ангел и полетел с нею на небо. Прилетают к вратам рая, душа принимает оболочку солдата, и он спрашивает: «Это что такое?» – «Рай»,– отвечает ангел.– «А дают там табак, вино и хлеба?» Ангел отвечает: «Табаку и вина там нет, а хлеба есть». – «Ну так я не пойду в рай». Ангел в ответ: «Я так и доложу богу».
Солдат обернулся в другую сторону и видит, ворота чернеются и спрашивает: «Это что там такое?» – «Ад», – отвечает ангел. Солдат направился туда, входит и видит множество чертей; увидели солдата черти, переполошились и узнали его, а один чертенок закричал: «Это он мне глаз выстегнул». Сам сатана завыл: «Гоните его вон». Черти не смеют подступиться, сатана приказывает: «Бейте в барабаны – он убежал со службы, испугавшись барабанного боя». Грянул барабанный бой, и солдат убежал из ада. И так в рай не пошел сам, а из ада выгнали, и начал болтаться солдат между адом и раем.
Вот однажды сидит он у ворот рая, а мимо него идет смерть, он спрашивает: «Куда ты идешь?» Смерть отвечает ему: «Иду к богу спросить, каких мне людей морить». Солдат говорит: «Посиди тут, а я за тебя схожу к богу и спрошу». Смерть согласилась. Приходит солдат к богу и говорит: «Господи-боже, смерть послала меня спросить, каких людей ей морить». Бог отвечает: «Скажи ей, чтобы шла старых людей морить!» Солдат приходит к смерти и говорит: «Бог велел тебе два года старое дубье грызть». Смерть ушла. Ангел опять солдата звал в рай, но тот без табаку и вина отказался. Продолжает опять солдат мотаться не в тех не в сех.
Минуло два года, является смерть за приказанием к богу. Солдат опять вызвался сходить за нею и спрашивает у бога: «Господи, смерть послала меня узнать, каких ей теперь людей морить». Бог отвечает: «Скажи ей, чтобы морила два года среднего возраста людей». Солдат воротился к поджидавшей его смерти и говорит: «Бог велел тебе два года среднее дубье грызть». Смерть ушла исполнять приказание. Солдат упрямо болтается на старом месте.
Прошло опять два года. Сидит солдат у ворот рая – возвращается с работы смерть гораздо похудевшая, он спрашивает: «Куда ты опять идешь?» – «Иду к богу спрашивать, каких мне теперь людей морить». Солдат и говорит: «Ты устала, посиди тут, а я за тебя схожу». Смерть согласилась. Является он перед лицом бога и говорит: «Господи-боже, смерть послала меня узнать, каких ей теперь людей морить». Бог говорит: «Скажи ей, что приказываю морить людей малолетнего возраста». Солдат воротился и передал смерти: «Бог велел идти и два года молодые дубки грызть». Смерть ушла на работу.
Прошло еще два года. Однажды солдат уснул крепко у ворот рая, является смерть, видит, что он уснул, и прошла прямо к богу и предстала перед ним. Бог удивился и спрашивает: «Что ты, смерть, так сильно похудела?» Она отвечат: «Господи-боже, как же мне не похудеть, ты через солдата приказывал грызть старые, средние и молодые дубки, я шесть лет и грызла». – «Солдат тебя и меня обманул – я ему наказывал про людей, а не про дубки, поди, скажи ему, чтобы за это он тебя три года на своем хребте возил». Смерть возвращается к солдату, будит его и говорит: «Вот что, любезный, за твой обман бог повелел тебе возить меня на своем хребте три года». Солдат говорит: «Ну что же – велел, так садись и поедем». Смерть взгромоздилась на спину ему и поехали. Долго вез ее солдат, устал и захотелось ему отдохнуть, сели, солдат открыл табакерку и стал нюхать табак, смерть смотрит из-за плеча и спрашивает: «Что ты делаешь?» – «Табачок нюхаю», – «Дай-ко и мне». – «Пользуйся», – говорит солдат. Смерть протянула руку в табакерку, солдат прихлопнул крышку и упрятал все смерть в табакерку, сунул ее в карман и пошел и ходил с нею три года. Потом выпустил смерть, и вышла она вся зеленая от табаку. |
Пошла смерть к богу, явилась перед ним, бог и спрашивает: «Что ты, смерть, вся зеленая?» – «Да вот солдат три года меня носил в табакерке». Бог сказал ей; «Ну, матушка-смерть, тебе не повезло, и зачем ты потянулась за этакой дрянью, табаком». – Солдат остался пока гулять по белу свету.
40. РАБОТНИК
В одной деревне жил мужик с женой и дожили они до глубочайшей бедности: больше стало жить нечем. И говорит мужик бабе: «Ну, баба, я пойду, поряжусь к богатому мужику в работники». Пошел и порядился, взял задатку пятнадцать рублей и скоро прожил эти деньги, пошел порядился к другому и у другого взял пятнадцать рублей, и эти прожил, пошел к третьему и у третьего порядился, взял пятнадцать рублей и эти прожил.
И пришлось мужику сходить к обедне. Пришли и те мужики богатые в церковь. Жили они между собою дружно и завели разговор; один другому начал сказывать: «Вот что, братцы, я этта порядил работника какого, да вон он стоит!» – «Да как же, и я его порядил» Третий: «И у меня порядился!» Поговорили мужики промеж себя, работнику ничего не сказали, а он слышал ихние разговоры, приходит домой и говорит своей жене: «Ну, баба, я теперь пойду и поряжусь работать к черту».
Пошел в лес и попадается ему черт навстречу, спрашивает: «Куда, мужик, пошел?» Отвечает ему мужик: «В лес дрова рубить».– «Так вот, что: порядись ко мне в работники». Мужик отвечает ему: «С удовольствием, очень рад». – «Так приходи завтра в такое-то место, об цене нечего разговаривать, я ценой не обижу».
Пришел мужик к черту работать. Черт напоил его водкой. «Ну, ступай, ложись спать, у меня ни один работник до троих суток не работает». Вот и прожил мужик трои сутки; на четвертые встал его хозяин по утру рано, разбудил работника: «Ну-ка, работник, пойдем в лес, нужно срубить три осины толщиной вершков в шестнадцать, длиною шести сотен и сделать через, реку лавы».
Вот взяли по топору и пошли в лес; у черта взял топор весу фунтов в тридцать. Пришли в лес и начали рубить осину; черт как начал хвостать – сразу половину пересек, а мужик не может и корки сбить. Срубили они осину, очистили прутья, нужно тащить ее. Черт и говорит своему работнику: «Ну, брат, давай, потащим осину на реку». Взял под комель, а мужик не дает ему, говорит: «Отойди, чахотный, прочь, где тебе унести, ступай, берись под вершину». Делать нечего, черт пошел к вершине, взявши, поднял вершину и давай подбираться. Мужик кричит: «А, хозяин молодец! Давай еще маленько!» – Черт поднаддал, осину всю и поднял. Мужик влепил топор в осину, сам сел на комель. «Ну, хозяин, пошел!» Черт попер осину, до того, что пристал.– «Ну, казак, давай отдохнем!» – «Ну, какой отдых, давай тащи, урод!» Делать нечего, не хочется черту поддаваться мужику, пошли опять вперед.
Притащили таки осину на реку. Черт и говорит своему работнику: «Ну, казак, давай, кидай!» – «Нет, хозяин, стой, дай перебраться, у нас с тобой не на одном плече». И свернулся мужик с комля. «Ну хозяин, кидай!» Черт бросил осину и сам свалился. «Что же ты, хозяин?» – «Я просто пристал, ступай ты обедай, а я отдохну здесь».
Мужик приходит обедать, и спрашивает его чертовка: «Что, брат, где оставил хозяина?»– «Где? Вон, чахотный, притащил бревно, свалился, на реке лежит, поди только не околеет».
Работник пообедал и лег спать на повети в сани. Черт пришел домой и жалуется своей хозяйке: «Ну, баба! Вот так работник! Я то ли не едрен, он меня втрое едренее надо его ужо ночью убить, а то жить будет плохо».
Мужик выслушал чертовы разговоры, дожил до вечера, поужинал, пошел спать. В сани положил ступу и окутал тулупом, а сам лег на сено. Вот черт встал ночью, взял сорок пудов палицу и пошел бить казака. Подошел к саням и брякнул по ступе так сильно, что ступа прискочила, ударилась вверх стропила. Черт с радостью пошел к себе в избу и говорит своей жене: «Ну, баба, так треснул казака, нани он вылетел вверх». Казак, вставши утром рано, пошел преспокойно в избу. Черт увидал казака, очень испугался и говорит ему: «Что, казак, не знаешь, что так шибко треснуло вечор на дворе?». А казак отвечает:
«Тебя... надавало с хорошей-то постройкой,– должно быть лопнула стропила».
Черт очень боялся своего работника и начал говорить своей жене: «Ну, жена, давай уедем из дому вон, пускай здесь живет работник один». Вот черт забрал все деньги в один мешок, а чертовка в другой. Казак, взявши, к черту в мешок и залез. Черт потащил мешок. Казак разрезал мешок и видит, что черт тащит ихним полем, и стал говорить: «Стой, брат, хозяин, тебе от меня не уйти!» В испуге черт не понял этого, что мужик сидит в мешке, и бросил мешок. «Давай, баба, кидай и ты!» И чертовка бросила свой мешок и побежали неизвестно куда. Мужик, взявши мешки с деньгами, притащил домой, и первое его было дело – заплатить долг богатым мужикам, потом завелся хозяйством и стал жить в лучшем виде, а черт к мужику не казался ногой.
41. ШУТ И КОЛОМЕНЦЫ
Был в деревне шут. Шут работать ленится, а воровать боится. Чем будешь кормиться? Шут взял горшочек и палочку и пошел на большую дорогу. Крупы и соли взял. Разжег огонек и поставил горшочек. Сварил кашку. Увидал – идет двенадцать коломенцев. Раскидал огонек и взял в руки палочку. Ходит вокруг горшочка и поколачивает. «Горшочек, кипи не плыви!» Подходят коломенцы. «Бог помочь! Что работаешь?» – «Просим милости, кашку варю. Садись каши кушать!» Сели коломенцы. Кашу всю у шута съели.– «Продай, шутушка, нам эту палочку и горшочек!»– «Купите, братцы! По рублю с человека!» Получил двенадцать рублей денег.
Приходит домой. Купил белой муки, напек пирогов и вышел опять на большую доро- гу с пирогами. И зарыл в землю эту корзину окуль дороги. Потом эти коломенцы пошли большой дорогой. Захотели есть и поставили горшочек и взяли по палке и колотят по горшочку. «Горшочек, кипи и не плыви!» Ничего не вышло. Положили и остался. Рассердились на шута. «Пойдемте, шута убьемте! Зачем обманул?» Вернулись, а шут возле дороги похаживает с лопаткой. – «Выходи, шут, на дорогу! Сейчас тебя убьем, зачем нас обманул!» Он говорит в ответ: «Эх, братцы, хлеба-соли полно будет!» Шут схватил лопатку, вынул корзину пирогов. – «Садитесь, братцы, кушайте!» – «Шутушка, продай нам эту палочку, зыбочку и лопаточку»! – «По два рубля с братца!» Распростились.
Шут приходит домой. Купил быка, нажарил мяса, а в пузыри быка налил крови и спрятал под правую пазуху. Коломенцы пошли и есть захотели. Зарыли зыбку в землю и отошли в сторону. Подбежали к зыбочке, разрыли, а зыбочка порожняя. «Вот опять шут обманул! Теперь пойдем же, шута убьем!» Подходят к шуту под окно. – «Выходи, шут, убьем!»:– «Эх, братцы, хлеба-соли будет!» Коломенцы приходят в избу. Шут на жену закричал: «Давай, жена, обедать!» Жена его не слушает. Он крикнул раз, два, схватил со стола нож, цап ножом жену в бок. Жена упала, и кровь потекла у ней. Шут схватил плетку и давай жену хвостать, и приговаривает: «Плетка-живулька, оживи мою жену!» Потом жена стала послушная у его. Подает на стол, ухаживает и кланяется. – «Эх, братцы, купимте у шута нож и плетку! Жены нас не слушают. Продай, шутушка!» – «Купите, братцы, – по четыре рубля с брата!» У шута купили и отправились домой.
Приходят домой. «Сначала, – говорят,– дайте плетку и нож». Приходит домой, жену одно-другое спросит – жена его не слушает, ругается с ним. Он схватил нож и цап в грудину жену. Жена упала. Он хвостал, хвостал, а жена померла. Потом так до конца. Все двенадцать братьей перерезали своих жен.
Сошлись и говорят: «Ну, теперь, пойдемте, ребята, шута убьем!». А шут про это знал. Выкопал могилу и закопался туда живой. И наказал жене: «Если придут коломенцы, то скажи, что вторая неделя как помер!» Коломенцы приходят и кричат: «Дома ли шут? Выходи, убьем!» Жена отвечает: «Нету живого, братцы! Вторая неделя как помер».– «Покажи нам оную могилу...» Вытащили шута и завалили его в куль и потащили в озеро. Притащили к озеру. Прорубь застыла, топора у их не было. Никоторой за топором, ни который не идет. Оставили шута и пошли за топором. Коломенцы ушли.
Время ехал барин, а шут кричит: «Не могу судить и рядить и на воеводстве сидеть». Барин услышал. «Я могу судить и рядить!» Распорол этот куль и выпустил шута. А шут посадил барина в куль: «Сиди там дока!» Сам сел на лошадей и отъехал в сторону. Коломенцы пришли, лед прорубили и куль в воду ввалили. – «Пускай, говорят, шут там!» Коломенцы отправились домой. Идут, и видят шут догоняет их – на дорогой тройке лошадей и чисто одетось. «Бог по пути, братцы!» «Где ты, шутушка, взялся?» – «Вы меня, братцы, свалили только в озеро, а я там подал прямо на базар. И только денег било пять рублей и все купил. Тройку и одежду!»– «Сведи, шутушка, нас!» – «Братцы, будет ежели есть денег и вас сведу». Подходят к проруби. «Ну, опущайтесь в прорубь, – говорит шут, – и рукам держитесь за лед! Смотрите, когда вскочу и вы покидайте рукам!» Коломенцы в воду опустились, а шут схватил этот топор и давай коломенцев по рукам колотить и коломенцев утопил.
42. КАК МУЖИК КОРОВУ ПРОДАВАЛ
Мужик повел корову продавать в город. Ведет и увидал: десять мазуров стоит. Эти мазуры и уговорились: «Разойдемтесь на пять пар да и станемте торговать гуся у мужика». Разошлись. Мужик заходит в город, – первая пара и спрашивает: «Мужик, продай гуся!» А мужик им отвечает: «Что вы, дураки, да ведь у меня корова!» Он плюнул да и пошел опять дальше. Доходит, а там другая пара мазуров стоит, и говорит: «Мужик, продай гуся!» Он поглядел на корову да и говорит: «Что вы, ребята, ведь у меня корова, – не гусь!» А они ему отвечают: «Нет, у тебя гусь!» Он опять повел дальше. Опять третья пара спрашивает: «Мужик, продай гуся!» Он поглядел на корову: «Да, что, робята, ведь у меня корова!» До четвертой пары доходит. Опять четвертая пара говорит: «Мужик, продай гуся!» Он поглядел, поглядел на корову... «Что же, уж мне не мрачит ли? Неужели у меня гусь?! Давай, ужо поведу дальше... Что будет?» Ведет. И пятая пара спрашивает: «Мужик, продай гуся!» Он им отвечает: «Робята, у меня ведь корова!» А они ему говорят: «Нет, у тебя гусь!» – «Видно мне мрачит, что корова, видно гусь итак... Ну, что вы мне дадите за гуся?» – «А полтора рубля дадим»,– говорят. Он продал и пошел домой. Идет... А те же мазуры и спрашивают: «Что мужик, продал корову?» Он говорит: «Да ведь у меня был-то гусь!» – «Как гусь! ведь тебя мазуры обманули».
Он и приходит домой. И сколько чего ни было, все продал гладко, и домишко, все про дал. И накопил денег триста рублей. И нашел он шляпу худую, которая сто годов валялась. И наложил он эту шляпу на себя и пошел в кабаки, в которые мазуры ходят. И подал он трем сидельцам по сту рублей и говорит: «Я сколько водки ни запрошу, вы налейте, а как колону в шляпу и скажу: «Квито», – и вы говорите мне: «квито». Они меня обманули, дак и мне надо их обмануть». Он в кабачок пришел, полведра и выпросил. И выпил эти полведра: и мазурам подает, и мазуры пьют. Потом... выпили... мужик – хлесть в шляпу и говорит: «Хозяин, квито?» Сиделец: «Квито!» И в другой кабачок пришел – опять так же. Мазуры его и спрашивают: «Когда ты деньги платишь?» – «А у меня шляпа платит деньги: я вот колону в шляпу да скажу, что квито, дак небось уж будет квито». Эти мазуры и говорят: «Робята, надо еще поприметить – когда он деньги платит». И пришли в третий кабачок. Мужик пришел и говорит: «Сиделец, налей-ко полведра водки, а нет и целое ведро!» Тот и налил ведро водки. Пили, пили... Так напились,– до пьяна! Он хлесть в шляпу и говорит: «Хозяин, квито?!» Сиделец и отвечает: «Квито!» Они и спрашивают: «Когда это ты, мужик, деньги платишь?» – «Что вы, братцы, ведь у меня шляпа платит». Они и говорят: «Мужик, эту шляпу продай нам!» – «Нет, братцы, не продам!» – «Нет, что хошь бери, а продай!» – «Нет, не продам! Она меня поит и кормит!» – «А нет, мужик, продай нам шляпу!» Он и говорит: «И за пять тысяч не отдам!» – «Ну, мужик, дадим пять тысяч, а отдай нам!» Он получил пять тысяч и шляпу подал им. А шляпа копейки серебра не стоит! Этот мужик пошел домой и рассмеялся: «Обманул же таки и я мазуров!» Эти мазуры пришли в кабачок и говорят: «Сиделец, налей нам полведра водки». Он налил им полведра водки, они выпили..., да хлесть в шапку: хозяин, квито?» А сиделец им и говорит: «Заплатите денежки, дак и будет квито!» Эта мазуры и говорят: «Ох, проклятый мужик, обманул нас!».