Прошли верст пять, а тут и дорога подошла калюнами очень круто. Только они завернули за калюн. Смотрит мужик – целая куча на дороге змеев лежит: так и вьются, так и ползают по дружке и все – этак клубом.
Мужик ужаснулся, а старик подошел к змеям и начал посохом шевелить их.
– Еще не все, – сказал он и начал снова свистеть. Смотрит, на свист плывет из лесу огромный, преогромный змеище; приполз да и обвил всю кучу.
– Видно, далеко был, – сказал старик гадине, – что не успел в первых (как будто тот понимать мог его разговор).
Тут старик взял за голову и за хвост самого змея, закрутил его как веревку и, поднося к сборщику, говорит ему:
– Перекуси.
Тот сморщился от ужаса, отступил.
– Перекуси, – повторил старик, – тебе же будет лучше, смотри!
– Хоть душа сейчас вон, – сказал сборщик, – но не могу.
– Ну, не можешь кусить, так хоть лизни, все же лучше будет.
Закрыл мужик глаза, подошел и лизнул. Он с ужасом ощутил под языком чешуйчатую шкуру гада.
– Ну, теперь давай плат свой, – сказал старик.
Мужик подал ему рваную тряпицу. Старик обтер платком всего гада и подал назад мужику.
– Вот смотри, когда придешь к барину, то пока ему долагают о тебе, ты и оботри лицо этим платом и жди, что тебе будет не худо; а кабы перекусил бы змея, то и по век бы был свободен.
Старик ушел в сторону, и больше его не видал наш сборщик, как сквозь землю провалился.
Пошел сборщик к барину, а на душе-то словно веселее стало. Приходит. Долагают, – а сборщик возьми да платком-то утрись. Не успели сказать барину, а он и бежит сам к нему.
– Ну, спасибо, – говорит, – спасибо! Даже и денег не сосчитал – поверил на слово, и не спросил, что почему не все собрано, а велел напоить водкой и уволить от сбору навсегда, а выбрать другого сборщика.
Ведь вот какое-то дело-то было! А ночью тот же старик пришел к нему во сне и говорит:– если бы ты не побрезговал – перекусить змея, то барин дал бы вольную тебе и твоей семье на всю жизнь. Так, уже сам не умел взять воли – на себя и пеняй.
5. ПРО СЕРЕГУ И МИТЮ
В имении г. Федорова управляющий Семен Иванов Солнцев и крестьянин Никитин Попков. Управляющий купил у Никитина груду соломы не за дорогую цену. Из этой груды наклались большие два воза. Привозит в село и говорит десятнику Сергею Кузьмину: «Серьга,– говорит, – я схожу к управителю, не прибавит ли он мне за солому». Митя приходит к управителю. Управляющий стоптался на него. «Почто, хромой?» – «Батюшка! – говорит, – Серьга, солому не принимает». – «Ну пошли его, гнилого носа, ко мне». Микита приходит и не сказывает. Говорит: «Серьга! Тебя управитель звал». – «Я до паужна не пойду». В паужну надел свой белый балахончик и отправился к управителю. Управитель не спрашивал ничего. Щелк его в ухо, и давай за волосы волочить его по полу. Таскал, таскал и приволок к косяку, ко дверям, и давай головой стукать о косяк. От устали запыхался. «Что, гнилой нос, у Митьки соломы не принимал?» – «Как, батюшка? Я принимал, а он ходил к тебе прибавки просить. Возы больно велики». – «Так поди-ко сходи за ним, за хромым». Серьга приходит в Микульскую. Митя в окошко и глядит, как Серьга подходит. Митька на въезд выскочил и спрашивает: «Ты куда, Серьга?» – «К тебе, ступай на село». – «Серьга! Не знаешь почто?» – «А вот сойдешь, так узнаешь». Пришли в контору, управитель и спрашивает: «Что, хоромой? Серьга принимал ли соломы?» Отвечает: «Принимал, батюшко!» – «Ну-ко, Серьга, как я тебя, так и ты, его». Ну, и смотрят друг дружки и глядят, а шапки и рукавицы на пол склали. «Что, гнилой нос, глядишь? Кати его». Серьга (здоровый был такой) как хватит Митю, так Митя, как сноп, облетел и давай таскать, как снопа, за волосы, только ноги лягаются. Управитель: «Худо, гнилой нос! Как я тебя о косяк головой». Притащил к косяку и давай колотить о косяк головой. Тогда управитель стоптался: «Вон, матушку вашу!» Шапки и рукавицы стали сбирать, он их под ж. пихать. Вышли на улицу. «Эх, Серьга!» – «Что Митя?» – «Так о косяк хватил, что и шапка не входит». – «Я тебя милостиво, мне еще пуще было».
6. МУЖИК И ЗЕМСКИЙ
Пришли раз два мужика к земскому начальнику.
– Зачем пришли?
– Да вот он меня ни за что ни про что выкостил при народе, выматюкал, выругал.
– За что ты его выругал? – спрашивает земской начальник.
– Да известно дело пьяное, попался сгоряча он мне на глаза, ну и отвел душеньку.
– За то что ты безвинно человека выкостил, ступай на три дня в холодную.
– Смилуйся, ваше благородие, прости!
– Нельзя, братец, вашего брата надо учить. Иначе ничего не поделаешь. И что это за варварство: матюкаться, сквернословиться, тьфу! ведь один только мужик так и ругается.
– Ступай, ступай, – сказал земский начальник, видя, что тот что-то начал снова говорить.
В это время вдруг в окно влетает пчела и прямо к земскому. Тот начал отмахиваться. А известное дело, пчела не любит этого. Сейчас в физиономию бац.
– Ах, ты растакая мать, – заворотил семиэтажным земский, схватив пчелу. – Мерзавец, негодяй, развел пчел, чтобы людей жалили!
– Ваше благородие, за что ты меня наказал, вот ты и сам материшься, – несмело было заявил свою претензию обиженный мужик.
– А ты еще ослушиваться. Староста! – крикнул земский. – Сведи этого негодяя на 5 дней.
7. ПРЕДАНИЕ О ПАНАХ
Говорят, в старину жили у нас какие-то паны и наезжали грабежом на деревни. Притон у них был на Марьине под Кихтью; тут, говорят, жила тогда какая-то барыня Марья, по ней и пустошь эта назвалась. Долго они воровали и грабили, народу было в те поры в наших местах малолюдно и деревни редки; наедут они в деревню, все больше по праздникам, когда люди разойдутся к церкви или на базар, очистят все, что получше, да и деревню зажгут. Невмоготу стало православным терпеть лихо от разбойников, поднялись ловить их три волости: Грибцовская, Корневская и наша Задносельская. Окружили их в притоне на Марьине, некуда им стало деваться. Видят они: дело худо. Вот и стали они награбленное добро в землю зарывать в большой кадце и зарывали не спроста, а с приговором, чтоб не досталось никому; атаман их ударился о землю, обернулся вороном и улетел, а разбойников всех тут захватили и покоренили. С тех-то пор лежит на Марьине клад; много народу пытались его добыть, и я бывало хаживал, да нет – не дается: наговор такой!
Есть и еще у нас клад на пустоте Митюкове в Новоселыцине, тоже паны зарыли. (Лежит он под треугольной плитой, под ней песочек мелконькой. Годов 15 тому назад собирались человек до пятидесяти этот клад добывать... да тоже, видно, кладен с приговором, а отговору никто не знает. Копали, копали... запустят щуп – слышно, как бы в дерево ударяется и близко; покопают еще – все столь же глубоко, потому: клад в землю уходит. Помучились–да так и отступились.
8. О РАЗОРЕНИИ КОКШЕНЬГИ
...У нас прежде было всё княжество, в каждой губерне был (свой) князь, а царя не было. Наш князь у Архангельского князя выколол глаза. Они (т. е. архангельские) не стерпели и пошли биться к нам на Кокшеньгу; они много у нас кое-каких местов и городишков разорили. Этта (здесь) у Миколы (Никольский погост, городище) был у нас Николаевский город, а пригородок – у Богородской церкви, где ныне Городище. Места эти они все призорили. У нас съезжались сюда купцы из Архандельского (т. е. гор. Архангельск), из Устюга и из Вологды... А теперь было все пусто (т. е. со времени разорения). Они (архангельские) стояли здесь три года...
..Шитва имела пристанище у Кокрякова озера и ручья (почти против Спасского погоста) и они ходили к ночам (во время осады Никольского Городища?) все туда. Над речкой над Кокряковым был на угоре гладкий камень; на нем они хлебовали и в карты играли. Этот камень нынь недавно мужик подкопал и свалил:–думал клад есть. На камне три зарубы. Одна на преображенье (т. е. в направлении Спасо-Преображенской церкви).
Сколько их там было – неизвестно. Главных их начальников убили. Наши мужики собрались с шести волостей и пришли на Кокряковку. Наперед у наших-то шли большезна-ющие (т. е. вещуны, знахари, колдуны); это были паны, они ведь наши и правили нашими; их звали Яган, Пеган, Поляница и Хайдук. Литва-та в это время отдыхала; вот она варит кашу, обедать хотят. Ихний атаман и говорит: «Ну, робята, севодни на каше кровь кипит, – не ладно будет, не к добру это». Все изумились, не знают, что делать. Вот когда тут пришли наши-то со своими атаманами, и стали драться. Первое дело, их атаман расстегивает грудь и говорит: «Стреляйте!» Наш стрелил – и тут же застрелил. Была заряжена-то пуговица серебряная (против серебра-то не заговоришься); пуговица скрозь его пролетела. Он упал. Другого поймали – стали рубить топором. Топор не берет: он заговорился. Наши и говорят: «Не ладно рубите! Возьмите трою в землю, топором ударьте наотмашь, а потом и по шее, тоже наотмашь». Тому голову отрубили. Третий побежал на убег. Он бежал немного, немало, три версты. И кидал серебро горстями, чтоб народ остановился. Достигли (т. е. догнали) его против (под) деревни Костенской. Тут и поймали, и голову отсикли. На том месте была калиньца (груда камней) и до нынь. Остальные приметались в озеро Коряково. И нынь кровавые косы ходят по озеру в непогоду.
Дьякон Боскарев видел кость на берегу озера: приподымется да и сосвищет – значит, хочет похорониться. Я видел тоже такую кость.
9. О ПАНАХ
Когда они стояли под Николой (т. е. осаждали Никольское городище), то (делая набеги на окружающие деревни) дошли раз до деревни Мадовицы; а в Мадовицах по угородам навешены были на кольях снопы конопля. Им показалось, что это выступило много народу против них и поворотили назад опять под Девятую (т. е. под Николу), церковь (и городище) носит двойное название по имени двух святых, в честь которых она освещена: Николая Чудотворца и Парыскевы Пятницы (Девятой). В другой раз оттуда уже не подходили к Мадовицам, да скоро оне после этого и погибли. Их атаман будто бы сошел сума и стал кричать: «Смотрите-ко, робята, седатой-от старик круг шатра (шейка купола) у церкви ездит на лошаде и мне грозит. Не застращаешь меня!» После этого забегал этот атаман с мечем да в озере и утонул... А паны-те варили кашу да вместо пены-то кровь косами заходила: оне и узнали, что гибель скоро приходит. Тут, сколько денег, богатства их, было, – все в котел склали и утопили в Городишном озере; а над котлом поставили плот из слег (длинных бревен), на плот наносили земли да и плот на котел утопили. А потом и сами в этом же озере уходились.
10. БЕСПЕЧАЛЬНЫЙ МОНАСТЫРЬ
(Легенда о Петре Великом)
Император Петр Первый, ездивший, как известно, по всяким пустырям и темным лесам Русского царства, один раз наехал на монастырь, который был в стороне от большой дроги, в лесу, и был, как следовало монастырю, обнесен стеной, или забором. Над воротами этого монастыря была надпись: «Беспечальный монастырь». Петр Первый прочитал такую надпись, и удивился. «Что это значит: «беспечальный монастырь?» Видно монахи живут тут и ничего не делают» и от того не знают никакой печали – беспечальны. Дай, – говорит, – задам я им печаль!»
Призвал к себе игумена этого монастыря и велел ему тотчас же решить следующие три задачи:
Первая задача: чего стоит он – Петр Первый?
Вторая задача: много ли на небе звезд?
Третья задача; о чем теперь он, Петр Первый, думает?
Игумен пошел в свой монастырь, а Петр Первый остался на коне ждать его.
Придя в монастырь, игумен тотчас же собрал на совет всю братию, чтобы общими силами решить эти задачи. Думали, думали – ничего не могли выдумать; потому что монахи беспечального монастыря давно отвыкли от всякой думы. А не решить задач – боялись Петра Первого. Весь беспечальный монастырь вдруг опечалился, и все монахи не рады были и своей жизни. А Петр Великий сидит на коне и ждет игумена с ответами.
На ту пору в монастыре был один мельник, который, когда услышал об этом горе монастырском и узнал в чем дело, пришел к игумену, и говорит: «Давай мне скорее твое платье, я оденусь игуменом и дам ответ на все задачи, а ты надень мое платье, чтобы Петр Первый не узнал тебя». Игумен с радостью согласился на это, и отдал мельнику свое платье, а сам нарядился мельником.
Мельник, надевши на себя игуменскую рясу, наложивши на голову клобук, а в руки взявши монашеские четки – все, как следует игумену, явился перед Петром Первым.
– Что, отец, выдумался ли?
– Выдумался, – говорит мельник.
– Ну отвечай же: дорог ли я?
– «Христос, царь небесный, продан был за тридесять серебренников, а ты земной царь, конечно, можешь быть продан подешевле», – сказал мельник.
– Много ли на небе звезд?
– «Я считал, и насчитал тридцать три тысячи триллионов и сто девяносто одну звезду. Если не веришь мне, царь, то пересчитай сам», – сказал мельник, вынул из пазухи и подал Петру Первому лист бумаги, в котором было множество точек, которые означали звезды, будто бы сосчитанные.мельником.
– А о чем я теперь думаю?
– «Ты думаешь, что с тобой говорит игумен, а меж тем перед тобой стоит мельник, только в игуменском платье». И мельник рассказал Петру Первому всю историю с игуменом.
Этим мельник так полюбился Петру Первому, что он сделал мельника игуменом того монастыря, а игумену велел быть мельником.
С тех пор не стало беспечального монастыря.
11. ВЫТЕГОРЫ-КАМЗОЛ ЬНИ КИ
Была стоянка в Вытегорском погосте; лошадей меняли; Петр Первый ходил на Вян-гинскую пристань, оборотя, пришел в избу, начал собираться в дорогу и хотел надевать свой камзол, вдруг выступил вперед Гриша-простец, тамошний житель; за святого его почитали; рубил он правду и злых людей краснеть заставлял. Пал этот Гриша в ноги Петру Первому и говорит:
«Надежда-царь Государь! не прикажи казнить, прикажи слово вымолвить».
«Говори, што те надо», – изрек царь. «Дай-ко ты нам, надежа-государь, этот камзол,– што по плечам откидаешь», – сказал Гриша.
«А куда ты кладешь мой камзол?» – спросил Петр Первый.
Тут Гриша простец возответствовал: «Себе, надежда-государь, и тем кто умнее и добрее на шапки, а шапки мы не токо детям, а и правнукам запасем, на память твоей к нам царя-батюшки милости».
Прилюбилось Петру Первому это Гришине слово, и он подал ему свой камзол. «Добре, скаже. Вот тебе, Гриша, камзол; да смотри, не поминай меня лихом».
Взяли Вытегоры этот камзол и пошили себе на шапки. Завидно стало жителям сусед-ним и стали они говорить: «что вы-де камзол украли», и пронеслось это слово в Москву, а из Москвы во все города и с тех пор стали звать Вытегор «камзольниками». – Вытегоры-де воры, у Петра Великого камзол, украли.
12. А ЛАПТЯ СПЛЕСТИ НЕ МОГ
А как вот не хитер был, а лаптя-то все-таки не мог сплести: заплести-то заплетал, а свершить-то и не мог. Носка не сумел заворотить. И теперь еще лапоть-то этот где-тo там в Питере во дворце или в музее весится.
13. АРАКЧЕЕВ
Аракчеев был очень суровой господин– собака! У него была чернокнижица-полюбовница, которая имела над ним власть. В своих книгах читала и знала все, что делается. Ее давно хотели убить, но с книгами не могли. Один раз книги украли и ее бросились убивать, она за книги – их нет. Так и умерла, Аракчеев тогда все бросил, все дела и убежал.
НАРОДНЫЕ ДРАМЫ
МОГИЛЬНИК И КОБЫЛЯК
Выходит могильник копать могилы, а после к нему приходит кобыляк, который ищет кобылы и спрашивает у могильника, да оба глухие.
Могильник копает отцу могилу, сам говорит:
А вой-вой, батюшко ты мой! Тапере уже не дождаться мне тебя домой.
Как ездил боло ты на добычку хоть, в полночку,
А приехал, мне привезешь гостинца, своему сыночку.
А вой-вой, батюшко ты мой, голубчик беленькой.
Пошто ты меня оставил, миленькой?
Закатился ты, солнышко мое красно,
Покинул ты меня бедного напрасно.
И некому меня теперь по головке уж погладить,
Только всяк по затылку заехать ладит.
И некому за меня сироту теперь наступить:
Только всяк хочет вшивицу нагреть.
Куды мне бедную головушку девать?
Встань да хоть скажи, какую тебе могилу-то копать.
Один пришел копать отцу могилы,
Другой, к нему приходя, ищет кобылы:
Эй, што, братя, рано взвозило в полночь?
Могильник:
Спасибо, доброй человек, надей божия помочь.
Кобыляк:
Не видал ли ты этта моей кобылы?
Могильник:
Хорошо, голубчик, пособит-ко мне копать могилы,
Однако здесь есть и лопата.
Кобыляк:
Нет, не гораздо собой она была низковата,.
Так и очень была невысока 1[1 В прежнем списке отрицания не нет]
Могильник:
Нашто! – не надобно очень глубока: Полно хотя бы выкопать на три локти.
Кобыляк:
Где? Когда еще ей к медведю попасть
В когти! Только вот недавно лише с двора сбежала.
Могильник:
Полно,– эдакая яма да уж будет мала?
Куды ему с ней? хоть кому так будет полно.
Кобыляк:
Дак, да как тебе не знать? Ведь и ты на ней ежживал довольно:
Помнишь, как и тебя хватила зубом?
Могильник:
Э, бать! на што подстилать лубом
Таки так же ли ожить и без луба.
Кобыляк:
Да то-то ти и есть што рассечена губа.
Помнишь как ведь я на ней ехал мостом?
Могильник:
То правда, што уж велик то велик был ростом.
И в ночи не попадай было ему на дуло.
Кобыляк:
А ее тогда чуть носом-то не поткнуло,
Да от того-то ведь у ее и губа разбита...
Могильник:
О! што до света, – то до света Часто он един ходил по клетям.
И то еще когда, как со мною пойдем по церквам,
То уж не придем с голыми рукам.
Кобыляк:
Эх! Держат было, держат: ведь она и все дрягает ногам.
Ну где вот топере её сыщешь?
Могильник:
Как не прыскат? Таки и гораздо на радостях те прыщешь,
Как иногда принесешь и хорошенькую добычку.
Кобыляк:
А коли у тебя, отдай же мою кобыличку.
Для чего ты не сказываешь до сего места?
Могильник:
Да не отчего-то умер, што не от соложеного теста:
Третьего дни как пришел будто волк проголодался, –
На ту-то пору в печи с тестом горшок разогревался.
Ну да вот на тут-то причину будто черт сунул мачку:
Выняла из печи-то горшок-от да подала бачку;
А он с шальных-те как впустил туда рыло,
Да уж дул, дул, пока брюхо-то как гору разворотило.
От того-то ему и смертонька-та припала...
Кобыляк:
Нет не пропала, – она на люди попала:
Ведь ты сам мне давече сказал, што у тя моя кобыла...
Могильник:
Што уж братец делать? Пришло копать могила,
Коли уж ему такая смерть пришла.
Кобыляк:
О, брат! Этого ты не плети: она у тя, а не ушла.
Как хошь отдавай, хошь роди боком...
Могильник:
Ну, правду ты говоришь, брат, што вышло - ему воровство с соком.
А всё в этом мачка роспроклятая виновата...
Кобыляк:
Што врёшь? Она была не горбата:
Ведь и ваш сусед Сверчок знает.
Могильник:
Да, – то пономарь, а то недавно дьячок-от читает:
Вот лишь за псалтырь токо-то принялся топеря.
Ко ыляк:
Да што ты меня бранишь? Разве ты сам тетеря,
Да и других тетерями называешь...
Могильник:
А коли посмотреть богатства-то желаешь,
То хочь взавтра ко мне приходи ты.
Кобыляк:
Вот дурак какой,– скажи ты приметы!
Ведь я тебе давече говорил.
Могильник:
Да ты разве тогда без ушей был?
Поп в олтаре паки да паки поет,
А дьячок как роспустил пропасть ту, да вечную память дерет.
Ты говори черту аминь,
А черт таки все глядить в овин 1 [1 Здесь, по-видимому, что-то спутано; в прежнем списке стихи от 74-го по 79-й составляют продолжение речи кобыляка.]
Кобыляк:
Отдай мне кобылу: полно шалберить-то.
Могильник:
Еще да што уж болше мерить-то?
Будет, кажется, с него доволно долины.
Кобыляк:
Да то, – во лбу-то у ее 2 пестрины,
А хребет-от таки почти и весь пестрой.
Могильник:
О помяни его бог, то уж был на это вострой:
Таки частехонко почти ходил на Волгу...
Кобыляк:
Да ведь я тебе молвил, што гриву имеет долгу,
А ты до сих уж мест не растолкуешь...
Могильник:
Што уж, братец, делать? И не хотя горюешь,
Когда уж бачка кормильца не стало,
А при нем так никогда горя не бывало.
А то все так сделала мачка-дура...
Кобыляк:
Врешь ты, как мерин! Моя кобыла не бура,
Она шерстью-то почти вся сера.
Могильник:
Где брат у его – туте-то и мера:
Как куды пойдет да ловко попадет,
То лишка не возьмет, – только одне сани нагребет.
А домой-то как прикатит, так уж любо посмотреть.
Кобыляк:
Да как не хлызить, а тебе, братец, этого не избыть:
Как хочешь, братец, это твое дело.
Могильник:
Да вот завтра увидишь – таки совсем почернело.
И брюхо-то так все выше да выше дмется.
Кобыляк:
Да тебе нужды нет, што она ногами те бьется:
Отдай, – ведь я тебя плутца 2 [2 В прежнем списке вместо слов тебя плутца более крепкое ругательство]всего перекореню...
Могильник:
Да то часто бывало, что как возьмет дубину
Да еще товарищи были два сына поповы.
И те уж правда-то робята здоровы:
Как когди пойдеть на большую дорогу с ними,
То пожалуй управится хоть с десятерыми.
А што на кабаке хотя бы малехонько зашумело, –
О! давай подраться, побиться: то его дело.
А кто за него примется 3 [3 В прежнем списке: «И нечего таки право, за кого примется, напустит в гачи»] то уж напустит в гачи...
Кобыляк:
За што? У меня одна и есть, да и той не отдает клячи!
Могильник:
Право,– таки без шуток, хотя бы кто,– в гачи у его напустит:
Ведь он пожалуй и самому черту право никогда не спустит...
Кобыляк:
Нет, брат, нечего больше так-то проедаться:
Хоть и не хотелось боло уж мне с тобой подраться,
Я уж вижу, что с тобой у меня не быть без драки...
Могильник:
У кого? У бачка-то? У его были три собаки 4 [4 В прежнем списке за этим стихом следует продолжение разговора кобыляка с могильником:
Хоть и сам он был не последний вор,
Да таки надобно, чтобы стрегли и свой двор.
Для того, что часто и то бывает,
Что и черт на черта набегает.
Также и бачко, тот, хоть и сам вор был,
Таки назад то оглядывался, чтобы и самого кто не обрил.
Кобыляк
Нет, брат, турусу на колесах везешь,
Пойдем-ко в губерску канцелярию: там инако запоешь.
А то ты точишь шары да вары.
Могильник
Пойдем, коли хошь, то увидишь, какие амбары
После бачка пожитков тех стоят.
Кобыляк
Не грози! отдашь небось, пойдем-ка, брат!
Могильник
Да вот и увидишь, что и у боярина столько нету.
Кобыляк
А когда ногу сломил, то отдашь и свою за эту.]
ШАПОШНИК И МУЖИК
Шапошник, торгуя шапками, говорит:
Много, брат, нашил я шапок-те еще с лета,
А купцов на них и по сие время нета.
Уже мороз, кажется, велик наступает,
А шапок-те ни единой человек не покупает.
Идя мужик по ряду уши потирает.
Шапошник:
Э, брат-дядя, что ты по ряду шибко шагаешь?
Знатно уши-те у тебя озябли, что их потираешь.
Наде тебе эту худую шапку переменить,
Да и воронам на гнездо бросить.
Черт ли видал, где честные люди эдакие шапки носят.
Хоть отдать ее нищим, и те на нее плюнут да бросят.
Мужик:
Добро, братец, никакие мы люди-те офицеры честные,
Носим шапки-те и те старые худые.
У тя, брат, шапок-те ожжешься купить,
А купишь, недолго наносишь, будет же бросить.
Хотя они у тя цветом-те и пригожи,
Да к моей, братец, неподлично к деревенской рожи.
Живет и эта старая: так же как и новая уши-те греет,
А «эк нахлучу 1 [1 Нахлобучу.], хоть в какой мороз витер не провеет.
Шапошник:
Ха, ха, ха! Эдакой, где да кто видал, ходит по ряду-то балагур.
Смотрите, какой он взял в зубы-те дурь.
Ведь скупость же злая в человеке-то зародится:
Рад не только из рубля, но из полушки задавиться.
Уши-те и так, кажется, от морозу-то побелели,
А он еще говорит, что опрели.
Поди, дурак, деревенской Фалелей,
Купи хорошую шапку, да уши-те обогрей.
Мужик:
Знал бы я и сам, братец, как бы по моей мошне шапка-та попала,
Да у вас купить, - так у меня чермезияа-та 2 [2 Мошна.] мала.
Шапошник:
Да подвинься поближе, посмотри, ведь не все дорогие,
Так же и по твоей цене есть дешевые.
А то ты, заозер[с]кой пестерь, уши-те морозишь.
Деньги-те ведь у тебя есть, а в эдакой шапчонке бродишь.
Мужик:
Разве, братец, подвинуться, посмотреть, нет ли по моей денжине?
Шапошник:
Поди, небось, недорого отдам на почине:
Подвигайся посмелее, приступай к шапкам-то поближе.
Мужик:
Нечего, братец, на верхные те смотреть, подай-ко, которая висит пониже.
Шапошник:
Нат-ко, дядюшка, изволь всяко смотрети,
А как купишь, любя станешь носити.
Мужик:
Сто-ко, брат, посмотрит боло хорошенко,
А то обманываете вы нашу братью частенько.
Шапошник:
Что ты, дядюшка, изволишь говорить?
У нас никогда этого не бывало:
Не обманем ста, хоть приди пар[е]нек малой.
Мужик:
Да добро! Нечего много попусту болтать:
Стат боло как можно торговать.
Ну што же, господин купец, дорога ли как она у тя ценою?
Шапошник:
Не бо ста, дядюшка, изволь хорошенько торговаться со мною.
Ведь я денег-те некакую с тебя возьму груду,
Только давай копеек тридцать, так я и тем доволен буду.
Мужик:
О братец, сколь дорого!
Как по-моему бы взял четыре алтына.
Шапошник:
Нет, друг, я еще обшибся, надобно просить с тебя полтина,
А ты хочешь за 12 копеек эдакую шапку взяти
Ведь ста стыдно и в люди-те сказати.
Мужик:
Да как же, брат, по-твоему?
Скажит-ко, чем ты меня обвеселишь
Неужели таки цены-то нисколько не сложишь?
Шапошник:
Акой ты! Кажется, у тебя борода велика, –
А ума-то нет в тебе ни на лыка.
Ведь хоть кому ее показать, та никто не похает.
Мужик:
Ой, всяк, вас обманщиков знает!
Шапошник:
Да добро! Что много говорить? Изволь-ко на стул садиться.
Вот тебе и зеркало–изволь-ка посмотреться.
Ах, куда ста как тебе изрядно шапка-та пристала!
Хоть куды поди, – так всяк скажет, что тебя не оругала.
Посмотри-тко ста на тебе шапка-та как бает!
Не обманываю: право что она тя немало украшает.
Да и уши-те твои очень прикрыла.
Мужик:
Ну, брат, топере и мне кажется мила.
Только выпустишь ли из тридцати копеек што или нету?
А мне хочется очень купить шапку-ту эту.
Шапошник:
Ну, доброй человек, дал ли полполтины?
Больше, хошь как, не вылущу копейки едины.
Ведь тебе в иных лавках эдакой шапки не сыскать.
Мужик:
Добро! Хошь и дорога, да изволь деньги брать.
Шапошник:
Ну, топере, дядюшка, здравствуй с шапкой новой!
Мужик:
Спасибо, что доставил господин торговой!
Нужо топере здраво оставайся.
Шапошник:
Прости, прости, дядюшка, и впредь с нами знайся.
Отшедши мужик из лавки да хвастает:
О братец, я чаял, што вороваты городские-те купцы,
Ано есть же такие, как и наша братья деревенские глупцы,
Смотрите-тко, господа, какая шапка-та хороша!
(Другой мужик пришед говорит):
Неужли ты дал, побратим, за ее два гроша?
1-й м у ж и к:
Какой ты смохотвор проклятец –
Я чаль1[1 Чаял], что ты молвишь полтину, братец.
2-й мужик:
Да ты посмотри-тко, за што полтина-та дать?
1-й мужик:
Нет, братец, не умеешь ты торговать:
Ведь я за ее дал копейко двадцать пять!
2-й мужик:
О, братец, и вправды льзя эте деньги дать:
Я не досмотрел, ано ведь у нея весь и вершок-от новой;
Постой, постой я издалей, что и околыш-от бобровой.
Ах, дядюшка, сколь ты мастер торговать
И шапок-те хороших выбирать!
Не ошибся ста ты, не дал лишные копейки.
Ведь ста поискать во всем ряду эдакой тулейки.
Прикажи-тко ста пожалуй мне на голову надеть.
1-й мужик:
Изволь ста, как тебе надей посмотреть.
2-й мужик:
Хороша ста, хороша ста, да она же еще и немала.
Смотрите-тко, господа, как она и мне пристала!
Пожалуй-ко, светик мой, мне в ней погулять,
А я в тот час буду, изволь только здесь обождать.
Мужик:
Нет, братец, недосуг долго-то мне здесь болтаться,
Пора уж и домой в деревню подвигаться:
Да добро! Видеть ты человек-то доброй, – поди да принести поскорее.
3-й мужик:
Эдакая ты борода пустая!
Впрямь не попусту деревенской наш назван зевака:
Вот тя обманул и унес (шапку), как собака.
Ну где ты его, полоротой, станешь искать?
1-й мужик:
Нет, братец, не такие мы люди, что у нас воховет (?) пропадат.
Мы и сами на это уж доки:
Пойду да как найду, да нагну, да отломаю ему и боки!
ЛОДКА
Действующие лица:
Атаман, выбирается рослый, говорящий басом. Костюм его: шитый галунами и блестками кафтан; шаровары, заправленные в личные сапоги, мохнатая высокая шапка и подобающее вооружение. Иногда в маске.
Есаул – по костюму очень похожий на атамана, но не так нарядный.
Приклонский – пьяница-разбойник в статском костюме.
Поп – в маске и подобающем костюме, обыкновенно старый.
Девица.
Разбойники – шайка. Костюм: красная рубаха, обшитая по вороту, рукавам и подолу галунами или золотой бумагой, и шаровары.
Атаман входит в комнату, где находится публика; свита его останавливается в дверях. Он размахивает саблей и поет:
Ты позволь-ка нам, хозяин,
В нову горенку войти.
Хор:
Ай лели, ай дели,
В нову горенку войти.
Атаман:
В нову горенку войти,
Все именье осмотреть. (Хор–то же).
Все именье осмотреть,
Да и пиво и вино. (Хор).
Да и пиво и вино,–
Не прокисло ли оно. (Хор).
Атаман:
Огнем горю, жаром пылаю, победы презираю.
Хлеб, соль да вода, да явится шайка моя!
Хор (поет).
Наша шайка здесь живет
Вольно, безпашпортно,
Наш хозяин – острый нож,
Сабля-лиходейка.
Мы не воры, мы не воры,
Не разбойнички:
Государевы крестьяне,
Рыболовнички.
Уж мы рыбицу ловили
По амбарам, по клетям,
По высоким чердакам.
Атаман.
Есаул!
Есаул.
Что прикажете?
Атаман.
Приведи мою лодку и. шайку разбойников!
(Разбойники входят и садятся на пел в два ряда, как гребцы в лодке; атаман и есаул становятся по концам лодки друг против друга. Все покачиваются, изображая волнение).
Атаман (к попу).
Отец, разрешите спеть песню?
Поп.
Разрешаю и благославляю.
Атаман (поет).
Вниз по матушке, братцы, по Волге...
Хор (пристает при слове братцы).
По широкому раздолью...
Атаман.
Поднималася, братцы, погода.
Погодушка немалая,
Немалая, волновая,
Ничего на волнах, братцы, не видно.
Атаман.
Есаул!
Есаул.
Что прикажете?
Атаман.
Возьми мою подзорную трубу и посмотри на все четыре стороны: нет ли пенья, коренья, подводного каменья, чтобы нам, добрым молодцам, не сесть на мель.
Есаул (смотрит).
Вижу.
Атаман.
Что же ты видишь?
Есаул.
Колоду.
Атаман.
Какую там к черту воеводу!
Смотри, я тебя так ободрю и к черту в работники сошлю.
Держи правей, никуда не ворочай (продолжает).
Только видно одна шлюпка,
Одна шлюпочка чернеет,
Вот чернеет.
На ней паруса, братцы, белеют,
На гребцах шапки синеют,
Вот синеют...
Есаул!
Есаул.
Что прикажете?
Атаман.
Возьми мою подзорную трубу, и т. д.
Что же ты видишь?
Есаул.
Червь.
Атаман.
Какую невидаль там червь!
В водах червь, в земле червь, в лесах сучки, в городах полицейские крючки, хотят наших добрых молодцов сковать, связать и к черту в работники послать. Держи правей, никуда не сворачивай.
Есаул.
Слушаю.
Атаман (продолжает петь)
На гребцах шляпы, братцы, синеют,
На них кушаки алеют.
Сам хозяин, братцы, в наряде:
Во кумашненькой рубашке...
Есаул!
Есаул.
Что прикажете? (и т. д., как и раньше). Вижу сад!
Атаман.
А я этому очень рад.
Есаул.
При нем находится прекрасная девица.
Атаман.
А! это хорошо! (Поет):
Приворачивай, братцы-ребята,
Ко крутому бережку,
Ко Куляшину предворью... Есаул!
Есаул.
Что прикажете?
Атаман.
Весла по бортам и рабочих по местам. Есаул!
Есаул.
Что прикажете?
Атаман.
Приведи ко мне прекрасну девицу, что находится за 12-ю железными замками. (Приводят девицу).
Атаман, (к ней):
Не желаешь ли выйти за меня замуж?
Девица.
За такого-то кровопивца!
Атаман.
Сечь! Рубить!
Разбойники (кричат).
Лучше за Приклонского отдать!
Атаман.
Ну, послушаю, ребята, вашего совета: не возьмет ли Приклонский... Приклонский!
Приклонский. (стоя за дверями, хриплым голосом).
Эй?..
Атаман.
Приклонский!
Приклонский.
Эй?..
Атаман.
Приклонский, пьяница, поди сюда!
Приклонский. (входит, шатаясь и натыкаясь на разбойников).
Что прикажете, господин атаман?
Атаман.
Не желаешь ли ты жениться?
Приклонский.
Э! жениться! по-моему лучше задавиться.
Да, положим, при старости лет нехудо: седина в бороду, а бес в ребро, да кото же ты мне дашь? Семидесятилетнюю старуху?
Атаман.
Я тебе дам не 70-летнюю старуху, а 17-летнюю девицу.
Приклонский.
А где же она? (Ему показывают. Он, пошатываясь, останавливается перед ней). Ах! красоточка моя, полюби-ка ты меня! Я человек богатый: у меня есть четверка табаку, фунт картошки, славная будет окрошка, а придешь домой и полопать нечего. (Показывает на висящий у нее на шее медальон). Чей это у тебя, голубушка, портрет?
Девица.
Матушки.
Приклонский.
А кто у тебя матушка?
Девица.
Не знаю.
Приклонский.
А кто у тебя отец?
Девица.
Приклонский.
Атаман.
Ба! Приклонский? Сечь! рубить! (Ее зарубают).
Приклонский. (отрезвившись, к атаману).
При такой моей горести я спою песню, а вы спойте к моей песне припев. (Поет):
Льются слезы, дух мятется,
Темно сердце во мне бьется.
Хор:
Где любезная моя?
Нет ея, нет ея.
Приклонский.
Нет ея, знать запропала,
За ракитов куст запала. (Припев)
У кого спрошу?
Кто скажет?
Кто несчастную покажет? (Припев).
Земледелец, не видал ли?
Ловчий в поле, не слыхал ли? (Припев).
Пастушок в лужках душистых,
При ручьях пастушка чистых. (Припев).
Злу тоску мою прервите,
Милы девушки, скажите. (Припев).
Нет ея, мой дух терзайся,
Лейтесь слезы, грудь пронзайся!
(Убивает себя из пистолета и падает).
Атаман.
Кого мы лишились?
Приклонский бурю сокращал, корабли остановлял, теперь его не стало! Поэтому надо воздать ему последний долг, похоронить с честью. (Вызывают попа). Вот видишь ли, кончился наш Приклонский, поэтому отслужи панихиду.
Поп.
Не ври! мы сейчас с ним выпивали.
Атаман.
Говорят тебе: служи!
Поп:
Тробник и кадило! (Ему подают). С праздником, господа!
Атаман.
Какой же это, дурак, праздник?
Поп.
А ты умен, как поп Семен, так и служи сам. (Уходит).
МНИМЫЙ БАРИН
Барин. Пантюшка, малый!
Пантюшка. Чего угодно, барин старый?
Барин. Неси водки алой.
Пантюшка. Где бы я про тебя взял?
Барин. В подвале взаперте.
Пантюшка. Кто про тебя поставил?
Барин. Да в другом.
Пантюшка. Да я бежал кругом, да не видел.ничего.
Барин. Пантюшка, малый!
Пантюшка. Чего угодно, барин старый?
Барин. Где ты сегодня ночевал?
Пантюшка. В твоей новой купленой деревне под овином.
Барин. Кабы овин-то загорелся?
Пантюшка. Я бы вышел да погрелся.
Барин. Пантюшка, малый!
Пантюшка. Чего угодно, барин старый,?
Барин. Поил ли ты сегодня коня-то?
Пантюшка. Поил.
Барин. Да отчего у него губа-то суха?
Пантюшка. Оттого губа суха, что пролубь высока.
Барин. Да ты мог пролубь-то и подрубить.
Пантюшка. Я и то, сударь, четыре ноги по колено отсек.
Барин. Ах ты, сукин сын, коня-то довел!
Пантюшка. Нет не довел; он лежит на спине и ножкам потягивает.
Барин. Пантюшка, малый!
Пантюшка. Чего угодно, барин старый?
Барин. Был ли ты сегодня у моих работничков?
Пантюшка. Был.
Барин. Каково они робят?
Пантюшка. Семеро одним топором.
Барин. Как они семеро одним топором рубят?
Пантюшка. Один рубит, двое клонят, четверо глядят, куда щепочки летят.
Барин. Не пропали денежки! Сделали они про меня дом?
Пантюшка. Сделали.
Барин. Каков?
Пантюшка. Хорош.
Барин. Сколь хорош!
Пантюшка. Три двора, одна труба. В подворотню дым идет. Самые большие окна напароей верчены.
Барин. Сделали они про меня дворец?
Пантюшка. Сделали.
Барин. Каков?
Пантюшка. Хорош.
Барин. Как хорош?
Пантюшка. Три кола вбиты и корытом покрыты.
Барин. Хорош. Каковы у них хлеба-то были?
Пантюшка. Хороши.
Барин. Как хороши?
Пантюшка. Как волотка от волотки, отсель, да до слободки, колос от колосу не услышишь человеческого голосу, суслон от суслона отсель да до Рослова.
Барин. Куды же они этот хлебец девали?
Пантюшка. У них староста не глуп, кладь-то склал на печной столб, переходила кошка с бруса на брус и спихнула кладь в лахань. Он взял которое сухое-то собрал, а сырое-то на ложке растер, да в ковше развез, 88 бочек вина навел.
Барин. Ах, братцы! ах, братцы!
Пантюшка. С волком двадцать.
Барин. Не пора ли нам по за гумнами пройти, свиней посмотреть.
КОММЕНТАРИИ
Комментарии содержат краткую вводную заметку по каждому жанру устной народной поэзии, представленному в настоящем сборнике. После этого идут примечания к текстам, сообщаются паспортные данные (собиратель, исполнитель, место и время записи) с той степенью полноты, какую дают собиратели. Место записи указывается так, как оно названо собирателем или составителем без перевода на современное административное деление. Затем сообщается источник, откуда заимствован текст. Название его дается в условном сокращении, для печатных источников обычно называются имена составителей, для рукописных материалов – сокращенное название архива. Далее приводятся примечания составителя или собирателя к данному тексту, разночтения и варианты отдельных мест произведения, указываются исторические и другие реалии.
СПИСОК СОКРАЩЕНИИ
Александров – Деревенское веселье в Вологодском уезде. Этнографические материалы Вл. Александрова.– Современник, 1864, т. CIII, (июль), с. 169– 200.
Андреев – Н. П. Андреев. Указатель сказочных сюжетов по системе Аарне. Л., 1929.
Архив АН – Архив Академии наук СССР (Ленинград).
Архив ГО – Архив Всесоюзного географического общества (Ленинград).
Афанасьев – Русские народные сказки А. Н. Афанасьева, т. 1–3, М., Гослитиздат, 1957.
Белоруссов–Никанор Белоруссов. Об особенностях в языке жителей Вологодской губернии. - Русский филологический вестник, 1887, т. XVIII, № 4, с. 193–289.
ВГВ – «Вологодские губернские ведомости».
ВОГА – Вологодский областной государственный архив. (Вологда).
Гарднер – Песни-сбирушки в Череповецком уезде. Записала Кл. М Гарднер.– ЭО, 1897, № 2, с 104– 113.
Гильфердинг – Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердингом летом 1871 года, т. I–III. Изд. 4-е, М.-Л., 1949–1951.
ГЛМ – Государственный литературный музей (Москва).
ГПБ – Государственная ордена Трудового Красного Знамени Публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Рукописный отдел.
Григорьев – Архангельские былины и исторические пeсни собранные А. Д. Григорьевым в 1899– 1901 гг., т. I. М., 1904: т. II. Прага, 1924; т. III, M., 1910.
Данилов Кирша – см. Кирша Данилов.
Дилакторский – Пр. Дилакторский. Частушки или тарантушки, записанные в Двиницкой волости Кадниковского уезда Вологодской губернии. – ЭО, 1898, № 1–2, с. 339–343.
Едемский – М. Едемский. Вечерованье и городки (хороводы) в Кокшеньге Тотемского уезда. – ЖС, 1905, вып. 3 и 4, с. 459–512.
Едемский, 1906 – Загадки в Кокшеньге Тотемского уезда. – ЖС, 1906, вып. I, отд. II, с. 62–68.
Елеонская – Сборник великорусских частушек. Под ред. Е. Н. Елеонской, М., 1914.
ЖС – «Живая старина».
Зеленин – Д. Зеленин. Сборник частушек Новгородской губернии. – ЭО, 1905, № 2–3, с. 164–230.
Иваницкий, 1883 – Пословицы Вологодского уезда. – Повествовательные песни Вологодского уезда. Этнографический материал доставлен. Н. Иваницким. – Статистический сборник, издаваемый Вологодским губернским статистическим комитетом, т. III, Вологда, 1883, с. 229–266; 313–333.
Иваницкий, 1885 – Бытовые песни, собранные по Вологодской губернии Н. Иваницким. – Игровые, шуточные и любовные песни Вологодской губернии, собр. Иваницким. – Вологодский сборник, издаваемый при Вологодском губернском статистическом комитете, т. IV. Вологда, 1885, с. 25–84; 93–122; 318–411.
Иваницкий, 1890 – Н. А. Иваницкий. Материалы по этнографии Вологодской губернии. М., 1890. (Известия общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, т. 69. Сборник сведений для изучения быта крестьянского населения России, вып. II).
Иваницкий, 1960 – Песни, сказки, пословицы, поговорки и загадки, собранные Н. А. Иваницким в Вологодской губернии. Вологда, 1960.
Ильинский, 1915 – Н. И-ий. Отражение войны в вологодских частушках. – Известия Вологод. общ-ва. изучения Северного края, вып. II. Вологда, 1915, с. 132–138.
Ильинский, 1916 – Н. Ильинский. Отражение войны в вологодских частушках. – Известия Вологод. общ-ва изучения Северного края, вып. III. Вологда, 1916, с. 86–101.
ИРЛИ – Институт русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР. Отдел рукописей.
Истомин и Ляпунов – Ф. М. Истомин и С. М. Ляпунов. Песни русского народа. Собраны в губерниях Вологодской, Вятской и Костромской в 1893 году. СПб, 1899.
Картыков – Русские песни. Изборник народной лирики. Составлен М. Н. Картыковым. Вологда, 1922. .
Киреевский – Песни, собранные П. В. Киреевским. вып. 1–10. М., 1860–1874.
Киреевский. Новая серия. – Песни, собранные И. В. Киреевским. Новая серия, вып. II, ч. I, 1911; вып. II, ч. II, 1929,
Кирша Данилов – Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. М., 1938.
Лаговский, вып. I.– Ф. Н. Лаговский. Народные песни Костромской, Вологодской, Новгородской, Нижегородской и Ярославской губерний, вып. I, Череповец, 1877.
Лаговский, вып. II. – Ф. Н. Лаговский. Народные песни Костромской, Вологодской, Новгородской, Нижегородской и Ярославской губерний, вып. II. В кн.: Третий этнографический сборник. Кострома, 1923, с. 25– 78, прилож. – ноты, 25 с.
Лингва – Е. Линева. Великорусские песни в народной гармонизации, вып. II. СПб, 1909.
Майков – Л. Майков. Великорусские заклинания. СПб. 1869.
Малевинский – Народные песни Тотемского уезда Вологодской губернии, собранные Ф. Малевинским, Вологда, 1912.
Марков – А. В. Марков. Беломорские былины. М., 1901.
Миллер – В. Ф. Миллер. Исторические песни русского народа XVI–XVII вв. Пг, 1915.
Минц и Савушкина – Сказки и песни Вологодской области. Составители С. И. Минц и Н. И. Савушкина, Вологда, 1955.
Обнорский – Народные песни, собранные в Вологодском и Грязовецком уездах П. Обнорским.– Статистический сборник, издаваемый Вологодским губернским статистическим комитетом, т. III, Вологда, 1883, с. 283–306.
Обнорский. Пословицы.– П. А. Обнорский. Пословицы и поговорки Вологод. и Грязовецк. уездов. – ВГВ., 1888, №№ 9, 11 – 15, 20; 1889, № 4–7.
Ончуков – Н. Е. Ончуков. Печорские былины. СПб, 1904.
ОРЯС – Отделение русского языка и словесности Академии наук.
Попов, 1906 – Анатолий Попов. Русские народные песни и свадебный обряд в д. Жуково Никольского уезда Вологодской губернии. В кн.: Труды музыкально-этнографической комиссии, т. I, М., 1906, с. 477–495.
Попов, 1911 – АН. Попов. Русские народные песни Вологодской губернии. В кн.: Труды музыкально-этнографической комиссии, т II, М., 1911, с. 329–340.
Попов, 1857 – Николай Попов. Народные предания жителей Вологодской губернии, Кадниковского уезда (этнографический материал собран в 1857 г.) – ЖС, 1903, вып. 1 и 2, с. 188–224; вып. 3, с. 361–384.
Пропп – В.Я.Пропп. Указатель сюжетов. В сб.: Народные русские сказки А. И. Афанасьева, т. 3, М., 1957, с. 458–502.
Рыбников – Песни, собранные П. Н. Рыбниковым. СПб, 1867; изд. 2-е, т. I–III, М., 1909–1910.
Садовников – Загадки русского народа. Сборник загадок, вопросов, причет и задач. Составил Д. Садовников. СПб, 1876.
Симаков – В. И. Симаков. Сборник деревенских частушек. Ярославль, 1913.
Симони – Павел Симони. Старинные сборники русских пословиц, поговорок, загадок и проч. XVII– XIX столетий. СПб, 1899, с. 163–216 (Сб. ОРЯС АН, т. XVI, № 7).
Смирнов – А. М. Смирнов. Сборник великорусских сказок Архива Русского географического общества, вып. I, Пг., 1917.
Соболевский – А. И. Соболевский. Великорусские народные песни, тт. I–VII, СПб, 1895–1902.
Соколовы – Сказки и песни Белозерского края. Записали Борис и Юрий Соколовы. М., 1915.
Студитский – Народные песни Вологодской и Олонецкой губерний, собранные Ф. Студитским. СПб, 1841.
Судаков – И. Судаков. Частушки. – ЖС, 1903, № 4, отд. 2, с. 441–460.
Тенишев – Фольклор Вологодской губернии. Собрание В. И. Тенишева. Песни, сказки, обряды. – ИРЛИ (отд: рукописей), колл. 169, папка 3, № 7; папка 3, № 8, папка 2, № 1, папка 2, № 3. ч
Успенский – Частушки, записанные Г. Успенским в Череповецкое уезде. – «Худож. фольклор», 1929, с. 166–171.
Федосеев – Н. Федосеев. Статьи и письма. М, 1958, с. 315–352.
Шевырев – Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь проф. С. Шевырева в 1847 г. ч. I\ M., 1850, с. 97–98; ч. II, с. 108–111.
Шейн – Великорусе в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т. п. Материалы собранные и приведенные в порядок П. В. Шейном, т. I, вып. 1–2. Спб, 1898–1900.
Шейн, 1877 – Русские народные песни, собранные П. В. Шейном. Песни былевые. В кн.: Чтения в обществе истории и древностей Российских при Московском университете, 1877, июль-сентябрь, кн. третья. М., 1878, с. 1–132.
ЭО – этнографическое обозрение.
КАЛЕНДАРНАЯ ОБРЯДОВАЯ ПОЭЗИЯ
Календарные обряды и песни сопровождали труд человека на протяжении всего года, отражали его трудовую деятельность и вместе с тем были тесно связаны с жизнью природы, с годовым круговоротом солнца. Календарная поэзия возникла давно, когда люди были бессильны перед природой, поклонялись ей, обожествляли непонятные явления, приписывали им чудодейственную силу, старались задобрить природу.
Образцы календарной поэзии известны и в записях, сделанных на территории б. Вологодской губ. Однако до нас дошли далеко не все жанры, сопровождавшие календарные обряды. Поэтому нет возможности представить крестьянскую календарную обрядность в ее целостности, полном объеме и последовательности.
Колядные песни
Крестьянский календарь начинался обрядом «колядования». Молодежь в это время ходила по домам и пела колядки, желая богатства, семейного счастья, хорошего урожая, долголетия и т. п. Крестьянская жизнь в колядных песнях идеализировалась, что связано было с теми же магическими предпосылками – выдать желаемое за действительное В Вологодском крае, как и других северных областях, новогодняя колядка существовала наряду с новогодними «виноградьями», песнями свадебно-величального характера.
1. Зап. Соколовы в д. Терехове-Малаховой Белозерск. у. от крест. Ек. В. Шарашовой, Соколовы, № 346.
2. Из книги Фриза «Руководство к физическому описанию областного города Устюга Великого»; И. Сахаров. Песни русского народа, ч. I, СПб, 1838, с. 97– 99. Под названием «Малое виноградье» (Уж мы ходим по Кремлю-городу...) зап. Ф. М. Истомин 19 июля 1893 г. в ел. Дымково Великоустюгск. у. от. Ив Фед. Говорова (62 л.); Истомин и Ляпунов, с. 46–47. В этой записи песня кончается венчанием и перечислением даров.
3. Зап. Ф. М. Истомин 22 июля 1893 г. в с. Бобровское Великоустюгск. у. от крест. Вас. Григ. Дракунова (54 л.); Истомин и Ляпунов, с. 51. Указано, что эти припевки исполняются тогда, когда «не подадут, или худо подадут».
Подблюдные песни
Эти песни получили такое название потому, что связаны с гаданиями «над блюдом». Кому принадлежала вещь, положенная в блюдо, к тому и относились слова подблюдной песни, по содержанию которой и угадывалась судьба девушки. Образ хлеба, как и образ золота в подблюдных песнях – символ счастья и благополучия в крестьянской семье. Подблюдные песни связаны также с желанием предугадать личную судьбу человека, узнать, что ждет его впереди – счастье или беда.
4-9. Зап. сельский учитель в Кирилловск. у. сообщ. Л. Н. Майков; Шеин, вып. I, с. 319, 321–322 (№ 1096, 1097, 1099, 1100, 1101, 1102).
10–19. Зап. Соколовы в дер. Терехове-Малаховой Белозерск. у. от Тат. Андриан. Шарашовой; Соколовы, с. 402–403 (№ 348–351,1853–357, 359).
Святочные песни
«На святках наряжаются всячески, – пишет Н. А. Иваницкий, – кому как вздумается, и надевают маски из бумаги или из бересты... Девки вывешивают за окно гребень и приговаривают: «Суженный, ряженый, приходи голову чесать!» Также опускают в кадку ложки: чья ложка отплывет, тот и умрет в том году, или же весят на весах краюшку хлеба и, свесив, выносят на поветь, а утром смотрят: если прибыло, то хлеб будет дешев, а убыло, то дорог». (Иваницкий. Материалы, 1890, с. 128).
20. Зап. Ф. М. Истомин 9 июля 1893 г. в б. Сольвычегод. у. от крест, д. Ильинской Сем. Степ. Меструкова (52 л.) и мещанки Map. Ив. Москвиной (50 л.); Истомин и Ляпунов, с. 177–178.