Примечательно, что В. И. Ленин работал над книгой «Развитие капитализма в России» в 1896 — 1899 годах, в период так называемого «льняного бума», когда российский крестьянин стал проявлять все возрастающий интерес к льноводству и когда «посевы льна приняли азартное направление».
Четвертая глава книги, озаглавленная «Рост торгового земледелия», и в частности шестой раздел этой главы «Район льноводства», содержат в себе «главным образом и почти исключительно данные о внутренних чисто русских губерниях». Анализируя, «как же отзывается... рост торгового льноводства на крестьянстве, которое, как известно, является главным производителем льна?» — В. И. Ленин пользовался многими источниками информации. В письме к матери от 24 января 1898 года он просит прислать в село Шушенское «книги: Каблукова «Лекции по экономии сельского хозяйства» и В. В. «Очерки кустарной промышленности». 7 февраля посылает «список книг, которые... хотел бы достать». В частности, «свод сведений об экономическом положении сельского населения Европейской России. СПБ., 1894. Издание канцелярии комитета министров... Безобразов. Народное хозяйство России... Людоговский... (? «Основы сельскохозяйственной экономии»? Или что-то в этом роде. Не помню точно заглавия. Книга 70-х годов)». Были тщательно изучены им такие издания, как «Вестник финансов», «Военно-статистический сборник», «Свод статистических материалов об экономическом положении сельского населения», «Историческо-статистический обзор», «Льноводство Псковской губернии», земско-статистические сборники по Тверской и целому ряду других губерний... В 1908 году книга вышла вторым изданием, и опять же — с «самыми необходимыми дополнениями из новейшего статистического материала».
Хочу, кстати, заметить, что к началу нынешнего века (а точнее: за период с 1834 по 1909 г.) накопилась значительная библиография книг и брошюр, журнальных и газетных статей, справочников и экономических обзоров непосредственно по льноводству, а также обработке льна и торговле им — почти 1100 названий! И такая статистика еще раз свидетельствует, что лен для России стал за эти годы действительно главнейшим «промышленным растением»!
Среди разнообразия исторических документов и данных, которыми оперировал В. И. Ленин, подтверждая свою оценку «экономического быта» и прочих «крайностей», составляющих «характеристическую черту хозяйственной жизни льняного района», обращают на себя внимание письма А. Н. Энгельгардта «Из деревни».
Первое «Письмо» появилось в 1871 году в «Отечественных за писках», которые редактировал в то время Н. А. Некрасов. И с тех пор на протяжении одиннадцати лет (!) ноябрьский или декабрьский выпуск ежемесячника открывался очередным «Письмом» Энгельгардта из поместья Батищево. Этих писем ждали. Они пользовались (цитирую В. И. Ленина) «прочной симпатией читающей публики». В России их читали все — от студента до министра. И не только в России. Письма «Из деревни», так же как и другие труды Энгельгардта — «Вопросы русского сельского хозяйства» и «Химические основы земледелия» — очень интересовали К. Маркса и были известны ему в подлинниках. Он, как явствует его письмо к З. Мейеру, занялся изучением русского языка, на котором к тому времени (1871 году) читал уже «довольно бегло». В библиотеке К. Маркса был и экземпляр книги Энгельгардта «Из деревни, 11 писем», вышедшей в 1882 году первым изданием. Подчеркивания и комментарии на полях книги весьма красноречивы: Маркс был ее заинтересованным читателем. Но это, как говорится, к слову...
Вернемся к ленинской книге «Развитие капитализма в России». Один из ее разделов посвящен анализу хозяйственной деятельности в поместье Батищево опального профессора химии. Раздел так и называется: «История хозяйства Энгельгардта». Надо сказать, что В. И. Ленину всегда импонировала «прежде всего замечательная трезвость его (Энгельгардта. — В. С.) взглядов, простая и прямая характеристика действительности...». И в своем капитальном труде он противопоставляет «народническим взглядам Энгельгардта историю собственного хозяйства Энгельгардта». И поясняет, что такое критическое противопоставление «будет иметь и положительное значение, так как эволюция данного хозяйства как бы отражает в миниатюре основные черты эволюции всего частновладельческого хозяйства пореформенной России».
Чем же интересно хозяйство Энгельгардта? И в чем состоят его изменения, внесенные в, казалось бы, извечную рутинность российского земледелия? А изменения состоят в том, что Энгельгардт (выделяю ленинские слова) «переходит к посевам льна — торгово-промышленного растения, требующего массы рабочих рук. Усиливается, следовательно, торговый и капиталистический характер земледелия»... И вот уже местный торговец красным товаром от души хвалит Энгельгардта: «большое движение торговле изволили льном дать». Такая вот особенность... Впрочем, по этому и другим вопросам, связанным с льноводством, давайте послушаем самого автора писем «Из деревни».
«ХОЗЯЙСТВО меня всегда интересовало, теоретическое же занятие хозяйством не удовлетворяло, потому что хотелось применить теорию на деле (с 1866 по 1869 год Энгельгардт был профессором — доктором химии! — в. Петербургском земледельческом институте, исследовал курские фосфориты, выступал за применение в сельском хозяйстве достижений химии.— В. С.)... Выслужив пенсию, я сам думал уехать в деревню. Судьба решила, однако, иначе. Мне пришлось оставить службу раньше срока. Я мог при этом выбрать любое из двух: или поселиться в доме своего богатого родственника в деревне, где мне был предоставлен полный городской комфорт и где я, отлично обставленный в материальном отношении, мог бы зарыться в книгах и, отрешась от жизни, сделаться кабинетным ученым, или уехать в свое имение, страшно запущенное, не представляющее никаких удобств для жизни, и заняться там хозяйством. Я выбрал последнее.
...Теперь я живу в деревне, в настоящей деревне, из которой осенью и весной иной раз выехать невозможно. Не служу, жалованья никакого не получаю, о крезолах и дифенолах забыл, занимаюсь хозяйством, сею лен и клевер, воспитываю телят и поросят, хожу в высоких сапогах с заложенными в голенища панталонами, живу в таком доме, что не только босиком по полу пройти нельзя, но не всегда и в валенках усидишь,— а ничего, здоров. Езжу в телеге или на бегунках, не только сам правлю лошадью, но подчас и сам запрягаю, ем щи с солониной, борщ с ветчиной, по нескольку месяцев не вижу свежей говядины; и рад, если случится свежая баранина, восхищаюсь песнями, которые «кричат» бабы, и пляскою под звуки голубца...»
Такова предыстория.
А дальше — откровенно о сокровенном: «Я не статистик, не политико-коном, не публицист, а так себе, занимающийся хозяйством землевладелец, вращающийся в маленьком мирке и описывающий то, что подметилось». А что особенного в этом «маленьком мирке»? Да ничего особенного — «все мои интересы, все интересы лиц, с которыми я ежедневно встречаюсь, сосредоточены на дровах, хлебе, скоте, навозе...»
И вот уже — слово по слову — рождается рассказ о практическом хозяйствовании, при котором «нужно любить землю»,— вести «мужицкий» образ жизни, делать ту же работу, что и крестьяне — «любить эту черную, тяжелую работу». Вдумайтесь в исконно земную поэзию вот этих слов: «то не пахарь, что хорошо пашет, а вот то пахарь, который любуется на свою пашню». Чтобы сказать так, надо всем существом своим вглядеться, или нет — вжиться, в тихую и мудрую неторопливость деревенских времен года.
Именно поэтому «Письма» с такой доверительностью и такой обнаженной откровенностью рисуют — вблизи! — жизнь русской деревни, крестьянский быт второй половины XIX века. Из 12 писем я выбрал, вернее,— выписал все, что касается льноводства. Выпи сок получилось много: А. Н. Энгельгардт довольно подробно, со знанием дела, с тонкой наблюдательностью ученого и непосредственностью практика рассказывает, как он «подладился», по выражению крестьян, под лен.
«...Я с первого же года хозяйства начал вводить посев льна. Крестьяне, разумеется, были против этого нововведения, говорили, что лен у нас не будет родиться, что я не найду охотников обрабатывать лен, что лен портит землю и пр. В прошедшем году я посеял две хозяйственных десятины; лен хотя и не был особенно хорош, но все-таки каждая десятина дала тридцать пять рублей чистого дохода, тогда как прежде эти десятины — лен сеется на облогах — давали не более как 3 рубля сена... В нынешнем году (1873) я уже сеял четыре хозяйственных десятины льну. Осенью прошедшего года я выбрал под лен четыре десятины облог, от части заросших березняком; с осени березняк вычистили, сожгли, золу разбросали по десятине и облоги подняли на зиму. Место было выбрано отличное, по старонавозью, земля превосходная, работа выполнена мастерски. За зиму облоги отлично промерзли и весною распушились превосходно...»
Вот ведь какое удивительное дело: все эти «льняные» отрывки из «Писем» хочется не комментировать, а просто цитировать. Они — обстоятельны. Как говорится, ничего здесь ни убавить, ни прибавить. И в них не только эмоции человека, работающего на земле. В них — экономика хозяйствования, стремление автора «во всем добиваться ясности», даже если эта «ясность» скрыта в толще лет, которые еще надо прожить.
«...Необходимость разделывать под лен давно запущенные облоги, требующие корчевки березняков, увеличила ценность обработки льна... Теперь обработка десятины обходится уже 50 рублей, но так как лен, в средней сложности, дает 100 рублей с десятины валового дохода, то, следовательно, чистого доходу получается 50 рублей от десятины. Да сверх того в пользу хозяина остаются дрова и еще, если корчевка производится заблаговременно, на следующий год после корчевки получается хороший укос травы.
Получить 50 рублей чистого доходу с десятины, не употребляя для этого навоза, разве это не хорошо?
Но этого мало: после льну, по перелому, с небольшим удобрением — «потрусивши навозцу», как говорят крестьяне, — получаются великолепнейшие урожаи ржи. Вот уже три года, что после льна на переломах, удобренных только 100 возами навоза на хозяйственную десятину, я получал по 18 кулей ржи с хозяйственной десятины, то есть сам-12, тогда как на старопахотных землях, при 300 возах навоза, получалось только 12 кулей с десятины, то есть сам-8. Такие же результаты получились в соседнем имении, где, по моему примеру, стали сеять лен, а после льну по перелому рожь. Хозяева, которые знают, как дорого обходится нам навоз, поедающий все доходы с полеводства, поймут всю важность добытых мною результатов».
Энгельгардт стремился к рациональному хозяйствованию на земле. И этот его рационализм состоял в том, чтобы, «истратив меньшее количество пудо-футов работы, извлечь наибольшее количество силы из солнечного луча на общую пользу...» Он логичен в своих действиях: хозяйствовать по-старому нельзя — значит, надо изменить систему хозяйствования. Как изменить? Ну, хотя бы взять и на старопахотных землях посеять клевер или рискнуть выращивать лен на пустошах. Что было с успехом и проделано. В России тех лет безраздельно господствовало зерновое трехполье. А Энгельгардт внедрил в своем хозяйстве 15-польный севооборот. На трех полях у него росла рожь, на двух — овес. Шесть полей были заняты клевером (от первого до шестого года), три — паровали, и на одном — пятнадцатом — поле цвел лен. Первый исследователь «батищевского феномена» Н. К. Малюшицкий называл эту систему улучшено-зерновой. Сам же Энгельгардт свое успешное хозяйствование («В 1871 году поступило в кассу 1562 рубля, а выпущено из кассы 1453 рубля — всего обернулось 3015 рублей. В 1874 году поступило 6047 рублей, а выпущено 5839 руб., всего обернулось 11886 рублей») объяснял умением все правильно распланировать — загадать, как говорили крестьяне, стремлением научиться всему лучшему в практическом земледелии и животноводстве, вплоть до народных примет. «Мои научные познания, именно знания химии и других естественных наук, мое знание людей, их ощущений, страстей, слабых сторон и пр. — вот что составляло мою силу».
И именно лен стал тем оселком, который испытал сполна эту силу Энгельгардта, сделал его образцовым хозяином. Лен высветил ему многие стороны крестьянской жизни. «Письма» читать интерес но — даже через сто лет! — по очень простой причине. Сам автор объяснил ее так: «Все, что я пишу, относится к той маленькой местности, которую я знаю, если же выходит так, что в других местах то же самое, то это потому, что одинаковые условия порождают одинаковые явления». Лен, посеянный в Батищеве, был хоть и не большим, но точным и звучным эхом льняной России. Вот почему я уделяю такое большое место записям Энгельгардта о льне и о всех, связанных с ним явлениях сельской жизни.
* * *
«...Приходит весна, нужно ехать драть облогу (луг) под лен... Вспахали, выскородили, засеяли и заделали. Скородят и заделывают бабы... Пришло время брать лен, вызвали баб. Пришло их за раз человек тридцать — выберут скоро... Разделят десятину по числу баб на тридцать участков, и каждая баба берет свой участок отдельно. Раздел производится очень просто, хотя, разумеется, без ругани не обойдется: бабы становятся в ряд, берутся за руки или за веревку и идут по десятине, волоча ногу, бредут, чтобы оставить след, затем каждая работает на своем участке... Работа трудная и крайне не приятная, потому что лен режет руки... Затем идет молотьба — тут опять разделяют работу, каждая баба счетом отбивает и расстилает известное число снопов, а пускают и веют мужчины...»
«...Я сплю спокойно, снов никаких не вижу, но всегда просыпаюсь рано от страшного лая, который подымают собаки часу и первом ночи, когда бабы идут мять лен... Не успели еще пропеть первые петухи в деревне, бабы встают и бегут, буквально бегут к нам мять лен, стараясь одна перед другою поспеть пораньше, чтобы захватить место получше, поближе к садке, и поскорее начать мять, пока не подошли бабы из дальних деревень. Льну насаживается определенное количество, а баб, когда мятье уже в разгаре, обыкновенно собирается более, чем нужно... и потому каждая баба спешит пораньше захватить как можно более льну — а нам, чем скорее сомнут, тем лучше...»
«...Так как бабы мнут лен каждая на себя с платою от пуда, то и вешать лен нужно у каждой бабы отдельно. Даже родные сестры, не говоря уже о женах родных братьев, мнут лен в раздел, каждая на себя, и не согласятся класть лен в одну кучу и вешать вместе, а заработную плату делить пополам, потому что сила и ловкость неравная, да и стараться так не будут и, работая вместе, наминать будут менее, чем работая каждая порознь. Только мать с дочерью иногда вешают вместе, но и это лишь тогда, когда мать работает на дочь и все деньги идут дочери...»
«...Первое время, когда я завел посев льна, я имел некоторые затруднения в приискании рабочих, но теперь, когда бабы поняли, что лен дает им выгодный заработок... дело пошло отлично, ни каких затруднений — давай только работы. Оно и понятно: ловкая баба может в день заработать при выборке льна до 70 копеек, а дома, в тот же день, в праздник, баба, если будет собирать ягоды или грибы, заработает много-много 15 копеек...»
«...Принимая от баб лен, если меня нет, Иван (староста в имении Энгельгардта.— В. С.) по-своему отмечает, сколько какая баба намяла и, отдавая вечером отчет, диктует мне по своей бумажке: — Дарочка 33 фунта, Акулина 1 пуд 8 фунтов, Семениха Деминская 39 фунтов, Козлиха с дочкой 1 пуд 22 фунта, Немая 27 фунтов, Семениха Анципёровская 1 пуд, Катька 30 фунтов, Катька-солдатка 1 пуд, Хворосья 23 фунта, Фруза 29 фунтов, Матрена 1 пуд 20 фунтов и т. д.
Лен мнут от 30 до 40 баб, и никогда никакой ошибки, а тут всякая ошибка сейчас будет замечена, потому что каждая баба отлично помнит, сколько она когда намяла, и при окончательном расчете отлично знает, сколько ею всего намято и сколько приходится по лучить денег...»
Письма «Из деревни», конечно же, надо читать не отрывками, а сполна — день за днем, год за годом. И тогда во всю 500-страничную ширь книги встанет перед нами пореформенная Россия, в 25 губерниях которой началось повальное увлечение промышленным и торговым растением — льном. Свою же «льняную» историю Энгельгардт заканчивает четким выводом, который сам выносил и прочувствовал:
«...Лен, доставляя большие выгоды, требует, однако, много внимания со стороны хозяина. Если хозяин сам не занимается делом или не имеет надежного человека, которому нужно дать полную волю действовать, то у него со льном будут частые неудачи. В моем соседстве многие пробовали сеять лен, но большей частию от невнимательности терпели неудачи: лен то западает снегом, тогда все пропало, то недолежится, то перележится, то дурно смят, то не ровно смят — одна вязка хороша, а другая нет, — что сильно понижает цену всей партии. В нынешнем году (1877.— В. С), например, льны, даже у крестьян, почти повсеместно запали снегом, а у меня весь лен был поднят своевременно и вышел отличного качества. В прошедшем году льны тоже запали, у меня запало лишь ничтожное количество. У других купец иначе не купит лен, как пересмотрев его самым тщательным образом, а у меня купит ранее, чем еще лен смят, по первым образцам. Все эти неудачи происходят от невнимания самих хозяев, оттого, что все делается несвоевременно и кое-как. Главное — нужно спешить с выборкой и молотьбой, жертвуя качеством семени, если на то уже пошло, потому что волокно дороже семени и потеря волокна влечет за собою более убытку, чем дурное качество семени. Важно только получить хорошие семена для себя, а гуртовое семя на продажу, если будет низшего достоинства, то потеря на нем ничтожна, сравнительно с потерей волокна, поэтому необходимо сеять для себя на семена отдельные десятины...»
КУЛЬТУРА российского льноводства всегда была неотделима от его истории. Время обогащало хозяйственный опыт многих поколений земледельцев. Образцы их крестьянской находчивости и особого практического чутья — на оптимальные сроки пахоты, сева и других полевых работ — составляют, я бы сказал, золотой фонд льноводства. И это — как вдохновение. Как озарение талантом. Все — в памяти Истории. Она отбирала факт за фактом, словно селекционер самые урожайные семена.
И вполне естественно, что крестьяне-льноводы — во всяком случае, их лучшие представители, любящие и умеющие работать на земле,— шагнули в XX век, имея прочные навыки как в агротехнике возделывания льна, так и в методах его дальнейшей обработки. И лучшее тому свидетельство — социально-экономическая статистика о состоянии льноводства в 25 губерниях Европейской России, составленная — на основе анкетирования — в 1910 году «Отделом сельской экономии и сельскохозяйственной статистики». Отдельной книгой этот обширный труд вышел в 1912 году.
Да простят меня читатели за историческую и агрономическую дотошность, но я хочу воспользоваться доверительной информацией трех тысяч льноводов, ответивших примерно на 35—40 вопросов анкеты — и тем самым поделившихся практикой своего хозяйствования.
I. ВЫБОР СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННЫХ УГОДИЙ,
УДОБРЕНИЕ, ОБРАБОТКА ЗЕМЛИ, ПОСЕВ ЛЬНА
И УХОД ЗА ПОСЕВАМИ
Под дубравою лен, лен,
Под зеленою лен, лен...
Вопросы: «Где предпочтительнее выращивать лен (на пашне, на пустошах, подсеках и т. д.)?.. Сколько возов навоза, по расчету на 1 каз. дес, вывозится в поле и под какой хлеб, предшествующий посеву льна?.. Не пашут ли под зябь?.. Время первой вспашки? Чем обыкновенно пашут — плугом, косулей, сохой? Какой бороной боронят?.. Какой посев считается предпочтительней — ранний, средний или поздний? Как высеваются семена — руками, сеялкой? Как заделывают? Производится ли полка посевов? Сколько раз и в какое время?..»
Под дубравою лен, лен,
Под зеленою лен, лен.
Уж я сеяла, сеяла ленок,
Уж я, сея, приговаривала,
Чеботами приколачивала,
На все бока поворачивала:
«Ты удайся, удайся, мой лен,
Ты удайся, мой беленький...»
Ответы: «На лугах, по отзывам из разных губерний, лен родится чистый, высокий, крупно-волоконный»; «на клеверищах, по словам псковских льноводов, лен получается жирнее, мягче, выход нее, чем на других землях»; «лен, посеянный на клеверище, не боится ни засухи, ни сильной влаги»... «Льняное волокно, получающееся на подсеках, по отзывам вологодцев, отличается высокими качествами, каких не имеет волокно полевого льна»; «на крепкой земле, на палах — выходит плотное волокно, а на пахоте — слабое»; «льну полезна гарь»; «волокно подсечного льна отличается нежностью»...
Уж я сеяла, сеяла ленок,
Уж я, сея, приговаривала...
«Если посеять лен по удобренной перед этим земле, то одна только трава вырастет»; «лен не любит свежего удобрения»... «При посеве льна сейчас после пара, на поле иногда вывозится из города «ночное золото»; «удобряем землю перед посевом льна голубиным пометом, купленным на ярмарке или у церковных сторожей»... «От внесения туков — вместо пользы получится вред: ни льна, ни ржи не родилось»... «Внесли калийную соль и гипс, лен получился очень хороший»; «узнаем, какое удобрение полезно в местных условиях, будем применять»...
Ты удайся, удайся, мой лен,
Ты удайся, мой беленький...
«Весной пахота начинается тот час же, как стает снег и земля обсохнет — в конце апреля или в начале мая»... «На тяжелых глинистых почвах пашут 2—3 раза»; «на землях из-под хлебов пашут чаще 2 раза, на клеверищах, луговых, пустотных землях — раз»... «Соху и деревянную борону приходится употреблять несколько раз на тех землях, где достаточно одной вспашки плугом и одной бороновки железной бороной»... «После предпосевной бороньбы принято выравнивать землю граблями или так называемой «сучковаткой» (ствол ели с сучьями.— В. С)... «Если вспахать поле с осени, то крестьянам некуда выгнать скот»... «Выжигание подсек, по описанию специалиста Департамента земледелия А. Марги, продолжается от 2 до 4 недель, и в эту пору почти все население района, способное к работе, занято этим делом, а дома остаются только дети и старики. В хорошую погоду работают чуть ли не круглые сутки — днем катят (выжигают.— В. С.), вечером засевают, а ночью боронуют».
«Научи меня, мати,
Как белый лен полоть».—
«Еще так да вот так, чи дочи,
Вот так, да чи дочки мои,
Вот так, да голубушки,
Вот так, да голубушки».
«Большинство льноводов пользуется семенами, полученными в собственном хозяйстве, и обновляют их через 3 —10 лет. А для домашних надобностей — обмен семян производится и через больший промежуток времени: через 15—20 лет. Нередко семена сеют до полного их вырождения»... «Ранний посев хорош для семени, а поздний — для волокна: при позднем посеве семена не вызревают, но зато получается более длинное волокно»... «Точного ответа на время сева — нет: все зависит от случая»... «Сеют лен в два или три приема — в начале, середине и в конце мая — хоть один из посевов, а даст хорошие результаты»... «Сев льна производится руками, в разброс»; «только в некоторых крупных хозяйствах и экономиях — для посева льна применяются клеверные сеялки»... «На семя — сеется реже, чем на волокно: на 1 дес. от 3.0 до 13 пудов»... «Семена в большинстве хозяйств заделываются боронами в 3—4 следа крест-накрест, чтобы земля размельчилась и стала пухлой»; «зубья бороны не должны проникать глубоко в землю»...
Я полола, полола ленок,
Я полола, приговаривала,
Чеботами приколачивала,
На все бока поворачивала:
«Ты удайся, удайся, мой лен,
Ты удайся, мой беленький,
Полюбися, дружок миленький!»
«Полка — недели через 2—3 после посева, или перед цветением, или, наконец, хотя и редко, перед уборкой»; «применяют особые ножи, прикрепленные к палке, а большинство полят руками»... «Полотье распространено не везде: много рабочих рук надо и дорого»; «даже не слыхали, чтобы кто-нибудь полол посевы льна»; «на смех подымут, если кто скажет, что надо полоть»... «Если сеять хорошими семенами, то сора не будет, а если дурными — все равно не выполешь»; «полка применяется чаще при посеве на мягких землях из-под хлебов и, наоборот, встречается лишь в виде исключения при посеве на клеверищах, пустошах, лугах и т. д.»
II. УБОРКА ЛЬНА. СЕМЕНА
«Научи меня, мати,
Как белый лен дергать».—
«Еще так да вот так, чи дочи,
Вот так, чи дочки мои...»
Вопросы: «Выбирается ли при вытягивании весь лен подряд или предварительно отбирается сорная растительность? Каких размеров вяжутся обыкновенно снопы (сколько вершков в обхвате)? Какой примерный вес одного снопа?.. Производится ли отделение семенных головок тотчас по вытягивании или же снопы предварительно просушиваются в поле?.. Какими орудиями пользуются для отделения головок? для околачивания снопов? для обмолачивания головок? Приходится ли для получения семени прибегать к искусственному просушиванию (в ригах, овинах)? Как провеиваются семена? сортируются ли?»
Уж я дергала, дергала ленок,
Уж я дергала, приговаривала,
Чеботами приколачивала,
На все бока поворачивала:
«Ты удайся, удайся, мой лен,
Ты удайся, мой беленький...»
Ответы: «Чем больше дорожат льном в хозяйстве, тем больше спешат с его уборкой; нередко случается, что из-за льна откладывают даже уборку хлебов»... «Уборка льна при возделывании его на волокно — начинается тогда, когда он еще не совсем созрел, когда нижняя часть стебля только начинает желтеть и очищаться от листиков»... «Если заботятся о чистоте льна, то теребят только лен, а сорную растительность оставляют в поле, и выкашивают затем на корм скоту»; «большинство теребят и лен, и траву, а потом отделяют траву»... «Вытеребленный лен связывается в снопы: от 4 вершков до l 1/2 аршина в обхвате, весом от 3 до 30 ф. (в сыром виде)»...
Я сушила, сушила ленок,
Я сушила, приговаривала,
Чеботами приколачивала...
«При обработке льна росением — головки не отделяются, но перед околачиванием снопов лен приходится обязательно просушивать в поле, складывая в бабки (чтобы семена дозрели)». «Лен просушивается на особых вешалках или на заборах». «Если в поле лен не успевает достаточно просохнуть, что бывает нередко, то снопы досушиваются в ригах, овинах, банях или в избах на печи»... «При обработке льна водяной мочкой семенные головки отделяются сразу же после теребления льна и связывания его в снопы тут же на поле или же, чаще, на гумне». «Для отделения головок употребляется «драчка» («гребень», «лапа», «чохра»), состоящая из деревянной пластинки с прикрепленными к ней острыми ножами (штук 15—20) или обломками кос». «Отделенные семенные головки перед молотьбой оставляются на некоторое время — 2 до 6 недель — под открытым небом, дозревать и просохнуть»...
...Чеботами приколачивала,
На все бока поворачивала:
«Ты удайся, удайся, мой лен,
Ты удайся, мой беленький...»
«Для обмолачивания семенные головки расстилаются на полу гумна тонким слоем и по ним возится рубчатый каток или просто нагруженная телега». «На разостланный лен выпускают неподкованных лошадей и гоняют их взад и вперед»... «Для околачивания льна (при обработке его росением.— В. С.) служат вальки, цепы, просто палки или специально устроенные битки — «кичиги». «Лен кладется на скамейку, колоду деревянную или каменную плиту — от ударов семенные коробочки растрескиваются, и семена падают на пол». «Принято околачивать лен в два приема: первый раз только вершину снопа для получения лучшего — «отколотого» семени, остающегося в хозяйстве для посева. А второй раз — оставшуюся часть снопа для получения худшего семени, идущего на масло»... «Обмолоченные семена провеиваются и сортируются — лопатой на ветру или при помощи решет и сит»; «у помещиков и зажиточных крестьян встречаются веялки, которыми очищается льняное семя»...
III. ПОЛУЧЕНИЕ ВОЛОКНА
«Научи меня, мати,
Как белый лен стелить».—
«Еще так да вот так, чи дочи,
Вот так, да чи дочки мои...»
Вопросы: «Как обрабатывается лен — росением или водяной мочкой? При росении какие участки (на жниве, на лугах и т. п.) отводятся под стлище? Стелется ли обычно лен в том же году, когда убран или стлание. откладывается до весны или осени следующего года? На какие месяц и число приходится обычно стлание? уборка льна со стлища? Сколько времени средним числом лежит разостланным на стлище лен? Применяется ли его переворачивание?.. При водяной мочке — замачивается ли лен в речной воде, или озер ной, или в особых копанцах (ямах)? В каком грунте предпочитают устраивать копанцы? Как производится загрузка льна? Сколько времени в среднем находится лен в воде при водяной мочке? Где расстилают лен, вынутый из воды?..»
Уж я стлала, я стлала ленок,
Уж я стлала, приговаривала.
Чеботами приколачивала,
На все бока поворачивала...
Ответы: «Клеверища — одни из лучших стлищ». «Из пустошей — особенно удобны твердые, поросшие каким-нибудь растением, вроде белоуса торчащего». «На жнивьях лен расстилается только по необходимости». «Расстилают на выгонах, огородив места расстилки от скота». «В лесных местностях Вологодской и Костромской губерний для росения выбирают «боровые места», прикрытые, как ковром, оленьим мохом и кое-где низкими кустарниками брусники и вереска». «Сплошь и рядом льноводам не приходится выбирать места для стлищ, а росят лен «где придется» — на тех землях, которые имеются в их распоряжении»...
«Опытные льноводы предпочитают откладывать стланье до следующего года». «Бедные стелют лен, пишут из Никольского уезда Вологодской губернии, «карманная нужда» заставляет торопиться с расстилкой льна». «Зажиточные откладывают стланье — и получают лучшее волокно». «У кого нет проему (проем, арх. достаток в харчах, припасах.— В. И. Даль), околотит лен и стелет, а исправный стелет через год»... «Прошлогодний лен расстилается в разные сроки: с весны и в течение почти всего лета». «Наиболее удобным временем для стланья считается первая половина августа, до Успенья (праздник, в честь преставленья Божьей матери, 15 августа. — В. И. Даль)»; «до Успенья за денек — будет ленок». «Расстилка льна в конце августа и в сентябре имеет наибольшее распространение». «Лучшей погодой считается теплая с частыми дождями, сменяющимися вёдром и с обильными росами». «В зависимости от погоды, характера стлища и качества льна (толщины и длины стеблей, большей или меньшей зрелости их, влажности и пр. лен остается на стлищах от 2 до 7 — 8 недель»... «Переворачивание разостланного льна (если не считать единичных хозяйств) нигде не производится»... «Поднятие льна со стлищ приходится обыкновенно на последние числа сентября и начало октября». «Успенский лен созревает в середине сентября»; «лен поздней расстилки остается на стлище нередко до второй половины октября и даже до начала ноября»; «лен, попавший под снег, поднимается весной, как только начинается таяние»; «лен весенней стилки поднимается в начале мая, а летней — в июле»...
«...Ты удайся, удайся, мой лен,
Ты удайся, мой беленький,
Полюбися, дружок миленький!»
«Мочка льна в естественных водоемах применяется сравнительно редко — почти исключительно в местностях малонаселенных». «Мочка в проточной воде — невыгодна: лен заносится песком или илом, становится сухим и не жирным, и вообще теряет хорошие качества»... «Копанец — четырехугольная яма различных размеров, выкопанная в глинистой, торфяной или илистой почве, предпочтительно на солнечной стороне (чтобы вода была теплее) ». «В лучших хозяйствах копанцы обшиваются внутри досками, или забираются кольями, или выстилаются снопами соломы»... «Загружается лен как придется: подвозится к мочилу и с воза переворачивается в воду». «Псковские льноводы нередко устанавливают снопы правильными рядами, несколько наклонно, в два-три слоя». «После загрузки льна сверху кладется солома, хворост или свежие ветки с листьями, «чтобы лен не выгорал от солнца», а на них нагружаются тяжести — камни, дерн или просто земля»; «груз наваливается до тех пор, пока лен не уйдет вершка на два ниже поверхности воды»; «во время мочки, когда во льне начинается кислое брожение, груз увеличивают»... «В теплой воде мочка льна происходит скорее, чем в холодной»; «мягкая вода для мочки лучше, чем жесткая». «Некоторые льноводы прибавляют в воду навоз, соду или золу, чем достигают более интенсивного брожения»... «Мочка льна продолжается от 2 до 3 недель»; «при благоприятных условиях процесс этот оканчивается в неделю, при неблагоприятных — растягивается на месяц»... «По окончании мочки лен вытягивается из воды крючьями и расстилается на лугах, клеверищах или жнивье для просушки, дозревания и отбелки». «Ставится на поле, чтобы «стекла вода» и лен «согрелся»... «В зависимости от различных условий, на вылеживание льна после мочки требуется от 1 до 4 недель»...
IV. МЯТЬЕ, ТРЕПАНЬЕ И ЧЕСАНЬЕ ЛЬНА
«Научи меня, мати,
Как белый лен мять...»
«...Научи меня, мати,
Как белый лен трепать».—
«Еще так да вот так, чи дочи,
Вот так, да чи дочки мои,
Вот так, да голубушки,
Вот так, да голубушки».
Вопросы: «Как производится досушка льна перед мятьем (в риге, овине)? Как производится мятье — на мялицах или вальных мялках и каких именно — деревянных, металлических? Как ведется трепанье мятого льна (ручным трепалом или на трепальной машине)? Как вытрепанный лен вяжется? Средний вес одной вязки? Как очищается пакля (отрепок)? Если трепанье не применяется, то как обрабатывается лен после мочки или росения? Не перерабатывается ли лен на кудель и какие приемы, орудия при этом употребляются?..»
Уж я мяла, я мяла ленок,
Уж я мяла, приговаривала,
Чеботами приколачивала,
На все бока поворачивала:
«Ты удайся, удайся, мой лен,
Ты удайся, мой беленький...»
Ответы: «Поднятый со стлища лен — как при мочке, так и при росении — отвозится в риги, овины или в бани, для досушки»... «В средневолжских, северных и восточных губерниях, в местностях промышленного льноводства для сушки льна строятся особые — «черные», «полевые» — бани»; «Лен в бане накладывается на жерди, затем баня натапливается, труба закрывается — и лен сохнет»... «Топить баню обыкновенно начинают с вечера и топят всю ночь, а с утра начинают мять». «Для топки предпочитают осиновые дрова — они дают более ровное тепло»... «У нас сушат лен, пишут из Ярославской губернии, чтобы он стал ломким и трещал в руках»... «Лен мнется теплым — для равномерного измельчения древесины и более легкого отделения кострики»; «при сушке льна в бане мятье производится в предбаннике, так что в мялицу лен всегда поступает горячим»...
Я трепала, трепала ленок,
Я трепала, приговаривала,
Чеботами приколачивала,
На все бока поворачивала...
«Когда женщина принимается мять, она набирает в руку полную горсть льна, которую затем, измявши, связывает; это называется повесьмо; потом начинает это повесьмо трепать, и что собьет трепалом с повесьма, то называется отрепьями. Потом то же повесьмо чешут железной щетью, и что выдерет из повесьма щеть, то называют изгреби. После этого то же самое повесьмо вторично чешут, но только щетью из свиной щетины — тогда отделяются пачеси». «Отрепье, изгреби и пачеси уходят на простую домашнюю одежду, а оставшийся лен, то есть волокно, идет на pубахи и сарафаны, которые носят в зимнюю пору; особенно нашим мужичкам (под Костромой.— В. С), работающим в лесу, без такой рубахи трудно».
Я чесала, чесала ленок,
Я чесала, приговаривала,
Чеботами приколачивала,
На все бока поворачивала...
«Мялицы состоят — или из бревен с продольной щелью, или из двух, под углом поставленных досок-щек и ножеобразного рычага... Чтобы измять горсть тресты на такой мялице, кладут ее поперек бревна и вдавливают рычагом в щель, отчего треста ломается; переломив тресту в одном месте, подвигают горсть — делают это до тех пор, пока вся костра не измельчится; тогда горсть тресты зажимают рычагом в щель, продергивают для отделения мелких кусочков кострики от волокна»... «Мялицы постепенно вытесняются из хозяйств вальными мялками»; «при работе на трехвальной ручной мялке требуется 4 человека: двое вертят рукоятку, третий подает тресту в мялку, а четвертый принимает горсти смятию льна»... «В каждой деревне (Смоленской губернии.— В. С.) имеется хоть одна конная мялка»... «На конной мялке в течение рабочего дня (14 час.) можно измять 11/2 — 2 l/2 тыс. снопов льна»... «Трепанье льна повсюду (кроме нескольких крупных частновладельческих хозяйств) производится ручным трепалом»... «Ручное трепало — это деревянный нож (кленовый или дубовый) несколько овальной формы; работающие ребра трепала заострены; в длину он имеет около 3/4 — 1 аршина, а в ширину 2 1/2—3 вершка»; «трепала изготовляются самими льноводами или покупаются на базарах по 30—40 коп. за штуку».
...На все бока поворачивала:
«Ты удайся, удайся, мой лен,
Ты удайся, мой беленький...»
«Трепаньем заканчивается обработка льняного волокна, поступающего в продажу». «Некоторые льноводы, чтобы «придать вид» льну, подчесывают его щетинными щетками»; «сортируют лен по цвету волокна, чтобы вязанки не выходили пестрыми»... «В хозяйствах, сбывающих лен на русские льнопрядильные фабрики, пакля отделяется обязательно». «Очищают паклю веретеном, граблями, заостренными палочками и просто руками»; «работа эта самая трудная, а главное очень пыльная». «Хорошие сорта льна, при умелой трепке, дают всего 6-8 процентов пакли»... «Вытрепанный лен вяжется в вязки различных размеров». «Названия льняных вязок в разных местах — различны: «бунты», «головки» или «куклы», «пудальки», «пудки», «сотки», «кулитки», «пробойки», «десятки», «кучи», «складные керби» и т. д.».
Уж я пряла, я пряла ленок,
Уж я пряла, приговаривала,
Чеботами приколачивала,
На все бока поворачивала:
«Ты удайся, удайся, мой лен,
Ты удайся, мой беленький,
Полюбися, дружок миленький!»
Капелью мартовской вызвенена, солнцем высветлена, ветрами теплыми высушена, протянулась холстом вытканным эта льняная, трудовая и тягучая, как сама страда, песня-настроение, песня символ. И напев ее во все времена года слышен — от апрельских трав до декабрьских снегов, от пашни до жнивья...
Может, этой песней и завершить «голубую» историю льноводства на Руси? Что может быть лучше народного оптимизма: «уродися, удайся, полюбися!..» В этой просьбе — утверждение, уверенность: так оно и будет! Все уродится — сбудется — полюбится! Как в доброй русской сказке...
* * *
...«А древние пращуры зорко следят за работой сынов, ветлой наклоняясь с пригорка, туманом вставая с лугов». Трогает душу это чуть грустное очарование брюсовских стихов, в которых весенние плуги «взрывают корявую кожу земли», «синеет младенческий лен» и «колеблются нивы от гула». Стихотворение так и названо: «Век за веком». Стихотворение — о «суровом и прилежном» труде земледельцев, который завещан веками.
Следят за извечной работой на земле древние пращуры. Кажется, вот эти березы у поля — обернутся русокосыми женщинами, что выходили здесь когда-то теребить лен. Что (как) ручки сделают, то (так) спинка износит... И хмурит косматые брови-листья могучий дуб, и разводит свои корявые, вывернутые в той, крестьянской, непосильной работе руки-ветви. Вот-вот заговорит он голосом Микулы или Данилы-пахаря: а удался ли лен? Дайте-ка на льняное волокно взглянуть!..
Умели на Руси оценивать волокно. И чем лучше возделывали лен, тем строже ценили его обработку. По принципу: не то дорого, что красного золота, а то, что доброго мастерства. Распознать волокно — это был высший профессионализм, предмет особой гордости льноводов. Мудростей-хитростей здесь, конечно же, было много, зато премудрость, как утверждают, всего лишь одна. Какая? А вот послушайте.
Оказывается, оценить достоинство волокна можно только в комнате или на дворе, но только в пасмурную погоду. Удивительно, но факт: «при солнечном освещении лен кажется гораздо добротнее, чем есть на самом деле». Солнце зеленит, голубит, желтит не только живой, растущий лен, но и украшает его волокно! Это и есть одна из премудростей жизни.
А теперь — о мудростях. Впрочем, некоторые льноводы и торговцы льном эти веками сложившиеся правила-мудрости использовали, как сиюминутные хитрости. Вот вам конкретный пример: о «силе» (крепости) волокна можно узнать по весу вязки: чем больше вес, тем лучше. А если волокно слегка подмочить, для веса? Получится так называемый «потный лен». Это уже хитрость, которую надо суметь распознать. Возьмем теперь цвет волокна. Светло-желтый, серовато-желтый, серый с желтизной, просто серый, синевато-серый — это верный признак хорошего льна. Но ведь и цвет, случалось, подбирали, подделывали. Как в известной поговорке, ткали рогожку, доткались до кросна (полотна)... Одним словом, с одного конца хитро, а с другого мудреней того. Загадка, разгадка, да семь верст правды...
Так из-за чего же гнулись-горбились на льняных полях крестьяне и крестьянки, их дети, внуки и правнуки — из года в год, из века в век? Чтобы получить не просто семена льна, а отличные семена! не просто волокно, а великолепное льняное и волокно, и полотно!
Подведем итог долгой и напряженной крестьянской работе. А в итоге — хорошее лубяное волокно (цитирую К. А. Тимирязева) должно быть: 1) длинно, 2) тонко, то есть иметь малый поперечник, 3) равномерно утонченно к концам, 4) выполнено, то есть не представлять значительной полости, 5) тонкослойно, то есть со стоять из большого числа тонких слоев утолщения и 6) гладко и чисто с поверхности, то есть не быть переломано и не сохранять остатков соседних клеточек...
Все эти качества — взаимозависимы, имеют свою первооснову, первопричину: агротехнику возделывания льна. И прямая, и обратная связь: лен выращивают для получения семян и волокна, а се мена и волокно всецело зависят от качества выращивания. Сошлюсь опять же на авторитетное мнение великого ученого-физиолога:
«....ПЕРВОЕ и ВТОРОЕ (выделено мною. — В. С.) свойства — длина и тонина — зависят от быстроты роста, для чего стараются быстро выгонять растения, что обусловливается сортом и способом культуры. Но не следует упускать из виду, что при этом иногда можно не выполнить пятого условия. Так, например, когда гонятся за очень тонким волокном, собирают лен во время цветения, когда волокно еще недостаточно утолщено, то есть не выполнено, и, следовательно, получается волокно тонкое, но непрочное.
ТРЕТЬЕ свойство важно в том отношении, что волокно, прикладываясь одно к другому тонким, как волосок, концом, образует ровную, почти цилиндрическую нить. ЧЕТВЕРТОЕ и ПЯТОЕ свойства зависят от времени сбора, положения на стебле и культуры. Замечено, что на плодородной почве слои утолщения волокна тонки и часты, на бесплодной же широки и малочисленны, вследствие чего волокно не так гибко. Наконец, ШЕСТОЕ свойство зависит от способа мочки. Тот способ мочки наилучший, при котором образуется менее бурых продуктов разложения хлорофилла, окрашивающих волокно.
При белении волокна, кроме чисто химического действия, то есть разрушения и удаления красящих веществ, важно и механическое изменение, претерпеваемое поверхностью волокна. Оно покрывается множеством мельчайших трещин, вследствие чего сильнее отражает свет. Между тем как до обработки оно отличалось стекловатою прозрачностью, после беления оно получает сходство с матовым стеклом. Это легко заметить под микроскопом. Невыбеленное волокно прозрачно при падающем и отраженном свете, выбеленное же при падающем свете представляется белым, при проходящем темным, то есть непрозрачным...»
Вот из-за этих шести свойств и гнулись-горбились наши «древние пращуры». Качеству льняного волокна — подчинена вся история льноводства, весь естественный и искусственный (самобытно крестьянский) отбор от лучшего — к лучшему!
На этом я, пожалуй, и закончу историю российского льноводства. Самокритично признаюсь, что не использовал я и тысячной доли того богатейшего материала, что драгоценной залежью осел в бесценной копилке народного опыта. Ну что ж, может, потому эта копилка и неисчерпаема?!
* * *
«Оглядываюсь с гордостью назад: прекрасно родовое древо наше! Кто прадед мой? Солдат и землепашец. Кто дед мой? Землепашец и солдат. Солдат и землепашец мой отец...»
Стихи советского поэта Сергея Викулова как нельзя лучше подчеркивают особую нравственность переклички поколений. Да, мы с гордостью оглядываемся назад — и видим, чувствуем, каждым нервом своим осязаем: не просто прекрасно — могуче «родовое древо» наше!
Этот взгляд «назад», в глубину веков, нам всегда необходим. Наверное, потому, что лучшие образцы земледельческого труда и быта — вдохновляют. И мы с такой же национальной гордостью сморим вперед. И за «голубой историей» российского льноводства видим его «голубую судьбу». I
А судьба эта — определилась той, далекой теперь, но всем нам памятной октябрьской ночью 1917 года! Судьба начиналась с вдохновенного слова — революция! — и не менее вдохновенного призыва: «Земля — крестьянам!»
Итак, перейдем к третьей главе...
ГОЛУБАЯ СУДЬБА
Я расту из земли, как трава цвету, как трава... Ничего с этим не сделаешь, и меня уничтожат только, если русский народ кончится, но он не кончается, а может быть, только что начинается...
М. М. Пришвин
Лен — это наш добрый друг, наш работник, наша радость. Каждый гектар льна дал нам полторы тысячи рублей дохода. Какая другая культура может сравниться со льном?!
Из разговора со знатными льноводами
смоленского колхоза «Красный поселок»
Повысить урожайность и качество, а также сохранность лубяных культур, увеличить объем первичной промышленной переработки льна-долгунца... Наращивать выпуск... льняных тканей...
Из «Основных направлений экономического и
социального развития СССР на 1981 — 1985
годы и на период до 1990 года»
«ВЫХОЖУ на широкий шлях и смотрю на родную страну. Лен созрел и стоит в полях в натуральную величину. Он, наверное, понял давно, в чем нуждается наша страна: он отдаст ей свое волокно и блестящие семена»...
И эту главу — можно сказать, уже по традиции — я начинаю стихами. Цитирую Михаила Исаковского — певца новой, советской деревни, еще на заре социалистических преобразований в жизни крестьян вопросительно утверждавшего: «А может, правда,— в том разгадка, чтоб сообща пахать?» Стихотворение «Лен» было написано в 1930 году. Оно символично. В нем — дух коллективизации. И лен, выращенный в условиях новых производственных отношений на земле без межи, как бы одушевлен, опоэтизирован, наделен теми нравственными качествами, которые присущи истинным коммунарам — провозвестникам колхозной деревни. Он готов на колхоз ном току «буйну голову положить». За что? Да за то, «чтоб на нашем веку было легче и радостней жить»!
Вот так. Был лен этаким оптимистом-индивидуалистом. Помните, как он рос на сказочном поле Андерсена и какие с ним случились превращения? Но даже и в той волшебной индивидуальности у льна-оптимиста просматривались, как сказали бы коммунары, «черты классовой сознательности»: «...познать себя самое — большой шаг вперед... Я знаю — что непременно двинусь вперед! Все на свете постоянно идет вперед, к совершенству». Или взять такие слова льна-долгунца, которые он неизменно повторял в различные периоды своего перевоплощения — от голубеньких цветочков до бумаги, на которую «стекали с пера» различные истории: «...я приношу пользу миру, а в этом ведь вся и суть, в этом-то вся и радость жизни!»
И, наконец, спустя многие годы после встречи со сказочником — в новых социальных условиях XX века! — лен «созрел и стоит в полях в натуральную величину». Лен стал — коллективистом.
«...Всю свою яровую жизнь лен шумел про фабричный порог, чтоб оттуда полотна лились, словно тысячи белых дорог, чтобы в ближних и дальних краях одевались нарядно все. Он готов и стоит на полях в полной силе и в полной красе».
Деревня 20 —30-х годов, выстрадав свою трудную и героическую судьбу — определила и судьбу своего поэта. Правда, детство и ранняя юность его прошли в самом начале века и в такой безнадежной скудности бедняцкого дома, что нужен был, по словам Александра Твардовского, еще исключительно счастливый случай, почти чудо, чтобы природные задатки поэтического его призвания смогли осуществиться...
Может быть, поэтому и стоит для начала осмыслить «быль пореволюционной деревни», какой она увиделась Исаковскому в образе коллективизации, во всем переплетении ее сложностей, разнородных настроений крестьянства — «от небывалого воодушевления и энтузиазма сельских активистов всех возрастов, особенно молодежи, до растерянности, недоумений, отчаяния и озлобленного сопротивления новому»?! Одним словом, «хорошо бы книгу написать — как мужик выходит на дорогу»!
* * *
...А может, надо взять иную точку отсчета для рассказа о «голубой» незаурядной судьбе российского — а теперь уже советского! — льна-долгунца? Может, стоит начать с ленинских слов о том, что в крестьянской стране, какой была дореволюционная Россия, первыми выиграли, больше всего выиграли, сразу выиграли от диктатуры пролетариата крестьяне вообще...?! Или прямо с иллюстрации этих слов — со 150 миллионов гектаров земли, конфискованной — «немедленно без всякого выкупа» — в пользу крестьян у помещиков, церковников, буржуазии, царской семьи?..
И разве не символично, что Россия Советская начиналась с Декретов — о мире, о земле, об образовании Рабочего и Крестьянского правительства, о печати, о введении 8-часового рабочего дня, об уничтожении сословий и гражданских чинов, о рабочем контроле над производством и т. д.?! «Декрет о земле, — читаю в постановлении сельского схода села Борки Смоленской губернии, — считаем святым декретом. Издателям этого декрета честь и слава и наша, трудового крестьянства, самая глубокая и сердечная благодарность!»
ПЕРВЫЕ НЕДЕЛИ, месяцы, годы революции – это кипучее, гудящее от напряжения время! – спрессованы теперь в скупых строках газетного архива. И «шелест страниц, как шелест знамен» — над «лбами годов». Узнаете неповторимый почерк Маяковского, созвучный именно тому времени?!
Это было удивительное время «самого упорного, самого трудного героизма массовой и будничной работы». Решительное, атакующее время, когда – еще раз вернемся к пронзительной точной ленинской мысли – два вопроса стояли «во главе всех других политических вопросов: вопрос о хлебе и вопрос о мире». В. И. Ленин так и назвал свое короткое выступление, написанное 14 (27) декабря 1917 года, — «За хлеб и за мир».
«ИЗВЕСТИЯ Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Советов рабочих, крестьянских, казачьих и красноармейских депутатов», выходившие ежедневно на бумаге, больше похожей на серую мешковину, с неизменным призывом через всю первую полосу: «Берегите газеты, их мало!» — так оценивали, вернее, классифицировали первые годы Советской власти на селе:
«Первый после Октябрьской революции год прошел в стихийном разрешении аграрного вопроса. Крестьянская масса захватывает помещичьи земли, распределяет инвентарь, организует земельные комитеты. Только к концу года государству удается внести некоторую организованность в это движение. Очень скоро беднейшее крестьянство убедилось, что «социализация земли» для него хозяйственного вопроса не разрешает, и с того момента и начинается борьба между крестьянской беднотой и зажиточными верхушками деревни. Беднота создает свои политические организации – комбеды. В это же время возникают впервые коллективные формы земледелия, возникает идея советских хозяйств, которая находит себе выражение в законе о социалистическом землеустройстве и в декретах об организации посевной площади…
Второй год – год организации и укрепления советских и коллективных хозяйств, а также год борьбы за привлечение к земледельческим работам беднейших слоев деревни. Гражданская война сорвала эту работу и вконец расстроила крестьянское хозяйство.
Тов. Ленин указывает на необходимость бережного отношения к интересам середняка, на необходимость прийти к соглашению с ним на почве хозяйственных вопросов, и 8й съезд РКП проходит под знаком усиленного внимания к «среднему крестьянину».
Третий год Советской власти — это год последовательного курса на середняка при одновременном развитии советских хозяйств. Укрепление соглашения пролетариата с крестьянством — основная задача момента. Земельные органы приступают к лечению ран, нанесенных крестьянству войной. Этим годом заканчивается первый после Октября период советского строительства в области сельского хозяйства. Основной смысл этого периода — раскрепощение земли, политическое и хозяйственное соглашение с средним крестьянством и помощь бедноте.
Четвертый год проходит под лозунгом развития и укрепления крестьянского сельского хозяйства, поднятия его производительных сил и расширения посевной площади. Энергичным стимулом в этом направлении явилась отмена продразверстки и пре доставление крестьянству права свободно пользоваться излишками. Посевной план становится первым шагом по пути к интенсификации хозяйства. Агрокультурные предприятия получают массовое распространение, в особенности система раннего пара. Возникают хозяйственные объединения, и начинает развиваться сельскохозяйственная кооперация. Крестьянство довольно быстро залечивает старые раны и перестраивает свое хозяйство на новый лад. Однако неожиданно возникают новые затруднения — засуха и голод...»
В эти же годы пришло в упадок и льноводство. Вот невеселая статистика того времени: в 1921 году посевы льна на волокно составили всего 438 тысяч гектаров, или около 36 процентов к 1913 году; естественно снизился и ежегодный валовой сбор волокна — с 26 600 тысяч до 4 500 тысяч пудов. И нужны были величайший оптимизм, идейная убежденность, вера в силу и незыблемость социалистических преобразований на земле без межи,— чтобы поверить в воз рождение и высокое плодородие льняного поля России.
Хватило у российского крестьянина и убежденности, и мужества, и оптимизма!
«...Наше советское хозяйство мы наладим обязательно,— донесла до нас История выступление 60-летнего подмосковного крестьянина середняка Головкина на IX Всероссийском съезде Советов.— Построим мы его честно, скромно, чисто, только не забывайте Карла Маркса. Дело это простое. Вот у человека две руки, и он обязан одной работать для государства, а другой — для себя, и тогда пойдет очень хорошо... Крестьянство — это основа. Вот как в этом театре (съезд проходил в Большом театре.— В. С.) стены — это крестьянин, крыша — рабочий, а окна и двери — это «антиллигенция». Подкопайте стены, и рухнет все здание — сломается крыша и лопнут окна и двери. Погибнет крестьянин — все погибнет...»
Незаурядным оптимизмом обладали и лучшие, талантливейшие ученые России. Раскроем сочинения одного из основоположников отечественной агрономической науки академика Дмитрия Николаевича Прянишникова:
«Эти временные явления, — писал он в 1919 году, можно сказать, в самый разгар гражданской войны, имея в виду «блокаду и нарушение транспорта, голод и вынужденное неразумное потребление семян льна в пищу», вызвавшие острый кризис льноводства, —должны пройти мимо, и культура льна у нас должна воз родиться».
Интересны и размышления ученого по данному вопросу:
«Ясно, что когда будет открыта граница и пути на юг, то будет хлеб на севере, будет спрос на лен в Европе, лен пойдет опять в сильной мере на Запад, а если вывоза на Запад еще не будет, как только хлеб придет из черноземной полосы, лен все-таки будет сеяться и притом перерабатываться в России в большем размере (а хлопок — в меньшем), чем прежде; если, наконец, затянется период, когда север отрезан от черноземного хлеба, то земледелие разовьется на севере, процент запашки увеличится, и часть ее население должно будет отвести под лен, ибо иначе одеться будет не во что, не будет жиров для питания, не будет и олифы.
Так или иначе, но в нечерноземной России будут сеять лен, причем в период критический разумное использование льна как масличного растения при крайнем недостатке жиров на севере должно смягчить остроту кризиса и спасти льноводство от такого падения, после которого возрождение его станет делом уже нелегким; в самой культуре должны быть введены известные изменения, чтобы она возможно меньше шла вразрез с расширением культуры хлебов и пропашных растений, вызываемым продовольственным кризисом в нечерноземной полосе».
Через два года он уточнит:
«Нужно, конечно, различать при таком прогнозе две ступени в восстановлении льняной культуры — восстановление ее в размерах наших внутренних потребностей будет первым этапом, а обратное завоевание европейского рынка является вторым этапом; пока, конечно, мы еще не решили и первой задачи, но пора поставить с ней в связь вопрос и о дальнейших заданиях, иначе мы можем дождаться такой перестройки западного хозяйства, при которой окажется под угрозой наша потенциальная «льняная валюта».
Эти мысли выдающегося ученого, его вера в возрождение льняной, социалистической России — созвучны ленинским. «Я не вижу никаких причин,— подчеркивал В. И. Ленин в беседе с корреспондентом американской газеты «THE WORLD» Линкольном Эйром,— почему такое социалистическое государство, как наше, не может иметь неограниченные деловые отношения с капиталистическими странами. Мы не против того, чтобы пользоваться капиталистическими локомотивами и сельскохозяйственными машинами, так почему же они должны возражать против того, чтобы пользоваться нашей социалистической пшеницей, льном?..»
* * *
Революционная Россия была богата оптимистами и мечтателями. Уместно в связи с этим вспомнить пламенные строки людей, про живших первый революционный год в Весьегонском — льноводном — уезде (Калининская область), который не одну сотню лет представлял из себя «заброшенную в траве заливных лугов заводь», и немудрено, что «бурный ветер Октябрьской революции дошел до него (Весьегонска) лишь... 28 января 1918 года, то есть только через три месяца после того, как Россия стала новой, молодой, красной...» Здесь — и далее — я цитирую строки из тонкой книжечки, названной строго и поэтично: «Год — с винтовкой и плугом». Написал ее Александр Иванович Тодорский, работавший в то время редактором уездной газеты «Известия Весьегонского Совета».
Политический и социальный оптимизм этой книжки-отчета оценил В. И. Ленин: «Замечательная книга: Александр Тодорский «Год — с винтовкой и плугом» — и под свежим впечатлением написал статью-рецензию, озаглавив ее так: «Маленькая картинка для выяснения больших вопросов». Но это — к слову. А вот как оценивали весьегонцы свою прошлую, настоящую и будущую жизнь.
«...Дети батраков, мы сейчас вольные люди. Мы начинаем жить по-новому, так, как надо жить человеку свободному и счастливому. Мы еще не можем ясно почувствовать того огромного счастья, которое дала свобода. Только недавно выбились мы из мельничного круга и совсем еще не огляделись. У нас сейчас забот, может быть, даже больше, чем было раньше. Но это оттого, что мы только начали расчищать себе дорогу.
Мы — первые дровосеки, прорубающие прогалину в дремучем лесу. Тяжело рубить топором вековые сосны! Тяжело подпиливать могучие дубы! Но зато за этим темным угрюмым лесом — вольный простор, радостное солнышко, веселые песни и сладкий отдых.
Мы, первые дровосеки, пробьем дорогу туда, и наши дети не скажут про нас, что мы, родившись рабами, покорно протянули свою лямку и сошли в могилу, оставив им в наследство позорное рабство и ржавые кандалы.
Но... великие трудности еще ожидают нас.
Впереди много будет жарких схваток с теми, против кого мы восстали, кому мы гордо и смело крикнули: «Мы — не рабы».
Выйдем ли мы победителями?
Да, товарищи! Победа за нами!»
Так писали крестьяне Весьегонского уезда — «вольные пахари, советским плугом разрыхляющие запущенную барами землю», пахари, прокладывающие новые, «неизгладимые борозды на вольных нивах». И эти вдохновенные слова рождались, наверное, в те самые дни, когда в честь первой годовщины Октябрьской революции на одиннадцати московских площадях состоялось, по свидетельству «Известий» ВЦИК, «...сожжение эмблем старого строя и грандиозная иллюминация Москвы».
С этого тоже начиналась Россия Советская — с новых эмблем, символизирующих союз Серпа и Молота.
Учились грамоте мужики — и стар и мал,— читали по слогам и постигали сокровенный смысл непреложной истины: «Серп дает молоту — хлеб и овощи, молоко и масло, мясо и кожи, пеньку и лен. Молот дает Серпу плуги и литовки, топоры и гвозди, молотилки и разные машины, сахар и соль, всякие ситцы и сукна, керосин и спички, газеты и книги, науку и свободу». С первых советских букварей — с первых прочитанных самостоятельно призывов: «Советы — набат народа», «На смену старому миру идет мир труда!» — начинался ликбез России.
«Детям Октября», «Красное знамя», «Первый вылет», «Солнышко», «Из деревни», «Пионер», «Смена», «Вперед за колхоз», «Ручеек», «Дружная работа», «По ступенькам» — уже в этих названиях первых советских букварей и «пособий по грамоте» ощущается дыхание того героического времени. Под стать названию — и содержание. В одном из букварей — «Пора на работу. Первая книга для обучения грамоте подростков» — прочитал короткий рассказ о батрачке Груше. Девочке было 14 лет. Жила она у кулака Мирона.
«...Чуть свет встает Груша. Доит коров, гонит на пастьбу, прибирает дома, на пашне копает картошку, репу. Дотемна работает Груша. Вечером снова скот убирать, а там на очереди 10 работ стоит: надо лен мочить, стлать, снимать, трепать, чесать. Вечером прясть, днем ткать. Нет времени Груше поиграть. Горько плачет Груша.
Пришла Советская власть. Ушла от кулака Груша. Записалась в комсомол. Пошла Груша на ликпункт. Стала грамотна...»
Возрождение льна-долгунца в России начиналось с букваря! И еще оно начиналось — с электрификации деревни. И об этом надо обязательно вспомнить.
...ЕЩЕ БЫЛА охвачена Россия огнем гражданской войны, и костлявые руки голода, казалось бы, мертвой хваткой сдавили пролетарские центры. Еще меняли на рынках «3 фунта керосина на 1 фунт масла, 1 шинель на 1 воз дров, 2 пачки спичек на 24 стакана молока». Еще не была отменена продразверстка — «суровая необходимость военного коммунизма». Еще утопала в грязи и мраке деревня, и под покровом темноты делали свое черное дело бешеные враги Советской власти — кулаки. Белая гвардия, беглые эмигранты еще жили надеждами на скорую гибель «большевистской России»... А В. И. Ленин писал Г. М. Кржижановскому:
«...Электричество надо пропагандировать. Как? Не только словом, но и примером. Что это значит? Самое важное — популяризировать его. Для этого надо теперь же выработать план освещения электричеством каждого дома в РСФСР...»
И вот уже в маленьком московском домике на Мясницкой улице (ныне улица Кирова), в полухолодных и плохо освещенных комнатах начала работать — организованная по указанию В. И. Ленина! — Государственная комиссия по электрификации России. Двести виднейших деятелей науки и техники того времени вели горячие споры о будущем. И за девять месяцев был подготовлен объемистый том в 650 страниц — «План электрификации РСФСР». Построить намечалось всего 30 районных электростанций общей мощностью 1,75 миллиона киловатт. Но для первых лет революции это было дерзко и смело: 650 страниц под гордым девизом «Век пара — век буржуазии, век электричества — век социализма»; 650 страниц «Прорыва в будущее» — научного анализа и конкретных рекомендаций, предложенных все еще голодающей и холодной стране! Да, это было смело. Но ведь недаром же председатель комиссии Г. М. Кржижановский писал впоследствии, что «все наши планы электрификации идут от Ленина».
* * *