Мы видели,  что  предание  провожает  Ольгу   в   Константинополь   и
заставляет  мудрейшую из всех людей русских перехитрить грека:  тогда не
знали лучшего доказательства мудрости. Предание провожает мудрую княгиню
и домой,  в Киев, заставляет ее и здесь постыдить греческого императора,
охотника до даров и вспомогательного  войска,  и  отомстить  ему  за  то
унижение,  которому  подвергались  руссы  в константинопольской гавани и
которое,  как видно, лежало у них на душе. Мы знаем из Игорева договора,
что  греки,  опасаясь буйства русских и воинских хитростей с их стороны,
выговорили себе право не впускать их в город до тех пор, пока в точности
не узнают характера новоприбывших,  имена которых должны были находиться
на  княжеском  листе;  эти  меры  предосторожности,  как  видно,   очень
раздражали  русских,  и  вот  в  предании Ольга мстит за них императору.
Когда Ольга,  говорит летопись,  возвратилась в Киев,  то царь греческий
прислал  сказать  ей:  "Я тебя много дарил,  потому что ты говорила мне:
возвращусь на Русь,  пришлю тебе богатые дары  -  рабов,  воску,  мехов,
пришлю и войско на помощь". Ольга велела отвечать ему: "Когда ты столько
же постоишь у меня  на  Почайне,  сколько  я  стояла  у  тебя  в  гавани
цареградской, тогда дам тебе обещанное".
   Ольга воспитывала  сына  своего  до возраста и мужества его,  говорит
летописец.  Когда князь Святослав вырос и возмужал,  то  начал  набирать
воинов  многих  и храбрых,  ходя легко,  как барс,  много воевал.  Идя в
поход, возов за собою не возил, ни котлов, потому что мяса не варил, но,
изрезав  тонкими  ломтями  конину  или  зверину,  или  говядину,  пек на
угольях;  шатра у него не было,  а спал он на конском потнике, положивши
седло  под  голову;  так вели себя и все его воины.  Он посылал в разные
стороны,  к разным народам с объявлением:  "Хочу на вас идти!" Начальные
слова предания о Святославе показывают набор дружины, удальцов, которые,
как обыкновенно тогда водилось,  прослышав о храбром вожде,  стекались к
нему  отовсюду  за  славою  и  добычею.  Поэтому Святослав совершал свои
подвиги с помощию одной своей дружины,  а не  соединенными  силами  всех
подвластных Руси племен:  и точно, при описании походов его летописец не
вы числяет племен,  принимавших в них участие.  Святослав набирал воинов
многих и храбрых, которые были во всем на него похожи: так можно сказать
только об отборной дружине,  а не о войске многочисленном,  составленном
из разных племен.  Самый способ ведения войны показывает, что она велась
с небольшою отборною дружиною,  которая позволяла Святославу  обходиться
без обозу и делать быстрые переходы: он воевал, ходя легко, как барс, т.
е.  делал необыкновенно быстрые переходы, прыжками, так сказать, подобно
названному зверю.
   При князьях, предшественниках Святослава, не было тронуто одно только
славянское племя на восток от Днепра - то были вятичи.  С них-то и начал
Святослав  свои  походы,  узнав,  что  это  племя  платило дань козарам,
Святослав бросился на последних,  одолел их  кагана,  взял  его  главный
город  на  Дону  -  Белую  Вежу;  потом победил ясов и касогов,  жителей
Прикавказья.  К 968 году относят  восточные  писатели  поход  руссов  на
волжских болгар,  разграбление главного города их (Болгар),  который был
складкою товаров,  привозимых из окрестных стран;  потом  Русь  вниз  по
Волге спустилась до Казерана, разграбила и этот город, равно как Итиль и
Семендер.  Все это согласно с русским преданием о походе  Святослава  на
Волгу и битвах его с козарами,  ясами и касогами. Так отомстил Святослав
приволжскому народонаселению  за  недавние  поражения  руссов.  По  всем
вероятностям,  ко  времени  этих походов Святослава относится подчинение
Тмутаракани русскому киевскому  князю.  На  возвратном  пути  с  востока
Святослав,  говорит летопись,  победил вятичей и наложил на них дань.  С
этого времени начинаются подвиги Святослава,  мало имеющие  отношения  к
нашей  истории.  Греческий  император Никифор,  угрожаемый войною с двух
сторон,  - и со стороны арабов и со стороны болгар - решился  по  обычаю
вооружить  против  варваров других варваров:  послал патриция Калокира к
русскому князю нанять его за 15 кентинарий  золота  и  привести  воевать
Болгарию. Калокир, говорят греческие историки, подружился с Святославом,
прельстил его подарками и обещаниями;  уговорились: Святославу завоевать
Болгарию,  оставить  ее  за  собою  и  помогать  Калокиру  в  достижении
императорского престола,  за что  Калокир  обещал  Святославу  несметные
сокровища из императорской казны.  В 967 году Святослав с своею дружиною
отправился в Болгарию,  завоевал ее и остался жить там в Переяславце  на
Дунае; он княжил в Переяславце, говорит летописец, а Русь оставалась без
князя:  в Киеве жила престарелая Ольга с малолетними  внуками,  а  подле
была  степь,  откуда  беспрестанно  можно было ожидать нападения кочевых
варваров.  И  вот  пришли  печенеги,  оборонить   было   некому,   Ольга
затворилась   в  Киеве  со  внуками.  Бесчисленное  множество  печенегов
обступило город,  нельзя было ни выйти из  него,  ни  вести  послать,  и
жители изнемогали от голода и жажды.  На противоположной стороне Днепра,
говорит предание, собрались ратные люди в лодках, но не смели напасть на
печенегов  и не было сообщения между ними и киевлянами.  Тогда последние
встужили и стали говорить:  "Нет ли кого, кто б мог пройти на ту сторону
и  сказать  нашим,  что  если они завтра не нападут на печенегов,  то мы
сдадимся" И вот вызвался один молодой человек: "Я, - сказал он, - пойду"
"Иди!"  - закричали ему все.  Молодой человек вышел из города с уздою и,
ходя между печенегами,  спрашивал,  не видал ли кто его лошади.  Он умел
говорить по-печенежски, и потому варвары приняли его за одного из своих.
Когда он подошел к реке,  то сбросил с себя платье  и  поплыл;  печенеги
догадались об обмане,  начали стрелять по нем,  но не могли уже попасть:
он был далеко, и русские стой стороны выехали в лодке к нему навстречу и
перевезли  на другой берег.  Он сказал им:  "Если не подступите завтра к
городу,  то люди хотят сдаться печенегам".  Воевода именем Претич сказал
на  это:  "Подступим  завтра  в  лодках,  как-нибудь  захватим княгиню с
княжатами и умчим их на эту сторону,  а не то Святослав погубит нас, как
воротится".  Все  согласились  и  на другой день,  на рассвете,  седши в
лодки,  громко  затрубили;  люди  в  городе  радостно  откликнулись  им.
Печенеги подумали,  что князь пришел, отбежали от города, а тем временем
Ольга со внуками успела сесть в  лодку  и  переехать  на  другой  берег.
Увидав  это,  печенежский  князь  возвратился  один  к воеводе Претичу и
спросил у него:  "Кто это пришел?" Претич отвечал: "Люди с той стороны".
Печенег опять спросил Претича:  "А ты князь ли?" Воевода отвечал: "Я муж
княжой и пришел в сторожах,  а по мне идет полк с  князем,  бесчисленное
множество  войска".  Он  сказал это,  чтобы пригрозить ему.  Тогда князь
печенежский сказал воеводе:  "Будь  мне  другом".  Тот  согласился.  Оба
подали  друг  другу  руки  и  разменялись  подарками:  князь печенежский
подарил Претичу коня,  саблю, стрелы; Претич отдарил его бронею, щитом и
мечом.  После этого печенеги отступили от города,  но стали не в далеком
расстоянии от него;  летописец говорит,  что русским нельзя  было  коней
напоить:  на  Лыбеди  стояли  печенеги.  Таково  предание,  внесенное  в
летопись,   так   народная   память   передавала   это    событие.    Из
характеристических  черт  времени  в  этом  предании мы заметим описание
подарков,  которыми обменялись Претич и князь печенежский,  - в различии
оружия   резко   выразилось   различие  между  Европою  и  Азиею,  между
европейским  и  азиатским  вооружением:  степной  кочевник,  всадник  по
преимуществу,  дарит  коня  и скифское оружие - саблю,  стрелы;  воевода
русский  дарит   ему   оружие   воина   европейского,   большею   частью
оборонительное: броню, щит и меч.
   Киевляне, продолжает   предание,  послали  сказать  Святославу:  "Ты,
князь,  чужой земли ищешь и блюдешь ее,  от своей же отрекся,  чуть-чуть
нас не взяли печенеги вместе с твоею матерью и детьми;  если не придешь,
не оборонишь нас,  то опять возьмут; неужели тебе не жалко отчины своей,
ни   матери-старухи,   ни  детей  малых?"  Услыхав  об  этом,  Святослав
немедленно сел на коней,  с  дружиною  пришел  в  Киев,  поздоровался  с
матерью  и  детьми,  рассердился  на печенегов,  собрал войско и прогнал
варваров в степь.  Но Святослав недолго нажил в Киеве:  по преданию,  он
сказал  матери  своей  и  боярам:  "Не  любо  мне  в Киеве,  хочу жить в
Переяславце на Дунае - там средина  Земли  моей;  туда  со  всех  сторон
свозят  все доброе:  от греков - золото,  ткани,  вина,  овощи разные от
чехов и венгров - серебро и коней,  из Руси - меха,  воск, мед и рабов".
Ольга на это отвечала ему:  "Ты видишь, что я уже больна, куда же это ты
от меня уходишь?  Когда похоронишь меня,  то иди куда хочешь". Через три
дня  Ольга  умерла,  и  плакались  по  ней сын,  внуки и люди все плачем
великим.  Ольга запретила праздновать по себе тризну,  потому что у  ней
был священник, который и похоронил ее.
   Здесь очень  важно  для  нас выражение Святослава о Переяславце:  "То
есть середа в Земле моей".  Каким образом Переяславец мог быть серединою
земли Святославовой? Это выражение может быть объяснено двояким образом:
1) Переяславец в земле моей есть серединное место,  потому что туда  изо
всех  стран  свозится  все доброе;  Переяславец,  следовательно,  назван
серединою не относительно положения своего среди владений Святослава, но
как  средоточие  торговли.  2)  Второе  объяснение  нам  кажется  легче:
Святослав своею Землею считал только  одну  Болгарию,  приобретенную  им
самим, Русскую же землю считал по понятиям того времени владением общим,
родовым.  Святослав спешил окончить свое княжение на  Руси:  он  посадил
старшего сына, Ярополка, в Киеве, другого, Олега, - в земле Древлянской.
Это вовсе не  значит,  чтобы  этими  волостями  ограничивались  владения
русских князей: уже при Олеге все течение Днепра до Киева было в русском
владении, в Смоленске и Любече сидели мужи киевского князя; Ольга ездила
и   рядила  землю  до  самых  северных  пределов  Новгородской  области;
следовательно,  деление Святослава означает, что у него было только двое
способных  к  правлению  сыновей,  а  не только две волости - Киевская и
Древлянская;  остальные же волости оба брата должны были поделить  между
собою, как после Ярославичи, усевшись около Днепра, поделили между собою
волости отдаленнейшие.  Как после Ярославичи теснились все в  привольной
родине  своей,  около  Днепра и Киева,  около собственной Руси,  не любя
волостей северных и  восточных,  так  и  теперь  оба  сына  Святославова
садятся на юге, недалеко друг от друга и не хотят идти на север. Но если
князья не любили севера,  то жители  северной  области,  новгородцы,  не
любили  жить  без  князя  или управляться посадником из Киева,  особенно
когда древляне получили своего князя. Новгородцы и после любили, чтобы у
них был свой князь,  знавший их обычай; до сих пор они терпели посадника
киевского,  потому что во всей Руси был один  князь,  но  теперь,  когда
древляне  получили особого князя,  новгородцы так же хотят иметь своего.
Послы их,  по преданию,  пришли к Святославу и стали просить себе князя:
"Если  никто  из  вашего рода не пойдет к нам,  - говорили они,  - то мы
найдем себе князя". Святослав отвечал им: "Если бы кто к вам пошел, то я
был бы рад дать вам князя". Ярополк и Олег были спрошены - хотят ли идти
в Новгород - и,  по изложенным выше причинам,  отказались. Тогда Добрыня
внушил   новгородцам:  "Просите  Владимира".  Владимир  был  третий  сын
Святослава,  рожденный от Малуши - ключницы  Ольгиной,  сестры  Добрыни.
Новгородцы  сказали Святославу:  "Дай нам Владимира".  Князь отвечал им:
"Возьмите".  Новгородцы взяли Владимира  к  себе,  и  пошел  Владимир  с
Добрынею, дядею своим, в Новгород, а Святослав - в Переяславец.
   Здесь останавливает  нас  вопрос:  почему  Святослав  не  дал никакой
волости младшему  сыну  своему,  Владимиру,  сам  сначала  и  уже  после
отправил его к новгородцам по требованию последних?  Летописец как будто
спешит объяснить причину явления; Владимир, говорит он, был сын Малуши -
ключницы  Ольгиной,  следовательно  рабыни,  ибо,  по  древнему  уставу,
человек и вольный,  ставший ключником,  поэтому уже самому превращался в
раба.  Итак,  Владимир был не совсем равноправный брат Ярополка и Олега.
Многоженство не исключало неравноправности:  если  было  различие  между
женами   (водимыми)   и   наложницами,   то   необходимо  долженствовало
существовать различие и между детьми тех и других.  Но если многоженство
не исключало неравноправности детей,  то по крайней мере много ослабляло
ее:  было различие между детьми наложниц  -  правда,  но  все  не  такое
различие,  какое, по нашим понятиям, существует между детьми законными и
незаконными.  На это  малое  различие  указывает  уже  то  явление,  что
новгородцы приняли Владимира, как князя, и после не полагается между ним
и братьями никакого различия.  Здесь,  как естественно,  имело  силу  не
столько  различие  между  законностию  и  незаконностию матери,  сколько
знатность и низость  ее  происхождения;  разумеется,  ключница,  рабыня,
полюбившаяся  Святославу,  не  могла  стать  наряду  с другою его женою,
какой-нибудь княжною,  или  дочерью  знатного  боярина;  отсюда  низость
матери  падала и на сына,  не отнимая,  впрочем,  у него отцовских прав;
Владимир был князь,  но при случае,  когда нужно  было  сравнить  его  с
остальными  братьями,  могли  выставить  на вид низкое происхождение его
матери; так после полоцкая княжна Рогнеда, выбирая между двумя женихами,
Ярополком  и  Владимиром,  говорит,  что  она  не  хочет  идти  замуж за
Владимира как сына рабыни.  Обратить внимание на это обстоятельство было
очень   естественно   княжне,  ибо  при  многоженстве  женщины  знатного
происхождения старались как можно резче отделить от себя наложниц  своих
мужей,  и презрение, которое питали к наложницам, старались переносить и
на детей их. Святослав сначала не дал волости Владимиру и потом отпустил
его  в Новгород,  могши в самом деле испугаться угрозы новгородцев,  что
они откажутся от его рода и найдут себе другого князя.  Добрыня хлопотал
об этом,  надеясь во время малолетства Владимирова занимать первое место
в Новгороде и не надеясь,  чтобы  после  старшие  братья  дали  младшему
хорошую волость; новгородцы же приняли малолетнего Владимира, потому что
он все-таки был независимый князь,  а не посадник,  притом же  надеялись
воспитать  у  себя Владимира в своем обычае:  они и после любили иметь у
себя такого князя, который бы вырос у них.
   Княжение Святослава кончилось на Руси;  он отдал  все  свои  владения
здесь  сыновьям  и отправился в Болгарию навсегда.  Но на этот раз он не
был так счастлив,  как прежде:  болгары  встретили  его  враждебно;  еще
опаснейшего  врага нашел себе Святослав в Иоанне Цимискии - византийском
императоре.  У нашего летописца читаем предание о подвигах Святослава  в
войне с греками; это предание, несмотря на неверный свет, который брошен
им на события,  важно для нас потому,  что  представляет  яркую  картину
дружинной  жизни,  очерчивает характер знаменитого вождя дружины,  около
которого  собралась  толпа  подобных  ему  сподвижников.  По   преданию,
Святослав  пришел  в  Переяславец,  но болгары затворились в городе и не
пустили его туда.  Мало того,  они вышли на сечу против Святослава, сеча
была сильная, и болгары стали было уже одолевать; тогда Святослав сказал
своим:  "Уже нам  видно  здесь  погибнуть;  потянем  мужески,  братья  и
дружина!"  К  вечеру  Святослав одолел,  взял город копьем (приступом) и
послал сказать грекам:  "Хочу на вас идти,  хочу взять и ваш город,  как
взял этот". Греки отвечали: "Нам не совладеть с вами, возьми лучше с нас
дань на себя и на дружину свою, да скажите, сколько вас, так мы дадим на
каждого человека".  Греки говорили это,  желая обмануть русь, прибавляет
летописец,  потому что греки лживы и до сих пор. Святослав отвечал: "Нас
20000";  десять-то  тысяч  он  прибавил,  потому  что русских было всего
10000;  греки собрали 100000 на Святослава и  не  дали  дани;  Святослав
пошел на них,  но русь испугалась, видя множество вражьего войска; тогда
Святослав сказал дружине:  "Нам некуда деться,  волею и неволею пришлось
стать  против греков:  так не посрамим Русской земли,  но ляжем костями,
мертвым не стыдно:  если же побежим,  то некуда будет убежать от  стыда;
станем  же крепко,  я пойду перед вами,  и если голова моя ляжет,  тогда
промышляйте о себе".  Дружина отвечала:  "Где твоя голова ляжет,  там  и
свои  головы сложим".  Русь ополчилась,  была сеча большая,  и Святослав
обратил в бегство греков,  после чего пошел к  Константинополю,  воюя  и
разбивая города, которые и до сих пор лежат пусты, прибавляет летописец.
Царь созвал бояр своих в палату и сказал им:  "Что нам делать:  не можем
стать против него!" Бояре отвечали: "Пошли к нему дары, испытаем его, на
что он больше польстится - на золото или на ткани дорогие?" Царь  послал
и  золото  и  ткани,  а с ними мужа мудрого,  которому наказал:  "Смотри
хорошенько  ему  в  лицо".  Святославу  объявили,  что  пришли  греки  с
поклоном; он велел их ввести; греки пришли, поклонились, разложили перед
ним золото и ткани; Святослав, смотря по сторонам, сказал отрокам своим:
"спрячьте это".  Послы возвратились к царю, который созвал опять бояр, и
стали рассказывать:  "Как пришли мы к нему и отдали дары,  то  он  и  не
посмотрел  на  них,  а  велел спрятать".  Тогда один боярин сказал царю:
"Поиспытай-ка его еще:  пошли ему  оружие".  Послали  Святославу  меч  и
разное  другое  оружие;  он принял,  начал хвалить и любоваться и послал
поклон царю.  Послы возвратились с этим  к  последнему,  и  тогда  бояре
сказали:  "Лют должен быть этот человек,  что на богатство не смотрит, а
оружие берет;  делать нечего,  станем платить ему дань," - и царь послал
сказать  Святославу:  "Не  ходи к Царю-городу,  но возьми дань,  сколько
хочешь";  потому что русские были  уже  недалеко  от  Царя-града.  Греки
прислали  дань;  Святослав взял и за убитых,  говоря:  "Род их возьмет".
Кроме дани,  Святослав взял много даров и возвратился  в  Переяславец  с
большою честию. Видя, однако, что дружины осталось мало, Святослав начал
думать:  "Что,  как обманом перебьют дружину мою и меня:  пойду лучше  в
Русь,  приведу больше дружины".  Принявши такое намерение, он отправил к
царю в Доростол послов,  которые должны были сказать ему от имени своего
князя:  "Хочу держать с тобою мир твердый и любовь".  Царь обрадовался и
послал к нему дары больше первых. Святослав, приняв дары, начал говорить
дружине:  "Если не заключим мира с царем и царь узнает,  что нас мало, и
греки оступят нас в городе,  а Русская земля далеко,  печенеги с нами  в
войне то кто нам поможет? Заключим лучше мир с царем.
   Греки уже  взялись  платить нам дань и того будет с нас;  если же они
перестанут платить дань,  то,  собравши побольше войска,  пойдем опять к
Царю-городу".  Речь эта полюбилась дружине, и лучшие мужи отправились от
Святослава к царю в  Доростол.  Заключен  был  мир  и  написан  договор;
договор  этот  также  внесен  в летопись:  Святослав обязался не воевать
греческих областей ни сам, ни получать на это другой какой-нибудь народ,
не   воевать   ни  страны  Корсунской,  ни  Болгарской,  и  если  другой
какой-нибудь народ вздумает идти на греков,  то русский  князь  обязался
воевать с ним.