На весну  он  опять  стал  думать  с  дружиною,  куда  бы  еще  пойти
повоевать?  И придумал пойти на зятя своего, полоцкого князя Всеслава: с
лишком лет сто тому назад ходил дед Всеславов на Новгород,  взял  утвари
церковные  и  один  новгородский  погост  завел  за  Полоцк;  так теперь
Мстислав хотел возвратить Новгородскую волость и отомстить за обиду;  он
уже  стоял  с  войском  на Луках,  когда явился к нему посол от старшего
брата Романа из Смоленска;  Роман велел сказать ему: "Всеслав тебя ничем
не обижал,  а если идешь на него так,  без причины,  то прежде ступай на
меня".  Верный во всем старине,  Мстислав не  хотел  оскорбить  старшего
брата,  тем  более,  что  последний  уже  отправил сына своего на помощь
Всеславу,  и  новгородцам  пришлось  бы  сражаться  с  смолянами  вместо
полочан.  По возвращении в Новгород Мстислав крепко занемог, потерял все
силы, едва мог говорить; чувствуя, что должен скоро умереть, он взглянул
на дружину свою,  потом на княгиню,  вздохнул глубоко,  заплакал и начал
говорить:  "Приказываю дитя свое,  Владимира, Борису Захарьевичу и обоих
их отдаю братьям Рюрику и Давыду и с волостью на руки, а обо мне как бог
промыслит".  После этого  распоряжения  Мстислав  поднял  руки  к  небу,
вздохнул, прослезился опять - и умер. Новгородцы похоронили его в той же
гробнице,  где лежал первый князь,  умерший у них,  Владимир  Ярославич,
основатель   Софийской   церкви.   Плакала   по   Мстиславе   вся  земля
Новгородская,  говорит летописец,  особенно плакали горько лучшие  мужи,
они  так причитали на похоронах:  "Уже нельзя теперь нам будет поехать с
тобою на чужую землю, привести поганых рабами в область Новгородскую; ты
замышлял много походов на все стороны поганые; лучше бы. нам теперь было
умереть с тобою!  Ты дал нам большую свободу от поганых,  точно так  как
дед  твой  Мстислав  освободил  нас  ото всех обид,  ты поревновал ему и
наследовал путь деда своего,  а теперь уже не увидим тебя больше, солнце
наше зашло, и остались мы беззащитные, всякий может теперь обижать нас".
Мстислав,  по свидетельству летописца,  был среднего роста, хорош лицом,
украшен всякою добродетелию и благонравен, имел ко всем любовь, особенно
был щедр к  бедным,  снабжал  монастыри,  кормил  монахов  и  с  любовию
принимал их, снабжал и мирские церкви, потом и всему святительскому чину
воздавал достойную честь;  был крепок на рати, не жалел жизни за Русскую
землю и за христиан;  когда видел христиан, уводимых в плен погаными, то
говорил дружине своей:  "Братья!  Не сомневайтесь:  если теперь умрем за
христиан,   то   очистимся   от  грехов,  и  бог  вменит  кровь  нашу  в
мученическую;  если бог подаст милость  свою,  то  слава  богу,  а  если
придется умереть, то все равно: надобно же когда-нибудь умирать". Такими
словами он придавал смелость дружине и от всего сердца бился  за  отчину
свою, а дружину свою любил, имения не щадил для нее, золота и серебра не
собирал,  а раздавал дружине или раздавал церквам и нищим  для  спасения
души  своей.  Не было уголка на Руси,  где бы его не хотели и не любили;
сильно горевали братья,  услыхавши о его  смерти,  плакала  по  нем  вся
Русская  земля,  не могши забыть доблестей его,  и черные клобуки все не
могли забыть его приголубления (1180 г.).
   По смерти Мстислава новгородцам предстоял выбор:  у кого просить себе
князя?  Взять  ли  его  из рук Всеволода III суздальского,  князя новой,
Северной Руси,  или из рук Святослава  Всеволодовича,  который  сидел  в
Киеве  и  потому  считался  старшим в старой,  Южной,  Руси?  Новгородцы
поступили по старине и взяли  у  Святослава  сына  его,  Владимира,  тем
более,  что  Всеволод  недавно  показал  уже свою неприязнь к Новгороду,
показал, что был братом Боголюбского.
   Взявши себе в князья Владимира,  новгородцы участвовали в войне  отца
его,  Святослава,  со  Всеволодом  и,  конечно,  по  желанию  Святослава
посадили опять в Торжке племянника и старого врага Всеволодова, Ярополка
Ростиславича,  что  не  могло  не  повести  к враждебным столкновениям с
суздальским князем:  в то время, когда новгородцы отправили полки свои к
Друцку  на  помощь  Святославу,  Всеволод явился в другой раз у Торжка и
осадил в нем Ярополка;  новоторжане пять недель сидели  в  осаде,  терпя
страшный  голод,  и  когда  князь их,  Ярополк,  был ранен в сшибке,  то
сдались Всеволоду,  тот повел с собою в оковах Ярополка,  вывел  и  всех
новоторжан с женами и детьми,  а город их сжег.  Новгородцы увидали, что
опасность от Всеволода близка и велика,  а на помощь из Чернигова плохая
надежда и потому,  выгнавши Владимира Святославича, послали за князем ко
Всеволоду:  тот  дал   им   свояка   своего,   Ярослава   Владимировича,
безземельного сына безземельного отца Владимира Мстиславича.  Но Ярослав
немного нажил в Новгороде:  он возбудил против себя сильное негодование,
и Всеволод вывел его из Новгорода,  жители которого,  как видно,  не без
ведома и согласия его призвали к себе из Смоленска Мстислава Давыдовича.
Посадник  Завид  Неревинич  был  сменен  тотчас  по  прибытии  Владимира
Святославича в Новгород - знак,  что он не был за Ольговича;  место  его
получил  Михаил  Степанович;  изгнание Ольговича должно было повести и к
смене посадника:  Михаил Степанович был свержен, и на его место возведен
опять Завид,  но в 1186 году Завид снова потерял свою должность и ушел к
Давыду в Смоленск,  а на его место был возведен опять Михаил Степанович.
Родственники и приятели Завида не переставали,  однако,  действовать, но
были  пересилены  противною  стороною:  родной  брат   Завида,   Гаврило
Неревинич,  был  свергнут  с  моста вместе с каким-то Ивачем Свеневичем.
Любопытно,  что в то же время вспыхнуло восстание смольнян против  князя
Давыда и пало,  говорит летописец, много голов лучших мужей. Быть может,
эти события в Новгороде  и  Смоленске  имеют  какую-нибудь  связь  между
собою;  нет сомнения, что новгородские волнения, борьба сторон Завидовой
и Михайловой были связаны с переменою князей:  Завид,  бывший посадником
при  Мстиславе Храбром,  стоял за Ростиславичей,  на это указывает смена
его при Ольговиче и уход к Давыду  в  Смоленск  после  вторичной  потери
должности;  сторона  Михаила  Степановича  была  вместе  стороною  князя
Ярослава и потому неудивительно,  что  когда  она  восторжествовала  над
противною  стороною,  то в следующем же 1187 году Мстислав Давыдович был
изгнан,  и новгородцы послали ко Всеволоду  во  Владимир  опять  просить
Ярослава  Владимировича  -  знак,  что  последний  был  прежде выведение
вследствие всеобщего негодования, но вследствие негодования одной только
стороны. Посадник при этом не был сменен, но через год противная сторона
начала брать верх: у Михаила Степановича отняли посадничество и дали его
Мирошке  Нездиничу,  которого  отец  Незда  был убит за приверженность к
Ростиславичам смоленским, следовательно, имеем право думать, что Мирошка
наследовал  от  отца  эту приверженность и стоял за Мстислава Давыдовича
против Ярослава.  В справедливости последнего утверждает  нас  известие,
что  в  1195  году  Мирошка  вместе  с  Борисом  Жирославичем  и сотским
Никифором,  Иванком,  Фомою отправились к Всеволоду с  просьбою  сменить
Ярослава и дать на его место сына своего.  Что же сделал Всеволод?  Чтоб
оставить  Ярослава  спокойным  в  Новгороде,  он  задержал   Мирошку   с
товарищами как глав противной Ярославу стороны,  потом отпустил Бориса и
Никифора,  но продолжал держать Мирошку,  Иванка  и  Фому,  несмотря  на
просьбы из Новгорода о их возвращении;  наконец,  отпустил Фому,  но все
держал Мирошку и Иванка.  Это рассердило  новгородцев,  т.  е.  сторону,
противную Ярославу,  последний был изгнан, и посол отправился в Чернигов
просить сына у  тамошнего  князя;  что  здесь  действовала  только  одна
сторона,  доказывают слова летописца,  который говорит,  что добрые люди
жалели об Ярославе,  а злые радовались его изгнанию. Но прошло то время,
когда  изгнанные  князья  уезжали  из  Новгорода,  не думая о мести;  мы
видели,  что уже Святослав Ростиславич,  надеясь на помощь Боголюбского,
не  хотел  спокойно оставить области Новгородской;  Ярослав Владимирович
последовал его примеру:  он засел в Торжке,  где жители  приняли  его  с
поклоном,  и стал брать дани по всему верху, по Мсте, и даже за Волоком,
а Всеволод в то же время перехватывал везде новгородцев и не  пускал  из
Владимира; впрочем, здесь держал их не взаперти.
   Между тем из Чернигова приехал князь Ярополк Ярославич, но просидел в
Новгороде только  шесть  месяцев:  вражда  с  владимирским  князем  и  с
Ярославом, который сидел в Торжке и брал дани, не могла быть выгодна для
новгородцев;  пользуясь  этим,  сторона   Ярославова   восторжествовала,
изгнала  в  1197  году  Ярополка  и послала в Торжок за Ярославом;  тот,
однако,  не поехал прямо в Новгород, но сперва отправился во Владимир ко
Всеволоду,  который,  как  видно,  не  хотел позволить,  чтоб новгородцы
присвоили себе право ссориться и мириться с князьями без его ведома;  во
Владимир  должны  были  ехать из Новгорода лучшие люди (передние мужи) и
сотские;  там из рук Всеволода приняли они Ярослава со  всею  правдою  и
честию, по выражению летописца; когда, говорит тот же летописец, Ярослав
приехал в Новгород,  то помирился  с  людьми,  и  стало  все  по  добру,
возвратился  по  здорову  и  посадник  Мирошка,  просидевши  два года за
Новгород,  и рады были  в  Новгороде  все  от  мала  и  до  велика;  сын
Ярославов,  Изяслав  был  посажен в Луках,  чтоб быть защитою (оплечьем)
Новгороду от Литвы.  Есть очень вероятное по  обстоятельствам  известие,
что новгородцы приняли Ярослава на всей воле великого Всеволода, который
с этих пор стал располагать Новгородом,  как располагал им  Мономах  или
сын  его  Мстислав.  Но  мир  Ярослава  с  Мирошкою  и  его стороною был
непродолжителен, и через год (1199 г.) приехали во Владимир из Новгорода
лучшие  люди,  родственники  и  приятели  Мирошки,  которые отдали князю
поклон и просьбу от всего Новгорода:  "Ты господин, - говорили они, - ты
Юрий,  ты  Владимир!  Просим у тебя сына княжить в Новгород,  потому что
тебе отчина и дедина Новгород".  Всеволод согласился,  вывел Ярослава из
Новгорода,  приказал ехать к себе, а владыке, посаднику Мирошке и лучшим
людям велел также явиться во Владимир и взять оттуда к себе на  княжение
сына своего,  десятилетнего Святослава, на всей воле великокняжеской; на
дороге преставился архиепископ  Мартирий,  и  Всеволод  вопреки  старому
обычаю  новгородцев - выбирать владыку на вече - сам,  поговоря только с
посадником, выбрал и послал к ним архиепископа Митрофана, которого потом
отправили  к  митрополиту  на  постановление  с  новгородскими  мужами и
Всеволодовыми.  В 1203 году умер посадник Мирошка,  и его место заступил
соперник  его,  старый  посадник  Михаил Степанович;  через год Всеволод
прислал сказать новгородцам: "в земле вашей рать ходит, а князь ваш, сын
мой Святослав,  мал,  так даю вам старшего сына своего,  Константина". О
рати в продолжение трех предыдущих лет нет известий,  а что Всеволод при
этой  перемене  мог  руководиться какими-нибудь внутренними волнениями в
Новгороде,  доказательством служит смена посадника тотчас по смене князя
или,  лучше  сказать,  по  смене  бояр владимирских,  управлявших именем
малолетнего Святослава,  у Михаила Степановича  посадничество  отняли  и
дали сыну покойного Мирошки Дмитрию; что малолетний Святослав и посадник
Михаил были сменены по жалобам новгородцев,  доказывают слова летописца,
что  по  прибытии  Константина  весь город обрадовался исполнению своего
желания.  Владимирский летописец говорит,  что когда  Всеволод  отпускал
Константина в Новгород,  то сказал ему: "Сын мой Константин! На тебя бог
положил старшинство во всей братье твоей,  а Новгород Великий -  старшее
княжение  во всей Русской земле;  по имени твоем и хвала твоя такая:  не
только бог положил на тебе старшинство в братьи  твоей,  но  и  во  всей
Русской земле, и я тебе даю старшинство, поезжай в свой город".
   Новый посадник  Мирошкинич  с братьею и приятелями,  опираясь на силу
суздальского князя,  захотели обогатиться на счет  жителей  и  позволили
себе такие поступки, которые восстановили против них весь город; в числе
недовольных,  как  видно,  стоял  какой-то   Алексей   Сбыславич;   брат
посадника,  Борис  Мирошкинич,  отправился  во  Владимир  ко Всеволоду и
возвратился  оттуда  с  боярином  последнего,  Лазарем,  который  привез
повеление убить Алексея Сбыславича,  и повеление было исполнено: Алексея
убили на Ярославовом дворе - без вины,  прибавляет летописец, потому что
обычного  условия  с  князем  -  не  казнить  без  объявления  вины,  не
существовало более: Всеволод распоряжался самовластно в Новгороде. Вслед
за  этим  событием  Всеволод  пошел  на  Чернигов  и велел Константину с
новгородскими полками  следовать  за  собою  в  поход;  мы  видели,  что
Константин  соединился  с  отцом в Москве,  но вместо Чернигова пошли на
Рязань.  Как видно, во время этого похода новгородцам удалось довести до
сведения великого князя о поступках посадника с товарищами; по окончании
похода,  отпуская новгородцев с Коломны домой,  Всеволод щедро одарил их
и,  по выражению летописца, дал им всю волю и уставы старых князей, чего
они именно хотели;  он сказал им:  "Кто до вас добр, того любите, а злых
казните";  сына  Константина,  посадника Димитрия,  тяжело раненного под
Пронском,  и семерых из лучших мужей  он  оставил  при  себе;  первое  и
последнее   обстоятельство  могут  показывать,  что  новые  распоряжения
Всеволода происходили именно вследствие жалоб новгородских,  возбудивших
неудовольствие  великого князя на посадника с приятелями его и на самого
сына,  который позволял им насильственные поступки.  Как бы то ни  было,
когда  новгородские  полки  пришли домой,  то немедленно созвали вече на
посадника Дмитрия и на братью его, обвиняя их в том, что они приказывали
на  новгородцах и по волости брать лишние поборы,  купцам велели платить
дикую виру и возить повозы и в разных других  насильственных  поступках,
во  всяком  зле,  по выражению летописца.  На вече положили идти на домы
обвиненных грабежом,  двор Мирошкин и двор Дмитриев  зажгли,  имение  их
взяли,  села и рабов распродали и разделили по всему городу,  а долговые
записи оставили князю;  кто при этом тайком нахватал разных вещей, о том
бог   один   знает,  говорит  летописец;  известно  только,  что  многие
разбогатели  после  грабежа  Мирошкиничей.  Народное  озлобление  против
бывшего  посадника  дошло  до  того,  что  когда  привезли тело Дмитрия,
умершего во Владимире,  то новгородцы хотели сбросить его с моста,  едва
архиепископ Митрофан успел удержать их.  Князем явился в Новгород прежде
бывший здесь Святослав Всеволодович,  а в посадники выбрали  Твердислава
Михайловича,  по всем вероятностям, сына покойного Михаила Степановича -
соперника Мирошки:  ненависть к роду последнего естественно должна  была
побудить  к  этому  выбору;  новгородцы  поцеловали крест,  что не хотят
держать у себя ни детей Дмитриевых,  ни братьев,  ни приятелей,  и новый
князь  Святослав  отослал  их  в  заточение  к  отцу,  другие откупились
большими деньгами.
   Перемена князя,  впрочем,  не  переменила   дел   в   Новгороде,   не
удовлетворила  всем  сторонам:  сын Всеволода,  как бы он ни назывался -
Константин  или  Святослав,  не  мог  обходиться  с  новгородцами,   как
обходились  с  ними  прежние  князья  из  Юго-Западной  Руси,  и  вот по
некоторым очень вероятным известиям  недовольные  послали  в  Торопец  к
тамошнему  князю  Мстиславу,  сыну  знаменитого  Мстислава  Храброго,  с
просьбою  избавить  Новгород  от   суздальских   притеснений.   Мстислав
согласился принять на себя наследственную обязанность ратовать за старую
Русь,  за старый порядок вещей против нового,  который вводили  Юрьевичи
северные,  но не будучи уверен еще,  как видно,  хотят ли его новгородцы
всем городом,  захватил сперва Торжок,  заковал дворян  Святославовых  и
посадников,  имение их разграбили,  чья только рука до него дошла, после
чего послал сказать новгородцам: "Кланяюсь св. Софии, гробу отца моего и
всем новгородцам, пришел я к вам, услыхав о насилиях, которые вы терпите
от князей,  жаль мне стало своей отчины".  Новгородцы послали к  нему  с
ответом:  "Ступай, князь, на стол", а Святослава Всеволодовича заперли в
архиепископском доме и с дружиною до тех пор,  пока управятся  с  отцом.
Мстислав  приехал в Новгород,  был принят с большою радостию и тотчас же
двинулся к Торжку,  потому что Всеволод захватил купцов новгородских  по
своим волостям и отправил сыновей с войском к новгородским границам;  но
битвы  не  было:  мы  видели,  как  Всеволод  остерегался   вступать   в
решительные  сражения  с князьями старой Руси,  притом же теперь сын его
сидел пленником в Новгороде;  Всеволод,  по  словам  летописца,  прислал
сказать Мстиславу слова, совершенно тому понятные: "Ты мне сын, а я тебе
отец;  отпусти Святослава с дружиною и отдай все,  что захватил, а я так
же отпущу гостей и товары их".  Мстислав согласился, и мир был заключен.
Как видно из последующего поведения посадника  Твердислава,  так  сильно
стоявшего за старину,  он не мог быть на стороне Юрьевичей: вероятно, он
не менее других радовался и содействовал перемене и потому не  мог  быть
сменен  вследствие  этой  перемены.  Но скоро по утверждении Мстислава в
Новгороде явился с юга из Руси Дмитрий Якунович,  сын старого  посадника
Якуна   Мирославича;   мы   видели,  что  Якун  был  в  тесной  связи  с
Ростиславичами северными, врагами Всеволода, дочь его была за Мстиславом
Ростиславичем;  когда  Всеволод утвердил свою власть над Новгородом,  то
сын Якуна,  Димитрий,  принужден был искать убежища в Руси и возвратился
теперь  в  Новгород,  когда  уже  нечего было более бояться суздальского
князя;  Твердислав уступил ему добровольно посадничество,  как старшему.
Но  если  Твердислав  не мог быть заподозрен в приязни ко Всеволоду,  то
очень легко мог быть заподозрен ерхиепископ Митрофан,  данный  Новгороду
Всеволодом вопреки старому обычаю:  и вот Мстислав вместе с новгородцами
свергнул Митрофана, который был отведен в Торопец (1211 г.).
   Таким образом,  и Великий Всеволод при  конце  жизни  своей,  подобно
брату Андрею, должен был потерпеть неудачу в своих стремлениях благодаря
князьям старой Руси: войска Андрея бежали со стыдом от Мстислава - отца,
Всеволод  должен  был  уступить  Новгород  Мстиславу - сыну,  должен был
заговорить с ним его языком.  В 1212 году  Всеволод  стал  изнемогать  и
хотел  при  жизни  урядить  сыновей,  которых  у  него  было  шестеро  -
Константин,  Юрий,  Ярослав,  Святослав,  Владимир,  Иван.  Он послал за
старшим  Константином,  княжившим  в Ростове,  желая дать ему после себя
Владимир,  а в Ростов  послать  второго  сына  Юрия.  Но  Константин  не
соглашался  на  такое  распоряжение,  ему непременно хотелось получить и
Ростов,  и Владимир:  старшинство обоих городов,  как  видно,  было  еще
спорное  и  тогда,  и Константин боялся уступить тот или другой младшему
брату;  как видно,  он  опасался  еще  старинных  притязаний  ростовцев,
которыми  мог  воспользоваться  Юрий:  "Батюшка!  -  велел  он  отвечать
Всеволоду,  - если ты хочешь меня сделать старшим,  то  дай  мне  старый
начальный город Ростов и к нему Владимир или,  если тебе так угодно, дай
мне Владимир и к нему Ростов". Всеволод рассердился, созвал бояр и долго
думал с ними, как быть; потом послал за епископом Иоанном и, по совету с
ним,  порешил отдать старшинство  младшему  сыну  Юрию,  мимо  старшего,
ослушника  воли  отцовской  - явление важное!  Мало того,  что на севере
отнято было старшинство у старого города и передано младшему, пригороду,
отнято  было  отцом  старшинство  и  у  старшего сына в пользу младшего;
нарушен был коренной обычай,  и младшие князья  на  севере  не  приминут
воспользоваться   этим   примером;  любопытно,  что  бояре  не  решились
присоветовать князю эту  меру,  решился  присоветовать  ее  епископ.  14
апреля умер Всеволод на 64 году своей жизни,  княжив в Суздальской земле
37 лет Он  был  украшен  всеми  добрыми  нравами,  по  отзыву  северного
летописца,  который  не  упускает случая оправдывать вводимый Юрьевичами
порядок и хвалить их за это:  Всеволод.  по его словам,  злых казнил,  а
добромысленных  миловал,  потому  что  князь  не даром меч носит в месть
злодеям и в по хвалу добро творящим;  одного  имени  его  трепетали  все
страны,  по всей земле пронеслась его слава, всех врагов (зломыслов) бог
покорил под его руки. Имея всегда страх божий в сердце своем, он подавал
требующим  милостыню,  судил  суд  истинный и нелицемерный,  невзирая на
сильных бояр своих, которые обижали меньших людей.