Еще при  самом  начале  неприятельских действий псковичи,  видя,  что
ниоткуда нет помощи,  послали в Витебск,  к  литовскому  князю  Олгерду,
велели сказать ему:  "Братья наши, новгородцы, нас покинули, не помогают
нам;  помоги нам ты,  господин!" Олгерд не оставил псковского слова  без
внимания  и  приехал  во  Псков  сам  с братом своим Кейстутом,  полками
литовскими  и  русскими.  Воевода  Олгердов,  князь   Юрий   Витовтович,
отправился  на  границу  добывать  языка  и  наткнулся  на  сильную рать
немецкую,  которая шла к Изборску.  Потерявши 60 человек своей  дружины,
Юрий  прибежал  в  Изборск,  и  на  другой день явились под этим городом
немцы, "загордившись, в силе тяжкой, без бога, с пороками, городами и со
многим  замышленном,  и  оступили  город  Изборск,  хотя пленить дом св.
Николы".  Тяжко было в то время Изборску,  послали жители его  гонца  во
Псков "со многою тугою и печалию", но князь Олгерд, и Кейстут, и мужи их
литовники отреклись идти против немецкой силы; Олгерд говорил псковичам:
"Сидите  в городе,  не сдавайтесь,  бейтесь с немцами,  и если только не
будет у вас крамолы,  то ничего вам не сделают. А если мне пойти с своею
силою на великую их силу,  то сколько там падет мертвых и кто знает, чей
будет верх?  Если,  бог даст, и мы возьмем верх, то сколько будет побито
народу,  а  какая  будет  из  этого  польза?" Пять дней стояли немцы под
Изборском и вдруг отступили,  пожегши пороки и города свои, не зная, что
в  Изборске  воды не было и что он потому не мог долго держаться.  После
этого псковичи приняли много труда,  уговаривая князя Олгерда креститься
и сесть у них во Пскове на княжении; Олгерд отвечал "Я уже крещен, я уже
христианин, в другой раз креститься не хочу и садиться у вас на княжение
не  хочу".  Он согласился только на то,  чтоб сын его Андрей крестился и
остался княжить в  Пскове.  Но,  уезжая  из  Пскова,  Олгерд  и  Кейстут
истребили в Псковской области хлеб и травы, так что зимою у жителей пало
много лошадей и скота от бескормицы.  Тогда псковичи,  видя,  что помощи
нет   ниоткуда,   помирились   с  Новгородом.  Иначе  рассказывает  дело
новгородский летописец:  в начале войны,  по его словам, псковские послы
приехали в Новгород с поклоном.  "Идет на нас рать немецкая,  - говорили
они,  - кланяемся вам,  господам своим,  обороните нас".  Новгородцы, не
медля нимало,  запечатали все общины и выступили в поход,  кто в великую
пятницу,  а кто в субботу. Но когда они дошли до села Мелетова, приехали
опять  послы  псковские  и  объявили:  "Кланяемся вам:  рати на нас нет;
пришли немцы,  но они ставят город на рубеже на своей земле". Новгородцы
сначала  хотели  продолжать путь,  но потом послушались просьбы послов и
возвратились домой.
   В мае 1343 года псковичи,  уговорившись  с  изборянами,  подняли  всю
область  Псковскую  и  поехали воевать немецкую землю.  Пять дней и пять
ночей воевали они неприятельские села около Медвежьей  головы  (Оденпе),
не  слезая  с  лошадей,  воевали  там,  где не бывали их отцы и деды,  и
поехали назад во Псков с большим полоном.  Немцы, собравши силу, погнали
вслед  за  ними  и  догнали  недалеко  от  Нового  городка  (Нейгаузена)
немецкого,  на Малом Борку.  Стали псковичи на  бой,  помолились  святой
Троице,  святым князьям своим Всеволоду и Тимофею (Довмонту), простились
друг с другом и сказали:  "Не опозорим отцов, потянем за св. Троицу и за
св.  церкви,  за  свое  отечество!"  Была  сеча  большая,  и  бог  помог
псковичам:  побили они немцев и стали на костях,  потерявши  17  человек
убитыми;  кроме  того,  некоторые  из  них  обеспамятели от бессонницы и
погибли, блуждая по лесу; иные, впрочем, вышли после рати. Между тем еще
при самом начале битвы Руда, священник борисоглебский, пригнал в Изборск
и распустил лихую весть,  что всех псковичей и изборян немцы побили;  ту
же весть перенес и во Псков. Здесь поднялся плач и вопль, какого никогда
прежде не бывало;  отрядили гонцом в Новгород Фому, старосту поповского,
сказать  там:  "Псковичи  все  побиты,  а вы,  новгородцы,  братья наши,
ступайте скорее, чтоб немцы не взяли прежде вас города". Опамятовавшись,
однако,  немного,  послали  проведать,  точно  ли правду сказал Руда,  и
нашли, что псковичи, которых считали мертвыми, спокойно спят в стане под
Изборском.  Сильная  радость  сменила  горе,  когда  пришла во Псков эта
добрая весть.  Лет шесть потом не было слышно о немцах;  но в 1348 году,
когда  войско  псковское  находилось  в  новгородских областях,  помогая
Новгороду в войне со шведами, немцы начали жечь псковские села, а весною
1349 года отряд их явился внезапно у Изборска. В это время жил во Пскове
литовский князь Юрий Витовтович;  он вышел против немцев и был убит  при
первой  стычке:  была  тогда  во  Пскове  скорбь  и печаль великая,  все
духовенство проводило князя,  и положили его в церкви св.  Троицы. В том
же  году  немцы  поставили  новую  крепость над рекою Наровою,  псковичи
подняли всю свою область и поехали - одни в лодках,  другие на  лошадях,
приехали к Новому городку, обступили и зажгли его; немцы и чудь, которые
в нем были,  одни сгорели,  другие пометались из крепости и были  побиты
псковичами.   Во   всех  этих  войнах  не  упоминается  о  князе  Андрее
Олгердовиче:  он не жил сам во Пскове,  а держал наместника.  Пока  этим
наместником был храбрый и любимый Юрий Витовтович,  псковичи молчали; но
после смерти его они послали сказать Андрею:  "Тебе было,  князь, сидеть
самому  во Пскове на княжении,  а наместниками Пскова не держать:  когда
тебе неугодно сидеть у нас, в другом месте княжишь, то наместников твоих
не  хотим".  Этим  поступком  псковичи  накликали  на себя новых врагов:
Олгерд и Андрей немедленно  захватили  в  своих  владениях  всех  купцов
псковских,  товар у них отняли,  самих отпустили только тогда, когда они
заплатили окуп;  кроме того,  Андрей из Полоцка повоевал псковские села;
псковичи отомстили ему тем же.
   В отношениях  Пскова к Новгороду произошла важная перемена вследствие
войны шведской. Еще во время малолетства короля Магнуса Ерихсона собрана
была в Швеции десятина для крестового похода на русских - язычников, как
величались они в папских буллах.  В 1348  году  Магнус  предпринял  этот
поход.  Послы  его  явились  в Новгород и объявили вечу от имени короля:
"Пришлите на  съезд  своих  философов,  а  я  пришлю  своих,  пусть  они
поговорят о вере; хочу я узнать, какая вера будет лучше: если ваша будет
лучше,  то я иду в вашу веру,  если же наша лучше, то вы ступайте в нашу
веру,  и  будем  все  как один человек;  если же не хотите соединиться с
нами, то иду на вас со всею моею силою". Владыка Василий, посадник Федор
Данилович,  тысяцкий Авраам и все новгородцы, подумавши, велели отвечать
Магнусу:  "Если хочешь узнать, какая вера лучше, наша или ваша, то пошли
в  Царьград  к  патриарху,  потому что мы приняли от греков православную
веру,  а  с  тобою  нам  нечего  спорить  о  вере;  если  же  тебе  есть
какая-нибудь от нас обида,  то шлем к тебе на съезд", - и послали к нему
Авраама тысяцкого с боярами. Но Магнус отвечал послам: "Обиды мне от вас
нет никакой;  ступайте в мою веру,  а не пойдете, так иду на вас со всею
моею силою";  и,  отпустивши послов с этим ответом,  осадил Орешек, стал
крестить  ижорян в свою веру,  а которые не захотели креститься,  на тех
рать пустил,  всем попавшимся в его руки русским велел стричь  бороды  и
потом перекрещивать их в латинство. Но русские скоро показали, что у них
бороды опять отросли,  говорит шведская  хроника;  новгородцы  отправили
против  неприятеля известного нам Оницифора Лукича с малою дружиною;  но
Оницифору удалось  с  потерею  только  трех  человек  из  своего  войска
перебить 500 человек шведов, других взять в плен и казнить переветников.
Между тем посадник Федор Данилович с наместниками  великокняжескими,  со
всею  волостью  Новгородскою  и  псковичами двинулся к Ладоге,  пославши
сказать великому князю Симеону:  "Приходи,  князь,  к нам оборонять свою
отчину,  идет  на  нас  король шведский,  нарушивши крестное целование".
Симеон отвечал:  "С радостию иду,  но держат меня дела ханские".  Спустя
несколько  времени  Симеон  выступил  в  поход,  но,  дошедши  до Ситна,
возвратился назад в Москву: гонец привез ему известие, что хан выдал ему
Олгердова  брата  Кориада;  тогда московские полки повел в Новгород брат
Симеонов  Иоанн.  Этот  князь  пришел  в  Новгород,  но  в   Ладогу,   к
новгородскому войску, не отправился, а между тем королю удалось овладеть
Орешком,  где он захватил и послов  новгородских,  Авраама  тысяцкого  с
товарищами.  Удовольствовавшись  взятием  Орешка,  Магнус  оставил в нем
наместников,  а сам отправился в Швецию;  князь Иоанн,  услыхав о взятии
Орешка,  также  ушел  назад  в  Москву,  и  новгородцы с псковичами одни
отправились осенью к Орешку и взяли его. Но, идучи к Орешку, новгородцы,
по выражению летописца,  дали жалованье Пскову,  определили:  посадникам
новгородским во Пскове не сидеть, не судить: от владыки судить во Пскове
псковичу,  из  Новгорода  псковитян на суд не вызывать ни дворянами,  ни
подвойскими, ни софьянами, ни изветниками, ни биричами - и назвали Псков
младшим братом Новугороду.  Впрочем, есть известие, что псковитяне плохо
отблагодарили новгородцев за это жалованье:  они не хотели долго  стоять
под Орешком,  и когда новгородцы просили,  чтоб они ушли по крайней мере
ночью, то псковичи не хотели исполнить и этой просьбы, но вышли из стана
нарочно в полдень,  с громкою музыкою.  Через год Магнус приплыл опять к
русским берегам,  переночевал под  Копорьем  и,  узнавши  о  приближении
новгородского войска, ушел назад в море, где ждала его буря, истребившая
много шведской рати в устье реки Наровы;  а новгородцы пошли к  Выборгу,
пожгли окрестности, посад и разбили шведов, сделавших вылазку из города,
наконец, в Дерпте разменяли пленных с обеих сторон и заключили мир.
   Опасная борьба шла  на  западных  границах;  внутри  разных  княжеств
происходили волнения,  усобицы княжеские,  заставлявшие народ выселяться
из родной стороны;  но Московское княжество было спокойно и при Симеоне,
как при отце его;  народ не терпел ни от татар, ни от усобиц. Симеон жил
мирно с братьями,  до нас дошел любопытный договор его с  ними.  Договор
начинается так:  "Я,  князь великий Симеон Иоаннович, всея Руси с своими
братьями младшими,  с князем Иваном и  князем  Андреем,  целовали  между
собою  крест  у  отцовского  гроба.  Быть  нам  заодно до смерти,  брата
старшего иметь и чтить в отцово место;  а тебе,  господин князь великий,
без  нас  не  доканчивать  ни  с кем".  Все эти выражения с первого разу
напоминают старину,  но в старину князья не иначе  называли  друг  друга
как:  брат, отец, сын, в договоре же Симеона младшие братья, обещая, что
будут держать старшего в отцово место,  не смеют,  однако, или не хотят,
или не умеют назвать его:  отче! но постоянно называют: "Господин, князь
великий!"  Любопытно  также,  что  братья   всего   больше   толкуют   о
собственности, о своих участках, младшие выговаривают, чтоб старший брат
не обидел,  чего не отнял у них;  также:  "Кто из нас что примыслил  или
прикупил  или  кто  вперед  что  прикупит  или  примыслит  чужое к своим
волостям, то все блюсти, не обидеть".
   Если в княжение Симеона Русь  не  испытала  ни  кровавых  усобиц,  ни
татарских  опустошений,  зато в 1352 году явилась страшная язва - черная
смерть;  в 1353 году она поразила в Москве митрополита Феогноста, самого
великого  князя,  двоих  сыновей  и брата Андрея.  Симеон умер еще очень
молод, 36 лет; он также оставил завещание, в котором отказал удел свой и
все  движимое  и  недвижимое  имение  жене,  по  смерти  которой все это
переходило к брату Симеонову,  великому князю Иоанну. Это обстоятельство
важно  в том отношении,  что два удела Московского княжества соединились
теперь  в  один,  и,  таким  образом,   сила   великого   князя   Иоанна
увеличивалась вдвое.  Мы видели,  что третий сын Калиты,  Андрей, умер в
одно время с Симеоном,  и уже по смерти его родился у него сын Владимир,
получивший  только  один  удел отцовский.  В завещании Симеона любопытно
следующее наставление братьям,  из которого оказывается  оседлость  бояр
вследствие   нового   порядка  вещей,  явление  старых  отцовских  бояр,
хранителей правительственных преданий, добрых советников, которых мы так
мало видим прежде:  "По отца нашего благословенью, что приказал нам жить
заодин, также и я вам приказываю, своей братье, жить заодин; лихих людей
не слушайте,  которые станут вас ссорить;  слушайте отца нашего, владыки
Алексея,  да старых бояр,  которые отцу нашему и нам добра хотели.  Пишу
вам это слово для того, чтоб не перестала память родителей наших и наша,
чтоб свеча не угасла".
   У брата Симеонова Иоанна явился соперник в искании великого  княжения
Владимирского - то был Константин Васильевич, князь суздальский. Если мы
предположим,  что Константин  происходил  от  Андрея  Ярославича,  а  не
Александровича и был,  таким образом,  дядею сыновьям Калиты, то и тогда
он не имел права на старшинство,  ибо взял бы его не по отчине и  не  по
дедине:  ни  отец,  ни  дед  его  небыли  великими князьями.  Константин
суздальский искал великого княжения не по старым  правам,  во  по  новым
понятиям и отношениям,  по которым всякий князь вмел право в том случае,
когда был отважен,  богат и силен. Об отваге Константина свидетельствует
летопись, говоря, что он княжил честно и грозно, оборонял отчину свою от
сильных князей и от татар,  причем под сильными князьями нельзя разуметь
других,  кроме московских. Если Константин не мог быть богат собственною
казною,  чтоб перекупить ярлык у  московского  князя,  то  мог  получить
денежную  помощь  из Новгорода,  жители которого,  притесненные Калитою,
смиренные Симеоном,  не  могли  надеяться  добра  от  сильной  Москвы  и
старались,  чтоб  великое  княжение  перешло к другому князю,  послабее;
узнавши о смерти Симеона,  они отправили немедленно посла своего в  Орду
просить  великого княжения Константину суздальскому.  Но все их старания
были напрасны:  хан отдал ярлык Иоанну московскому.  Впрочем, сначала ни
суздальский   князь,  ни  новгородцы  не  обратили  внимания  на  ярлык:
Константин помирился с Иоанном перед  своею  смертию,  в  1354  году;  с
Новгородом у московского князя полтора года не было мира.
   В год  смерти  Симеоновой  рязанцы  взяли  Лопасню,  захватили  здесь
наместника Александра Михайловича,  отвели в  Рязань  и  держали  там  в
большом   томлении,   пока   не   выкупили   его   из  Москвы.  Лопасня,
принадлежавшая  к  уделу  малолетнего  серпуховского  князя,   Владимира
Андреевича,  и  шесть  других  мест  были  потеряны;  но  этот  урон был
вознагражден  другими  приобретениями  в   Рязанской   области.   Внутри
Московского   княжества   в   правление   Иоанна   произошло   следующее
замечательное событие.  Мы уже имели случай говорить,  что при оседлости
князей  и  бояре их должны были приобрести большое значение в княжестве;
большее  значение  должен  был   приобрести   и   тысяцкий,   получивший
возможность  отправлять  свою  важную  должность  при нескольких князьях
сряду без смены,  могла даже явиться наследственность должности в  одном
роде. Но при таких обстоятельствах власть тысяцкого при непосредственных
отношениях этой власти к городовому народонаселению  могла  быть  опасна
другим  боярам,  которых  влияние  стеснялось влиянием тысяцкого,  потом
могла  быть  опасна  и  самой  власти  княжеской.  В  описываемое  время
должность московского тысяцкого отправлял боярин Алексей Петрович Хвост.
При Симеоне Гордом он поднял крамолу против великого князя,  был изгнан,
лишен своих волостей;  все три брата: Симеон, Иоанн и Андрей - поклялись
не принимать к себе в службу мятежного  боярина,  ни  детей  его;  Иоанн
особенно  поклялся  не  отдавать Алексею Петровичу той части его имения,
которую он,  Иоанн,  получил от брата своего,  великого князя Симеона, и
несмотря  на  все  это,  Алексей  Петрович  является  тысяцкимв княжение
Иоанна.  Но зимою,  3 февраля 1357 года,  рано,  во время заутрени, тело
Алексея   Петровича   было   найдено  на  площади  со  всеми  признаками
насильственной смерти; никто не видал, как совершилось убийство; но слух
шел, что бояре собирали на тысяцкого тайный совет, строили ковы, и погиб
он от своих товарищей, общею всех думою, как погиб Андрей Боголюбский от
Кучковичей.  Сильный  мятеж встал в городе вследствие этого убийства,  и
большие бояре московские отъехали в Рязань  с  женами  и  детьми;  но  в
следующем  году великий князь перезвал к себе опять из Рязани двоих бояр
- Михаила и зятя его Василия Васильевича.
   В других княжествах продолжались прежние явления. В Муромской волости
в  1354  году  князь  Федор Глебович,  собравши большое войско,  пошел к
Мурому на тамошнего князя Юрия Ярославича,  выгнал его и сам сел на  его
место.  Муромцы были ему рады и пошли с ним в Орду;  но спустя неделю по
отъезде Федора пришел в Муром  прежний  князь,  Юрий,  собрал  остальных
жителей Мурома и пошел также в Орду судиться с Федором. По суду ханскому
муромское княжение досталось Федору Глебовичу; Юрий был выдан сопернику,
который   посадил  его  в  крепкую  тюрьму,  где  он  и  умер.  В  Твери
продолжалась вражда между  дядею  Василием  Михайловичем  и  племянником
Всеволодом  Александровичем  холмским.  В  1357  году митрополит Алексей
приехал во Владимир, и туда явился к нему князь Всеволод Александрович с
жалобою  на дядю.  По митрополичью слову,  Василий Михайлович,  заключив
договор с великим князем московским,  также приехал во Владимир судиться
с племянником пред митрополитом, с ним вместе приехал и владыка тверской
Федор;  много  было  между  князьями  споров,  глаголания,  как  говорит
летописец, но конечный мир и любовь не состоялись. Московский князь, как
видно,  держал  сторону  дяди,  Василия,  потому  что  когда  потом  оба
соперника  отправились  в  Орду  и  Всеволод хотел пробраться туда через
Переяславль, то наместники московские не пустили его, и он принужден был
уехать в Литву.  Немудрено, что и в Орде дело было решено также в пользу
дяди;  здесь хан и ханша без суда выдали Всеволода Василию;  и было,  по
словам летописца,  Всеволоду от дяди томление большое, много натерпелись
и бояре, и слуги холмского князя, и черные люди.
   Но у сына Александрова  был  могущественный  союзник,  Олгерд,  князь
литовский,  женатый  на  родной  сестре его.  Неизвестно,  каким образом
удалось Всеволоду уехать в Литву;  но когда он возвратился оттуда в 1360
году,  то Василий уступил племянникам треть их отчины.  Из других князей
летопись  упоминает  под  1354  годом  о  смерти   Димитрия   Федоровича
стародубского,  которому  наследовал брат его Иван Федорович.  В 1359 г.
умер смоленский князь Иван Александрович,  и его место заступил сын  его
Святослав.
   В Новгороде в 1354 году посадник Оницифор Лукич добровольно отказался
от своей должности,  и на его место был избран Александр,  брат  убитого
Дворянинца.  Но  потом,  в  1359 году,  упоминается уже другой посадник,
Адриан Захарыч,  у которого в этом году было отнято посадничество, но не
всем  городом,  а  только одним Славенским концом;  на место Адриана был
избран Сильвестр Лентеевич. Но другие части города не согласились на это
избрание,  и  на  Ярославове  дворе  произошла  сеча,  потому что жители
Славенского конца явились в доспехах  и  разогнали  безоружных  заречан,
бояр многих били и грабили,  одного убили до смерти.  Это повело к новой
усобице:  Софийская сторона вооружилась,  чтоб  отомстить  за  бесчестье
братьев  своих,  а  Славенская по необходимости,  чтоб защищать имение и
головы свои;  три дня  враждебные  стороны  стояли  друг  против  друга,
славенцы переметали уже мост,  как пришли два владыки - старый,  Моисей,
из монастыря,  где жил на покое,  и новый Алексей,  с  архимандритами  и
игуменами.   Владыки   стали  благословлять  народ,  говоря:  "Дети!  не
накликайте себе брани,  а поганым похвалы,  святым церквам и месту этому
пустоты,  не сходитесь на бой".  Толпы послушались и разошлись;  но села
Селивестровы были опустошены,  взято много сел  и  у  других  славенцев,
причем  погибло  много  и  невиноватых;  посадником  был  избран  Никита
Матвеевич, как видно сын прежнего посадника Матвея.