Смоленск продолжает торговые связи с Ригою, которые были так выгодны,
что правительства обоих городов условились в 1284 году не препятствовать
взаимной  торговле,  хотя  бы  между смоленским князем и епископом,  или
магистром,  и  произошли  какие-нибудь  неприятности;  кроме  послов  от
магистра  или  горожан рижских заключили этот договор двое купцов - один
из Брауншвейга,  другой из Мюнстера.  От половины XIV века до нас  дошел
также  договор  между  Смоленском  и  Ригою,  заключенный  по докончанию
дедовскому и по старым  грамотам,  смоленский  князь  называет  магистра
братом, обещается блюсти немцев в своих владениях, как своих смольнян, а
правительство рижское обязывается  поступать  точно  так  же  у  себя  с
смольнянами.  Полоцк  продолжает  свои  торговые  связи  с  Ригою  и под
литовскою  зависимостию:  в  1407  году  полочане  заключили  договор  с
рижанами о свободной торговле между обоими городами;  постановлено, чтоб
полочане в Риге,  а рижане в Полоцке не торговали малою  торговлею,  что
розницею  зовут;  полочане  могут  мимо Риги ездить в какую угодно землю
сухим путем и водою,  то же право имеют и рижане  относительно  Полоцка;
если  полочанин  совершит  какое-нибудь  преступление  в  Риге,  то  его
отсылать для суда в Полоцк, и наоборот; соль в Полоцке должно весить тем
же  весом,  каким  весят  воск,  теми же колоколами,  вес полоцкий будет
больше рижского полупудом; сперва рижане посылают свои колокола и скалвы
в  Полоцк  на  свой  счет,  а  потом,  когда эти колокола сотрутся,  или
изломаются,  или пропадут,  то уже полочане на свой счет посылают в Ригу
для   исправления   этих  колоколов;  серебряные  весы  держать  в  Риге
полузолотником больше одного рубля; весовщикам целовать крест, что будут
весить справедливо;  как одному, так и другому весовщику при взвешивании
отойти прочь от скала и рукою не принимать,  а весчую  пошлину  брать  в
Риге  на  полочанах  такую  же,  какую берут в Полоцке на рижанах.  Если
случится тяжба между полочанином и рижанином,  то истцу знать  истца,  а
другому никому в их дело не вмешиваться и за это препятствий торговле не
делать;  купцам будет путь свободный и во время усобицы между  магистром
Ордена  (мештерем  задвинским)  и земскими людьми.  Привозимые немецкими
купцами товары были:  хлеб, соль, сельди, копченое мясо, сукно, полотно,
пряжа, рукавицы, жемчуг, сердолик, золото, серебро, медь, олово, свинец,
сера,  иголки,  четки,  пергамент,  вино,  пиво.  Вывозимые: меха, кожи,
волос,  щетина,  сало,  воск,  лес, скот и произведения востока: жемчуг,
шелк,  драгоценные одежды,  оружие. Во Псков из Немецкой земли приходили
вино,  хлеб,  овощи.  Из  вещей,  носивших название русских,  встречаем:
русские перчатки,  русские постели,  русские чашки. Мы видели возвышение
цен  на съестные припасы;  о ценах же обыкновенных на севере можно иметь
понятие из одной жалованной грамоты великого князя  Василия  Васильевича
Троицкому Сергиеву монастырю: "Волостелю дают с двух плугов полоть мяса,
мех овса,  воз сена,  десять хлебов,  а не люб полоть, то два алтына, не
люб овес - алтын, не люб воз сена - алтын, не любы хлебы - за ковригу по
деньге".
   Если Новгород,  Смоленск, Полоцк, старинные русские торжища, богатели
по-прежнему  торговлею благодаря выгодному положению своему,  то древнее
средоточие  южной,  греческой  торговли  на  Руси,  Киев,   опустошенный
усобицами и татарами,  переставший быть главным городом Руси, презренный
сильнейшими князьями,  суздальскими,  галицкими, литовскими, представлял
во второй половине XIII века жалкое зрелище: Плано-Карпини насчитывает в
нем не более 200 домов.  Но природные выгоды оставались прежние, и купцы
из  разных  стран  по старой привычке продолжали приезжать в Киев:  так,
вместе с Плано-Карпини приехали туда купцы из Бреславля; потом приходило
туда много купцов из Польши,  Австрии,  Константинополя;  последние были
итальянцы:  генуэзцы,  венециане,  пизане.  Купцы из Торна приезжали  на
Волынь  и  в  Галич:  в 1320 году здешний князь Андрей Юрьевич,  который
называет себя Dux Ladimiriae et  dommus  Russiae,  дал  торнским  купцам
грамоту,  в  силу  которой  никто из его мытников или служителей не смел
требовать от них сукон  или  других  товаров,  уступает  им  все  права,
которыми они пользовались при отце его;  обещает, что если кто-нибудь из
них потерпит обиду,  то за каждый денарий,  неправедно отнятый,  получит
вдвое.  После  Гедиминовичи,  княжившие на Волыни,  не хотели пропускать
купцов из Польши и Германии через свою  землю  на  восток  (Heidenland),
дабы утвердить складку товаров во Владимире,  Луцке и Львове, как бывало
исстари.  О торговле галичан и подольцев в Молдавии, Бессарабии, Венгрии
получаем  известие  из  уставной грамоты,  данной львовским и подольским
купцам господарем молдавским в  1407  году;  русские  купцы  покупали  в
молдавских  владениях  татарский товар:  шелк,  перец,  камки,  тебенки,
ладан,  греческий квас, потом покупали скот: свиней, овец, лошадей, меха
беличьи и лисьи,  овчины,  кожи,  рыбу,  воск;  продавали сукно, которое
складывалось в Сочаве,  шапки,  ногавицы,  пояса,  мечи,  серебро жженое
венгерское,  куниц венгерских. Черноморская торговля производилась через
город Солдайю,  или Судак,  в Тавриде: сюда приставали все купцы, идущие
из Турции в северные страны, сюда же сходились купцы, идущие из России и
стран северных в Турцию:  первые привозили  ткани  бумажные  шелковые  и
пряные коренья,  последние - преимущественно дорогие меха; что под этими
меховыми торговцами должно разуметь именно  русских  купцов,  доказывает
рассказ  Рубруквиса  о  крытых  телегах,  запряженных волами,  в которых
русские купцы возят свои меха;  по словам того же Рубруквиса,  купцы изо
всей  России  приезжали  в  Крым  за солью и с каждой нагруженной телеги
давали татарам  две  бумажные  ткани  пошлины.  Знаем  также  из  других
источников,  что в XIV веке русских купцов можно было найти в Кафе, Оце,
Греции.
   Встречаем известия  и  о  торговле  приволжской  с   татарами:   так,
летописец  говорит,  что  татарский царевич Арапша перебил много русских
купцов и богатство их пограбил.  Тохтамыш послал слуг своих  в  Болгарию
захватить  русских  купцов  с  судами  их  и  товарами.  Нижний Новгород
благодаря  положению  своему  уже  и  в  описываемое  время   производил
значительную   торговлю:  так,  говорится,  что  новгородские  ушкуйники
пограбили  в  Нижнем  множество  купцов,  татар   и   армян,   равно   и
нижегородских;  пограбили товару их множество, а суда их рассекли; здесь
перечисляются и разные названия  этих  судов:  паузки,  карбасы,  лодьи,
учаны,  мишаны,  бафты  и  струги.  Восточные  купцы торговали в городах
русских под покровительством татар: тверичи во время восстания своего на
татар  истребили и купцов ордынских старых и пришедших вновь с Шевкалом;
под 1355 годом упоминается о приходе в Москву татарского посла и  с  ним
гостей-сурожан; под 1389 годом встречаем известие об Аврааме - армянине,
жившем в Москве;  наконец,  видим,  что в Москву  приходили  и  купцы  с
запада, именно из Литвы.
   Мы видели  заботы новгородцев о том,  чтоб купцам их был путь чист по
русским княжествам;  великие князья Северо-Восточной  Руси  в  договорах
между  собою и в договорах с великим князем литовским выговаривают то же
самое.  Видим,  что  монастыри  получают  право  беспошлинной  торговли:
новгородцы  в половине XV века дали на вече Троицкому Сергиеву монастырю
грамоту,  в которой  запрещалось  двинским  посадникам,  холмогорским  и
вологодским,  их  приказчикам и пошлинникам брать пошлины и судить людей
Троицкого монастыря, старцев или мирян, которые будут посланы монастырем
на  Двину,  зимою  на возах,  а летом на одиннадцати лодьях:  "А кто эту
грамоту новгородскую нарушит, обидит купчину Сергиева монастыря, или его
кормников  (кормчих),  или  осначев (оснастчиков),  тот даст посаднику и
тысяцкому и всему господину Великому Новгороду пятьдесят рублей в стену.
А вы, бояре двинские, и житые люди, и купцы! обороняйте купчину Сергиева
монастыря  даже  и  тогда,  когда  Новгород  Великий  будет  немирен   с
некоторыми  сторонами;  блюдите  монастырскую  купчину и людей его,  как
своих,  потому  что  весь  господин  Великий  Новгород  жаловал  Сергиев
монастырь,  держит его своим,  и вы,  посадники,  бояре, приказчики их и
пошлинники,  сей грамоты новгородской  не  ослушайтесь".  Митрополит  из
Москвы  посылал  своих  слуг  в Казань с рухлядью для торговли.  Великие
князья литовские для поднятия своего  главного  города  Вильны  дают  ее
купцам право беспошлинной и беспрепятственной торговли во всех литовских
и русских областях.  В Вильне видим ярмарки два раза в  год;  в  городах
Восточной России видим торги по воскресеньям.
   Относительно монеты  должно заметить,  что в первой половине XIV века
счет гривнами заменяется счетом рублями, причем не трудно усмотреть, что
старая гривна серебра и новый рубль одно и то же;  слово куны в значении
денег вообще начинает сменяться теперь употребительным татарским  словом
деньги.  Так  как от описываемого времени дошли до нас прямые известия о
кожаных деньгах,  то мы обязаны здесь подробнее рассмотреть этот давний,
важный и запутанный вопрос в нашей исторической литературе. Здесь должно
отличать два вопроса:  вопрос  о  мехах,  обращавшихся  вместо  денег  и
имеющих ценность сами по себе,  и вопрос собственно о кожаных деньгах, о
частицах шкуры известного животного, не имеющих никакой ценности сами по
себе и обращающихся в виде денег условно. Относительно обоих вопросов мы
встречаем у исследователей крайние мнения:  одни не  хотят  допускать  в
древней  России  металлической монеты и заставляют ограничиваться одними
мехами,  другие, наоборот, подле металлической монеты не допускают вовсе
мехов. Против первого мнения мы уже указали неопровержимые свидетельства
источников,    против    второго    существуют    свидетельства    также
неопровержимые,   например   в   уставной   грамоте   князя   Ростислава
смоленского:  "А се погородие от Мьстиславля 6 гривен урока,  а почестья
гривна  и  три  лисицы:  а  се  от Крупля гривна урока,  а пять ногат за
лисицу".  Или:  "Се заложил Власей св.  Николе полсела в 10 рублех да  в
трех сорокех белки". Здесь мы ясно видим, что подле, вместе с гривнами и
рублями принимались в уплату меха,  и это  самое  показывает,  что,  без
всякого сомнения, было время, когда употребление мехов для уплат всякого
рода, употребление их вместо денег было господствующим; смоленский князь
или  его  пошлинник  вместе  с  рублем  брал  три лисицы;  частное лицо,
какой-то Власий, вместе с 10 рублями занял и три сорока белки и обязался
уплатить  то  же  самое;  так  же  точно  первые  князья  брали  дань  с
подчиненных племен одними черными куницами и белками, потому что серебра
этим  племенам  было  взять негде;  так точно в это время и частные люди
совершали свои уплаты одними мехами.  Явилась металлическая  монета,  но
она  не  вытеснила  еще  мехов;  выражение:  "А  пять ногат за лисицу" -
показывает нам переход от уплаты мехами к уплате деньгами. Если и князья
и  простые  люди принимали в уплату меха вместо денег,  то нет нам нужды
рассуждать о том, что ценность пушного товара не могла оставаться всегда
одинаковою  по  различию  лиц,  имеющих  или не имеющих в нем нужду,  по
различию мест,  более или менее богатых этим товаром, что шкуры зверей -
товар,  подверженный  порче,  что  он теряет достоинство даже от частого
перехода из рук в руки:  ни пошлинник смоленского князя  не  взял  бы  в
казну трех истертых лисьих мехов,  ни упомянутый Власий не занял бы трех
сороков истертых белок,  и ясно также,  что если  в  Смоленской  области
лисица  стоила  пять  ногат,  то  в Черниговской могла стоить больше или
меньше.  Труднее объяснение другого явления,  именно собственных кожаных
денег,  имеющих  условную  ценность;  но  в истории много таких явлений,
которых мы объяснить теперь не можем  и  которых  однако,  отвергать  не
имеем  права,  если  об  них  существуют  ясные,  не подлежащие сомнению
известия.  Но таковы именно свидетельства современников  и  очевидцев  -
Рубруквиса и Гильберта де Ланноа; названия единиц нашей древней монетной
системы могли, положим, ввести в заблуждение Герберштейна, за сто лет до
которого,  по его собственному свидетельству,  перестали уже употреблять
вместо денег мордки и ушки белок и других зверей;  но как  же  отвергать
свидетельства   Рубруквиса   и   Ланноа   -   очевидцев?   Один   старый
исследователь,  отвергавший кожаные деньги,  смеялся над свидетельством,
что  в Ливонии ходили беличьи ушки с серебряными гвоздиками и назывались
ногатами;  другой,  позднейший  исследователь   находит   это   известие
замечательным:  но  его  мнению,  оно  может  указывать  на обычай наших
предков мелкую серебряную монету для сохранности  укреплять  в  лоскутки
звериных шкур, откуда легко могло образоваться у иностранцев мнение, что
в России ходили беличьи и куньи мордки или ушки,  части шкуры,  негодные
для   меха,   но   надежные  для  хранения  монет.  Исследователи  могут
успокоиться насчет кожаных  лоскутков  с  гвоздиками,  ибо  такова  была
именно  форма  древнейших  ассигнаций  в  Европе:  к 1241 году император
Фридрих II пустил в обращение кожаные деньги в Италии;  они состояли  из
кожаного   лоскута,   на  одной  стороне  которого  находился  небольшой
серебряный гвоздик,  а на другой - изображение государя;  каждый  лоскут
имел  ценность  золотого  августала.  Знаем,  что  такого же рода монеты
ходили во Франции в XIV веке.  Неужели же мы  должны  предположить,  что
Ланноа   в  Новгороде,  Рубруквис  в  степях  приволжских,  итальянские,
французские историки на западе Европы - все согласились выдумать кожаные
деньги и дать им обращение - в своих известиях только!  Наконец,  знаем,
что у татар в описываемое  время  были  бумажные  и  кожаные  деньги  по
образцу китайскому.
   О переменах монеты в Новгороде встречаем следующие известия: под 1410
годом летописец говорит, что новгородцы начали употреблять во внутренней
торговле лобки и гроши литовские и артуги немецкие, а куны отложили; под
1420  годом  говорится,  что   новгородцы   стали   торговать   деньгами
серебряными,  артуги  же,  которыми  торговали  9  лет,  продали немцам.
Псковский летописец  в  соответствие  новгородскому  известию  под  1410
говорит  под  1409,  что  во  Пскове  отложили  куны  и  стали торговать
пенязями,  а под 1422 годом говорит, что псковичи стали торговать чистым
серебром;  новгородский же летописец говорит,  что в это время во Пскове
деньги сковали и начали торговать деньгами во всей Русской земле. Но эти
перемены  не  могли  обойтись  без  смут  в  Новгороде:  под  1447 годом
летописец рассказывает,  что начали новгородцы хулить деньги серебряные,
встали  мятежи  и  ссоры  большие:  между прочим,  посадник Сокира,  или
Секира, напоивши ливца и весца серебряного, Федора Жеребца, вывел его на
вече  и  стал  допытываться,  на кого он лил рубли.  Жеребец оговорил 18
человек, и, по его речам, народ скинул с моста некоторых из оговоренных,
у  других  домы  разграбили  и даже вытащили имение их из церквей,  чего
прежде не бывало,  замечает летописец. Несправедливые бояре научали того
же Федора говорить на многих людей,  грозя ему смертию; но когда Жеребец
протрезвился,  то стал говорить:  "Я лил на всех, на всю землю и весил с
своею братьею,  с ливцами".  Тогда весь город был в большой печали, одни
только голодники,  ябедники и  посульники  радовались;  Жеребца  казнили
смертию,  имение  его  вынули  из церкви и разграбили.  Чтоб помочь злу,
посадник,  тысяцкий и весь Новгород установили пять денежников и  начали
переливать старые деньги,  а новые ковать в ту же меру,  платя за работу
от гривны по полуденьге;  и была христианам скорбь великая  и  убыток  в
городе  и по волостям.  Главные торговые города древней Руси - Новгород,
Киев, Смоленск, Полоцк - обязаны были своею торговлею и своим богатством
природному  положению,  удобству  водных путей сообщения.  В описываемое
время  города  Северо-Восточной  Руси,  Москва,  Нижний,  Вологда,  были
обязаны  своим относительным процветанием тому же самому.  И долго после
сухим путем по России можно было только ездить зимою; летом же оставался
один  водный  путь,  который  потому имеет такое важное значение в нашей
истории;  мороз и снега зимою и реки летом нельзя не  включить  в  число
важнейших  деятелей в истории русской цивилизации.  Князья ездили в Орду
водою;  так,  известно,  что сын Димитрия Донского Василий отправился  к
Тохтамышу  в судах из Владимира Клязьмою в Оку,  а из Оки вниз по Волге;
Юрий Данилович московский поехал в последний раз в Орду из Заволочья  по
Каме  и  Волге.  Из Москвы в города приокские и приволжские отправлялись
водою;  так, отправился из Москвы в Муром на судах нареченный митрополит
Иона для переговоров с князьями Ряполовскими насчет детей великого князя
Василия  Темного.  Епифаний  в  житии  св.  Стефана  Пермского  говорит:
"Всякому,  хотящему шествовати в Пермскую землю,  удобствен путь есть от
града Уствыма рекою Вычегдою вверх, дондеже внидет в самую Пермь".
   При удобстве  путей  сообщения  водою  летом  и  санным  путем  зимою
перечисленные  прежде  благоприятные  обстоятельства  для торговли имели
силу и теперь.  Касательно же препятствий для торговли мы  прежде  всего
должны упомянуть,  разумеется,  о татарских опустошениях,  после которых
Киев,  например,  не мог уже более оправиться.  Но здесь мы опять должны
заметить, что Киев упал не вследствие одного татарского разгрома, упадок
его начался гораздо прежде татар:  вследствие отлива  жизненных  сил,  с
одной  стороны,  на северо-восток,  с другой - на запад.  Других главных
рынков - Новгорода,  Пскова, Смоленска, Полоцка - не коснулись татарские
опустошения.  После  утверждения татарского господства ханы и баскаки их
для собственной выгоды должны были благоприятствовать торговле  русской;
в  Орде  можно  было  все купить,  и у новгородцев была ханская грамота,
обеспечивавшая  их   торговлю,   притом   же   по   прошествии   первого
двадцатипятилетия  тяжесть  ига  начинает  уменьшаться,  и  после  видим
значительное развитие восточной торговли и волжского судоходства; даже с
достоверностию можно положить,  что утверждение татарского владычества в
Средней Азии,  также в низовьях Волги и Дона и вступление России в число
зависящих от Орды владений очень много способствовало развитию восточной
торговли;  время от Калиты до Димитрия  Донского  должно  считать  самым
благоприятным  для восточной торговли,  ибо непосредственной тяжести ига
более не чувствовалось,  и между тем татары,  успокоиваемые  покорностию
князей,   их   данью   и  дарами,  не  пустошили  русских  владений,  не
загораживали путей.  После попыток порвать татарскую зависимость,  после
Куликовской битвы или несколько ранее,  обстоятельства становятся не так
благоприятны для восточной торговли:  опять  начинаются  опустошительные
нашествия,   от   которых   особенно   страдают   области   Рязанская  и
Нижегородская,  Нижегородская  -   преимущественно   жившая   восточною,
волжскою торговлею;  теперь ханы, вооружаясь против России, прежде всего
бросаются на русских купцов,  которых только могут достать своею  рукою.
Под  1371  годом  встречаем  любопытное известие,  из которого,  с одной
стороны,  можно  видеть  богатство  купцов  нижегородских,  а  с  другой
стороны,  гибельное влияние татарских опустошений на пограничные русские
области:  был,  говорится,  в Нижнем гость Тарас Петров, первый богач во
всем  городе;  откупил  он  полону  множество  всяких  чинов людей своею
казною,  и купил он себе вотчину у князя,  шесть сел за Кудьмою-рекою, а
как  запустел  от  татар этот уезд,  тогда и гость переехал из Нижнего в
Москву.  Но не всегда же Россия после Мамая находилась  в  неприязненных
отношениях к Орде, и давно протоптанный путь не мог быть вдруг покинут.