Эти изменения, на наш взгляд, были следствием хозяйственного кризиса 70 – 80-х годов XVI века, когда многие посадские оброчные сенокосы были заброшены. Последующее восстановление хозяйственной деятельности привело к рекультивации прежних сенокосных угодий. Как правило, большинство «росчистей» – это прежние пожни, но были и новые – «розсеченые» на лесной целине.

      Обеспеченность сенокосами посадских людей к концу XVI века выросла более чем в 3 раза. Если в 1567 году на 1 посадский двор приходилось в среднем 8,1 копны, то в 1597 году – 24,4 копны. Реальные показатели были, видимо, выше, поскольку речь идет только об оброчных сенокосах.

      К концу XVI века отчетливо проявилась тенденция перехода части посадской земли в руки духовенства Устюжны Железопольской и его зависимого населения, крестьян вотчин и поместий, граничащих с посадскими владениями. Среди посадских пашен находились участки священников, слобожан, крестьян, городских храмов, ранее принадлежавшие посадским людям. Практически за всеми городскими храмами и монастырями в конце XVI века были пашни, принадлежавшие ранее посадским людям.

      Так, за рекой Ворожей, по обе стороны, владели посадскими пашнями священники Рождественского собора, Козмодемьянского, Никольского, Дмитриевского, Благовещенского, Петропавловского храмов и Воскресенского (Ильинского) монастыря. Ряд пожен, удаленных от посада, перешли к крестьянам деревень Оснополье, Селище, Шуклино и Лентьево Понизовской волости [271].

      Переход части посадских земель к городским храмам и монастырям, крестьянам близлежащих феодальных владений имеет, на наш взгляд, свою логику и вполне объясним.

      Посадский мир и само государство довольно спокойно и терпимо относились к такого рода сделкам. Переход посадской оброчной земли к духовенству или зависимым крестьянам не обелял проданную или заложенную пашню и сенокосы. Земля могла неоднократно менять своего владельца, но не выходила из посадского тягла. Финансовое оброчное бремя от посадского человека переходило к новому владельцу. Показательным в этом отношении служит следующий пример: «пожня Михаила Белого, а ныне Рождество Пречистые Богородицы, за попы за Ондреем с товарищи, сена 130 копен, а оброку им с тое пожни платити с посадцкими людьми по розводу» [272]

      Таким образом, во второй половине XVI века отчетливо наблюдается устойчивая тенденция постоянного, хотя и постепенного, сокращения зоны хозяйственного влияния и реального количества земли, принадлежащей посадским людям. Во многом это было связано со значительным уменьшением численности посадского населения. За 30 лет, с 1567 по 1597 год, оно сократилось почти в 3 раза. С одной стороны, это привело к запустению части хозяйственных угодий посада, а с другой стороны – к повышению обеспеченности угодьями в расчете на одного человека примерно в 3 раза.

      В таблице 9 представлена динамика обеспеченности основными сельскохозяйственными угодьями посадского населения на протяжении второй половины XVI – первой четверти XVII века.

      За вторую половину XVI века общая площадь пашни практически не уменьшилась, а в расчете на 1 двор увеличилась в 3,5 раза. Это связано с тем, что посадские земли, расположенные в непосредственной близости от города, находились под постоянным хозяйственным контролем посада. Более существенные потери наблюдаются по сенокосным угодьям, они составили около 20 %. Разбросанные на значительном удалении от города, пожни естественным образом выбывали из оборота, тем более что и в этих условиях обеспеченность ими была достаточно высока – более 24 копен на 1 двор.


      Таблица 9

      ОБЕСПЕЧЕННОСТЬ ХОЗЯЙСТВЕННЫМИ УГОДЬЯМИ ПОСАДСКОГО НАСЕЛЕНИЯ УСТЮЖНЫ ЖЕЛЕЗОПОЛЬСКОЙ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVI - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVII ВЕКА

     

      * Реальное число сенокосов на 1 посадский двор было значительно меньше – 4,7 копны. Из 2109 копен посадских оброчных сенокосов 792 копны в это время уже принадлежали владельческим крестьянам и духовенству. Новые владельцы вносили свою долю в установленные государством оброчные посадские платежи.

      Источники: Сотная 1567 г.; Сотная 1597 г.; Сотная 1626 г.


      Большое значение имело и другое обстоятельство. В условиях значительного снижения в последней четверти XVI века хозяйственной активности, интенсивности товарного производства и товарно-денежных отношений и, как следствие, материального потенциала горожан повысилась роль сельского хозяйства в жизни города. Увеличение пашни и сенокосов в расчете на 1 двор было закономерной реакцией на экономические условия конца XVI века, свидетельством усиления роли натурального хозяйства посадских людей.

      Вместе с тем виден и другой качественно более важный аспект. Начинается распад оформившегося в середине XVI века хозяйственного комплекса посада, в котором важное место занимали значительные земельные угодья посадских людей. Это результат активной земельной политики в крае и развития поместного и вотчинного землевладения.

      Наиболее отчетливо и ярко проявилась эта тенденция уже в первой половине XVII века.

      К концу XVI века посадские земли постепенно со всех сторон окружили владения помещиков и вотчинников. С этого времени начинается напряженная борьба посада против наступающих на его земли феодальных владений, которая велась с обеих сторон всеми доступными способами и средствами. Особенно активно наступали крупные землевладельцы – Годуновы и Лодыгины, в чьи владения вклинивались посадские земли.

      Годуновы получили владения в Устюженском крае в последней четверти XVI века. В начале царствования Федора Ивановича к Б. Годунову перешла вотчина Микиты Путилова – село Хрипелево с деревнями, а также ряд сел и деревень, прежде всего село Микифорово с деревнями, взятых у Микиты Путилова и «у иных детей боярских» и приписанных «к тому ж селу Хрипелево» [273].

      За М. Годуновым была волость Перя, расположенная на левом берегу Мологи между ее притоками Кирвой и Кобожей [274].

      Владения Годуновых, особенно Хрипелевская волость, на юге и юго-западе непосредственно соприкасались с посадскими землями. Развитие вотчинного хозяйства, рост численности зависимого населения вели к расширению владений Годуновых, в том числе и к захвату черных посадских земель, которыми устюженцы владели исстари и считали своими. После падения Б. Ф. Годунова посадский мир добивался их возвращения. В ноябре 1611 года посадские люди подали челобитную «Великие Российские державы Московского государства бояром и воеводом». В ней посадские люди обвиняли приказчика Годуновых Григория Олтуфьева в том, что он «отнял-де у них посадскую пашенную четвертную землю насильством и поставил на той их земле деревню, а назвал ее Подсосеньем, а Федоровское то ж ... да поставил деревню, а назвал ее Данилихою, а Пески то ж. ... Да он же отнял посадские земли пониж посаду, вниз по реке по Мологе, на бору на диком лесу на поверстной земле, и поставил две деревни, а назвал Порослою да Огибью. А изстари же та посадская земля по старым сотным 72 (1563/64) году писца Григорья Белкина да 75 (1566/67) году писцов Ильи Плещеева да Григорья Зубатого та земля в поверстном лесу ... были на оброке за посадскими людьми» [275].

      В первой четверти XVII века завершился процесс раздачи дворцовых и черных земель. Поместные и вотчинные владения подошли вплотную к городской черте. Они окончательно разорвали единый общий массив хозяйственных угодий посада, разбив его на ряд небольших участков.

      Наиболее болезненным в этом отношении было пожалование в поместье земель черной Понизовской волости. На протяжении почти столетия посад и черная Понизовская волость в хозяйственном и административно-финансовом отношении составляли единое целое (волость была приписана к посаду в уезд). В XVI веке, при всем многообразии поземельных отношений, владения посадских людей и волостных крестьян составляли единое целое. Это были тяглые, черные, государевы земли. Данное обстоятельство снимало многие вопросы в их взаимоотношениях, особенно в области финансовых обязательств перед государством. Оно отодвигало на второй план все поземельные сделки и выводило их на уровень частноправовых отношений. Купля, продажа, залог земли между посадскими людьми, крестьянами и духовенством были обычным делом. Посадские люди владели землями в сельской округе, а волостные крестьяне имели собственность в городе и владели бывшими посадскими землями.

      Достаточно точно уровень этих взаимоотношений выразил будущий владелец Понизовской волости Д. В. Лодыгин. В одной из своих челобитных он писал, что ранее, когда волость была черной, государевой, посадские люди и крестьяне «тое волости пашнями и сенными покосы, и черными лесы, и рыбными ловли, и всякими угодьи владели с одново, меж собою продавали и покупали друг у друга» [276].

      Об этом же на следствии в 60-е годы XVII века говорили и крестьяне М. С. Пушкина. «В те-де поры (XVI – начало XVII века. – И. П.) посадские люди тою Понизовную волостью всея владели пашнями и пожнями заодно с теми Понизовные волости крестьяны вместе и, приезжая в ту Понизовую волость, в деревнях жеребьями пашнею менялись. Посадские люди владели жеребями в тех деревнях, а крестьяне против того жили в их долях на посаде» [277].

      Первое реальное серьезное ущемление интересов посада произошло в 1614 году. По государеву указу «Понизовная волость, село Чирец з деревнями отписали от Устюжны, от посаду, и отдали думному дьяку Петру Третьякову» [278]. Новое поместье П. Третьякова было описано и отделено – «межи и грани все кругом» – от окружающих его посадских, поместных и вотчинных земель. При этом посад потерял фактически все свои земли в Понизовской волости: «...има, посадцким людям тое волости, в гранях и в межах в той обводной земли ничево не написано, оприч выгонной земли, что под городом». Посадский мир вынужден был смириться. Только в 1617 году, после смерти П. Третьякова, были предприняты решительные меры. Посадские люди, «умысля, взяли тое волости из села Чирца священника Федора Петрова и да крестьян тое волости лутчих людей 10 человек насильством к себе в город и держали их в тюрьме 3 месяца, вымучили у них, у священника и у крестьян, тое обводную насильством с великим правежем» [279], т. е. фактически вернули себе силой утраченные посадские земли.

      В 1618 году большая часть бывшего поместья П. Третьякова была пожалована Д. В. Лодыгину. Исключение составили владения посада по левому берегу реки Мологи, в том числе и поселения, поставленные на посадском поверстном лесу: «...пустошь, что была деревня Нижняя Кротынь ... починок Громошибля ... починок Грива, а Шуклино то ж». Д. В. Лодыгин, видимо, пытался их включить в состав своего поместья, но в 1618 году ему в этом было отказано. Однако через несколько лет, в 1621/22 году, по государевой грамоте они вошли в его владения и были описаны в их составе в 1628 – 1630 годах [280].

      Передача П. Третьякову, а позже Д. В. Лодыгину в поместье, а затем и в вотчину черных земель Понизовской волости нарушила устоявшееся традиционное распределение хозяйственных угодий. Принципиально изменился уровень отношений посадского мира и сельской округи. Обнажились и предельно обострились ряд вопросов прежде всего в области поземельных отношений и особенно тяглых финансовых обязательств. При данных обстоятельствах для посада важнейшей представлялась задача официально подтвердить свои права на земли, юридически оформленные за посадом еще в середине XVI века. Это произошло в ходе описания 1626 года.

      В конце первой четверти XVII века жилая зона центральной правобережной части города сократилась практически до пределов острога. Хозяйственные угодья горожан – поля и огороды – начинались непосредственно за крепостными стенами, от Дмитриевских и Благовещенских ворот. Оставались в обороте и старые пашни – за рекой Ворожей, Ижиной и Мологой. Всего за посадскими людьми числилось 213 четвертей пашни. Большая часть отдельных участков (60,2 %), находилась в совместном владении двух и более человек. Несколько участков числилось за слободскими крестьянами, и те, как правило, находились в совместном владении с посадскими людьми [281].

      Около 82 % всех земельных участков оброчной посадской пашни были приобретены по купчим, из них более половины (около 59 %) – с начала XVII века. Наиболее ранняя купчая датируется 1570 годом [282]. Остальные 18 % участков принадлежали горожанам по сотным выписям, духовным и закладным грамотам. Хронологически эти поземельные акты охватывают период с 1548/49 до 1618 года [283].

      Сенокосы посадских людей традиционно располагались по обе стороны реки Мологи ниже по течению. Посадский мир владел пожнями по «государеве Цареве и великого князя Михаила Федоровича всея

      Руси грамоте». Общая их площадь за прошедшую четверть века сократилась более чем в 2,5 раза и, по нашим подсчетам, составляла 2109 копен. Территориальное распределение сенокосов по сторонам Мологи в сотной не указано, но оно, видимо, оставалось прежним.

      Посадские оброчные пожни, как и пашни, были активными объектами поземельных сделок. Из 147 участков 115 (или 78,2%) принадлежали новым владельцам по купчим. Из них 22,6 % всех участков были куплены в XVI веке, остальные 77,4 % – в первой четверти XVII века, особенно после 1613 года. Наиболее ранняя купчая датируется 1558 годом [284].

      Сохранились за посадом «до указу старые их боровые леса ... которые им преж сего дал на оброк писец Илья Плещеев», и рыбные ловли. Они снова были отданы посадским людям «для того, что их на оброк и льготу никто не взял». Пограничные ориентиры лесных и рыбных угодий в сотной указаны прежние. Однако в описании посадского леса появились детали, которые говорят о сокращении общей их площади. Теперь наиболее крупный участок, от деревни Соловцово до устья реки Чагодощи, был разбит на части «новой межой» и разбросан «промеж деревень Дмитрия Лодыгина» [285].

      В составе посадских владений в 1626 году описывались 3 деревни – Порослая (Журавлев Починок), Огибь (Фатьянов Починок) и Верхняя Кротынь. Они были «поставлены на их поверстном оброчном лесу», видимо, в середине XVI века. По крайней мере, деревня Верхняя Кротынь известна с 1567 года [286], а Порослая и Огибь – с конца XVI века [287]. В них было 9 крестьянских дворов с 13 «людьми». Хозяйственные угодья состояли из 31,5 десятины паханой пашни, 39 десятин отхожей и запустевшей пашни, 117 копен сенокосов [288].

      Активное участие в покупке посадских земель, особенно сенокосов, принимали крестьяне бывшей черной Понизовской волости, где располагались хозяйственные угодья посада. По нашим подсчетам, за крестьянами светских и духовных феодалов в 1626 году находилось более трети всех оброчных покосов посада – 35,7 %, или 752 копны из 2109 копен. Большая часть из них принадлежала крестьянам Дмитрия Лодыгина. За ними были 36 участков общей площадью 516 копен, что составляло 68,6 % пожен данной категории, или около 25 % от общего количества оброчных посадских сенокосов. Всего по купчим и закладным посадских людей к крестьянам Д. В. Лодыгина с 1585 по 1626 год перешло 585 копен сенокосов, с которых они платили в 1626 году 2 рубля 29 алтын 4 деньги [289].

      Посадскими сенокосами владели также священники и слободские крестьяне Рождественского собора, крестьяне Воскресенского (Ильинского) и Шалочского монастырей. За период с 1588 по 1623 год по купчим к ним перешли посадские сенокосы общей площадью 134 копны. С них они платили оброк в 22 алтына 2 деньги [290].

      Как и в XVI веке, пашни и пожни, проданные или заложенные посадскими людьми монастырям, храмам, слободским или владельческим крестьянам, из посадского тягла не выходили. Нормы налогообложения таких земель не менялись. Новые владельцы платили с приобретенных земель оброк «свално с посадцкими людьми» по 1 алтыну за 1 четверть пашни и по 1 деньге за 1 копну сена [291].

      В конце первой четверти XVII века темпы покупки посадских сенокосов духовными корпорациями, особенно священниками и крестьянами Рождественского собора, увеличились. В конце 20-х годов XVII века церковные власти собора попытались вывести из государственного налогообложения все приобретенные у посадских людей земли. В своем челобитье они, ссылаясь на жалованную грамоту 131 (1622/23) года, освобождавшую «их церковные пашни, слободки и деревни» от «государевы ... податей и денежных всяких поборов, и казачьих хлебных запасов, и кормов с сошными людьми», просили обелить уже 260 копен сенокосов, записанных за ними в сотной 1626 года [292].

      Монастыри и городские храмы посадскую землю, как правило, покупали. Но были и иные пути – вклады, которые у посадского мира вызывали протест, так как выводили землю из налогообложения. Так, пожня Давыдовская в Шалочский монастырь попала как вклад посадских людей Васки да Левки Сумароковых. Черные попы Тимофей и Феодосей, а также старцы Шалочского монастыря Андреян и Иех и старицы Ефросинья и Килика (в миру – посадские люди и жены посадских людей), уйдя в монастырь, передали ему свои земельные владения. Позже «те де пожни посадцкие» монастырь продал крестьянам Д. В. Лодыгина.

      Особенно обострилась обстановка после 1626 года, когда большую часть своего поместья Д. В. Лодыгин получил в вотчину. Вотчинные и поместные владения Д. В. Лодыгина окружали посадские земли со всех сторон. Восстановление и экстенсивное развитие поместного и вотчинного хозяйства неизбежно вели к столкновению интересов. Крестьяне Д. В. Лодыгина постоянно расширяли свои хозяйственные угодья, вторгаясь в посадские земли, покупая, приобретая в заклад или захватывая их силой.

      Между посадом и крестьянами Д. В. Лодыгина развернулась постоянная напряженная борьба. Посадские люди «насильством» вырубали лес, опустошали различные угодья. По словам Д. В. Лодыгина, от действий посадских людей ему была «теснота и обида великая». В 1627 году, когда Д. В. Лодыгин пытался заселить свою пустошь Берняково, посадские люди решительно этому воспротивились. «Посадские, государь, люди, – жаловался Д. В. Лодыгин, – крестьяниш-кам моим уграживают, огородов им вспахати не велят и похваляютца, государь, боем и изгороды у них секут, а сказывают, государь, бута их посадцкая земля ... И от их насильства крестьянишка мои тех огородов пахать не смеют» [293].

      Важным событием, в ходе которого с новой силой развернулась борьба за землю между посадом и окружающими его поместными и вотчинными владениями, стало описание 1627 – 1630 годов. Оно давало возможность каждой из сторон не только официально заявить права на те или иные участки, но и размежевать спорные земли.

      Первые результаты работы писцов вызвали недовольство как посадских людей, так и местных дворян. Особую активность проявил Д. В. Лодыгин. Причина была очевидна. Именно между посадом и Д. В. Лодыгиным было наибольшее число взаимных претензий и спорных участков. Немаловажную роль сыграло и другое обстоятельство – изменился статус его владений. В 1626 году большую часть своего поместья Д. В. Лодыгин получил в вотчину.

      В начале осени 1627 года он обратился с челобитьем в Поместный приказ. Д. В. Лодыгин жаловался на неправомерные, с его точки зрения, действия писцов под руководством С. А. Давыдова.

      Д. В. Лодыгин представил им документы – сотную с описания Д. Вельского, отказную грамоту, отказные книги и другие акты на свои владения, подтверждающие собственные права на спорные земли, прежде всего сенокосы, расположенные «меж посацких покосов». Несмотря на это, писец, как писал Д. В. Лодыгин, «тех сенных покосов ... к тем моим вотчинным деревням не отвел, а отдает те сенные покосы моих деревнишек посацким людем по купчим» [294]

      Жаловался Д. Лодыгин и на то, что «писец ... по старинным граням не поехал» и не принял в расчет ряд документов и обстоятельств. Так, во время описания Устюжны Железопольской в 1626 году И. Кутузовым часть его владений, примыкавшую непосредственно к посаду, пустошь Берняково, писец «отмежевал, а признак не положил. И с тех Ивановых книг мне (Д. В. Лодыгину. – И. П.) выпись дана, и посац-кие, государь, люди тое отписи не верят». Более того, сами «посацкие люди сотной не положили перед писца, а владеют теми землями ... насильством» [295]. Всего, по мнению Д. В. Лодыгина, посадским людям незаконно отписали 440 копен сенокосов, принадлежащих ему.

      Предъявлял претензии Д. В. Лодыгин и к другим своим соседям – крестьянам Симонова монастыря. Здесь с помощью старинного традиционного метода – жребия – судьбу спорных земельных участков писец решил в пользу монастырских крестьян, которым выпало «итить с образом».

      В конце своей челобитной Д. В. Лодыгин просил снова отмежевать владения, «которые сошлись смежно Устюжны Железопольской с посацкою с подгородного землею и с вотчинниковыми, и поместными землями».

      После доклада в Поместном приказе решение всех поземельных споров вновь возлагалось на С. А. Давыдова. 25 октября 1627 года из приказа к писцам была отправлена грамота. В ней предписывалось по всем спорным участкам, с учетом сотных грамот, писцовых книг и др. поземельных актов, провести сыск. «А в чем меж ними учинится спор, велеть дать суд, а з суда з жеребья вера иконоя хоженья с образом, безволокитно» [296].

      В ходе описания 1628 – 1630 годов посадские земли были размежеваны с вотчинными и поместными владениями Я. Дубровского, Д. В. Лодыгина и Я. Перского [297]. Результатами нового межевания посадский мир остался недоволен. Видимо, после нового наказа писцам все посадские земли, которые были проданы или заложены волостным крестьянам, отписывались их новым владельцам. Хотя, по мнению посадских людей, «теми де пожнями завладели они (крестьяне. – И. П.) ... насильством, а посадцкие люди, не перетерпя от них обид, те пожни им продавали и закладывали, уличая их, чтоб они посадцкой земли своею землею не называли». Рядом же пашен, пожен, поверстным лесом и рыбными ловлями крестьяне владели «насильством», их посадские люди не продавали и не закладывали [298].

      Самовольные захваты посадских земель крестьянами Понизовской волости продолжались и позже, при новом вотчиннике Т. Д. Лодыгине – сыне Д. В. Лодыгина. Посадские люди неоднократно жаловались, подавали «многие челобитные» в Устюжскую четь, но безрезультатно. Дьяк Устюжской чети Пантелей Чириков, «норовя ему, Тимофею Лодыгину», о них государю не докладывал. По мнению посадских людей, вопрос не решался еще и потому, что этот «дьяк Пантелей Чириков, ему, Тимофею Лодыгину, тесть был». Более того, как писали горожане, он «учал нам, сиротам твоим ... за то наше челобитье налоги большие чинити, и мы, сироты твои, тое Понизовные волости ... с тех твоих государевых земель и с пашен, и с пожен, и с поверстных лесов платя твои государевы оброчные деньги по вся годы, в конец погибли» [299].

      Некоторые посадские пашни и сенокосы, что по купчим и закладным грамотам перешли к крестьянам, не были записаны в писцовые и приходные книги и не попали в оклад. За них с «Дмитрея Лодыгина и с Олексея Годунова, и после Дмитрея – с Тимофея Лодыгина со 1628 по 1648 годы» брали дополнительный оброк в 3 рубля 11 алтын в год [300]. Если исходить из традиционной нормы оброка в 1 деньгу с копны, то за вторую четверть XVII века посадские люди продали крестьянам Д. Лодыгина и А. Годунова более 650 копен сенокосов.

      В РГАДА в фонде «Приказные дела старых лет» сохранилось «Дело по челобитью Устюжны Железопольскии земского старосты Прокофья Савинова с товарищи на стольника Матвея Пушкина крестьян в сильном завладении тяглой оброчной земли, пашнями, лесами и сенными покосами» [301]. Оно подробно отражает все обстоятельства и перипетии борьбы посада за сохранение своих земель на протяжении более 100 лет, с середины XVI века до 70-х годов XVII века.

      За полвека, с 1615 по 1670 год, к крестьянам владельческой Понизовской волости перешло не менее 690 копен сена. Судя по изменению размера оброка за сено, динамика роста сенокосов, купленных у посадских людей, была следующая: с 1615 по 1628 год – 580 копен; с 1628 по 1648 год – 108 копен; с 1648 по 1670 год – 2 копны [302].

      Полувековая борьба за землю между посадом и крестьянами Д. В. Лодыгина, Т. Д. Лодыгина и М. С. Пушкина привела к открытому столкновению. Вот как оно описано в челобитной посадских людей: «В прошлом, государь, во 176 (1667/68) году, мы же, сироты твои, посацкие людишки, у которых есть крепостные купленые и закладные сенные покосы вниз по реке по Мологе, бдили на те свои пожни для сенокосу. И Матвея Пушкина приказной иво человек Калина Федоров, собрався тое Понизовские волости со крестьяны скопом с пищальми и с топорки, и рогатины больши 200 человек, и многих нас, сирот твоих, посацких людей, перебили. А посацкого человека Осипку Козмина то-порком сбили и обушками били до великого увечья насмерть, а братю ево, Осипкову Ивашку и Еуфимку, то ж били и в воду волокли, и с тех наших купленых и с оброчных пожен нас, сирот твоих, всех збили» [303]. В который раз свое право на владение этими землями посадские люди доказывали, ссылаясь на данные описаний И. Плещеева 1567 года, Д. Вельского 1597 года и И. Кутузова 1626 года, и просили размежевать Понизовную волость «государеву посацкую тяглую и оброчную землю ... с помесною и вотчиною землею» стольника Матвея Степановича Пушкина.

      Такого рода столкновения не могли остаться без внимания власти. По челобитью посадских людей для решения конфликта из устюженских дворян был назначен межевщик – Н. А. Маслов [304]. 20 сентября 1669 года к нему из Устюжской чети был послан наказ о межевании.

      Узнав об этом, М. С. Пушкин в своей челобитной просил государя, чтобы была проведена очная ставка в Москве, где он сможет «ложное челобитье посадских людей уличить». Свою просьбу М. С. Пушкин аргументировал тем, что все грамоты на спорные земли у него в Москве, а посадские люди просили в межевщики Н. А. Маслова специально, т. к. «Микифор Маслов мне недруг» [305].

      1 ноября 1669 года в Москве, видимо, в Устюжской чети, состоялась очная ставка. Со стороны посадского мира свидетелем выступал посадский человек Якимко Чудяков, а со стороны стольника М. С. Пушкина его крестьянин, Петрушка Васильев.

      Посадские люди выдвинули против М. С. Пушкина ряд обвинений. Главное обвинение состояло в том, что приказные люди и крестьяне вотчины стольника Матвея Степановича Пушкина в Понизовской волости владеют государевой землей: «...пашнями и пожнями, и поверстными лесами, и рыбными ловлями на реке на Мологе по обе стороны ... насильством ... а по той-де реке по обе стороны пожни и поверстные леса верст по 5 и по 6, и по 10, и по 20, и больше – посадские».

      Мотив, который побуждал посадских людей вести борьбу за возвращение себе бывших земель Понизовной черной волости, вполне понятен. За эти земли посаду приходилось платить подати: «...мы, сироты твои, с тех пашен и пожен, и с поверстных лесов платим твои государевы оброчные деньги по вся годы» [306].

      Для того чтобы сохранить за собой посадские земли как тяглые и доказать свои права на них, посадским людям приходилось их продавать и закладывать крестьянам «в полцены и менши, уличая их для того, чтоб они тое ... посадские земли своею поместною и вотчиною землею не называли» [307].

      В качестве доказательств Якимка Чудинов привел выписки из писцовых книг И. Плещеева 1567 года, Д. Вельского 1597 года, дозорной книги Ф. Маслова 1619 года и писцовой книги И. Кутузова 1626 года. Кроме того, были привлечены свидетельские показания «всяких чинов разных» Устюжны Железопольской и игуменов, и монахов Моденского монастыря и Шалочской пустыни о том, что посадские люди государевы тяглые посадские земли «свои крепостные купленные пожни, не стерпя обиды, тем крестьянам Понизовные волости продавали и закладывали неволею в полцены, а меньши». В числе свидетелей выступали дворяне, дети боярские, приказные люди и крестьяне Угличского уезда и Бежецкого Верха, живущие «около Устюжны во все четыре стороны по версте, по две, по три и по пяти, и по десяти, и по пятнатцати верст» [308].

      Выслушав обвинения посадских людей, Петрушка Васильев сказал, что крестьяне М. С. Пушкина владеют «пашнями и пожнями, и поверстным лесом, и сенными покосы против писцовых книг Северьяна Давыдова, а с которого году, то не упомнит». Ссылки посадских людей на то, что эти земли записаны за ними в писцовых книгах И. Плещеева и Д. Вельского, неправомерны. Они записаны не к посаду, а к «Понизовой волости села Чирца з деревнями вобче, потому что та волость в то время была с посадом заодно». Пашни, пожни и поверстный лес в тех книгах записан только для «той Понизовной волости, а не для того города посадских людей». Этим писцовым книгам, по мнению П. Васильева, верить нельзя, «потому как преж сего была та Понизовая волость, село Чирец з деревнями, за великим государем, приписано к Устюжне, к посаду».

      Позже Понизовская волость была «отписана от посаду» и отдана в поместье П. Третьякову, а затем в вотчину Д. В. Лодыгину. В 1627 – 1630 годах ее «отписали и отмежевали от Устюжны ... в Углицкий уезд, в Хрипелевскую волость» [309].

      С этого времени, когда было проведено межевание, крестьяне М. С. Пушкина данной землей владели и «спору, и челобитья у них с посадскими людьми о той земле не бывало».

      Своих свидетелей представили и ответчики со стороны М. С. Пушкина. Ими стали дети священника Федора – казначей Троице-Сергиева монастыря старец Киприян и его брат, священник Антип, с сыном Михаилом, которым было «ведомо, как они посадские люди тое отводную на Устюжне у священника Федора и у крестьян вымучили с великим правежем» [310].

      Весомым аргументом со стороны М. С. Пушкина было обращение к новым нормам законодательства. По Соборному уложению в статье 18 главы XVII за вотчинниками закреплялось право на все примерные земли, распаханные ими из своих же угодий, лесов и лугов, на которых поставлены деревни и починки. Уложение устанавливало правомерность такой практики и на будущее время [311].

      П. Васильев почти дословно процитировал последнюю часть этой статьи: «...в государевом указе и Соборном уложенье в 17 главе во 18 стате напечатано: будет у кого в вотчинах обявитца примерные земли по письму новых писцов, которые земли припашут впред из своих угодий и поверстных лесов, и из лугов или на своих угодях деревни и починки поставят вновь в своих межах и гранях, и у них-де тех земель и деревень из вотчинников по тому ж не отнимать, и велено-де им владеть теми землями и деревнями, и починки в вотчине ж» [312].

      В XIX главе Соборного уложения значительно сокращались как пределы посадского землевладения, так и категории возможных хозяйственных угодий города. Они ограничивались площадью в 2 версты вокруг города и относились только к выгонным землям – пастбищам для скота [313]. Эти нормы в своих интересах и комментировал представитель М. С. Пушкина: «...быти в городах к посадом толко выгонной земле, а пашен и сенных покосов и поверстных лесов нигде в городех посадцким людем не указано». Земли же, которые отсуживали посадские люди, располагались вдали от посада, «верстах в 10 и 20, и больши, и не смежно к городу с выгонною землею, и за помещицкими землями во многих верстах от города». К тому же они находились в «Понизовой волости в Углецком уезде, а не в Устюжском» [314].

      Столь противоречивые показания сторон не позволяли разрешить спор [315]. Требовалось провести следствие. 13 декабря 1669 года к думным дьякам Поместного приказа поступила память от государя сделать выписи с писцовых книг. Необходимо было документально установить, отмежевывалась ли Понизовская волость к Угличскому уезду, за кем написана, как платила государевы доходы – самостоятельно или с «посадскими людьми в одном тягле», какое количество дворов и хозяйственных угодий в селе Чирец с деревнями [316].

      Сыск продолжался достаточно долго. Только в марте 1671 года из Москвы в Устюжну Железопольскую для размежевания спорной земли была направлена комиссия во главе с Федосеем Тимофеевичем Беклемишевым. Он получил подробный наказ-инструкцию, который регламентировал процедуру решения всех аспектов поземельного спора между посадом и М. С. Пушкиным.

      Межевание проводилось в несколько этапов при непосредственном участии «околных людей и старожиЛцов». В нем принимали участие представители заинтересованных сторон – посадские люди, приказчики, староста и крестьяне М. С. Пушкина.

      Во-первых, по писцовым книгам необходимо было восстановить границы участков, которые не вызывали споров. В тех местах, где межи сохранились, «поновить, а немежованные места размежевати по старожил-цовым сказкам». На новых межевых участках «учинить всякие признаки пристойно, грани насечь и ямы покопати широкие и глубокие, и насыпать каменем и костми, и угольем, и от признаки до признаки учинить меру и описать именно, чтоб вперед в той земле спор и челобитя не было».

      Особенно тщательно оговаривался вопрос о посадских землях, которыми к этому времени владели крестьяне. Пашни и сенные покосы, записанные в писцовых и дозорных книгах за посадскими людьми, но принадлежащие по купчим и закладным грамотам крестьянам М. С. Пушкина, предстояло смерить, описать «особою статею» и взять у крестьян «на те пашни и пожни ... списки за руками».

      Спорные земли, юридически не оформленные за посадом материалами писцового делопроизводства, размежевывались «вправду по указу великого государя и по Соборному уложению». Если повальный обыск не давал возможности развести спорные земли, применялся последний метод – «божий суд»: «посадцким людям с Матвеевыми крестьяне Пушкина велено учинить в том веру, образное хоженье, а кому из них та спорная земля с образом отводится, и в том велено дать им жеребей».

      Новую межу необходимо было записать в межевую книгу, внести в нее всех, «хто на межеванье околные люди и старожильцы будут». Кроме того, Ф. Т. Беклемишеву предстояло «учинить чертеж», указав на нем старые и новые межи, грани и межевые знаки, «все подлинно, сколько от которого до которого места верст или саженей, чтоб все в том чертеже было значно» [317].

      Все письменные результаты межевания, «за своею, околных людей и старожилцов, руками», комиссия представляла в Москву.

      Межевание продолжалось до октября 1671 года и шло непросто. Взаимные споры и обвинения продолжались. Дело дошло до того, что посадские люди пашни и сенные покосы «мерять и описывать» с Ф. Т. Беклемишевым не пошли, а «подали ему сказку за руками». Особенно тяжело решался вопрос о ряде деревень, которые были поставлены крестьянами на посадском поверстном лесу, прежде всего Нижней Кротыни, Шуклине и Громошихе.

      Стороны вновь ссылались на разные по времени документы, противоречащие друг другу. Посадские люди в своих доказательствах опирались на сотные посада с описаний XVI – первой трети XVII века, в которых лес по левому берегу реки Мологи от деревни Соловцово до деревни Лентьево был записан за посадом.

      М. С. Пушкин и его люди, в свою очередь, ссылались на описание 1628 – 1630 годов С. А. Давыдова. В нем все спорные деревни были записаны за Д. В. Лодыгиным.

      Ф. Т. Беклемишев вместе со «сторонними людьми» выезжал на место, «досматривал» построенные деревни: Берняково, Нижнюю и Верхнюю Кротынь, Шуклино и Громошиху, «что ныне стольника М. Пушкина» [318], но, видимо, самостоятельно вопрос решить не смог.

      Чем закончился данный этап борьбы посада с активно наступающим на его земли феодальным землевладением, до конца не известно. Завершают дело 56 списков с купчих и закладных грамот, а окончательного решения нет [319]. Скорее всего, посад потерял если не все, то большую часть проданных и заложенных земель, особенно в пределах владений М. С. Пушкина.

      Таким образом, главной особенностью посадского землевладения Устюжны Железопольской на протяжении XVI – первой половины XVII века была его значительная пространственная протяженность.

      Формирование хозяйственных угодий посада, а вместе с ним и структуры посадского землевладения происходило постепенно, в ходе освоения и внутренней колонизации бассейна реки Мологи. Оно завершилось в середине XVI века и стало закономерным результатом экономического подъема как Устюжны Железопольской, так и Устюженского края в целом.

      Начиная с 60-х годов XVI века наблюдается постепенный, со временем все усиливающийся процесс сокращения зоны хозяйственного влияния посада, значительное сокращение земельных угодий посадских людей.

      В условиях экономического кризиса 70 – 80-х годов XVI века происходит существенное снижение хозяйственной активности, интенсивности товарного производства и товарно-денежных отношений в крае и, как следствие, значительное запустение посада Устюжны Железо-польской. Это вызвало закономерную реакцию – повысилось значение натурального хозяйства в жизни посадских людей. С одной стороны, сократились общие размеры земельных владений посада, а с другой – наблюдался реальный, более чем в 3 раза, рост хозяйственных угодий, приходящихся на 1 двор.

      Большое значение в развитии посадского землевладения имели изменения в структуре феодального землевладения в крае. Эти факторы действовали на протяжении всего исследуемого периода, но наиболее отчетливо и ярко оказали свое влияние в первой трети XVII века.

      Определяющим фактором этого процесса была ликвидация черносошного землевладения в крае. Особую роль сыграло пожалование в поместье, а затем и в вотчину черной Понизовской волости, которая в хозяйственном и административно-финансовом отношении долгое время составляла с посадом единое целое. Практически все посадские земли находились на территории волости, а сама Понизовская волость была приписана «к посаду в уезд». Купля, продажа, залог земли между посадскими людьми, крестьянами и духовенством в пределах волости были обычным делом. Посадские люди владели землями в сельской округе, а волостные крестьяне имели собственность в городе и владели бывшими посадскими землями.

      При всем многообразии поземельных отношений владения посадских людей и волостных крестьян оставались черными тяглыми государевыми землями. Это обстоятельство снимало все вопросы во взаимоотношениях конкретных землевладельцев, особенно в области финансовых обязательств перед государством. Все поземельные сделки осуществлялись на уровне частноправовых отношений и в целом не затрагивали интересов ни посадской общины, которая была коллективным владельцем земли и налогоплательщиком, ни государства.

      Активная земельная политика правительства и завершение процесса раздачи дворцовых и черных земель в крае, развитие поместного и вотчинного землевладения и хозяйства окончательно разрушили единый общий массив хозяйственных угодий посада, разбив его на ряд небольших участков, за которые посад на протяжении всей первой половины XVII века вел напряженную борьбу. Эта борьба закончилась не в пользу посада, большая часть земель была потеряна. Во второй половине XVII века в действие вступали новые юридические нормы Соборного уложения, которые ограничивали зону посадского землевладения «окологородними» землями и выгонами.

     

      * * *

      История Устюжны Железопольской XVI – XVII веков представляет значительный интерес для понимания закономерностей и особенностей социально-экономического развития России. В это время Устюженский край был одним из регионов, где происходило становление новых форм общественного разделения труда, ускоренными темпами шло развитие товарно-денежных отношений, формировались устойчивые рыночные связи и т. д., что в конечном итоге обеспечивало общественный прогресс.

      До начала XVI века Устюжна оставалась небольшим городским поселением на северо-западной окраине Московского княжества на границе с Новгородской землей. Существенные перемены в жизни города и края произошли в первой половине XVI века. Присоединение Новгорода к Москве и образование единого государства коренным образом изменило политико-географическое положение Устюжны. Устюженский край оказался в центральной части государства, которая связывала между собой в единое целое крупные экономические регионы – старинные московские земли, северо-западные новгородские земли и Поморье. Хозяйственный подъем первой половины XVI века и объективные природно-географические факторы, прежде всего крупные запасы болотной железной руды и разветвленная транспортная речная система, превратили Устюжну в крупный феодальный торгово-промышленный город-посад, а Устюженский край в один из крупнейших промышленных центров Русского государства XVI века.

      По степени концентрации высококвалифицированных специалистов кузнечного дела, их доле в общей структуре ремесленного городского населения, масштабам и объемам производства Устюжна Железопольская занимала одно из ведущих мест в стране. 60-е годы XVI века могут считаться вершиной ее социально-экономического развития. Показатели общей численности городского населения, доли посадского населения, его имущественного положения и профессиональной структуры, площади городской территории и т. д. не были превзойдены ни в XVII – XVIII веках, ни даже в начале XX века.

      Со второй половины XVI века на экономическое развитие края, как и в целом страны, определяющее и в основном разрушающее влияние оказали социально-политические тенденции в развитии государства.

      Всеобщий кризис конца XVI века и военно-политические потрясения Смутного времени в значительной степени разрушили сложившийся хозяйственный уклад. Его возрождение, начавшееся в третьем десятилетии XVII века, происходило уже в новых социально-экономических условиях и приобрело черты, значительно отличавшие его от тех, что сложились в середине XVI века.

      Другим более важным и глубоким по своим последствиям фактором, оказавшим влияние на социально-экономический облик Устюжны Железопольской, было втягивание посада в систему феодальных отношений, которые отвергали объективные факторы экономического развития.

      Уровень экономического развития Устюжны Железопольской в XVI – первой половине XVII века определялся в основном уровнем развития кузнечного дела и был обусловлен характером и объемом производства и его связью с рынком. В то время, когда устюженским кузнецам приходилось выполнять крупные государственные заказы, концентрация и организация производства была максимальной. По существу, государство, как оптовый заказчик, на период выполнения заказа выступало организатором работ, временно превращая посад в своего рода государственную мастерскую, по своей организации приближающуюся к крепостной мануфактуре. При работе на рынок железообрабатывающая промышленность Устюжны Железопольской в первой половине XVII века сохраняла мелкотоварный характер производства. Хотя наблюдаются и отторжение части кузнецов от средств производства, и устойчивое существование такого явления, как найм рабочей силы.

      Особенностью кузнечного ремесла средневековой Руси была его тесная связь с военным делом и военными потребностями страны. На протяжении XVI – первой половины XVII века Устюжна Железо-польская была одним из важнейших общегосударственных центров оружейного дела в Русском государстве. Это во многом определяло конкретную политику в отношении посада, которая сводилась в основном к экономическому и внеэкономическому принуждению. Мелкому производителю-кузнецу приходилось иметь дело с силой в лице феодального государства, все шире санкционировавшего крепостные порядки и отношения.

      Сравнительно слабая социальная дифференциация посадских людей по отношению к другим городским сословиям обусловливала наличие у них общих интересов и делала возможной консолидацию их усилий в защиту своих прав – от выступлений против отдельных беломестцев и требований возвращения закладчиков в посадское тягло до борьбы за снижение тяжелых налогов и служб, против феодальных форм управления, за монополию в торгово-ремесленной деятельности и т. д.

      Конкретная податная политика в отношении Устюжны Железо-польской, этого торгово-промышленного города-посада, противоречила законам экономического развития, присущим любому уровню товарно-денежных отношений. Непомерное государственное тягло, круговая порука внутри посадской общины лишали часть посадского населения, особенно тех, кто был ориентирован на рынок, стимула хозяйственной деятельности. В этих условиях посадский мир на уровне инстинкта самосохранения боролся за увеличение числа тяглецов, все более настоятельно требовал от государства признания своей монополии на промыслы и торги, т. е. ликвидации белых слобод, что государство и проводило, но типичными для феодального общества методами принуждения.

      К концу первой половины XVII века, после прекращения крупных государственных заказов, Устюжна Железопольская переживала явный экономический кризис. В 1646 году устюженский таможенный и кабацкий голова Юшка Володимиров так описывал экономическое состояние Устюжны Железопольской в своей отписке в Москву: «людишка, государь, на Устюжне изошлые ... и всяким ремесленным людем, кузнецом и молотником, промыслов нет. А приезду, государь, и проезду торговым людем, опричи тихвинцев и ладожан, никово нет; город нелюдной, от иных, государь, городов удалел» [320]. Анализируя это состояние, П. П. Смирнов пишет: «Произошло нечто такое, что отвлекло от Устюженского железного дела людей и капитал, что прекратило промыслы молотников и кузнецов быть может раньше, нежели сюда перестали ездить торговцы. Разыгрался какой-то кризис с безработицей, безпромыслицей и безторжицей, бороться с которым можно было не принудительными переводами беглецов, показавшими свою несостоятельность, а только решительными мерами социально-экономического характера» [321].

      На наш взгляд, ответ на этот вопрос лежит в области социально-экономических взаимоотношений власти и посада, конкретно тех феодальных методов внеэкономического принуждения, которые стали нормой взаимоотношений и которые были чужды элементарным нормам экономической заинтересованности посадских людей и целесообразности их хозяйственной деятельности.
     

      ПРИМЕЧАНИЯ

      1 Появление артиллерии на Руси относят к концу XIV в., ко времени обороны Москвы от татар в 1382 г. По мнению А. П. Лебедянской, это были желеэокованые орудия (см.: Лебедянская А. П. Очерки по истории пушечного производства в Московской Руси // Сборник исследований и материалов Артиллерийского исторического музея. Т. 1. М., 1940. С. 58). Наиболее раннее указание в литературе на начало производства в Устюжне Железопольской пушек относится к 1388 г. (см.: Струков Д. П. Главное артиллерийское управление. Исторический очерк // Столетие военного министерства. Т. VI. Ч. 1. Кн. 1. СПб., 1902. С. 26).

      2 Колчин Б. А. Обработка железа в Московском государстве в XVI в.: Материалы и исследования по археологии СССР. № 12. М., 1949. С. 199.

      3 Яковцевский Б. М. Пищали и самопалы Устюжны Железопольской. С. 129, 130 // Устюжна: Краеведческий альманах. Вып. III. Вологда, 1995.

      4 3имин А. А. Россия на пороге нового времени. М., 1972. С. 94,143, 144, 166, 263, и др.

      5 Сотная с писцовых книг Д. Г. Вельского на посад Устюжны Железопольской 1597 г. / Публикация Н. П. Воскобойниковой и П. А. Колесникова // Крестьянство Севера России в XVI в. Вологда, 1984. С. 145. (Далее – Сотная 1597 г.).

      6 Бахрушин СВ. Научные труды. Т. 1. М., 1952. С. 44.

      7 Миллер Г. История Сибири. Т. 1. М., 1937. С. 350.

      8 РГАДА Ф 137. Оп. 1 Разрядный приказ № 1. Л. 533-534.

      9 Сказание о нашествии поляков на Устюжну Железопольскую // Устюжна: Историко-литературный альманах. Вып. И. Вологда, 1993. С. 185.

      10 РГАДА. Ф. 137. Оп. 1 Разрядный приказ № 1. Л. 79-82. Роспись в виде таблицы опубликована в 3 выпуске альманах «Устюжна» (см.: Яковцевский Б. М. Указ. соч. Приложение 3. С. 145 – 146).

      11 РГАДА Ф 137. Оп. 1 Разрядный приказ № 1. Л. 159 об.

      12 Там же. Л. 124-124 об.

      13 Там же. Л. 127 об., 138 об.

      14 Там же. Л. 124, 132, 140, 140 об., 148 – 150. Правительство в своих взаимоотношениях с посадскими кузнецами Устюжны Железопольской воспринимало их и применяло к ним те же методы, что и по отношению к казенным кузнецам. В одном из наказов воеводе на выполнение государственного заказа дьяк Устюжской четверти писал: «Вели делать казенными и посадцкими тяглыми мастерами».

      15 Там же. Л. 131 06.-133.

      16 Там же. Л. 127 об.-128 об.

      17 Яковцевский Б. М. Указ. соч. С. 132.

      18 РГАДА- Ф. 137. Оп. 1 Разрядный приказ № 1. Л. 176 об.-178 об.

      19 Там же. Л. 171-171 об.

      20 Там же. Л. 172-173 об.

      21 Там же. Л. 234, 235, 250 об., 261 об.-262.

      22 Там же. Л. 293 06.-294 об.

      23 Там же. Л. 291-293.

      24 Там же. Л. 300, 348.

      25 Там же. Л. 431-432.

      26 Там же. Л. 428 об.-430 об.

      27 Там же. Л. 402 – 403 об. Данная ситуация повторялась довольно часто. 2 апреля 1623 г. воевода прислал с посадским целовальником Баженком Рыболовом очередную партию самопалов – 100 штук. Из Устюжской чети они были отосланы в Стрелецкий приказ на экспертизу. Изготовленные самопалы, видимо, не соответствовали присланному образцу. Воеводу обвинили в нерадении – «по посулам 100 самопалов зделал хуже образца». Их стоимость, по мнению дьяков Стрелецкого приказа, была не больше 20 алтын.

      28 РГАДА Ф 137. Оп. 1 Разрядный приказ № 1. Л. 461-461 об., 477 об.-478 об. Последний заказ на изготовление пищалей-«волконеек» поступил устюженским кузнецам в 1628 г.

      29 РГАДА- Ф. 141.1629 г. Д. 53. Л. 50, 53. В январе 1629 г. по указу послана в Устюжскую четверть память из Пушкарского приказу и роспись, и кружала о ковке на Устюжне Железопольской 12 643 ядер.

      30 Там же. Л. 54-57.

      31 Там же. Л. 64-65.

      32 Денег у воеводы постоянно не хватало. В одной из челобитных А. С. Бедов писал: «Деньги изошли все на твои государевы железные ядра, а кузнецам, государь, иным за дело деньги не даны, а давать нечево. А надобно, государь, твоево ядерново дела доделывать 3523 ядра и кузнецам за дело давать у коих ядра зделаны, а деньги не даны 285 руб. 12 алтын 1 деньга. А за деньгами твое государево ядерное дело стало» (РГАДА Ф 141.1629 г. Д. 53. Л. 6 - 7, 70-71).

      33 РГАДА Ф 141.1630 г. Д. 37. Л. 14.

      34 Там же. Л. 26.

      35 Там же. Л. 1-2.

      36 По весу самый крупный калибр составлял 1 пуд 30 гривенок (1 ядро – 28 кг), таких ядер в данной партии необходимо было отковать 177 штук из 500, а самый маленький – 1 гривенка (1 ядро – 400 гр), их требовалось 100 000 штук.

      37 РГАДА Ф 141.1633 г. Д. 57. Л. 50.

      38 Ранее для переработки 13 криц требовалось угля на сумму 7 алтын 4 деньги, а теперь для переработки 7 криц требовалось 2 коробьи угля стоимостью 11 алтын.

      39 Гамель И. Описание Тульского оружейного завода. М., 1826. Приложение 3. С. 40-45.

      40 РГАДА Ф 141-1631 г. Д. 37. Л. 8-11.

      41 Там же. Л. 13,14.

      42 На воеводу возложили персональную ответственность, что и определило его методы работы. «Поставишь себе в оплошку или кузнецом в чем учнешь норовить для своего корысти, и вскоре решетки не поспеют, и тебе от нас быти в великой опале и наказаньи без пощады» (РГАДА Ф 141. 1631 г. Д. 37. Л. 19-24).

      43 Опытные ковки проводились в большинстве случаев, особенно тогда, когда возникали конфликты из-за стоимости работ. В 1632 и 1633 гг. в Устюжне правительство заказало 360 кирок, тесел и 50 ломов. Воевода распорядился сковать по 2 пробных экземпляра для того, чтобы выяснить стоимость работ. Кузнецы Гаврилка Безмин, Омелка Порошин, Томилка Мешок и Спирка Лысохин провели пробные ковки. Кирка и тесло с железом, углем и работой стали в 7 алтын, а лом – 31 алтын (РГАДА Ф 141.1632 г. Д. 73. Л. 253 - 255).

      44 30 опарков, по 1 алтыну за штуку, было куплено у посадского человека Богдаш-ка Голицына. Крицы покупали у Васки Лушкова (13 криц за 19 алтын 3 деньги) и у Ярохи Быкова (2 покупки по 13 криц за 19 алтын 3 деньги). У кого покупали целовальники уголь, неизвестно. Для изготовления полосы из опарошного железа его купили на 6 алтын 4 деньги, а из кричного железа – на каждую поковку на 7 алтын 4 деньги.

      45 Ковали полосу посадские кузнецы Гашко Безмин и Осипко Коледа и 5 «наймитов». Кузнецы получали «поденный корм» 8 денег, а молотники – 6 денег (РГАДА. Ф. 141.1631 г. Д. 37. Л. 29).

      46 Из кричного железа ковали полосы в трех кузницах в два горна посадские кузнецы Васька Лутков и Сенка Топорник, Томилко Мешок и Ивашко Микитин и слободские кузнецы Рождественской слободки Спирка Микитин и Митька Шишов. В каждой кузнице работали по 8 наймитов. Труд кузнецов оплачивался также по 8 денег на день, а молотников – 6 денег.

      47 РГАДА Ф 141.1631 г. Д. 37. Л. 24-28.

      48 В октябре 1630 г. воевода испытывал большие затруднения с выплатой денег за выкованные ядра.

      49 У Левки Жижи куплено 47 опарков, за 10 штук заплачено по 10 алтын; у Акима Козлова – 121 опарок, за 10 – по 11 алтын 4 деньги. У Акима Козлова покупали опарки на 4 дня позже, может, это сыграло свою роль, и они стали дороже. Крицы покупали у Петра Терентьева, 30 и 90 штук, по 13 алтын 2 деньги за 10 (РГАДА. Ф. 137.1630 г. Д. 16-а. Л. 815-820).

      50 Уголь покупали коробьями – от 2 до 25, по цене 15 – 16 денег за 1 коробью. В одном случае 2 коробьи были куплены дороже – за 6 алтын, т. е. 18 денег (РГАДА Ф 137.1630 г. Д. 16-а. Л. 815-820).

      51 В книге выплаты поденного корма названы следующие кузнецы: Осипко Андреев, Таврило Безмин, Кузьма Безмин, Васка Богомолов, Омелка Васильев, Оброс -ко Коковицын, Иван Левонтьев, Васка Лучков, Омелка Порошин, Иван Микитин, Спирка Микитин, Томило Некрасов, Осипко Ондронов, Омельянко Порошин, Пронка Свечников, Ларка Собакин.

      52 Позже они просили в своей челобитной увеличить плату до 1 рубля 50 копеек, но 16 апреля 1631 г. вопрос был окончательно решен государем и оставлена прежняя цена: 1 рубль 40 копеек (К олесников П. А., Пугач И. В. Город кузнецов и оружейников // Устюжна: Краеведческий альманах. Вып. 3. Вологда, 1995. С. 107).

      53 Гаврила Безмин пользовался среди местных властей и посадских кузнецов, видимо, особым уважением. Во всех списках кузнецов он назван первым, в том числе и на получение денег для выполнения заказа.

      54 РГАДА Ф 137.1630 г. Д. 16-а. Л. 815-825.

      55 Часто текущие дела по исполнению государственных заказов воеводе помогали вести служилые люди по прибору – пушкари. Так, в 1632 г. у воеводы был «в розсылке один пушкарь, и тот у твоего государева ядерного дела, а как кузнецы твое государево ядерное дело отделают, и тово, государь, пушкаря послати будет к тебе, к Москве, з железными ядра» (РГАДА Ф 141. 1632 г. Д. 73. Л. 121).

      56 РГАДА Ф 141-1629 г. Д. 53. Л. 5-6.

      57 В 1628 г. кузнецы сковали «к розным пищалям по кружалам 12 643 ядра разных статей весом 1647 пуд 1 гривенка». На их перевозку требовалось «подвод с полтораста и более» (РГАДА Ф 141.1629 г. Д. 53. Л. 9-10).

      58 РГАДА. Ф. 141.1629 г. Д. 53. Л. 14.

      60 Там же. Л. 19-22.

      61 Там же. Л. 35-36. «Там же. Л. 23-26.

      63 Там же. 30, 50.

      64 РГАДА Ф 141.1630 г. Д. 16-а. Л. 825

      65 РГАДА Ф 141.1633 г. Д. 57. Л. 48-50.

      66 Арциховский А. В. Новгородские ремесла / / Новгородский исторический сборник. Вып. 6. Новгород, 1939. С. 9 – 10; Никитин А. В. Русское кузнечное ремесло в XVI – XVII вв. М., 1971. С. 13; 3абелин И. Е. Материалы для истории, археологии и статистики г. Москвы. Ч. II. М., 1891. С. 1155-1156.

      67 Никитин А. В. Указ. соч. Гл. I – IV.

      68 РГАДА. Ф. 137. Оп. 1 Разрядный приказ № 1. Л. 649-651. Для кузнецов в Москве были определены годовые оклады – 7 рублей деньгами и по 7 четвертей ржи и 4 четверти овса. Кроме того, на дорогу выделяли 18 и 12 рублей, видимо, учитывая состав семьи и объем «кузнечной» и «пушечной» снасти (см.: Заозерская Е. И. Указ. соч. С. 335).

      69 Сербина К. Н. Крестьянская железоделательная промышленность Северо-Западной России XVI – первой половины XIX в. М., 1971. С. 37 – 40. Вряд ли И. Безмин и В. Богомолов были «охотниками» и добровольно изъявили желание ехать в далекую Сибирь. Посадский мир в своем выборе руководствовался, видимо, двумя обстоятельствами: во-первых, оба были из больших посадских семей (в сотной 1626 г. упоминаются 6 представителей рода Безминых и 5 – Богомоловых); во-вторых, они являлись высококвалифицированными специалистами и обладали необходимыми навыками в изготовлении огнестрельного оружия.

      70 Архив Санкт-Петербургского института российской истории РАН (г. Санкт-Петербург). Ф. 11. Д. 116. Л. 74 об. (Далее - Сотная 1626 г.). В 1640 г. тобольский воевода писал в Москву: «Прислан с Устюжны Железопольской кузнец Ивашка Безмин, который был в Томском городке для пушечного дела, и тот кузнец умер» (см.: Никитин А. В. Указ. соч. С. 23).

      71 Сотная 1626 г. Л. 140 об. В 1628 г. правительственным распоряжением Ви-хорко Богомолов и Ивашко Безмин были отправлены осваивать новое месторождение железных руд, найденное у Невьянской слободы Верхотурского уезда (см.: Кафенгауз Б. Б. История хозяйства Демидовых в XVIII-XIX вв. М., 1949. С. 49).

      72 Сербина К. Н. Очерки из социально-экономической истории русского города. М., 1951. С. 3. Прим. 2; Никитин А. В. Указ. соч. С. 30.

      73 Яковцевский Б. М. Указ. соч. Приложение 2. С. 141 – 145. В приложении даны описания 32 пушек, хранящихся в Государственном артиллерийском историческом музее. Длина сохранившихся в целостности стволов пушек составляет от 110 до 180 сантиметров, а калибр – от 13,5 до 160 миллиметров. Более половины из них – 17, имели калибр в пределах 30 – 40 миллиметров, и только 9 пушек имели калибр свыше 40 миллиметров.

      74 Заборский В. И. О железных и стальных орудиях на Руси // Артиллерийский журнал. 1951. № 8. С. 51 – 52.

      75 Яковцевский Б. М. Указ. соч. С. 136.

      76 По мнению С. К. Богоявленского, изготовление запальных замков вызывало трудности не только на начальном этапе производства самопалов, но и в XVII в. (см.: Богоявленский С. К. Вооружение российских войск в XVI – XVII вв. // Исторические записки. Т. 4. С. 271 – 272).

      77 Чистякова Е. В. Городские восстания в России в первой половине XVII века. Воронеж, 1975. С. 36.

      78 ААЭ. Т. 3. № 138. С. 194,195.

      79 Веселовский СБ. Сошное письмо. Исследования по истории кадастра и посошного обложения Московского государства. Т. 2. М., 1916. С. 283.

      80 Там же. Т. 1. М., 1915. С. 371.

      81 В 1567 г. земскими целовальниками были Степанко Ондреев сын Копник, Власко Якимов сын Малой, Федька Онисимов, Куземка Семенов сын Ржавой, Васюк Сихин и Михал Костин сын Судоков с товарищи (1567 г. – Сотная с книг И. И. Плещеева и Григория Зубатово Никитина сына Беспятого на посад Устюжны Железопольской / Публикация Ю. С. Васильева и Н. П. Воскобойниковой // Социально-правовое положение северного крестьянства (Досоветский период). Вологда, 1981. С. 146). (Далее – Сотная 1567 г.).

      82 На 1613/14 финансовый год все посадские люди выбрали в земские целовальники Ивашка Данилова с товарищи 10 человек, «а те де люди у них добрые и посадцкими людьми их наряжати, а им всем посадцким людям их слушати» (РГАДА. Ф. 137. Оп. 1 Разрядный приказ № 1. Л. 187).

      83 ААЭ. Т. 3. № 37.

      84 АИСЗР. Т. 2. С. 25.

      85 Абрамович Г. В. Государственные повинности владельческих крестьян Северо-Западной Руси в XVI – первой четверти XVII в. // История СССР. 1972. № 3. С. 65-70.

      86 Это была, как считает Г. В. Абрамович, самая тяжелая подать. В 1588 г. она взималась в размере от 15 до 36 копеек с двора (см.: Абрамович Г. В. Указ. соч. С. 83).

      87 Сотная 1567 г. С. 160.

      88 Там же. С. 166.

      89 Там же. С. 149-150.

      90 Там же. С. 164.

      91 Там же. С. 161-162.

      92 Там же. С. 160. Нормы посадской дворовой сохи, выработанные в 60-е гг. XVI в., действовали и в первой половине XVII в. В сошное письмо дворы клались по «людям и по прожиткам, и по торгам, и по промыслам». Так, в 1623 г. в соху клали 30 – 40 лучших дворов, 50 – 60 середних, 70 – 80 молодших, 100 – 120 худых. Те, кто не попадал в эти категории, т. е. обедневшие, облагались оброком (см.: Веселовский С.Б. Посадская соха в первой половине XVII в. // ЖМНП. Ч. XXVII (май). СПб., 1910. С. 27, 38).

      93 Перечисленные подати входили в состав суммы, определенной сошным окладом. Об этом прямо говорится в сотной, когда речь идет о налогообложении беднейших слоев посадских людей – «в то ж в сошное писмо в 10 сох с полутретью в их розметы в подмогу за пищалные и за ямские, и за приметные, и за полоняничные деньги, и за наместнич откуп, и за всякие подати» (см.: Сотная 1567 г. С. 161 – 162).

      94 О значимости для государства таких категорий посадских людей, как лутчие и середние, говорит уровень их юридической защищенности. Судебник 1550 г., статья 26, оценивает социальный статус середних людей в 5 раз выше, чем молотчих людей (см.: Российское законодательство. Т. 2. М., 1985. С. 101, 138).

      95 Сотная 1597 г. С. 156-157.

      96 Веселовский С. Б. Сошное письмо… Т. 1 С. 152

      97 Там же

      98 Подробно этот вопрос рассмотрен в III главе данной статьи.

      99 Веселовский СБ. Семь сборов запросных и пятинных денег в первые годы царствования Михаила Федоровича. М., 1909.

      100 Веселовский С.Б. Семь сборов ... С. 62. Российское законодательство Х-ХХ веков. Т. 3. М., 1985. С. 66.

      101 РГАДА. Ф. 137. Оп. 1 Разрядный приказ № 1. Л. 256. Побеги посадских людей продолжались, несмотря на предпринимаемые властями меры. Они пытались избавиться от тягла даже таким крайним средством, как продажа собственного двора. Еще в мае 1614 г. в Устюжну пришла царская грамота с ответом на челобитье земских старост и распоряжением для воеводы. Челобитчики жаловались на то, что посадские люди продают свои тяглые дворы и уходят с Устюжны, а им приходится за «те дворы платить великие подати». Воеводе предписывалось следить, чтобы тяглые дворы дворянам и детям боярским посадские люди не продавали, а «которые будут продавать им свои дворы, чинить наказание» (РГАДА. Ф. 137. Оп. 1 Разрядный приказ № 1. Л. 151, 152).

      102 РГАДА. Ф. 137. Оп. 1 Разрядный приказ № 1. Л. 144-146.

      103 Там же. Л. 146 об.-148.

      104 Там же. Л. 226 об., 228. Это правило распространялось и на тяглых уездных крестьян. В ноябре 1617 г., когда шел новый набор 50 стрельцов, воеводе напоминали о том, чтобы он набирал их с города и с уезда, вольных охочих людей, но не крепостных, не с пашен крестьян, и не с тягла посадских людей. В 1618 г. в Устюжне последний раз набрали 50 стрельцов. Летом следующего года, в июле 1619 г., военный гарнизон устюженской крепости был сокращен: «тем стрельцам быть не велели, а велели их отставить», самопалы, которые им выдавали на службе, забрали в казну (РГАДА Ф 137. Оп. 1 Разрядный приказ № 1. Л. 268 об., 315).

      105 Сотная 1567 г. С. 147,152.

      106 Сотная 1597 г. С. 140.

      107 РГАДА Ф 137. Оп. 1 Разрядный приказ № 1. Л. 118. 108Воскобойникова Н.П. Описание древнейших документов архивов

      Московских приказов. XVI - начало XVII в. М., 1994. С. 223-247. Это описание одного из дел Ямского приказа (РГАДА Ф 141.1606 г. № 1. Л. 1 - 247).

      109 Акты времени правления царя Василия Шуйского. М., 1914. № 53. С. 60 –

      110 Там же. С. 62.

      111 РГАДА. Ф. 137. Оп. 1 Разрядный приказ № 1. Л. 209 об., 210.

      112 Там же. Л. 118 об. - 119 об.

      113 Там же. Л. 109 – ПО об. Воеводу обвиняли в том, что «с Устюжны посылаете тех сел по крестьяне многих приставов и пушкарей, и стрельцов и продажи де чинят великие ... велят крестьянам делать острог и надолбы и под ратных людей, и под гонцов правят подводы» и т. д., заставляют тянуть всякие подати.

      114 РГАДА. Ф. 137. Оп. 1 Разрядный приказ № 1. Л. 237-244.

      115 Там же. Л. 184-189 об.

      116 Там же. Л. 232.

      117 Там же. Л. 246-247 об.

      118 По отписке Льва Карпова, в апреле 1617 г. из Устюжны «послано к послам дворян и детей боярских розных городов 48 человек». Отряд Бориса Полтева состоял из 500 стрельцов. В самой Устюжне в это время «для обереганья послов от немецких людей» находились «стольник и воевода Лев Иванов сын Долматов-Карпов да Илья Васильев сын Беклемишев, а с ним дворян и детей боярских: Ярославля Большого – 193 человека, углечан – 69 человек, кашинцов – 125 человек, Бежецкого Верху – 109 человек, романовцов – 49 человек, пошехонцов – 57 человек, смолнян – 7 человек, вологжан – 1 человек, ноугородцов – 205 человек, романовских татар половина – ПО человек – всего дворян и детей боярских по наряду 925 человек» (см.: Книги разрядныя, по официальным оных спискам, изданыя с высочайшего соизволения П-м отделением Его Императорского Величества канцелярии. Т. 1. СПб., 1853 г. С. 309).

      119 РГАДА Ф 137. Оп. 1 Разрядный приказ № 1. Л. 255 об.-256.

      120 Там же. Л. 270 об., 271, 272, 272 об.

      121 РГАДА. Ф. 141. 1631 г. № 58. Л. 1, 7. Приведем полностью структуру доходов и расходов Устюжны Железопольской за 124 (1613/14) финансовый год. «Смета государя и царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии деньгам Устюжны Железопольские посадцким оброчным росходам и откупным кабатцким и таможенным деньгам, и с судных дел пошлинным деньгам, и всяким доходом, что иманы при воеводе Иване Борисовиче Голочелове да при дьяке Илье Дубровском 124 году, сентября с 1-го числа по сентябрь по 1-е число 125-го году.

К титульной странице
Вперед
Назад