Н. В. Лукина. Вологодские дворяне Зубовы

      Тем не менее, войска начали наступление на одном из участков Северного фронта. Успех был колоссальный. Вся живая сила большевиков данного района была разгромлена. Был захвачен в плен полк в 3000 человек со штабами полка и бригады, а также взято 18 разнокалиберных орудий и множество пулеметов [33]. «Военнопленные производили самое тягостное впечатление, едва держась на ногах от голода, истощенные, с желтыми опухшими лицами, полураздетые и оборванные со следами порки на спинах... Кроме розог в качестве наказаний применялись тяжелые принудительные работы с переводом на голодный паек и расстрел...» [31]. «Дорога на Котлас (для возможного соединения с армией А.В. Колчака) была свободна. Наши разъезды доходили вдоль Двины до дер. Тотьмы и не встречали ни малейшего сопротивления. ...ряд деревень перешли в наши руки. Фронт ликовал. Но то, что давно знал штаб, то фронт узнал только в эти радостные дни. И дни радости стали днями великой печали и отчаяния – ...вся эта операция нужна была союзникам лишь для того, чтобы можно было отойти им спокойно к Архангельску и эвакуировать Область без напора противника» [33].

      Война для иностранцев была закончена, и их войска стали постепенно выводиться с северного фронта в тыл. Англичане настаивали на том, чтобы «правительство решилось на эвакуацию армии и тех элементов населения, которым приход большевиков угрожал прямою опасностью», обещая предоставить тоннаж на 14 000 человек. Генерал Е.К. Миллер, естественно, затягивал ответ, ежедневно обсуждая этот вопрос с членами Правительства и представителями земско-городских учреждений, фронта и архангельской общественности. Правительство же явилось «козлом отпущения» за действия высшего английского командования [28, 31]. Под давлением земско-городского совещания оно было вновь реорганизовано. В новое Правительство, «кроме оставшихся в его составе Заместителя Председателя П.Ю. Зубова, соединившего в своих руках управление Отделами Юстиции и Земледелия, генерала Е.К. Миллера (Военно-морские и иностранные дела) и М.М. Федорова (Народное просвещение), вошли городской голова Н.В. Багриновский (Внутренние дела), директор Архангельского судоремонтного завода инженер В.Н. Цапенко (Отдел труда) и, без портфелей, председатель губернской земской управы П.П. Скоморохов и член той же управы, заместитель председателя Е.В. Едовин; двое последних вскоре «сложили с себя полномочия. При этом составе Правительства умеренное течение в лице центра имело несомненный перевес, т. к. центр, в лице Зубова и генерала Миллера, усилился Багриновским и Цапенко...» [31].

      «Вслед за образованием нового состава Правительства земско-городское совещание обратилось с воззванием к населению и с грамотой к войскам, в которых оно оповещало..., что область должна обороняться. Выразив убеждение, что противник еще никогда не был так слаб и что Советская власть находится накануне полного поражения. Совещание призывало всех сплотиться вокруг армии для борьбы за охрану края» [31].

      Основным аргументом в пользу продолжения борьбы Северной Области явилась ссылка на приказ Верховного Правителя Сибири адмирала А.В. Колчака о назначении генерала Е.К. Миллера Главным Начальником Северного края [24. 31], а также позиция самого Е.К. Миллера, что «ни одного примера из истории не известно, чтобы командующий покидал позиции, не будучи разбит» [33]. О генерале Е.К. Миллере многие были самого высокого мнения; его отличительными свойствами были «глубокая проницательность, чрезвычайная работоспособность и гуманное отношение к своим подчиненным» [31]. В.В. Марушевский приказом Е.К. Миллера был командирован в скандинавские страны [28].

      Провозгласив, с одной стороны, борьбу с большевиками, земско-городское совещание одновременно «вступило на путь самого энергичного вмешательства в правительственную деятельность с нескрываемой тенденцией захвата власти». «Совещание выступило с требованием политической амнистии для лиц, осужденных за большевизм, ... и упразднение Особой Следственной Комиссии. ...Обеспокоенный принятой Совещанием линией поведения Председатель Правительства П.Ю. Зубов вызвал меня [С.Ц. Добровольского] к себе и попросил ...направить возбужденный об амнистии вопрос в законное русло». В результате Правительство постановило «ходатайство земско-городского совещания об общей политической амнистии отклонить». Удалось выяснить, что вдохновителями и подстрекателями к политической амнистии своих единомышленников и захвату власти были... П.П.Скоморохов и Е.В. Едовин, секретарь и председатель Архангельского губернского совета профсоюзов П.П. Капустин, а также А.И. Гуковский, которые «имели постоянные секретные совещания» с прибывшим из-за границы «видным эсером, членом Учредительного собрания и бывшим секретарем Керенского, доктором Борисом Соколовым... От группы Керенского были получены директивы приступить немедленно... к захвату власти «в царстве белых генералов», не останавливаясь перед мерами террора». Эти же «вдохновители», под лозунгом «Долой гражданскую войну», 1 сентября организовали забастовку рабочих, прервавших погрузку артиллерийских снарядов на баржи как раз тогда, когда началось общее наступление [31]. (Позиция П.П. Скоморохова становится понятной, когда выясняется, что этот выходец из крестьян Архангельской губернии с марта по октябрь 1917 года был председателем Полтавского Совета рабочих и солдатских депутатов, в феврале 1918 года участником I Архангельского губернского съезда Советов и только уже при другой власти, с мая 1919 года, – председателем Губернской земской управы [34]).

      Наступили дни, когда «английское командование открыто объявило населению и войскам о своем предстоящем уходе из Области». Всюду появились освещенные ночью объявления на оранжевой бумаге с призывом «спешить покинуть область вместе с союзниками», сведениями о датах отхода пароходов в Англию, Францию, прибалтийские страны и Юг России, а также «последнего парохода», после чего «английское командование снимает с себя всякую ответственность за безопасность оставшихся жителей». И хотя все это вызвало панику в обывательских кругах, «пароходы уходили с большим количеством пустых мест» [31], т. к. появились объявления на зеленой бумаге с текстом об уверенности Главнокомандующего в непоколебимости и мужестве русских воск и устойчивости фронта. «В случае же появления признаков возможности падения Области все меры будут приняты, прежде всего к вывозу, лояльных граждан». На собрании офицеров гарнизона Е.К.Миллер сказал: «Долг гражданина и честь офицера требуют от нас биться с насильниками до последней капли крови. Если мы все же вынуждены будем уступить силе, я все меры приму к спасению офицеров и последним покину Область» [33].

      Когда же начался вывод английских частей, то «на глазах наших солдат на фронте и населения в тылу началась порча и сожжение аэропланов, утопление в реке имущества и снарядов, ...муки и консервов, ...пустых автомобилей и громадного количества патронов. В защиту такого поведения ...приводилось указание, что всем необходимым мы были снабжены и что уничтожается лишнее имущество, чтобы оно не попало руки большевиков, т. к. англичане не верили в то, что мы удержимся без них на Севере [31]. «Ценность потопленного в Двине исчислялась в сотни тысяч фунтов стерлингов» [32]. «Неужели авторы таких мер не учитывали того деморализующего влияния, которое оно оказывало на наши войска? Неужели верно, что это проделывалось умышленно с целью сорвать наш фронт для доказательства правильности их соображений...?» [31].

      Однако штаб не только решил остаться, но и предпринять широкое наступление [33], и фронт подарил Северной Области победу: 8000 пленных при 20-тысячном составе армии. Войска всех районов конкурировали в доблести и наступательном порыве. На одном из наших фронтов дрались 80 австралийцев, добровольно принявших участие в наступлении. «Воспитанные на охоте на диких зверей, смелые, стремительные, великолепно владеющие оружием они бросались в атаку, имея обыкновенно ножи в зубах, ...наводя на большевиков панику своим видом ковбоев» из-за широкополых шляп. Большевики в то время терпели поражение на всех фронтах, наступления на Севере не ожидали, да и крестьяне активно воевали против них за собранный урожай и свою землю, ранее не желавшие захватывать ее для англичан [31].

      «Уход англичан производился постепенно и окончательная эвакуация Архангельска предполагалась в средних числах октября» [31]. «Несмотря на настойчивые предложения английского командования эвакуировать и население, и войска, – писал 20 сентября 1919 года П.Ю. Зубов Н.В. Чайковскому, – мы твердо решили бороться до конца и призвать к этой борьбе все население» [22]. «Северная Область не запятнала себя дезертирством, изменой святому делу борьбы за освобождение России; она нашла в себе силы молчанием ответить на соблазнительные, шкурные зазывания английского командования» [30].

      В ночь с 26 на 27 сентября 1919 года последние воинские контингенты Антанты раньше срока незаметно в темноте покинули Архангельск, а 12 октября – и Мурманск. Эвакуация союзников сопровождалась системой чрезвычайных мер, принятых белогвардейским руководством для спасения режима [33]. Было решено «персональный состав Временного Правительства сохранить с оставлением всех управляющих Отделами, которые в своей совокупности составили бы Гражданское управление края, с помощником Главного Начальника края по гражданской части во главе, в лице Председателя Временного Правительства П.Ю. Зубова». Не имея возражений по существу вопроса, некоторые члены Правительства сомневались в своевременности новых изменений и воздержались от голосования, как, например, М.М. Федоров, или проголосовали против – это были П.Ю. Зубов и Н.В. Багриновский [31]. В дальнейшем жизнь показала, что позиция последних двух членов Правительства была обоснованной и взвешенной, т. к. после принятых решений и создания Е.К. Миллером «Особой гражданской части» при нем как генерал-губернаторе правление делами Области стало еще более затруднительным. От Е.К.Миллера теперь зависели практически все решения Правительства и фактически завершилось оформление его военной диктатуры [32, 34].

      Тем не менее, «Временное Правительство Северной области проявляло самую широкую заботливость о войсках области, идя навстречу всем требованиям военного командования по улучшению быта солдат и офицеров и их материального обеспечения. Нигде, ни на одном белом фронте офицеры и солдаты не получали такого содержания, как у нас, причем оклады изменялись в зависимости от ...повышения цен на предметы первой необходимости. Семьи солдат были обеспечены прекрасным пособием, но еще лучше были обеспечены семьи офицеров, находившиеся за границей, которые получали более чем приличное пособие в валюте. ... Во внутреннюю жизнь и организацию армии Временное Правительство абсолютно не вмешивалось, предоставляя полную свободу действий генералу Е.К. Миллеру... За исключением 5-6 часов, уделяемых сну, генерал Е.К. Миллер был остальное время в работе. ... Популярность его в обществе и политических кругах носила исключительный характер. ... Этого генерал Е.К. Миллер достиг ...своим бескорыстным идейным служением родине, полным беспристрастием и невмешательством в политическую борьбу при отсутствии всяких диктаторских замашек и контрреволюционных тенденций». Штаб, командующие войсками, морское ведомство, офицерский корпус и солдаты, а также техническая оснащенность армии и ее быт – все было в поле зрения Главного Начальника. В борьбе за психологию масс была организована культурно-просветительная и агитационная работа в виде курсов лекций; открыт солдатский клуб с читальней, биллиардной, столовой и магазинчиком, где хозяйство вели женщины Патриотического союза. В клубе два раза в неделю давались концерты и спектакли передвижной труппы, под руководством любимого всеми известного артиста Александрийского театра В.Н. Давыдова; артисты выезжали и на фронт [31].

      Несомненно, было и много трудностей. Главный из них – это вопрос финансов. При союзниках, «под прикрытием военного мундира в Архангельске появились многочисленные представители английского торгового мира». Правительство не давало им разрешения на вывоз товаров без сдачи валюты в областной банк, а союзники, «по компенсационным свидетельствам», разрешали. Иностранцы увозили за границу и деньги, вырученные от продажи своих товаров. Преимущественно это были, так называемые, «северные деньги», выпущенные англичанами и обеспеченные фунтом стерлингом. Так Северная Область постепенно обеднялась. После ухода союзников были приняты самые решительные меры к урегулированию финансовых проблем и наведения порядка ввоза и вывоза товаров. Правительству удалось сосредоточить в своих руках экспортную валюту для поддержания падающего курса денег и задержать вздорожание продуктов и предметов первой необходимости. Население ежедневно получало по фунту белого хлеба; на рынке и в кооперативах по умеренным ценам можно было купить рыбу, мясо, масло, молоко [31].

      Пять месяцев прожила Северная Область, защищаясь от большевиков исключительно своими силами. «Здоровье расшатано вконец, и сил нет, – писал Петр Юльевич Зубов Н.В. Чайковскому в Париж. «Но что бы ни случилось, на посту останусь до конца, пока Вы не приедете, чтобы сменить меня, или пока не буду упразднен» [22].

      К этому периоду относится характеристика, данная П.Ю. Зубову С.Ц.Добровольским. Он «сразу же произвел на меня самое лучшее впечатление. Спокойный, вдумчивый, серьезный, лишенный и тени желания «позировать и играть роль», он с первого взгляда казался немного вялым, апатичным и лишенным волевых импульсов. Однако такой вывод был бы ошибочным, т. к. он умел быть очень стойким в момент политических кризисов и натиска на него лево-эсеровских элементов и спокойным, сохраняющим полное самообладание во время паники, которая возникла, увы, не только в обывательских кругах во время эвакуации англичан и незадолго до падения нашего фронта, когда само существование Области висело на волоске». Он «обнаруживал широту взгляда, чуткость и аполитичность; ... и те же свойства, равно как и большая терпимость в отношении инакомыслящих, характеризовали его как политического деятеля. Честность, доброта были настолько его неотъемлемыми качествами, что находили признание со стороны его врагов» [31]. Б.Ф. Соколов писал: «Петр Юльевич Зубов – милейший и культурнейший человек, настоящий чеховский интеллигент...» [32]. Позднее Н.В. Чайковский отмечал: «Временное Правительство Северной Области сделало очень много хорошего ...для населения», и многие имеют «личные громадные заслуги перед ним», вложив «каторжный труд ...как, например, Петр Юльевич Зубов» [22].

      В январе 1920 года пришла весть о развале всех белых фронтов: Юденича, Колчака и Южной добровольной армии. Северная Область оказалась одна против сильного противника. Несмотря на определенные военные успехи, ее фронт был растянутым чуть не на тысячу километров, что затрудняло его снабжение всем необходимым. Большевики же наступали уже с превосходящими силами и активно вели агитацию за немедленное прекращение борьбы из-за бессмысленности сопротивления: «Братья, бросайте ружья и переходите к нам, мы гарантируем вам прощение и 2-месячный отпуск». «Братьям-офицерам» предлагалось безбоязненно переходить на их сторону, где те будут восстановлены в прежних правах и даже «получат денщиков». Обозначались цены в царских рублях за принесенные винтовку или пулемет. Новобранцам грозили убийством семей и сожжением домов. Штаб белой армии практически ничего не противопоставлял этой агитации, «и белый фронт, от вспрыскивания этого яда, медленно, но верно разлагался» [33].

      Одновременно председатель губернской земской управы, левый эсер П.П.Скоморохов и бывший член Учредительного собрания, секретарь А.Ф.Керенского, эсер доктор Б.Ф. Соколов развили чрезвычайно бурную деятельность по натиску на Правительство с целью захвата власти, чтобы, заключив мир с большевиками, безболезненно ликвидировать Область [35]. В довершение всего, экстренное совещание Союза Возрождения России из 17 человек подвергло совершенно беспредметной, но ожесточенной критике деятельность своих членов, состоящих во Временном Правительстве, в результате чего те решили сложить свои полномочия и передать их Главнокомандующему. Но Е.К. Миллер попросил Правительство «временно продолжить работу» и, созвав командующих войсками, бросил все силы на оборону области, т. к. большевики начали энергично наступать на Двине, и бои завязались уже на всех участках фронта [31].

      Открывшееся 3 февраля, в этой сложнейшей обстановке, Губернское земское собрание под председательством П.П. Скоморохова вступило «на путь самой решительной политической борьбы» и поставило вопрос о реконструкции власти, целесообразности продолжения дальнейшей вооруженной борьбы, и дело «дошло до прямых призывов к измене». Была принята декларация о сложении Временным Правительством своих полномочий и передаче власти земскому собранию, которое «объявлялось законодательным органом и должно было выделить из своей среды ответственное перед ним Правительство». Е.К. Миллеру пришлось вмешаться в этот инцидент, объяснить, что Временное Правительство и так передало ему всю полноту власти, и земское собрание сразу же поменяло свою позицию, обратившись к войскам с воззванием «спокойно продолжать борьбу, т. к. оно взяло на себя охранение политических интересов перед Правительством, формирование которого ведется при его участии» [31].

      Но не того ждали на уже начавшем разлагаться из-за большевистской агитации фронте. «В ночь с 6 на 7 февраля, когда на Двине еще удавалось удерживать противника, взбунтовался 3-ий Стрелковый полк, открыв неприятелю фронт к западу от железной дороги до р. Онеги [33]. Полученные вскоре шифрованные телеграммы ...указывали на причастность к восстанию членов Земского собрания Скоморохова и др.». Восстание произошло и на другом участке фронта, где часть солдат перешла к красным; другие же, в штыковой схватке освободив своих арестованных бунтовщиками офицеров, продолжали защищаться. «Неприятель не располагал в этом направлении хорошими частями, ...и красные войска шли в бой неохотно, понукаемые площадной бранью и ударами палок... Честь большевистской победы выпала на долю членов Земского собрания Скоморохова, Едовина и Едемского», т. к. расследованием была установлена их связь как с заговорщиками, так и с большевиками через линию фронта на Двинском и Железнодорожном направлениях с целью заключения мира на выгодных для себя условиях [31]. 13 февраля дорога на Онегу и Архангельск оказалась открытой [33]. Этому в значительной степени способствовала сугубо кабинетная и недальновидная политика Штаба Главнокомандующего под руководством генерала М.Ф. Квецинского [32].

      Создавшееся грозное положение отрезвило политические круги, новое Правительство было создано, когда уже никто не мог спасти Северную Область. В него вошли: Главнокомандующий Е.К. Миллер (единственный из прежнего состава) в качестве заместителя Председателя Временного Правительства Н.В. Чайковского; эсер барон Э.П. Тизенгаузен (находившийся в это время в плену у карельских сепаратистов!) как управляющий Отделом Внутренних дел (?); директор Архангельского государственного банка А.А. Репман для ведения Отделом финансов, торговли и промышленности; эсер доктор Б.Ф. Соколов для агитации и пропаганды; без портфелей – председатель Губернской земской управы эсер А.А. Иванов и кадет доктор А.Е. Попов [31].

      «Правительство, которое некоторые называли «Правительством Спасения», другие его считали «Правительством Эвакуации», и, наконец, часть иронически определяла как «Правительство глупости» [32] просуществовало 4 дня, выпустив обращение к населению и войскам с призывом к обороне в то самое время, когда «фронт уже развалился и жалкие остатки его неудержимо катились к Архангельску» [31]. «В первом же заседании ...был поднят вопрос об эвакуации. Но Главнокомандующим было подчеркнуто, что дело эвакуации подлежит военному командованию». Затем стало известно, что генералом Е.К. Миллером получена радиограмма «от комиссара большевистской армии Н.Н. Кузьмина с предложением ликвидировать Северный фронт», но содержание ее не было им доведено до сведения Правительства [32]. Главнокомандующий, уверившись в безнадежности положения, сам решил войти в переговоры с противником о сдаче Северной Области, и в ночь с 15 на 16 февраля большевистскому штабу в Вологде, радиотелеграфистом, отключившим все радиостанции Мурманска, от имени генерала Е.К. Миллера было передано предложение прекратить братоубийственную войну на условиях «неприкосновенности командного состава в случае капитуляции» [31].

      А 16 февраля перестал существовать Двинский фронт [33]. Солдаты, не хотевшие больше воевать, отпускали своих офицеров..., снабжая их провизией, оставляя им оружие и вещи и напутствуя «беречь себя» [32]. Так оказался открытым второй путь к Архангельску. И в этот же день Главнокомандующий, созвав Городскую Думу, заверил всех, что положение на фронте серьезное, но не безнадежное, и предложил думцам поехать на фронты, за что некоторые из них поплатились жизнью [33]. 17 февраля пришел ответ от большевиков – сдача без условий [31].

      Тем не менее, обстановка в городе была еще спокойной: 15 февраля в торгово-промышленном собрании шел концерт и спектакль, 16-го по улицам с песнями прошла рота одной из лучших частей белой армии и состоялся бал в Купеческом собрании, 18-го население пекло блины и праздновало масленицу, магазины и кинематографы закрылись в обычные часы, улицы патрулировались ополченцами и милицией Последнее заседание Правительства состоялось поздно вечером 18-го. На вопрос не изменен ли план эвакуации Е.К. Миллер ответил: «Нет. завтра, 19 февраля, в 3 часа дня, весь гарнизон Архангельска, штабы начнут отступление на Онегу» [31, 32].

      Однако Главнокомандующему уже было известно, что «войска бросили позиции и лишь небольшие группы в несколько сот человек ...уже начали отход на Мурман, а город передан в руки Исполнительного комитета рабочих. «Хорошо, что неприятель не особенно наседал, ...образовалась зона, в которой шло усиленное братание». В эти критические часы последнего существования Северной области даже командные чины и Красный Крест, опекающий раненых, случайно узнавали о том, что у Соборной площади, в ночь с 18 на 19 февраля, уже во всю идет тайная погрузка на яхту «Ярославна» и ледокол «Козьма Минин», который по радио был отозван с моря 17 февраля [33].

      История внезапного появления ледокола просто фантастична: 15-го 4 ледокола (на которых можно было эвакуировать всю армию!) были направлены командованием в Мурманск за продовольствием, затем по радио экстренно отозваны обратно и только благодаря лояльности и опыту капитана ледокола «Козьма Минин» контр-адмирала Б.А. Вилькицкого, заранее наметившего себе путь во льдах и обманувшего неблагонадежную команду, он оказался в Архангельске на сутки раньше других судов, что спасло жизнь эвакуировавшимся. Ледокол «Канада» пристал в 60 км от Архангельска, где стоял никуда не уходивший малосильный ледокол «Сусанин», а три ледокола все еще продолжали бороться со льдами [31, 36].
      Сразу же после подхода «Минина» к пристани на него вошли морские офицеры, взяв под самый строгий контроль команду. Не спеша на него погрузились адмирал Л.Л. Иванов и моряки с семействами, затем штаб, бросивший «секретную переписку, офицерские послужные листы, ...по коим большевики впоследствии выуживали своих врагов». Члены бывшего Правительства, были предупреждены о бегстве только в 4-5 часов утра, да и то далеко не все. Некоторые офицеры, на рассвете переходившие Двину, после долгих и настойчивых просьб были посажены на «Ярославну». Никто из штабных не взял на себя труд ведать погрузкой, и на «Ярославне» всё решали никого не знавшие капитан и доктор, а на «Козьме Минине» – капитан Г.Е. Чаплин, назначенный комендантом ледокола. Около 8-ми часов утра стало известно, что Главнокомандующий прибыл на «Минин» [31, 33].

      Но не известно: был ли бывший секретарь Верховного Управления, а затем Временного Правительства, позже (с января 1919 г.) – Заместитель Председателя Временного Правительства (в общей сложности член Правительства Северной Области в течение полутора лет) Петр Юльевич Зубов кем-то уведомлен о ночной погрузке на суда или узнал об этом случайно; был ли он посажен на «Ярославну» или на ледокол «Минин»? Только в мемуарах Б.Ф. Соколова он упоминается в числе эвакуировавшихся. Самого же Б.Ф. Соколова, от имени Е.К. Миллера, в 4 часа утра попросили прибыть на «Ярославну», куда он явился со своим секретарем А.Н.Новиковым и где им в категоричной форме предложили спуститься вниз и находиться в каюте, не поднимаясь на палубу. Может быть, Главнокомандующий боялся, что Б.Ф. Соколов может помешать отправке судов? [32].

      Действительно, благоразумие диктовало эвакуирующимся покинуть город еще до рассвета, но произошла задержка. Вместо неосуществленной посадки 127-ми раненых на ледокол «Сусанин» их подвезли к «Минину» и «Ярославне»; пришлось также ждать 100 забытых датчан, составлявших личную охрану Е.К. Миллера. Около 9-ти утра, наконец, был отдан приказ об отплытии, и «Минин» начал расталкивать речной лед. «Стойте, стойте», – на пристани появляются танки с забытыми доблестными офицерами-танкистами. На «Минине» решают: «Возвращаться или уходить? Каждая минута дорога. А как бы танкисты не открыли пальбу?». Решают причалить и забрать танкистов. Запоздание с уходом вызвало приток к судам частной публики, на коленях умоляющих взять их с собой, но взять всех пароходы уже не могли. В это время по улицам уже начали ходить толпы рабочих и матросов с красными флагами, и могла быть даже сделана попытка атаковать стоявшие у пристани суда [31, 32].

      В 11 часов утра 19 февраля 1920 года ледокол «Козьма Минин» и буксируемая им яхта «Ярославна», до отказа переполненные белогвардейским командованием, военными (преимущественно офицерами), членами Временного Правительства, чиновниками и гражданскими лицами, среди которых было много женщин (жен, дальних и близких родственниц и просто знакомых), а также 65 детей, отошли от причала под крики негодования огромной толпы, собравшейся на пристани. Особенно много было офицеров и солдат Двинского фронта, которые в этот момент появились в городе и которые махали платками, фуражками и папахами, но бесполезно... Наиболее смелые из них, бросив вещи, бежали с досками по льду, минуя прогалины, к ледоколу. Только один счастливчик успел добежать и по канату был поднят на борт [31-33].

      На берегу проклятья извергались как теми белыми, кто не был взят, так и местными большевиками, которые начали обстрел уходивших судов из пулеметов и ружей. Пули ровной цепью стали ложиться на палубу ледокола, ранив несколько человек, в том числе, контрадмирала Л.Л. Иванова. Дав два выстрела по стрелявшим из кормового орудия яхты, суда начали пробираться к морю. Проходят мимо Саламболы, оттуда тоже бегут по льду люди, один из них проваливается в полынью, но вытащен и вместе с другими принят на борт «Ярославны». Днем оказалось, что на стоявших у Экономии ледоколах «Канада» и «Сусанин» уже взвились красные флаги и погрузка угля невозможна, а к ночи стало ясно, что «Ярославне» дальше не пройти, и «Минину» ночью пришлось принять всех ее пассажиров на свой борт. «Ледокол, вмещающий нормально 120 человек, принял более 1100» [24, 31-33].

      А в это время забытое и своевременно не испорченное радио Архангельска уже послало в эфир: «Всем, всем, всем! Правительство рабочих и крестьян сбросило иго белых на Севере России, ...беглецы догнаны, и генерал Миллер в ожидании народного суда содержится в Архангельске». Это радио слышал и Мурманск, который находился в неведении о событиях в Архангельске, т. к. штаб не информировал его о своем решении покинуть город морем и эвакуировать войска через Онегу в Мурманск. В результате растерянности там белого командования горсти рабочих удалось захватить власть в Мурманске в свои руки [33].

      К вечеру 20-го ледокол «Козьма Минин» обнаружил зажатые во льдах и обреченные на продолжительное бездействие три слабосильных ледокола, на которых находились капитаны, офицеры и другие служащие, и ночью они тоже были приняты на борт, а затем началась перегрузка угля и продовольствия, длившаяся до утра. К этому времени захваченный большевиками ледокол «Канада» приблизился к «Минину» и открыл по нему стрельбу, но ответный огонь из 75-миллиметровой пушки, снятой с «Ярославны», заставил «Канаду» отступить [31, 33].

      В 2 часа ночи, якобы по распоряжению адмирала, комендантом ледокола капитаном Г.Е. Чаплиным были пересажены на ледокол «Русанов» член последнего Правительства Северной Области доктор Б.Ф. Соколов и его секретарь А.Н. Новиков, обрекаемые, если не на замерзание, то на большевистский плен. Случайно узнавшие об этом начальник отряда Красного Креста И.И. Фидлер и П.Ю. Зубов сделали попытку увидеться с Е.К. Миллером, но не были к нему допущены. И только когда «Минин» был уже в открытом море, состоялся разговор, из которого следовало, что Е.К.Миллер как бы ни о чем не был осведомлен. Сам Б.Ф. Соколов позднее объяснил все произошедшее тем, что, находясь на «Минине», он заявил А.А. Репману в присутствии нескольких генералов, что 120 тысяч фунтов стерлингов иностранной валюты, переведенных по Постановлению последнего Правительства на имя Председателя Н.В. Чайковского за границу, могут расходоваться только согласно указанию этого Правительства, и распределение их должно быть равномерным, «не считаясь с чинами и званиями», и «высокие чины» решили себя обезопасить [32].

      21 февраля на «Минине» было перехвачено радио о восстании на Мурманском фронте и стало ясно, что мимо Мурманска нужно идти без опознавательных огней, держаться дальше от берега и следовать прямо в Норвегию [31].

      Появилось опасение, что отступавшие войска из Архангельска могли не успеть попасть туда до падения фронта, что и случилось. Командующий на Мурме генерал-майор B.C. Скобельцын получил только одну телеграмму от Е.К. Миллера в день его отъезда: «Главнокомандующий отбыл на Мурманск на смотр тамошнего гарнизона» и через несколько дней узнал о том, что «Минин» миновал Мурманский порт и направляется в Норвегию. Полагая, что войска архангельских фронтов тоже эвакуированы на ледоколах, B.C. Скобельцын и – 1500 его верных бойцов 25 февраля покинули свои позиции и, проделав двухнедельный тяжелейший путь, достигли Финляндии. А архангельские войска Печорского, Пинежского и остатков Двинского фронтов либо сразу попали в руки большевиков, либо капитулировали в городе, а те, что 27 февраля (через два дня после ухода «мурманцев»!) вышли к железной дороге, были встречены беспрепятственно занявшими мурманскую линию красными бронепоездами и двумя полками красноармейцев, и после принятого боя их командование приняло решение капитулировать, так что тоже около 1500 отборных воинов попали в плен, и только 11-ти из них удалось уйти на лыжах и пробраться в Финляндию [31, 32].

      Ледокол «Козьма Минин», в ночь с 23 на 24 февраля миновав меридиан Мурманска, 24-го благополучно достиг норвежских вод и 25-го, пройдя фиорд, пристал к небольшому портовому городку Гаммерфест [31].

      Как раз в один из этих дней, далеко в Москве, посадили в тюрьму на 6 месяцев жену П.Ю. Зубова Марию Ивановну, будто бы за спекуляцию, конфисковав «товар» более, чем на 10 тысяч рублей [6]. Вряд ли это было простым совпадением, ведь по брошенным в Архангельске и не уничтоженным второпях документам большевикам уже было известно – кто из командования и Временного Правительства Северной Области отбыл за границу. А тот, кто не отбыл, уже был схвачен и, если не расстрелян, то посажен в битком набитую тюрьму, практически, без одежды и пищи [32].

      «Печально кончилось дело, которое казалось более прочным, чем оно было на самом деле» – писал Е.К. Миллер 4 марта, находясь уже в Атлантическом океане. «Были ли напрасны жертвы, принесенные на алтарь любви к Родине? Не судят лишь победителя, а «горе побежденным»: история произнесет свой приговор; но печальна история народов, которые не знают геройских подвигов во имя любви к родине, и ничтожна та страна, которая не сумела воспитать самоотверженных сынов!» [30].

      IV

      Началась жизнь в эмиграции. Петру Юльевичу Зубову в это время было 48 лет. Город Гаммерфест, узнав о прибытии русских, безвозмездно прислал на пароход продовольствие, фрукты и шоколад, а прибывший бургомистр выразил уверенность в том, что все несчастья теперь кончились, т. к. беженцы находятся среди дружественного норвежского народа. Конечно, все пассажиры «Минина» выразили горячую благодарность за радушный братский прием и составили соответствующий адрес в местную газету. Одновременно пришла телеграмма от городского самоуправления города Тромсё, о том, что и в этом городе русских ждет сердечный прием. 26-го вечером ледокол «Козьма Минин» прибыл в Тромсё, где был встречен городскими властями. Раненые и больные были сразу высажены на берег, женщины и дети на следующий день и расположены в отдельных помещениях. Кормили всех великолепно и всех снабдили 2-3-мя комплектами белья и одежды. В воскресенье помещения беженцев украсились присланными горожанами живыми цветами. В местной церкви пастор произнес проповедь «Вера без дел мертва есть», а в магазинах и лавках норвежцы делали русским громадные скидки или вовсе отказывались от денег. «Когда на предложение норвежского правительства устроиться с беженцами в Тронхейме Главнокомандующий ответил согласием, то оттуда немедленно последовал запрос, сколько потребуется для беженцев одежды и белья» [31]. (В Финляндии, где лагерем русским командовали военные, многим угрожала высылка «в Совдепию», и некоторые действительно были высланы на верную смерть [33]).

      По дороге из Тромсё в Тронхейм Е.К. Миллер отправил с борта ледокола письмо министру иностранных дел армии А.В. Колчака С.Д. Сазонову, в котором просил содействия: в выяснении целесообразности и способов отправки 200-300 военных к А.И. Деникину в Добровольческую армию; в получении международной гарантии личной и имущественной безопасности для лиц, желающих вернуться в Советскую Россию; в получении разрешения английского правительства на прибытие в Англию и размещение в концентрационном лагере 200-300 русских, желающих в дальнейшем ехать на юг России или в другие страны для приискания себе заработка; в получении виз в Англию и во Францию, хотя бы некоторым из тех, кто мечтает устроиться в этих странах, имея связи, знакомства, обещания или просто средства к жизни. Практически на все поставленные Е.К. Миллером вопросы С.Д. Сазоновым был дан отрицательный ответ и только обещана поддержка поверенного в делах Норвегии барона Розена и двух его консулов [34].

      Почти полгода пробыли беженцы в норвежском лагере в Тронхейме. Генерала Е.К. Миллера, по-видимому, в нем не было, т. к. многочисленные письма П.Ю. Зубова к нему и письмо Н.В. Чайковского от 10 мая остались без ответа («Из письма Н.В. Чайковского генералу Е.К. Миллеру. Париж, 20 июня 1920 г.» [34]).

      11 июня 1920 года Е.К. Миллером, по-прежнему считающим себя «Заместителем Председателя Временного Правительства Северной области и Главнокомандующим всеми русскими вооруженными силами на Северном фронте», был учрежден подчиненный только ему «Временный комитет по делам беженцев Северной Области» в составе действительного статского советника С.Н. Городецкого (председатель) и двух членов – коллежского советника В.Ф. Бидо и капитана В.Б. фон-Гейне. На Комитет возлагались: руководство делами норвежского и финского лагерей и окончательная их ликвидация; содействие беженцам в получении виз и дальнейшем продвижении в избранные ими страны; выдача пособий и других денежных средств; устройство убежищ для нетрудоспособных; собирание средств, принадлежащих Северной Области и распоряжение ими; и т. п. [34].

      1 июля 1920 года лагерь в Норвегии должен был быть ликвидирован [34]. Петр Юльевич Зубов как-то перебрался в Париж. Его жена Мария Ивановна, чтобы обезопасить себя и детей, которые уже все собрались в Москве, дала мужу развод. В 1921-1922 годах от П.Ю. Зубова еще поступали кое-какие вести и даже приходили посылки и деньги, но очень скоро связь с семьей (по понятным причинам) прекратилась навсегда, и среди родных о нем больше не говорили, хотя, конечно не могли не думать и не помнить. В Москве семья Петра Юльевича ютилась в двух маленьких коморках, «заваленных разной ерундой». Торговали «калошами на базаре поочередно: то Ларя, то Нина, то Маня», потом булками и папиросами. Во время НЭПа организовали столовую, торговали пирожками, но заработки были очень маленькие. Родные как могли поддерживали эту семью [2, 6].

      В Париже бывшие участники антибольшевистской борьбы в Северной Области объединились в «Общество северян», по типу землячества. Главной своей задачей они считали сбор материалов и подготовку статей об истории белого движения на Русском Севере, с целью издания «Очерков истории Северной Области». Председателем редколлегии был Е.К. Миллер, членами – П.Ю. Зубов и С.Н. Городецкий. «Руководство «Общества северян» периодически устраивало встречи своих членов и обсуждение страниц истории северной белогвардейской эпопеи и содействовало в публикации этих материалов». В результате в 1921-1923 годах и несколько позднее в Берлине и Париже был издан ряд работ участников событий. (Большая часть этих воспоминаний и документов составили двухтомное издание 1993 года: «Белый Север. 1918-1920 гг.: Мемуары и документы. Вып. I и II. Архангельск» [34]). По-видимому, роль Петра Юльевича, как члена редакции, этим и ограничилась, т. к., в отличие от русских военных, он отошел от политических вопросов и проблем. П.Ю. Зубов даже не присутствовал на общественном Российском зарубежном съезде, состоявшемся в Париже в 1926 году, где собралось большинство русских эмигрантов [37].

      Наверное, примерно в 1924 году Петр Юльевич Зубов встретил в Париже свою троюродную сестру, актрису Лидию Алексеевну Перрен, рожденную Зубову (XXI-8) – дочь действительного статского советника, прокурора в Херсоне в 1900 году, своего двоюродного дяди, Алексея Александровича Зубова (1854-1912) (ХХ-3), и Александры Стороженко (1857-1941). Лидия Алексеевна была на 20 лет моложе Петра Юльевича, она родилась 23 июня (по старому стилю) 1891 года в Херсоне. По первому браку с Александром Александровичем (01.11.1881-?), судьба которого неизвестна, носила фамилию Перрен. П.Ю. Зубов сделал предложение Лидии Алексеевне, они поженились и 2 сентября 1925 года у них родился сын Петр (Пуша) (ХХП-ЗЗ), названный в честь отца [1]. Можно только догадываться о том, какой поддержкой на многие годы были друг для друга эти родные люди, оторванные от родины и близких в чужой стране.

      Петр Юльевич Зубов прожил в Париже 22 года. Занимался, по-видимому, в основном, литературной деятельностью. Известно, что он писал детские сказки, наверное, для маленького сына, собрание которых опубликовано в Париже, скорее всего, на французском языке [1]. Большие испытания, наверное, пришлось пережить этой семье в годы немецкой оккупации Франции.


Могила Петра Юльевича Зубова и его сына Петра Петровича в Париже (фотографии любезно предоставлены автору А.В. Быковым)

      Скончался Петр Юльевич Зубов 26 октября 1942 года в 71-летнем возрасте. Через год, 21 ноября 1943 г., умер его 18-летний сын Петр, ученик лицея Св. Луиса. Оба похоронены в одной могиле на парижском кладбище Issy les Moulineaux [38, 39]. Лидия Алексеевна скончалась в Париже в 1962 году [1], но где похоронена – не известно. На металлической пластине могилы отца и сына Зубовых у обоих имен, выгравированных по-французски (Pierre Zouboff), стоит приставка comte, т. е. граф. (Такой же титул использовал в эмиграции и двоюродный брат Петра Юльевича, генерал-майор и кавалер Георгий Николаевич Зубов, вынужденный в 1931 году, после протеста графа Александра Платоновича Зубова, давать по этому поводу объяснения генералу Е.К. Миллеру [1].) Можно предположить, что титулы графов как-то помогали вологодским дворянам Георгию Николаевичу, его сыну Александру и Петру Юльевичу Зубовым существовать на чужбине. (Напомним, что у графской и дворянской ветвей рода был единый предок в X поколении, а именно Никита Ширяй или Шира Зубов.)

      V

      Петр Юльевич Зубов во время Первой мировой и Гражданской войн проявил себя как истинный патриот своей Родины, но о его жизни, мужестве и стойкости мы смогли узнать только сейчас. Все, что было известно о нем кому-нибудь из родных, тщательно скрывалось и утаивалось – от детей, внуков и даже правнуков, т. е. от трех поколений советских людей. Только с середины 1990-ых годов стала вырисовываться роль Петра Юльевича Зубова в политической жизни Вологды в 1916-1918 годах и в борьбе Северной Области против большевиков в 1918-1920 годах.

      Произошло это, главным образом, по трем причинам. Первая причина – это создание кандидатом исторических наук Александром Владимировичем Быковым частного «Музея Дипломатического корпуса» в старинном особняке первой половины XIX века на Екатерининско-Дворянской улице Вологды (ныне ул. Герцена, д. 35), т. е. в бывшем Американском посольстве [40]. Первая выставка «Иностранные посольства в Вологде в 1918 году» была открыта 16 июля 1997 года, на которой присутствовала и автор Н.В.Лукина, впервые продемонстрировавшая присутствующим подлинные фотографии Петра Юльевича Зубова [41]. В день официального открытия постоянной экспозиции музея 25 июня 1998 года чрезвычайный и полномочный посол США в России Джеймс Коллинз торжественно вручил директору музея А.В. Быкову американский флаг, такой, какой был у США в 1918 году [42]. В экспозиции музея оказались представленными уникальные материалы: документы, письма, дневники, фотографии из архивов России, США, Великобритании, Франции, а также мемориальные вещи участников далеких событий. На следующий день состоялась международная конференция «Россия и мировое сообщество в начале XX века. Теория и практика взаимоотношений» [43], на которой автором данной книги был сделан публичный, богато иллюстрированный доклад о своем двоюродном дедушке П.Ю.Зубове. Его фотография из семейного архива внука Римара Владимировича Зубова заняла достойное место в экспозиции музея. Оттуда она попала в фотоальбом «Белая Россия». Под фотографией надпись: «П.Ю. Зубов – товарищ вологодского городского головы, активный деятель «Союза Возрождения России», член Правительства Северной области» [36].

      Вторая причина – это появившаяся в 1990-ых годах в Российской государственной библиотеке возможность ознакомления во вновь открывшемся зале «Русское зарубежье» с «Собранием узаконений и распоряжений Верховного Управления и Временного Правительства Северной Области, издаваемое Консультацией при Управляющем Отделом Юстиции» за период со 2 августа 1918 года по 27 октября 1919 года [27], а также с некоторыми воспоминаниями участников событий из Берлинского «Архива русской революции».

Открытие выставки «Иностранные посольства в Вологде в 1918 году» 16 июля 1997 года. Слева: Н.В. Лукина, А.В. Быков и чрезвычайный и полномочный посол США в России Джеймс Коллинз. Справа: фуршет в честь открытия выставки и пригласительный билет (Фото В.А. Дмитриева из архива автора)

Участники международной конференции 25 июня 1998 года на крыльце бывшего Американского посольства в Вологде. В центре – докладчик о П.Ю. Зубове Н.В. Лукина и иллюстрации к докладу. (Фото О. Смирновой из архива автора)

      И третья причина – это издание двухтомника воспоминаний участников событий в Северной области «Белый Север. 1918-1920 гг.: Мемуары и документы. Вып. I и П. Архангельск, 1993» [34], в котором оказались сведения не только о сложнейшей обстановке и тяжести борьбы за «прежнюю» Россию, но и информация о деятельности Правительства и воспоминания непосредственно о личности Петра Юльевича Зубова и его политической роли на протяжении полутора лет жизни и работы в Архангельске.

      Через судьбу Петра Юльевича Зубова, как и многих других истинных патриотов России, для нас открылся новый пласт русской истории, знание которой очень важно для ныне живущих поколений и их потомков.

      VI

      Немного сведений о судьбе непосредственных потомков Петра Юльевича Зубова: детей, внуков, правнуков и праправнуков.

      Старшая дочь П.Ю. Зубова Надежда Петровна Зубова (07/20.12.1898-20.08.1968) (ХХ II-22), по приезде с матерью в 1918 году из Вологды в Москву, вступила в молодежную организацию партии «Народной свободы», была арестована, посажена в Бутырскую тюрьму, но вскоре (благодаря хлопотам у сестры В.И. Ленина Анны Елизаровой) освобождена. Поступила учиться на Высшие курсы кинематографии (сейчас Государственный институт кинематографии), которые окончила в 1922 году, получив Свидетельство о приобретенной актерской специальности. По воспоминаниям дочери Надежды Петровны, Ленель (Елены) Петровны Васильевой, ее мама снялась в нескольких немых картинах, в том числе в главной роли в фильме «Кафе Франкони». Мария Юльевна Зубов писала, что как раз в это время Надежда получила предложение от некоего «художника» выйти за него замуж, но «венчаться в церкви не захотела», да и замуж за него не пошла. Надежда Петровна вышла замуж за актера драматического театра Петра Матвеевича Лихошёрстова (играл под псевдонимом Лихомский), с которым познакомилась на съемках. После рождения дочери Ленель (Эли) она перешла на режиссерскую работу на Мосфильм, где стала заниматься съемкой художественного фильма об Узбекистане, для чего на год уехала в Ташкент [2]. В 1931 году во время пожара все коробки с лентами этого фильма сгорели, что очень тяжело отразилось на состоянии здоровья молодой режиссерши. После этого события Надежда Петровна перешла на режиссуру документальных и научно-популярных учебных и познавательных фильмов, предназначенных преимущественно для школьников. С началом Великой Отечественной войны, вместе со киностудией «Научтехфидьм»ЛТадежда Петровна эвакуировалась в Башкирию, взяв с собой маму Марию Ивановну, дочь Элю, и племянника Римара. Затем к семье присоединился Петр Матвеевич, который играл там на сцене местного театра в городе Белебее. Мария Ивановна скончалась 14 октября 1941 г., а остальные, кроме Петра Матвеевича, в 1943 году вернулись в Москву. Петр Матвеевич скончался на Урале от туберкулеза в 1944 году. Надежда Петровна вернулась в ту же студию (она стала называться «Воентехфильм»), где работала до войны, а потом перешла в кинокабинет научного института, где снимались специальные научно-технические фильмы. Скончалась в Москве 20 августа 1968 года [2].

      Дочь Надежды Петровны, Ленель (Елена) Петровна, или просто Эля (рожд. Лихошёрстова, в замужестве Васильева) (ХХШ-6), родилась 3 сентября 1930 года. После окончания школы поступила учиться в Московское педагогическое училище, где получила специальность учителя и несколько лет преподавала математику в 5-7-ых классах средней школы. Параллельно она училась на вечернем отделении математического факультета Педагогического института им. В.И. Ленина, который окончила в 1952 году [2].


Мария Ивановна Зубова с детьми (слева направо): Ларисса, Нина, Владимир, Надежда и София (Фото из семейного архива автора)	Надежда Петровна в одной из киноролей

Надежда Петровна с дочерью и внуками Василисой и Мишей на пляже в Лужниках	Надежда Петровна с дочерью Ленель (Фото из семейного архива автора)

	На выставке работ Юрия Васильева. Москва, август 2002 года. Справа: Ленель (Елена) Петровна Васильева у портрета мужа художника Ю.В. Васильева. Михаил Юрьевич Васильев с сыном Петей (сидит на коленях) и племянницами (справа налево): Дашей, Василисой и Марией. Слева: Василиса Юрьевна с посетителем художественной выставки отца (Фото автора)

      В 1953 году Эля вышла замуж за выпускника Московского художественного института имени Сурикова Юрия Васильевича Васильева (07.04.1925 – 29.10.1990). Уже тогда он проявил себя как талантливый художник и незаурядный человек, которого в 1954 году, сразу после окончания института, приняли в Московский Союз художников. Ю.В. Васильев работал, кажется, во всех жанрах: монументальной и портретной живописи (449 работ), плаката и графики (225), линогравюры и гравюры по металлу (43), монотипии (6), рисунка и акварели, реставрации картин, абстрактной скульптуры из камня, бронзы, дерева (33), простого металла и проволоки (14). Как декоратор и художник по костюмам он оформил спектакли в театрах: «Драмы и Комедии», «На Таганке», Ленкоме, Моссовета, Малом, «Традиционном» в Токио; иллюстрировал множество книг, в том числе, вышедшие в Японии романы и поэзию русских классиков. Ю.В. Васильев провел интересные реставрационные работы в музее-усадьбе «Поленово» и много лет помогал С.С. Гейченко в благоустройстве Пушкинского музея-заповедника «Михайловское». Три раза выезжал в Японию, где в 1978 году в городе Иокогама была открыта его персональная выставка; был в Чехословакии и во Франции, где на международной выставке скульптуры в Париже в 1979 г. представил две свои работы из дерева. В 1980 году снял посмертную маску с B.C. Высоцкого. Скульптурные композиции Юрия Васильева находятся в Праге («Любовь»), в Иокогаме («Внутренняя сила» и «Нежность»), в городе Вудрой в Нормандии («Гармония»). С 1983 по 1900 годы он создал еще 19 скульптур из мрамора, известняка, черного базальта и полосатого орлеца. Скончался 29 октября 1990 года [44]. Ленель (Елена) Петровна все эти годы была опорой и поддержкой для мужа и после его смерти организовала несколько обширнейших выставок его работ. Она же рассказала о своих детях и внуках.

      Дети Васильевых, Василиса Юрьевна (рожд. 30.05.1956) (XXIV-3) и Михаил Юрьевич (рожд. 24.06.1957) (XXIV-4), окончили Строгановское училище, получив специальности: Василиса художника по металлу (ювелира), Михаил – художника по дереву (краснодеревщика).

      У Василисы Юрьевны родились три дочери: Василиса (рожд. 17.08.1982) (XXV-1), Мария (рожд. 01.07.1990) (XXV-2) и Дарья (рожд. 23.03.1996) (XXV-3). У Михаила Юрьевича – два сына: Федор (рожд. 20.07.1984) (XXV-4) и Петр (рожд. 04.04.1997) (XXV-5).

      Вторая дочь Петра Юльевича Зубова София Петровна (в замужестве Никольцева) (16/29.05.1900-26.09.1987) (ХХП-23), в отличие от сестры Надежды, по воспоминаниям Марии Юльевны, в 1918-1920 годах посещает церковь и «поет в церковном хоре на Преображенке» [2]. В 1921 году, по рассказам Линель (Елены) Петровны Васильевой, София Петровна стала учиться танцам у Айседоры Дункан, приехавшей в Россию и организовавшей в Москве на Пречистенской улице в доме № 20 свою школу, в которой она жила со своими маленькими ученицами [45]. София Петровна с середины октября, в течение примерно года, исполняла обязанности их воспитательницы. В 1922 году, воспользовавшись приглашением отца, она выехала во Францию в надежде там встретить своего возлюбленного, но с ним произошла размолвка. София Петровна поступила работать на фабрику (дизайна?), где познакомилась с выходцем из России дворянского происхождения, бывшим юнкером и офицером Армии волонтеров Жоржем (Георгием) Никольцевьш. Молодые люди полюбили друг друга и зажили своей семьей в маленькой квартирке. София Петровна выполняла заказы по шитью женского платья, муж работал художником по мебели, а потом дизайнером по интерьерам. 27 декабря 1928 года родился сын Алексей (ХХШ-7). Будучи еще студентом Архитектурного института он женился на француженке по имени Югет. У них появились две дочери: Сильвия (в замужестве Никольцева-Дега) (рожд. ~ 1958) (XXIV-5) и Валерии (рожд.- 1964) (XXIV-6). Второй раз


Соня – ученица Вологодской женской гимназии

Детский рисунок Сони Зубовоц (Фото и рисунок из семейного архива автора)	София Петровна Никольцева (Фото из семейного архива автора)

София Петровна (справа) с двоюродными сестрами: Софией Владимировной Герман (слева) и Ниной Николаевной Шейной (в центре) в 1971 г. (Фото автора)

      Алексей женился тоже на француженке с польскими корнями по имени Колетт, у которой была дочь Софи. Жизнь, тем не менее, сложилась не просто: Жорж Никольцев ушел из семьи к другой женщине и вскоре скончался. У Софии Петровны появилась возможность побывать на родине и повидать своих родных. Она приезжала в Москву 1967, 1969 и 1971 годах, и очень тепло была всеми встречена. Говорила, что очень тоскует по России, смотрит все советские выступления и кинофильмы. В 1980 (?) году, когда сын Алексей лежал в Париже в больнице, София Петровна по дороге к нему попала в автомобильную катастрофу, два месяца находилась на грани смерти, после чего попала в Дом инвалидов. Алексей же за это время в больнице скончался от неудачно сделанного укола. София Петровна скончалась в 1987 году. В газете «Русская мысль» было напечатано: «Волею Божией в пятницу 26 сентября в возрасте 87 лет скончалась София Петровна Никольцева, урожд. Зубова, о чем с прискорбием извещают Директор Старческого дома в Ганьи, семья, подруги Обще-Институтского Объединения имени Императрицы Марии и пансионеры Prompt Secours». Погребение было совершено 1 октября 1987 г, на кладбище Issy les Moulineaux», т. е. там же, где были похоронены отец и брат Петр [46].

      Нина Петровна Зубова (24.12.1901/06.01.1902-04.01.1974) (XXII- 25), после отъезда матери Марии Ивановны в 1918 году из Вологды в Москву, года полтора вместе с братом Владимиром и сестрой Лариссой жила в Кузнецове. В 1919 году приехала в Москву, помогала семье, перебиваясь мелкой торговлей: булочками, пирожками, папиросами. Учиться, после 3-х классов Вологодской гимназии, ей больше не пришлось. С 1923 по 1927 год Нина Петровна работала в Моссельпроме. Потом по призыву уехала на Урал, где работала в с. Баранга на Электромоторном заводе «Вольта». В 1928 году вышла замуж, родила сына, который вскоре скончался. С мужем разошлась и в 1930 году вернулась домой к матери. Работала в Мосмехпроме, на Шарикоподшипниковом заводе, в типографии. В 1940 году поступила кондуктором на железную дорогу. Во время войны, вместе с сестрой Лариссой, оставалась в Москве, работала на лесозаготовках и до 1944 года на железной дороге. Когда их тетя, Мария Юльевна Зубова, в 1942 году (в день похорон сестры Ольги Юльевны) сломала ногу, то племянницы взяли ее к себе. В 1950 году Мария Юльевна вспоминала: «Нину уволили с работы. Причина: в Париже живет сестра Соня (с 1922 г.). Нина никогда не переписывалась с Соней и ни в чем не виновата перед Родиной. Она работала всегда добросовестно, любила свою работу старшей табельщицы и теперь очень грустит. Ищет работы счетовода, но найти не может до их пор, и в очень от этих неудач в ужаснейшем настроении. Главное – обида, что ее считают не заслуживающей доверия, тогда как она всей душой – советская гражданка. Будем надеяться, что она найдет хорошее место и будет по-прежнему работать. Здоровье ее неважно, но серьезно лечиться она не хочет. Теперь у нас троих одна Ларисса зарабатывает. Трудно. Следует мне хлопотать об инвалидном доме... Слава Богу, Нина работает на кинофабрике. Должность неподходящая и очень далеко, но все же она успокоилась». В 1957 году Нина Петровна вышла на пенсию, но потом еще подрабатывала лифтершей [2]. Скончалась Нина Петровна в январе 1974 года.

      Владимир Петрович Зубов (18.10.1903-23.03.1981) (ХХII-24) в 1910 – 1913 годах учился в Вологодской гимназии, затем с 1914 по 1917 год в Ярославском кадетском корпусе. Летом 1917 года, вместе с сестрами Ниной и Лариссой, гостил в имении Зубовых Жуково; в 1918 – 1919 годах жил в Кузнецове, где помогал по хозяйству: боронил, косил, ухаживал за лошадьми, работал в огороде, заготавливал дрова и даже был счетоводом в совхозе Марковское. Вернувшись в Москву, в 1920 году поступил на работу в Центроэвак Латышей и одновременно учился в Механо-Электротехническом институте им. М.В. Ломоносова. В 1922 году перешел в Электромашиностроительный институт им. Каган-Шабшая, который окончил в 1925-ом. Сдав все выпускные экзамены, по состоянию здоровья не сделал дипломного проекта и пошел работать техником на завод «Динамо» по паспортизации и расчетам производительности станочного оборудования и намотчиком в изолировочный цех.

      В августе 1927 года Владимир Петрович женился на медицинской сестре Дарье Васильевне (рожд. Болотич) и в сентябре этого же года был призван в армию в 1-ый Московский химический полк. Демобилизовался в октябре 1928 года в звании лейтенанта и вернулся на завод «Динамо» на должность руководителя по испытанию судовых электролебедок. 27 апреля 1929 года в семье родился сын Римар (ХХIII-8). В 1933 году В.П. Зубов был командирован в г. Миллерово на должность начальника ОТК, куда уехали всей семьей. Вернулись в Москву в 1934 году. Владимир Петрович начал работать конструктором на заводе «Автостекло», затем перешел на заводы «Лифт» и «Трикотажных машин». В августе 1940 года был переведен в Научно-исследовательский институт легкого и текстильного машиностроения. 23 июня 1941 г. ушел из Института на фронт. Дарья Васильевна в Москве в это время занималась отправкой детей в эвакуацию, затем обороняла Москву; награждена медалями «За трудовую доблесть» и «800-летие Москвы». Римар уехал в эвакуацию в Башкирию вместе с бабушкой Марией Ивановной, тетей Надеждой Петровной и двоюродной сестрой Элей. В 1943 г. вернулся в Москву, поступил учиться в вечернюю школу и одновременно начал работать: сначала учеником оператора в «Воентехфильме» (куда вернулась на работу Надежда Петровна), затем съемщиком в «Кинодиафильме», «Союзмультфильме» и, наконец, ассистентом кинооператора и кинооператором в кинокабинете Военной академии имени М.В. Фрунзе.

      Владимир Петрович на войне два раза был контужен; награжден орденом «Красной звезды» и медалями «За отвагу», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией», «800-летие Москвы», имеет три Благодарности Верховного главнокомандования за участие в различных боях. Демобилизовался 31 декабря 1945 г. в звании майора. А 1 января 1946 г. уже приступил к работе в Лаборатории трикотажных машин того же Института в должности младшего, а затем старшего научного сотрудника. За изобретения получил пять авторских свидетельств.

      В 1948 г. Римар поступил оператором в кинофотолабораторию Московского Торфяного института, в 1949 году закончил школу ив 1951 году начал учиться на заочном отделении Механического факультета того же института. В 1952 года он был зачислен лаборантом в Институт горного дела АН СССР, который в 1959 г. был переведен в пос. Панки. В 1953 году Римар женился на своей однокурснице Марии Михайловне Барановой (рожд. 28.11.1926), ставшей впоследствии специалистом-химиком. 13 ноября 1958 года у них родилась дочь Елена (Алёна) (XXIV-5). После защиты диплома в 1959 г. по специальности инженера-механика Римар Владимирович получил должность младшего, а затем и старшего научного сотрудника.

      Владимир Петрович в этом же году был переведен инженером-конструктором 1-ой категории на предприятие по проектированию ракет типа «воздух – воздух». 18 октября 1963 г. он вышел на пенсию. Вместе с женой помогали невестке растить внучку Алёну, т. к. Римар Владимирович в 1964 году почти на полгода уплыл в командировку на Шпицберген, в 1965 году был там вторично, а затем какое-то время работал в Германии. Владимир Петрович, после перенесенного инфаркта, начал вместе с женой возделывать огород на небольшом садовом участке на ст. Катуар, где они построили маленький домик. Занимался также генеалогией рода Зубовых, создав большой фотоархив предков, писал стихи, расписывал разделочные доски.


Владимир Петрович и Дарья Васильевна Зубовы (фото из архива Р. В. Зубова)

	Римар Владимирович с женой Марией Михайловной и дочерью Аленой в 2002 г.

Владимир Петрович скончался 23 марта 1981 года, Дарья Васильевна умерла в 1987 году. Алёна поступила лаборанткой в химическую лабораторию Научно-исследовательского института, где работала мама. Затем, по состоянию здоровья, она некоторое время работала уборщицей в метро. Мария Михайловна, выйдя на пенсию, в основном, вела домашнее хозяйство. Римар Владимирович с 1999 по 2007 год работал в Научно-технической горной ассоциации, в возрасте 78 лет вышел на пенсию. Награжден медалями: «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», « За доблестный труд в ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина», 30,40,50,60 лет победы в Великой Отечественной войне», «В память 850-летия Москвы и 2-мя бронзовыми медалями ВДНХ «За достигнутые успехи в развитии народного хозяйства СССР». До 2007 года Римар Владимирович еще продолжал ездить на садовый участок на ст. Катуар, с 2008 г. они с женой в Москве безвыездно. Р.В. Зубов – последний потомок Шоломовской ветви рода по мужской линии, носящий фамилию предков.

Лариса Петровна Зубова (01/14.04.1905-08.07.1981) (ХХП-26) в 1918-1919 годах жила в Кузнецове; после Вологодской женской гимназии продолжала учиться в Кадниковской школе. В Москву вернулась вместе с сестрой Ниной и братом Владимиром, когда ей было 15 лет. Помогала матери чем могла и училась в средней школе 2-ой ступени. В 1924 году поступила в Электро-Машиностроительный институт им. Каган-Шабая, вступила в комсомол. В 1926 году, не окончив институт, уехала на Урал в с. Барангу, где поступила работать на Электромоторный завод «Вольта». В 1929 году вернулась в Москву и до 1934 года работала на заводе «Лепсе». В 1934 году переехала к брату в г. Миллерово, где работала на заводе им. Гаврилова. Вступила в члены Всесоюзной коммунистической партии большевиков (ВКПб) и в 1935 году ушла с завода по мобилизации партии для работы инструктором Окрпотребсоюза; переехала в город Ростов на Дону. За критику партийного начальства, а, может быть, и за дворянское происхождение, она была исключена из партии и в 1936 году вернулась в Москву; работала в Метрострое. В надежде на восстановление в партии, в 1938 году снова ездила в Ростов на Дону, работала там на разных работах. (Возможно, она была даже арестована, потом «прощена», но партийный билет обратно не взяла.) В 1939 году Ларисса Петровна переехала в город Калугу, т. к. в Москве прописаться не смогла и работала в Калуге на швейной фабрике табельщицей. В 1940 году переехала в Москву, устроилась работать на завод «Лепсе», но в 1941 году ее уволили, т. к. завод во время войны начал выпускать секретную продукцию, а «репутация» Лариссы Петровны уже «не вызывала доверия». В Москве с началом войны работала на лесозаготовках, а затем до 1947 года на Инструментальном заводе, с 1947 по 1955 годы – на заводе испытательных машин. В 1951 году Ларисса Петровна вышла замуж за друга детства В.В.Кузнецова. Комнату, где жили еще Нина Петровна и Мария Юльевна, разменяли на две подвальные. С 1956 по 1958 год Ларисса Петровна работала на заводе «ТИСПрибор». В 1959 году они с мужем получили комнату и уехали от сестры и тети, а в 1963 году снова съехались с ними в 2-комнатной квартире. С 1959 по 1969 год Ларисса Петровна работала на заводе МЗТа. В 1967 году повидалась с приехавшей в Москву сестрой Софией Петровной. В 1968 году проводила в последний путь сестру Надежду Петровну. В 1969 году сама вышла на пенсию и в этом же году снова свиделась в Москве с сестрой Софией. С 1970 по 1974 год работала регистратором в районной поликлинике. В феврале 1971 года похоронила Марию Юльевну, а летом Ларисса Петровна повидалась с приехавшей в Москву сестрой Софией Петровной в последний раз. В 1974 году умерла Нина Петровна. В марте 1981 года ушел из жизни брат Владимир Петрович. Сама Ларисса Петровна скончалась летом 1981 года.


Надежда Петровна (слева), Ларисса Петровна и Ленель Петровна (во втором ряду) (Фото из семейного архива автора)	Ларисса Петровна, Мария Юльевна и Нина Петровна Зубовы (Фото из семейного архива Р.В. Зубова)

София Петровна и Ларисса Петровна в Москве в 1971 году (Фото из семейного архива автора)

      Источники:

      1. Ikonnikov N. NdR. La noblesse de Russie. Paris. 1962. P. 453, 455. № 275, 284.

      2. Семейные архивы потомков Зубовых – Н.В. Лукиной, Л.П. Васильевой и Р.В. Зубова.

      3. Лукина Н.В. Мир детей одной из дворянских семей Вологодчины // А.С.Пушкин в Подмосковье и Москве. Мат. VI Пушкинской конф. 2001 года. Большие Вяземы, 2002. С. 161-168.

      4. Лукина Н.В. Юный Пушкин и юноши Зубовы. Некоторые параллели // Хозяева и гости усадьбы Вяземы. Мат. IX Голицынских чтений 2002 года. Большие Вяземы, 2002. С. 303-310.

      5. Письма Петра Юльевича Зубова родным (из семейного архива Н.В. Лукиной).

      6. Письма Софьи Петровны Зубовой к мужу и детям (из семейного архива Н.В. Лукиной).

      7. Письмо Любовь Юльевны к матери Софье Петровне Зубовой от 05.01.1895 г. (из семейного архива Н.В. Лукиной).

      8. ГАВО. Ф. № 34, оп. 7, ед. хр. 1316.

      9. РГИА. Ф. № 1349, on. 1, ед. хр. 1546. Формулярный список о службе члена Вологодской земской управы, титулярного советника Петра Юльевича Зубова. Составлено 15.02.1910 г.

      10. Письма Юлия Михайловича Зубова к жене и детям 1880-1921 гг. (из семейного архива Н.В. Лукиной).

      11. Программы спектаклей театра в с. Вознесенье (из семейного архива Н.В.Лукиной).

      12. Зубова М.Ю. Гроза надвигается (пролог к пьесе). (Рукопись из семейного архива Н.В. Лукиной)

      13. Сведения, любезно предоставленные директором Кадниковского районного исторического музея Л.Г. Путниковой (из журналов Кадниковского Уездного Земского Собрания за 1900-1915 гг.).

      14. ГАВО, Ф. 31, on. 1, ед. хр. 1342.

      15. Стихи Петра Юльевича Зубова (из семейного архива Н.В. Лукиной).

      16. Политически словарь (под ред. проф. Б.Н. Пономарева).М. Гос. изд. полит, лит-ры, 1956. С. 222.

      17. Быков А.В., Панов Л.С. Дипломатическая столица России. Вологда: Изд-во «Ардвисура», 1998 г. 198 с.

      18. Аринин В.И. Послы в Вологде. (Главы из документальной повести.) // Журнал «Русская Америка». 1995. Вып. V. С. 29-32.

      19. Быков А.В., Панов Л.С. «Дипломатический корпус в Вологде в 1918 году. Вологда: Изд-во «Ардвисура», 1997. 20 с.

      20. Панов Л.С. Речь американского посла Дэвида Р. Френсиса, произнесенная на обеде Вологодского Городского Самоуправления 9 марта 1918 г.// Газета «Вологодские новости», 1996.

      21. Письмо Л.С. Панова из Вологды Н.В. Лукиной в Москву от 14 декабря 1996 г.

      22. Мельгунов СП. Н.В. Чайковский в годы Гражданской войны. Париж, 1929. С. 71,208,211,218, 220, 221.

      23. Быков А.В., Панов Л.С. Дипломатическая столица России // Газета «Русский Север». 1997. Январь-июнь.

      24. Голдин В.И. Интервенция и антибольшевистское движение на Русском Севере. 1918-1920. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1993. 200 с.

      25. Городецкий СИ. Образование Северной Области // Белое дело. Т. III. Берлин, 1927. С. 11,41-44.

      26. Чаплин Г.Е. Два переворота на Севере (1918 г.)// Белое дело. Т IV. Берлин, 1928. С. 12-28.

      27. Собрание узаконений и распоряжений Верховного Управления Северной Области, издаваемое Консультацией при Управляющем Отделом Юстиции. № 1. Со 2 августа по 15 ноября 1918 г. Архангельск, Губ. тип., 1919. Ст. 1-194; 285 п. 1,2; 246-595 и др.

      28. Марушевский В.В. Год на Севере (август 1918-август 1919). Ч. I // Белое дело. Т. I. Берлин, 1926. С. 11, 27, 40-41, 60.

      29. ГАРФ. Ф. № 3695, on. 1, д. 7, л. 24.

      30. Миллер Е.К. Борьба за Россию на Севере. 1918-1920 // Белое дело. Т IV. Берлин, 1928. С. 6, 24-25.

      31. Добровольский С. Борьба за возрождение России в Северной Области // Архив русской революции, издаваемый В. Гессеном. Т. III. Берлин, 1921. С. 5-146.

      32. Соколов Б.Ф. Падение Северной области // Белый Север. 1918-1920 гг.: Мемуары и документы. Архангельск, 1993. Вып. П. С. 316-432.

      33. Зеленое Н.П. Трагедия Северной области // Белый Север. 1918-1920 гг.: Мемуары и документы. Архангельск, 1993. Вып. П. С. 203-242.

      34. Белый Север. 1918-1920 гг.: Мемуары и документы. / Составитель, автор вступительной статьи и комментариев, кандидат исторических наук B. И. Голдин. Архангельск, 1993. Вып. I 416 с. Вып. II 496 с.

      35. Данилов И.А. Воспоминания о моей подневольной службе у большевиков // Белый Север. 1918-1920 гг.: Мемуары и документы. Архангельск, 1993. Вып. II . C. 243-315.

      36. Российский зарубежный съезд. 1926 г. Париж: Документы и материалы. М.: Русская мысль, 2006. 848 с. (ИНРИ. Серия: Исследования новейшей русской истории. Под общей редакцией А.И. Солженицына. Вып. 6.)

      37. Белая Россия. 1917-1920. Фотоальбом. М.: Посев, 2003. С. 245.

      38. Незабытые могилы. Российское зарубежье: некрологи 1917-1997 гг. М.: изд-во «Пашков дом», 1999. Т. 2. Г-3. С. 641; «Парижский вестник», 1943, 16.01, № 31.

      39. Там же; «Парижский вестник», 1943, 27.11, № 76.

      40. Рябов Д. «Дипломатическую столицу представляют частные лица» // Газета «Русский Север» от 18 июля 1997 г.

      41. Музей дипломатического корпуса в Вологде // Буклет. Вологда: Художественно-полиграфический салон «На Дворянской», 1998.

      42. Ананьева С. 80 лет спустя в Вологду вернулся американский флаг // Газета «Русский Север» от 3 июля 1998 г.

      43. Россия и мировое сообщество в начале XX века. Теория и практика взаимоотношений. Тез. междунар. конф. Вологда, 1998 г.

      44. Юрий Васильев. М., 1993 г. MON.

      45. Дункан Ирма, Магдугалл Аллан Росс. Русские дни Айседоры Дункан и ее последние годы во Франции. М.: Моск. рабочий, 1995. С. 60-67.

      46. Газета «Русская мысль», Париж. 1987, 02.11, № 3693.