Глава первая.
      ТАИНСТВЕННЫЕ ПТИЦЫ РОБЕРТА ЧЕСТЕРА

Поэма-реквием. О ком? - Легенда о чудесной птице Феникс. - Всего три экземпляра книги - и все разные. - "Жертва Любви" - повесть о жизни и смерти Голубя и Феникс. - Песни Голубя и сонеты Шекспира. - Их оплакивает целый Хор Поэтов. - Джон Марстон видит Чудо Совершенства. - Бен Джонсон знал их хорошо. - За завесой тайны. - Пробуждение - первые догадки и гипотезы. - "Наслаждайтесь музыкой стихов..." - Датировку - под вопрос! - Странная "опечатка" в Британском музее. - Самый знаменитый издатель. - Мертвый Солсбэри приоткрывает завесу. - Другой такой пары в Англии не было. - Платонический брак. - Однокашник Гамлета

Поэма-реквием. О ком?

Огромен и неиссякаем поток книг и статей о шекспировских сонетах. Каждый год в мире появляется более сотни таких работ на различных языках. На этом фоне другие поэтические произведения Шекспира могут показаться обойденными вниманием исследователей, не говоря уже о широких читательских кругах. Это относится и к небольшой поэме, которая около двух столетий печатается под названием "The Phoenix and the Turtle", что на русский язык всегда ошибочно переводилось как "Феникс и Голубка". Но научная дискуссия об этой поэме, которую без преувеличения можно назвать самым загадочным произведением Шекспира, продолжается уже 120 лет, хотя она никогда не принимала таких широких масштабов и огласки, как знаменитый многоголосый спор о сонетах, о Белокуром друге и Смуглой леди, о любви и страданиях Великого Барда. В нашем шекспироведении дискуссия об этой поэме долгое время вообще не находила освещения, хотя ее проблематика только на первый, достаточно поверхностный взгляд выглядит узкоспециальной, стоящей в стороне от важнейших вопросов истории мировой художественной культуры.
     
      Надо сказать, что сложные и спорные проблемы датировки и идентификации прототипов в ряде произведений Шекспира и его современников разрабатывались нашими учеными довольно редко: ведь необходимые для подобных исследований первоисточники - старинные издания и рукописи - были доступны лишь британским и американским историкам английской литературы. Сегодня, однако, возможности для проведения таких конкретных исследований неизмеримо расширились: наши центральные библиотеки кроме большого количества работ зарубежных специалистов располагают и ценнейшими научными переизданиями многих первоисточников, в том числе так называемыми вариорумами, а также микрофильмокопиями оригиналов; приоткрылись для наших исследователей и двери американских и английских научных центров и библиотек с их бесценными собраниями и коллекциями...
     
      Поэма, о которой дальше пойдет речь, обычно помещается после всех других поэтических произведений Шекспира и часто завершает полные собрания его сочинений. Изучая творчество Шекспира, я давно уже обратил особое внимание на это странное произведение и потом снова и снова возвращался к нему, пытаясь понять его смысл. Потребовались, однако, годы напряженных исследований как самой поэмы, так и сборника "Жертва Любви", в котором она впервые появилась, творчества поэтов - современников Шекспира, ознакомления с трудами нескольких поколений западных ученых, пока первоначальные идеи и догадки, пройдя через процесс жесткого отбора и селекции на основе действительно достоверных исторических и литературных фактов, превратились в научную гипотезу, получившую в дальнейшем как теоретическое, так и эмпирическое подтверждение.
     
      Итак, поэма Шекспира. Вот как она выглядит в превосходном переводе В. Левика, помещенном в самом авторитетном Полном собрании сочинений Шекспира (1960)*, в последнем, восьмом, томе:
     
     
      *В дальнейшем все произведения Шекспира цитируются по этому собранию сочинений, за исключением подстрочников, сделанных автором книги. - Примеч. ред.)
     
      ФЕНИКС и ГОЛУБКА
     
      Птица с голосом как гром,
      Житель важный пальм пустынных,
      Сбор труби для птиц невинных,
      Чистых сердцем и крылом!
      Ты же, хриплый нелюдим,
      Злобных демонов наместник,
      Смерти сумрачный предвестник,
      Прочь! не приближайся к ним!
      Кровопийца нам не брат,
      Хищных птиц сюда не нужно.
      Лишь орла мы просим дружно
      На торжественный обряд.
      Тот, кто знает свой черед,
      Час кончины неизбежной, -
      Дьякон в ризе белоснежной,
      Лебедь песню нам споет.
      Ты, чей трижды длинен путь,
      Чье дыханье - смерть надежде,
      Ворон в траурной одежде,
      Плачь и плакальщиком будь.
      Возглашаем антифон:
      Все - и страсть и верность - хрупко!
      Где ты, феникс, где голубка?
      Их огонь огнем спален.
      Так слились одна с другим,
      Душу так душа любила,
      Что любовь число убила -
      Двое сделались одним.
      Всюду врозь, но вместе всюду,
      Меж двоих исчез просвет.
      Не срослись, но щели нет, -
      Все дивились им, как чуду.
      Так сроднились их черты,
      Что себе себя же вскоре
      Он открыл в любимом взоре, -
      "Ты" - как "я", и "я" - как "ты".
      И смешались их права:
      Стало тождеством различье,
      Тот же лик в двойном обличье,
      Не один, а все ж не два!
      Ум с ума сходил на том,
      Что "не то" на деле - "то же",
      Сходно все и все несхоже,
      Сложность явлена в простом.
      Стало ясно: если два
      В единицу превратилось,
      Если разность совместилась,
      Ум не прав, любовь права.
      Славь же, смертный, и зови
      Две звезды с небес любви,
      Скорбно плача у гробницы
      Феникса и голубицы.
     
      ПЛАЧ
     
      Юность, верность, красота,
      Прелесть сердца, чистота
      Здесь лежат, сомкнув уста.
      Феникс умер, и она
      Отошла, ему верна,
      В царство вечности и сна.
      Не бесплоден был, о нет,
      Брак, бездетный столько лет, -
      То невинности обет.
      Если верность иль - увы! -
      Красоту найдете вы -
      То обман, они мертвы.
      Ты, кто верен и любим,
      Помолись на благо им
      Перед камнем гробовым".
     
      Перевод В. Левика выполнен на более высоком поэтическом уровне, чем переводы всех его предшественников, и содержит меньше фактических неточностей, отступлений от смысла и реалий оригинала. Однако, следуя за этими предшественниками, переводчик допускает грубую ошибку, изменив пол обеих птиц на противоположный. Дело в том, что в оригинале поэмы, в английском тексте, речь идет не о Фениксе и Голубке, а о Голубе и его подруге Феникс! Это легко обнаружить, так как в восьмой и девятой строфах к Голубю отнесено притяжательное местоимение мужского рода, а Феникс названа королевой. Кроме того, как мы увидим дальше, в произведениях других поэтов, опубликованных вместе с шекспировской поэмой в том же поэтическом сборнике и посвященных этим же таинственным "птицам". Феникс совершенно определенно и бесспорно является женщиной, а Голубь - мужчиной. Но переводчики поэмы на русский язык сами этого старинного сборника не читали, полу героев значения не придавали, тем паче, что заглавие "Феникс и Голубка" звучит благозвучней, чем наоборот. Так повелось с легкой руки П.А. Каншина, впервые переведшего поэму сто лет назад (1893). Более удивительно, что ошибку, искажающую текст поэмы и мешающую постижению ее смысла, не заметили в течение столетия несколько поколений научных редакторов и комментаторов. И только после того, как в статье, опубликованной в академических "Шекспировских чтениях 1984" я обратил внимание наших шекспироведов на эту ошибку, она была устранена в новом переводе Д. Щедровицкого.
     
      Прочитав поэму, мы убеждаемся, что в ней оплакивается уход из жизни удивительной четы, названной аллегорическими именами Голубя и Феникс. При жизни их связывал брак чисто духовного свойства, но они были настолько близки друг другу, что между ними трудно даже провести грань. И хотя каждый из них имел свое собственное сердце, их невозможно представить порознь, вернее, они существуют и как два существа, и как одно целое - это невиданное доселе, великое чудо света. Реквием исполняется в память о них обоих, но мы узнаем, что умерли они не одновременно, а один за другим. Первым уходит Голубь - сгорает в пламени на глазах своей подруги, после чего она следует за ним, исчезая в этом же пламени. Изумленные свидетели видят, как два существа окончательно становятся единым, носящим двойное имя. Здесь поэт создает образы крайне загадочные (и трудные для перевода), он несколько раз подчеркивает растерянность и удивление тех, кто ранее не был посвящен в эту тайну.
     
      Все в поэме заставляет задуматься над ее героями, над их необычными отношениями, над необычной панихидой. Вначале поэт обращается к чудесной громкоголосой птице, которая с одинокого аравийского дерева должна возвестить "честным крыльям" печальную весть. Далее туманно упоминаются враждебные силы из "крыла тирана" и "прорицатель гибели"*, которые не должны приближаться к праведным, собравшимся для печальной церемонии. Некой зловещей вороне, живущей три срока человеческой жизни, однако, тоже разрешено в ней участвовать. Лебедь - священник в белом стихаре - приглашается исполнить похоронный антифон. Торжественный тон, тщательный подбор и расположение глаголов с первых же строк подчеркивают особую значительность и глубоко скорбный характер свершающегося.
     
     
      *Эти выражения, отсутствующие в переводе В. Левика, даются мною в дословном переводе.
     
      Поэма начинается с императива: "Пусть эта громкоголосая птица..."; это же наклонение встречается в тексте несколько раз. Поэт здесь не просто описывает происходящее, он как бы распоряжается развертывающейся в медленном темпе траурной церемонией, указывая каждому участнику его место и роль. И вместе со словами мы слышим звуки органа, мелодию реквиема, льющуюся из-за строк. В заключение персонаж, носящий имя Разум (Ум), исполняет погребальный плач по обоим умершим, который поэт сравнивает с "хором на их трагической сцене" (это сравнение в переводе В. Левика исчезло). По форме "Плач" отличается от основной части поэмы - это пять трехстиший, помещенных в первом издании на отдельной странице с отдельным заголовком. Голубь и Феникс оплакиваются как редчайшие существа, когда-либо украшавшие этот мир, с их смертью на земле исчезли настоящие красота и истина. Третья строфа "Плача" специально указывает на необычные отношения между Голубем и Феникс при жизни. В подстрочнике эта очень важная строфа звучит так:
     
      "Они не оставили после себя потомства, Но это не признак их бессилия, Их брак был невинным (чистым)*".
     
     
      *"It was married chastitv".
     
      Итак, отношения этой четы, ставшей единым целым, были в то же время платоническими, и это добавляет еще одну загадочную черту к портрету героев поэмы. Загадочную, но вместе с другими помогающую увидеть, что поэт оплакивает не каких-то мифических птиц, а действительно живших на земле, среди своих современников людей, обладавших необыкновенными достоинствами мужчину и женщину, перед которыми он глубоко преклоняется.
     
      То, что за аллегорическими "птичьими" именами скрыты реально существовавшие личности, видно уже из самой поэмы, а произведения других участников "Жертвы Любви" не оставляет в этом никаких сомнений. Это хотелось бы подчеркнуть сразу, потому что имели и продолжают иметь место попытки отмахнуться от упорно не поддающейся упрощенным толкованиям поэмы, когда ее квалифицируют как сугубо аллегорическое произведение на традиционный сюжет о легендарной птице Феникс либо просто как образчик пресловутого "ренессансного неоплатонизма". Впрочем, упрощенный подход, пренебрежение конкретными, но трудно объяснимыми литературными и историческими фактами в шекспироведении вещь нередкая и, как мы увидим дальше, не случайная. А пока вернемся к Голубю и Феникс...
     
      Панихида... Погребальный плач... По ком? Чья смерть побудила поэта создать свою поэму? Кто эти двое - удивительная чета, "звезды любви", украшавшие землю, ушедшие из жизни почти одновременно, не оставив после себя потомства, но оставив двойное имя?
     
      Известно, что существенные пробелы в наших знаниях о жизни великого английского драматурга и поэта делают понимание его лирических произведений весьма трудной, порой неразрешимой задачей, и к поэме о Голубе и Феникс это относится в полной мере. Даже сегодня, четыре столетия спустя, биографы мало что определенного могут сказать о событиях и обстоятельствах, впечатления от которых нашли отражение в поэзии Шекспира. Мы не знаем, что именно в его лирике является выражением подлинных переживаний поэта, а что относится к области творческой фантазии или обусловлено влиянием литературной моды того времени. Отсюда чрезвычайные трудности, которые возникают при попытках идентификации лирических героев Шекспира с его реально существовавшими современниками. Мировое шекспироведение накопило большой и поучительный опыт интерпретации сонетов Великого Барда, поисков их реальных героев, в первую очередь - Смуглой леди и Белокурого друга. Существует колоссальная и с каждым годом пополняющаяся литература об этом знаменитом цикле из 154 стихотворений. Количество различных, часто взаимоисключающих одна другую гипотез исчисляется многими десятками. И хотя еще такие поэты, как Гете и Уордсворт, утверждали, что в сонетах Шекспира нет ни одной буквы не пережитой, не прочувствованной поэтом, что сонеты - ключ, отмыкающий Шекспирово сердце, сегодня, обозревая пирамиду написанных о них трудов, мы имеем мало оснований считать работу завершенной. Труднейшая литературоведческая задача со множеством неизвестных продолжает оставаться открытой и может остаться такой, пока ученые не будут располагать более достоверными представлениями не только о творческом и интимном окружении Шекспира, но и о нем самом.
     
      Что же, казалось бы, тогда говорить о "Феникс и Голубе" - поэтическом произведении, гораздо более трудном для понимания, чем сонеты, содержащем загадочные намеки чуть ли не в каждой строке? Что определенное могли бы мы надеяться узнать о ее героях, скрытых за аллегорическими именами, что нового могли бы установить из нее о самом Уильяме Шекспире после такого, почти обескураживающего опыта двухсотлетнего изучения сонетов? Можно добавить, что некоторые исследователи высказывали сомнения в действительной принадлежности поэмы Шекспиру, а крупнейший биограф Шекспира Сидни Ли, говоря в конце прошлого века о загадочности этого произведения, добавил такую фразу: "К счастью, Шекспир не написал больше ничего в таком же роде"1. Нет сомнения, что поэму ждала бы в лучшем случае участь сонетов, которые позволяют услышать биение сердца поэта, но не дают возможности увидеть его лицо, если бы она не являлась составной частью целого поэтического сборника, странного и необычного во многих отношениях и посвященного этим же таинственным Голубю и Феникс.
     
      Но прежде чем отправиться в странствие по лабиринтам старинного фолианта (где нитью Ариадны могут служить лишь научные методы и стремление к истине, а не упование на традиции и авторитеты), надо вспомнить о мифической птице Феникс, перешедшей из древней легенды в литературу шекспировской Англии.
     


К титульной странице
Вперед
Назад