- Теперь подумайте, мадмуазель, не говорила ли она вам чего-нибудь такого, что могло бы оказаться для нас полезным?
      Элиза немного подумала. Затем покачала головой.
      - Нет, не припоминаю, мсье,-- сказала она.-- Ничего такого не могу припомнить. Мадам была в настроении. Сказала, что дела идут хорошо. Ее турне было доходным. Затем велела мне позвонить в "Юниверсал эйрлайнз компани" и заказать билет на завтра на самолет в Англию. Билетов на утро уже не было, но она получила билет на двенадцатичасовой рейс.
      - Она не сказала, зачем летит в Англию? Какие-то срочнее дела?
      - О, нет, мсье. Мадам довольно часто отлучалась в Англию. О поездке обычно сообщала мне накануне.
      - В тот вечер у мадам были клиенты?
      - Кажется, кто-то был. Но я не уверена, мсье. Жорж, возможно, знает лучше. Мне мадам ничего не сказала.
      Фурнье вытащил из кармана фотографии - в большинстве моментальные снимки свидетелей, выходивших от следователя.
      - Узнаете ли вы кого-нибудь из них, мадмуазель?
      Элиза взяла снимки, просмотрела все по очереди, покачала головой:
      - Нет, мсье.
      - Тогда придется спросить у Жоржа.
      - Да, мсье. Но, к несчастью, у Жоржа неважное зрение. А жаль...
      Фурнье поднялся.
      - Ладно, мадмуазель, мы уходим. Но вы совершенно уверены, что ни о чем, абсолютно ни о чем не позабыли упомянуть?
      - Я? Но... Но что же это может быть? - встревожилась Элиза.
      - Все понятно, пойдемте, мсье Пуаро? Прошу прощения, вы что-то ищете?
      Пуаро действительно бродил по комнате, рассеянно ища что-то.
      - Да,-- сказал Пуаро.-- Я ищу то, чего здесь нет. Я не вижу здесь ни одной фотографии! Где фото родных мадам Жизели? Членов ее семьи?
      Элиза вздохнула:
      - У мадам не было семьи. Она была совсем одна на свете.
      - У нее была дочь,-- мягко напомнил Пуаро.
      - Да, это так. У нее была дочь...-- Элиза скорбно вздохнула.
      - Но здесь нет портрета ее дочери,--настаивал Пуаро.
      - О, мсье не понимает. Это правда, что у мадам была дочь, но, видите ли, то было очень давно. Я думаю, мадам не видела своей дочери с тех пор, как та была еще совсем ребенком.
      - Как так? - заинтересовался Фурнье. Элиза развела руками:
      - Не знаю. Тогда мадам была совсем молоденькой. Я слышала, она была красивой, говорят, очень красивой и несчастной. Возможно, вышла замуж, а может, и нет. Я думаю, что нет. Безусловно, ребенка она как-то пристроила. Мадам потом болела оспой и едва не умерла. А когда выздоровела, красота ее исчезла. Не было больше романов, ни по ком она не сходила с ума. Мадам стала деловой женщиной.
      - Но она же оставила деньги своей дочери?
      - Что верно, то верно,-- сказала Элиза.-- Кому же можно оставить деньги, как не собственной плоти и крови? Кровь гуще воды, а друзей мадам не имела. Она всегда жила одиноко. Деньги были ее страстью - она стремилась делать больше и больше денег. А тратила мало, не привыкла к роскоши.
      - Она кое-что завещала и вам в наследство. Вы знаете об этом?
      - Да, мне уже сообщили. Мадам всегда была щедрой. Каждый год она давала мне еще небольшую сумму, сверх положенного жалованья. Я так благодарна мадам.
      - Ну что ж,-- вздохнул Фурнье.-- Мы уходим. По пути я поговорю со старым Жоржем.
      - Позвольте мне последовать за вами минутой позже, мой друг,-- сказал Пуаро.
      - Как хотите...-- Фурнье удалился. Пуаро еще раз прошелся по комнате, затем опустился на стул и посмотрел на Элизу. Под его испытующим взглядом француженка забеспокоилась.
      - Мсье хочет узнать еще о чем-нибудь?
      - Мадмуазель Грандье,--без обиняков начал Пуаро,--вы знате, кто убил вашу хозяйку?
      - Нет, мсье. Клянусь богом!
      Она говорила искренне. Пуаро пристально взглянул на нее и опустил голову.
      - Bien,-- сказал он.-- Я верю. Но знать - это одно, а подозревать -совсем другое. Нет ли у вас подозрения, только подозрения - о том, кто бы мог это сделать?
      - У меня нет подозрений, мсье. Я уже сказала об этом агенту полиции.
      - Вы можете ему говорить одно, а мне - другое.
      - Почему так, мсье? Зачем так поступать?
      - Потому что одно дело давать информацию полиции и совсем другое -давать ее частному лицу.
      В глазах Элизы появилось выражение нерешительности. Казалось, она раздумывала. Пуаро наклонился к ней и дружески просто заговорил:
      - Сказать вам что-то, мадмуазель Грандье? Часть моего занятия состоит в том, чтобы ничему не верить, ничему из того, что мне говорят, ничему, что не доказано. Я не подозреваю сперва одного, а потом другого. Я подозреваю всех. Каждого, кто имеет отношение к преступлению, я рассматриваю как преступника до тех пор, пока его невиновность не будет доказана.
      Элиза Грандье бросила на Пуаро сердитый взгляд.
      - Вы подозреваете меня? Меня? В убийстве мадам?! Ну, это уж слишком!--Она возбужденно поднялась со стула и в изнеможении упала обратно.
      - Нет, Элиза,-- успокаивающе сказал Пуаро.-- Я не подозреваю вас в убийстве мадам. Убийца был пассажиром самолета. Убийство совершено не вашей рукой. Но вы вольно или невольно могли оказаться соучастницей убийцы. Вы могли заранее сообщить кому-нибудь о предстоящем путешествии мадам.
      - Но я не делала этого! Клянусь вам! Пуаро молча посмотрел на нее, затем кивнул.
      - Верю, сказал он.--Тем не менее вы что-то скрываете. Да-да! Послушайте, что я вам скажу. В каждом деле криминального характера при допросе свидетелей сталкиваешься с поразительным явлением: каждый что-то утаивает. Иногда (все же довольно часто) это "что-то" - совершенно безобидное, не имеющее никакого отношения к преступлению. Но я говорю вам: такое "что-то" есть всегда. Вот так и с вами. О, не отрицайте! Я - Эркюль Пуаро, и я знаю. Когда мой друг мсье Фурнье спросил, не забыли ли вы сказать о чем-либо, вы забеспокоились. И постарались уклониться от ответа. А сейчас снова, когда я предположил, что вы можете сказать мне кое-что, чего не сочли нужным сообщить полиции, вы обдумывали мое предположение. Значит, что-то такое есть! И я должен знать, что именно!
      - Оно не имеет никакого значения,-- вырвалось у Элизы.
      - Возможно, не имеет. Но все равно, разве вы мне не скажете, что это? Помните,-- продолжал он настаивать,-- я не из полиции.
      - Да, правда,-- сказала, колеблясь, Элиза Грандье.-- Мсье, я в затруднении. Не знаю, какого поступка потребовала бы сейчас от меня мадам!
      - Есть пословица: один ум хорошо, а два - лучше. Вы не хотите посоветоваться со мной? Давайте исследуем этот вопрос вместе.
      Элиза все еще глядела на него с сомнением. Пуаро сказал с улыбкой:
      - Вы - как хороший сторожевой пес, Элиза. Понимаю, вы думаете о верности вашей умершей хозяйке!
      - Вот-вот, мсье. Мадам очень доверяла мне. С того времени, как я начала служить у нее, я честно выполняла все ее наставления.
      - Вы были признательны ей за какую-то большую услугу, которую она вам оказала в свое время, не так ли?
      - Мсье очень торопится. Да, это правда, этого я не отрицаю. Я была обманута, мсье, мои сбережения украли, а у меня был ребенок. Мадам была так добра ко мне. Она договорилась и устроила моего ребенка на ферму, к хорошим людям,-- на хорошую ферму, мсье, к честным людям. Тогда-то она и упомянула впервые, что тоже была матерью.
      - Она рассказывала вам какие-нибудь подробности: возраст ее ребенка, например, где он находится?
      - Нет, мсье. Она говорила только, что с этим покончено. Так лучше, сказала она, маленькая девочка хорошо и надежно устроена и обеспечена, ей предоставят работу, а мадам оставит ей в наследство все свои деньги.
      - И больше она ничего никогда не говорила вам о своем ребенке или об его отце?
      - Нет, мсье, просто у меня есть кое-какие соображения... Но, понимаете, это только подозрение... Я думаю, что отцом ее ребенка был англичанин.
      - Почему же у вас сложилось такое впечатление?
      - Не могу сказать ничего определенного. Только в голосе мадам всегда слышалась горечь, когда она говорила об англичанах. Когда она заключала сделки, она наслаждалась, если в ее власти оказывался англичанин. Но это всего лишь мое впечатление...
      - Да, но, быть может, очень ценное! Оно открывает нам возможность... А ваш собственный ребенок; мадмуазель Элиза? Это мальчик или девочка?
      - Девочка, мсье. Она умерла... Вот уже пять лет...
      - О, примите мои соболезнования... Наступило молчание.
      - А сейчас, мадмуазель Элиза,-- напомнил Пуаро,--что же это такое, о чем вы до сих пор мне так и не сказали?
      Элиза поднялась и вышла из комнаты. Через несколько минут она вернулась, держа в руках потрепанную черную записную книжку.
      - Эта книжечка принадлежала мадам. Мадам постоянно носила ее с собой. Но когда она собиралась ехать в Англию, то не смогла ее найти. Когда мадам уехала, я нашла книжку. Она завалилась за изголовье постели. Книжку я спрятала у себя в комнате до возвращения мадам. А как только услыхала о смерти мадам, я сожгла все ее бумаги, кроме этой книжечки. У меня на этот счет не было никаких указаний мадам.
      - Когда вы услыхали о смерти мадам? Впервые вы услыхали это от полиции, не так ли? - спросил Пуаро.-- Полицейские пришли сюда и стали искать бумаги мадам. Сейф они нашли пустым, и тогда вы сказали, что сожгли бумаги, хотя на самом деле сожгли их значительно позже, не так ли?
      - Это верно, мсье,--со вздохом призналась Элиза.-- Пока они рассматривали сейф, я достала из сундука бумаги. И сказала, что сожгла их, да.
      Но, в конце концов, это было почти правдой. Я сожгла бумаги при первой возможности. Я должна была выполнить приказание мадам. Видите, мсье, с какими трудностями мне пришлось столкнуться? Вы не сообщили об этом в полицию? Это очень важно для меня.
      - Я верю, мадмуазель Элиза, что вы действовали с наилучшими намерениями. Но все равно жаль... Очень жаль, что так получилось. Однако сожалениями делу не поможешь. Я не вижу необходимости сообщать точное время уничтожения бумаг нашему великолепному мсье Фурнье. А теперь позвольте мне посмотреть, не может ли книжечка чем-нибудь нам помочь.
      - Не думаю, мсье,--сказала Элиза, покачав головой.-- Здесь личные заметки мадам, одни только цифры. Без документов записи не имеют никакого значения.
      Элиза неохотно вручила книжечку Пуаро. Он взял ее и полистал. Это были карандашные записи сделанные наклонным почерком. Они все, казалось, были на один лад - номер и несколько деталей.
      "CX 265. Жена полковника. Останавливалась в Сирии. Фонд полка".
      "GF 342. Французский депутат. Знакомый Ставинского".
      Казалось, все записи были одинаковыми. Всего их было около двадцати. В конце книжки находились пометки, также карандашные, с указанием места и времени:
      "Ле Пине, понедельник. Казино, 10,30. Отель "Савой", 5 часов. А. В. С. Флит-стрит, 11 часов".
      Ничего не было записано полностью, и записи воспринимались как заметки в помощь памяти мадам Жизели.
      Элиза с беспокойством следила за Пуаро.
      - Это не имеет никакого значения, мсье, или мне только так кажется? Все это было понятно мадам, но не постороннему читателю.
      Пуаро закрыл книжку и сунул ее в карман.
      - Книжка может оказаться весьма ценной, мадмуазель. Вы умно сделали, что отдали ее мне. Можете быть абсолютно спокойны. Мадам ведь никогда не просила вас сжечь книжечку?
      - Да, верно,--согласилась Элиза, и ее лицо немного посветлело.
      - А так как вы на этот счет не получили указаний, то ваш долг -отдать книжку полиции. Я все устрою, вас никто не упрекнет в том, что вы не сделали этого раньше.
      - Мсье так добр.
      Пуаро направился к выходу.
      - Теперь я должен присоединиться к моему коллеге. Только еще один, последний вопрос: когда вы заказывали билет на самолет для мадам Жизели, вы звонили на аэродром Ле Бурже или в контору компании?
      - Я звонила в контору, что на бульваре Капуцинов, 254.
      Пуаро записал номер в свой блокнот и, дружески кивнув старой служанке, вышел.
      ГЛАВА XI. АМЕРИКАНЕЦ
     
      Фурнье, между тем, был удручен беседой о привратником Жоржем.
      - Ох, уж эта полиция! - ворчал старый привратник простодушно.--Тысячу раз задают один и тот же вопрос! И на что только надеются?! Что рано или поздно человек перестанет говорить правду и начнет привирать? И ложь, разумеется, будет приятна а ces messieurs, потому что она их устраивает?!
      - Я не хочу лжи, мсье, я хочу правды!
      - Ну, хорошо, я же говорю вам правду! Да, да, вечером, как раз накануне отъезда, к мадам приходила женщина. Вы показываете мне эти фотографии и спрашиваете, нет ли среди них той женщины. Я говорю вам снова то, что говорил и раньше: у меня никудышное зрение, а тогда уже стемнело, и я ее не рассмотрел. Я не узнаю леди. Даже если я столкнусь с ней носом к носу, и тогда не узнаю все равно! Вот так! Вы уже это слышали раза четыре или пять! Как вам не надоест?!
      - И вы даже не можете вспомнить, была ли она высокой или низенькой, старой или молодой, светлые или темные были у нее волосы? Невозможно поверить! - Фурнье говорил с сарказмом.
      - Ну и не верьте! Да мне на это наплевать. Хорошенько дело -связаться с полицией! Я опозорен! Если б мадам не была убита высоко в облаках, вы бы еще чего доброго заявили, что это я, Жорж, отравил ее! Все вы, полицейские, такие!
      Пуаро предупредил сердитую реплику Фурнье, тактично зажав ему рот.
      - Пойдем, mon vieux,-- сказал он.-- Желудок напоминает о себе. Простая, но сытная еда - вот что я предписываю. Давайте-ка отведаем omelette aux chamgignons, solй a la Normande, портсалютского сыру и красного вина. Вот только какого именно?
      Фурнье поглядел на часы.
      - Пожалуй,--согласился он.--Уже час дня! Но чего стоит поговорить вот с этим...--Он взглянул на Жоржа.
      - Ясно,-- Пуаро одобряюще улыбнулся старику- Безымянная леди была ни высокая, ни низкая, ни светловолосая, ни темноволосая, ни толстая, ни худая, но вы ведь можете сказать нам: была ли она шикарной?
      - Шикарной? - пораженный вопросом, повторил Жорж.
      - Я отвечу,-- сказал Пуаро.-- Она была шикарной. У меня есть мыслишка, мой друг. Мне кажется, эта леди чрезвычайно хороша в купальном костюме!
      Жорж уставился на него.
      - В купальном костюме? А при чем здесь купальный костюм?
      - Это и есть моя мыслишка. Очаровательная женщина выглядит еще прелестнее в купальном костюме. Вы не согласны? Смотрите.
      Он передал старику страницу, выдранную из "Sketch".
      На минуту наступило молчание. Старик слегка, почти незаметно вздрогнул.
      - А они неплохо выглядят, эти двое,-- сказал он, возвращая страницу Пуаро.-- Если бы они даже вовсе ничего не надели, получилось бы то же самое.
      - А,-- сказал Пуаро.-- Это все благотворное действие солнца на кожу. Очень полезно.
      Жорж издал какое-то лошадиное ржание и удалился, а Пуаро и Фурнье вышли на залитую солнцем улицу.
      Как и намеревался Пуаро, они завернули в ближайшее бистро, заказали еду, и маленький бельгиец достал из кармана черную записную книжку. Фурнье чрезвычайно разгневался на Элизу, хотя Пуаро и убеждал его не сердиться.
      - Это естественно, вполне естественно. Полиция - всегда страшит людей этого класса. Она впутывает их в неприятности. Так повсюду - в каждой стране - полиция устрашает, отпугивает, ее боятся и избегают...
      - И в таких случаях вы достигаете успеха!-- воскликнул Фурнье.-Частный следователь получает от свидетелей куда больше информации, чем можно получить официальным путем. Мы можем делать все только официально, под нашим началом целая система крупных организаций, и все же зачастую мы бессильны...
      - Давайте-ка дружно поработаем,-- примирительно улыбаясь, предложил Пуаро.--Омлет превосходен.
      В интервале между омлетом и языком по-нормандски Фурнье полистал черную книжечку. Переписал кое-что в свой блокнот и взглянул на Пуаро.
      - Вы уже прочли все это? Да?
      - Нет, только просмотрел. Разрешите? - Он взял книжечку у Фурнье.
      Когда перед ними поставили сыр, Пуаро отложил книжку в сторону, и глаза детективов встретились.
      - Там есть вполне определенные записи.
      - Пять,-- сказал Пуаро.
      - Согласен, пять.
      Фурнье прочел из своего блокнота:
     
      "CL 52. А н г л и й с к а я л е д и. Муж.
     
      RT 362. Д о к т о р . Х э р л и - с т р и т.
     
      MR 24. П о д д е л к а д р е в н о с т е й.
     
      XYB 724. П о х и щ е н и е . А н г л.
     
      GR 45. П о п ы т к а у б и й с т в а".
      - Великолепно, мой друг,-- сказал Пуаро.-- Наш мозг дружно приближает нас к чуду! Изо всех записей в книжке эти пять, мне кажется, имеют прямое отношение к пассажирам самолета. Давайте рассмотрим их по очереди.
      - Английская леди. Муж,--сказал Фурнье;- Это может относиться к леди Хорбари. Она, насколько я понимаю, заядлый игрок. Могла занимать деньги у Жизели. Слово "муж" может иметь одно из двух значений. Или Жизель надеялась, что муж уплатит долги своей жены, или же она узнала что-то о леди Хорбари и решила открыть этот секрет ее мужу.
      - Совершенно верно,-- сказал Пуаро.-- Любой из двух вариантов может подойти. Лично мне больше нравится второй, особенно потому, что я думаю,--женщиной, посетившей Жизель вечером накануне отъезда, была леди Хорбари. В характере консьержа, кажется мне, есть черта этакого рыцарства. То, что он упорствует и настаивает на том, что якобы ничего не помнит о посетительнице, уже само по себе примечательно. Леди Хорбари необычайно красива. Больше того, я заметил, как он вздрогнул, когда увидел фото из "Sketch"! Там она в купальном костюме. Леди Хорбари заходила к Жизели в тот вечер. Бесспорно!
      - Она последовала за ней в Париж из Ле Пине,-- медленно, раздумывая, сказал Фурнье.-- Похоже, она отчаялась.
      - Да, да, полагаю, и это верно.
      Фурнье озадаченно посмотрел на Пуаро.
      - Но ведь это не сходится с вашими мыслями?
      - Мой друг, я же вам говорю,--это то, что я называю "верным ключом, ведущим не к тому человеку"... Я, так сказать, пока в кромешной тьме. Мой ключ не может быть ошибочным, а все же...
      - Вы не хотели бы мне растолковать, в чем дело? - спросил Фурнье.
      - Нет, Фурнье. Я ведь могу ошибиться и рассуждать совершенно неправильно. А в таком случае невольно уведу от истины и вас. Нет, давайте будем работать каждый согласно своим собственным предположениям. Однако продолжим наш разговор... Что там было в черной книжечке?
      - RT 362. Доктор. Херли-стрит,-- прочел Фурнье.
      - Возможный ключ к доктору Брайанту. Больше ничего, но не надо пренебрегать и этой малостью.
      - MR 24. Подделка древностей,-- прочел Фурнье.-- Неестественно, но, возможно, окажется ключом к Дюпонам. Сам я с трудом могу в такое поверить. Мсье Дюпон- археолог с мировым именем. Репутация вне подозрений!
      - Что очень облегчает дело для него,-- сказал Пуаро.-- Подумайте, мой дорогой Фурнье, какой безупречной была репутация, какими возвышенными -чувства, какой достойной восхищения была жизнь большинства фальшивомонетчиков - пока они не были раскрыты! Высокая репутация -первейшая необходимость для шайки жуликов. Интересная мысль. Но возвратимся к нашему списку.
      - XYB 724. Этот номер очень неопределенный. Что могут значить слова: "Похищение. Англ."
      - Да, не очень-то ясно,-- согласился Пуаро.-- Кто похитил? Поверенный? Стряпчий? Банковский клерк? Кто-то, по всей вероятности имеющий отношение к коммерческой фирме. Едва ли писатель, дантист или доктор. Мистер Джеймс Райдер - единственный из пассажиров представитель коммерции. Он мог похитить деньги, мог взять у Жизели взаймы, чтобы покрыть эту кражу и избежать наказания. А вот последняя запись - "GF 45. П о п ы т к а у б и й с т в а" - открывает нам широкое поле действия. Писатель, дантист, доктор, бизнесмен, стюард, ассистентка парикмахера-любой из них может "GF 45"
      Пуаро жестом подозвал официанта и попросил счет.
      - Куда теперь, мой друг? - спросил он у Фурнье.
      - В сыскную полицию. У них должны быть новости для меня.
      - Хорошо. Я пойду с вами. Потом сделаю кое-что по своему плану, а вы, надеюсь, поможете мне.
      В сыскной полиции, пока Фурнье отсутствовал, Пуаро возобновил знакомство с шефом детективного отдела, с которым встречался и ранее по поводу одного из своих прежних дел. Мсье Жиль был чрезвычайно вежлив и приветлив.
      - Восхищен тем, что вы заинтересовались этим делом, мсье Пуаро.
      - Честное слово, дорогой мсье Жиль, все случилось буквально у меня под носом. Это же оскорбление, вы согласны? Представляете: Эркюль Пуаро спал в то время, как совершалось убийство!
      Мсье Жиль тактично покачал головой.
      - Эти самолеты! В ненастную погоду они так ненадежны. Мне самому раз-другой пришлось хлебнуть с ними неприятностей...
      - Как говорится, будто армия марширует по желудку,-- признался Пуаро.-- Но как пищеварительный аппарат влияет на мозговые извилины! Когда на меня нападает mal de mer, я, Эркюль Пуаро, становлюсь существом без серых клеток, с интеллектом ниже среднего! Прискорбно, но факт! О! А вот и наш добрый Фурнье. У вас, я вижу, есть новости!
      Обычно меланхоличный Фурнье выглядел теперь чрезвычайно возбужденным и нетерпеливым.
      - Да, в самом деле. Грек Зеропулос, торговец древностями, кое-что рассказал полиции о продаже трубки и дротиков. Это случилось тремя днями раньше убийства. Я предлагаю, мсье Жиль,-- Фурнье почтительно поклонился шефу,-- сейчас подробно расспросить этого человека.
      - Конечно, пожалуйста,-- позволил Жиль.-- Мсье Пуаро будет сопровождать вас?
      - Если не возражаете,--тотчас вставая, сказал Пуаро.--Это интересно, весьма интересно.
      Салон мсье Зеропулоса, известного торговца-антиквара, находился на улице Сент-Оноре.
      В его магазине, напоминающем скорее музей, чем торговое предприятие, было много сицилийской утвари из Рагуз, персидских гончарных изделий; изделия из луристанской бронзы и большой выбор недорогих индусских драгоценностей, свитки шелков и вышивок из многих стран, большое количество ничего не стоящих бус и копеечных египетских безделушек теснились на полках. Это было одно из тех заведений, где можно выложить миллион франков за вещь, ценою в полмиллиона, или десяток франков за предмет, не стоящий и пяти сантимов. Постоянную так называемую "финансовую поддержку" заведению оказывали главным образом американские туристы да хорошо осведомленные ценители.
      Мсье Зеропулос, невысокий, плотного сложения человек с блестящими черными глазками, изъяснялся живо, многословно, чрезвычайно подробно.
      Джентльмены из полиции? О, весьма рад! Может, гости зайдут в его личный кабинет? Да, он продал трубку и дротики - редкостные вещицы из Южной Америки...
      - Понимаете ли, джентльмены, я продаю всего понемногу! У меня есть и специализация,-- это Персия. Мсье Дюпон, уважаемый мсье Дюпон может за меня поручиться! Он всегда приходит взглянуть на мою коллекцию, на мои новые приобретения, потолковать о подлинности некоторых сомнительных вещей. Что за человек! Какой ученый! Какой у него глаз! Какое чутье! Но я уклонился от сути. У меня есть коллекция - коллекция, известная всем знатокам! А еще у меня есть... Ну, честно говоря, хлам. Заморский хлам, всего понемножку: из Индии, Японии, с Борнео, с южных широт. Обычно я не называю устойчивой цены на все это. Если кто-то интересуется, определяю цену, ее сбивают и в конце концов я получаю чаще всего половину. Но это все равно выгодно. Вещицы я обычно покупаю у матросов по очень низким ценам.
      Мсье Зеропулос остановился, передохнул и продолжал, весьма довольный вниманием к своей особе и своим обстоятельным рассказом.
      - Трубка и дротики довольно долго пролежали у меня - года два, наверное. Они находились вон на том подносе, вместе с ожерельем из каури, головным убором краснокожих, парой деревянных идолов и плохонькими нефритовыми бусами. Никто их не замечал, никто не обращал внимания, а потом является этот американец и спрашивает, что это такое.
      - Американец? - настороженно переспросил Фурнье.
      - Ну да, американец, самый настоящий. Не лучший тип американца, просто один из тех, которые ничего ни о чем толком не знают, а просто могут позволить себе привезти домой экзотическую вещь. Он такого типа, как те, кто находит свое счастье в приобретении бус в Египте или покупает нелепых скарабеев, сделанных в Чехословакии. Ну... Я его очень скоро раскусил, рассказал ему о древних обычаях некоторых племен, о смертельных ядах, которые они употребляют. Объяснил, как редко подобные вещи случаются в продаже. Он спросил цену, я назвал. Это была "американская" цена, разумеется, не столь высокая, как прежде бывало (увы! у них там сейчас депрессия...), но все же настоящая цена. Я полагал, он станет торговаться, но он тут же и уплатил. Я остолбенел. Жаль: мог запросить вдвое больше! Я отдал ему пакет с трубкой и стрелами, и он ушел. Вот и все. А потом, когда я прочел в газете о подозрительном убийстве, я ужаснулся! И тотчас сообщил в полицию! Это мой долг, мсье!
      - Мы обязаны вам, мсье Зеропулос,-- вежливо сказал Фурнье.-- А трубку и дротики вы сможете опознать? Сейчас они находятся в Лондоне, но при возможности их передадут вам для опознания.
      - Трубка была вот такой длины,-- мсье Зеропулос ограничил ладонью некий отрезок на письменном столе,-- и вот такой толщины, как моя авторучка. Трубка была светлого цвета. С этикеткой. А дротиков было четыре штуки. Это такие острые отравленные шипы, почти бесцветные на концах и с небольшим пучком красного шелка.
      - Красного шелка? - энергично уточнил Пуаро.
      - Да, мсье. Блеклого. Вишневого.
      - Любопытно,-- медленно произнес Фурнье.-- Вы уверены, что не было ни одной стрелы с черным и желтым шелком?
      - Черным и желтым? Нет, мсье.--Продавец покачал головой.
      Фурнье взглянул на Пуаро. У того на лице сияла улыбка, указывающая на удовлетворение. Фурнье удивился. Почему Пуаро улыбается? Оттого ли, что Зеропулос лгал, или по какой-либо иной причине? Фурнье заметил с некоторым сомнением:
      - Весьма возможно, что ваши дротики и трубка не имеют ничего общего с делом. Один шанс из пятидесяти. Но, как бы то ни было, я желал бы получить описание этого американца, и как можно более полное.
      Зеропулос развел руками.
      - Он был просто американец. Говорил гнусаво. Ни слова не мог вымолвить по-французски. Жевал резинку. У него были очки в черепаховой оправе. Высокий и, думаю, не очень старый. В шляпе. У меня каждый день бывает столько американцев!.. Приходят, уходят... А этот, по-моему, ничем особенным не выделялся...
      Фурнье показал антиквару пачку фотоснимков, но никого из пассажиров "Прометея" Зеропулос не опознал.
      - Может, это все охота на дикого гуся,--сказал Фурнье, выходя вместе с Пуаро из магазина.
      - Возможно,-- согласился Пуаро.-- Но думаю, что это не так. Вы видели: на всех его товарах - этикетки с ценами. Все этикетки одного образца... В рассказе мсье Зеропулоса и в его замечаниях есть два весьма любопытных момента... А теперь, мой друг, раз уж мы гоняемся за одним "гусем", доставьте мне удовольствие, погоняемся и за вторым!
      - Где же?
      - На бульваре Капуцинов.
      - Подождите, но ведь там...
      - Контора "Юниверсал эйрлайнз компани".
      - Разумеется. Но ведь там наши ребята уже провели опрос. Никто не сообщил им ничего интересного.
      Пуаро добродушно похлопал его по плечу:
      - Видите ли, Фурнье, я всегда считаю, что ответ зависит прежде всего от вопроса. А вы-то как раз и не знаете, какие вопросы следует задавать.
      Контора "Эйрлайнз компани" была весьма скромной.
      Щеголевато-изящный смуглый человек стоял у полированного деревянного бюро, а подросток лет пятнадцати сидел за столиком у пишущей машинки. Фурнье предъявил свое удостоверение, и служащий сказал, что он, Жюль Перро, к услугам полиции. Мальчишку отослали в самый дальний угол.
      - То, о чем нам предстоит беседовать, весьма секретно,-- пояснил ему Пуаро. Клерк Жюль Перро выглядел приятно возбужденным:
      - Да, мсье? Чем могу служить?
      - Мы по делу об убийстве мадам Жизели,-- начал Пуаро.--Мадам Жизель заказала место. Когда?
      - Мне кажется, полиция уже все выяснила. Мадам заказала место по телефону. Это было семнадцатого числа.
      - На следующий день, на двенадцатичасовой рейс?
      - Да, мсье.
      - Но со слов ее горничной нам известно, что мадам заказывала место не на 12 часов, а на 8.45 утра.
      - Нет... нет... Вот как это произошло. Горничная мадам просила на 8.45, но на этот рейс билетов уже не осталось, и взамен мы предложили мадам билет на 12 часов.
      - Понимаю, понимаю, любопытно... Клерк вопросительно взглянул на Пуаро.
      - Один мой друг должен был по срочному делу вылететь в Англию, он улетел в тот день рейсом 8.45, и самолет был, по его словам, наполовину пуст.
      Мсье Жюль Перро перелистал какие-то бумаги, шмыгнул носом.
      - Может, ваш друг ошибся? Днем раньше или днем позже...
      - Вовсе нет. Это было в день убийства, так как мой друг сказал, что, если б он не попал на тот самолет, он сам оказался бы пассажиром "Прометея".
      - В самом деле, весьма любопытно. Конечно, случается, некоторые пассажиры запаздывают, и тогда в самолете остаются свободные места... Но, кроме того, бывают ошибки. Я должен связаться с Ле Бурже. Они не всегда аккуратны, знаете ли...
      Казалось, вопросительный взгляд Эркюля Пуаро беспокоил клерка Жюля Перро. Он замолчал. Его глаза бегали. На лбу выступила испарина.
      - Два возможных объяснения,--пристально глядя на него, сказал Пуаро.-Но я полагаю, оба неверны. Не считаете ли вы, что лучше было бы признаться?
      - Признаться? В чем? Я не понимаю вас, мсье...
      - Ну, ну. Вы прекрасно все понимаете. Речь идет об убийстве! Убийстве, мсье Перро! И будьте добры, помните об этом. Если вы утаиваете от нас нечто такое, что может иметь для следствия значение, дело может обернуться для вас самыми серьезными последствиями. Полиция примет надлежащие меры,
      Жюль Перро в испуге, с раскрытым ртом глядел на него. Руки его мелко дрожали.
      - Ну! - повелительно сказал Пуаро.-- Нам нужна точная информация. Сколько вам заплатили, и кто заплатил?
      - Я не хотел ничего плохого, я никогда не думал...
      - Сколько и кто?
      - П-пять тысяч франков. Этого человека я никогда прежде не видел. Я... Это меня погубит...
      - Вас погубит то, что вы ничего не рассказываете. Давайте, давайте. Основное нам известно. Итак, расскажите нам, как же все это случилось.
      Жюль Перро заговорил отрывисто, поспешно, сбивчиво:
      - Я не хотел ничего плохого, честное слово, не хотел... Пришел человек. Сказал, что на следующий день он должен лететь в Англию. Он должен был договориться об условиях займа с мадам Жизелью, но пожелал подстроить встречу с ней как бы непреднамеренно. Он полагал, что так будет лучше. Сказал, что знает об отъезде мадам Жизели. Все, что мне нужно было сделать -- сказать, что места в утреннем самолете проданы, и предложить мадам билет на место ¦ 2 в "Прометее". Клянусь, я ничего плохого в этом не усмотрел. Я думал: какая разница? Американцы все такие - они делают свой бизнес любыми путями...
      - Американцы? - резко переспросил Фурнье.
      - Да, мсье, это был американец.
      - Опишите его.
      - Высокий, сутулый, с проседью на висках, с маленькой козлиной бородкой, в роговых очках.
      - А для себя он заказал билет?
      - Да, мсье, место ¦ 1 - соседнее с тем, которое по его просьбе я должен был оставить для мадам Жизели.
      - На какое имя был сделан заказ?
      - Сайлас... Сайлас Харпер. Пуаро покачал головой:
      - Среди пассажиров не было никого с таким именем, и никто не занимал место ¦ 1.
      - Я знаю по нашим бумагам, что в самолете не было никого с таким именем. Поэтому-то я и не считал нужным упоминать об этом. Очевидно, тот человек почему-то не полетел тем рейсом...
      Фурнье холодно взглянул на клерка:
      - Вы утаили от полиции весьма ценную информацию,--сурово сказал он.--Это чрезвычайно серьезно!
      Они с Пуаро вышли из конторы, оставив там перепуганного Жюля Перро.
      На тротуаре Фурнье снял шляпу и церемонно поклонился:
      - Приветствую вас, мсье Пуаро. Как вы додумались до этого? Что подало вам эту идею?
      - Две фразы. Одну я слышал сегодня утром. Какой-то человек в нашем самолете сказал, что в день убийства он летел почти что в пустом самолете. Вторую фразу произнесла Элиза, когда сказала, что позвонила в контору "Эйрлайнз компани" и что на утренний рейс уже не оказалось ни одного билета. Оба утверждения не вязались одно с другим. Я вспомнил: стюард "Прометея" говорил, что прежде не раз видел мадам Жизель в утренних самолетах, вероятно, летать рейсом 8.45 для нее было или привычнее, или удобнее. Но кто-то хотел, чтобы на этот раз она летела в 12 часов, кто-то, кто сам летел в "Прометее". Почему клерк сказал Элизе, будто все билеты проданы? Случайность или преднамеренная ложь? Я предположил последнее... И, как видите, не ошибся...
      - С каждой минутой дело становится все более загадочным!--вскричал Фурнье,-- Сначала нам показалось, что мы напали на след женщины. Теперь мужчина. Американец...--Он остановился и с недоумением посмотрел на Пуаро. Тот кивнул.
      - Да, мой друг,-- сказал Пуаро.-- Здесь, в Париже, так легко быть американцем! Гнусавый голос, жевательная резинка, козлиная борода, роговые очки - вот и весь реквизит для того, чтобы изобразить американца...-- Он извлек из кармана страницу светской хроники, вырванную из подборки "Sketch".
      - Что вы там разглядываете? - спросил Фурнье.
      - Графиню в купальном костюме
      - Вы все же думаете?.. Нет, она такая очаровательная, хрупкая, не могла же она изобразить высокого сутулого американца! Хотя впрочем, когда-то леди была актрисой... Но сыграть такую роль?.. Нет, невозможно! Нет, мой друг, такая версия не годится...
      - А я вовсе и не утверждаю, что годится,-- с улыбкой сказал Эркюль Пуаро и замолчал, продолжая внимательно изучать все ту же вырванную из "Sketch" страницу светской хроники.
      ГЛАВА XII. В ПОМЕСТЬЕ ХОРБАРИ
     
      Лорд Хорбари стоял перед буфетом и с несколько рассеянным видом пил что-то из тонкого высокого стакана (в таких случаях он говорил, что "угощает свои почки").
      Стивену Хорбари, мягкосердечному, слегка педантичному, интенсивно лояльному и непобедимо упрямому, на вид было не более двадцати семи лет. С узким лбом и вытянутым подбородком, с глазами, в которых не просматривался особо эффективный ум, он выглядел человеком, привыкшим к спортивным играм на воздухе и достаточно закаленным.
      Он придвинул к себе тарелку с сэндвичами и принялся было за еду. Развернул газету, но тотчас, нахмурившись, отложил ее. Оттолкнул тарелку, отхлебнул немного кофе. Постоял в нерешительности, затем, тряхнув головой, вышел из столовой, пересек холл, поднялся наверх и постучал в дверь. Из комнаты послышался высокий, звонкий голос:
      - Входите!
      Лорд Хорбари вошел в просторную спальню, окна которой, обращенные на юг, делали ее светлой и радостной. Сисели Хорбари еще отдыхала. В воздушно-розовом пеньюаре и золоте волос она выглядела восхитительно. Поднос c остатками завтрака - апельсиновый сок и кофе - стоял на столике, возле огромной "елизаветинской" кровати. Леди Хорбари распечатывала письма. Горничная, занятая каким-то делом, неслышно двигалась по комнате.
      Любому человеку было бы простительно, если бы дыхание его участилось при виде такой красоты; но чарующая картина, которую являла собой его жена, вовсе не произвела впечатления на лорда Хорбари. Года три назад молодой человек испытывал головокружение от захватывающей дух прелести Сисели. Он любил ее страстно. Но все минуло. Тогда он был безумен, теперь - в своем уме. Леди Хорбари слегка удивилась:
      - Что такое, Стивен?
      - Мне надо поговорить с вами наедине,--сказал он отрывисто.
      - Мадлен,-- обратилась леди Хорбари к горничной,-- оставьте все это. Потом... Девушка-француженка пробормотала:
      --Trйs bien, миледи,--бросила быстрый любопытный взгляд на лорда Хорбари и вышла из комнаты.
      Лорд Хорбари подождал, пока она притворит дверь, затем сказал:
      - Я хотел бы точно знать, Сисели, что кроется за этой идеей приехать сюда? Мы ведь решили покончить с совместной жизнью. Ты пожелала иметь городской дом и содержание-щедрое содержание. До известной степени, ты все это получила и должна жить по своему усмотрению. Чем я обязан столь неожиданному возвращению?
      Леди Хорбари возмутилась:
      - Боже мой, как я тебя ненавижу! Ты самый низкий человек на свете.
      - Низкий? Ты говоришь - низкий, когда из-за твоей бессмысленной экстравагантности заповедное Хорбари отдано в заклад!
      - Хорбари, Хорбари! Это все, о чем ты заботишься! Лошади, охота, стрельба, дубленые шкуры, несносно скучные старые фермеры... Боже, да разве это жизнь для женщины!
      - Некоторые женщины наслаждаются этим.
      - Да, такие, как Венетия Керр, которая сама наполовину лошадь. Лорд Хорбари подошел к окну.
      - Теперь поздно говорить об этом. Я женился на тебе.
      - И не можешь выбраться из создавшегося положения,-- саркастически проговорила Сисели. Ее смех был злобным и торжествующим.-- Ты хотел бы избавиться от меня, да не знаешь как!
      - К чему все это?
      - Господи, как все это старо. Мои приятельницы вне себя, когда я рассказываю им, какую ерунду ты городишь.
      - Может, мы возвратимся к теме нашего разговора - причине твоего приезда?
      Но жена не последовала этому предложению. Она сказала:
      - Ты заявил в бумагах, что не желаешь отвечать за мои долги. Это по-джентльменски?
      - Сожалею об этом шаге. Я предостерегал тебя, как ты помнишь. Дважды я платил. Но всему есть предел. Твоя неразумная страсть к азартным играм... Впрочем, к чему говорить об этом! Мне надо знать, что побудило тебя приехать в Хорбари теперь? Ты всегда ненавидела это место, твердила, что Хорбари надоело тебе до смерти. Маленькое лицо Сисели Хорбари помрачнело:
      - Я думала, так лучше... сейчас.
      - Так лучше сейчас,--задумчиво повторил он. И резко спросил: -Сисели, ты брала в долг у той старой француженки-ростовщицы?
      - Какой?! Не знаю, кого ты имеешь в виду.
      - Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Я подразумеваю женщину, которая была убита в самолете, летевшем из Парижа, в том самом, которым ты возвращалась домой. Ты брала у нее деньги? Если та женщина давала тебе деньги, лучше скажи мне об этом. Помни, следствие еще не окончено. В вердикте указано, что убийство совершено неизвестным лицом или лицами. Полиция обеих стран за работой. Это вопрос времени, но они докопаются до правды. Женщина наверняка оставила записи своих сделок. Кто-нибудь узнает о твоих связях с нею, и мы должны быть к этому готовы заранее. По этому вопросу надо заручиться советом кого-либо из наших стряпчих. ("Наши стряпчие", Уилбрэм и К°, были юристами, которые из поколения в поколение занимались ведением дел рода Хорбари.)
      - Как будто я не давала показаний в этом проклятом суде и не говорила, что никогда прежде даже не слыхала об этой женщине!
      - Не думаю, что это достоверно,--сухо возразил Стивен.-- Если у тебя были сделки с Жизелью, будь уверена, полиция обнаружит их.
      Сисели сердито села в кровати.
      - Ты, наверное, думаешь, что я убила ее! Стояла посреди самолета и стреляла в нее из трубки отравленными дротиками! С ума сошел!
      - Да, пожалуй, все это звучит крайне неправдоподобно,-- задумчиво согласился Стивен.-- Но я хочу, чтобы ты осознала свое положение.
      - Какое положение? Никакого положения нет. Ты не веришь ни единому моему слову. Отвратительно. Да. И зачем вообще ни с того ни с сего волноваться из-за меня? Как будто ты очень заботишься о том, чтобы со мной ничего не случилось. Ты меня разлюбил. Ты меня ненавидишь. Ты был бы рад, если б я завтра умерла. Зачем же притворяться?
      - Не слишком ли ты преувеличиваешь? Во всяком случае, я забочусь о чести нашего рода - устаревшие сантименты, которые ты, возможно, презираешь. Но именно так все обстоит на самом деле,
      Резко повернувшись на каблуках, он вышел из комнаты
      У него стучало в висках. Мысли теснились. "Разлюбил? Ненавижу? Да, это верно. Был бы я рад, если б завтра она умерла? Боже мой, да! Я чувствовал бы себя как узник, выпущенный из тюрьмы. Какая странная и мерзкая штука -жизнь! Когда я впервые увидел ее в "Do it now", каким прелестным ребенком она выглядела! Светловолосая, юная!.. Я был чертовски глуп! Я потерял голову, я был вне себя... Она казалась такой обворожительной и милой, а на самом деле была такой же, как и сейчас - грубой, злобной, невежественной... Теперь я даже не замечаю ее красоты".
      Он свистнул, к нему подбежал спаниель и остановился перед ним, глядя на хозяина с обожанием и преданностью.
      - Добрая старушка Бетси! - Стивен ласково потрепал длинные, лохматые собачьи уши.
      Нахлобучив мятую шляпу, в сопровождении собаки Стивен вышел из дому.
      Бесцельная прогулка по имению успокаивала его взвинченные нервы. Поглаживая любимую охотничью собаку, он поговорил с грумом, потом заглянул на ферму, постоял там минутку, поболтал с фермершей и зашагал по узкой дорожке. Бетси льнула к его ногам. И тут он увидел Венетию Керр: верхом на гнедой кобыле она возвращалась с прогулки.
      Венетия, выглядела великолепно. Лорд Хорбари глядел на нее с восхищением, нежностью и со странным чувством, будто он откуда-то издалека возвратился домой.
      - Хэлло! - сказал он.
      - Хэлло, Стивен.
      - Где ты была? Прогуливалась в пятиакровых владениях?
      - Да. Она хорошо идет, не правда ли?
      - Первоклассно. А ты видела мою двухлетку, ту, что я купил на аукционе в Четтисли?
      Немного поболтали о лошадях, потом он вдруг сказал:
      - Между прочим, Сисели здесь.
      - В Хорбари?!
      Не в обычае у Венетии выказывать свои чувства, но на этот раз она не смогла скрыть удивления.
      - Да, вернулась минувшим вечером. Немного помолчали. Затем Стивен сказал:
      - Ты ведь была на дознании, Венетия. Как... э... как там все это было? Полиция обнаружила что-нибудь? Для тебя это все, наверное, было не очень приятно?
      - Ну, конечно, особого удовольствия я не испытывала. Но и ничего ужасного в этом тоже не было. Следователь держался корректно и был достаточно вежлив.
      Стивен рассеянно хлестнул по живой изгороди.
      - Венетия, у тебя... Ты, я имею в виду... Как ты думаешь, кто это сделал?
      Она помолчала, раздумывая, как бы сказать получше и тактичнее, и проговорила с коротким смешком:
      - Во всяком случае, не Сисели и не я. Она может поручиться за меня, а я - за нее. Стивен тоже засмеялся.
      - Ну, тогда все в порядке,-- сказал он весело.
      Он хотел бы выдать это за шутку, но в голосе его явно послышалось облегчение. Значит, он думал, что...
      - Венетия,--сказал Стивен,--я знаю тебя уже давно, не так ли?
      - М-м, да. А ты помнишь те ужасные уроки танцев, на которые мы ходили, точно дети?

К титульной странице
Вперед
Назад