Что такое нау- ка - если нужно давать точные определения, а не следо- вать за внешним сходством,- ясно из следующего. Мы все предполагаем, что известное нам по науке не может быть и таким и инаким; а о том, что может быть и так и ина- че, когда оно вне (нашего) созерцания, мы уже не знаем, существует оно или нет. Таким образом, то, что состав- ляет предмет научного знания (to episteton), существует с необходимостью, а значит, вечно, ибо все существующее с безусловной необходимостью вечно, вечное же не возни- кает и не уничтожается 16. Далее, считается, что всякой науке нас обучают (didakte), а предмет науки-это пред- мет усвоения (matheton). Как мы утверждали и в "Анали- тиках", всякое обучение, исходя из уже познанного, (прибегает) в одном случае к наведению, в другом -к умозаключению, (т. е. силлогизму) . При этом наведение - это (исходный) принцип, и (он ведет) к общему, а сил- логизм исходит из общего. Следовательно, существуют принципы, (т. е. посылки), из которых выводится силло- гизм и которые не могут быть получены силлогически, а значит, их получают наведением. Итак, научность (epis- tem) - это доказывающий, (аподиктический), склад (сюда надо добавить и другие уточнения, данные в "Аналити- ках"), ибо человек обладает научным знанием, когда он в каком-то смысле обладает верой и принципы ему известны 17. Если же (принципы известны ему) не больше вывода, он будет обладать наукой только привходящим образом... * 6 (VI). Поскольку наука-это представление (hypolep- sis) общего и существующего с необходимостью, а доказа- тельство (ta apodeikta) и всякое инознание исходит из принципов, ибо наука следует (рас) суждению (meta lo- goy), постольку принцип предмета научного знания (toy epistetoy) не относится ни (к ведению) науки, ни (тем более) - искусства и рассудительности. Действительно, предмет научного знания- (это нечто) доказываемое (to apodeikton), а (искусство и рассудительность) имеют де- ло с тем, что может быть и так и иначе. Даже мудрость не для этих первопринципов, потому что мудрецу свойс- твен* - выводы из принципов - эмпирические факты. но в некоторых случаях пользоваться доказательствами. Если же то, благодаря чему мы достигаем истины и никогда не обманываемся относительно вещей, не могущих быть такими и инакими или даже могущих, это наука, рассудитель- ность, мудрость и ум и ни одна из трех (способностей) (под тремя я имею в виду рассудительность, науку и муд- рость) не может (приниматься в расчет в этом случае), остается (сделать вывод), что для (перво) - принципов существует ум 18. 7 (VII). Мудрость в искусствах мы признаем за теми, кто безупречно точен в (своем) ис- кусствен так, например, Фидия мы признаем мудрым камне- резом, а Поликлета - мудрым ваятелем статуй, подразуме- вая под мудростью, конечное не что иное, как доброде- тель, (т. е. совершенство) *, искусства. Однако мы уве- рены, что существуют некие мудрецы в общем смысле, а не в частном и ни в каком другом, как Гомер говорит в "Маргите" Боги не дали ему землекопа и пахаря муд- рость, Да и другой никакой *. 20. Вот почему даже иных зверей признают "рассудительныИтак, ясно, что мудрость- это самая точная из наук. А значит, должно быть так, что мудрец не только знает (следствия) из принципов, но и обладает истинным (знанием самих) принципов (peri tas arkhas aletheyeln). Мудростью следовательно, будет умом и наукой, словно бы заглавной наукой о том, что всего ценнее. Было бы нелепо думать, будто либо наука о госу- дарстве, либо рассудительность- самая важная (наука) , поскольку человек не есть высшее из всего в мире. Да- лее, если "здоровое" и "благое" для людей и рыб различ- но, но "белое" и "прямое" всегда одно и то же, то и мудрым все бы признали одно и то же, а "рассудительным" разное. Действительно, рассудительным назовут того, кто отлично разбирается в том или ином деле, (касающемся (его) самого), и предоставят это на его усмотрение 20. Вот почему даже иных зверей признают "рассудительными", а именно тех, у кого, видимо, есть способность пред- чувствия того, что касается их собственного существова- ния. Так что ясно, что мудрость и искусство управлять государством не будут тождественны, ибо если скажут, что (умение разбираться) в собственной выгоде есть муд- рость, то много окажется мудростей, потому что не су- ществует одного (умения) для (определения) блага всех живых существ совокупно, но для каждого - свое, коль скоро и врачебное искусство тоже не едино для всего су- ществующего. А если (сказать), что человек лучше (всех) прочих живых существ, то это ничего не меняет, ибо даже человека много божественнее по природе другие вещи, взять хотя бы наиболее зримое - (звезды), из которых состоит небо (kosmos). Из сказанного, таким образом, ясно, что мудрость - это и научное знание, и постижение умом вещей по природе наиболее ценных. Вот почему Анак- сагора и Фалеса и им подобных признают * Мapsut- фоль- клорный образ "дурака". мудрыми, а рассудительными нет, так как видно, что своя собственная польза им неведома, и признают, что знают они (предметы) совершенные, достойные удивления, слож- ные и божественные, однако бесполезные, потому что че- ловеческое благо они не исследуют. 8. Рассудительность же связана с человеческими делами и с тем, о чем можно принимать решение; мы утверждаем, что дело рассудитель- ного - это, прежде всего, разумно принимать решения (to еу boyleyesthai) , а решения не принимают ни о вещах, которым невозможно быть и такими и инакими, ни о тех, что не имеют известной цели, причем эта цель есть бла- го, осуществимое в поступке. А безусловно способный к разумным решениям (eyboylos) тот, кто благодаря расчету (kata ton logismon) умеет добиться высшего из осущест- вимых в поступках блага для человека. И не только с об- щим имеет дело рассудительность, но ей следует быть ос- ведомленной в частных (вопросах) , потому что она нап- равлена на поступки, а поступок связан с частными (обс- тоятельствами) . Вот почему некоторые, не будучи знато- ками (общих вопросов) , в каждом отдельном случае пос- тупают лучше иных знатоков (общих правил) и вообще опытны в других вещах. Так, если, зная, что постное мя- со хорошо переваривается и полезно для здоровья, не знать, какое 1мясо бывает) постным, здоровья не добить- ся, и скорее добьется (здоровья) тот, кто знает, что (постное и) полезное для здоровья (мясо) птиц. Итак, рассудительность направлена на поступки, следовательно, (чтобы быть рассудительным) , нужно обладать (знанием) и того и другого (- и частного, и общего) или даже в большей степени (знанием частных вопросов) . Однако и в этом случае имеется своего рода управляющее (arkhitek- tonike) (знание, или искусство, т. е. политика)* И го- сударственное (искусство) , и рассудительность - это один и тот же склад, хотя эти понятия и не тождественны 21. (VIII). Рассудительность в делах государства (poli- tik* phro- nesis) (бывает двух видов) : одна как управ- ляющая представляет собою законодательную (науку) , другая как имеющая дело с частными (вопросами) носит общее название государственной науки, причем она пред- полагает поступки и принимание решений, ибо что решено голосованием (народного собрания) как последняя дан- ность (to eskhaton) осуществляется в поступках. Поэтому только об этих людях говорят, что они занимаются госу- дарственными делами, так как они действуют подобно ре- месленникам ". Вместе с тем, согласно общему мнению, рассудительностью по преимуществу является та, что свя- зана с самим человеком, причем с одним; она тоже носит общее имя "рассудительность". А из тех (рассудительнос- тей, что направлены не на самого ее обладателя), одна хозяйственная, другая законодательная, третья государс- твенная, причем последняя подразделяется на рассуди- тельность в принимании решений и в судопроизводстве. 9. Итак, знание (блага) для себя будет одним из видов поз- нания '", но он весьма отличается от прочих. И согласно общему мнению, рассудителен знаток собственного блага, который им и занимается; что же до государственных му- жей, то они лезут в чужие дела. Потому Еврипид и гово- рит: Я рассудительный? да я бы мог без суеты И вместе с многими причисленный к полку И долю равную иметь. Но те, кто лучше, дело есть кому везде...* Люди ведь прес- ледуют свое собственное благо и уверены, что это и надо делать. Исходя из такого мнения, и пришли (к убеждению) , что эти, (занятые своим благом люди) , рассудитель- ные, хотя собственное благо, вероятно, не может сущест- вовать независимо от хозяйства и устройства государс- тва. Более того, неясно и подлежит рассмотрению, как нужно вести свое собственное хозяйство. Сказанное ** подтверждается также и тем, что молодые люди становятся геометрами и математиками и мудрыми в подобных предме- тах, но, по всей видимости, не бывают рассудительными. Причина этому в том, что рассудительность проявляется в частных случаях, с которыми знакомятся на опыте, а мо- лодой человек не бывает опытен, ибо опытность дается за долгий срок. Аристотель. Никомахова этика//Сочинения. В 4 т. М., 1983. Т. 4. С. 175, 178- 181
ФОМА АКВИНСКИЙ Для спасения человеческого было необходимое чтобы сверх философских дисциплин, которые основываются на челове- ческом разуме, существовала некоторая наука, основанная на божественном откровении; это было необходимо прежде всего потому, что человек соотнесен с богом как с неко- торой своей целью. Между тем цель эта не поддается пос- тижению, разумом; в соответствии со словами Исайи (гл. 64, ст. 4) "Око незрело, боже, помимо тебя, что угото- вал ты любящим тебя". Между тем должно, чтобы цель была заранее известна людям, дабы они соотносили с ней свои усилия и действия. Отсюда следует, что человеку необхо- димо для своего спасения знать нечто такое, что усколь- зает от его разума, через божественное откровение. При- том даже и то знание о боге, которое может быть добыто человеческим разумом, по необходимости должно было быть преподано человеку через божественное откровение, ибо истина о боге, отысканная человеческим разумом, была бы доступна немногим, притом не сразу, притом с примесью многочисленных заблуждений, между тем как от обладания этой истиной целиком зависит спа * Слова Одиссея из "Филоктета" Еврипида. ** То, что рассудительность имеет дело с частным. сенье человека, каковое обретается в боге. Итак, для того чтобы люди достигли спасения и с большим успехом, и с большей уверенностью, необходимо было, чтобы отно- сящиеся к богу истины бо- гом же и были преподаны в откровении. Итак, было необходимо, чтобы философские дисциплины, которые получают свое знание от разума, бы- ли дополнены наукой, священной и основанной на открове- нии (Сумма теол., 1, q. 1, 1 с). Хотя человек не обязан испытывать разумом то, что превышает возможности чело- веческого познания, однако же то, что преподано богом в откровении, следует принять на веру (Сумма теол., 1, q. 1, 1 ad I). Различие в способах, при помощи которых мо- жет быть познан предмет, создает многообразие наук. Од- но и то же заключение, как то, что земля кругла, может быть сделано и астрологом, и физиком, но астролог при- дет к нему через посредство математического умозрения, отвлекаясь от материи, физик же через посредство рас- суждений, имеющих в виду материю. По этой причине нет никаких препятствий, чтобы те же самые предметы, кото- рые подлежат исследованию философскими дисциплинами в меру того, что можно познать при свете естественного разума, исследовала наряду с этим и другая наука в меру того, что можно познать при свете божественного откро- вения. Отсюда следует, что теология, которая принадле- жит к священному учению, отлична по своей природе от той теологии, которая полагает себя составной частью философии (Сумма теол., 1, q. 1, l a,d 2). Священное учение есть наука. Следует, однако, знать, что природа наук бывает двоякой. Одни из них таковы, что зиждутся на основоположениях, непосредственно отысканных естест- венной познавательной способностью, как-то: арифметика, геометрия и другие в этом же роде. Другие таковы, что зиждутся на основоположе- ниях, отысканных при посредс- тве иной, и притом высшей, дисциплины; так, теория перспективы зиждется на основоположениях, выясненных геометрией, а теория музыки - на основоположениях, вы- ясненных арифметикой. Священное учение есть такая нау- ка, которая относится ко второму роду, ибо она зиждется на основопо- ложениях, выясненных иной, высшей наукой; последняя есть то знание, которым обладает бог, а также те, кто удостоен блаженства. Итак, подобно тому как те- ория музыки принимает на веру основоположения, передан- ные ей арифметикой, совершенно так же священное учение принимает на веру основоположения, преподанные ей богом (Сумма теол., 1, q. 1, 1 ad 2). Эта наука (теология) может взять нечто от философских дисциплин, но не пото- му, что испытывает в этом необходимость, а лишь ради большей доходчивости преподаваемых ею положений. Ведь основоположения свои она заимствует не от других наук, но непосредственно от бога через откровение. Притом же она не следует другим наукам, как высшим по отношению к ней, но прибегает к ним, как к подчиненным ей служан- кам, подобно тому как теория архитектуры прибегает к служебным дисциплинам или теория государства прибегает к науке военного дела. И само то обстоятельство, что она все-таки прибегает к ним, проистекает не от ее не- достаточности или неполноты, но лишь от недостаточности нашей способности понимания: последнюю легче вести от тех предметов, которые открыты естественному разуму, источнику прочих наук, к тем предметам, которые превыше разума и о которых трактует наша наука (Сумма теол., 1, q. 1 , 5 ad 2) Фома Аквинский. Сумма теологии// Антоло- гия мировой философии. М., 1969.7. 1. Ч. 2. С. 824-827
Человек, слуга и истолкователь природы, столь-
ко совершает и понимает, сколько постиг в ее порядке
делом или размышлением, и свыше этого он не знает и не
может. Ни голая рука, ни предоставленный самому себе
разум не имеют большой силы. Дело совершается орудиями
и вспоможе- ниями, которые нужны разуму не меньше, чем
руке. И как орудия руки дают или направляют движение,
так и умственные орудия дают разуму указания или пре-
достерегают его. Знание и могущество человека совпада-
ют, ибо незнание причины затрудняет действие. Природа
побеждается только подчинением ей, и то, что в созерца-
нии представляется причиной, в действии представляется
правилом. VIII Даже тем, что уже открыто, люди обязаны
больше случаю и опыту *, чем наукам. Науки же, коими мы
теперь обладаем, суть не что иное, как некое сочетание
уже известного, а не способы открытия и указания новых
дел. Тонкость природы во много раз превосходит тонкость
чувств и разума, так что все эти прекрасные созерцания,
размышления, толкования - бессмысленная вещь; только
нет того, кто бы это видел.
XII Логика, которой теперь пользуются, скорее служит
укреплению и сохранению заблуждений, имеющих свое осно-
вание в общепринятых понятиях, чем отысканию истины.
Поэтому она более вредна, чем полезна. XIV Силлогизмы
состоят из предложений, предложения из слов, а слова
суть знаки понятий. Поэтому если сами понятия, состав-
ляя основу всего, спутаны и необдуманно отвлечены от
вещей, то нет ничего прочного в том, что построено на
них. Поэтому единственная надежда - в истинной индук-
ции. XV Ни в логике, ни в физике в понятиях нет ничего
здравого. "Субстанция", "качество", "действие", "стра-
дание", даже "бытие" не являются хорошими понятиями;
еще менее того - понятия: "тяжелое", "легкое", "гус-
тое", "разреженное", "влажное", "сухое", "порождение",
"разложение", "притяжение", "отталкивание", "элемент",
"материя", "форма" и прочие такого же рода. Все они вы-
мышлены и плохо определены. XVI Понятия низших видов -
"человек", "собака", "голубь" - и непосредственных
восприятий чувства - "жар", "холод", "белое", "черное"
- не обманывают нас явно, но и- они иногда становятся
смутными из-за текучести материи и смешения вещей. Ос-
тальные же понятия, которыми люди до сих пор пользуют-
ся, суть уклонения, должным методом не отвлеченные от
вещей и не выведенные из них. XVIII То, что до сих пор
открыто науками, почти целиком относится к области
обычных понятий. Для того чтобы проникнуть в глубь и в
даль природы, необходимо более верным и осторожным пу-
тем отвлекать от вещей как понятия, так и аксиомы, и
вообще необходима лучшая и более надежная работа разу-
ма. XIX Два пути существуют и могут существовать для
отыскания и открытия истины. Один воспаряет от ощущений
и частностей к наиболее общим аксиомам и, идя от этих
оснований и их непоколебимой истинности, обсуждает и
открывает средние аксиомы. Этим путем и пользуются ны-
не. Другой же путь выводит аксиомы из ощущений и част-
ностей, поднимаясь непрерывно и постепенно, пока нако-
нец не приходит к наиболее общим аксиомам. Это путь ис-
тинный, но не испытанный. XXII Оба эти пути исходят из
ощущений и частностей и завершаются в высших общностях.
Но различие их неизмеримо. Ибо один лишь бегло касается
опыта и частностей, другой надлежащим образом задержи-
вается на них. Один сразу же устанавливает некие общ-
ности, абстрактные и бесполезные, другой постепенно
поднимается к тому, что действительно более сообразно
природе. XXIV Никоим образом не может быть, чтобы акси-
омы, установленные рассуждением, имели силу для откры-
тия новых дел, ибо тонкость природы во много раз пре-
восходит тонкость рассуждений. Но аксиомы, отвлеченные
должным образом из частностей, в свою очередь, легко
указывают и определяют новые частности и таким путем
делают науки действенными. XXV Аксиомы, которыми ныне
пользуются, проистекают из скудного и простого опыта и
немногих частностей, которые обычно встречаются, и поч-
ти соответствуют этим фактам и их объему. Поэтому нече-
го удивляться, если эти аксиомы не ведут к новым част-
ностям. Если же, паче чаяния, открывается пример, кото-
рый ранее не был известен, аксиому спасают посредством
какой-либо прихотливой дистинкции, между тем как истин-
нее было бы исправить самое аксиому. XXVI Познание, ко-
торое мы обычно применяем в изучении природы, мы будем
для целей обучения называть предвосхищением природы,
потому что оно поспешно и незрело. Познание же, которое
должным образом извлекаем из вещей, мы будем называть
истолкованием природы. XXXVII Рассуждения тех, кто про-
поведовал акаталепсию, и наш путь в истоках своих неко-
торым образом соответствуют друг другу. Однако в завер-
шении они бесконечно расходятся и противополагаются од-
но другому. Те просто утверждают, что ничто не может
быть познано. Мы же утверждаем, что в природе тем пу-
тем, которым ныне пользуются, немногое может быть поз-
нано. Те в дальнейшем рушат достоверность разума и
чувств, мы же отыскиваем и доставляем им средства помо-
щи.
LXX Самое лучшее из всех доказательств есть опыт... Тот
способ пользования опытом, который люди теперь применя-
ют, слеп и неразумен. И потому, что они бродят и блуж-
дают без всякой верной дороги и руководствуются только
теми вещами, которые попадаются навстречу, они обраща-
ются ко многому, но мало подвигаются вперед... Если да-
же они принимаются за опыты более вдумчиво, с большим
постоянством и трудолюбием, они вкладывают свою работу
в какой-либо один опыт, например Гильберт - в магнит,
алхимики - в золото. Такой образ действий людей и неве-
жествен и беспомощен... Бог в первый день творения соз-
дал только свет, отдав этому делу целый день и не сот-
ворив в этот день ничего материального. Подобным же об-
разом прежде всего должно из многообразного опыта изв-
лекать открытие истинных причин и аксиом и должно ис-
кать светоносных, а не плодоносных опытов. Правильно же
открытые и установленные аксиомы вооружают практику не
поверхностно, а глубоко и влекут за собой многочислен-
ные ряды практических приложений... LXXXVlll ...Во всех
науках мы встречаем ту же ставшую обычной уловку, что
создатели любой науки обращают бессилие своей науки в
клевету против природы. И то, что недостижимо для их
науки, то они на основании той же науки объявляют не-
возможным и в самой природе... XCV Те, кто занимался
науками, были или эмпириками или догматиками. Эмпирики,
подобно муравью, только собирают и довольствуются соб-
ранным. Рационалисты, подобно пауку, производят ткань
из самих себя. Пчела же избирает средний способ: она
извлекает материал из садовых и полевых цветов, но рас-
полагает и изменяет его по своему умению. Не отличается
от этого и подлинное дело философии. Ибо она не основы-
вается только или преимущественно на силах ума и не
откладывает в сознание нетронутым материал, извлекаемый
из естественной истории и из механических опытов, но
изменяет его и перерабатывает в разуме. Итак, следует
возложить добрую надежду на более тесный и нерушимый
(чего до сих парне было) союз этих способностей-опыта и
рассудка. IV Не следует все же допускать, чтобы разум
перескакивал от частностей к отдаленным и почти самым
общим аксиомам (каковы так называемые начала науки ве-
щей) и по их непоколебимой истинности испытывал бы и
устанавливал средние аксиомы. Так было до сих пор: ра-
зум склоняется к этому не только естественным побужде-
нием, но и потому, что он уже давно приучен к этому до-
казательствами через силлогизм. Для наук же следует
ожидать добра только тогда, когда мы будем восходить по
истинной лестнице, по непрерывным, а не прерывающимся
ступеням - от частностей к меньшим аксиомам и затем к
средним, одна выше другой, и, наконец, к самым общим.
Ибо самые низшие аксиомы немногим отличаются от голого
опыта. Высшие же и самые общие аксиомы (какие у нас
имеются) умозрительны и абстрактны, и в них нет ничего
твердого. Средние же аксиомы истинны, тверды и жизнен-
ны, от них зависят человеческие дела и судьбы. А над
ними, наконец, расположены наиболее общие аксиомы - не
абстрактные, но правильно ограниченные этими средними
аксиомами. Поэтому человеческому разуму надо придать не
крылья, а, скорее, свинец и тяжести, чтобы они сдержи-
вали всякий его прыжок и полет... CV Для построения ак-
сиом должна быть придумана иная форма индукции, чем та,
которой пользовались до сих пор. Эта форма должна быть
применена не только для открытия и испытания того, что
называется началами, но даже и к меньшим и средним и,
наконец, ко всем аксиомам. Индукция, которая совершает-
ся путем простого перечисления, есть детская вещь: она
дает шаткие заключения и подвергнута опасности со сто-
роны противоречащих частностей, вынося решения большей
частью на основании меньшего, чем следует, количества
фактов, и притом только тех, которые имеются налицо.
Индукция же, которая будет полезна для открытия и дока-
зательства наук и искусств, должна разделять природу
посредством должных разграничений и исключений. И затем
после достаточного количества отрицательных суждений
она должна заключать о положительном. Это до сих пор не
совершено... Пользоваться же помощью этой индукции сле-
дует не только для открытия аксиом, но и для определе-
ния понятий. В указанной индукции и заключена, несом-
ненно, наибольшая надежда. CXXVI Возразят также, что,
удерживая людей от произнесения суждений и от установ-
ления определенных начал до тех пор, пока они в должном
порядке не придут через средние ступени к наиболее об-
щему, мы проповедуем какое-то воздержание от суждений и
приводим дело к акаталепсии. В действительности же мы
думаем не об акаталепсии, а об евкаталепсии, ибо мы не
умаляем значения чувства, а помогаем ему и не пренебре-
гаем разумом, а управляем им. Притом лучше знать то,
что надо, и все же считать, что мы не знаем вполне, чем
считать, что мы знаем вполне, и все же ничего не знать
о том, что надо.
I
Дело и цель человеческого могущества в том, чтобы про-
изводить и сообщать данному телу новую природу или но-
вые природы. Дело и цель человеческого знания в том,
чтобы открывать форму данной природы, или истинное от-
личие, или производящую природу, или источник происхож-
дения (ибо таковы имеющиеся у нас слова, более всего
приближающиеся к обозначению этой цели). Этим двум пер-
вичным делам подчиняются два других дела, вторичных и
низшего разряда. Первому подчиняется превращение одного
конкретного тела в другое в пределах возможного; второ-
му -' открытие во всяком порождении и движении скрытого
процесса, продолжающегося непрерывно от проявленного
действующего начала и проявленной материи вплоть до
данной формы, а также открытие другого схематизма тех
тел, которые пребывают не в движении, а в состоянии по-
коя.
II ...Правильно полагают, что "истинное знание есть
знание причин". Не плохо также устанавливаются четыре
причины: материя, форма, действующая и конечная причи-
ны. Но из них конечная причина не только бесполезна, но
даже извращает науки, если речь идет не о действиях че-
ловека. Открытие формы почитается безнадежным. А дейс-
твующая причина и материя (как они отыскиваются и при-
нимаются вне скрытого процесса, ведущего к форме) - ве-
щи бессодержательные и поверхностные и почти ничего не
дают для истинной и деятельной науки. Однако... выше мы
отметили и исправили заблуждение человеческого ума, от-
дающего формам первенство сущности. Ибо хотя в природе
не существует ничего действительного, помимо единичных
тел, осуществляющих сообразно с законом отдельные чис-
тые действия, однако в науках этот же самый закон и его
разыскание, открытие и объяснение служат основанием как
знанию, так и деятельности. И этот же самый закон и его
разделы мы разумеем под названием форм, тем более что
это название укоренилось и обычно встречается.
III
Знание того, кто знает причину какой-либо природы (как,
например, белизны или теплоты) только в некоторых пред-
метах, несовершенно. Равным образом несовершенно могу-
щество того, кто может производить действие только на
некоторые материи (из числа тех, что способны воспри-
нять его). А кто знает только действующую и материаль-
ную причины (эти причины переходящи и в некоторых слу-
чаях суть не что иное, как носители формы), тот может
достигнуть новых открытий в отношении материи, до неко-
торой степени подобной и подготовленной, но не затронет
глубже заложенных пределов вещей. Тот же, кто знает
формы,- тот охватывает единство природы в несходных ма-
териях. И следовательно, он может открыть и произвести
то, чего до сих пор не было, чего никогда не привели бы
к осуществлению ни ход природных явлений, ни искусс-
твенные опыты, ни самый случай и что никогда не предс-
тавилось бы человеческому мышлению. Поэтому за открыти-
ем форм следует истинное созерцание и свободное дейс-
твие.
IX Из
двух родов аксиом, которые установлены выше, возникает
истинное деление философии и наук, причем мы придаем
особый смысл общепринятым названиям (которые наиболее
подходят к обозначению вещи). Таким образом, исследова-
ние форм, которые (по смыслу и по их закону) вечны и
неподвижны, составляет ме- тафизику, а исследование
действующего начала и материи, скрытого процесса и
скрытого схематизма (все это касается обычного хода
природы, а не основных и вечных законов) составляет фи-
зику. Им и подчиняются подобным образом две практики:
физике - механика, метафизике (в очищенном смысле сло-
ва) - магия вследствие ее обширных путей и большей
власти над природой. Бэкон Ф. Новый Органон. Афоризмы
об истолковании природы и царства человека // Сочине-
ния. В 2 т. М., 1978- Т. 2. С. 12, 13-16, 18, 34. 35,
50, 56-57, 60-61, 62, 75, 80-81, 87
1. Указать путь, каким мы приходим ко всякому знанию, достаточно для доказательства того, что оно неврожденно. Некоторые считают установленным взгляд, будто в разуме есть некие врожденные принципы, некие первичные понятия... так сказать запечатленные в сознании знаки, которые душа получает при самом начале своего бытия и приносит с со- бою в мир. Чтобы убедить непредубежденных читателей в ложности этого предположения, достаточно лишь показать, как люди исключительно при помощи своих природных спо- собностей, без всякого содействия со стороны врожденных впечатлений, могут достигнуть всего своего знания и прийти к достоверности без таких первоначальных понятий или принципов. Ибо, я думаю, все охотно согласятся, что дерзко предполагать врожденными идеи цветов в существе, которому бог дал зрение и способность воспринимать при помощи глаз цвета от внешних вещей. Не менее безрассуд- но считать некоторые истины природными отпечатками и врожденными знаками, ибо ведь мы видим в себе способ- ность прийти к такому же легкому и достовер- ному познанию их и без того, чтобы они были первона- чально запечатлены в душе... 2. Общее согласие как главный довод. Ничто не пользуется таким общим призна- нием, как то, что есть некоторые принципы, как умозри- тельные, так и практические (ибо речь ведут и о тех и о других), с которыми согласны все люди. Отсюда защитники приведенного взгляда заключают, что эти принципы необ- ходимо должны быть постоянными отпечатками, которые ду- ши людей получают при начале своего бытия и приносят с собой в мир столь же необходимо и реально, как и все другие присущие им способности. 3. Общее согласие вовсе не доказывает врожденности. Довод со ссылкой на всеоб- щее согласие заключает в себе тот изъян, что, будь даже в самом деле верно, что существует несколько признавае- мых всем человечеством истин, он все-таки не доказывал бы врожденности этих истин, если бы удалось показать, что имеется другой путь, каким люди приходят ко всеоб- щему согласию относительно вещей, о которых они сходят- ся во взглядах, а я предполагаю, что это показать воз- можно. 4. Положения: "Что есть, то есть" и "Невозможно, чтобы одна и та же вещь была и не была" - не пользуются всеобщим признанием. Но,, что гораздо хуже, довод со ссылкой на всеобщее согласие, которым пользуются для доказательства существования врожденных принципов, мне кажется, скорее доказывает, что их нет, ибо нет принци- пов, которые бы пользовались признанием всего челове- чества... 5. Эти положения не запечатлены в душе от природы, ибо они неизвестны детям, идиотам и другим лю- дям. Ибо, во-первых, очевидно, что дети и идиоты не имеют ни малейшего понятия или помышления о них. А это- го пробела достаточно, чтобы расстроить всеобщее согла- сие, которое должно непременно сопутствовать всем врож- денным истинам, мне кажется чуть ли не противоречием утверждение, будто есть запечатленные в душе истины, которых душа не осознает или не понимает, так как "за- печатлевать", если это имеет какой-нибудь смысл, озна- чает не что иное, как способствовать тому, чтобы неко- торые истины были осознаны... 15. Шаги, которыми разум (mind) доходит до различных истин. Чувства сперва вво- дят единичные идеи и заполняют ими еще пустое место (empty cabinet), и, по мере того как разум постепенно осваивается с некоторыми из них, они помещаются в памя- ти и получают имена. Затем, подвигаясь вперед, разум абстрагирует их и постепенно научается употреблению об- щих имен. Так разум наделяется идеями и словами, мате- риалом для упражнения своей способности рассуждения. С увеличением материала, дающего разуму работу, примене- ние его с каждым днем становится все более и более за- метным. Но хотя запас общих идей и растет обыкновенно вместе с употреблением общих имен и рассуждающей дея- тельностью, все-таки я не вижу, как это может доказать их врожденность... 25. Откуда мнение о врожденных прин- ципах. То, что люди нашли несколько общих положений, в которых могли не сомневаться сразу, как только их поня- ли, это, на мой взгляд, прямо и легко вело к заключе- нию, что они врожденны. Это, будучи однажды принято, избавило ленивого от мук исканий и остановило сомневаю- щегося в его исследованиях и коснулось всего, что было однажды названо врожденным. А для тех, кто претендовал на роль ученых и учителей, было немалой выгодой устано- вить в качестве принципа принципов то положение, что нельзя подвергать сомнению принципы. Ибо, установив раз принцип, что есть врожденные принципы, они внушили сво- им последователям необходимость принять некоторые уче- ния как такие принципы, чтобы отвлечь людей от пользо- вания собственным разумом и способности суждения, зас- тавив принимать все на веру и слово, без дальнейшего исследования. При такой слепой доверчивости легче было ими управлять и сделать их полезными для тех, кто обла- дал умением и имел задачу наставлять их и руководить ими. Обладать авторитетом диктатора принципов и настав- ника неоспоримых истин и понуждать других на веру при- нимать за врожденный принцип все, что может служить це- лям учителя,- это немалая власть человека над челове- ком. Лок Д. Опыт о человеческом разумении/ /Сочинения. В 3 т. М., 1985- Т. 1. С. 96-97, 103, 151-152
что такое Когда человек рассуждает, он лишь обра- рас- суждение зует в уме итоговую сумму путем сложения час- тей или остаток путем вычитания одной суммы из другой, или, что то же, если это делается при помощи слов, об- разует имя целого из соединения имен всех частей или от имени целого и одной части образует имя другой части... Эти операции свойственны не только числам, а всякого рода вещам, которые могут быть сложены одна с другой или вычтены одна из другой. Ибо если арифметика учит нас сложению и вычитанию чисел, то геометрия учит нас тем же операциям в отношении линий, фигур (объемных и плоских), углов, пропорций, времен, степени скорости, силы, мощности и т. п. Логики учат нас тому же самому в отношении последовательности слов, складывая вместе два имени, чтобы образовать суждение, и два суждения, чтобы образовать силлогизм, и много силлогизмов, чтобы соста- вить доказательство. Из суммы же, или из заключения силлогизма, логики вычитают одно предложение, чтобы найти другое. Политики складывают вместе договоры, что- бы найти обязанности людей, а законоведы складывают за- коны и факты, чтобы найти правильное и неправильное в действиях частных лиц. Одним словом, в отношении всяко- го предмета, в котором имеют место сложение и вычита- ние, может быть также и рассуждение, а там, где первые не имеют места, совершенно нечего делать и рассуждению. * На ос- новании всего этого мы можем опре- делить то, что под- разумевается под словом рассуждение, когда включаем последнее в число способностей человеческого ума, ибо рассуждение в этом смысле есть не что иное, как подсчи- тывание (т. е. складывание и вычитание) связей общих имен с целью отметить и обозначить наши мысли. Я говорю отметить их, когда мы считаем про себя, и обозначить, когда мы доказываем или сообщаем наши подсчеты дру- гим... Польза и цель рассуждения заключаются не в том, чтобы найти сумму или истину одной или нескольких свя- зей, лежащих далеко от первых дефиниций и установленных значений имен, а в том, чтобы начать с этих последних и двигаться вперед от одной связи к другой. Ибо не может быть уверенности в правильности конечных заключений без уверенности в правильности всех тех утверждений и отри- цаний, на которых они были основаны или из которых они были выведены... Человек может размышлять и без помощи слов в отношении отдельных вещей, например, когда он при виде какой-либо вещи предполагает то, что, по всей вероятности, предшествовало ей или, по всей вероятнос- ти, последует за ней. Когда же этого не происходит, т. е. когда то, что по его предположению должно было дос- ледовать, не последовало или то, что по его предположе- нию должно было предшествовать, не предшествовало, то мы говорим о том, что человек ошибся. Такой ошибке под- вержены самые благоразумные люди. Но когда мы, рассуж- дая словами, имеющими общее значение, приходим к общему ложному заключению, то, хотя в этом случае обычно гово- рят об ошибке, на самом деле здесь имеет место абсурд, или бессмысленная речь. Ибо ошибка есть лишь обманчивое предположение, что что-либо было или будет, и хотя предполагаемое фактически не имело места в прошлом или не произойдет в будущем, однако возможность того или другого не была исключена. Когда же мы делаем утвержде- ние общего характера, то оно в случае его неправильнос- ти не может быть представлено как возможность. А слова, при которых мы ничего не воспринимаем, кроме звука, суть то, что мы называем абсурдом, бессмыслицей или нонсенсом. Вот почему, если кто-либо стал бы мне гово- рить о круглом четырехугольнике, или об акциденциях хлеба в сыре, или о невещественной субстанции, или о свободном субъекте, о свободной воле, или о какой бы то ни было свободе, за исключением свободы от внешних пре- пятствий, я не сказал бы, что он ошибается, а сказал бы, что его слова не имеют смысла, т. е. что он говорит абсурд. Выше я сказал (в главе 11), что человек превос- ходит всех остальных животных способностью исследовать при восприятии какой-либо вещи, каковы будут ее пос- ледствия и какого эффекта он может достигнуть при ее помощи. Теперь я прибавлю, что другая степень того же превосходства состоит в том, что человек может при по- мощи слов свести найденные им связи к общим правилам, называемым теоремами, или афоризмами, т. е. что он уме- ет рассуждать или считать не только числа, но и все другие вещи, которые могут быть сложены одна с другой или вычитаемы одна из другой. Однако это человеческое превосходство связано с противоположной привилегией, а именно привилегией абсурдов, которым не подвержено ни одно живое существо, кроме человека. А из людей более всего подвержены им те, кто занимается философией. Очень верно Цицерон где-то сказал, что нет такого аб- сурда, которого нельзя было бы найти в книгах филосо- фов. Причина этого очевидна: ни один из них не начинает своих рассуждений с дефиниций, или объяснений, тех имен, которыми они пользуются, этот метод применялся лишь в геометрии, благодаря чему ее заключения стали бесспорными. 1. Первую причину абсурдных заключений я приписываю отсутствию метода, тому, что философы не на- чинают своих рассуждений с дефиниций, т. е. с установ- ления значения своих слов, как будто они могли бы сос- тавить счет, не зная точного значения числительных один, два и три.. 2. Вторую причину абсурдных утвержде- ний я приписываю тому обстоятельству, что имена тел да- ются их акциденциям или имена акциденций даются телам, как это делают те, кто говорит, что вера влита или вду- нута, между тем как ничто, кроме тела, не может быть влито или вдунут во что-нибудь; таковы также утвержде- ния: протяжение есть тело, привидения суть духи и т. п. 3. Третью причину я приписываю тому обстоятельству, что имена акциденций тел, расположенных вне нас, даются ак- циденциям наших собственных тел, как это делают те, кто говорит: цвет находится в теле, звук находится в возду- хе и т. п. 4. Четвертую причину я приписываю тому обс- тоятельству, что имена тел даются именам или речам, как это делают те, кто говорит, что существуют всеобщие ве- щи, что живое существо есть род или всеобщая вещь и т. п. 5. Пятую причину я приписываю тому обстоятельству, что имена акциденций даются именам и речам, как это де- лают те, кто говорит: природа вещи есть ее дефиниция, повеление человека есть его воля и т. п. 6. Шестую при- чину я вижу в использовании вместо точных слов метафор, троп и других риторических фигур. Хотя позволительно (например) сказать в обиходной речи: дорога идет или ведет сюда или отсюда, пословица говорит то или это (хотя дорога не может ходить, а пословица--говорить), но, когда мы рассуждаем и ищем истину, такие речи недо- пустимы.