А. факт "Факт", в моем понима-
нии этого термина, может быть определен только нагляд-
но. Все, что имеется во вселенной, я называю "фактом".
Солнце - факт, переход Цезаря через Рубикон был фактом;
если у меня болит зуб, то моя зубная боль есть факт.
Если я что-нибудь утверждаю, то акт моего утверждения
есть факт, и если это утверждение истинно, то имеется
факт, в силу которого оно является истинным, однако
этого факта нет, если оно ложно. Допустим, что хозяин
мясной лавки говорит: "Я все распродал, это факт",- и
непосредственно после этого в лавку входит знакомый хо-
зяину покупатель и получает из-под прилавка отличный
кусок молодого барашка. В этом случае хозяин мясной
лавки солгал дважды: один раз, когда он сказал, что все
распродал, и другой - когда сказал, что эта распродажа
является фактом. Факты есть то, что делает утверждения
истинными или ложными. Я хотел бы ограничить слово
"факт" минимумом того, что должно быть известно для то-
го, чтобы истинность или ложность всякого утверждения
могла вытекать аналитически у тех, кто утверждает этот
минимум. Например, если предложения: "Врут был римля-
нин" и "Кассий был римлянин" каждое утверждает факт, то
нельзя сказать, что предложение: "Врут и Кассий были
римляне" утверждает новый факт. Мы уже видели, что воп-
рос о том, существуют ли отрицательные и общие факты,
связан с трудностями. Эти тонкости, однако, в своем
большинстве - лингвистического характера. Под "фактом"
я имею в виду нечто имеющееся налицо, независимо от то-
го, признают его таковым или нет. Если я смотрю в рас-
писание поездов и вижу, что имеется утренний десятича-
совой поезд в Эдинбург, то, если расписание правильно,
существует действительно поезд, который является "фак-
том". Утверждение в расписании само является "фактом",
независимо от того, истинно оно или нет, но оно только
утверждает факт, если оно истинно, то есть если имеется
действительный поезд. Большинство фактов не зависит от
нашего веления; поэтому они называются "суровыми", "уп-
рямыми", "неустранимыми". Физические факты в большей
своей части не зависят не только от нашего веления, но
даже от нашего опыта.
Вся наша познавательная жизнь является с биологической
точки зрения частью процесса приспособления к фактам.
Этот процесс имеет место, в большей или меньшей степе-
ни, во всех формах жизни, но называется "познаватель-
ным" только тогда, когда достигает определенного уровня
развития. Поскольку не существует резкой границы между
низшим животным и самым выдающимся философом, постольку
ясно, что мы не можем сказать точно, в каком именно
пункте мы переходим из сферы простого поведения живот-
ного в сферу, заслуживающую по своему достоинству наи-
менования "познание". Но на каждой ступени развития
имеет место приспособление, и то, к чему животное прис-
пособляется, есть среда фактов. Б" Вера "Вера", к расс-
мотрению которой мы переходим, обладает присущей ей по
ее природе и потому неизбежной неопределенностью, при-
чина которой лежит в непрерывности умственного развития
от амебы до homo sapiens. В ее наиболее развитой форме,
исследуемой главным образом философами, она проявляется
в утверждении предложения. Понюхав воздух, вы восклица-
ете: "Боже! В доме пожар!" Или, когда затевается пик-
ник, вы говорите: "Посмотрите на тучи. Будет дождь".
Или, находясь в поезде, вы хотите охладить оптимисти-
чески настроенного спутника замечанием: "Последний раз,
когда я ехал здесь, мы опоздали на три часа". Такие за-
мечания, если вы не имеете в виду ввести в заблуждение,
выражают веру. Мы так привыкли к употреблению слов для
выражения веры, что может показаться странным говорить
о "вере" в тех случаях, когда слов нет. Но ясно, что
даже тогда, когда слова употребляются, они не выражают
суть дела. Запах горения заставляет вас сначала думать,
что дом горит, а затем появляются слова, но не в ка-
честве самой веры, а в качестве способа облечения ее в
такую форму поведения, благодаря которой она может быть
сообщена другим. 3 сейчас имею в виду, конечно, веру,
которая не является очень сложной и утонченной. Я верю,
что сумма углов многоугольника равна такому числу пря-
мых углов, которое равно двойному числу его сторон ми-
нус четыре прямых угла, но человек должен был бы иметь
сверхчеловеческую математическую интуицию, для того
чтобы поверить в это без слов. Но более простой вид ве-
ры, особенно когда она вызывает действие, может обхо-
диться полностью без слов. Идя со спутником на станцию
железной дороги, вы можете сказать: "Нам нужно бежать,
поезд сейчас должен отойти". Но если вы находитесь в
одиночестве, вы можете иметь ту же самую веру и так же
быстро бежать без всяких слов. Я предлагаю поэтому
трактовать веру как нечто такое, что может иметь доин-
теллектуальный характер и что может проявляться в пове-
дении животных. Я склонен думать, что иногда чисто те-
лесное состояние может заслуживать названия "веры".
Например, если вы входите в темноте в вашу комнату, а
кто-то поставил кресло на необычное место, вы можете
наткнуться на кресло потому, что ваше тело верило, что
в этом месте нет кресла. Но для нашей цели сейчас раз-
личение в вере того, что относится на долю мысли, а что
на долю тела, не имеет большого значения. Вера, как я
понимаю этот термин, есть определенное состояние или
тела, или сознания, или и того и другого. Чтобы избе-
жать многословия, я буду называть ее состоянием орга-
низма и буду игнорировать разницу между телесными и
психическими факторами. Одной из характерных черт веры
является то, что она имеет отношение к чему-то внешнему
в смысле, разобранном выше. Простейшим случаем, который
может наблюдаться бихевиористичес- ки, является то,
когда благодаря условному рефлексу наличие А вызывает
поведение, свойственное В. Это относится к важному слу-
чаю действия в соответствии с полученной информацией:
здесь А обозначает слышимые слова, а В - то, что эти
слова обозначают. Некто говорит: "Смотрите, идет авто-
мобиль", и вы действуете так, как если бы вы видели ав-
томобиль. В этом случае вы верите в то, что обозначают
слова: "Идет автомобиль". Всякое состояние организма,
содержащее в себе веру во что-то, может с теоретической
точки зрения быть описано без упоминания этого
"что-то". Когда вы верите, что "идет автомобиль", ваша
вера содержит в себе определенное состояние ваших мус-
кулов, органов чувств, эмоций, а также, возможно, опре-
деленные зрительные образы. Все это, а также и все ос-
тальное, составляющее содержание веры, могло бы теоре-
тически быть полностью описано совместно психологом и
физиологом без всякого упоминания того, что находится
вне вашего сознания и тела. Ваше состояние, когда вы
верите, что идет автомобиль, может быть весьма различ-
ным при различных обстоятельствах. Вы можете следить за
гонкой и решать вопрос, выиграет ли гонку автомобиль,
на который вы поставили ставку. Вы можете ждать возвра-
щения вашего сына из плена на Дальнем Востоке. Вы може-
те стараться ускользнуть от полиции. Вы можете, перехо-
дя улицу, внезапно опомниться и выйти из состояния рас-
сеянности. Но хотя ваше состояние будет не одним и тем
же в этих различных случаях, все же в них будет нечто
общее, и это общее будет то, что во всех этих случаях
вы будете верить, что идет автомобиль. Мы можем ска-
зать, что вера есть совокупность состояний организма,
связанных между собой тем, что все они полностью или
частично имеют отношение к чему-то внешнему. У животно-
го или ребенка вера обнаруживается в действии или в се-
рии действий. Вера собаки в присутствие лисы обнаружи-
вается в том, что она бежит по следу лисы. Но у людей,
в результате владения языком и задержанных реакций, ве-
ра часто становится более или менее Статическим состоя-
нием, содержащим в себе, возможно, произнесение или во-
ображение соответствующих слов, а также чувства, сос-
тавляющие различные виды веры. Что
касается этих последних, то мы можем назвать: во-пер-
вых, веру, связанную с наполнением наших ощущений выво-
дами, свойственными животным, во-вторых, воспоминание;
в-третьих, ожидание; в-четвертых, веру, нерефлекторно
порождаемую свидетельством, и, в-пятых, веру проистека-
ющую из сознательного вывода. Возможно, что этот пере-
чень является одновременно и неполным и, частично, че-
ресчур полным, но, конечно, восприятие, воспоминание и
ожидание отличаются друг от друга в отношении связанных
с ними чувств. "Вера" поэтому является широким родовым
термином, а состояние веры не отличается резко от близ-
ких к нему состояний, которые обычно не считаются ве-
рой. Вопрос, что представляет собой то, во что верят,
когда организм находится в состоянии веры, оказывается
обычно несколько неясным. У собаки, идущей по следу,
все необычайно определенно, потому что ее цель проста и
у нее нет сомнений в отношении средств достижения этой
цели; но голубь, опасающийся брать еду из ваших рук,
находится уже в более неопределенном и сложном состоя-
нии. У людей язык создает иллюзорную видимость опреде-
ленности; человек может выразить свою веру предложени-
ем, и тогда предполагается, что предложение и есть то,
во что он верит. Но, как правило, это не так. Если вы
говорите: "Смотрите, вон Джоунз!" - вы верите во что-то
и выражаете свою веру в словах, но ваша вера относится
к Джоунзу, а не к имени "Джоунз". При других обстоя-
тельствах вы можете иметь веру, которая действительно
относится к словам: "Кто этот только что вошедший импо-
зантный человек? Это сэр Теофил Туэкем". В этом случае
вам нужно лишь имя. Но в обычной речи, как правило,
слова являются, так сказать, прозрачными; они также не
являются тем, во что мы верим, как человек не является
именем, которым его называют. Когда слова только выра-
жают веру, которая относится к тому, что они обознача-
ют, вера, выявляемая словами, в такой же степени неоп-
ределенна, в какой неопределенно значение слов, ее вы-
ражающих. Вне области логики и чистой математики не су-
ществует слов, смысл которых был бы совершенно точным,
не исключая даже таких, как "сантиметр" и "секунда".
Поэтому даже тогда, когда вера выражается в словах,
имеющих ту высшую степень точности, к какой только спо-
собны эмпирические слова, все-таки остается более или
менее неясным вопрос о том, что представляет собой то,
во что мы верим. Эта неясность не устраняется и тогда,
когда вера является "чисто словесной", то есть когда мы
верим только в то, что определенное предложение истин-
но. Это тот вид веры, который вырабатывался у школьни-
ков, когда образование основывалось на старых методах
преподавания. Рассмотрим разницу в отношении школьника
к предложению: "Вильгельм Завоеватель, 1066 год" и к
предложению: "В ближайшую среду будет праздник и не бу-
дет занятий". В первом случае он знает, что форма слов
правильна, и .не обращает никакого внимания на их зна-
чение; во втором случае он приобретает веру в ближайшую
среду и полностью игнорирует слова, которые вы употре-
били, чтобы вызвать у него веру. Первое, а не последнее
является "чисто словесной" верой. Когда я говорю, что
школьник верит, что предложение: "Вильгельм Завоева-
тель, 1066 год" истинно, я должен оговориться, что его
понимание "истины" чисто прагматическое: предложение
для него будет истинным, если последствия его произне-
сения в присутствии учителя окажутся благоприятными;
если же нет, то оно будет "ложным". Оставляя в покое
школьника и возвращаясь к философскому пониманию вещей,
мы должны вскрыть, что мы имеем в виду, когда говорим,
что такое-то предложение "истинно". Но я еще пока не
ставлю вопрос о том, что имеется в виду под "истиной";
к этому мы обратимся ниже. А сейчас я хочу отметить,
что, как бы ни определять слово "истинный", значение
(смысл) предложения: "Это предложение истинно" должно
зависеть от смысла предложения и является поэтому не-
точным ровно настолько, насколько неточно предложение,
о котором говорят, что оно истинно. Мы поэтому не уст-
раняем неточности тем, что концентрируем внимание на
чисто словесной вере. Философия, как и наука, должна
понять, что, когда полная точность недостижима, должна
быть изобретена какая-либо техника, которая поможет
постепенно сократить сферу неточного и недостоверного.
Каким бы совершенным ни был наш измерительный аппарат,
всегда останутся отрезки, в отношении которых мы будем
сомневаться на счет того, будут ли они больше, меньше
или равны метру; однако не существует никаких пределов
уточнений, посредством которых количество таких сомни-
тельных отрезков может быть уменьшено. Точно так же,
когда вера выражается в словах, всегда остаются ка-
кие-то обстоятельства, о которых мы не можем сказать,
делают ли они веру истинной или ложной, но значение
этих обстоятельств может быть неограниченно уменьшено
отчасти благодаря более совершенному анализу слов, от-
части же благодаря более совершенной технике наблюде-
ния. Теоретическая возможность или невозможность полной
точности зависит от того, является ли физический мир
дискретным, или непрерывным. Рассмотрим случай веры,
выраженной в словах, из которых все дают самую большую
из возможных степеней точности. Допустим ради конкрет-
ности, что я верю в предложение: "Мой рост больше 5 фу-
тов 8 дюймов и меньше 5 футов 9 дюймов". Назовем это
предложение ".S". Я еще не ставлю вопрос, что делает
это предложение истинным или что дает мне право ска-
зать, что я знаю о его истинности; я спрашиваю только:
что происходит во мне, когда я верю и выражаю свою веру
с помощью предложения "S"? Ясно, что на этот вопрос
нельзя правильно ответить. С определенностью можно ска-
зать только, что я нахожусь в таком состоянии, которое
при определенных обстоятельствах может быть выражено
словами "совершенно верно", и что сейчас, пока еще ни-
чего не изменилось, у меня есть идея этих обстоятельств
вместе с чувством, которое может быть выражено словом
"да". Я могу,
например, вообразить себя стоящим у стенки со шкалой
футов и дюймов и видеть в воображении верхушку моей го-
ловы между двумя отметками на шкале и иметь чувство
согласия по отношению к этой воображаемой картине. Мы
можем считать это сущностью того, что может быть назва-
но "статической" верой в противоположность вере, обна-
руживаемой в действии: статическая вера состоит из идеи
или образа, соединенного с чувством согласия. В. Истина
Я перехожу теперь к определению "истины" и "лжи". Неко-
торые вещи очевидны. Истинность есть свойство веры и,
как производное, свойство предложений, выражающих веру.
Истина заключается в определенном отношении между верой
и одним или более фактами, иными, чем сама вера. Когда
это отношение отсутствует, вера оказывается ложной.
Предложение может быть названо "истинным" или "ложным",
даже если никто в него не верит, однако при том усло-
вии, что если бы кто-нибудь в него поверил, то эта вера
оказалась бы истинной или ложной, смотря по обстоятель-
ствам. Все это, как я уже сказал, очевидно. Но совсем
не очевидными являются: природа отношения между верой и
фактом, к которому она относится, определение возможно-
го факта, делающего данную веру истинной; значение
употребленного в этом предложении слова "возможный".
Пока нет ответа на эти вопросы, мы не можем получить
никакого адекватного определения "истины". Начнем с би-
ологически самой ранней формы веры, встречающейся как у
животных, так и у людей. Одновременно наличие двух обс-
тоятельств, А и В, если оно было достаточно частым или
эмоционально интересным, может привести к тому, что,
когда животное воспринимает А, оно реагирует на него
так же, как оно раньше реагировало на В, или, во всяком
случае, обнаруживает какую-то часть этой реакции. Иног-
да у некоторых животных эта связь может быть не приоб-
ретенной опытом, а врожденной. Каким бы путем эта связь
ни была приобретена, но когда чувственное наличием вы-
зывает действия, соответствующие В, мы можем сказать,
что животное "верит", что в окружающей обстановке име-
ется В и что его вера "истинна", если это В действи-
тельно имеется. Если вы разбудите человека ночью и
крикнете: "Пожар!", то он вскочит с постели, даже если
он не увидит и не почувствует огня. Его действие есть
свидетельство наличия у него веры, которая окажется
"истинной", если огонь действительно есть, и "ложной",
если его нет. Истинность его веры зависит от факта, ко-
торый может оставаться вне его опыта. Он может выбежать
из дома так поспешно, что не успеет получить чувствен-
ного свидетельства огня, он может испугаться того, что
его заподозрят в поджоге, и может в связи с этим поки-
нуть страну, так и не убедившись в том, был ли действи-
тельно огонь в доме или не был, тем не менее его вера
остается истинной, если действительно имел место тот
факт (именно-огонь), который был значением его веры,
или предметом отношения веры к чему-то внешнему, а если
бы этого факта не было, его вера оказалась бы ложной,
даже если бы его друзья уверяли его в том, что огонь
был. Разница между истинной и ложной верой подобна раз-
нице между замужней женщиной и старой девой: в случае
истинной веры существует факт, к которому она имеет оп-
ределенное отношение, а в случае ложной - такого факта
нет. Чтобы определить "истину" и "ложь", мы нуждаемся в
описании того факта, который делает данную веру истин-
ной, причем это описание не должно относиться ни к че-
му, если вера ложна. Чтобы узнать, является ли такая-то
женщина замужней или нет, мы можем составить описание,
которое будет относиться к ее мужу, если он у нее есть,
и не будет относиться ни к кому, если она не замужем.
Такое описание могло бы быть, например, следующим:
"Мужчина, который стоял рядом с ней в церкви или у но-
тариуса, когда произносились известные слова". Подобным
же образом нам нужно описание факта или фактов, кото-
рые, если они действительно существуют, делают веру ис-
тинной. Такой факт или факты я называю "фактом- верифи-
катором (verifier)" веры. В этой проблеме основополож-
ным является отношение между ощущениями и образами,
или, по терминологии Юма, между впечатлениями и идеями.
В предыдущей главе мы рассмотрели отношение идеи к ее
прототипу и видели, как-"значение" слова появляется из
этого отношения. Но если даны значения слов и синтак-
сис, то мы приходим к новому понятию, которое я называю
"значением (смыслом) предложения" и которое характери-
зует предложения и сложные образы. В случае единичных
слов, употребляемых как восклицания, таких, как "По-
жар?" или "Убивают!", значение слова и значение предло-
жения соединяются в одно, но обычно они различаются.
Это различие вытекает из того, что слова должны иметь
значение, если они служат какой-то цели, а словосочета-
ние не всегда имеет значение. Значение предложения ха-
рактерно для всех предложений, которые являются не
бессмысленными, и не только для изъявительных предложе-
ний, но и для вопросительных, повелительных и желатель-
ных. Сейчас, однако, мы ограничимся рассмотрением толь-
ко изъявительных предложений. О них мы можем сказать,
что их значение состоит из описания того факта, кото-
рый, если он существует, делает предложение истинным.
Остается определить это описание. Возьмем пример. У
Джефферсона была вера, выраженная в словах: "В Северной
Америке имеются мамонты". Эта вера могла быть истинной,
даже если никто не видел ни одного мамонта; когда он
выражал свою веру в словах, могла быть пара мамонтов в
необитаемой части Скалистых гор, и вскоре после этого
они могли быть унесены в море наводнением на реке Коло-
радо. В этом случае, вопреки истинности его веры, в ее
пользу не было бы никакого свидетельства. Действитель-
ные мамонты были бы фактами,
"подтверждающими" в вышеуказанном смысле веру. Подт-
верждающий факт, не будучи воспринят в опыте, часто мо-
жет быть описан, если он имеет известное по опыту отно-
шение к чему-либо известному по опыту, благодаря этому
мы понимаем такую, например, фразу, как "отец Адама",
которая на самом деле ничего не описывает. Благодаря
этому же мы понимаем веру Джефферсона в мамонтов: мы
знаем тот род фактов, которые могли бы сделать его веру
истинной; это значит, что мы можем быть в таком состоя-
нии сознания, когда, если бы мы увидели мамонтов, мы
воскликнули бы: "Да, я так и думал!" Значение предложе-
ния складывается из значений входящих в него слов и из
правил синтаксиса. Значения слов должны получаться из
опыта, а значение предложения не нуждается в этом. Я из
опыта знаю значение слов "человек" и "крылья" и, следо-
вательно, знаю значение предложения: "Существует крыла-
тый человек", хотя я и не воспринимал в опыте того, что
обозначает это предложение. Значение предложения всегда
может быть понято как в некотором смысле описание. Ког-
да это описание действительно описывает факт, предложе-
ние бывает "истинным"; если же нет, то оно "ложно".
Важно при этом не преувеличивать роль условности. Пока
мы рассматриваем веру, а не предложения, в которых она
выражается, условность не играет никакой роли. Допус-
тим, что вы ожидаете встречи с человеком, которого вы
любите, но которого некоторое время не видели. Ваше
ожидание вполне может быть бессловесным, даже если оно
сложно по составу. Вы можете надеяться, что этот чело-
век при встрече будет улыбаться; вы можете вспоминать
его голос, его походку, выражение его глаз; ожидаемое
вами может быть таким, что только хороший художник мог
бы его выразить, и не словами, а на картине. В этом
случае вы ожидаете того, что известно вам по опыту, и
истина или ложь вашего ожидания зависит от отношения
идеи к впечатлению: ваше ожидание будет "истинным", ес-
ли впечатление, когда оно осуществится, будет таким,
что могло бы быть прототипом вашей идеи, если бы поря-
док событий во времени был обратным.. Это мы и выража-
ем, когда говорим: "Это то, что я ожидал видеть". Ус-
ловность появляется только при переводе веры в язык или
(если что-либо говорят нам) языка в веру. Более того,
соответствие языка и веры, за исключением абстрактного
содержания, обычно никогда не бывает точным: вера бога-
че по составу и деталям, чем предложение, которое выби-
рает только некоторые наиболее заметные черты. Выгово-
рите: "Я скоро его увижу", а думаете: "Я увижу его улы-
бающимся, постаревшим, дружески настроенным, но застен-
чивым, с шевелюрой в беспорядке и в неначищенных ботин-
ках" - и так далее, с бесконечным разнообразием подроб-
ностей, о половине из которых вы можете даже не отда-
вать себе отчета. Случай с ожиданием является простей-
шим с точки зрения определения истины и лжи, так как в
этом случае тот факт, от которого зависит истина или
ложь, может находиться или находится в пределах нашего
опыта. Другие случаи оказываются более трудными. Воспо-
минание с точки зрения рассматриваемой нами сейчас
проблемы очень сходно с ожиданием. Воспоминание есть
идея, тогда как вспоминаемый факт был в свое время впе-
чатлением; воспоминание "истинно", если оно имеет с
фактом такое же сходство, какое бывает у идеи с ее про-
тотипом. Рассмотрим утверждение: "У вас болит зуб". Во
всякой вере, касающейся опыта другого человека, может
быть то же не вмещающееся в слова богатство, которое,
как мы видели, часто бывает в ожиданиях на основе наше-
го собственного опыта; вы можете, испытав недавно зуб-
ную боль, почувствовать из симпатии острую боль, кото-
рую, как вы представляете себе, испытывает ваш друг.
Какую бы силу воображения вы ни осуществляли при этом,
ясно, что ваша вера "истинна" в той пропорции, в какой
она сходна с фактором зубной боли вашего друга, причем
сходство здесь такое же, какое существует между идеей и
ее прототипом. Но когда мы переходим к чему-либо тако-
му, чего никто в своем опыте не переживает и никогда не
переживал, например к внутренним частям Земли или к ми-
ру, как он был до начала жизни, то вера и истина стано-
вятся более абстрактными по сравнению с вышеприведенны-
ми примерами. Мы должны теперь рассмотреть, что может
подразумеваться под "истиной", когда подтверждающий
факт никем в опыте не испытан. Предвидя возможные воз-
ражения, я буду исходить из того, что физический мир,
существующий независимо от восприятия, может иметь оп-
ределенное структурное сходство с миром наших восприя-
тий, но не может иметь какого-либо качественного сходс-
тва. Когда я говорю, что он имеет структурное сходство,
я исхожу из того, что упорядочивающие отношения, в тер-
минах которых определяется структура, являются такими
же пространственно-временными отношениями, какие нам
известны по нашему собственному опыту. Некоторые факты
физического мира - именно те, природа которых определя-
ется пространственно-временной структурой,- являются,
следовательно, такими, какими мы их можем вообразить. С
другой стороны, факты, относящиеся к качественному ха-
рактеру физических явлений, являются, по-видимому, та-
кими, какими мы их и вообразить не можем. Далее, в то
время как нет никаких затруднений для предположения,
что существуют невообразимые факты, мы все же должны
думать, что, помимо обычной веры, не может быть такой
веры, факты-верификаторы которой были бы факты невооб-
разимые. Это очень важный принцип, но если только он не
собьет нас с пути, то уже немного понадобится внимания
к логической стороне дела. Первым пунктом логической
стороны является то, что мы можем знать общее предложе-
ние, хотя и не знаем никаких конкретных примеров его.
На покрытом галькой морском берегу вы можете сказать с
вероятной истинностью вашего высказывания: "На этом бе-
регу есть камешки, которых никто никогда не заметит".
Несомненно истинным является то, что существуют опреде-
ленные целост-
ности, о которых никто никогда не подумает. Но предпо-
лагать, что такие предложения утверждаются на основании
конкретных примеров их истинности, значило бы противо-
речить самому себе. Они являются только применением то-
го принципа, что мы можем понимать утверждения о всех
или некоторых членах класса, не будучи в состоянии пе-
речислить членов этого класса. Мы так же полностью по-
нимаем утверждение: "Все люди смертны", как понимали бы
его, если бы могли дать полный перечень всех людей; ибо
для понимания этого предложения мы должны уяснить толь-
ко понятия "человек" и "смертный" и значение того, что
представляет собой каждый конкретный пример этих поня-
тий. Теперь возьмем утверждение: "Существуют факты, ко-
торых я не могу вообразить". Я не рассматриваю вопрос о
том, является ли это утверждение истинным; я хочу толь-
ко показать, что оно имеет разумный смысл. Прежде всего
отметим, что если бы оно не имело разумного смысла, то
противоречащее ему утверждение также не имело бы смысла
и, следовательно, не было бы истинным, хотя оно также
не было бы и ложным. Отметим, далее, что для того, что-
бы понять такое утверждение, достаточно приведенных
примеров с незамеченными камешками или с числами, о ко-
торых не думают. Для уяснения таких предложений необхо-
димо только понимать участвующие в предложении слова и
синтаксис, что мы и делаем. Если все это есть, то пред-
ложение понятно; является ли оно истинным - это другой
вопрос. Возьмем теперь следующее утверждение: "Электро-
ны существуют, но они не могут быть восприняты". Опять
я не задаюсь здесь вопросом, является ли это утвержде-
ние истинным, а хочу выяснить только, что значит пред-
положение о его истинности или вера в его истинность.
"Электрон" есть термин, определяемый посредством при-
чинных и пространственно-временных отношений к событи-
ям, совершающимся в пределах нашего опыта, и к другим
событиям, относящимся к событиям нашего опыта такими
способами, которые мы имеем в опыте. Мы имеем в опыте
отношение "быть отцом" и поэтому можем понять отношение
"быть прапрадедушкой", хотя в опыте этого отношения не
имеем. Подобным же образом мы понимаем предложение, со-
держащее слово "электрон", несмотря на то что не восп-
ринимаем того, к чему это слово относится. Таким обра-
зом, когда я говорю, что мы понимаем такие предложения,
я имею в виду, что мы можем вообразить себе факты, ко-
торые могли бы сделать их истинными. Особенностью этих
случаев является то, что мы можем вообразить общие обс-
тоятельства, которые могли бы подтвердить нашу веру, но
не можем вообразить конкретных фактов, являющихся при-
мерами общего факта. Я не могу вообразить какого-либо
конкретного факта вида: "л есть число, о котором никто
никогда не подумает", ибо, какое бы значение я ни при-
дал n, мое утверждение становится ложным именно потому,
что я придаю ему определенное значение. Но я вполне мо-
гу вообразить общий факт, который делает истинным ут-
верждение: "Существуют числа, о которых никто никогда
не подумает". Причина здесь та, что общие утверждения
имеют дело только с содержанием входящих в них слов и
могут быть поняты без знания соответствующих объемов.
Вера, относящаяся к тому, что не дано в опыте, относит-
ся, как показывает вышеприведенное рассмотрение, не к
индивидуумам вне опыта, а к классам, ни один член кото-
рых не дан в опыте. Вера должна всегда быть доступной
разложению на элементы, которые опыт сделал понятными,
но когда вера приобретает логическую форму, она требует
другого анализа, который предполагает компоненты, неиз-
вестные из опыта. Если отказаться от такого психологи-
чески вводящего в заблуждение анализа, то в общей форме
можно сказать: всякая вера, которая не является простым
импульсом к действию, имеет изобразительную природу,
соединенную с чувством одобрения или неодобрения; в
случае одобрения она "истинна", если есть факт, имеющий
с изображением, в которое верят, такое же сходство, ка-
кое имеет прототип с образом; в случае неодобрения она
"истинна", если такого факта нет. Вера, не являющаяся
истинной, называется "ложной". Это и есть определение
"истины" и "лжи". Г. Познание Я подхожу теперь к опре-
делению "познания". Как и в случае с "верой" и "исти-
ной", здесь есть некоторая неизбежная неопределенность
и неточность в самом понятии. Непонимание этого приве-
ло, как мне кажется, к существенным ошибкам в теории
познания. Тем не менее следует быть насколько возможно
точным в отношении неизбежного недостатка точности в
определении, которого мы ищем. Ясно, что знание предс-
тавляет собой класс, подчиненный истинной вере: всякий
пример знания есть пример истинной веры, но не наобо-
рот. Очень легко привести примеры истинной веры, кото-
рая не является знанием. Бывают случаи, когда человек
смотрит на часы, которые стоят, хотя он думает, что они
идут, и смотрит на них именно в тот момент, когда они
показывают правильное время; этот человек приобретает
истинную веру в отношении времени дня, но нельзя ска-
зать, что он приобретает знание. Или, положим, человек
справедливо верит, что фамилия премьер-министра, бывше-
го на этом посту в 1906 году, начинается с буквы Б, но
он верит в это потому, что думает, что тогда премь-
ер-министром был Бальфур, в то время как на самом деле
им был Бэнерман. Или, положим, удачливый оптимист, ку-
пив лотерейный билет, находится в непоколебимом убежде-
нии, что он выиграет и, по счастью, действительно выиг-
рывает. Такие примеры, которых можно привести бесконеч-
ное множество, показывают, что вы не можете претендо-
вать на знание только потому, что вы случайно оказались
правы.