Но и раньше приезда соблазненных Сигизмундом
участников посольства в Москве стали известны планы ко-
роля. Как только совершился выбор Владислава, и Москва
была занята поляками, в ней стали появляться преданные
Сигизмунду люди (в числе их оказываются Салтыковы). Они
проводили в московском обществе мысль о подчинении Си-
гизмунду, а Сигизмунд требовал от бояр их награждения
за верную службу. Бояре награждали их, сами били челом
Сигизмунду о жаловании и "деревнишках", видя возмож-
ность от него поживиться, хотя сами и косились на тех
неродовитых людей, которых присылал в Москву Сигизмунд
и которые распоряжались в Москве именем короля (напр.,
Федор Андронов). Все эти вмешательства Сигиз-мунда в
московские дела имели бы смысл, если бы производились
от имени царя московского Владислава, но Сигизмунд
действовал за себя: от своего лица писал он такие гра-
моты и делал такие распоряжения, какие писать и давать
могли только московские государи. Допуская это, боярс-
тво признало, таким образом, то, чего не хотело приз-
нать посольство под Смоленском. Явилась даже мысль
призвать короля в Москву и, как говорят, прямо присяг-
нуть ему. Но против этого восстал патриарх Гермоген,
единственный из московских начальных людей, кого не
коснулось растлевающее влияние поляков и смуты. Забо-
тясь об охранении православия, он тем самым являлся
твердым охранителем и национальности. Неохотно соглаша-
ясь на избрание в цари поляка, он ревниво оберегал
Москву от усиления польского влияния и был главной по-
мехой для королевских креатур, которые хотели передать
Москву Сигизмунду.
От народа во всем Московском государстве такое по-
ложение дел не осталось тайной. Он знал, что королевич
не едет в Москву, что Москвой распоряжается Сигизмунд,
что в то же время поляки воюют Русь, грабят и бьют
русских людей в Смоленской области, -- об этом писали в
Москву смольняне. Все это не могло нравиться, не могло
казаться нормальным и вызывало ропот во всем государс-
тве. Неудовольствие усилилось еще тем, что с отъездом
Жол-кевского польский гарнизон в Москве потерял дисцип-
лину и держал себя как в завоеванной стране. Народ, и
прежде не любивший поляков, теперь не скрывал своих ан-
типатий к ним, отшатнулся от Владислава и стал желать
другого царя. Это движение против поляков очень скоро
приняло серьезные размеры и обратилось в пользу Вора,
который продолжал сидеть в Калуге. Значение его быстро
возрастало: Вор снова становился силой. Восточная поло-
вина царства стала присягать ему, она присягала только
потому, что не могла опереться на лучшего кандидата.
Полякам и Сигизмунду создавалось таким образом новое
затруднение в народном движении, затруднение, которое
не только не уменьшилось, а, напротив, увеличилось со
смертью Вора. В то время, когда дела Вора улучшились,
он был убит (в декабре 1610 г.) одним из своих же при-
верженцев из-за личных счетов. Русские люди присягали
мертвецу.
Первое земское ополчение. Со смертью Вора русские
люди получили возможность соединиться для отпора поля-
кам, и с этих пор смута в дальнейшем своем развитии по-
лучает преимущественно характер национальной борьбы, в
которой русские стремятся освободиться от польского
гнета, ими же в значительной степени допущенного.
Прежде чем перейти к обзору движения Ляпунова и
движения нижегородского, составляющих содержание даль-
нейшего изложения, бросим общий взгляд на положение
Московского государства в минуту смерти Вора. По всей
стране бродят казаки, везде грабят и жгут, опустошают и
убивают. Это казаки, или вышедшие из Тушина после его
разорения, или действовавшие самостоятельными маленьки-
ми шайками безо всякого отношения к тушинцам, ради од-
ного грабежа. Северо-западная часть государства нахо-
дится в руках шведов. Их войско после Клушина отступило
на север и с того времени, как Москва признала Владис-
лава, открыло враждебные действия против русских, стало
забирать города, ибо Москва, соединяясь с Польшей, тем
самым делалась врагом Швеции. Но и Польша не прекращала
военных действий против Руси. Поляки осаждали Смоленск
и разоряли юго-западные области. Сама Москва занята
польским гарнизоном, вся московская администрация --
под польским влиянием. Король враждебного государства,
Сигизмунд, из-под Смоленска распоряжается Русью своим
именем, как государь, без всякого права держит в то же
время, как бы в плену, великое московское посольство,
притесняет его и не соглашается с самыми существенными,
на московский взгляд, условиями договора Москвы с Вла-
диславом. Таково было положение дел.
Одно только существование Вора сдерживало негодо-
вание "лучших" русских людей против поляков. Вор и тот
общественный порядок или, вернее, беспорядок, который
он воплощал собой, страшил их более, нежели возмущали
поляки: сопротивляться же и тому, и другому врагу вмес-
те не было сил. Однако во многих частях Русской земли,
в тех, откуда Вор был дальше и где его знали меньше,
стали передаваться ему, не ожидая добра от поляков. Но
Вор умер, и ожили московские люди: одним врагом стало
меньше. Шайка Вора без предводителя становилась просты-
ми разбойниками и теряла политическую силу. В качестве
политических врагов оставались только поляки, и против
них теперь можно было соединиться без боязни, что в ты-
лу останется худший враг. Движение против поляков стало
проявляться яснее, определеннее, сильнее. Во главе его
стоял "начальный человек Московского государства" --
патриарх.
Патриарх действовал в этом случае как пастырь
церкви. Он прекрасно видел, что влияние католической
Польши на православную Москву не ограничится сферой го-
сударственной, но непременно перейдет и в церковную. В
Москве знали унию 1596 г., понимали значение и самой
унии, и того, что ей предшествовало в Польско-Литовском
государстве. С трудом допустив выбор на царство католи-
ка (с непременным условием принятия им православия),
видя затем, как ведет себя Сигизмунд, и в будущем ожи-
дая постоянных злоупотреблений со стороны поляков отно-
сительно Москвы, патриарх Гермоген, как православный
иерарх, не мог допускать дальнейшего господства поляков
в видах охранения чистоты православной веры. С этой
точки зрения он и действовал против Сигизмунда.
Верные слуги Сигизмунда, Салтыков и Андронов, до-
носили королю, что после смерти Вора патриарх "явно"
говорил и писал народу против поляков, что если поляки
не отпустят королевича в Московское государство и коро-
левич не крестится в православие, то он русским не го-
сударь. Москвичи разделяли мнение патриарха и готовы
были стать против поляков. И патриарх, и светские люди
писали об этом грамоты в города; москвичи рассылали
повсюду грамоты, полученные ими от смольнян о бедствиях
смоленского края от поляков. Все эти грамоты возбуждали
землю против польских и литовских людей, против "Жиги-
монта короля". Города заволновались и стали переписы-
ваться между собой "о совете и единении против поля-
ков". Нижегородцы (в январе 1611г.) присылали в Москву
проведать, что там делается. Посланные видели, как хо-
зяйничают в Москве поляки, были у патриарха, и патриарх
благословил их на восстание против врагов. Нижегородцы
писали об этом по другим городам, и восстание против
поляков поднималось повсюду: восставали, надо заметить,
не против Владислава, а против Сигизмунда и поляков,
нарушавших московский договор о Владиславе. Страна вся
была в возбуждении, была готова действовать и смотрела
на Гермогена как на своего нравственного вождя.
Но, руководя народным движением, патриарх не ука-
зал народу ратного предводителя, который мог бы стать
во главе восставших. Такой предводитель явился сам в
Рязанской земле. Это был известный нам Прокопий Ляпу-
нов. Он признавал Владислава до смерти Вора, но уже в
январе 1611 г. стал собирать войска на поляков и дви-
нулся с ними на Москву. Туда же к Ляпунову шли земские
дружины со всех концов государства (из земли Рязанской,
Северской, Муромской, Суздальской, из северных облас-
тей, из Поволжских низовых). Сила национального движе-
ния была так велика, что захватила и Тушинское каза-
чество. Оно также двигалось к Москве под начальством
тушинских бояр, князя Дм. Тим. Трубецкого и (донского
атамана) Заруцкого. С севера шли казачьи шайки с Просо-
вецким, и даже знаменитый Сапега, осаждавший когда-то
Лавру, теперь соглашался сражаться за Русь и правосла-
вие против поляков, но потом раздумал.
Когда такое разнохарактерное ополчение приближа-
лось к Москве, она переживала трудные дни. Бояре и по-
ляки смотрели на движение в земле как на беззаконный
мятеж; народ видел в нем святое дело и с нетерпением
ожидал освободителей. Отношения между поляками и мос-
ковским населением давно уже обострились; теперь же де-
ло дошло до того, что со дня на день ожидали вооружен-
ного столкновения. Предполагали, что в Вербное воскре-
сенье (17 марта 1611 г.) произойдет бой на улицах, и
поляки приготовились к обороне; но дело обошлось мирно.
Тем не менее Салтыков предсказывал полякам, что во
вторник, т.е. 19 марта, их будут бить. К этому дню ожи-
дались под Москву первые земские дружины. И действи-
тельно, во вторник 19 марта, в Москве, в Китай-городе,
начался бой. Из Китай-города поляки бросились к слобо-
дам, но в Белом городе были задержаны народом. На по-
мощь москвичам подоспели передовые отряды земского
ополчения с князем Дм. Мих. Пожарским (который здесь и
был ранен), и поляки были отброшены назад, заперлись в
Кремле и Китай-городе и постарались сжечь Москву и За-
москворечье (для удобств дальнейшей обороны). Москва
сгорела почти вся. Несколько дней еще продолжались вы-
лазки поляков и стычки их с народом. Наконец, на второй
день Пасхи, в благовещенье, подошла к Москве стотысяч-
ная русская Рать и к апрелю обложила Кремль и Китай-го-
род. Поляки засели в осаду, а вместе с ними и московс-
кое боярство, служившее Сигизмунду и смотревшее на
ополчение всей земли как на мятежное скопище. Припасов
у осажденных было мало, гарнизон польский был невелик,
всего около 3000 человек. Положение гарнизона, таким
образом, было очень серьезно, но Сигизмунд не думал по-
мочь Москве его сил не хватило и на взятие Смоленска.
Обратимся теперь к тому ополчению, которое собра-
лось под Москвой; познакомимся с его историей. Это
ополчение по справедливости можно назвать политическим
союзом социальных врагов: в нем соединилась земщина с
казачеством, общество -- с врагом общественного поряд-
ка. Apriori можно было предвидеть, что в этом ополчении
должна проявиться рознь, должно произойти междоусобие.
Можно, пожалуй, предсказать даже его гибель и разложе-
ние, если сообразить, что во время долгой осады было
много времени и поводов для столкновения двух миров --
земского и казачьего. Ополчение действительно и погиб-
ло.
Тотчас по приходе его под Москву оно выбирает себе
военачальниками Пр. Ляпунова, князя Трубецкого и Заруц-
кого. Так пишут летописцы, но они же говорят, что между
этими воеводами, как и во всем ополчении, стала "рознь
великая". Ляпунов, представитель служащего земского
элемента в ополчении, старался дать преобладание своим.
Заруцкий мирволил казачеству, а Трубецкому от них двоих
было "мало чести": он не пользовался влиянием. Тем не
менее эти военачальники правили не только ополчением,
но и землей. Возле запертых в Кремле бояр создалось во-
лей земщины другое правительство: бояре же, которым год
тому назад присягала земля, потеряли всякое значение
Военачальники делали распоряжение о сборе денег и рат-
ных людей по областям, сменяли воевод в городах, забо-
тились о защите Новгорода от шведов, раздавали по-
местья, -словом, были не только военной, но и земской
властью, играли роль правительства. Этот знаменательный
факт показывает нам, каким большим кредитом пользова-
лось в стране ополчение: ему верила и его слушалась
страна.
Но еще знаменательнее то обстоятельство, что вое-
воды, управлявшие землей и ратью, не были бесконтрольны
и зависели в своей деятельности от общего совета рати.
Хотя мы не знаем достоверно внутреннего устройства
ополчения, но имеем полное основание думать, что,
во-первых, подмосковная рать считала себя выразительни-
цей воли "всей земли" и себя ставила выше воевод в от-
ношении власти; во-вторых, ополчение имело свою думу,
свой совет. Этот совет называл свои постановления "при-
говорами всей земли" и, стало быть, считал себя тем,
что мы называем земским собором. От этого ратного сове-
та сохранился до нас один из таких "приговоров всей
земли". На него как-то мало обращалось внимания нашими
историками, и только профессор Коялович в своих трудах
дал ему обстоятельную, хотя, может быть, и не всегда
верную оценку. Напечатан этот приговор у Карамзина
(Ист., т. XII, прил. 793 и 794), и то не полно (впро-
чем, Карамзин сам имел не полный и поздний список этого
приговора и напечатал все, что имел; карамзинский текст
перепечатал Забелин). Между тем этот приговор вскрывает
нам любопытнейшие черты из истории первого ополчения.
В июне 1611 г. ополчение обратилось к своим вож-
дям, прося общим советом подумать о прекращении беспо-
рядков и злоупотреблений, какие совершались в войске.
Об этих беспорядках летописец роняет лишь несколько
слов:
он говорит, что в войске одни попрекали других
прошлой службой тушинскому Вору или ополяченной Москве,
людей ратных "жаловали не по достоянию", а "лицеприят-
но", не знали, наконец, что делать и как обращаться с
теми холопами, которые убежали от своих господ и теперь
служили в войске казаками, уже как вольные люди. Снача-
ла этих беглых людей воеводы ополчения призывали под
свои знамена, обещая считать их вольными казаками. Но
служилый элемент в ополчении не мог относиться сочувс-
твенно к такой мере: она создавала очень неприятный для
служилого люда порядок в будущем, им могли воспользо-
ваться и другие холопы и убегать от господ в надежде
потом вернуться на Русь свободными. Поэтому положение
беглых в ополчении составляло очень важный вопрос.
И вот, по просьбе ополчения, Ляпунов и другие вое-
воды согласились созвать собор всей рати, чтобы обду-
мать и решить все заботившие последнюю вопросы. 29 и 30
июня 1611 г. сошлись на соборе выборные от войска: от
всяких чинов служилые люди "всех городов" и представи-
тели казачества -- атаманы и казаки (от этого собора и
дошел до нас упомянутый приговор). Оба элемента (и слу-
жилый, и казачий) приняли, таким образом, участие в об-
суждении Дел и составлении приговора. Дальше будет вид-
но, какой элемент взял верх в этом приговоре.
Приговор 30 июня очень обширен и касается не толь-
ко войска, но и всего государства: очевидно, выборные
из войска считали себя вправе решать общеземские дела.
Прежде всего они "приговорили и выбрали всей землей"
или, лучше сказать, утвердили раньше уже выбранных тро-
их начальников -- Ляпунова, Трубецкого и Заруцкого - и
определили границы их власти: "воеводы должны были
строить землю и всяким, и ратным делом промышлять" т.е.
управлять не только войском, но и государством. В то же
время они не могли "смертной казнью без земского и всей
земли приговора... не по вине... казнити и ссылати",
казнить же действительно виновных они должны были, "по-
говоря со всею землею". А кто кого убьет без земского
приговора, и того самого казнити смертию, прибавляет
приговор 30 июня. Таким образом, высшая власть, по при-
говору, принадлежит "всей земле", иначе говоря, войско-
вому совету, который, по представлению войска, олицет-
ворял собой "всю землю"; воеводы же -- только исполни-
тельные органы земли. Их земля может сменить, когда
найдет это нужным. Если главные или второстепенные вое-
воды дурно будут вести дела или не станут слушать земс-
кого приговора, то вместо них земля может выбирать дру-
гих, таких, "кто будет бою и земскому делу пригодить-
ся". Так были решены приговором 30 июня основные вопро-
сы: управление рати и земли.
Вторая группа постановлений войскового собора ка-
сается устройства в войске приказов, которые ведали бы
управление, вместо московских приказов, осадой осужден-
ных бездействовать, да и не признаваемых более за
власть со стороны земли. (Решено было учредить приказы:
Большой Разряд и Поместный, которые ведали бы службу и
средства содержания служилых людей -- поместья; затем
Большой Приход, который должен был ведать финансы;
приказы Разбойный и Земский, ведавшие уголовные
дела и имевшие судебный характер.)
Третья группа постановлений собора касается помес-
тий. Смута внесла беспорядок в поместные дела: одни не-
законно захватили себе лишние земли, а у других была
отнята и последняя земля; нужно было распутать проис-
шедшую путаницу и водворить порядок. В этих видах реши-
ли отобрать: 1) все те поместные земли, владельцы кото-
рых не служили в войске, и 2) все те лишние земли, ка-
кие окажутся у помещиков сверх их нормального поместно-
го оклада, хотя бы владельцы и находились на службе.
Отобранные земли решено было отдать в поместья неимущим
и разоренным служилым людям, служащим в войске. Но не
все земли, с каких не было службы, решили отобрать; ос-
тавлены были поместья: 1) у жен и детей тех дворян, ко-
торые были в великом посольстве и которых вместе с
главными послами задержал Сигизмунд; 2) у вдов и детей
дворян, убитых на службе; 3) у тех дворян, которым по-
местья, хотя бы и лишние, сверх оклада даны М. В. Ско-
пиным-Шуйским за поход от Новгорода к Москве. (Чем,
кроме уважения к памяти Скопина, можно объяснить это
любопытное постановление?) Далее позволено было и каза-
кам получать поместья и входить таким путем в ряды слу-
жилых людей. Это позволение можно рассматривать как
единственную уступку приговора казачеству. В остальном
же приговор, как сейчас увидим, направлен против него.
Последнюю группу постановлений составляют поста-
новления о казаках и о тех, кто к ним тянул, т.е. о
беглых. Во избежание грабежей, приговорили воротить под
Москву в войско всех казаков, разосланных на службу и
ушедших в города; впредь за припасами для войска не по-
сылать одних казаков, а с ними командировать служилых
людей. Этим стеснялась казачья вольность, над казаками
учреждался контроль, отнималась у них возможность пожи-
виться грабежом где-нибудь в стороне от войска. Еще
больший удар наносился казачеству тем, что постановили
беглых крестьян и холопей, до сих пор считавшихся каза-
ками, возвращать их прежним господам и обращать в преж-
нее состояние.
Ряд последних постановлений о казачестве, как и
весь склад приговора, стремившегося восстановить об-
щественный порядок в его старых формах, показывает нам
очень определенно, что на соборе 3 июня служилые люди
решительно преобладали над вольными казаками, -- эле-
мент общественный взял верх над элементом противооб-
щественным. Хотя под приговором рядом с подписями слу-
жилых представителей 25 городов находятся утвердившие
приговор и казачьи рукоприкладства, тем не менее каза-
чество много терпело от его постановлений. Хозяевами
дел и в лагере подмосковном и во всей стране станови-
лись служилые люди, люди исстари установленного общест-
венного порядка и во главе их, конечно, "всего московс-
кого воинства властитель" Прокопий Ляпунов. Недаром
ошибся летописец, когда, рассказывая об этом приговоре,
он написал, что Ляпунов "приказал" его составить; своей
ошибкой он точно отметил степень власти Ляпунова, соз-
данную приговором 30 июня.
Второе земское ополчение и его торжество. Познако-
мясь сданными о первом подмосковном ополчении, мы можем
теперь сказать, что, сойдясь под Москву, земские и ка-
зачьи дружины не могли ужиться мирно между собой по
разности стремлений и вкусов. Постоянная их рознь при-
вела к необходимости уяснить точнее их взаимные отноше-
ния, и уяснились они в пользу служилых людей. Но преоб-
ладание служилых людей было недолго и непрочно. Приго-
вор, давший перевес служилым людям и Ляпунову, был "не
люб" казакам и их вождям Заруцкому и Трубецкому, "и с
той поры начали над Прокофьем думати, как бы его
убить", говорит летописец, и, действительно, через ме-
сяц Ляпунов был убит. Его смерть стоит в прямой связи с
тем положением дел, какое настало в подмосковной рати
после приговора 30 июня; казаки и холопы не могли поми-
риться с этим приговором, и Ляпунов пал от руки их, как
представитель служилых людей, правивший делами и доста-
вивший преобладание своим. В убийстве Ляпунова замешаны
и поляки, осажденные в Москве; они желали и смут в ла-
гере осаждавших, и смерти талантливого воеводы и дос-
тигли того и другого интригой. Но и без их подстрека-
тельства "старые заводчики всякому злу, атаманы и каза-
ки, холопи боярские" (так называет убийц Ляпунова князь
Д. М. Пожарский) не остановились бы перед убийством: в
нем они видели средство поправить свое положение под
Москвой, увеличить свое влияние, взять верх над служи-
лыми людьми. И они достигли своего; потеряв предводите-
ля, служилые люди утратили и силу. Не нашлось человека,
который мог бы заменить Ляпунова; делами стали заправ-
лять казачьи вожди, казачество подняло голову, и тесни-
мое им дворянство стало брести "розно", разъезжаться по
домам. Ополчение разлагалось, и государственный порядок
потерпел в нем новое поражение. Но казачьи остатки пер-
вого ополчения продолжали стоять под Москвой, и в 1611,
и в 1612г. Сигизмунд не шел на помощь московскому гар-
низону, а своими силами московский гарнизон не мог
прогнать осаждавших. Осада Москвы таким образом продол-
жалась, но смерть Ляпунова была большим горем для русс-
ких людей, они теряли веру в успех ополчения. В то же
приблизительно время совершались одно за другим такие
события, которые способны были отнять у русских всякую
надежду на лучшее будущее родины.
Сигизмунд перестал стесняться с великим посольст-
вом. Сожжение Москвы подало ему надежду, что послы бу-
дут уступчивее. Но они стояли на том, что король не
должен отступать от договора, заключенного Жолкевским,
и должен снять осаду Смоленска; в таком только случае
Владислав может стать московским царем. Видя, что даль-
нейшие переговоры будут бесплодны, король прибегнул к
насилию: московские послы были ограблены и пленниками
отвезены в Польшу (в апреле 1611 г.).
3 июня 1611 г. удалось королю, наконец, взять Смо-
ленск приступом. В городе было в начале осады, как го-
ворят, до 80000 жителей, большие запасы и прекрасные
укрепления. Когда Смоленск был взят, в нем не осталось
и 8000 человек, они терпели голод и болезни и не могли
отбить врага, потому что укрепления были разбиты и раз-
рушены. Воевода смоленский Шеин, один из самых светлых
русских деятелей того времени, подвергся пытке: хотели
узнать, для чего он не сдавал города и какими средства-
ми мог так долго держаться.
16 июля шведы обманом взяли Новгород; митрополит
Исидор и воевода князь Одоевский во главе новгородцев
заключили со шведами договор, по которому Новгород
представлялся особым государством, выбирал себе в цари
одного из сыновей шведского короля и, сохраняя свое го-
сударственное устройство, навсегда соединял себя с
шведской династией, если бы даже Московское государство
и выбрало себе другого царя не из шведского дома. Такой
договор, очевидно, был продиктован победителями-шведа-
ми: в нем даже не было требований, чтобы новгородский
государь был православным.
Во Пскове в то же время появился самозванец Сидор-
ка, которого зовут иногда третьим Лжедмитрием. Еще при
Шуйском начались во Пскове внутренние усобицы, борьба
"лучших" и "меньших" людей, высших и низших классов.
Эта борьба как-то совсем оторвала Псков от государства
и создала в нем свою особую историю смуты. Неурядицы
внутренние дали возможность полякам и казачеству разо-
рять безнаказанно псковскую землю и дали в ней силу
третьему самозванцу.
Итак, во второй половине 1611 г., со взятием Смо-
ленска и Новгорода, с усилением самозванщины во Пскове,
вся западная часть Московского государства попала в ру-
ки его врагов. Сама Москва оставалась в их власти, а
ополчение, собранное для ее освобождения, распадалось,
побежденное не врагами, а внутренней рознью. Земская
власть, создавшаяся в этом ополчении и сильная по свое-
му существу лишь настолько, насколько ей верила земля,
теперь, со смертью Ляпунова, теряла для земли всякое
значение. Русские люди оставались без руководителей
против сильных торжествовавших врагов государства и об-
щества. Время настало настолько критическое, что, каза-
лось, Русское государство переживало последние дни.
Опаснее всех других был и, конечно, поляки, но они
же своей оплошностью и помогли оправиться русским лю-
дям. После взятия Смоленска король Сигизмунд отправился
в Польшу на сейм торжествовать свои победы вместо того,
чтобы идти на помощь польскому гарнизону в Москве. К
Москве он послал только слабый отряд конницы с гетманом
Ходкевичем. В октябре 1611 г. Ходкевич был отбит под-
московными казаками и ушел от Москвы. Если не считать
этой незначительной рекогносцировки под Москву, то мож-
но сказать, что внешние враги Московского государства,
нанеся ему взятием Смоленска и Новгорода сильнейшие
удары, затем совершенно бездействовали, отчего и поте-
ряли все плоды победы.
Русские же еще не считали себя побежденными, а
свое дело потерянным. В восточной части государства под
влиянием известий о повсеместных неудачах и общих стра-
даниях снова усилилось движение, оживились сношения го-
родов. Из города в город сообщали известия о событиях,
пересылали грамоты, полученные из Москвы или из других
мест, из города в город писали (напр., Казань писала в
Пермь) о том, как следует держаться и поступать русским
людям в их тяжелом положении. В этих посланиях заключа-
лись целые политические программы. Все поволжские горо-
да, горные и луговые, согласились в том, чтобы им "быть
в совете и единении", охранять общественный порядок, не
допускать грабежей, не заводить усобиц, не принимать
новой администрации, кто бы ее не назначал, а сохранять
свою старую, которой они верят, с казаками не знаться и
не заводить сношений. Можно без конца удивляться той
энергии, которую проявляют эти мелкие поместные миры,
предоставленные своим силам, той цепкости, с какой они
держатся друг за друга, и той самостоятельности, какой
отличаются многие из этих мирков. Весь север и севе-
ро-восток Руси находились тогда в состоянии какого-то
духовного напряжения и просветления, какое является в
массах в моменты великих исторических кризисов. С нео-
быкновенной ясностью и простотой во всех грамотах ска-
зывается одна мысль, долго не дававшаяся земщине, а те-
перь ставшая достоянием всех и каждого: за веру, родину
и общественный порядок необходимо бороться всем и бо-
роться не с одной "Литвой", но и со всеми теми, кто не
сознает этой необходимости, -- с казачеством. Оседлая
земщина теперь отделяла от себя казаков и окончательно
сознала, что и они -- ее враг, а не помощник; сознала
после смерти Пр. Ляпунова, когда увидела, что казаки
убийством расстроили общее земское дело, враждовали с
землей, несмотря на то что служили одному делу. Понимая
теперь весь ужас своего положения, стараясь опознаться
в своих бедах и сообразить, что делать и как делать,
русские люди начинают с того, что ищут общего "совета"
и "соединения" и общим советом, по примеру Нижнего Нов-
города, постановляют первое единодушное решение -- на-
лагают на всю землю пост, чтобы очистить себя от прош-
лых грехов.
То, что массы чувствовали и высказывали просто,
развивалось лучшими людьми того времени с большей пол-
нотой мысли и с большей определенностью чувства. Эти
люди глубоко влияли на массу, направляли ее на общее
дело, помогали ее соединению. Во главе таких людей дол-
жен быть поставлен патриарх Гермоген, человек с чрезвы-
чайной нравственной силой, как личность, и с громадным
политическим влиянием, как деятель. Он раньше всех и
яснее всех сознал (мы уже видели, с какой точки зре-
ния), что иноземный, и более всего польский, царь не-
возможен в Москве. Поэтому он был в постоянной вражде с
боярами, державшимися Сигизмунда и называвшими себя его
"государственными верными подданными". Поэтому же он и
не стеснялся благословлять народ на восстание против
поляков. Теперь, сидя уже в заключении, он успевал тем
не менее рассылать грамоты по всей земле, направленные
против тех же поляков и против казаков. В августе 1611
г., когда он услышал, что подмосковное казачье ополче-
ние думает присягнуть Воренку (сыну тушинского Вора и
Марины Мнишек), он наспех отправил в Нижний грамоту,
прося, чтобы казанский митрополит и земские люди отго-
ворили казаков от этого проклятого дела. Эта грамота,
резко направленная против казаков, должна была возбу-
дить против них города еще более, чем они до того были
возбуждены. Нижний этой грамотой патриарха был постав-
лен в центр движения против казаков; раньше других го-
родов узнал он об их дальнейшем, после Ляпунова, "во-
ровстве под Москвой", раньше понял, в каком трудном по-
ложении находится Москва и от поляков, и от казаков; не
мудрено, что он раньше всех городов поднялся и на осво-
бождение Москвы. Забелин первый указал на то, что Ниж-
ний ближе других городов был к патриарху, что если объ-
яснить движение Нижнего и прочих городов на освобожде-
ние Москвы влиянием из центра государства, то это дви-
жение нужно приписать именно Гермогенову посланию в
Нижний, а не тем патриотическим грамотам, которые рас-
сылались из Троицкого монастыря ("Минин и Пожарский",
1883 г.). До исследования Забелина говорили и писали со
слов "Сказания" Авр. Палицына, что второе освободитель-
ное движение городов началось в Нижнем благодаря грамо-
там Троице-Сергиевских властей. Забелин же указал, что
та Троицкая грамота, которой можно было приписывать та-
кое влияние, пришла в Нижний уже тогда, когда движение
там началось, и, стало быть, создать этого движения не
могла.
Но, отнимая у Троицкого монастыря честь этого вли-
яния, почтенный историк наш склонен и вовсе отрицать
высокое значение монастыря в то время, указывая на его
связи с подмосковными казаками и некоторую подчинен-
ность монастыря этим казакам. Сношения с казачьим войс-
ком и властями достаточно объясняются и даже оправдыва-
ются тем, что монастырь был очень близок к Москве и
фактически не мог уклониться от этих сношений: под
Москвой у казаков были единственные в том краю граж-
данские власти, без которых монастырь не мог обойтись.
В то же время во главе монастырской братии стояла заме-
чательная личность -- архимандрит Дионисий, человек
добродушного и открытого нрава, очень умный, высоко ре-
лигиозный и очень нравственный, любимец Гермогена. Он
умел так направлять деятельность монастыря, что она по-
лучила высокое и плодотворное значение. Пользуясь гро-
мадными средствами монастыря (он имел в XVII в., около
1620 г., до 1000 сел и деревень и был едва ли не самым
крупным земельным собственником в государстве), архи-
мандрит Дионисий употреблял монастырские доходы на дело
благотворения, тысячами призревая обнищалых, больных и
раненых людей, пострадавших в смуте. В то же время мо-
настырь время от времени рассылал в города свои грамо-
ты, призывавшие землю соединиться против поляков. Пус-
кай в этих грамотах казаки представлены защитниками ве-
ры и порядка и рекомендуется земщине союз с казачест-
вом, -- все-таки деятельность Троицкого монастыря оста-
ется нравственной и патриотической деятельностью, и ру-
ководитель монастыря Дионисий должен быть поставлен в
ряду лучших деятелей той эпохи, тех деятелей, которых
Забелин своеобразно называет "прямыми людьми".
Такие люди, как Гермоген и Дионисий, стояли в
центре и руководили настроением всей земли. В городах
были свои вожаки, люди, более других воодушевленные,
яснее и дальше других смотревшие. Много можно насчитать
в то время таких деятелей, которые руководили местными
мирами, поддерживали сношения между городами и влияли
патриотически на своих сограждан. Одному из таких мест-
ных деятелей -- Минину -- суждена была главная роль и в
общеземском движении; другому местному предводителю,
князю Дмитрию Пожарскому, пришлось стать затем всей
земли воеводой.
О личности Пожарского и Минина много писали и спо-
рили. О Пожарском Н. И. Костомаров думает, что это была
весьма честная посредственность, которой выпало на долю
сделать много потому, что другие умело направляли этого
человека. Споря против такого взгляда, Забелин следит
за действиями Пожарского с 1608 г., отмечает постоянную
успешность его военных действий, находит в нем доста-
точно личной самостоятельности и инициативы и приходит
к заключению, что Пожарский был талантливый воевода,
высоко честный и самостоятельно думавший гражданин. В
древнерусском обществе было вообще мало простора лич-
ности; личность мало высказывалась и мало оставляла
после себя следов; Пожарский оставил их даже менее, чем
другие современные ему деятели, но за всем тем в По-
жарском не может не остановить нашего внимания одна
черта -- определенное сознательное отношение к совер-
шавшимся событиям чрезвычайного характера. Он никогда
не теряется и постоянно знает, что должно делать; при
смене властей в Москве он служит им, насколько они за-
конны, а не переметывается, не поддается "ворам", у не-
го есть определенные взгляды, своя политическая филосо-
фия, которая дает ему возможность точно и твердо опре-
делять свое отношение к тому или другому факту и обере-
гает его от авантюризма и "шатости"; у него свой "царь
в голове". Пожарского нельзя направить чужой мыслью и
волей в ту или другую сторону. Несмотря на то, что По-
жарский был не очень родовит и невысок чином, его лич-
ность и военные способности доставили ему почетную из-
вестность и раньше 1612 г. Современники ценили его вы-
соко, он был популярен -- иначе не выбрали бы его ниже-
городцы своим воеводой, имея двух воевод в самом Нижнем
Новгороде.
О Пожарском не было бы разных мнений, если бы, к
его невыгоде, ему не пришлось действовать рядом с Мини-
ным, человеком еще более крупным и ярким. По нашему
мнению, Кузьма Минин гениальный человек; с большим са-
мостоятельным умом он соединял способность глубоко
чувствовать, проникаться идеей до забвения себя и вмес-
те с тем оставаться практическим человеком, умеющим на-
чать дело, организовать его, воодушевить им толпу. Его
главная заслуга в том, что он сумел дать всеми владев-
шей идее конкретную жизнь; каждый в то время думал, что
надо спасать веру и царство, а Минин первый указал, как
надо спасать, и указал не только своими воззваниями в
Нижнем, но и всей своей деятельностью, давшей обширному
делу организацию покрепче, чем дал ему перед тем Ляпу-
нов. На это надобен был исключительный ум, исключитель-
ная натура.
Минин не был простым мужиком нижегородским. Он
торговал и был одним из видных людей в городе. Нижего-
родцы избрали его в число земских старост, стало быть,
ему верили. Управляя делами нижегородской податной об-
щины, он должен был привыкнуть вести большое хозяйство
города и обращаться с большими деньгами, какие собира-
лись с мира земскими старостами в уплату податей. Мимо
него, как излюбленного человека, представителя нижего-
родских людей, не проходила неизвестной ни одна грамо-
та, адресованная нижегородцами, ни одна политическая
новость. Он следил за положением дел и обсуждал дела в
городских сходках, которые вошли в обычай в городах,
благодаря обстоятельствам смутного времени, напоминали
собой древние веча.
На одном из таких собраний (в октябре или сентябре
1611 г.), под влиянием грамот и вестей от патриарха,
Минин поднял посадских тяглых людей на то, чтобы соб-
рать деньги для ополчения и сформировать самое ополче-
ние. Составили приговор о мирском сборе и предъявили
его нижегородскому воеводе, князю Звенигородскому, и
соборному протопопу Савве, которые созвали в городской
собор нижегородцев и, воспользовавшись пришедшей тогда
в Нижний патриотической грамотой, подняли вопрос об
ополчении. В соборе читали и обсуждали нижегородцы при-
шедшую грамоту. В ней говорилось о необходимости стать
на защиту веры и отечества. (Для дела безразлично, от
Гермогена или от Троицы была эта последняя грамота.)
При чтении грамоты нижегородский протопоп Савва сказал
слово, убеждая народ стать за веру. После Саввы загово-
рил Минин; страстно говорил он о том же, указывая, ка-
ким образом нужно действовать: "Захотим помочь Московс-
кому государству, так не жалеть нам имения своего, не
жалеть ничего, дворы продавать, жен и детей закладывать
и бить челом, кто бы вступился за истинную православную
веру и был у нас начальником". Слова Минина произвели
большое впечатление. С каждым днем росло его влияние,
нижегородцы увлекались предложениями Минина и, наконец,
всем городом решили образовать ополчение, созывать слу-
жилых людей и собирать на них деньги.
Раньше всего занялись денежным вопросом. Стали со-
бирать добровольные приношения, потому что иных средств
не было. Давали нижегородцы много: "третью деньгу",
т.е. третью часть имущества; так давать порешил мир, и
кто давал меньше, утаивая размеры имущества, с того
брали силой. Были люди, жертвовавшие почти все, что
имели. На первые нужды денег оказалось довольно.
Второй заботой было сыскать воеводу. По предложе-
нию Минина, избрали Пожарского; кн. Дм. Мих. Пожарский
жил в то время верстах в 100 от Нижнего, в своей вотчи-
не, и лечился от ран, полученных полгода тому назад под
Москвой. К нему-то и обратились нижегородцы, минуя сво-
их воевод, князя Звенигородского и Алябьева.
Когда депутация от Нижнего пришла (к) князю и из-
ложила ему желание народа избрать его на такой высокий
подвиг, Пожарский сперва долго отказывался, затем нако-
нец изъявил свое согласие, но под условием избрания ко-
го-нибудь из посадских людей, который ведал бы в опол-
чении хозяйственной частью и с ним, Пожарским, "у того
великого дела был и казну собирал". При этом он указал
на Минина, как на лучшего себе помощника в этом деле.
Весть о приготовлениях нижегородцев скоро распространи-
лась в ближайших городах, и первые на эту весть отклик-
нулись бездомные смольняне, вязьмичи и дорогобужцы, те
самые дворяне, которые, лишившись поместий в своей об-
ласти, вследствие завоевания ее поляками, желали полу-
чить земли в Арзамасском уезде, но и оттуда были выгна-
ны мордвой. Все они были приняты в войско. Недостаточ-
ность военных сил и денег скоро заставила нижегородцев
обратиться с окружной грамотой к другим городам. В этой
грамоте была изложена Гермогенова программа действий,
основным правилом которой было действовать отдельно от
казаков и против казаков. "А вам бы, -- писали нижего-
родцы другим городам, -- с нами быти в одном со-вете и
ратным людям на польских и литовских людей идти вместе,
чтобы казаки по-прежнему низовой рати своим воровством,
грабежи и иными воровскими заводы и Маринкиным сыном не
разгонили" (т.е. разогнали). На этот призыв, возвестив-
ший земле начало второго восстания на поляков, отклик-
нулось много городов и первым -- Коломна.
Вышеупомянутая грамота предостерегала народ против
Марины Мнишек с ее сыном Воренком и против псковского
самозванца Сидорки-Дмитрия. Дела их, и особенно дела
псковского Вора, неожиданно улучшились: к Вору начало
было тянуть все подмосковное казачье ополчение. Видя
это, московское боярство, сидя взаперти, обращается с
грамотами в Кострому, Ярославль и другие города, увеще-
вая народ отказаться от всех воров и быть верным Вла-
диславу. Лишенные доверия, силы и власти в стране, боя-
ре все еще думали руководить ею во имя того, против ко-
го была вся земля, и не чувствовали, что около них вы-
растает новая власть, созданная и поддержанная земскими
силами, власть еще сильнейшая той, которая создалась в
первой рати под Москвой.
Когда ополчение было несколько устроено, оно выс-
тупило из Нижнего в марте 1612 г. и двинулось по дороге
в Ярославль. Сюда оно пришло в начале апреля и пробыло
здесь до августа, т.е. в течение трех месяцев. Эта дол-
гая стоянка вызвала много обвинений на Пожарского
(напр., со стороны Палицына), но его можно вполне оп-
равдать тем, что ведь нужно было еще устроить и обеспе-
чить войско, достигнуть нейтралитета со стороны шведов,
которые могли угрожать с тылу, и очистить северный край
от казачьих шаек, с которыми пришлось много сражаться.
Главное же оправдание Пожарского в том, что он не один
управлял войском, поэтому и ответственность лежит не на
нем одном. В его войске была высшая власть, которой
князь повиновался по мотивам чисто нравственным. В его
войске был земский собор. Несмотря на довольно ясные
признаки этого собора, до последнего времени он не за-
мечался учеными. Дело в том, что вообще организация уп-
равления в войске Пожарского очень темна для нас, по
скудности сведений; ясно только одно, что князь с "то-
варищами" управлял не только ополчением, но и всей зем-
лей, как это было и в первом ополчении. Пожарский при-
нимал челобитные, давал тарханные и жалованные грамоты
монастырям, делал постройки в городах, давал льготы ра-
зоренным, назначал денежные сборы на ратное дело, но
все это он делал "по совету всей земли", "по указу всей
земли". Всякий, кто сколько-нибудь знаком с древними
актами, поймет, что термином "земля" наши предки обоз-
начали не что иное, как земский собор. Стало быть, со-
борное начало уважалось в войске Пожарского, чего не
было в рати Ляпунова и Заруцкого, где воеводы действо-
вали одним своим именем. Но был ли на самом деле собор
во втором ополчении? Первый намек на существование
земского собора около Поварского мы видим в грамоте от
7 апреля в города: он просит прислать ему выборных "для
царского обирания" и для совета о дипломатических и го-
сударственных делах. Выборных этого собора мы не знаем
и не имеем о нем точных сведений; известно только, что
города присылали своих выборных еще тогда, когда опол-
чение было в Нижнем. Но одно желание Пожарского иметь
собор еще не позволяло бы нам делать вывод о действи-
тельном существовании этого собора, если бы не сохрани-
лись другие данные, сопоставление которых приводит к
мысли, что собор действительно был. Летописец говорит,
что в войске многие дела решались "всею ратью", даже и
дела дипломатические, неудобные для общего обсуждения
по необходимости держать их втайне... Ясно, что не вся
рать собиралась для обсуждения этих дел, а только
представители или рати, или земли. Далее в одной грамо-
те земского собора 1613г. выборные пишут, что до их
приезда на собор, до начала собора 1613г. из Москвы бы-
ли посланы "по совету всей земли" особые лица для от-
писки в казну "на государя" дворцовых сел, захваченных
в смуту разными лицами. Тут мы видим ясный уже намек на
один из при говоров собора 1612 г. и можем поэтому зак-
лючить, что собор при Пожарском действительно был, хотя
не оставил после себя ясных следов. Есть возможность
думать, что на этом соборе были представители трех сос-
ловий: духовного, служилого и тяглого.