Хотя с окончанием дела царевича Алексея Петр и перестает быть фактическим главой Тайной канцелярии, тем не менее он не оставлял ее своим вниманием. О том, какую важную роль придавал первый русский император политическому сыску, наглядно свидетельствует тот факт, что начиная с 25 ноября 1716 г. Петр специально выделяет один день в неделю (понедельник), когда он приезжал в располагавшуюся в Петропавловской крепости Тайную канцелярию и самым внимательным образом вникал во все ее дела, оказывая решающее влияние на проведение следствия и вынесение приговоров. Тем не менее главный объем работы по-прежнему падал на Преображенский приказ. С 1719 по 1724 гг. это ведомство рассмотрело 1 363 дела, а Тайная канцелярия за этот же период - всего лишь 280 дел. При Екатерине I в Тайную канцелярию поступило вообще 3-4 дела.
В 1722 г. в работе Тайной канцелярии перестал участвовать Бутурлин, а со следующего года - и Скорняков-Писарев. Таким образом, в последние три года ее существования органом политического сыска новой столицы руководили вдвоем П. А. Толстой и А. И. Ушаков. Первый тяготился навязанной ему Петром ролью заплечных дел мастера и изыскивал благовидный предлог, чтобы отказаться от должности инквизитора. В конце царствования Петра ему удалось убедить своего государя издать указ, чтобы Тайная канцелярия вновь присылаемых заключенных и дел больше не принимала. Однако что-то в тот раз сорвалось, и убедить закрыть подчиненное ему ведомство Толстому удалось лишь вдову Петра I. 28 мая 1726 г. Екатерина I издала указ, упразднявший Тайную канцелярию и передававший все ее дела Преображенской канцелярии, которая вновь становилась единственным органом государственной безопасности Российской империи.
Необходимость иметь политический сыск и в Петербурге побудили Екатерину I уже с 24 мая 1727 г. привлечь к расследованию политических дел Сенат, который, действуя параллельно с Преображенской канцелярией, должен был расследовать преступления, возникавшие в новой столице и ближайших к ней губерниях. Когда во время кратковременного правления Петра II, сына царевича Алексея, в 1729 г. был ликвидирован Преображенский приказ, то расследование всех политических преступлений было поручено двум самым высшим органам государственной власти - Верховному тайному совету и Сенату. Однако затея была явно непродуманной, и деятельность обоих органов, быстро заваленных делами о "слове и деле государевом", была частично парализована. Высшее правительственное учреждение уже летом 1729 г. жаловалось, что из-за ликвидации Преображенского приказа "в Сенате в делах затруднение происходит". Когда со смертью Петра II пресеклась мужская ветвь династии Романовых, то в стране возник острый династический и политический кризис. На российский престол в конечном итоге была выбрана племянница Петра I Анна Иоанновна, жившая до 1730 г. в Курляндии. Воспользовавшись сложившейся ситуацией, Верховный тайный совет, в который входили представители старой и новой аристократии, попробовал ввести в России конституционную монархию и заставил новую царицу подписать кондиции, существенно ограничивающие ее власть. Однако испугавшееся олигархии дворянство выступило против Верховного тайного совета, и, опираясь на его поддержку, Анна Иоанновна разорвала подписанные ею кондиции и жестоко расправилась с их инициаторами.
Обстановка напряженной политической борьбы в самом правящем классе Российской империи, сопровождавшая вступление императрицы Анны Иоанновны на престол, вновь сделала актуальным понятие государственного преступления. Манифестом от 4 марта 1730 г. новая правительница уничтожила Верховный тайный совет, а уже указом от 10 апреля конкретизировала понимание "первых двух пунктов", составлявших с 1715 г. конкретную сущность "слова и дела". Первый пункт отныне был посвящен тем лицам, "кто какие умыш-ления учнет мыслить на наше императорское здоровье, злое дело или персону и честь нашего величества злым и вредительным поносить", а второй пункт следовало применять в тех случаях, "буде кто за кем подлинно уведает бунт или измену против нас и государства". За недонесение и лживый донос власть опять обещала жестокое наказание и смертную казнь, а за правильный донос - царскую милость и вознаграждение. Из Курляндии Анна Иоанновна привезла с собой ближайшее окружение во главе с фаворитом Бироном, всячески покровительствовавшим своим соплеменникам. Началось мрачное время немецкого засилья, получившего меткое название "бироновщины". Иноземное влияние при дворе вызывало протест не только среди простого народа, но и среди патриотично настроенной части правящего сословия. Для охранения своей самодержавной власти через год после своего воцарения новая императрица поспешила воссоздать специализированный орган политического сыска - Канцелярию тайных розыскных дел.
КАНЦЕЛЯРИЯ ТАЙНЫХ РОЗЫСКНЫХ ДЕЛ (1731-1762)
Новое ведомство было создано 24 марта 1731 г. и стало полноправным преемником петровской Тайной канцелярии и Преображенского приказа. От первой оно унаследовало название и узкую специализацию на политических преступлениях, от второго - место пребывания (Преображенский генеральный двор) и бюджет (3 360 рублей в год при общем бюджете Российской империи в 6-8 миллионов рублей). Штат новой службы государственной безопасности также остался компактным и в 1733 г. состоял из двух секретарей и двадцати одного канцеляриста. Поскольку к этому времени П. А. Толстой уже потерпел поражение и погиб в политической борьбе того буйного времени, начальником Канцелярии тайных розыскных дел был назначен его ближайший сподвижник А. И. Ушаков, успевший поработать в обоих петровских ведомствах. Рабски преданный Анне Иоанновне, Ушаков вел два самых громких политических процесса ее царствования - "верховников" Долгоруковых и Голицыных и кабинет-министра А. П. Волынского, попытавшегося положить конец "бироновщине". Когда в начале 1732 г. двор во главе с императрицей вернулся из Москвы в Санкт-Петербург, туда же со своей канцелярией, получившей название Походная канцелярия тайных розыскных дел, немедленно переехал и Ушаков. Чтобы не оставлять без присмотра старую столицу, в ней открыли "от оной канцелярии контору", разместившуюся на Лубянке. Во главе московской конторы был поставлен родственник царицы генерал-адъютант С. А. Салтыков, немедленно развернувший бурную деятельность. Только за первые четыре года своего существования руководимая им контора рассмотрела 1 055 дел и арестовала 4 046 человек. Понимая значение политического сыска для укрепления своей власти, ненавидимой значительной частью населения, Анна Иоанновна придала Канцелярии тайных розыскных дел статус выше, чем у любой коллегии империи, и подчинила ее лично себе, категорически запретив вмешиваться в ее деятельность всем другим учреждениям. Руководивший ею Ушаков не был обязан отчитываться в своих действиях даже перед Сенатом, но зато делал регулярные доклады самой императрице.
В развернувшемся после смерти Анны Иоанновны в 1740 г. очередном туре острой борьбы за власть в верхах руководитель политического сыска государства сознательно не принял никакого участия, довольствуясь "ролью беспринципного исполнителя воли любого лица, в чьих руках на данный момент оказывалась власть". Беспощадно расправившись при прежней императрице с противниками Бирона, Ушаков затем вел следствие над этим некогда всесильным временщиком, когда его свергли фельдмаршал Миних и вице-канцлер Остерман. Когда же вскоре свергли их самих, то оба они также попали на допрос к руководителю Канцелярии тайных розыскных дел. Благодаря подобному конформизму и рабской преданности любому власть предержащему А. И. Ушаков сохраняет свой пост и при Елизавете Петровне, воцарившейся на русском престоле с 1741 г. Дочь Петра сохранила в полной неприкосновенности этот орган политического сыска, который при ней расправился со сторонниками свергнутой Брауншвейгской династии, руководителем башкирского восстания 1755 г. Батыршем и вел целый ряд других процессов по "слову и делу". Вниманием новой правительницы эта сфера государственной деятельности не была обделена, и несмотря на отмечаемую современниками ее склонность к лени Елизавета периодически выслушивала доклады Ушакова, а когда тот состарился, то отправила ему в помощь брата своего фаворита А. И. Шувалова, который в конечном итоге и сменил Ушакова на его ответственном посту. На момент восшествия новой императрицы на престол в 1741 г. штат Канцелярии тайных розыскных дел состоял из четырнадцати подчиненных Ушакова: секретаря Николая Хрущева, четырех канцеляристов, пяти подканцеляристов, трех копиистов и одного "заплечного мастера" Федора Пушникова. Еще четырнадцать человек насчитывалось в московской конторе. Объем их работы постоянно расширялся. Подсчет сохранившихся в архивах к началу XIX в. дел этого ведомства показывает, что от эпохи "бироновщины" осталось 1 450 дел, а от времени царствования дочери Петра - 6 692 дела. Помимо политических дел о "первых двух пунктах" этот орган государственной безопасности рассматривал также дела о взяточничестве и злоупотреблениях властей на местах, придворных интригах и ссорах. Выполняла Канцелярия тайных розыскных дел и контрразведывательную функцию: "В частности, в 1756 году императрица Елизавета Петровна поручила ей расследовать дело о подозреваемом в шпионаже французском миссионере Валькруассане и бароне Будберге. В 1761 году сюда было передано дело по подозрению саксонского уроженца генерала русской службы Тотлебена в сношениях с пруссаками. В январе 1762 года здесь велось большое дело о шпионаже в русских войсках в Пруссии"16.
В 1754 г. порядок проведения розыска в Канцелярии был регламентирован специальной инструкцией "Обряде како обвиняемый пытается", утвержденной лично Елизаветой Петровной. Если подозреваемый на допросе и очной ставке с доносчиком сразу не признавал за собой вины, то для выбивания из него правдивых показаний в первую очередь применяли к нему дыбу и кнут. Дыба состояла из двух вертикально вкопанных столбов с перекладиной наверху. Палачи связывали длинной веревкой руки допрашиваемого за спиной, второй конец перекидывали через перекладину и тянули за него. Связанные руки выходили из суставов и человек повисал на дыбе. После этого жертве наносили 10-15 ударов кнутом. Работавшие в застенках палачи были настоящими мастерами кнутобойного ремесла:
"Они могли класть удар к удару ровно, как бы размеряя их циркулем или линейкой. Сила ударов такова, что каждый пробивает кожу, и кровь льется ручьем; кожа отставала кусками вместе с мясом"17.
Если дыба и кнут не оказывали желаемого воздействия, то "Обряд" рекомендовал использовать следующие средства убеждения:
"1-е, тиски, зделанные из железа в трех полосах с винтами, в которые кладутся злодея персты сверху большие два из рук, а внизу ножные два; и свинчивается от палача до тех пор, пока или повинится, или не можно будет больше жать перстов и винт не будет действовать. 2-е, наложа на голову веревку и просунув кляп и вертят так, что оной изумленным бывает; потом постригают на голове волосы до тела, и на те места льют холодную воду только что почти по капле, от чего также в изумление приходит".
Помимо этого заплечных дел мастер "висячего на дыбе ростянет и зажегши веник с огнем водит по спине, на что употребляется веников три или больше, смотря по обстоятельству пытанаго"18. Понятно, что данная ведомственная инструкция не вводила в обиход политического сыска новые пытки, а лишь официально закрепляла сложившуюся практику.
Активное применение этой инструкции на практике породили столь сильную нелюбовь к Канцелярии тайных розыскных дел во всех слоях русского общества, не исключая и правящего, что Сменивший Елизавету на царском престоле Петр III счел за благо ликвидировать это учреждение и громогласно объявить об этом населению. Показательно, что вину за возникновение политического сыска власть охотно возлагала на своих подданных. В изданном через два месяца после смерти Елизаветы манифесте от 21 февраля 1762 г. новый император провозглашал: "Объявляем всем Нашим верным подданным. Всем известно, что к учреждению Тайных розыскных Канцелярий, сколько разных имен им не было, побудили Вселюбезнейшего Нашего Деда, Государя Императора Петра Великого, вечной славы достойные памяти. Монарха великодушного и человеколюбивого, тогдашних времен обстоятельства и неисправленные еще нравы".
Поскольку обстоятельства и нравы с тех времен изменились, то и надобность в этом ведомстве отпала, и посему "отныне Тайных розыскных дел Канцелярии быть не иметь, и оная совсем уничтожается; а дела, есть либо иногда такия случались, кои до сей Канцелярии принадлежали б смотря по важности, рассмотрены и решены будут в Сенате". Параллельно с этим Петр III запрещал "ненавистное изражение, а именно слово и дело, не долженствует отныне значить ничего"19. Зловещие слова, целых сто сорок лет звучавшие над Россией, утрачивали отныне свою магическую силу. Формально ликвидировался и орган политического сыска. Известие об этом с энтузиазмом встречено было людьми, и А. Т. Болотов по этому поводу так написал в своих воспоминаниях:
"Превеликое удовольствие учинено было и сим всем россиянам, и все они благословляли его за сие дело"20.
Часть дореволюционных историков была склонна приписывать решение об упразднении Канцелярии тайных розыскных дел благородству и великодушию Петра III, однако сохранившиеся документы напрочь разбивают эту легенду. Оказывается, что за целых две недели до опубликования этого манифеста, вызвавшего такое "превеликое удовольствие" в обществе, Петр III, будучи в Сенате, распорядился взамен уничтожаемой Канцелярии тайных розыскных дел учредить при Сенате особую экспедицию, ведающую вопросами политического сыска. В бумагах Тайной экспедиции сохранилась запись этого указа нового государя, объявленного сенаторам 7 февраля 1762 г.: "1762 году февраля 7 дня его императорское величество, будучи в присутствии в Сенате, всемилостивейше указать соизволил канцелярию Тайных розыскных дел уничтожить и (отныне) оной не быть, а уч(редить) при Сенате особу экспедицию на тако(м же) основании, как было при государе императоре (Петре) Втором, о чем учиня с обстоятельства(ми) публичному указу формуляр поднесть к высочайшей его императорского величества конфирмации, (во) исполнение его императорского величества всевысочайшего указа правительствующий Сенат приказал: учиня о оном из указов выписку предложить к рассуждению немедленно"21.
Таким образом, решение Петра III представляло собой типичный лицемерный маневр власти, стремящейся, ничего не меняя по существу, одной лишь сменой вывесок более привлекательно выглядеть в глазах общества.
Вместо широковещательно объявленной ликвидации структуры политического сыска на деле происходило ее простое перетекание под вывеску Сената. Шешковский, этот "домашний палач кроткой Екатерины", по выражению Пушкина, прославившийся впоследствии в качестве фактического главы Тайной экспедиции, начал свою карьеру в Канцелярии тайных розыскных дел. Уже на четвертый день после опубликования указа Петра III о ликвидации его прежнего места службы, 25 февраля 1762 г.. Сенат постановил "асессора Шешковского, переименовав того же ранга сенатским секретарем, ныне же, действительно и определить в учреждаемую... при Сенате экспедицию"22. Аналогичным образом всем служителям Канцелярии тайных розыскных дел и ее конторы в Москве указывалось "быть на том же жалованье, какое они ныне получают, а именно: здешним при Сенате, а московским при Сенатской конторе"23. Все перемены свелись к тому, что сохранивший все свои кадры орган политического сыска из самостоятельной организации стал структурным подразделением при высшем государственном органе Российской империи.
Однако власть Петра 111 была настолько непопулярна в армейской среде, что спасти ее не могли органы госбезопасности ни в прежнем, ни в пореформенном виде. В июне 1762 г., опираясь на гвардию, Екатерина 11 осуществляет переворот против собственного мужа и берет власть в свои руки. Ненавидя своего мужа, новая императрица при каждом удобном случае норовила подчеркнуть глупость и безумство его поступков, однако его решение о сохранении политического сыска под крышей Сената глупостью ей не показалось. Своим указом от 19 октября 1762 г. Екатерина II почти дословно повторяет манифест Петра 111 от 21 февраля того же года, полностью солидаризируясь с ним. Лицемерием новая правительница ничуть не уступала своему супругу. Еще в бытность свою великой княгиней имея основания опасаться главы Канцелярии тайных розыскных дел А. И. Шувалова, Екатерина как-то заявила окружающим: "Не знаю, но мне кажется, что у меня на всю жизнь будет отвращение к назначению чрезвычайной комиссии, особенно когда эта комиссия должна оставаться негласною... Преступление и производство дела должно быть оглашено, чтобы общество, всегда судящее беспристрастно, могло распознать правоту"24.
Однако став императрицей, она быстро забыла свои собственные мысли относительно гласности при расследовании важнейших преступлений и, как и ее предшественники, вновь сделала ставку на тайный орган госбезопасности, замаскированный на этот раз от посторонних глаз. Позднее в своей законодательной записке о будущем устройстве Российской империи Екатерина II так сформулировала свое мнение по поводу функций данного органа. Тайная экспедиция, по ее убеждению, во-первых, должна была собирать сведения "о всех преступлениях противу правления" и, во-вторых, "велит преступников имать под стражу и соберет все обстоятельства", т. е. осуществляет арест злоумышленников и проводит расследование по их делам. Н. Б. Голикова так оценивает результаты данной реорганизации: "Передача Тайной экспедиции в ведение генерал-прокурора обеспечивала органам политического сыска максимальную централизацию, независимость от других учреждений и сохранение наиболее полной секретности при расследовании политических процессов"25. Не следует думать, что замаскированный орган госбезопасности был подчинен собственно Сенату как высшему государственному учреждению, при котором он формально числился. Как и раньше, структура политического сыска вновь замыкалась напрямую на персоне самодержца, на этот раз благодаря посредству генерал-прокурора Сената, игравшего, по большому счету, роль передаточного звена. В связи с этим В. Самойлов особо подчеркивает: "Во второй половине 60-х годов XVIII века, как показывает изучение документов Тайной экспедиции, политический сыск, сосредоточенный было при Петре III в ведении Сената, вновь поступил под непосредственный контроль верховной власти через генерал-прокурора"26.
Как свидетельствуют разнообразнейшие источники, Екатерина II действительно знала толк в политическом сыске и лично вникала во все тонкости того, "что до Тайной касается". Причина подобного пристрастия императрицы вполне объяснима, поскольку власть ее первоначально не была особенно прочна. Это впоследствии время правления Екатерины стало восприниматься дворянством как эпоха счастливого "золотого века", а вначале оно далеко не единодушно признало ее право на власть. Часть его вообще хотела видеть на престоле малолетнего сына Екатерины II Павла, причем совершеннолетие последнего дало новый толчок подобным настроениям. Через два года после воцарения Екатерины офицер В. Мирович попробовал осуществить государственный переворот и освободить заключенного в Шлиссельбургской крепости Иоанна Антоновича, также имевшего все права на корону, поскольку после смерти Анны Иоанновны именно он был провозглашен императором. Скоропостижная смерть ее мужа Петра III была более чем подозрительна даже для непосвященных и закономерно породила слухи о том, что законный император жив, но где-то скрывается. Подобные настроения привели к появлению целого ряда самозванцев, несших в себе огромную потенциальную угрозу неверной супруге. "Золотой век" дворянства обернулся для крестьян дальнейшим ростом крепостного гнета, ответом на что стала последняя грандиозная крестьянская война 1773-1775 годов под предводительством Е. Пугачева, который также объявил себя Петром III. Расследованием причин этого огромного восстания, потрясшего устои Российской империи, также занималась госбезопасность. Поскольку личная жизнь императрицы была весьма далека от аскетизма, то многочисленные слухи, сплетни, шутки и прибаутки, ходившие по этому поводу в народе, также составляли предмет неослабевающего интереса политического сыска. И это были лишь основные причины, побуждавшие Екатерину II сохранять специальный орган для осуществления этого специфичного вида государственной деятельности.
ТАЙНАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ ПРИ ПРАВИТЕЛЬСТВУЮЩЕМ СЕНАТЕ
(1762-1801)
Создана в феврале 1762 г. решением Петра 111, подтвержденном в октябре того же года его супругой после государственного переворота. Еще до выпуска специального указа по этому поводу Екатерина II 2 октября 1762 г. направила генерал-прокурору Сената А. И. Глебову свой рескрипт, определявший его действия в качестве главы политического сыска: "По делам военным, кои касаются до первых двух пунктов и кои принадлежали до Тайной канцелярии, а поступают из разных мест в Сенат, оные распечатывать и определение чинить с ведома нашего вам обще с тайным советником Н. И. Паниным, и дела, кои между тем являются маловажные, оные жечь, не делая на все то сенатских определений"27.
Подавляющее большинство дел, по которым вел следствие этот новый старый орган госбезопасности, были опять связаны так или иначе с "первыми двумя пунктами" указов 1715 и 1730 гг. Через Тайную экспедицию прошли все основные политические процессы того времени. Являющийся формально ее главой генерал-прокурор Сената лично докладывал о ее деятельности императрице, от которой получал указания, и помимо нее не был обязан отчитываться в деятельности этого органа ни перед кем. В 1764 г. Екатерина сместила старого генерал-прокурора А. И. Глебова и назначила на его место князя А. А. Вяземского. Фактически же работой политического сыска империи руководил обер-секретарь Экспедиции С. И. Шешковский, бессменно занимавший этот пост целых 30 лет. Расходы на эту деятельность были первоначально Екатериной сокращены, и в 1765 г. составляли всего 2 000 рублей в год.
Просвещенная императрица не могла не понимать, что пытка как средство получения показаний все более и более становится анахронизмом в глазах как отечественного, так и европейского общественного мнения, симпатии которого она так старалась завоевать. В указе Сенату от 15 января 1763 г. по этому поводу говорилось: "Чтобы всех тех, кои в разные преступления впадают, обратить к чистому признанию больше милосердием и увещанием, а особливо изысканием по происшедшим в разные времена околичностям, нежели строгостью и истязанием, но стараться как возможно при таких обстоятельствах кровопролитие уменьшить".
Далее подчеркивалось: "Когда при следствии какого дела неминуемо дойдет до пытки, в таком случае поступать с крайнею осторожностью и рассмотрением, и паче всего при том наблюдать, дабы иногда с винными и невинные истязания напрасно претерпеть не могли".
Тем не менее пытка сохранялась как последний способ узнать истину: "Если же все способы не предуспевают, в таком уж случае дошедших к пыткам по законам пытать"28.
Сужение сферы применения пытки постарались заполнить действием религии. Для получения правдивых показаний с подозреваемым, равно как и с доносчиком, в начале следствия начал беседовать тюремный священник Петропавловской крепости, чьи действия стали называться "увещевание священническое". Отныне стратегической целью следователей как в рясах, так и в штатском стало добиться от допрашиваемого не только чистосердечного признания, но и раскаяния в содеянном. Раскаяние под угрозой применения пытки в случае упорствования быстро превратилось в высшую форму признания под воздействием религиозного чувства. Широкому внедрению его в следственную практику в немалой степени способствовала и показная набожность С. И. Шешковского, отмечаемая современниками. При этом ставшее ритуалом раскаяние чрезвычайно упрощало розыск, делая ненужными не только улики и доказательства, но и пытку как способ получения признаний. Пытать в екатерининскую эпоху действительно стали несколько меньше, однако сенатское постановление от 15 мая 1767 г. указывало, что "пытки же производить, если же со увещевания не признаются". Окончательно пытки были отменены лишь в 1801 г. Александром I. Хотя Екатерина II лично приказывала Шешковскому сечь чем-либо возмутивших ее дам, тем не менее она лицемерно отрицала наличие в ее правление не только пыток, но и порки. В письме А. И. Бибикову 15 марта 1774 г. императрица писала: "Также при расспросах, какая нужда сечь? Двенадцать лет Тайная экспедиция под моими глазами ни одного человека при допросах не секли ничем, а всякое дело начисто разобрано было; и всегда более выходило, нежели мы желали знать"24. Заигрывавшая с общественным мнением правительница признавалась, что тщательно следит за работой подвластного ей органа государственной безопасности.
Помимо некоторого ограничения пыток, Екатерина II внесла в деятельность политического сыска два важных новшества. Во-первых, она распорядилась засылать лазутчиков в места массового скопления людей для подслушивания разговоров. Московский главнокомандующий князь М. Н. Волконский 13 декабря 1773 г. так описывал императрице свою деятельность на этом поприще:
"Употреблять надежных людей для подслушивания разговоров публики в публичных собраниях, как-то; в рядах, банях, кабаках, что уже и исполняется, а между дворянством также всякие разговоры примечаются"30. Секретной агентурой в собственном смысле слова эти слухачи пока еще не являлись, но были, безусловно, ее предшественниками. Екатерина II желала знать не только что говорят, но и что пишут ее подданные, и вторым ее нововведением стала перлюстрация корреспонденции, т. е. ознакомление с письмами без ведома отправителя и получателя. На почтамтах письма аккуратно вскрывали, переписывали, а оригиналы отправляли по назначению. Вызывавшие по тем или иным причинам интерес письма отправлялись в Тайную экспедицию, а иногда попадали на стол к самой императрице. Перлюстрация стала дополнительным источником информации, и если добытые таким путем сведения заслуживали внимания, то начинался стандартный розыск с арестом подозреваемых, допросами свидетелей и т. п.
После смерти Екатерины II в 1796 г. на престол вступил ее сын Павел I.
Матери своей он не любил и многие из своих начинаний проводил в пику прежней политике. Хотя новый император и освободил целый ряд заточенных его матерью лиц, тем не менее Тайная экспедиция была оставлена в неприкосновенности. Характер нового царя обеспечил ей достаточно большой фронт работ. Д. Б. Мертваго, подчиненный П. X. Обольянинова (генерал-прокурора и фаворита Павла) так вспоминает об этом периоде: "Время это было самое ужасное. Государь был на многих в подозрении. Тайная канцелярия была занята делами более Вотчинной; знатных сановников почти ежедневно отставляли от службы и ссылали на житье в деревни. Государь занялся делами церковными, преследовал раскольников, разбирал основание их секты, многих брали в Тайную экспедицию, брили им бороды, били и отправляли на поселение. Словом, ежедневный ужас. Начальник мой стал инквизитором, все шло через него. Сердце болело, слушая шепоты, и рад бы не знать того, что рассказывают"31. Уже в самом начале нового правления была сделана попытка рассмотрения письменных доносов самим царем. Подозрительный даже по отношению к своему окружению, Павел I приказал на стене Зимнего дворца повесить специальный ящик, куда каждый желающий мог положить сообщение для государя. Не доверяя этой ответственной миссии никому, царь каждый раз собственноручно открывал ящик и забирал пришедшую корреспонденцию. Правда, в конечном счете Павлу I пришлось отказаться от своей затеи - в ящик стали бросать ругательные письма и памфлеты против него самого. Шпиономания сына Екатерины II доходила до крайних пределов, и Е. Ф. Комаровский впоследствии вспоминал, что как-то раз в беседе с ним Павел I сказал, "что все против него, г. е. императрица и наследник; что он окружен шпионами; в сию минуту прошел вдали парикмахерский ученик, государь, показывая на него, сказал мне:
"Ты видишь этого мальчишку; я не уверен, чтобы и ему не ведено тоже за мной присматривать""32.
Император, по словам А. Чарторыйского, с самого момента восшествия на престол со страхом предчувствовал грядущий дворцовый переворот. Предчувствия не обманули Павла, и невзирая на все меры предосторожности переворот все-таки произошел. По иронии судьбы именно военный губернатор столицы П. А. Пален, пользовавшийся доверием императора, в том числе и в делах политического розыска, и стал одним из организаторов заговора.
После убийства своего отца в ночь в 11 на 12 марта 1801 г. в Михайловском замке на престол вступил его сын Александр I. Если Павел I ненавидел свою мать Екатерину II, то и Александр I, в свою очередь, сильно недолюбливал отца и, напротив, обожал свою державную бабку. Стремясь успокоить дворянство, взбудораженное суровостями Павла, новый царь громогласно пообещал править "по законам и сердцу бабки нашей Екатерины Великой". Подобно тому как в начале своего правления императрица подтвердила решение своего мужа о ликвидации Канцелярии тайных розыскных дел, так и одним из первых шагов ее внука стало уничтожение Тайной экспедиции. Объявляющий об этом манифест от 2 апреля 1801 г. гласил: "...Но как с одной стороны, впоследствии времени открылось, что личные правила, по самому своему существу перемене подлежащие, не могли положить надежного оплота злоупотреблению, и потребна была сила закона, чтобы присвоить положениям сим надлежащую непоколебимость, а с другой, - рассуждая, что в благоустроенном государстве все преступления должны быть объемлемы, судимы и наказуемы общею силою закона, Мы признали за благо не только название, но и само действие Тайной экспедиции навсегда упразднить и уничтожить, повелевая все дела, в оной бывшие, отдать в Государственный архив к вечному забвению: на будущее же время ведать их в 1-ми 5-м департаментах Сената и во всех присутственных местах, где ведаются дела уголовные"33. Необходимо подчеркнуть, что в отличие от Петра III и Екатерины II, ограничившихся лишь сменой вывесок в демагогических целях, Александр I действительно уничтожил в тот момент политический сыск как централизованную структуру. Следующим шагом молодого царя-либерала было полное и безусловное запрещение пытки. В посвященном этому указе от 27 сентября 1801 г. говорилось: "...Чтобы нигде ни под каким видом ни в вышних, ни в нижних правительствах и судах никто не дерзал ни делать, ни допущать, ни исполнять никаких истязаний под страхом неминуемого и строгого наказания... чтоб, наконец, самое название пытки, стыд и укоризну человечеству наносящее, изглажено было навсегда из памяти народной"34. Зловещая пыточная канцелярия наконец прекратила свое существование не только на словах, но и на деле.
Однако вскоре Александр I и его ближайшее окружение поняли, что без какого-то органа государственной безопасности власть существовать не может. Основная угроза на этот раз исходила не столько изнутри страны, сколько извне - вставший во главе Франции Наполеон явно рвался к мировому господству. После сокрушительного разгрома Австрии и Пруссии на пути к нему у великого завоевателя оставалось только два препятствия - Англия и Россия. Французская разведка в тот период являлась одной из лучших в мире и проявляла большой интерес к действительным или потенциальным противникам своего императора. В отечественных документах 1810-1812 гг. упоминаются более 60 разыскиваемых французских лазутчиков и шпионов. Несмотря на все попытки противодействия их деятельности (так, например, уже перед самым началом Отечественной войны 1812 г. русская военная разведка под руководством М. Б. Барклая де Толли через Д. Савана сумела подбросить французам дезинформацию о своих планах ведения боевых действий), далеко не все усилия наполеоновской разведки оказались тщетными. Француз Домберг, участвовавший в походе на столицу России, позднее вспоминал: "Москва, несмотря на громадное протяжение и обезлюдение, царствовавшие в ней, не представляла для французов никакого затруднения относительно распознавания местности, что обыкновенно случается в незнакомом городе. Самые положительные сведения, мельчайшие топографические подробности, доставлены были еще до начала войны нашим консулом Дорфланом. Он находился тут же при армии, так что указания его переходили ко всем, начиная с офицеров и до последнего солдата"35.
Первоначально Александр I попытался решить проблему государственной безопасности без создания единого специализированного органа. На созданное 8 сентября 1802 г. Министерство внутренних дел были возложены многочисленные функции внутреннего управления страной, и среди них "попечение о повсеместном благосостоянии народа, о спокойствии, тишине и благоустройстве всей империи". "Делами благочиния" ведала вторая экспедиция министерства, которая наряду с руководством земской и городской полицией стала заниматься вопросами политического сыска и цензуры. Одновременно на строгих конспиративных началах при петербургском военном губернаторе стала действовать Тайная полицейская экспедиция. Секретная инструкция так определяла круг ее обязанностей: "Тайная полицейская экспедиция обнимает все предметы, деяния и речи, клонящиеся к разрушению самодержавной власти и безопасности правления, как-то: словесные и письменные возмущения, заговоры, дерзкие или возжигательные речи, измены, тайные скопища толкователей законов, учреждениев, как мер, принимаемых правительством, разглашателей новостей важных, как предосудительных правительству и управляющим, осмеяний, пасквилесочинителей, вообще все то, что относиться может до государя лично, как правление его. (...) Тайная полицейская экспедиция должна ведать о всех приезжих иностранных людях, где они жительствуют, их связи, дела, сообщества, образ жизни, и бдение иметь о поведении оных"36.
Однако обе структуры работали явно неэффективно, и, отправляясь в 1805г. в действующую армию на войну с Наполеоном, Александр I сказал графу Е. Ф. Ко-маровскому: "Я поручаю столицу Вязмитинову, а тебя назначаю к нему в помощники; сверх того, я желаю, чтобы учреждена была секретная полиция, которой мы еще не имеем и которая необходима в теперешних обстоятельствах. Для составления правил оной назначен будет комитет из князя Лопухина, графа Кочубея и тебя..."37 Первой попыткой претворения в жизнь монаршей воли стало создание 5 сентября 1805 г. "Комитета для совещания по делам, относящимся к высшей полиции". В его состав вошли министр внутренних дел В. П. Кочубей, министр юстиции П. В. Лопухин и военный министр, являющийся одновременно военным губернатором Петербурга С. К. Вязмитинов (Е. Ф. Комаровский к работе в этом органе, несмотря на разговор с императором, так и не был привлечен). В составленной Н. Н. Новосильцевым инструкции определялись две функции этого межведомственного совещания: "а) сохранение общественного спокойствия и тишины; б) отвращение недостатков продовольствия и жизненных припасов в столице". Для достижения этих целей Комитет высшей полиции должен был "немедленно и исправно" получать информацию от столичного обер-полицмейстера (о подозрительных лицах, приезжих, слухах, скопищах и собраниях, о состоянии продовольствия), министра внутренних дел (о слухах, поступающих из губерний через местных начальников), директора почт (о подозрительной переписке), а затем доводить ее до сведения Комитета министров и самого императора. Не только деятельность, но и само существование этого органа окружалось завесой абсолютной секретности. Девятый пункт составленного для него наставления гласил: "Само собою разумеется, что существование сего Комитета, равно и советывания оного по вышеуказанным предметам и сношения с полицией и дирекцией почт должны сохраняемы быть в совершенной тайне, дабы не возродить в обществе напрасного опасения, что предстоит какое зло и через то нарушить его спокойствие. А по сему для письмоводства по делам, в Комитете производящимся, не назначать особых чиновников, а исправлять оное в департаменте министра внутренних дел". По мнению большинства исследователей, не обнаруживших в архивах никаких следов его деятельности, Комитет высшей полиции так и не приступил к своей деятельности, однако пункт 11 наставления прямо предусматривал отсутствие подобных следов: "Все предписания, которые Комитет за нужное признает сделать, даются от лица того министра, до которого оное касаться будет по вверенным управлению их делам"38.
Тем не менее и этот опыт был признан неудачным, и по предложению Н. Н. Новосильцева, одного из ближайших друзей царя, 13 января 1807 г. был образован Комитет для рассмотрения дел по преступлениям, клонящимся к нарушению общего спокойствия (Комитет общей безопасности).
КОМИТЕТ ОБЩЕЙ БЕЗОПАСНОСТИ (1807-1829)
Царский указ, сообщавший о создании в начале 1807 г. нового органа государственной безопасности, прямо указывал на внешнюю угрозу как непосредственную причину его образования: "Обращая внимание на способы, которыми коварное правительство Франции, достигая пагубной цели своей - разрушения всеобщего спокойствия, не переставало действовать во всех европейских государствах через тайных и явных своих сообщников, предписали Мы указом нашим от 28 ноября прошлого года меры предосторожности в рассуждении проживающих в России французских подданных. Хотя сим способом пресечена удобность к совершению замыслов внешних врагов государства через зловредные переписки, подсматривания (шпионство) и разглашения, но при всем том не можно вовсе обеспечиться с сей стороны, и бдительность полиции должна продолжать неослабное свое наблюдение; желая посему преподать ей правила, настоящим военным обстоятельствам наиболее соответствующие, а с другой стороны, при самом открытии злого намерения и измены сохранить строжайший порядок и благоразумную осторожность в производстве следствия по сему роду дел, где малейшая погрешность обратиться может или к притеснению невинности, или к закрытию преступления, признали Мы нужным учредить при таковых обстоятельствах особый Комитет, составив оный из министра юстиции князя Лопухина и сенаторов, тайных советников Макарова и Новосильцева, и в случае нужды назначая присутствовать в оном главнокомандующему в столице, министру военных сухопутных сил Вязмитинову и министру внутренних дел действительному тайному советнику графу Кочубею..."39
Как легко заметить, костяк нового Комитета был точно такой же, как и у предыдущего. Когда у Вязмитинова после выхода этого указа возник закономерный вопрос: что же делать с Комитетом 1805 г., то Александр I ответил ему, что "за учреждением Комитета 13 января 1807 года первый существовать уже не может, а вместе с тем и секретное наставление, данное тому Комитету, повелено было хранить в новом Комитете"40.
Весьма показательно появление в составе Комитета общей безопасности А. С. Макарова - ученика и преемника С. И. Шешковского на посту фактического руководителя Тайной экспедиции при Сенате. Тем самым устанавливалась определенная преемственность между прежним и новым органом политического сыска. Помимо указанных выше лиц в работе Комитета 1807 г. позднее приняли участие фельдмаршал Н. И. Салтыков, министр полиции А. Д. Балашов и с 1814 г. - А. А. Аракчеев.
Интересно, что Н. Новосильцев, бывший инициатором создания Комитета общей безопасности, в составленной им для этого органа секретной инструкции указывал несколько иной перечень врагов Российской империи, нежели в официальном указе: "Коварное правительство Франции, достигая всеми средствами пагубной цели своей - повсеместных разрушений и дезорганизации, между прочим, как известно, покровительствует рассеянным во всех землях остаткам тайных обществ под названием иллюминатов, мартинистов и других тому подобных, и через то имеет во всех европейских государствах, исключая тех зловредных людей, которые прямо на сей конец им посылаются и содержатся, и таких еще тайных сообщников, которые, так сказать, побочным образом содействуют французскому правительству и посредством коих преуспевает оно в своих злонамерениях"4'.
Итак, новый орган госбезопасности Российской империи создавался не только для противодействия французскому шпионажу, но и для борьбы с масонскими тайными обществами - иллюминатами и мартинистами. В принадлежности к иллюминатам подозревали автора проекта крупномасштабных реформ М. М. Сперанского, бывшего одно время одним из наиболее близких советников Александра I. Входивший в состав Комитета 1807 г. А. Д. Балашов вместе со своим помощником Я. И. де Сангленом обвинили инициатора реформ в государственной измене, тайных связях с Наполеоном и поляками и добились от царя согласия на арест и ссылку Сперанского. Однако торжество представителей Комитета общей безопасности было временным - через некоторое время оба инициатора отставки Сперанского были сначала фактически, а затем и формально отстранены от власти, а сам реформатор возвращен из ссылки.
Опубликованный для общего ознакомления царский указ от 13 января 1807 г. определял следующую схему работы вновь созданного Комитета. При открытии дел по важным преступлениям местные власти должны были немедленно через петербургскую полицию и военного губернатора передавать их в Комитет общей безопасности, который, согласно с обстоятельствами, предпишет им порядок следствия и будет наблюдать за его ходом вплоть до окончания. Результаты расследования губернское начальство передавало затем на ревизию в Комитет. Министрам следовало информировать этот орган о том, кого они хотят высылать за пределы страны, а кого задержать. Все государственные учреждения и должностные лица обязаны были быстро предоставлять Комитету все необходимые сведения и выполнять его предписания. Секретная же инструкция, составленная Новосильцевым для этого органа госбезопасности, требовала "предусматривать все то, что могут произвести враги государства, принимать сообразные меры к открытию лиц, посредством коих могут они завести внутри государства вредные связи, и отвращать или искоренять благовременно такое зло"42. Каналы информации были те же самые, что и предусматривались для Комитета 1805 г.
Местные власти с готовностью воспользовались возможностью освободиться от политических и даже некоторых уголовных дел, которые стали в достаточно большом количестве поступать в Комитет общей безопасности. В докладе от 19 февраля 1807 г. отмечалось значительное увеличение потока присылаемых дел и подчеркивалась необходимость создания канцелярии для их рассмотрения, что и было сделано. Штат Особенной канцелярии Комитета 13 января 1807 г. был определен в 23 человека, и на его содержание было отпущено 9 520 рублей в год. Как отмечают исследователи, с образованием канцелярии Комитет окончательно оформился как центральный следственно-судебный орган по политическим делам империи. Отныне местные администрации и полиция проводили лишь полицейское дознание или краткое следствие дел, поступавшее затем для более глубокого расследования в Комитет общей безопасности, решения которого утверждались лично царем. Анализ рассмотренных этим органом дел показывает, что большинство из них тем или иным образом было связано с организацией и осуществлением наблюдения за лицами, подозревавшимися в работе на французскую разведку или состоящими в масонских ложах, за распространителями слухов и пасквилей. Основная работа по организации сыска легла на плечи обер-полицмейстера, будущего министра полиции А. Д. Балашова, который представил на утверждение императору "Примерное положение полицейской экспедиции", где конкретно определялись штат, жалованье, "необходимые свойства" служащих и их должности. Будущие сотрудники должны были "слышать, выведывать, проникать в образ мыслей всех и каждого". Хотя Комитет общей безопасности просуществовал до 17 января 1829 г., однако наиболее интенсивно он работал в первые годы, когда его члены собирались на заседания регулярно раз в неделю. Так, если с 1807 по 1810 гг. состоялось 170 заседаний Комитета, то в период с 1811 по 1829гг. - всего лишь 195. Соответственно с этим, если в первые четыре года существования Комитета в него поступило 94 дела, из которых он рассмотрел 57, то за последующие девятнадцать лет в него поступило 57 дел, из которых было рассмотрено 36. Столь резкое падение активности деятельности Комитета общей безопасности объясняется тем, что в 1810 г. Александром 1 было образовано Министерство полиции, повлекшее за собой существенное перераспределение полномочий. Инициатором создания нового министерства был М. М. Сперанский.
Хотя Комитет 1807 г. и являлся центральным органом политического сыска в стране, тем не менее параллельно с ним в Петербурге (при генерал-губернаторе) и Москве (при обер-полицмейстере) существовала особая секретная полиция, подчинявшаяся одновременно и Министерству внутренних дел. "Долг сего таинственного отделения полиции, - указывалось в секретном предписании московскому обер-полицмейстеру от 8 января 1807 г., - главней состоять будет в том, чтоб получать и ежедневно доносить вам все распространяющиеся в народе слухи, молвы, вольнодумства, нерасположение и ропот, проникать в секретные сходбища... Допустить к сему делу людей разного состояния и различных наций, но сколько возможно благонадежнейших, обязывая их при вступлении в должность строжайшими, значимость гражданской и духовной присяги имеющими реверсами о беспристрастном донесении самой истины и охранения в высочайшей степени тайны... Они должны будут, одеваясь по приличию и надобностям, находиться во всех стечениях народных между крестьян и господских слуг; в питейных и кофейных домах, трактирах, клубах, на рынках, на горах, на гуляньях, на карточных играх, где и сами играть могут, также между читающими газеты - словом, везде, где примечания делать, поступки видеть, слушать, выведывать и в образ мыслей проникать возможно"43.
"Секретная экспедиция" при московской полиции состояла из 27 человек, и денег на ее содержание отпускалось гораздо больше, чем на канцелярию Комитета общей безопасности - 19 080 рублей в год. Стремление создавать дублирующие и в силу этого неизбежно конкурирующие друг с другом структуры политического сыска было чрезвычайно характерно для Александра I, этого "настоящего византийца", как отозвался о русском царе имевший с ним дело Наполеон. Характеризовавший главу Российской империи Жозеф де Местр подчеркивал, что "основное его правило состояло в том, чтобы каждому из своих помощников уделять лишь ограниченную долю доверия". Результаты подобной византийской политики в области политического сыска довольно быстро привели к достаточно абсурдному положению дел, описанному генерал-лейтенантом А. И. Михайловским-Данилевским: "В Петербурге была тайная полиция: одна в Министерстве внутренних дел, другая у военного генерал-губернатора, а третья у графа Аракчеева. (...) В армиях было шпионство тоже очень велико: говорят, что примечали за нами, генералами, что знали, чем мы занимаемся, играем ли в карты, и тому подобный вздор"44.
Бестолковая организация сыска умножалась при этом на крайне низкое профессиональное качество занимавшихся им агентов, по поводу которой со знанием дела впоследствии писал декабрист Г. С. Батеньков: "Разнородные полиции были крайне деятельны, но агенты их вовсе не понимали, что надо разуметь под словами карбонарии и либералы, и не могли понимать разговора людей образованных. Они занимались преимущественно только сплетнями, собирали и тащили всякую дрянь, разорванные и замаранные бумажки, их доносы обрабатывали, как приходило в голову"45.
Неудивительно, что при подобном положении дел Александр I так и не получил той секретной полиции, о которой он мечтал. Опасаясь чрезмерного, по его мнению, сосредоточения власти в каком-либо одном органе, император с подачи М. Сперанского в 1810 г. создает особое Министерство полиции. При этом Комитет общей безопасности и обе столичных "сокровенных полиции" не были упразднены, а взаимоотношения этих четырех органов политического сыска друг с другом так никогда и не были определены.
МИНИСТЕРСТВО ПОЛИЦИИ (1810-1819)
Создано 17 августа 1810 г. согласно закону "О разделении государственных дел по министерствам". При создании этой структуры М. Сперанский в качестве образца для подражания взял пример наполеоновской полиции во главе со знаменитым Фуше. Министерство состояло из двух канцелярий (общей и особенной) и трех департаментов. Департамент полиции исполнительной ведал административно-полицейским аппаратом, тюрьмами и рекрутскими наборами. Департамент полиции хозяйственной занимался продовольственными делами и приказами общественного призрения, а департамент полиции медицинской - врачебным составом, заготовлением медикаментов и снабжением медицинских учреждений. Какого-либо единого исполнительного органа у Министерства полиции не было, и его функции на местах выполняли губернаторы.
25 июня 1811 г. было обнародовано новое распределение дел между министерствами, поручающее недавно образованному полицейскому ведомству все дела "внутренней безопасности". Для этого внутри министерства был создан специальный орган - Особенная канцелярия.
Указ от 25 июня 1811 г. возлагал на нее "дела по ведомству иностранцев и заграничным паспортам", "цензурную ревизию" и "дела особенные", т. е. "все те дела, которые министр полиции сочтет нужным предоставить собственному его сведению и разрешению". Под "особенными делами" понималось пресечение любой формы антиправительственной деятельности, будь то борьба со слухами или различными проявлениями крестьянского и общественного движения, наблюдение за "политическими настроениями" различных слоев населения, за деятельностью масонских лож и религиозных сект. Входила в этот круг дел и борьба с иностранным шпионажем, причем исследователи отмечают, что примерно четверть из сохранившихся в архиве дел Особенной канцелярии посвящены именно этому виду деятельности, что позволяет говорить о ее явно выраженной контрразведывательной функции. Штат этой структурной единицы состоял из правителя канцелярии, трех столоначальников, трех старших и трех младших помощников столоначальников, экзекутора, начальника архива, его помощника, а также нескольких чиновников по "особым поручениям". В 1811-1819 гг. на нужды Особенной канцелярии Министерства полиции выделялось от 35 275 до 81 507 рублей в год.
Об активной деятельности, развернутой новым органом государственной безопасности, свидетельствует следующее описание современника: "Город закипел шпионами всякого рода: тут были и иностранные, и русские шпионы, состоявшие на жалованье, шпионы добровольные; практиковались постоянные переодевания полицейских офицеров; уверяют, даже сам министр прибегал к переодеванию. Эти агенты не ограничивались тем, что собирали известия и доставляли правительству возможность предупреждения преступления, они старались возбуждать преступления и подозрения. Они входили в доверенность к лицам разных слоев общества, выражали неудовольствие на Ваше Величество, порицая правительственные мероприятия, прибегали к выдумкам, чтобы вызвать откровенность со стороны этих лиц, или услышать от них жалобы. Всему этому давалось потом направление сообразно видам лиц, руководивших этим делом"46. Правда, следует учитывать, что автором этой записки, поданной Александру I, был министр внутренних дел В. П. Кочубей, руководитель конкурирующего с Министерством полиции ведомства, а сама записка подавалась в 1819 г., непосредственно перед упразднением Министерства полиции и поглощением его аппарата Министерством внутренних дел. Тем не менее этот документ примечателен тем, что фиксирует возникновение в России полицейской провокации как более или менее распространенного явления. Данный двусмысленный способ предотвращения преступления широко использовался французской полицией, по образу и подобию которой была создана отечественная структура, и с готовностью был подхвачен русским политическим сыском, лишившимся пытки как старого проверенного способа получения необходимой информации.
Учитывая большой личный опыт и активную работу в Комитете общей безопасности, министром полиции при создании этого ведомства царь назначил А. Д. Балашова. Правителем Особенной канцелярии при нем стал Я. И. де Санглен. Оба они развили активную деятельность, венцом которой стал арест М. Сперанского. Вскоре после этого их карьера обрывается. Балашов, формально оставаясь министром полиции, с середины 1812 г. был фактически отстранен от руководства этим ведомством, которое фактически перешло в руки военного губернатора Петербурга С. К. Вязмитинова. Происходит перемена руководства и в Особенной канцелярии, где де Санглена сменил М. Я. фон Фок. В 1819 г. Министерство полиции было ликвидировано, а его Особенная канцелярия была включена в Министерство внутренних дел.
ВЫСШАЯ ВОЕННАЯ ПОЛИЦИЯ (1812-1831)
Накануне Отечественной войны 1812 г., в ходе военной реформы, проводившейся военным министром России генералом от инфантерии М. Б. Барклаем де Толли, на основании подписанных Александром I 27 января 1812 г. трех секретных дополнений ("Образование вышшей воинской полиции", "Инструкция директору вышшей воинской полиции", "Инструкция Начальнику Главного штаба по управлению вышшей воинской полиции") к "Учреждению для управления Большой действующей армии" была впервые в России организационно оформлена военная контрразведка. В документах 1812-1815 гг. она также именовалась "высшей", "вышней" и "воинской".
Реальное формирование новой структуры началось в марте того же года, когда были назначены руководители "высшей полиции" - директора в каждую из трех армий. В 1-й Западной армии (главнокомандующий - Барклай де Толли) этот пост занял бывший директор Особенной канцелярии министерства полиции Я. И. де Санглен, который 17 апреля 1812 г. также был назначен директором Высшей полиции при военном министре, том же Барклае. Во 2-й Западной армии (главнокомандующий - генерал от инфантерии князь П. И. Багратион) директором полиции стал подполковник маркиз М.-Л. де Лезер, также эмигрант-роялист из Франции, с 1800 г. находившийся на русской службе. Их коллегой в 3-й Западной армии (главнокомандующий - генерал от кавалерии А. П. Тормасов) стал действительный статский советник И. С. Бароцци, занимавшийся разведкой во время войны с Турцией 1806-1812 гг.
Реально аппарат военной контрразведки был создан только в 1-й армии, где был образован штат чиновников и канцелярия. Военной полиции 1-й армии была подчинена полиция всех губерний Российской империи от границы с Австрией до Балтийского моря. Сотрудники де Санглена во время войны действовали в районах 2-й и 3-й армий.
Директора Высшей полиции 2-й и 3-й армий не успели приступить к созданию штата сотрудников. Бароцци, едва прибыв в 3-ю армию, уехал в Петербург, так как, по его словам, имел от командования Молдавской армии особое поручение к императору. Де Лезер, появившийся во 2-й армии уже после начала войны с Францией, после сдачи Смоленска был заподозрен, как и другие иностранцы, в "сношениях с неприятелем", и, несмотря на три ордена, полученных им за участие в прежних войнах России с Наполеоном, выслан в Пермь (в 1813г. был оправдан и вернулся на службу).
В сентябре 1812 г., после отставки Барклая де Толли с поста военного министра, де Санглен и его сотрудники, находившиеся в прямом подчинении главы военного ведомства, вместе с канцелярией министерства 2 сентября 1812 г. выехали в Петербург. Директором Высшей полиции в армии был назначен бывший чиновник Министерства полиции надворный советник барон П. Ф. Розен (с начала войны он вместе с отставным капитаном К. Ф. Лангом стал помощником де Санглена). Введение в декабре 1812 г. в армии должности генерал-полицмейстера не изменило контрразведывательных функций военной полиции, о чем говорилось в одном из приказов М. И. Кутузова.
Кадры Высшей полиции составлялись из сотрудников министерства полиции (отставной поручик И. А. Лешковский, надворный советник И. А. Шлыков), местных полицейских чиновников (виленский полицмейстер Вейс и ковенский - майор Е. Бистром), отставных военных (подполковник Е. Г. Кемпен), чиновников различных ведомств (А. Бартц из таможни, коллежский секретарь В. П. Валуа) и даже иностранцев на русской службе, как, например, отставной ротмистр австрийской армии итальянец В. Ривофиннолли.
С началом Отечественной Войны 1812 года сотрудники Высшей военной полиции были командированы на фланги и в тыл противника. При оставлении территории в их задачу входило создание агентурных групп (в Полоцке, Могилеве и других местах). В канцелярию Высшей военной полиции постоянно поступала информация о движении войск неприятеля и о положении в его тылу.
Так П. Ф. Розен и Е. А. Бистром были направлены в район Динабург-Рига, причем последний позднее умер от ран, полученных под Бородино.
А. Барц выехал в район Белостока, где попал в плен к французам.
В. Ривофиннолли действовал в районе Подмосковья.
Шлыков побывал под Полоцком и Смоленском, затем был направлен в 3-ю армию, а позднее в Москве выявлял агентуру противника. Он также ненадолго попал в плен.
И. А. Лешковский был прикомандирован к корпусу генерал-лейтенанта П. X. Витгенштейна.
Е. Г. Кемпен послан в Мозырь в корпус генерал-лейтенанта Ф. Ф. Эртеля для развертывания агентурной работы в Белоруссии.
К. Ф. Ланг с двумя казаками специализировался на захвате "языков" (всего взял десять), при этом был ранен.
Вейс пропал без вести, В. П. Валуа на короткий срок попал в плен.
Деятельность высшей полиции во время Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов 1813-1814 гг. заключалась в сборе разведывательной информации и противодействии французскому шпионажу. Кроме этих военных задач имелись и политические - контроль за местными чиновниками и обнаружение должностных преступлений интендантов и поставщиков товаров для армии. По мнению историка В. М. Безотосного, высшая полиция стала "предшественником 3-го Отделения".
После победоносного похода в Европу и возвращения русской армии в Россию значительная часть войск была расквартирована в Королевстве Польском и в западных приграничных губерниях страны. Главная квартира главнокомандующего 1-й Западной армией генерала-фельдмаршала Михаила Богдановича Барклая-де-Толли расположилась в Могилеве.
Обстановка в западных районах России, на границе и в приграничных странах была тревожной. Умный и опытный Барклай-де-Толли понимал, что без планомерно организованной разведывательной и контрразведывательной деятельности улучшить и стабилизировать ситуацию в регионе не удастся. Поэтому в 1815 году по его инициативе при Главном штабе русской армии на базе упраздненной Высшей военной полиции 1-й Западной армии создаётся отделение Высшей военно-секретной полиции с центром в Варшаве. Впервые историю этой организации изложил сотрудник Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА) А. Канунников в журнале "На боевом посту" (1994, №4). В своем дальнейшем повествовании мы будем опираться на его рассказ.
Большинство агентов, работавших на Высшую военно-секретную полицию, достались ей по наследству от Высшей военной полиции 1-й Западной армии. Ее деятельность курировал непосредственно великий князь Константин Павлович, в то время главнокомандующий польской армией, фактически наместник Королевства Польского. Хотя формально Высшая военно-секретная полиция находилась в подчинении начальника Главного штаба "Его Императорского Величества" генерал-лейтенанта Ивана Ивановича Дибича, непосредственное руководство ее деятельностью осуществлял начальник Главного штаба великого князя Константина Павловича генерал-лейтенант Дмитрий Дмитриевич Курута.
Обязанности Высшей военно-секретной полиции были чрезвычайно широки. Одной из них, наиболее для нас интересной, являлось ведение разведки и внешней контрразведки в Австрии и Пруссии, сбор военной и политической информации об этих странах, "содержание агентов во многих городах за границею и в Королевстве Польском".
Помимо этого, в ее компетенцию входили военная контрразведка, политический сыск и даже борьба с контрабандистами, фальшивомонетчиками и религиозными сектами. Кроме того, Высшая военная полиция активно занималась ставшей популярной в советское время контрразведкой за рубежом. Ее сотрудники отслеживали за границей на территории сопредельных с Россией государств вражеских агентов, засылаемых в империю. За подобными лицами немедленно устанавливалось наблюдение.
На содержание Высшей военно-секретной полиции в Варшаве императорское правительство не скупилось. В первой половине 20-х годов на ее нужды ежегодно выделялось от 6 до 8 тысяч голландских червонцев.
Центральный аппарат Высшей военно-секретной полиции, располагавшийся в Варшаве, состоял из начальника отделения, чиновника по особым поручениям, прикомандированного жандармского офицера и канцеляриста, ведавшего делопроизводством. Столь небольшое количество руководящих сотрудников при впечатляющих результатах их деятельности свидетельствует о похвально поставленной великим князем успешной борьбе с чиновничьим бюрократизмом.
Обладая незначительным центральным аппаратом, Высшая военно-секретная полиция имела многочисленную сеть резидентур. Среди ее резидентов в 1823 году значится подполковник Засс, полковник Е. Г. Кемпен, дивизионный генерал Рожнецкий, руководивший заграничной агентурой, начальник 25-й пехотной дивизии генерал-майор Рейбниц, организовавший ведение разведки в принадлежавшей Австрийской империи Галиции, в стратегически важном округе Лемберг (Львов). Чтобы не раздувать бюрократический аппарат, для выполнения отдельных поручений постоянно привлекались армейские и жандармские офицеры, фельдъегеря, чиновники. Это были опытные и проверенные люди, которых посылали для проверки агентуры на местах.
Командиры отдельных воинских частей, расквартированных в западных губерниях Российской империи, также имели свою агентуру, выполнявшую задания Высшей военно-секретной полиции. Так, в рапорте, отправленном в Варшаву командиром Донского казачьего полка Катасоновым 2-м, мы читаем:
"В течение минувшаго 1824 года употребил я собственных моих денег по особым поручениям, Высшей военной полиции относящимся, на уплату одному агенту в г. Калише, всегда употребляемому для разведывании... всего 25 червонцев".
Учитывая нынешнее состояние российской армии, подобные рапорты напоминают произведения писателей-фантастов сатирического направления. Современные российские офицеры не только агентов за границей оплатить не могут, но и себя еле-еле содержат.
Помимо военных, в деятельности Высшей военно-секретной полиции активно участвовали и местные гражданские чиновники, а также полиция.
Агентура Высшей военно-секретной полиции состояла из постоянных и временных агентов. Руководство проявляло о них постоянную заботу, выплачивая более чем приличное вознаграждение.
В целом работа Высшей военно-секретной полиции, благодаря использованию армейских частей и местной администрации, была довольно эффективной. Она не только организовала разведку в приграничных государствах, а также контрразведку на своей территории и за рубежом, но и по мере сил пресекала деятельность всевозможных сепаратистских националистических организаций, действовавших из-за рубежа.
Тем не менее она, однако, не смогла предотвратить антироссийские выступления и начало польского восстания 1830 года. Великий князь Константин Павлович едва не был убит в Варшаве. Ему с трудом удалось отступить и отвести русские войска в пределы империи, где они соединились с армией генерал-фельдмаршала графа Ивана Ивановича Дибича. Оба, как известно, вскоре умерли от холеры.
Очевидно, это обстоятельство и привело к тому, что в 1831 году Военно-секретная полиция была упразднена.
ОСОБЕННАЯ КАНЦЕЛЯРИЯ МИНИСТЕРСТВА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ
(1819-1826)
Созданное 8 сентября 1802 г. Министерство внутренних дел изначально было наделено весьма широкими функциями. Закон об учреждении министерств так определял обязанности его главы: "Должность министра внутренних дел обязывает его печись о повсеместном благосостоянии народа, спокойствии, тишине и благоустройстве империи". Помимо собственно охранно-карательной функции в ведение этого органа попали разнообразные административно-хозяйственные дела. Министерство должно было заведовать местными административно-полицейскими учреждениями, органами дворянства и других городских сословий, органами благотворительности, управления иностранными поселенцами, продовольственным делом, Медицинской коллегией, Главным почтовым управлением, Мануфактур-коллегией и соляными конторами. Понятно, что при таком обилии задач Министерство внутренних дел не могло сосредоточиться на политическом сыске, хотя "дела благочиния" уже изначально входили в его компетенцию. Неудовлетворительное положение в этой сфере отчасти и подтолкнуло Александра I на описанные выше эксперименты.
В 1810 г. из данного ведомства выделяется Министерство полиции и отдельное правление, занимающееся вопросами "иностранных вероисповеданий".
В самом министерстве создается канцелярия и ряд департаментов: почтовый, мануфактур и внутренней торговли, а также государственного хозяйства и публичных зданий. Последний департамент ведал сбором статистических сведений, управлением иностранными поселениями, постройкой и эксплуатацией "публичных зданий", к числу которых относились все казенные помещения, занимаемые государственными учреждениями, казармами, тюрьмами, складами и т. п. После ликвидации в 1819 г. Министерства полиции его аппарат был опять включен в Министерство внутренних дел, из состава которого был параллельно выведен департамент мануфактур и внутренней торговли, переданный Министерству финансов. Политическим сыском в стране стала ведать Особенная канцелярия Министерства внутренних дел, ликвидированная в 1826г. в связи с созданием Третьего отделения.
Децентрализованная структура обеспечения государственной безопасности, культивировавшаяся при Александре I, себя не оправдала. Активно занятые собиранием различных сплетен и слухов, дублирующие друг друга, органы политического сыска умудрились проглядеть крупномасштабный военный заговор офицеров-декабристов, вызревавший в армии в течение девяти лет. Принципиальное его отличие от всех предыдущих военных заговоров заключалось в том, что целью его было не свержение очередного правителя и возведение на престол нового, а установление в России республики. Заговор декабристов угрожал уже не просто власти и жизни Николая I, а институту монархии в целом. Воспользовавшись неразберихой с присягой после смерти Александра I, декабристы начали вооруженное восстание. В Петербурге на их стороне выступило около 3 тысяч солдат и 30 офицеров и еще 1164 человека на юге страны. Однако нерешительность декабристов позволила вступившему на престол Николаю I собрать верные ему войска и разгромить восставших. Естественно, что после подавления мятежа началось следствие. По сравнению с петровским розыском о восставших стрельцах оно велось в более мягких формах: к суду было привлечено 579 человек, из которых казнено было лишь пять руководителей.
Новому царю, правление которого началось с крупномасштабного военного мятежа в столице империи, была очевидна необходимость создания действенного органа государственной безопасности взамен доказавших свою полную неэффективность старых структур. Для выполнения этой столь ответственной миссии, от которой зависела прочность и само существование его монархической власти, требовался, абсолютно надежный человек, и выбор Николая I пал на А. X. Бенкендорфа. Тот еще в 1821 г. предупреждал Александра I о существовании заговора декабристов и предлагал проект организации единой системы "высшей" полиции в общероссийском масштабе. По не выясненным до конца причинам Александр I не придал значения этому и ряду других донесений о готовящемся мятеже. Во время восстания декабристов Бенкендорф командует войсками на Васильевском острове и на деле доказывает свою преданность новому императору, а после разгрома восстания участвует в работе Следственной комиссии. В январе 1826 г. он подает Николаю I свой очередной проект организации политического сыска, который, в отличие от первого, оказался немедленно востребован властью. 12 апреля царь передает данный проект на рассмотрение близким ему генерал-адъютантам И. И. Дибичу и П. А. Толстому. Предложенная в нем схема получает принципиальное одобрение и после некоторых доработок кладется в основу создания нового ведомства, организация и руководство которым поручается инициатору проекта.