Особняком среди новеллистических былин Киевского периода стоит замечательная по своей поэтичности и своеобразию былина о Соловье Будимировиче. Она не может считаться популярной (известно 28 вариантов), но вызвала большую научно-исследовательскую литературу. Ее героя все ученые, кроме М. Г. Халанского, считали заезжим гостем и чужестранцем, с чем позднее согласился и Халанский. В. Ф. Миллер считал былину новгородской, остальные — киевской или московской. Не было ни одного убедительного анализа или объяснения исторической основы сюжета и прототипа самого героя. В 1922 г. появилась статья А. И. Лященко, в которой достаточно аргументировано предположение, что в основе былины заключено знаменитое сватовство норвежского викинга, будущего короля Гаральда III к дочери Ярослава Мудрого Елизавете.86 [86 Лященко А. И. Былины о Соловье Будимировиче и сага о Гаральде // Сб. в честь проф. Малеина А. И. Т. II. Пг., 1922]. Пятнадцатилетним юношей Гаральд участвовал в битве при Стикластадире 1030 г., где был убит его брат Олаф Святой. Вместе с Эйлифом, сыном Рогнволода, управлявшего Ладогой, Гаральд поступил на службу к Ярославу Мудрому, возглавив отряд по охране границ. Прославившись, он посватался к Елизавете, но получил отказ Ярослава с ведома дочери. Гаральд, прозванный на родине Суровым, уехал с дружиной в Византию, на службе у византийского императора воевал в Италии, возвратился со славой и почетом на Русь и посватался вторично.
Предложение было принято, и он увез Елизавету Ярославну в Норвегию, где был избран королем и правил с 1046 по 1066 г. Ему приписывается цикл скальдических вис, которые он сочинил, направляясь из Византии в Новгород к Ярославу Мудрому. Припев каждой висы «Герд золотого обручья пренебрегает мной» или «Знать меня не хочет» относится к Елизавете. Гаральду приписывается также виса о поражении 1030 г. при Стикластадире, где погиб его сводный брат Олаф Святой. Висы переводились на русский язык 10 раз: 5 — в прозе, и 5 — в стихах (переводы Н. А. Львова, И. Ф. Богдановича, К. Н. Батюшкова, С. В. Петрова, О. А. Смирницкой, причем только двое последних переводили с древнеисландского). В переводе К. Н. Батюшкова припев звучит так: «А дева русская Гаральда презирает». В одной из вис говорится о том, что Гаральд Сигурдарсон владеет восемью искусствами, в остальных он рассказывает о походах и битвах, в которых участвовал.87 [87 Стеблин-Каменский. 3 (глава «К истории лирического "я"»). С. 216-219; Келтуяла В. А. Курс... С. 814-815]. Сюжет о Гаральде и Елизавете использован А. К. Толстым в его известной балладе «Песня о Гаральде и Ярославне» и упомянут в его же трагедии «Царь Борис» .88 [88 Толстой А. К. Собр. соч. Т. 1. С. 263-268; Т. 2. С. 442]. Первые переводы вис Гаральда у нас появились в XVIII в. с французского. Сюжет занимает поэтов и переводчиков несколько столетий. Тем больше оснований полагать, что само событие произвело сильное впечатление на современников, именно на певцов эпоса, незаурядностью и талантливостью претендента на Руку княжны. Две другие дочери Ярослава также вышли замуж в чужие земли, но эти события не привлекли внимания народных слагателей эпоса. Гипотезу А. И. Лященко поддержали в печати А. Н. Робинсон и Б. А. Рыбаков.
Сюжет былины приурочен к Киеву и князю Владимиру. Талантливый гусляр и певец, знающий попевки «з-за синя моря», Соловей Будимирович приезжает на 30 кораблях и с богатыми дарами идет к князю вместе со своей матерью и в сопровождении дружины. Он просит позволения поставить в саду племянницы князя Забавы Путятичны три терема. Многочисленная дружина Соловья Будимировича воздвигла за одну ночь три златоверхих терема, и пораженная Забава идет в сад осматривать терема. Она слышит, как в одном из теремов Соловей песни поет и на гуслях играет: «Струнку к струнке натягивает» (Рыбн. II. № 150). Забава без приглашения заходит в терем и предлагает себя Соловью в невесты, за что получает суровую отповедь: «Всем ты мне, девица, в любовь пришла. Одним ты, девица, не слюбилася, / Что сама себя просватала». В тексте сборника Кирши Данилова Соловей уезжает распродавать товары за синее море, а тем временем Забаву просватывают «за голого щапа Давыда Попова», уверившего князя, что Соловей попал «в протаможье» и арестован. Тут появляются Соловьевы корабли. Соловей с Забавой садятся за приготовленные к свадебному пиру столы. В большинстве текстов второй отъезд Соловья за море забыт. Он сразу идет сватать невесту к Владимиру. Потом они уплывают за синее море на шелковых парусах. Особое внимание певцы уделяли красоте кораблей: «Нос-корма по-звериному. Бока сведены по-туриному». Главный корабль, на котором едет сам Соловей, червленый. Каюта на верхней палубе («чердак муравленый») изнутри обита сукном и украшена мехами, когда корабль пристает к берегу, изнутри доносится музыка.89 [89 «Суда строили заостренными с обоих концов и давали им вид драконов, змей, буйволов и других животных &;lt;...&;gt; Всем этим изображениям приписывали сверхъестественную силу» (Котляревский А, А. Славянский корабль на Руси. С. 555-569)]. Текст из сборника Кирши Данилова знаменит «уникальным по красоте и художественной выразительности» запевом «поэтически возвышенного характера» (Миллер. Очерки. 1. С. 203):
Высота ли, высота поднебесная,
Глубота, глубота — окиян-море,
Широко раздолье по всей земле
Глубоки омуты днепровские.
Как известно, этот запев приписывался Бояну как вероятному современнику событий и был включен Н. А. Римским-Корсаковым в оперу «Садко». Другие варианты былины начинаются иначе, но в каждом запеве рисуются сначала просторы русской земли с широким течением рек: Невы, Волги у Казани и Астрахани, Днепра, впадающего в море Черное Турецкое. Обязательно упоминается Север и Северо-Запад Руси:
Реки да озера к Новугороду,
А мхи да болота к Белуозеру.
Да чистые поля ко Опскову,
Темные леса Смоленские.
Новгород, Белоозеро и Псковский край (Изборск) только раз, по меткому наблюдению Б. А. Рыбакова, были объединены в легенде о призвании варягов. Эпический певец (и слагатель) былины о Соловье-Гаральде, называя эти пути «из варяг в греки», характеризует косвенно происхождение героя: это пути его предков, скандинавских викингов. Если былина слагалась в расчете на исполнение в присутствии самого Гаральда Сурового, тогда понятны и эпитет главного героя — «Соловей» (но «соловей нового времени»), и тонкий намек в запеве на его происхождение, и парадная пышность образов при воспевании корабля, щедрых даров князю (по традиции: золото, серебро, жемчуг и золоченая заморская камка), восхваления деловитости и энергичности дружины. Мотив самопросватанья героини мог быть внесен в текст скоморохами: перевертывание и выворачивание фактов наизнанку — в их манере и придумано удачно, чтобы забыть неудачное первое сватовство. Эпизод с самопросватываньем придает происшедшему шуточный характер, не влияя серьезно на развитие действия. На счет поэтов-скоморохов можно отнести и запевы с точным указанием отдельных пунктов на долгом историческом пути и ведущих к этому пути трех дорог. Историческая основа былины могла быть создана в XII в. во времена легендарного Бояна и других, оставшихся неведомыми нам эпических певцов, возможно, создававших «славу» заморскому жениху. В. Я. Пропп считал, что «мы должны признать былину о Соловье Будимировиче весьма древней, киевской, т. е. общерусской <...> тесно связанной со всей русской эпической традицией и исторической жизнью Древней Руси. Генетически она связана с традицией именно эпической поэзии» (Пропп. 4. С. 162). Лишь в двух текстах Соловей Будимирович разочарован несколько неловким са-мопросватыванием Забавы Путятичны и пребыванием в Киеве (Рыбн. II. № 150, и С-Ч, № 73): «Жил у князя Владимира три месяца. / Но тым ему девица не слюбилася», и он возвращается на родину без невесты:
Сбирался на свои он на корабли
Со своей государыней со матушкой,
Со своей дружиною хороброю.
Обирал он терема златоверхие
Со тых садов со Забавиных.
Сделалось место по-старому.
Обычно Соловей проявляет чуткость и понимание того, что девушка была ослеплена его достоинствами, необычностью приезда, богатыми теремами, что ее самопросватывание лишь небольшое недоразумение. Высватав сам вместе с матерью Забаву, он увозит ее «за синее море по зеленому глухоморью»:
А начал тут он да жить-то быть
А жить-то быть да семью сводить,
А стал-то он тут по-хорошему,
А семью сводить да детей наживать
А стал-то он тут [по добру], по здорову.
(Гф. № 53)
Величальная по сути своей песня закончилась здравицей и благопожеланием счастливой молодой семье. Она близка свадебным величаниям образом сада с вишеньем, новыми теремами, с «соловьем во саду». «Я у тебя буду соловьем во саду, / Я тебя буду поутру рано будить, вечером веселить», — поется в величальной песне жениху и невесте.
Былина дошла до нас через многие поколения певцов, менявших ее лексику, географические указания пути Соловья и его дружины. Последние ее певцы уже не понимали значения упоминаний водных путей, не представляли себе и исторического значения, скрытого за излагаемыми событиями. Но изначальная установка текста на величальность, пышность и торжественность сохранилась. Тем резче диссонируют с общим смыслом былины попавшие в текст крестьянские окрики по адресу Забавы Путятичны:
А тебе бы, девушке ... дома быть,
Ино дома быть, вода носить:
Коров поить, телят кормить.
(Рыбн. II. № 124)
Неуместны в повествовании поздних певцов и некоторые натуралистические детали, долженствующие наиболее впечатлительно выразить смятение, взволнованное состояние героини. В этих изъянах текста трудно заподозрить скоморохов, которым редко изменяло чувство меры и вкуса и которые позволяли включать резкие выражения главным образом при изображении врага-насильника или смешных ситуаций.
А. Н. Веселовский указал на близкое сходство былины с чешской повестью о Василии Златовласом.90 [90 Веселовский А. Н. Заметки по литературе и народной словесности // Памятники древней письменности. Т. 1. СПб., 1882. С. 62]. Большая же часть исследователей считает былину исконно русской.
Праздничный характер былины не противоречит скоморошьей прелюдии, которой начинаются лучшие тексты. В. Ф. Миллер полагал, что это переработка сказочного сюжета о свадебной поездке, где имя героя «быть может, старинное, эпическое», а прибаутка в начале указывает на «старинных древнерусских скоморохов как на исполнителей и, быть может, слагателей, от которых с падением скоморошества былина перешла к олонецким сказителям» (Миллер. Очерки. 1.С. 219).