Искусство скоморохов в его различных проявлениях как особая историко-культурная проблема привлекает все более пристальное внимание ученых в области общественных наук — историков религии и театра, искусствоведов, музыковедов и фольклористов, а также лингвистов с середины XIX в. и до последних десятилетий. Тщательно изучаются, комментируются упоминания о скоморохах в древних литературных памятниках, церковных и исторических документах. Изображение скоморохов во фресковой живописи Киевского собора вызывает неиссякаемый интерес, о чем свидетельствуют объяснения фресок с экскурсами в историю византийских календарных празднеств; оно считается древнейшим изображением скоморохов.[1] [1 Прахов А. Киевские памятники византийско-русского искусства // Древности, издаваемые МАО. М., 1887; Кондаков Н. П. О фресках лестницы Киево-Софийского собора // Зап. имп. Археологич. о-ва. СПб., 1888. Т. 3; Айналов Д., Редин Е. Киево-Софийский собор: Исследования древней мозаической и фресковой живописи. СПб., 1889; Толстой И., Кондаков Н. П. Русские древности в памятниках искусства. СПб., 1890-1898. Вып. 4-5; Лихачев Д. С. Древнейшее изображение скомороха и его значение для истории скоморошества // Сб. К 70-летию В. М. Жирмунского: Проблемы сравнительной филологии. М.; Л., 1964; Высоцкий С. А., Тоцкая И. Ф. Новое о фреске «Скоморохи» в Софии Киевской // Культура и искусство Древней Руси. Л., 1967].
Попытки выявить поэтический репертуар скоморохов из всего фонда произведений фольклора и оценить его значение в развитии устной народной поэзии и в общественном народном быту предпринимались неоднократно.2[2 Беляев И. Д. О скоморохах. С. 69-92; Фаминцын А. С. Скоморохи на Руси. СПб., 1889; Финдейзен Н. Д. Очерки по истории музыки в России с древнейших времен до конца XVII века. М., 1928-1930. Т. 1-2. Вып. 1-7. См. литературу и список сокращений в конце книги].
Обратившись к наследию скоморохов, исследователь сталкивается с трудноразрешимыми проблемами. В сущности, наследия скоморохов как такового не существует. В то же время известно, что «скоморохи сочетали в своем искусстве мастерство исполнения со злободневным репертуаром, который включал шуточные песни, драматические сценки — "игрища", социальную сатиру — "глумы", исполняемые в масках и «скоморошьем платье» под аккомпанемент домры, сопели, волынки, сурны, бубна (и прежде всего — гуслей, чаще всего упоминаемых в песнях о народных празднествах и гуляньях. — З. В.). Скоморохи непосредственно общались со зрителями, с уличной толпой, вовлекали в игру» .3[3 Савушкина Н. П. Скоморохи // Краткая литературная энциклопедия. Т. 6. С. 894].
Активное участие скоморохов в общественной и частной жизни народа длится восемь столетий. За этот громадный период происходили необратимые изменения в истории государства, в формировании нации и национальной культуры, в социальном устройстве общества. Эволюционные процессы коснулись самой народной жизни, которая претерпела коренные изменения в области традиционных обычаев и обрядов, во всей системе частных и общественных отношений. В течение столетий менялось общественное положение скоморохов, их социальный статус, сначала усиливалось их влияние на процессы формирования народной культуры, потом искусственно ограничивалась их роль во всех проявлениях обрядности. Целый ряд явлений в этой области можно объяснить лишь с учетом влияния скоморошьих традиций: кукольный театр, раешник, самодеятельные цирковые номера, выступления с дрессированными животными, возникновение народной драмы, сатирические элементы в эпосе, появление жанра скоморошин и небылиц и т. д. и т. п.
Наследие скоморохов исчезло, растворилось в общем фольклорном репертуаре, оставив на поверхности лишь отдельные сюжеты, мотивы, фрагменты, относящиеся уже к позднему этапу существования русского скоморошьего искусства. Об их роли и значении в более ранние периоды истории сохранилось мало свидетельств. Дифференцированность подхода при отсутствии достаточного количества бесспорного и надежного материала трудноосуществима. Поэтому представляют несомненный научный интерес любые попытки выявить уцелевшие, хотя и трансформировавшиеся с течением времени произведения, представляющие уже не столько наследие скоморохов, сколько его отзвуки, следы. Важно пересмотреть также сюжеты былин, песен, сказок, которые сохранили следы творческой обработки, художественного вмешательства в процессе исполнения их скоморохами. Выработка критериев для выявления в массе устно-поэтических произведений скоморошьих традиций имеет существенное значение для выяснения того, как скоморохи влияли на формирование общерусского фольклорного фонда и его специфические качества. Их роль в народной жизни касалась процессов формирования праздничной обрядности, свадебной, родильно-крестильной, похоронной, календарной. При изучении данной проблемы важно иметь в виду не только тексты, но учитывать и напевы в песенных видах устной поэзии. Попытки их выявления имели место в науке. Ряд скоморошьих напевов предположительно выделил Н. Д. Финдейзен в указанной выше работе. В наше время этот вопрос изучала О. Б. Панич-Соломонова (Панич-Соломонова. С. 66-78).
Определение художественных критериев не может быть произведено сразу. Оно требует максимально полного учета материала и обстоятельного изучения, а также тщательного исследования этого феномена русской народной жизни. Русское скоморошество в ходе своего исторического развития претерпевало различные эволюционные процессы. Постепенно эволюционизировала и профессиональная специфика, определявшая художественные приемы скоморошьего искусства и характер творчества и репертуар.
Но и содержание репертуара влияло на исполнительство, обе эти стороны скоморошества были органичны в своей взаимосвязи. Какие-то черты скоморошьего мастерства определились в глубокой древности, в период существования синкретического искусства. Данные о генезисе такого явления, как скоморошество, слишком скудны даже для эпохи античности. Еще меньше данных для выяснения вопроса о происхождении русских скоморохов. В XIX в. были высказаны две точки зрения: скоморошество — явление самобытное: различные типы потешников, «веселых» существовали всегда; другое мнение: скоморохи представляют собой захожий элемент, лишь закрепившийся на русской почве и проникший во все сферы общественной и даже частной жизни. Возможно, что зашедшие на Русь византийские скоморохи и европейские шпильманы встретили здесь родственные им по профессии группы потешников, объединились с ними и приняли от них загадочное название «скоморохи»; для объяснения смысла этого слова существует множество гипотез, которых мы не будем касаться в данной работе, но кратко рассмотрим историю русских скоморохов. Исторический обзор судеб русского скоморошества даст возможность выделить регионы, где наиболее интенсивно проявлялась деятельность скоморохов, и объяснить изменения, которые претерпело их искусство в ходе многовековой борьбы с церковными и государственными запретами.
* * *
Документы, фиксирующие борьбу со скоморохами на Руси, сначала были направлены на утверждение авторитета Церкви и христианских пастырей. Положение скоморохов в период утверждения христианства оставалось сначала незыблемым. В европейских церквах даже допускались песни и пляски во время праздника дураков. Решения Турского (843 г.) и Парижского (829 г.) соборов указывали лишь, что святым отцам не следует осквернять уста свои смехом, вызываемым «грязными играми шутов и скоморохов». На Руси аналогичный факт отмечен в «Житии Феодосия Печерского»: застав князя Святослава слушающим игру на музыкальных инструментах, Феодосий поник головой и сказал: «Тако ли будет на том свете?» Князь приказал прекратить игру и всегда прекращал ее при посещениях Феодосия.4[4 Памятники литературы Древней Руси XI — начала XII веков. М., 1978. С. 381]
И в Европе, и на Руси еще не посягают на естественную живую стихию народного искусства, в которой самую активную роль играют скоморохи. В XIII в. появляются первые увещевания с осуждением их игр и зрелищ. Если митрополит Иоанн еще запрещает развлечения только «священству и мнихам», то Григорий Черноризец уже учит «бегать скомороха» всех верующих, а Рязанская кормчая осуждает их как «глумцов» и насмешников; митрополит Кирилл в поучении 1274 г. запрещает ходить на русалии, слушать там скоморохов и их «диавольские игры». С XIII в. Отцы церкви проявляют себя непримиримыми врагами скоморохов, однако в народе еще слишком сильна инерция стихийного сопротивления постепенно усиливающейся христианизации быта. В XIV в. в «Слове о житии св. Нифонта» вновь осуждается участие скоморохов в русалиях и само обрядовое празднество. Летопись сообщает под 1358 г., что новгородцы «хотят утвердиться крестным целованием», чтобы «играния бесовского не любити», но все последующие документы о судьбах новгородского скоморошества свидетельствуют о том, что обет не был соблюден.5[5 См. сводку упомянутых документов: Фаминцын. Скоморохи на Руси. С. 159-165; Харузин. С. 143-151. Некоторые из документов полностью опубликованы в упомянутой книге А. А. Белкина «Русские скоморохи» в приложении, но без раскрытия титл].
В XV в. появляются первые территориальные запреты — жалованная грамота 1470 г. относительно монастырских вотчин, где не следует появляться скоморохам, — но в целом княжеская власть почти не вмешивается в действия их ватаг, предоставив церкви увещевания и проповедь. В XVI в. запреты становятся многообразнее, касаются уже не только монастырских, но и некоторых княжеских вотчин, а церковные деятели все более категорично требуют решительной борьбы со всеми народными празднествами. Таково известное послание игумена Памфила 1505 г. к псковскому наместнику, в котором требуется прекратить народные игрища в Иванов день. При этом рисуется их грандиозный размах: «Мало не весь град взмятется и взбесится» (АИ I. Доп. 18).
В уставных грамотах 1506, 1508 гг. выражены увещевания «не играти сильно», ослушников же высылать вон «беспенно» (без штрафа), полностью запрещается игра в «бобровых» деревнях. Из пределов действий скоморохов исключаются обширные монастырские вотчины (например, жалованная грамота 1518 г. чухломскому Покровскому монастырю с запретом играть в волостях и селах Галицкого уезда). С 1520-х годов появляются указания «имати» играющих и «давати на поруки и ставити перед собою, великим князем» (см. грамоту от 1522 г., июня первого). В 1547 г. старицкий князь Владимир Андреевич вновь запрещает скоморохам, нарушающим предыдущие постановления, появляться в деревнях Троице-Сергиевского монастыря, в 1554 г. запрещены их выступления в селах великокняжеских дворцовых: Афанасьевском и Васильевском. Целый комплекс запретов принимает знаменитый Стоглавый собор 1551 г., где многие вопросы 41-й главы касаются скоморохов: 16-й — запрещается «ходить перед свадьбою»; 19-й — необходимость принимать меры против больших скоморошьих ватаг, грабивших по дорогам; 23 и 24-й — запрещается участвовать в похоронных обрядах, в вечерних и ночных игрищах на Святках и «о Иванове дни»; там же запрещено переряживание, скоморошеские позорища и т. п.6[6 Стоглав. СПб., 1863. Гл. 41, вопросы 16, 19, 23, 24. См. подробнее: Белкин А. А Русские скоморохи. С. 64-74, 92]. Эти запрещения были проявлением слабости церкви перед великой народной силой традиции.
Отрицательное отношение к искусству скоморохов было выражено и в прославленном «Домострое» Сильвестра, наставника Иоанна IV. Проповеди, грамоты, «слова», поучения стремятся закрепить за искусством скоморохов репутацию «диавольского», их песни и игры — «бесовские», «сатанинские»; в то же время они отражают полнокровную жизнь народной обрядности, в которой скоморохи играют самую активную роль: ни одно «слово» или проповедь, направленные против общественных народных развлечений, не обходятся без упоминания скоморохов. Противопоставление их творческой стихии народной жизни в ее традиционных проявлениях, как это делают некоторые искусствоведы, представляется немо-тированным. Как явствует из дошедших до нас документов, именно скоморохи были наиболее активными выразителями и хранителями художественных обрядов и иных традиций, творчески их осваивая и развивая.
Начало жестокого отношения к скоморохам положено «Приговорной грамотой» Троице-Сергиевского монастыря 1555 г., касающейся Присецкой волости. Грамота достаточно известна по многократному цитированию. Она поражает резкостью тона и жестокостью рекомендуемых наказаний: «У которого сотского в его сотной выймут скомороха или волхва, или бабу-ворожею,
<...>, бив да ограбив да выбити из волости вон; а прохожих скоморохов в волость не пущать» (ААЭ. Т. 1. № 267).
Если до середины XVI в. скоморохи еще имели большое значение в народной жизни (документы показывают их живущими в городах и посадах, селах и деревнях, где они участвуют в свадьбах, похоронах, обрядовых братчинах, святочных увеселениях, а также развлекающими верхушку феодального общества — жили при дворах князей, входили в состав челяди у воевод, наместников, знатных бояр), то с середины века картина постепенно меняется. «Бога ради, Государь, вели их извести, кое бы не было их в твоем царстве», — писал митрополит Иоасаф Ивану Грозному, и это письмо цитируется в материалах Стоглавого собора (Стоглав. 1863. С. 311). Однако при Иване IV Грозном, несмотря на подобные категорические требования части духовенства, скоморохи еще находились в какой-то степени под защитой государственной власти, хотя свобода их действий и ограничивалась частично. В некоторых монастырских и церковных вотчинах преследования их также ужесточаются. Документы Стоглавого собора сообщали о появлении огромных скоромошьих ватаг, до шестидесяти и ста человек. Их организация, возможно, была ответом на усилившиеся притеснения.7[7 Существует иная точка зрения на количество скоморохов, указанных в материалах Стоглава, и иное истолкование приведенных там цифр: Белкин А. А. Русские скоморохи. С.71-73].
С начала XVII в. преследования скоморохов со стороны церкви начала активно поддерживать государственная власть. В борьбу включаются религиозные фанатики, раскольники, любители легкой наживы. Челобитная скоморохов, принадлежавших князьям И. И. Шуйскому и Д. М. Пожарскому, на приказного Андрея Крюкова, который «вымучивал у них деньги», убедительно показывает последствия церковного повеления «бити, ограбити, выбити вон» (АИ. Т. 3. № 92; ААЭ. Т. 3. № 264). Это лишь единичный факт, случайно отраженный документом, каких немного сохранила история. Мы не можем в действительности представить размеры преследования скоморохов со стороны властей и частных лиц (вспомним эпизоды столкновения с ними Ивана Неронова и протопопа Аввакума и др.).8[8 «Приидоша в село мое плясовые медведи с бубнами и с домрами, и я, грешник, по Христе ревнуя, изгнал их, и хари и бубны изломал на поле един у многих и медведей двух великих отнял, — одного ушиб, и паки ожил, а другова отпустил в поле» (Житие протопопа Аввакума... С. 62)]. О серьезности начавшихся преследований говорит статья.
Судебника 1626 г.: «Государь указал тех людей имать и за ослушанье бити кнутом по торгом» (речь идет об участниках «безлепицы» за Старым-Ваганьковым). Патриарх Филарет в 1628 г. приказал «кликать по рядом и по улицам, и по слободам, и в сотнях», чтобы с кобылками не ходили и «на игрища б мирские люди не сходились» (АИ. Т. 3. № 92). Преемник Филарета патриарх Иоасаф в «Памяти» 1636 г. называл надруганием над святым праздником «игры и кощуны бесовския, повелевающе медведчиком и скомрахом на улицах и на торжищах, и на распутиях сатанинские игры творити, и в бубны бити, и в сурны ревети, и руками плескати, и иная неподобная деяти» (ААЭ. Т. 3. № 264). Он запретил держать в домах музыкальные инструменты, следствием было их массовое изъятие, о чем сообщал и чему был свидетелем Олеарий. А. А. Морозов считал это не такой уж большой бедой, поскольку «гудебные сосуды» были примитивны и легко восстановимы, но это современный взгляд и современная оценка фактов, без учета экономики той эпохи. Надо учитывать и размеры штрафов, и стоимость изготовления инструментов. Бычий пузырь для волынки, большой и хороший, стоил «ох и дорого! Семь рублей», — говорит былина XVI в. Живучесть искусства скоморохов, как и вообще народных традиций, рассматриваемых церковью как проявление язычества, а государственными властями — как хранилище опасных тенденций и стремление к независимому поведению, доказывала лишь крепость и жизненность корней этого искусства. Если бы оно было чуждо народу, как считал А. А. Морозов, то не уцелело бы вплоть до начала, а кое-где и до конца XIX в. В. И. Даль знал крестьянина Нижегородской губернии, который в его время существовал за счет скоморошьего ремесла: содержал семью, исправно платил подати, зарабатывая игрой на волынке, сшитой «из цельной шкуры теленка, свища всеми птичьими посвистами, беседуя один за троих и пр.» (Даль. Т. 4. С. 203). У белоруссов сельский скрипач и в XIX в. назывался скоморохом (Брокгауз. Т. 55. С. 676-677). Л. С. Шептаев, справедливо полагая, что выступления скоморохов имели всегда громадный общественный резонанс, подтверждает это цитатой из «Слова Иоанна Златоуста о христианстве» (IV в.!): «Не токмо дивятся зряще, но и словеса их изучили» — чрезвычайно важное свидетельство того, что народ всегда не только сбегался очень охотно на зрелища, но и запоминал, заучивал скомороший репертуар (Шептаев. 2. С. 51).
Иван Неронов в Вологде на Святках стал стыдить и обличать ряженых, славивших в доме епископа, а ему сказал: «Не мню, дабы сей дом архиереев был, ибо архиереи поставлени суть от Бога пасти стадо Христово» — и был избит, а хозяин заступился за ряженых славельщиков — «их личины различные страшные по подобию демонских зраков» (Материалы для истории раскола... С. 246-247).
Искусство скоморохов не было чуждо народу, оно стало чуждым и опасным для людей господствующего класса. Чем больше живучести обнаруживало искусство скоморохов, тем шире становился круг запрещаемых документами-«памятями» и грамотами явлений. Грамота 1648 г., сыгравшая роковую роль в судьбе скоморошества, известна по нескольким документам, отправленным в декабре в Белгород и в Шую, а в 1649 г. — в сибирские города, в частности в Тобольск, Ирбит и Верхотурье. В ней неоднократно говорится о скоморохах. Жителям прямо указано, чтобы «скоморохов с домра- ми и с гуслями, и с волынками, и со всякими играми
<...> в дом к себе не призывали. А где объявятся домры и сурны, и гудки, и гус- ли, и хари, и всякие гудебные бесовские сосуды,
<...> то все велеть выимать и, изломав те бесовские игры, велеть сжечь». Виновных же «бить батоги; а которые люди от такого бесчиния не отстанут и выймут у них богомерзские игры вдругорядь,
<...> тех ослушников бить батоги».9[9. Иванов. С. 296-298; АИ. Т. 4. СПб., 1842. № 35. С. 124-125]. В одной из грамот рекомендовалось «бить кнутом нещадно» и брать штраф пять рублей, который по тем временам, когда жизнь бедноты ценилась на полушки и на полденьги, был громадным. Грамоты рассылались для чтения «всяких чинов людем по многие дни», надо полагать, по всему государству, но сохранились в архивах отдельных городов лишь некоторые из них. Это были не те документы, которые хотелось бы даже и мелким чиновникам беречь и хранить.
Чтобы представить, насколько тяжелым и позорным было наказание, вспомним и примем к сведению, что кнутом по судебникам 1497 и 1549 гг. наказывали за очень тяжелые преступления против народа и страны: разбой, грабеж, укрывательство, участие в бунтах, а к битью батогами приговаривали по Уложению 1649 г. за мошенничество, крамолу, религиозные преступления, ябедничество.10[10 Тимофеев А. Г. История телесных наказаний в русском праве. С. 222-224].
После 1643—1649 гг. скоморохи постепенно исчезли из центра страны. Оставшиеся же, видимо, должны были искать себе другое ремесло. Чем труднее становилось положение скоморохов, тем чаще встречаются они в переписных книгах рядом с различными мелкими ремесленниками. Они присоединялись к перехожим группам швецов, плотников, пимокатов, к бурлацким и рыболовным артелям, где их искусство еще получало признание и оплату, а называть профессию не требовалось. Они присоединялись и к движениям протеста, участвовали в действиях воровских и разбойничьих шаек и были не прочь обворовать простоватого хозяина, доверчивую старуху, поджечь с одного краю город и, пока народ был на пожаре, пограбить богатые дома, как это зафиксировано в документах XVII в. и рассказано в песнях и сказках. Следующий немаловажный в истории скоморошества документ — указ ростовского и ярославского митрополита Ионы приставу Матвею Лобанову. Это известная «Память» 1657 г. о запрещении скоморохам и медвежьим поводчикам промышлять играми. Документ интересен тем, что направлен конкретно только против скоморохов и вожаков медведей. К этому времени скоморохи, видимо, нашли убежище на северных окраинах страны и на Урале. Они оседали в городских поселках при заводах и на посадах возле городов. В «Памяти» сказано: «Ехати ему (приставу Матвею Лобанову. — З. В.) в Устюжский уезд, в Двинские во все станы и волости и к Соле-Вычегодской на посад и в Усольской уезд по всем волостем и по погостам», где «учинить заказ крепкой». В случае ослушания рекомендуется наказание «без пощады и отлучение от церкви божий» не только виновных, но и жителей, оказавших гостеприимство или хранивших музыкальные инструменты (ААЭ. Т. 4. № 98). Однако запретить талант нельзя. Следы творчества скоморохов обнаруживаются в записях устной поэзии на Урале и на севере и сто, и двести лет спустя. Ярчайшим доказательством тому служит известный сборник «Древние русские стихотворения» Кирши Данилова, составленный им для заводчика Демидова. Слух о сборнике, видимо, проник в среду ученых. П. А. Демидов, сообщая историку Миллеру про песню об Иване IV Грозном, добавляет: «Понеже туды всех разумных дураков посылают, которые прошедшую историю поют на голосу» (КД. 1901. С. 195). «Разумными дураками» были и скоморохи. Демидов называет их «сибирскими людьми», т. к. с начала XVIII в. Урал и Зауралье официально входили в состав Сибирской губернии, а топонимика сборника свидетельствует о его уральском происхождении.
Сохранением былинного эпоса на Урале, на севере и в Поволжье история обязана скорее всего именно скоморохам, обогатившим фольклор местного населения не только эпическими сюжетами, но и веселыми скоморошинами, затейливыми плясовыми песнями-небылицами, озорными припевками и веселыми присказками, а сказки — рифмованными сказочными формулами, которые потом передавались из поколения в поколение, постепенно забываясь, искажаясь и разрушаясь. Регионы, где нашли убежище скоморохи, своевременно не были обследованы. Случайные записи на Ваге в районе Шенкурска, сделанные Никифором Борисовым и Андреем Харитоновым, приславшими П. В. Киреевскому около трех десятков былин, считая вместе с вариантами, не менее случайные записи Языковых в Поволжье, записавших в своих имениях, расположенных в Симбирской и Оренбургской губерниях, более двухсот текстов, полностью до нас не дошедших из-за печальных превратностей в судьбе собрания П. В. Киреевского, говорят о присутствии в этих краях скоморохов. Замечательный вариант былины-скоморошины «Терентий-гость» с ее классическим определением скоморохов: «Вы много по земле ходоки, Вы много всем скорбям знатоки» — записан П. М. Языковым 25 мая 1838 г. в селе Головино Симбирской губернии. Еще и в наше время записанные некоторые тексты из Оренбургской и Симбирской губерний, бывших ареной действия вольных ватаг, сохраняют следы поэтических традиций скоморохов.
Хорошо сохранившиеся баллады с достаточно древними сюжетами, эпические духовные стихи указывают на существование в Новгородском крае разножанровой эпической традиции. На Валдае П. В. Киреевский записал балладного типа былину «Иван Гостиный сын» с типичным скоморошьим запевом. О следах былой деятельности скоморохов говорят и вкрапления небылиц в игровых и плясовых песнях, драматизированные диалоги шуточного содержания. Следы влияния скоморошьего искусства можно проследить в святочных игровых песнях, детских потешках, частушках, отличающихся большим разнообразием напевов и ритмических типов. Ученые О. Ф. Миллер и В. Ф. Миллер, А. М. Лобода и др. не раз высказывали предположение, что Урал в прошлом был хранилищем богатой эпической традиции. Можно полагать, что богатая эпическая традиция, записанная и отраженная работавшим на уральских заводах Демидовых их мастеровым Киршею Даниловым, была занесена на Урал, как и на север страны, странствующими ватагами скоморохов, продолжавших здесь некоторое время свои выступления. Следы богатой эпической традиции есть в позднейших записях разных лет. П. Н. Рыбников записал от крестьян-пермяков побывальщину про Ермака, близкую по мотивам к песне из сборника Кирши Данилова. В с. Сива сохранилась живая традиция гудошной игры.11[11 Садоков А. И. Веселые скоморохи. С. 126-145].
М. Г. Китайник в конце 1940-х гг. взял на учет все известные тогда записи былин на Урале, сделанные в XIX и первой четверти XX в. К этому времени было записано около 30 былинных текстов, при этом большая часть записей была сделана в заводских поселках: на Богословском, Нижне-Сергинском демидовском и в Михайловском заводе Красноуфимского уезда пели старины про Святогора, Илью Муромца и Алешу Поповича, Добрыню-змееборца, Добрыню и Маринку и Илью на Соколе-корабле. Прозаический пересказ былины о Святогоре записал участник семинара П. С. Богословского Ф. С. Шемякин в дер. Емельяновой, сказку об Илье Муромце и кн. Владимире — Д. К. Зеленин.12[12 Богословский П. С. Материалы по народному быту, фольклору и литературной старине // ПКСб. Вып. 1. 1924. С. 75; Зеленин Д. К. Великорусские сказки Пермской губернии. № 16. См. № 96: «Князь Владимир и Ильюшка, сын матросов»; Китайник М. Г. Устное поэтическое творчество Урала // Уч. зап. Уральского ун-та. Свердловск, 1949. Вып. 6].
Не был своевременно обследован обширный район Прикамья с территориями Пермской, Оренбургской областей и Камско-Воткинского округа. Там В. Н. Серебренников записал два отрывка былины про Добрыню в с. Покровка и дер. Желнята Оханского уезда, песню о свадьбе Ивана Грозного, а также сюжет Кострюка в наговорах дружки и весеннюю хороводную песню с мотивом выкупа из татарской неволи.13[13 Серебренников В. Н. Свадебные обычаи и песни крестьян Андреевской волости Оханского уезда Пермской губернии // Материалы по изучению Пермского края. Пермь, 1911. С. 67-68; 2. Из Оханского фольклора // ПКСб. Вып. 1. 1924. С. 62-63. Из старших исторических песен на Урале распространены также «Взятие Казани» и «Кострюк»]. В 1962 г. в поселке Завод Михайловский Чайковского района Пермской области записан фрагмент «Старины о большом быке» в 140 стихов.14[14 Власова 3. И., Мартынова А. Н. Современный фольклорный репертуар одного района // Рус. фольклор. М.; Л., 1964. Вып. 9. С. 252-253]. Можно считать, что в XX в. окончательно доказано уральское происхождение сборника Кирши Данилова, в защиту которого в конце XIX в. выдвигались два основных аргумента: 1) сборник составлен в горнозаводских владениях Порфирия Демидова, т. е. на Урале; 2) топонимика сборника указывает главным образом на уральские владения Демидовых и Строгановых. Пермский краевед А. А. Дмитриев сопоставлял песню «Ермак взял Сибирь» с уральскими преданиями, которые уясняют истоки песни.15[15 Дмитриев А. А. К истории сибирского вопроса // Пермский край. Пермь, 1895. Т. 3. С. 79-81]. П. С. Богословский на широком сравнительном материале доказал, что песня «Усы, удалые молодцы», самый полный и совершенный вариант которой представлен в упомянутом сборнике, возникла в среде Камской вольницы, поддерживавшей связь и с волжскими «воровскими» казаками, и с горнозаводским крестьянством, и создана на материале местных топонимических преданий.16[16 Богословский П. С. Песня об Усах из сборника Кирши Данилова и Камская вольница // ПКСб. Вып. 4. 1928. С. 1-116. Уральское происхождение сборника было темой докторской диссертации П. С. Богословского, ее публикации помешали арест исследователя, тюрьма и ссылка. Далее в тексте: Богословский]. Окончательно подтвердили уральское происхождение сборника разыскания А. А. Горелова, обнаружившего имя Кирши Данилова и упоминаемого в сборнике Ивана Сутырина в списках мастеровых Тагильского завода П. А. Демидова,17[17 Горелов А. А.: 1. Трилогия о Ермаке из Сборника Кирши Данилова // РФ. Вып. 6. С. 344-373; 2. Цена реалии // Рус. литература. 1963. № 3. С. 167-170; 3. Кирша Данилов — скоморох из демидовского Нижнего Тагила // Скоморохи: Проблемы и перспективы изучения. СПб., 1994. С. 51— 70. Там же указаны статьи И. Н. Шакинко] и позднее — И. Н. Шакинко.
Гипотеза Н. Е. Ончукова и А. Д. Григорьева, предполагавших, что хранителями и распространителями эпоса были скоморохи, подтверждается локальным распределением остатков эпоса в тех краях, которые служили последним убежищем для гонимых представителей народной художественной интеллигенции, как очень верно определил значение скоморохов в народной общественной жизни А. В. Марков, известный собиратель и исследователь русского былинного эпоса (Марков. С. 440-471).
Именно поэты-скоморохи могли украшать былинные сюжеты поэтическими картинами русской земли, исхоженной ими вдоль и поперек. Пространственные представления о родине выражены в былинах с высокой степенью таланта и искренней любовью. В них — восхищение раздольем Руси, величием и красотой Волги, конкретные черты отдельных ее городов:
Ай, чисты поля были ко Опскову,
А широки раздольица ко Киеву,
Реки-то, озера ко Новугороду,
Мхи-то, болота — ко Белоозеру...
Далее не без веселой иронии упомянуты щегольство ярославцев, «тертые калачики» на Валдае, широкие подолы пудожанок и пр. Позднее, видимо, каждый певец добавлял к этой характеристике родины свои впечатления, появлялись упоминания новых городов, какими были тогда Москва и Петербург: «А церковно-то строенье в каменной Москве... / А сладки напитки во Питере». В зачине одной из песен прямо указана эта особенность репертуара скоморохов, умевших «сказати про все города»:
Благослови, сударь хозяин, благослови, господин,
Поскакати, поплясати, про все городы сказати...
(Соб. Т. 6. № 44)
От веселых и ироничных характеристик и оценок, данных скоморохами отдельным селам и городам, пошла, вероятно, давняя песенная традиция давать в песнях этнически меткие прозвища деревням и поселкам вблизи уральских заводов и вдоль северных рек, выразившаяся также в бурлацких волжских и камских песнях. В бурлацкой песне про Волгу даны характеристики всем населенным пунктам от Астрахани до Рыбинска, различающиеся по вариантам.18[18Родин Ф. Н. Опыты восстановления бурлацкой песни по нескольким вариантам // Труды Нижневолжского научного об-ва краеведения. Саратов, 1928. Вып. 35, ч. 5. С. 11-15].
На Урале существовали и прозаические «сказы про все города». Образец одного из них был записан на р. Чусовой от 83-летнего Ф. Б. Верещагина: «Преславное чудо: небо украшено звездами, земля цветами, Петербург господами, Москва церквами, Дон казаками, Казань татарами, Вятка слепнями, Оренбург башкирами, Красноуфимск черемисами, Екатеринбург торгашами, Верх-Исетский мастерами, Шарташ варнаками
<...> Невьянский голубятниками, Нижний Тагил хохлами, Верхний Тагил кошелями
<...> Пермь сигами, а мы, братья, здесь добрыми делами».19[19 Предания реки Чусовой. Свердловск, 1961. С. 33]. Несколько вариантов длиннейших песен с перечислением деревень и их прозвищ записаны в районе р. Чусовой.20[20 Блажес В. В. Коллективные прозвища и этнические эпитеты в жанрах русского фольклора Урала // П. И. Чайковский и Урал. Ижевск, 1983. С. 96-97].
Веселое искусство скоморохов помогало сохранить живой душу народа. В устойчивости их традиций, в способности к трансформации убеждает использование творческого опыта скоморохов в раз-личных видах искусства в XIX в.: в театре Петрушки, народной драме, в эпическом наследии, свадьбе, песнях и сказках. Влияние скоморохов в отдельных жанрах фольклора будет рассмотрено в главах этой книги.