НИЖИНСКАЯ Бронислава Фоминична (27.12.1890, Минск - 22.2.1972, Лос-Анджелес) - танцовщица, балетмейстер, педагог. Сестра В.Нижинского. Принадлежала к театральной династии польских балетных артистов в четырех поколениях. Родители служили в Варшавском императорском театре до получения отцом пенсии, затем стали разъезжать, гастролируя во многих городах России и Европы. Отец, Томаш Н., не только танцевал, но и ставил. Сочинил для своих детей pas de trois, в котором Н. появилась в 5-летнем возрасте. Первые уроки танца Н. получила у матери. После того, как родители разошлись, мать - Элеонора Николаевна Н. (урожд. Вереда), обосновалась в Петербурге. Будучи весьма стесненной в средствах, она отдала Брониславу вслед за Вацлавом в балетную школу.
Поступила в Петербургское театральное училище в 1900. Окончила его в 1908 и была принята в Мариинский театр кордебалетной танцовщицей. Вместе с братом принимала участие в дягилевской антрепризе, исполняя и классические, и характерные партии. Начинающей танцовщице довелось выступить в первом Русском сезоне (1909) в дивертисменте "Пир" и в кордебалетных местах других парижских постановок. В 1910 репертуар Н. пополнили фокинские Бабочка в "Карнавале" на музыку Р.Шумана и "Половецкие пляски" на музыку А.Бородина, исполненные сначала в дягилевской труппе (19 мая), а затем в Мариинском театре (22 сент.). В этом же году Н. перевели в разряд корифеек. Из солидарности с уволенным из Мариинского театра братом в феврале 1911 подала прошение об уходе. Несмотря на просьбу дирекции, заинтересованной в перспективной исполнительнице, покинула труппу, войдя в созданный С.Дягилевым постоянно функционирующий "Русский балет".
Особенностью биографии Н. являлось то, что с первых шагов артистка оказалась тесно связана с самыми значительными художественными явлениями своего времени в танце - с хореографией М.Фокина и антрепризой Дягилева. По сути она оказалась в гуще событий балетной жизни - там, где создавалось новое хореографическое искусство XX в. 26.4.1911 Н. исполнила партию Вакханки на премьере одноактного балета "Нарцисс" (муз. Н.Черепнина и хореография Фокина), с которой начались в Монте-Карло выступления "Русского балета". Напористый танец Н, вторгался в пасторальную идиллию и оттенял своей динамикой и темпераментом появление томного, влюбленного в себя Нарцисса. Неординарная внешность молодой танцовщицы: грубоватые черты лица, отнюдь не изысканная форма ног - лишали ее права на лирические роли. К счастью, Н. обладала настоящим сценическим темпераментом, столь выигрышным в динамичном классическом танце и характерных плясках. Умные, проницательные глаза впечатление некрасивости смягчали. Обладая хорошей памятью, чуткая к пластическим новациям, Н. внимательно наблюдала за тем, как сочинял Фокин, как он работал с актерами, впитывала творческую атмосферу дягилевских лихорадочных поисков нового. Это были ее "университеты". На глазах Н. и с ее участием создавался балет "Петрушка", объединивший А.Бенуа, И.Стравинского, Фокина. Н. исполняла эпизодическую роль Уличной танцовщицы. Ее непритязательные, под аккомпанемент шарманки по складам "произнесенные" кукольные движения вызывали не столько интерес, сколько жалость, выгодно оттеняя торжествующее женское обаяние, надменный профессионализм победоносной Балерины. Начальные движения Уличной танцовщицы пародировали знаменитую коду противницы Фокина - М.Кше-синской, которую та в балете "Талисман" бисировала до шести раз. Н. участвовала также в одном из составов исполнителей в балете "Синий бог" (муз. Р.Гана), в котором хореография Фокина была стилизована в духе индийских танцев (премьера 13.5.1912). Н. поддерживала смелые пластические фантазии брата в его первых балетных постановках.
В декабре 1913 Дягилев разорвал контракт с Вацлавом; это привело к тому, что Н. также покинула дягилевскую труппу. Вместе с мужем, А.Кочетовским, в прошлом танцовщиком московского Большого театра, она вошла в организованную Вацлавом собственную труппу и отправилась в Россию, чтобы завершить формирование новой труппы. Тем временем гастроли брата в Лондоне (1914) провалились и были прекращены до окончания срока контракта. Начало 1-й мировой войны застало Н. в Петрограде. Здесь она впервые попробовала свои силы в качестве балетмейстера, поставив "Табакерку" А.Лядова. В 1915 уехала в Киев, где выступала в оперном театре и организовала свою балетную школу. Среди ее учеников был С.Лифарь, вошедший позднее в дягилевскую антрепризу. В 1921 Н. окончательно покинула Россию, воссоединившись с "Русским балетом".
Теперь в труппе Дягилева Н. выполняла обязанности танцовщицы, режиссера и хореографа. Она участвовала в возобновлении Н.Сергеевым "Спящей принцессы" для лондонской постановки (2.11.1921) - варианта "Спящей красавицы" П.Чайковского. Н. сочинила некоторые добавления, в том числе номер для заключительного дивертисмента "Три Ивана", пользовавшийся большим успехом. В качестве хореографов следующего балета - "Свадьба Авроры" (18.5.1922) - были названы Петипа и Н. Неожиданным было оформление - костюмы Бенуа к "Павильону Армиды" соседствовали с новыми костюмами, предложенными Н.Гончаровой. Дягилев, имевший особое чутье на таланты, поверил в балетмейстерские возможности Н. К тому же после разрыва с Л.Мясиным надобность в хореографе была острейшая. Вплоть до 1924 Н. оставалась основным постановщиком в "Русском балете".
Парижский сезон 1922 был двенадцатым. Кроме "Свадьбы Авроры", был показан также новый спектакль - "Лиса" (первонач. назв. "Байка про Лису, Петуха, Кота да Барана"; премьера 18.5.1922, "Grand-Орerа", Париж) с либретто и музыкой Стравинского, оформлением Гончаровой и хореографией Н. Короткая, 16-минутная, постановка, объявленная как "бурлескный балет с пением", продолжала традицию "Золотого петушка". Но здесь певцы находились не на сцене, а в оркестровой яме. Сценическое действие, объединявшее четырех актеров (Н., С.Идзиковский, Ж.Язвинский, М.Федоров), восходило к традиции скоморошьего представления. Пластика каждого соотносилась с вокальной партией и по сути изобретательно иллюстрировала звучащий текст. Постановка "Лисы" подтвердила правильность выбора Дягилева: Н. оказалась оригинальным хореографом и вполне отвечала стремлению мэтра поражать зрителей. В полной мере балетмейстерский талант Н. проявился в постановке следующего сезона - "Свадебки" (композитор и художник те же, 13.7.1923, "Гёте-лирик", Париж), Фольклорный свадебный обряд дал возможность создать впечатляющие оживленные фрески. Дерзкие звучания рождались в своеобразной оркестровке, избранной композитором: 4 фортепиано и ударные. Но главным в музыке было хоровое пение. Оно создавало образ огромной мощи. Оформление было скупым: задник, кулисы из холста, на спускавшихся сверху "языках" - окна, цвет которых менялся по ходу действия. Н. сочиняла пластику подчеркнуто приземленную, с завернутыми внутрь стопами, угловатыми движениями рук - как антитезу воздушному безусильному классическому танцу. Рецензенты отмечали, что она усвоила находки и Фокина, и своего брата, но предлагала собственный вариант хореографических решений для воплощения первобытной силы обряда. Действие составляли 4 эпизода: благословение невесты, благословение жениха, прощание с невестой, свадебное торжество. В балете участвовали Л.Чернышева, Ф.Дубровская, Н.Семенов, Л.Войциховский и кордебалет. Успех постановки был огромен и напомнил о начальных триумфах дягилевских сезонов. Парадоксальным открытием "Свадебки" стало то, что при всей новаторской смелости хореографии сочинение Н. было ближе к традициям классического балета, чем создания Фокина и Нижинского. Новый спектакль объявили даже провозвестником "неоклассицизма",
Сезон 1924 стал блистательным расцветом творчества Н.-хореографа. Взлет был стремительным - но, увы, кратким. Премьеры одноактных постановок Н. следовали одна за другой. Балет "Искушение пастушки, или Любовь-победительница" с маловыразительной музыкой М.Монтеклера в оркестровке Ф.Казадезю-са обращался к стилизации жеманной эпохи XVIII в. (3.1.1924), Громоздкие платформы разной высоты делали оформление испанского художника Х.Гри неудобным для развертывания танца и неприспособленным к переездам. Сами же танцы, сочиненные Н., по свидетельству участников, были замечательные. Партию Пастушки исполняла В.Немчинова, Пастуха - Л.Войциховский, Маркиза - А.Вильтзак, Наибольший успех выпал на долю балета "Лани" ("Милочки") с остро современной музыкой Ф.Пуленка (6.1.1924). Композитор входил в знаменитую "Шестерку", объединившую музыкальный авангард Парижа. М.Лорансен предложила оформление как вариации белого цвета с вкраплениями бледноголубого. Балет был бессюжетным и представлял сюиту танцев: Рондо, Танец-песенка, Раг-мазурка, Игры. Изобретательность хореографа обеспечивала спектаклю особенно восторженный прием зрителей (исполнители - Немчинова, Н., Чернышева, Л.Соколова, Вильтзак, Войциховский, Н.Зверев). Разногласия с Дягилевым начались в процессе постановки "Докучных" по сценарию Б.Кохно на основе комедии-балета Ж.-Б.Мольера (19.1.1924). Музыка Ж.Орика, тоже композитора "Шестерки", знакомила с новейшими завоеваниями авангардистов. Оформление Ж.Брака в желтых, зеленых и коричневых тонах было выполнено так, что создавало иллюзию эскиза. И мэтр, и опекаемый им либреттист осаждали Н. предложениями и советами, но те не согласовывались с ее намерениями. Споры оказывались горячими и долгими, ни одна сторона не хотела уступать, и репетиции нередко отменялись. Одно настойчивое пожелание Дягилева пришлось все же выполнить - поставить для А.Долина вариацию, которую он исполнял в пальцевых туфлях. Отсутствие русской музыки восполнила постановка хореографической картины "Ночь на Лысой горе" М.Мусоргского с оформлением Гончаровой (13,4.1924). Основные партии исполняли Соколова и Федоров. Все эти премьеры состоялись в Монте-Карло. Здесь же Н. ставила много танцев в оперных спектаклях, шедших в труппе Р.Гинзбурга (он предоставлял для выступлений "Русского балета" зал) - дягилевские актеры по соглашению должны были часть сезона участвовать в этих спектаклях. Одновременно шли постановочные репетиции балета "Голубой экспресс" с музыкой Д.Мийо по сценарию Ж.Кокто, премьера которого приберегалась для Парижа (20.6.1924, Театр Елисейских полей). Оформление спектакля было разностильным: П.Пикассо выполнил занавес с двумя бегущими женскими фигурами, А.Лоран - архитектурные декорации пляжа, знаменитый модельер Г.Шанель просто повторила модные пляжные и спортивные костюмы. Жанр постановки был определен как "танцевальная оперетта". Удачней всего была хореография, построенная на спортивных движениях и акробатике. Особым успехом пользовался исполнитель главной роли Долин, англосаксонская спортивность которого всячески обыгрывалась. Он ходил на руках, легко делал сальто, становился на голову, чтобы потом перекувырнуться и стать на колени. За плотно спрессованными трюками следовала остановка действия - участники просто смотрели на свои воображаемые наручные часы. Н. применила здесь также прием кинематографический - плывущих, медленно трансформирующихся движений, как в рапиде. Спектакли затем были показаны в Лондоне в зале "Coliseum".
Разрыв с Дягилевым назревал. Тот тайком готовил Н. смену - пробовал в качестве хореографа 19-летнего Лифаря, начинающего неопытного танцовщика. Обида была тем больней, что новоявленный претендент, ее киевский ученик, всего год назад был принят в труппу по ее настоятельной просьбе. Столь плодотворный сезон завершался расставанием с труппой. Встретиться предстояло в будущем еще только раз - в работе над "Ромео и Джульеттой" с музыкой К.Ламбера (4.5.1926, Театр Монте-Карло). Балет назывался "репетицией без декораций в двух частях". Декорации действительно отсутствовали: поднимавшийся занавес открывал пустую сцену. Скомпенсировать ее наготу должны были два сценических занавеса художников-сюрреалистов М.Эрнста и Ж.Миро, безотносительных к теме балета, а также стенды с изображением части комнаты, двора или балкона - их передвигали сами актеры. Все исполнители были в репетиционной одежде: женщины в туниках песочного цвета, мужчины в обычных для урока трико. Лишь костюмы героев были иные и напоминали об эпохе. Музыка достоинствами не отличалась. Хореография Н. строилась в основном на экзерсисе у палки. Экзерсис прерывался мимическими сценами. Несмотря на то, что центром действия было pas de deux, танцем балет был все же беден. Авторам нравилось шокировать зрителей. В перерыве между частями, например, занавес опускался не до конца - так, чтобы из-под него мелькали ноги танцовщиков. Эту "усеченную" хореографию для одних ног ставил Дж.Баланчин. В финале Ромео появлялся в форме летчика, чтобы увезти с собой Джульетту на самолете. В главных ролях выступили Ли-фарь и Т.Карсавина.
После ухода от Дягилева Н. работала хореографом в Парижской опере, Театре "Colon" в Буэнос-Айресе г в труппе И.Рубинштейн. Для последней были поставлены "Поцелуй феи" Стравинского, "Болеро" М.Равеля (оба - 1928), "Вальс" М.Равеля, "Утренняя серенада" Ф.Пуленка (оба - 1929). Сотрудничала с Русской оперой в Париже (1930-31). Организовала собственную труппу в 1932, для которой возобновила некоторые из своих ранних постановок, в том числе "Этюды" на музыку И.-С.Ба-ха. Труппа просуществовала до 1935. Н. создала для нее балеты: "Вариации" на музыку Л.Бетховена (1932), "Гамлет" на музыку Ф.Ли-ста, в котором исполнила заглавную роль (1934). В труппе "Ballet Russe de Monte Carlo" поставила спектакль "Сотни поцелуев" на музыку Ф.Эрлангера (1935). Возглавила в качестве художественного руководителя парижскую труппу Б.Полоне (1937), осуществив постановки "Концерт Шопена", "Песня земли" Р.Пале-стера, "Краковская легенда" М.Кондраки (все - 1937). Сотрудничала с М.Рейнгардтом в Берлине над спектаклем "Сказки Гофмана" и фильмом "Сон в летнюю ночь", работала с труппой во главе с А.Марковой и Долиным. В 1938 открыла собственную балетную школу в Лос-Анджелесе. В качестве приглашенного хореографа работала в различных труппах, осуществив постановки: "Тщетная предосторожность" П.Гертеля ("Ballet Theatre", 1940), "Снегурочка" на музыку А.Глазунова ("Ballet Russe de Monte Carlo", 1942), "Древняя Русь" с музыкой Чайковского (там же, 1943), "Вариации" Брамса и "Картинки с выставки" Мусоргского ("Интернациональный балет", 1944), "Время урожая" на музыку Г.Венявского ("Ballet Theatre", 1945). После 1945 работала в основном в качестве репетитора в "Большом балете маркиза де Куэвас". Возобновила балеты "Лани" и "Свадебка" (оба - 1966) в лондонском Королевском балете, подтвердив репутацию одного из реформаторов балетного театра XX в.
Лит.: Koegler Н. The Concise Oxford Dictionary of Ballet. 2 ed. London, New York, Melbourne, 1982; Григорьев С.Л. Балет Дягилева. 1909-1929. М., 1993; Ли-фарь С. Дягилев. СПб., 1993.
А. Соколов-Каминский
НИЖИНСКИЙ Вацлав Фомич (17.12.1889 (по др. св. 28.2.1890], Киев - 8.4.1950, Лондон) - танцовщик, балетмейстер. Принадлежал к театральной династии польских балетных артистов в четырех поколениях. Родители танцевали в Варшавском императорском театре. После выхода на пенсию отца, Томаша Н., гастролировали в разных городах, в том числе в Париже, Петербурге, Киеве, Минске, Тифлисе, Одессе, Отец также пробовал свои силы как балетмейстер. После того, как родители разошлись, мать, Элеонора Николаевна Н. (урожд. Береда), вместе с тремя детьми поселилась в Петербурге. Все дети были очень способны к танцу, с малолетства привыкли к бродячей актерской жизни. Первые уроки танца преподала дома мать. Специфический дебют состоялся в pas de trois, сочиненном отцом специально для 6-летнего Вацлава, его старшего брата и младшей сестры, Б.Нижинской.
В Петербургское театральное училище Н, поступил в 18 9 8 и очень быстро обратил на себя внимание феноменальными физическими данными, прежде всего огромным прыжком. Он учился у великолепных педагогов (С. и Н.Легат, М.Обухов). Увлеченность танцем была страстной, в свободные от занятий часы мальчик продолжал тренировать свое тело, достигая в движениях классического танца совершенства. В нем как бы существовали два человека, и Н. поворачивался к наблюдавшим за ним то одной, то другой своей стороной. Вот почему воспоминания о нем столь несхожи. Привыкнув к бедности и тяготам материальной жизни, Н. мог быть замкнут и угрюм - настолько, что производил впечатление надутого и глупого. Освободившись от каких-то занимавших его забот, превращался в азартного заводилу шалостей и озорства. Невысокого роста, с тяжелой формой отнюдь не длинных ног, он массивностью и приземистостью тела ничем не походил на идеал балетного танцовщика. Но в грубоватых линиях его тела таилась какая-то вкрадчивая, не мужественная вовсе мягкость пластики, своеобразная, не балетная грация. Успехи Н. в танце были выдающимися - вплоть до совершеннолетия он неизменно получал как высший знак отличия стипендию Дидло.
В училище Н. не только осваивал академический репертуар, его охотно привлекали и к новым работам. М.Фокин в своей первой постановке "Ацис и Галатея" (1905), сделанной для выпускного спектакля, занял Н. в роли Фавна, выделявшейся своей нетрадиционностью. Первые же впечатления от танцев Н. были восторженными - критики предрекали ему блестящее будущее. Эффект был столь силен, что Н.Легат занял Н. (тогда еще предвыпускного воспитанника) в новой постановке танца роз и бабочек в опере "Дон Жуан" (торжественный спектакль в честь 150-летия Моцарта, 18.1.1906, Мариинский театр) - там ему довелось танцевать на равных с лучшими балеринами и первыми танцовщиками. В школьные годы обнаружилась способность Н. ставить: он сочинил в частном доме танцы на балу в детской опере Б.Асафьева "Золушка" и с удивительным терпением и тактом разучивал сочиненное с маленькими участниками.
Неординарным, непохожим на других был внутренний мир Н. Непонятливый, плохо схватывающий на предметах общеобразовательных, он ловил на лету указания педагога на уроках танца. Любовь к книгам и чтению тоже не вязалась с расхожими представлениями о его туповатом равнодушии. Педагоги признали, что учить одаренного воспитанника больше нечему, и предложили выпускаться годом раньше, но Н. отказался. Тем не менее он стал героем выпускного спектакля 1906, исполнив с Е.Смирновой главные партии в новом балете Фокина "Сон в летнюю ночь" на музыку Мендельсона и вставленный в этот балет номер "Полет бабочек" на музыку Шопена. Полетность Н. обыгрывалась изобретательно и эффектно. Новым было то, что мужской танец вступал в состязание с женским, не уступая тому первенства.
Н. выпускался 15.4.1907, продемонстрировав отличную школу в классическом репертуаре. У Фокина Н. исполнил центральную мужскую партию в "Ожившем гобелене" (один акт из "Павильона Армиды" Н.Черепнина). 25.5.1907 Н. был принял на Мариинскую сцену и сразу же стал желанным партнером для балерин. Даже всесильная М.Кшесинская пожелала танцевать с ним 28.10.1907 в "Тщетной предосторожности" и "Принце-садовнике". Успех юноши затмил привычный успех фаворитки, но та пренебрегла минутной досадой и от совместных выступлений с ним не отказалась. Освоение традиционного репертуара - pas de deux принцессы Флорины и Голубой птицы ("Спящая красавица", 28.11.1907), pas de deux мулата и баядерки ("Царь Кандавл", 15.12.1908) - оттачивало виртуозный танец.
Раскрыться исполнительскому таланту Н, помогла новаторская хореография Фокина. Она завладела им целиком - настолько, что найденное у Фокина танцовщик невольно повторял и в академическом репертуаре. В фокинских спектаклях Н. обнаружил чуткость подлинного художника. В "Павильоне Армиды" (25.11.1907) Н. исполнял роль раба Армиды (А.Павловой) - капризного баловня госпожи, восхищавшегося хозяйкой и послушного ее воле. Иным был его смуглый раб в "Египетских ночах". Не смея поднять глаз на повелительницу, он счастлив был возможностью распластаться у ее ног. Резвясь и упиваясь игрой с взвивавшимся в воздух легким покрывалом, он оставался единственным естественным существом в торжественно-застывшей свите Клеопатры. Танец Н. пробивался к архаичным пластам древнейшей культуры, впечатлял новизной, неожиданной свежестью ощущений. Особенность дарования Н. сказалась и на первоначальном замысле Фокина в "Шопениане" (8.3.1908). Юноша-мечтатель и поэт в исполнении Н. пребывал в сонме сильфид как равный. Мужской танец достигал поэтической сущности женского и едва ли не превосходил его. Очертания танца Н. становились изменчивы и капризны, обретая богатство оттенков и полутонов и размывая тем определенность контуров пластики, его прыжок неправдоподобно длился, словно утрачивал тяготение к земле.
Участие в дягилевской антрепризе летом 1909 положило начало мировой славе Н. Неожиданно он оказался в центре внимания парижской публики, прессы, художественных кругов и самого С.Дягилева. Именно Дягилев с его натиском, титанической волей помог превращению начинающего танцовщика в феноменальное художественное явление не только балета - искусства XX в. В первый парижский сезон (1909) Н. исполнил партию раба в отредактированных "Египетских ночах", шедших под названием "Клеопатра", мужскую партию в "Шопениане", переименованной в "Сильфиды", и Голубую птицу в pas de deux из "Спящей красавицы", выданной за "Жар-птицу". Для танцовщика это был известный и обкатанный репертуар; новым он был для парижан. Искусство Н. впечатлило французов особенно, т.к. мужской танец в Европе давно находился в жалком состоянии. Мощь танцевального мастерства новоявленного кумира покорила парижан и перевернула их представление о возможностях танцовщика.
Отныне Сезоны оттеснили службу в Мари-инском театре на второй план. Н. нередко манкировал своими обязанностями, и это неудивительно - в репертуаре преобладали все те же вставные pas de deux. Критики даже отмечали деградацию Н. в профессиональном отношении. Танцовщик ожил весной, когда началась подготовка к новому Русскому сезону. С удовольствием, самозабвенно репетировал с Фокиным. Осмелев, сам поставил номер "Кобольд" на музыку Э.Грига и, словно устыдившись собственной дерзости, выдал его за фокинское сочинение (20.2.1910, Мариинский театр). Во втором Сезоне (1910) Н. участвовал как признанная "звезда". Его Арлекин в "Карнавале" на музыку Р.Шумана казался существом инфернальным и сверхъестественным: его танец то обманно вспыхивал, чтобы тут же раствориться в картинной меланхолии, то дразнил и обволакивал соблазном - и вдруг разрушал иллюзию издевкой над всеми подлинно человеческими чувствами. Успех новой постановки Фокина, предварительно показанной в Петербурге, в Париже был оглушительным - и прежде всего благодаря Н. В "Шехеразаде" на музыку Н.Римского-Корсакова (премьера 4,6.1910, "Grand-Opera") H. исполнил роль раба, фаворита шахини. Светловолосый мулат в роскошных прозрачных одеяниях пантерой выпрыгивал из-за золоченой двери, чтобы сладострастно раствориться в объятиях любовницы. Застигнутый ревнивым шахом, жизнью расплачивался за украденное счастье. Борясь со смертью, раб, как могучее животное, судорожно бился. В последней конвульсии его тело мощно взлетало вверх и уже безжизненным распластывалось по полу. В дивертисменте "Ориенталии" H. исполнял два номера - свой "Кобольд" и фокинский "Восточный танец" на музыку К.Синдинга: премьера обоих состоялась в один вечер в Петербурге. Вовсе не традиционным было выступление H. в "Жизели" (18.6.1910, "Grand-Орerа"), хотя вполне оно оценено не было. Его Альберт был поэтом: любовь к Жизели должна была дать ключ к миру иному, ему не доступному. Но все рушилось. Это не потрясало Альберта - лишь добавляло еще одно разочарование. А весь 2-й акт возникал как плод его фантазии: танцы вилис не пугали - восхищали его, и он словно пытался поймать и остановить дивные видения. И здесь, как в "Шопениане", его поэт был скорее сродни поэтическим грезам сильфид.
H. вернулся в Петербург снова с большим опозданием и, ссылаясь на болезнь, от выступлений отказывался. Первый выход в новом сезоне состоялся 2 6.1.1911 в "Жизели". Он стал последним появлением танцовщика на сцене Мариинского театра. Его уволили за самовольство- собственный костюм, не санкционированный начальством. Костюм был выполнен по эскизу А.Бенуа для Сезонов. Танцовщик отказался от традиционных коротких штанов и ограничился трико, плотно облегавшим ноги. То была утвердившаяся позднее обычная профессиональная униформа. Отлучение от петербургской сцены состоялось по сути в начале творческого пути - танцовщику едва исполнился 21 год. В знак протеста сестра Бронислава также порвала с труппой. Это было на руку Дягилеву, обеспечивало стабильность организованной им постоянно функционирующей труппы "Русского балета".
Третий Сезон (191 1) стал вершиной в исполнительском искусстве H., кульминационным в дягилевской антрепризе вообще. Теперь он принимал участие во всех премьерах. География гастролей расширялась: они начинались в Монте-Карло, затем проходили в Риме, Париже, Лондоне. В английской столице в рамках своеобразной ретроспективы репертуара антрепризы за прошедшие три года было показано в сокращенном варианте "Лебединое озеро" с М.Кшесинской и H. Подлинной сенсацией Сезона стали фокинские новинки. В "Видении розы" на музыку К.Вебера (19.4.1911, Монте-Карло) H., благодаря завораживающе мягкой пластике, создавал образ чарующий, клубящийся, нежный, одновременно целомудренный и запретно-сладострастный. То была эротическая греза девичьей чистоты, фантом неясного соблазна. Успех балета был столь велик, что его включили в правительственный спектакль в честь французской авиации на сцене "Grand-Орerа". Присутствовали президент республики, руководители сената. И эта публика неистовствовала. Балет заставили повторить. Способность таланта H. к поэтическому обобщению с предельной силой выразилась в "Петрушке" И. Стравинского (13.6.1911, Париж, театр Шатле). Его кукольный герой с безвольно повисшими руками и набеленным лицом-маской, нелепый и жалкий, приходил в отчаяние от одиночества, судорожно бился в истерике, сердцем тянулся к хорошенькой бездушной Балерине. Сохраняя в себе искру надежды, он вступался за право верить и любить. Кукольная драма перерастала в человеческую. Шедевр Стравинского-Бенуа-Фокина был также лучшим из созданного H. Спектакль оказал могучее влияние на все развитие культуры XX в., на каждую область искусства. Он давал свой ответ на мучительные раздумья о судьбах духовного начала в человеке.
Сезон 1912 был для H. поворотным; под давлением Дягилева он становился хореографом. Мэтр верил в его талант, но еще больше - в собственный дар таланты созидать. Помимо всего, преследовались чисто прагматические цели: погоня за новизной обеспечивала самый краткий путь к успеху. Одновременно H. был занят почти во всех фокинских постановках. Он исполнил центральные партии в балетах "Синий бог" с музыкой Р.Гана (13.5.1912, Париж, театр Шатле), "Дафнис и Хлоя" на музыку М.Равеля (8.6.1912, там же), но новых стимулов к творчеству эта работа уже не давала. Оставалась собственная постановка - здесь он был и хореографом, и танцовщиком. "Послеполуденный отдых фавна" на музыку К.Дебюсси (29.5.1912, там же) в образах античного искусства воскрешал ощущение первозданных основ жизни. Фавн словно растворялся в природе и был выражением ее. Он неподвижным камнем возвышался на скале, вслушиваясь в тишину, вдыхал ароматы трав, медленно потягивался и расправлялся. Его движения были неторопливы и редки, завершались долгой фиксацией позы. Появление нимф неудержимо влекло к ним. Фавн то требовательно застывал возле одной из них, то бережно поднимал оброненное избранницей покрывало, укрывал свое тело, погружаясь в эротические грезы. Финал эпатировал видавшую виды парижскую публику: зал раскололся на два лагеря. Одни возмущались нарушением благопристойности, другие не менее горячо выражали восхищение дерзостью и новизной хореографии. Балетная премьера стала событием, всколыхнувшим парижан. Бурная газетная полемика придала художественному явлению масштаб социальный и политический. Отказом от классического танца, непривычным отношением к музыкальной фразе хореография Н. предлагала принципиально новые пути в балетном искусстве XX в.
Подлинный взлет Н.-хореографа пришелся на сезон 1913. Между тем притязания Дягилева на монопольное владение судьбой фаворита становились невыносимы. Мэтр бесцеремонно вторгался во все сферы жизни, понукал медленно ставившего Н., одному себе приписывал право судить о результате. "Игры" на музыку К.Дебюсси (15.5.1913, Театр Елисейских полей) ставились впопыхах. Неожиданным было обращение к современности. Действие происходило в городском саду на фоне индустриального пейзажа. Движения участников были фронтальны, угловаты, резки; отдельные позы и па классического танца возникали в измененном виде, как бы разъятые на составляющие и вновь собранные, но по каким-то другим законам. Н. сам исполнял мужскую партию. Балет выглядел наброском к каким-то иным, более значительным полотнам. Подзаголовок "Поэма в танце" объявлял отказ от сюжетности. Здесь, как и в "Послеполуденном отдыхе фавна", основное содержание передавалось сменой состояний. Это новое качество хореографии с особой силой выявилось в следующей, лучшей постановке Н. - "Весне священной" И.Стравинского (29.5.1913, там же). Жесткие непривычные звучания воплощали первобытную мощь природы. Хореография была также пугающе нова. Индивидуальное начало отсутствовало. Людская нерасчлененная масса была во власти высших природных сил, таинственных и жестоких. В пластике существовали свои условности и каноны, обратные тем, что были обязательны в классическом танце. Носки ног заворачивались вовнутрь, локти прижимались к телу, отбрасывалось смягчающее прыжок plie. На смену эстетики гармонии, плавности пришла эстетика внутренней напряженности, рваного ритма, общности стада. Работа над спектаклем была мучительна, столь непривычна была вся пластика. Непривычно нова была и музыка, требовавшая от исполнителей обязательного счета. На спектакле Н. стоял на стуле в кулисе и помогал подсказками танцовщикам. Премьера вылилась в грандиозный скандал. Публика выкрикивала ругательства, шумом пыталась сорвать действие. Ничто не могло ее образумить: ни включение в зале света, ни просьба Дягилева. Дело доходило до рукопашной. Сторонники и противники одинаково неистовствовали. Лишь пляс Избранницы заставил ненадолго притихнуть зал. Авторы спектакля были растеряны. Дягилев же торжествовал, утверждая, что достиг желаемого.
В августе 1913 "Русский балет" отбыл на гастроли в Америку. Дягилев, смертельно боявшийся морских путешествий, от поездки отказался. Так же поступили некоторые танцовщицы кордебалета. Приходилось заполнять освободившиеся места случайными людьми. Так в труппе оказалась начинающая любительница, поклонница Н. Ромола де Пульска. Трехнедельное морское путешествие завершилось свадьбой в Буэнос-Айресе. Зависимость от Дягилева сменялась не менее цепкими объятиями расторопной венгерской барышни. Взбешенный мэтр в декабре того же года порвал контракт со своим лучшим танцовщиком и хореографом. Н. было всего 24 года.
Желанная свобода ни счастья, ни удовлетворения не принесла. Нужно было добывать средства к существованию: жена ждала ребенка, приходилось содержать мать и потерявшего рассудок брата. Предложение возглавить балет "Grand-Opera" заманчивым не показалось: слишком слаба была труппа. Пришлось создавать собственную антрепризу. Поиски артистов балета были малопродуктивны. Удалось собрать труппу из 17 человек. В нее вошла сестра Бронислава с мужем, оставившие Дягилева. Контракт с лондонским театром Палас был подписан на 2 месяца. Репертуар составили постановки Н. и частично фокинские. Кое-что - например, "Сильфиды" - Н. переставил заново. Спектакли новой труппы интереса не вызвали. Не прошло и трех недель, как контракт расторгли. Это было финансовым крахом для Н.: на новое дело ушли все личные сбережения. Неудачи преследовали его. Война застала возвращавшихся в Петербург супругов с недавно родившейся дочерью в Будапеште, и они оказались интернированы до начала 1916. Н. мучительно переживал вынужденное бездействие. Между тем Дягилеву пришлось пойти на мировую: обязательным условием гастролей в Северной и Южной Америке было участие Н, Танцовщик выступил на сцене "Metropolitan Opera" в Нью-Йорке в "Петрушке" и "Видении розы" (12.4.1916). На сцене нью-йоркского театра "Manhattan Opera" была показана премьера "Тиля Уленшпигеля" Р.Штрауса с хореографией Н. (23.10.1916). Он же исполнял заглавную партию. Спектакль, создававшийся в лихорадочной спешке, несмотря на ряд интересных находок, провалился. 26.9.1917 Н. последний раз появился на сцене, снова в "Петрушке" и "Видении розы". Но уже другие, мучительные видения обступали его со всех сторон. Душевная болезнь прогрессировала, делала невозможной артистическую деятельность. В декабре 1917 Н. вместе с семьей обосновался в Швейцарии. Болезнь вроде бы отступила. Н. размышлял о новой системе записи танца, мечтал о собственной школе, театре, исследовательском центре. Однако сознание оставалось светлым недолго. Припадки шизофрении участились. Н. пришлось поместить в клинику для душевнобольных.
Н. умер в Лондоне. Тело его было перевезено в 1953 в Париж и там похоронено на кладбище "Sacre Coeur", рядом с могилами Г.Вест-риса и Т.Готье. Н. совершил смелый прорыв в будущее балетного искусства, открыл утвердившийся позднее в танце стиль экспрессионизма и принципиально новые возможности пластики. Его поразительная интуиция проникала в глубины подсознания, чтобы воплотить смутные ощущения в невиданные прежде хореографические образы. Время как бы спрессовывалось в его короткой напряженной (всего 10 лет!) творческой жизни. Воздав за краткость щедрой мерой таланта.
Лит.: Красовская В. Русский балетный театр начала XX века, ч. 1. Хореографы. Л., 1971; Ее же. Нижинский. Л., 1974.
А. Соколов-Каминский.
НИКОЛАЕВСКИЙ Борис Иванович (псевд. А.Андреев, Н.Борисов, Г.Голосов, Е.Николаев и др.) (8.10.18^87, Белебей, Уфимской губ. - 1966, Нью-Йорк) - историк, политический деятель. Сын священника. С 1901 в социал-демократическом движении, в 1903-6 большевик, затем меньшевик. Учился с 1898 в самарской, с 1899 в уфимской гимназиях, но не закончил обучение, т.к. в 1904 был арестован. Всего арестовывался 8 раз, трижды ссылался, совершал побеги из ссылки. Вел партийную работу в Уфе, Самаре, Омске, Баку, Петербурге, Екатеринославе. Делегат 5-го съезда РСДРП (1907) от Батумской организации. Печатался в меньшевистских изданиях ("Наше слово", 1912; "Новая рабочая газета", 1913-14; "Наша заря", 1913;). В 1917 левый меньшевик, сотрудничал в "Рабочей газете" и "Искре". На 1-м Всероссийском съезде Советов (июнь 1917) был избран членом ВЦИК; входил от ВЦИК в комиссию П.Щеголева по изучению архива департамента полиции при Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. После образования в Самаре Комитета членов Учредительного собрания (1918) был представителем меньшевистского ЦК в Поволжье и на Урале, в 1919 - в Сибири; по возвращении из Сибири в Москву в июле 1919 призвал к совместной с большевиками борьбе против Колчака. С 1920 член ЦК меньшевиков. Работал в 1919-21 в историко-революционном архиве в Москве, сотрудничал в журнале "Былое" (1917-18, 1921). Протест Н. против подавления большевиками Тамбовского и Кронштадтского восстаний привел к его аресту 21.2.1921; освобожден из Бутырской тюрьмы в феврале 1922 в результате длительной голодовки вместе с Ф.Даном и др. меньшевиками, после чего выслан за границу.
Обосновавшись в Берлине, выступал со статьями и обзорами в журнале "Новая русская книга" (1922-23), печатался также в сборниках С.Мельгунова "На чужой стороне" (1924-25) и "Голос минувшего на чужой стороне" (1926), в журналах "Современные записки" (1938-40), "Русские записки" (1938-39). Один из создателей журнала "Летопись революции" (1923), участвовал в редактировании одноименной мемуарной серии, выходившей в издательстве З.Гржебина. Тогда же начал собирать книги, газеты, рукописи, фотографии, документировавшие политическую историю России. Представитель Русского заграничного исторического архива (Прага) в Берлине, с декабря 1924 по 1931 заграничный представитель Института К.Маркса и Ф.Энгельса, собирал по поручению его директора, Д.Рязанова, документы и печатные издания по истории международного рабочего движения. Продолжал сотрудничать в выходивших в СССР журналах "Каторга и ссылка" (1922-31) и "Летописи марксизма" (1926-30), главным образом, как рецензент советской и эмигрантской исторической литературы. После того, как осудил коллективизацию и репрессии сталинского режима, был лишен в феврале 1932 в числе других эмигрантов-меньшевиков советского гражданства.
Приход к власти в Германии нацистов вынудил Н. переехать в 1933 в Париж; сумел вывезти из Берлина архив Германской социал-демократической партии, переданный затем Международному институту социальной истории в Амстердаме; возглавлял парижское отделение института. В феврале-апреле 1936 по поручению меньшевистского руководства вел переговоры с Н.Бухариным и др. представителями ВКП(б) о продаже СССР архива К.Маркса; высказывания Бухарина о борьбе в большевистской верхушке привел (в переработанном виде и не называя его имени) в анонимной статье "Как подготовлялся московский процесс. Из письма старого большевика" (опубл. в дек. 1936 - янв. 1937 в "Социалистическом вестнике"), более полно и точно - в 1965, в интервью "Бухарин и оппозиция Сталину" (на англ. яз., в сб. "Власть и советская элита"; на рус.яз., в "Социалистическом вестнике"), а также в письмах Н.Валентинову, Б.Суварину, Л.Фишеру и др. Общался в Париже с сыном Л.Троцкого - Л.Седовым, консультировал Троцкого в связи с его работой над "Историей русской революции".
В 1940 переехал в США. Сотрудничал в русских эмигрантских изданиях ("Новый журнал", 1942-51; "Народная правда", 1948-50; "На рубеже", 1951-52; "Новое русское слово", 1952-59), в еврейском социал-демократическом журнале "Форвертс", издавал журнал "За рубежом". Занимал должность директора Американского рабочего архива в Нью-Йорке. В 1948 основал Лигу борьбы за народную свободу, оказывал помощь новым советским эмигрантам, в том числе бывшим солдатам армии А.Власова; подготовил вместе с Д.Далиным книгу о принудительном труде в СССР (1948). Входил в редакцию "Социалистического вестника", в марте 1952 подписал обращение группы меньшевиков и эсеров, в котором декларировался отказ от мировоззренческого характера социализма и от традиционного для России деления его на марксистский и народнический. Оспаривая мнение Валентинова, объяснявшего политику Сталина психической болезнью, утверждал, что Сталин - "исключительно преступная натура, полностью отвечающая за свои действия". Большая часть архива и библиотеки Н., захваченная в Париже нацистами, по-видимому, погибла в Германии; в США он возобновил сбор материалов, но отказывался открыть доступ к ним, что вызвало трения с другими меньшевиками - участниками американского проекта по изучению истории меньшевизма. В конце 1963 продал коллекцию (более 250 фондов) Гуверовскому институту войны, революции и мира при Стэнфордском университете, оставаясь ее хранителем.
Литературное наследие Н. насчитывает свыше 500 книг, статей и документальных публикаций, изданных на 10 языках. Среди них работы по истории РСДРП и партии эсеров, биографические очерки о лидерах этих партий - А.Потресове (1937), П.Гарви (1946), В.Чернове (1953), И.Церетели (1963), комментарии к сборникам писем Г.Плеханова, П.Аксельрода, Ю.Мартова, Потресова, а также статьи о текущей советской политике и деятелях СССР. Старые меньшевики ставили эти статьи ниже исторических работ Н.: "Он очень много знает и очень жаль, что он вылезает из прошлого и лезет в настоящее, которого он не знает и о котором судит по-суздальски" (Л.Цедербаум-Дан). Преобладало, однако, иное мнение: "Такого знания истории русского революционного движения, истории КПСС и истории Советского Союза, какое было у Б.И., не было ни у кого в мире" (Р. Гуль).
Рассматривая "историко-партийную" литературу, выходившую в СССР, Н. постоянно указывал на искажение фактов в угоду политике правящих кругов. Помимо исключительной эрудиции, современники отмечали свойственную ему безукоризненную точность ("он мог увлекаться, мог быть несправедливым в своих оценках, но выдумщиком он не был") и "феноменальную, почти "фотографическую" память". Наиболее значительное историческое исследование Н. - книга об Азефе; в деле Азефа он видел классический пример полицейской провокации, которая сложилась в царской России "в стройную, законченную систему". Использовал, наряду с архивными документами и воспоминаниями, записи бесед с теми, кто знал Азефа; подобным же образом собирал с конца 20-х свидетельства эмигрантов о русском масонстве начала XX в., но отказался от публикации записей, как и подготовленной статьи, подчинившись возражениям своих информаторов - бывших масонов. Своей деятельностью историка и архивиста Н. способствовал распространению интереса к новейшей российской истории в США. По словам Р.Такера, для многих англоамериканских историков он "был и остается в полном смысле слова наставником". После смерти Н. издано несколько сборников материалов из его коллекции и книг, основанных на этих материалах.
Соч.: История одного предателя. Террористы и политическая полиция. Берлин, 1932; М., 1991; Karl Marx. Man and Fighter. London, 1936 (в соавт. с O.Maenchen-Helfen); Меньшевики в дни Октябрьского переворота. Нью-Йорк, 1962; Forced Labor in Soviet Russia (в соавт. с Д.Ю.Далиным). New York, 1965; 3-е изд. 1975; Power and the Soviet Elite. New York, Washington, London, 1965; Русские масоны и революция. М., 1990; Письма / Валентинов Н. Наследники Ленина. М., 1992.
Лит.: Б. И. Николаевский // НЖ, 1966, № 83;
Revolution and Politics in Russia: Essays in Memory of B.I.Nikolaevsky. Bloomington, London, 1972; фельш-тинский Ю.Г. Два эпизода из истории внутрипартийной борьбы: конфиденциальные беседы Бухарина // Вопр. истории, 1991, № 2-3; Крылов В. "Живая энциклопедия революционного и освободительного движения" // Сов. библиография, 1992, № 5-6.
И.Розенталь
НИКОЛЬСКИЙ Александр Михайлович (23.10.1902, Курск - 1963, США) - конструктор в области вертолетостроения. Из дворянской семьи, учился в московской гимназии, из которой перешел в Морской кадетский корпус. Осенью 1917 корпус был эвакуирован из Петрограда во Владивосток. Подобно большинству гардемарин и кадетов Н. воевал на стороне Колчака против советской власти на кораблях Сибирской флотилии и в сухопутной артиллерии. По отзывам лиц, хорошо знавших Н., его главными принципами были "честь и отвага". В 1920 вместе с группой гардемарин и кадетов он захватил во Владивостоке корабль, на котором уплыл в Японию. Продав там корабль, молодые люди намеревалиь отправиться к генералу Врангелю, но не успели. Крым пал, когда Н. с друзьями были еще в Каире.
Русская эмиграция в Париже выделила Н. финансовую помощь для поступления на учебу в Сорбонну; в 1924 он получил диплом по математике, через два года - по физической механике. Кроме того, Н. сдал экзамены на инженера-механика и инженера-электрика, однако, перспектив применения своих знаний во Франции он не видел. Поэтому в 1928 он завербовался в качестве матроса на судно, идущее за океан. Сойдя на берег в Филадельфии, Н. направился в Бостон, где, опять с помощью русской эмиграции, поступил в Массачусетский технологический институт.
Окончив в 1929 аэродинамическое отделение института, поступил в фирму И.Сикорского инженером-специалистом по расчету на прочность конструкций. В этой русской фирме он проработал 13 лет, пройдя путь от инженера до заместителя главного конструктора. В 1937 вместе с рядом др. русских эмигрантов - ведущих специалистов фирмы Сикорского - получил американское гражданство. Н. входил в небольшую группу верных соратников Сикорского, которая в 1938 приступила к созданию нового для того времени типа летательного аппарата - вертолета, В скором времени Н. стал крупнейшим специалистом в различных областях науки о вертолетах. Однако лишения в молодости и напряженная работа подорвали здоровье ученого; в 1942 ему пришлось покинуть фирму Сикорского и перейти на преподавательскую работу в Принстонский университет.
Через два года Н. было присвоено профессорское звание. Русскому эмигранту удалось первому в мире организовать подготовку специалистов-вертолетостроителей с высшим техническим образованием, развернуть в Принсто-не фундаментальные теоретические и экспериментальные исследования по аэродинамике, динамике полета и прочности винтокрылых летательных аппаратов. Большую помощь в этом ученому оказал Сикорский. В 1944 вышла книга Н. "Заметки по теории проектирования вертолетов", ставшая первым учебником по новой специальности. Ею пользовались не только студенты, но и гражданские и военные специалисты, осваивавшие новый вид авиационной техники. В следующем году книга была переиздана. Вскоре Н. пришел к выводу, что изложенный в книге анализ нагрузок на лопастях несущего винта неудобен для практического использования и в 1947 подготовил новое исследование по данному вопросу. В 1951 был опубликован фундаментальный труд Н. "Вертолетный анализ", впервые комплексно охвативший все разделы науки о винтокрылых летательных аппаратах: проектирование, аэродинамику, динамику полета и прочность. Особое внимание автор уделил исследованию характеристик вертолетов в разных режимах полета, математическому анализу динамической устойчивости и управляемости винтокрылых аппаратов, вопросам обеспечения прочности лопастей. Монография не только охватывала все основные аспекты теории нового вида авиационной техники, но и давала методику решения главных проблем. С этой книги многие вертолетостроители начинали постижение основ своей профессии.
Н. был убежден, что аналитическая оценка феномена полета винтокрылого аппарата при всей своей важности не дает исчерпывающего и окончательного результата, особенно в вопросах, касающихся его динамики и пилотажных характеристик, и требует также всесторонней экспериментальной проверки. "Не доверяй каким-либо вычислениям, пока они не сопровождены хотя бы простым физическим объяснением и не подтверждены результатами ряда испытаний, предпочтительно на разных экспериментальных стендах", - учил Н. своих студентов и аспирантов. Ученый заслужил славу не только блестящего аналитика, но и выдающегося экспериментатора. Под его руководством в Принстонском университете было создано уникальное оборудование для экспериментальных исследований по вертолетной тематике. Во 2-й половине 40-х построена многоэтажная "Башня Никольского" для всесторонних исследований режима авторотации несущих винтов, а в 50-х - знаменитый "Принстонский трек", представляющий собой длинный (ок. 250 м) корпус-коридор, внутри которого с большой скоростью движется по рельсам тележка с испытываемой моделью. Оснащенный уникальным оборудованием, обеспечивающим испытания в условиях, максимально приближенных к реальному полету, трек широко используется и в настоящее время для исследований различных вопросов, связанных с полетом вертолетов.
Фундаментальные разработки, проведенные Н. в "Башне" и на "треке", получили отражение в его многочисленных статьях и отчетах. Под его руководством были созданы также испытательные стенды для изучения индуктивных потоков под несущим винтом. Отчеты об этом внесли важнейший вклад в современные представления о вихревой теории несущего винта. Параллельно с экспериментальными исследованиями на моделях Н. занимался и совершенствованием методик летных испытаний по динамике полета вертолета. Вопросам динамической устойчивости винтокрылых летательных аппаратов был посвящен ряд его последних работ. Помимо основной специальности - верто-летостроения, ученый занимался исследованиями вопросов динамики и аэродинамики самолетов, консультировал вертолете -, и самолетостроительные фирмы. Н. были подготовлены многочисленные специалисты-вертолетостроители. Его ученики занимали высокие посты в промышленности и на государственной службе, были профессорами университетов. Ученый неоднократно выезжал для чтения лекций в др. американские и зарубежные научные и учебные заведения. Он состоял в числе советников президента США, военного и морского министерств, НАСА и др. государственных и общественных организаций. В память о выдающемся ученом Американское вертолетное общество учредило "Мемориальную лекцию Никольского", которой Общество награждает выдающихся ученых в области вертолетостроения за научные работы, представляющие "высочайшие идеалы и достижения в области проектирования и постройки вертолетов...". Первым такой награды удостоился в 1981 крупнейший американский ученый в области проектирования вертолетов В.Степневский, уроженец Каменец-Подольского.
В.Михеев.
НОВГОРОД-СЕВЕРСКИЙ Иван Иванович (наст. фам. и имя Пояшкевич Ян) (13.1 1.1893, Александровск-на-Амуре - 10.7.1969, Ванв, близ Парижа) - поэт, прозаик. Детство провел на Амуре, жил затем в Мариинске Томской губернии, учился в Омском механико-техническом училище, окончил военную школу в Иркутске. Далекие предки Н.-С. были переселенцами из Новгород-Северска, с этим связан его псевдоним. В молодости исходил и изъездил весь сибирский край на верховой лошади, почтовых упряжках и на лыжах по личным интересам и по делам Переселенческого управления. Увиденное и пережитое явилось предметом его творчества. Он "впитал в себя всю поэзию Севера России", - писал один из его современников (П.Ковалевский). Штабс-капитаном участвовал в 1-й мировой войне, был контужен. В годы гражданской войны служил в Добровольческой армии; генералом Врангелем был произведен в полковники. Автор популярной песни "Пусть свищут пули". В 1920 через Константинополь эмигрировал в Болгарию, оттуда - в Париж. Был студентом Богословского института при Сергиевом Подворье (1926-27). Женился на племяннице И.Шмелева - Ю.Кутыриной.
Писать стихи начал в 1913, но издавать их стал только в эмиграции. В Константинополе вышла первая его книжка "Как растут кресты" (1921), в Париже - сборник "Заполярье" (1939). За ним последовало издание отдельными "книжками-тетрадками" стихотворных циклов "Тундра" (1939), "Арктика" (б.г.), "Айсберги" (1942), "Чум" (1942), "Шаманы" (б.г.) и др., объединенные затем в одну книгу под названием "Аргыш" (на языке эвенков - караван собачьих упряжек). Шмелев сопроводил сборник "Заполярье" вступительной статьей, в которой писал: "Я прочитал и увидел, унылая тундра открыла чуткой душе поэта редкую красоту... В этих книжках нет слова "Россия". Но ее чувствуешь в безмерности снеговой пустыни". В стихах Н.-С. "не только пейзаж, картинки жизни тунгусов-эвенков, в них - и духовная углубленность и чувство благоговения, богатство внутреннего видения. Поэзия его светлая, бодрая". По названиям стихотворений и отраженной в них реальности нетрудно представить. маршруты путешествий Н.-С.: "К океану", "Край земли", "На Таймырском полуострове", "Арктика", "Медвежьи острова", "Индигирка". "Я первый следопыт родных снегов, / Я капитан Майн Рид полярных прерий", - писал Н.-С. Современники отмечали мастерство Н.-С. в обрисовке картин природы, умение опоэтизировать суровый и угрюмый пейзаж, запечатлеть мгновения. В его стихах узнаются черты быта, характера и обычаи хозяев снежного края: "В тунгусском чуме одиноком / Я отдохнуть порой непрочь... / Со мной хозяева тунгусы / разделят ужин и покой"; "У камелька сидит старушка с детворой / ...И льются ручейком седые сказки". В цикле "Тайга" - стихи о Приморье ("Тайга шумит", "Жень-Шень", "Дерсу Узала"). Цикл "Пески поют" уводит за пределы Сибири - в Монголию, Среднюю Азию, Тибет. Цикл "Ковыль да поле" поэтизирует путешествие по Алтаю. В 1949 Н.-С. издал стихотворный цикл "Самоцветы" - о драгоценных камнях - уникальное в поэзии явление. К тайнам каждого из камней поэт нашел поэтический ключ: "В топазном блеске гамма света"; "Аквамарин - застывшая волна... Но грань его огня полна"; "Жемчуг черный - жемчуг ночи / томной страсти, мутных снов". Циклом "К созвездиям" поэт создал род философско-космической лирики, он видел божественное творение "там, в бесконечности вселенной, ...где места нет для смерти тленной". Н.-С. проявил себя и как своеобразный богослов, перелагая в "Библейских напевах" стихами "Песнь песней", "Послания", сочиняя и просто молитвы. Во вступительной заметке к циклу "Аве Мария" М.Гофман писал, что Н.-С. "поэт совершенно особенный". Безразлично, что он пишет, "важно его поэтическое восприятие и поэтическое выражение мира. Содержание его поэзии глубоко, богато и разнообразно".
Н.-С. публиковал в парижском журнале "Возрождение" стихотворения (1954), "Таежные рассказы" (1962, 1965, 1967, 1968), в мюнхенском альманахе "Грани" - "Сибирские сказки" (1956). Книга "Сказки сибирские. Легенды о Божьей матери" издана в Мюнхене (1960) и в Париже Русским институтом (1961), книга "Степные огни" - в Мюнхене (1964). Проза, как и поэзия Н.-С., вызывала положительные отзывы писателей и критиков. Я.Горбов писал о книге сказок и легенд, что "в них отразилась самобытная оригинальность автора-сибиряка и таежника", его манера вести рассказ "под народную речь"; объектом его сказок стали "одухотворенные и неодухотворенные обитатели тайги, рек, тундры, гор и озер", "он их любит и делит с ними радости и невзгоды". О.Можайская отмечала мягкий, но язвительный юмор автора, эпический тон повествования, приверженность народному языку, "погруженность всем существом в народную стихию". Он вобрал в себя "душу Сибири-Матери", всех разноязычных племен, ее населяющих. В статье, посвященной памяти писателя, Ю.Терапиано писал о любви Н.-С. к родному краю, ее природе, ее народностям. Уроженец Сибири, "он с детства научился чувствовать природу этого сурового, но чрезвычайно величественного края и нашел свой особый язык, чтобы говорить о нем".
Соч.: Моя Сибирь. Париж, 1973.
Лит.: Горбов Я. Литературные заметки // Возрождение, 1961, № 114; П.К. (П.Ковалевский). Ив.Ив.Новгород-Северский // Рус. мысль, 1969, 14 авг.; Можайская О. Иван Новгород-Северский - чудесный сказочник // Там же, 1969, 11 сент.; Терапиа-но Ю. Памяти И. И. Новгород-Север ского // Там же, 1969, 30 окт.; Ю.Я.К. (Кутырина). Иван Новгород-Северский (Некролог) // Возрождение, 1969, № 23.
Е. Трущенко
НОВГОРОДЦЕВ Павел Иванович (28.2.1866, Бахмут, Екатеринославской губ. - 23.4.1924, Прага) - философ права, общественный деятель. Родился в купеческой семье. В 1884 окончил екатеринославскую гимназию и поступил на естественное отделение физико-математического факультета Московского университета, с которого в том же году перешел на юридический факультет. По окончании университета в 1888 Н. был оставлен на кафедре истории философии права для подготовки к профессорскому званию. В конце 1880-х Н. сблизился с социал-либеральным кружком В.Вернадского, С.Ольденбурга и др. ("Приютинское братство") и принял участие в ряде его общественных инициатив, в том числе во время голода 1891-92. С 1890 по 1899 с перерывами работал над диссертацией в заграничных командировках. В 1896 избран приват-доцентом университета, в 1897 защитил магистерскую диссертацию "Историческая школа юристов, ее происхождение и судьба". С 1898 читал в университете курс истории философии права. В 1902 защитил докторскую диссертацию "Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве" и в 1903 стал профессором университета по кафедре энциклопедии права и истории философии права. В 1901-2, вместе с представителями "критического направления" в русском марксизме (П.Струве, С.Булгаковым, С.Франком и др.) стал одним из составителей и редактором сборника "Проблемы идеализма" (1902), положившего начало синтетическому либерально-социалистическому "идеалистическому направлению" в русском освободительном движении. С 1904 член Совета Союза освобождения. В конце 1905 Н. вступил в кадетскую партию, в марте 1905 был кооптирован в состав ее ЦК. Избранный в 1-ю Государственную думу от Екатеринославской губернии, летом 1906 принял участие в составлении и принятии оппозиционными депутатами думы Выборгского воззвания о гражданском неповиновении в связи с досрочным ее роспуском, за что подвергся тюремному заключению. Лишенный избирательных прав, Н. отказался и от профессуры Московского университета, продолжая читать там лекции в качестве приват-доцента (1907-11). С 1906 возглавил Московский коммерческий институт, ставший центром притяжения либеральной профессуры. Одновременно преподавал на Высших женских курсах.
Труды и лекции Н. сделали его признанным главой идеалистической школы в русской философии права. Критикуя историзм и релятивизм в философии права, он обосновывал идеи естественного права, опирающегося на этику "абсолютных ценностей". Соединяя идеи этической автономии личности и правового государства, Н. стремился согласовать личное и общественное начала права, политическую свободу и социальную справедливость. Однако, признавая абсолютные идеалы, Н. последовательно выступал против разнообразных консервативных, социалистических и анархических "утопий земного рая".
В 1911 в знак протеста против нарушения университетской автономии вышел в отставку из университета, В годы 1-й мировой войны - активный сотрудник Всероссийского союза городов, московский уполномоченный Особого совещания по топливу. После Февральской революции 1917 вновь избран профессором Московского университета, стал членом-учредителем "Лиги русской культуры", ее Временного комитета в Москве. Избранный снова в состав ЦК кадетской партии, Н. занял определенно антиреволюционную позицию, полагая необходимым установление военной диктатуры для предотвращения государственной катастрофы. В 1918 один из инициаторов создания и руководителей ряда антисоветских подпольных организаций в Москве; в мае, избежав ареста, перешел на нелегальное положение. Участник сборника "Из глубины" (1918). Летом-осенью 1918 перебрался в расположение белых армий на Юге России. Из-за боязни навредить своей семье, оставшейся в Советской России, отказывался от занятия официальных постов (ему предлагали заведовать управлением народного просвещения в администрации генерала Деникина) и публичных выступлений, хотя негласно участвовал в разработке законопроектов Особого совещания при Деникине. В 1919 участник конференции кадетской партии в Екатери-нодаре и Харькове. Выехав по болезни за границу, вскоре вернулся в занятый войсками генерала Врангеля Крым, короткое время преподавал в Симферопольском университете.
После эвакуации из Севастополя (сент, 1920) жил некоторое время в Берлине, сотрудничал в газете "Руль", участвовал в работе местной кадетской группы. С конца 1920 в Праге, отклонив ряд предложений о политико-публицистической деятельности (в том числе в журнале П.Струве "Русская мысль"), сосредоточился на преподавательской работе. В 1921-22 читал лекции в Аахенской технической школе. Весной 1922 основал и возглавил Русский юридический факультет при Пражском университете, стал инициатором создания при нем студенческого Религиозно-философского общества им. Вл.Соловьева. На частной встрече кадетов в Праге 13.4.1923 заявил о необходимости разрыва со старыми кадетскими традициями, об обреченности идей либерализма. По его мнению, в ходе возрождения России идеи правового государства и свободы личности должны быть на время забыты. В конце жизни в серии статей и публичных выступлений Н. сосредоточил свое внимание на религиозном обосновании общественной свободы и права, стремясь синтезировать западническую идею правового устроения жизни с православно-почвенническим проектом внутреннего преобразования личности.
Соч.: Об общественном идеале. М., 1991; Нравственный идеализм в философии права. М., 1994.
М. Колеров
НОВИКОВ Михаил Михайлович (14.3.1876, Москва - 12.1.1965, Нэйак, под Нью-Йорком) - биолог, общественный и государственный деятель. Отец из зажиточной семьи крупных российских скотопромышленников. Осенью 1886, успешно сдав вступительный экзамен, Н. был зачислен в Московское коммерческое училище. После окончания училища в течение семи лет вынужден был в связи с тяжелым материальным положением семьи работать в страховом обществе, банке, заниматься репетиторством. В эти годы у него возникло желание начать изучение биологии и получить образование за границей в одном из университетов, куда принимали с аттестатом коммерческого училища. В 1901 стал студентом Гейдельбергского университета.
В Германии Н. учился у известных ученых: зоолога О.Бючли, из школы которого вышло большое число выдающихся исследователей; профессора физиологии А.Косселя, известного своими исследованиями биохимии клеточного ядра, химии белков и нуклеопротеидов (Нобелевский лауреат 1910) и др. Главными предметами на естественном факультете Н. избрал зоологию, ботанику и палеонтологию. В 1904 Н. получил степень доктора натурфилософии.
Вернувшись в Россию, начал работать по приглашению Н.Кольцова в Институте сравнительной анатомии при Московском университете. Осенью 1906 получил звание приват-доцента Московского университета. Для углубления своего научного образования в этом же году выехал на два года за границу. Работал в Гейдельберге, Париже, на Биологических станциях в Виллафранке, Триесте, Ровиньо. В Москву вернулся вполне сформировавшимся ученым, опубликовав несколько научных трудов и подготовив материал для докторской диссертации. В 1908/9 учебном году начал читать курс по общей гистологии; был избран гласным московской городской думы (в этой должности состоял в течение 10 лет). В 1909 Н. защитил магистерскую диссертацию, посвященную гистологическому исследованию хрящевой и костной ткани, в январе 1911 - докторскую диссертацию, в которой описал строение третьего ("теменного") глаза у некоторых позвоночных животных. На эту тему Н. сделал в августе 1910 научный доклад на международном съезде зоологов в Граце. Докторская степень давала Н. право на занятие должности ординарного профессора Московского университета. Однако в 1911 он в знак протеста против политики министра народного просвещения Л.Кассо подал в отставку в числе 130 наиболее влиятельных профессоров и доцентов Московского университета. Н. трижды принимал участие в коллективных протестах в защиту университетской автономии. Второе его выступление состоялось в 1920, когда он в качестве ректора Московского университета резко возразил против радикальной ломки основ университетского самоуправления Наркомпросом. Третий случай имел место в начале 1945, когда совет Братиславского университета, членом которого Н. состоял, единодушно опротестовал закон, принятый правительством Словакии, по которому в угоду Гитлеру в систему управления высшей школой вводились диктаторские приемы.
Покинув Московский университет, Н. получил возможность продолжить свою преподавательскую деятельность в Московском коммерческом институте, куда его пригласили читать курс сравнительной анатомии на техническом отделении. В институте Н. проработал около 5 лет. В 1912 он был избран ординарным профессором Коммерческого института. Став членом 4-й Государственной думы (1912), всячески содействовал примирению министерства народного просвещения с покинувшими в 1911 Московский университет профессорами, многие из которых стали возвращаться на свои старые кафедры.
В годы 1-й мировой войны Н. был назначен председателем Московского отделения Комитета помощи военнопленным Международного Красного Креста. За энергичную деятельность был удостоен ордена Красного Креста. 30.9.1916 на заседании физико-математического факультета Московского университета Н. был избран ординарным профессором кафедры зоологии. Однако, занятый работой в Государственной думе (организация новых учебных заведений в России, подготовка законопроекта об изменении устава университетов, обеспечивавшего им наибольшую автономию и др.), он приступил к преподаванию лишь в октябре 1917. Тогда же был избран ректором Московского университета. На кафедре зоологии Н. читал новый курс по общей биологии и сравнительной анатомии беспозвоночных. Одновременно заведовал Зоологической лабораторией и занимался редакторской работой в Обществе испытателей природы. Помимо Московского университета, Н. читал курсы лекций в Московском коммерческом и в Горном институтах.
После Октябрьской революции Н. неоднократно попадал в опалу. В 1918 Совет народных комиссаров издал предписание, согласно которому Н. и бывшему ректору Московского университета М.Мензбиру угрожали привлечением к ответственности за неисполнение декрета СНК о ликвидации домовых церквей. Однако арестован Н. был по иному поводу - в связи с судебным процессом над участниками т.н. подпольной контрреволюционной организации Тактический центр (сент. 1918). В течение 13 дней он находился в заключении в Сущевской районной чрезвычайной комиссии; дома у Новиковых был произведен обыск. Иных последствий для Н. это дело не имело. На какое-то время, казалось, жизнь наладилась: в 1918 Н. стал деканом физико-математического факультета Московского университета, весной 1919 вновь был выбран ректором. Летом 1919 его избрали председателем Научной комиссии при Научно-техническом отделе ВСНХ. Резкий поворот в судьбе Н. произошел в сентябре 1922, когда его вызвали в ГПУ и предъявили немотивированное требование в семидневный срок покинуть пределы России.
По прибытии в Берлин Н. принял участие в организации Русского научного института. В Берлине семья Новиковых оставалась недолго, вскоре они переехали в Гейдельберг, где Н. предоставлялась возможность продолжить свою научную деятельность. В 1923 он получил приглашение от П.Новгородцева, возглавлявшего Русский юридический факультет при Пражском университете, переехать в Чехословакию. В Праге Н. участвовал в организации Русского народного университета (РНУ), открытие которого состоялось 16.10.1923; выбран заместителем председателя университета (председателями являлись Новгородцев и А.Ки-зеветтер). Вскоре Кизеветтер отказался от поста, и Н. был выбран на его место. Он возглавлял РНУ в течение 16 лет, до конца 1939. Результаты исследовательской работы РНУ публиковались в его "Научных трудах" (выходили с 1928 на рус. и иностр. яз.). Н. также преподавал в чешском Карловом университете.
В 1935 Н. участвовал в организации Русского эмигрантского музея (инициатива исходила от В.Булгакова - бывшего личного секретаря Л.Толстого); его открытие состоялось 29.9.1935. Музей разместился в огромном историческом замке XII в., принадлежавшем крупному чешскому промышленнику, ценителю старины и искусства К.Бартонь-Дебенину; 3000 крон музею выделила канцелярия президента Чехословакии. Из разных стран Европы поступали в музей предметы живописи, скульптуры, литературные произведения, труды по науке, технике и истории эмиграции.
Весной 1939 Прага была оккупирована гитлеровской армией. Продолжение работы в Карловом и Русском народном университетах, где культивировалась славянская идея, становилось бесперспективным. Поэтому, получив приглашение из Братиславы занять пост руководителя кафедры зоологии и директора Зоологического института университета, Н. 18.10.1939 переехал с семьей в Словакию. Н. был также президентом Комитета по поддержанию Русской Биологической станции в Виллафранке, расположенной на Средиземном море, недалеко от Ниццы (Франция). С 1886 станция была передана русскому правительству для бесплатного пользования на 99 лет. После большевистского переворота станция была лишена финансирования, и ее сотрудники испытывали большие трудности.
С приближением Советской армии к Братиславе в начале 1945 немецкое командование, по воспоминаниям Н., предложило русской профессуре переехать на Запад, в Германию. После того, как Новиковы попали в американскую зону оккупации Германии, их чуть было не подвергли репатриации. С большим трудом им удалось добраться до Регенсбурга, где располагалась большая колония русских во главе с бывшим членом Государственной думы В.Харламовым. До 1949 они жили там, однако на работу Н. ездил в Мюнхен (находящийся в 4-х часах езды от Регенсбурга), где силами разных международных организаций был создан (февр. 1946) университет UNRRA ("The United Nations Relief and Rehabilition Administration") - учебное заведение для эмигрантов различных национальностей (существовал в течение двух лет). 6.11.1945 Н. был избран профессором УНРРА и деканом естественного факультета; он читал курс общей зоологии для всех четырех факультетов университета. Работая в УНРРА, Н. был избран также профессором Мюнхенского университета, где он продолжал свою академическую деятельность. В августе 1949 в возрасте 73 лет Н. уехал в США, в Нью-Йорк, где выступал с чтением публичных лекций в русских и американских научных и культурных учреждениях, занимался писательской деятельностью, возглавлял Русскую академическую группу в США.
Н. было написано свыше 120 книг и статей естественно-научного содержания на разных европейских языках. Многие его научные открытия, как, например, исследования особенностей строения зрительных органов низших животных, действия гормонов на жизнедеятельность простейших организмов, теория закономерного образования органических форм и др., получили широкое признание. В 1954 Гейдельбергский университет наградил Н. "золотым докторским дипломом"; Н. был избран действительным членом Американской Академии искусств и наук (1957), а также членом целого ряда российских и иностранных научных обществ.
Соч.: Исследования о хрящевой и костной ткани. М., 1909; Исследования о теменном глазе ящериц. М., 1910; Минога как ценное пищевое средство (в соавт. с Я.Я. Никитинским). М., 1919; Московский университет в первый период большевистского режима / Московский университет, 1755-1930. Юбилейный сб. Париж, 1930; От Москвы до Нью-Йорка. Моя жизнь в науке и политике. Нью-Йорк, 1952; Великаны российского естествознания. Франкфурт-на-Майне, 1960.
Лит.: Скончался профессор М.М.Новиков // Рус. мысль, 1965, 12 янв.
Т.Ульянкина