ФАН-ДЕР-ФЛИТ Александр Петрович (29.10.1870, Петербург - 1.9.1941, Прага) - специалист в области теории корабля и авиационных конструкций. Ф. принадлежал к обрусевшей семье голландского происхождения. Одна из ветвей рода Фан-дер-Флитов (Van-der-Vliet) обосновалась в России в 1-й половине XVIII в., войдя в состав сначала архангельского, а затем петербургского купечества. Потомки рода находились на государственной службе, были приняты в российское дворянство в XIX в., породнились с известными русскими семьями (в родстве с ними состояли адмиралы М.Лазарев и В.Корнилов, академик А.Пыпин).
Ф. был вторым сыном в семье профессора кафедры физики Петербургского университета Петра Петровича Ф.; мать, Пелагея Николаевна, была сестрой известного русского литературоведа А.Пыпина. После окончания гимназии при Историко-филологическом институте (1889) Ф. поступил в Петербургский университет. В 1895 окончил математическое отделение с дипломом 1-й степени и был оставлен на два года при кафедре практической и теоретической механики, которую возглавлял профессор Д.Бобылев, для подготовки к профессорскому званию.
На протяжении всей своей жизни Ф. занимался педагогической деятельностью. Он начал с преподавания тригонометрии, начертательной геометрии и краткого курса дифференциального исчисления в Военно-топографическом училище (1896-1900), вел также занятия по математике и механике в Институте инженеров путей сообщения (1896-1902). В 1902 перешел на преподавательскую работу в только что открывшийся Петербургский политехнический институт. Здесь его деятельность была связана с кафедрой теории корабля, во главе которой стоял тогда известный кораблестроитель профессор К.Боклевский. После защиты диссертации Ф. был утвержден в звании адъюнкта института (1904). С 1909 ординарный профессор Политехнического института по кафедре теории корабля. Неоднократно Ф. исполнял обязанности декана кораблестроительного отделения, а также директора института. Параллельно с работой в Политехническом институте Ф. состоял профессором по кафедре прикладной механики (с 1908) и директором (1911-16) Лесного института. В 1915 был назначен членом Совета при министре земледелия. В 1910 награжден орденом Св.Анны 2-й степени. В 1912 удостоился "Высочайшей благодарности за выдающуюся распорядительность и примерное исполнение служебных обязанностей". С 1914 действительный статский советник.
Ф. был дважды женат. В 1896 он женился на дочери сенатского прокурора М.Белова - Надежде Михайловне, от которой имел сына Андрея (род. 1901). Однако вскоре брак этот распался, и после получения развода Ф. женился вторично (1914) - на кандидате естественных наук Лидии Фаддеевне Горбачевой (урожд. Лобза), с которой прожил до конца своих дней (их единственная дочь Александра родилась в 1909).
Интерес к теории корабля появился у Ф. в результате раннего увлечения парусным спортом, сначала в качестве любителя, а потом и конструктора яхт. "Немало способствовало интересу к теории корабля и личное знакомство с А.Н.Крыловым - гениальным творцом многих трудных отделов этой науки", - отмечал Ф. в своем "Curriculum vitae" (1904). Впоследствии им был создан оригинальный трехтомный курс "Теории корабля", развивавший, в частности, теорию качки Крылова. Ряд статей Ф„ связанных преимущественно с остойчивостью корабля, был опубликован в "Известиях" Политехнического института и др. петербургских журналах. Ф. вел также практическую инженерную работу. Лодки конструкции Ф. использовались в начале XX в. Петербургской спасательной службой. В Галерной гавани функционировала "Яхтенная верфь А.П.Фан-дер-Флита", занимавшаяся постройкой и проектированием спасательных ботов и лодок, парусных и моторных яхт, моторных лодок, мелкосидящих судов разного типа, а также буеров для катания на льду. В течение ряда лет Ф. был инженером Главного правления Российского общества спасания на водах, участвовал в издании журнала "Теплоход".
Отзываясь на веяния времени, Ф. начал с 1909 читать курс аэродинамики на организованных при кораблестроительном отделении Политехнического института воздухоплавательных курсах. В 1911 был опубликован его курс "Аэромеханика", явившийся одним из первых фундаментальных руководств в этой области. Ф. принимал участие в работе всех трех Всероссийских воздухоплавательных съездов, выступая с докладами на первых двух (1911, 1912) и являясь председателем секции "Научные основы воздухоплавания" и почетным членом 3-го съезда (1914).
В годы 1-й мировой войны Ф. принимал участие в научно-технических консультациях по военным вопросам. В связи с созданием по инициативе великого князя Александра Михайловича военной авиации он был введен в качестве постоянного члена в Технический комитет учрежденного тогда управления Военно-воздушного флота (1916). В этой роли он проводил, в частности, - совместно с профессорами С.Тимошенко и Г.Ботезатом - экспертизу прочности и надежности модифицированного варианта аэроплана И.Сикорского "Илья Муромец" (май 1917), в процессе которой была выявлена необходимость усиления конструкций этого самолета. Ф. был связан также с созданными при Петроградском политехническом институте "Офицерскими теоретическими курсами авиации". В 1916 Ф. назначили руководителем строительства крупнейшего в России авиационного центра "Авиагородок" под Херсоном. Центр должен был включать авиазаводы, исследовательский комплекс и учебные заведения.
В конце 1917 Ф. переехал из Петрограда в Херсон, участвовал в создании Херсонского политехнического института (открыт летом 1918, но вскоре, после восстановления в Херсоне советской власти, осенью 1920, закрыт). В эти трудные, голодные годы Ф. успел издать ряд учебных курсов для херсонских студентов, хотя порой вынужден был ходить на лекции босиком; средства к существованию добывала его жена, изготовляя из тряпья куклы и торгуя ими на рынке. В 1920 Ф. был привлечен советскими властями к сотрудничеству с судостроительным кооперативом, однако он уже принял решение эмигрировать вместе с семьей. Ф. удалось, несмотря на трехсуточный шторм, выбраться на парусном суденышке из Херсона в Констанцу. Румынские власти отказали русским беженцам в высадке на берег, пришлось отправиться на том же суденышке в Варну, где им было позволено сойти на берег. Ф. послал запросы своим коллегам в Белград и Прагу и вскоре получил приглашения в оба эти университетских города. Ф. выбрал Прагу, 1.1.1921 вместе с семьей он пересек чешскую границу. Ф. сразу же начал работать в Чешском высшем техническом училище - сначала доцентом, а затем (1934-39) профессором аэродинамики и кораблестроения. Он принимал участие также в деятельности Русского народного университета в Праге. В начале 20-х был председателем Союза русских агрономов в Чехословакии. Активным было участие Ф. в создании чехословацкой авиации.
Первой опубликованной за рубежом книгой Ф. был его курс элементарных приближенных вычислений. В 20-х и 30-х в Праге были опубликованы многочисленные литографированные учебные пособия и инженерные работы Ф, по вопросам кораблестроения и самолетостроения, связанным с ними задачам сопротивления материалов и аэродинамики, по механике и математике, а также по лесоведению (часть из них включала переложение на чешский язык его работ, ранее опубликованных в России). Работы Ф. печаталась в основном в журналах "Technicky obzor", "Strojnicky obzor", в трудах Военно-воздушного учебного института и Маса-риковской Академии наук, а также в "Ученых записках Русской учебной коллегии в Праге" и в "Научных трудах Русского народного университета в Праге".
Соч.: Изгиб симметрично нагруженных сжатых и вытянутых балок со свободными и заделанными концами. СПб., 1904; Теория корабля. Курс лекций, читанных на Кораблестроительном отделении. СПб., 1911-16 (литограф, изд.); Аэромеханика. Лекции, читанные на воздухоплавательных курсах при Кораблестроительном отделении. СПб., 1911 (литограф, изд.);
Арифметика приближенных чисел. Прага, 1922.
Лит.: Levicka (Van-der-Vliet) A. Lebenserinnerungen, Рукопись.
Арх.: ГИАП, ф.478, оп.23, д.305; РГИА, ф.25, оп.1, д.4598; ф.381, оп.41, д.29163; ф.387, оп.24, д.12597.
Г.Михайлов
ФЕДОРОВА Софья Васильевна (16.9.1879, Москва - 3.1.1963, Нейи под Парижем) - танцовщица. Отец - ремесленник, медник. Училась на балетном отделении Московского театрального училища, по окончании которого (педагог Н.Домашев) с 1.9.1899 танцовщица Большого театра - значилась как Федорова 2-я. В 1900 с большим успехом исполнила партию Мерседес в "Дон Кихоте" Л.Минкуса, заменив заболевшую Е.Гельцер. В том же году была переведена в разряд вторых танцовщиц. Выступала в основном в балетах А.Горского, который создал для нее: в 1901 миниатюру "Танец Анитры" (на муз. Э.Грига) и новую версию партии Жены хана в "Коньке-Горбунке" Ц.Пуни; в 1902 одну из самых значительных партий Ф. - Эсмеральду в "Дочери Гудулы" А.Симона; в 1903 - Старуху в "Золотой рыбке" Л.Минкуса (с добавлением музыки др. комп.); в 1906- служанку Селестен ("Робер и Бертрам, или Два вора" И.Шмидта Пуни, (с добавлением муз. Ф.Шумана, Ф.Шопена, П.Чайковского); в 1910 - Рабыню (жрицу Молоха) в "Саламбо" А.Арендса; в 1914 - Цыганский танец в "Коньке-Горбунке". Среди партий Ф. также: Уличная танцовщица ("Дон Кихот"), Хита ("Дочь фараона" Минкуса), Белая кошечка ("Спящая красавица" Чайковского), Лиза ("Тщетная предосторожность" П.Гертеля), Гюльнара и Медора ("Корсар" А.Адана), Жор-жетта ("Парижский рынок" Пуни), Принцесса ("Волшебное зеркало" А.Корещенко). Ф. исполняла характерные танцы: украинский ("Конек-Горбунок"), панадерос в "Раймонде" А.Глазунова, лезгинка в опере "Руслан и Людмила" М.Глинки, вакханалия ("Времена года" А.Гла-зунова), индусский в "Баядерке" Минкуса, чардаш ("Коппелия" Л.Делиба), испанский ("Аленький цветочек" Ф.Гартмана) и др.
Ф. была характерной танцовщицей. От исполнения классических партий она, как правило, отказывалась, не чувствуя себя достаточно подготовленной к ним технически. Но даже характерные танцы в дивертисментах становились в исполнении Ф. ярким явлением, приобретая самостоятельное значение. Обладая огромным стихийным темпераментом, необычайной экспрессией, доходящей до экстатических состояний, драматическим дарованием, она создавала эмоционально насыщенные образы, окрашенные, как правило, в мрачные тона, что со временем приобретало все больший вес в ее творчестве, Вяч. Иванов сказал о Ф., что "всем своим обликом она будит смутное, тайное воспоминание... Связанные стихии, скрытые за обычной жизнью, умеет развязывать эта заклинательница. Ее область - темная мистика души".
В 1909 она приняла участие в первом балетном Русском сезоне в Париже, танцевала Половецкую девушку в "Половецких плясках" А.Бородина в постановке М.Фокина, с В.Фокиной - "Вакханалию" (муз. Глазунова) и сюиту танцев "Пир" (чардаш на муз. Глазунова в пост. Горского, с М.Мордкиным), имела огромный успех у парижской публики. В 1910 - одалиска в "Шехеразаде" Фокина (на муз. Н.Римского-Корсакова), 1913 - Таор в "Клеопатре" А.Аренского (с музыкой др. комп.).
В 1913 впервые станцевала Жизель в одноименном балете А.Адана, сделав акцент на натуралистической передаче безумия своей героини. Короткое время спустя врачи нашли у нее серьезное нервное расстройство, предвестник скорого психического заболевания. В 1917 закончился срок контракта Ф. с дирекцией Большого театра, но она еще продолжала изредка появляться на сцене. В 1918 ей было приостановлено содержание, в 1919 она переехала в Петроград к своему мужу - П.Оленину, режиссеру и управляющему оперной труппой Мариинского театра. После смерти мужа в 1922 уехала для лечения за границу. Жила в Париже, где давала уроки и периодически выступала на концертной эстраде. В 1925-26 работала в труппе Анны Павловой, в 1928 по приглашению С.Дягилева выступала с "Русским балетом" и спустя 19 лет в "Половецких плясках" снова очаровала Париж. Это было последнее выступление Ф. Вскоре, в связи с обострением болезни, она была помещена в госпиталь, откуда ее забрал друг - Г.Столповский, и поддерживал до конца ее дней.
Лит.: Григоров С. Балетное искусство и С.В.Федорова 2-я. Опыт. М„ 1914; Шайкевич А. Судьба артистки // Русские новости, 1963, № 943; Красовская В. Русский балетный театр начала XX века, ч. 2. Танцовщики. Л., 1972.
Арх.: РГАЛИ, ф.659, оп.З, д.3796.
Г.Андреевская
ФЕДОТОВ Георгий Петрович (1.10.1886, Саратов - 1.9.1951, Бэкон, шт. Нью-Джерси, США) - христианский мыслитель, церковный историк культуры, публицист. Родился в семье управляющего канцелярией саратовского губернатора Петра Ивановича Ф. После его кончины всю заботу о детях (Георгию - старшему из них, было всего 11 лет) взяла на себя мать, Елизавета Андреевна (урожд. Иванова), бывшая учительница музыки; несмотря на материальные трудности, она сумела дать детям приличное образование. Георгий поступил в 1-ю воронежскую гимназию; в средних и старших классах он вынужден был обучаться за казенный счет и даже один год провести в интернате. Не отличавшийся крепким здоровьем, тихий и скромный по натуре, мальчик не мог вполне разделять увлечения своих сверстников. Однако он выделялся необычайными способностями, особенно к гуманитарным наукам. В гимназии Ф. зачитывался произведениями Белинского, Добролюбова, Писарева, Щедрина, Михайловского, Шелгунова и властителей дум тогдашней молодежи - Горького, Андреева, Чехова, Скитальца, а в старших классах увлекся марксизмом и сблизился с социал-демократами. Приверженность неписанному кодексу русской интеллигенции и озабоченность социальной проблемой сохранились у Ф. на всю жизнь.
После окончания в 1904 с золотой медалью гимназии Ф. отправился в Петербург, где в явном противоречии со своими наклонностями к гуманитарным наукам по "идейным" соображениям поступил на механическое отделение Технологического института. Карьера инженера, по его мнению, дала бы возможность сблизиться с рабочими и вести среди них пропаганду. Революция 1905 и прекращение занятий в институте вынудили Ф. уехать в Саратов, где он участвовал в митингах и собраниях рабочих. Вскоре Ф. был арестован за революционную деятельность и приговорен к ссылке в Архангельскую губернию. Однако благодаря общему смягчению полицейского режима при П.Святополк-Мирском и семейным связям (дед Ф. был некогда полицмейстером) ссылку заменили высылкой на два года за границу. В это же время наметился глубокий поворот в духовном становлении одаренного юноши, прошедшего, как и многие интеллигенты того времени, путь от марксизма к православию.
В июле 1906 Ф. подал прошение о зачислении его на историко-филологический факультет Петербургского университета. В 1906-8 учился в университетах Берлина и Йены, посещал лекции и семинары по истории и философии. После возвращения в Россию продолжал учиться в Петербургском университете, специализируясь по истории средних веков. Значительное влияние на становление Ф. как ученого оказали семинары известного русского медиевиста профессора И.Гревса. Освоившись в петербургской культурной среде, Ф. серьезно увлекся поэзией. Особенно заметным на его эстетические вкусы было влияние символизма (А.Блок, Вяч. Иванов) и акмеизма (М.Зенкевич, О.Мандельштам). Занятия в университете продвигались весьма успешно, В выпускном 1910 Ф. написал сочинения "Исповедь" Св.Августи-на как исторический источник", удостоенное золотой медали, Гревс, опубликовавший небольшую рецензию, был весьма высокого мнения об этой работе своего ученика. Для завершения курса в университете Ф. оставалось лишь сдать государственные экзамены, однако неожиданные обстоятельства помешали осуществлению намеченных планов.
Как свидетельствуют архивные документы, и после возвращения Ф. из ссылки он не оставлял активной революционной работы, продолжал сотрудничество с социал-демократами. Во время пребывания Ф. в Саратове на каникулах летом 1910 полиция предприняла попытку повторного ареста за распространение прокламаций. Ф. вынужден был покинуть родной город и эмигрировать. Около года он находился в Италии, кое-как перебиваясь случайными заработками. В 1911 возвратился в Петербург и продолжил подготовку к государственным экзаменам в университете. В течение года Ф. жил по чужому паспорту, постоянно находясь под угрозой ареста. Наконец, он добровольно сдался полиции, надеясь на снисхождение. В ход опять пошли семейные связи, и приговор был вновь смягчен: вместо ссылки его выслали на год из Петербурга с правом выбрать город, Ф. поселился в Риге, где усиленно готовился к экзаменам, которые успешно сдал осенью 1912, Блестящие способности молодого ученого не остались не замеченными, он был оставлен при университете для приготовления к профессорскому званию по кафедре всеобщей истории. В 1914-15 Ф. выдержал магистерские испытания, после чего получил приват-доцентуру по кафедре истории средних веков. С весеннего семестра 1917 он должен был приступить к чтению лекций в университете, но не набралось необходимого числа студентов, записавшихся на курс. Одновременно Ф. преподавал в коммерческом училище М.Шиддовской (1913-16) и готовил материалы к диссертации о Св.епископах Меровингской эпохи. Осенью
1917 Ф. поступил вольнотрудящимся в отдел истории Публичной библиотеки, где познакомился с А.Карташевым и А.Мейером, сыгравшими значительную роль в духовной эволюции Ф. к христианской церковности.
Вскоре после октябрьских событий 1917 вокруг активных участников петербургского Религиозно-Философского общества А.Мейера и К.Половцевой сложился религиозный кружок "Воскресение". Члены кружка, среди которых был и ф., ставили своей целью осмысление происходящего в христианском духе и выработку практики духовного общения. Первоначально весьма аморфный кружок постепенно приобретал церковный характер, и в ноябре 1918 его ядро, куда входил Ф., образовало Братство с обетом "Христос и Свобода". В 1918 Ф. редактировал издававшийся кружком Мейера журнал "Свободные голоса" (вышло всего два номера). В первом номере появилось во многом программное для творчества Ф. эссе "Лицо России", в котором историк с христиан-ско-социалистических позиций ставил проблему переосмысления опыта исторического и культурного развития России в свете революционной катастрофы, призывал к тому, чтобы "облечь плотью великую душу России".
В тяжелые пореволюционные годы Ф. продолжал работать в библиотеке. В 1919 женился на Елене Николаевне Нечаевой, одной из участниц мейеровского кружка. В 1920 после перенесенного тифа он отправился для поправки здоровья в Саратов, где ему была предложена кафедра истории средних веков. Однако преподавательская деятельность Ф. в Саратове не сложилась. Студентов, желавших посвятить себя медиевистике, было немного, а профессорская среда не способствовала глубокому религиозному и философскому общению, несмотря на интересные новые знакомства с философами В.Сеземаном и С.Франком и встречу со старыми друзьями по университету. Свою роль сыграло нежелание идти на идеологические компромиссы, характерные для советской высшей школы, все более испытывавшей давление новой власти. В начале 1923 Ф. покинул родной город - теперь уже навсегда - и возвратился в Петроград. Здесь он вновь стал членом мейеровского Братства, переживая небывалую полноту молитвенного общения. Вместе с некоторыми членами Братства в том же году окончательно вошел в ограду церкви и причастился Св.Даров. Наладилась и материальная жизнь. Оживление издательской деятельности во времена нэпа позволило найти работу переводчика в частных издательствах. В 1923-25 появился ряд статей Ф. по медиевистике, где он стремился выявить идеальные основы самосознания европейской средневековой культуры. В 1924 в серии "Образы человечества", редактировавшейся Гревсом, вышла его первая и единственная на родине книга "Абеляр", в которой четко обозначен его подход к осмыслению культурно-исторической эпохи сквозь призму трагической судьбы религиозной личности. Этот же прием будет использован Ф. позднее в работе "Святой Филипп Митрополит Московский" (1928).
С постепенным угасанием нэпа таяли надежды на свободное творчество. Из-за ужесто-чившейся цензуры осталась неопубликованной статья Ф. "Об утопии Данте". В конце концов под благовидным предлогом работы в иностранных библиотеках Ф. решился навсегда покинуть родину. В начале сентября 1925 он отправился по французской визе через Берлин в Париж. Надежды на работу в частных издательствах или публикацию научных статей во французских исторических журналах оказались неосуществимыми. Но уже зимой 1926 Ф. выступил с блестящими статьями "Три столицы" и "Трагедия интеллигенции" в евразийском журнале "Версты", хотя вовсе не разделял евразийской позиции, усматривая истоки русской культуры в ориентализированном христианстве Византии, связавшей Русь с наследием греко-римского мира, т.е. с европейским культурным типом. За этими работами, принесшими ему известность, последовали статьи, эссе, рецензии в крупнейших периодических изданиях русского зарубежья: бердяевском "Пути" и двухнедельнике А.Керенского "Новая Россия", "Современных записках" и "Вестнике РСХД", "Числах" и "Православной мысли" и др. Энциклопедическое разнообразие тем от социализма до поэзии В.Ходасевича, блестящий литературный талант и дар публициста, поразительная независимость, глубина и парадоксальность мысли, тонкое понимание нюансов духовных процессов в культуре, безупречная нравственная позиция христианина вскоре выдвинули Ф. в число наиболее ярких мыслителей эмиграции, а его публицистику сделали заметным явлением культурной жизни русского зарубежья.
В эмиграции Ф. являлся одним из активных сторонников экуменического движения и с середины 30-х неизменным участником экуменических съездов. Участвовал он и в работе Русского студенческого христианского движения. На Клермонском съезде летом 1927 Ф. познакомился с Е.Скобцовой (матерью Марией) и И. Фондаминским, близкую дружбу с которыми поддерживал вплоть до их гибели в гитлеровских лагерях смерти. В 1931-39 Ф. совместно с философом Ф.Степуном и Фондаминским издавал журнал "Новый Град", провозгласивший в своей программе идею конструктивного переустройства общества на принципах свободного социального и культурного строительства в духе христианства.
Дальнейшая судьба историка определилась приглашением его в 1926 в парижский Православный богословский институт, где он преподавал историю Западной церкви, латинский язык и, позднее, агиологию. Исследование русской святости и, в целом, духовности вылилось в небольшие по объему, но значительные по содержанию книги "Святые Древней Руси" (1931) и "Стихи духовные" (1935). В первой - Ф. ставил своей задачей найти "русскую ветвь православия", основываясь на изучении русской житийной литературы, а во второй - осмыслить особенности русского духовного типа, анализируя по духовным стихам нижние пласты народной религиозности. Эти работы, подготовленные отчасти исследованиями историка А.Кадлубовского, явились предварительным материалом для основного произведения Ф. - "The Russian Religious Mind", которое задумывалось как обширное сочинение по истории русской духовной культуры, охватывавшее период с Х по XX вв. Этот уникальный по масштабу и замыслу труд, к которому мыслитель приступил лишь в конце жизни, находясь в США, так и не был закончен (вышла всего одна книга, посвященная Киевской Руси; 2-й незавершенный том появился уже после смерти историка под редакцией о. И.Мейендорфа).
В 1932 вышла книга Ф. "И есть, и будет", в которой он предложил свое понимание причин и развития революции, утверждал, что она отнюдь не была неизбежной. В брошюре "Социальное значение христианства" (1933) он доказывал, что, хотя христианство не содержит какой-либо социальной доктрины, тем не менее для христианской совести невозможно игнорирование социальных проблем, а социальная этика составляет неотъемлемую часть святоотеческого предания. Христианско-гуманисти-ческие ценности культурного и социального творчества противополагаются Ф. торжеству обездушенной мощи современной цивилизации в статье "Ессе Homo" (1937). В работе "Эсхатология и культура" (1938) он настаивает на самоценности этого творчества перед лицом эсхатологических ожиданий, выдвигая смелую для ортодоксии гипотезу о воскрешении культуры, подобно человеческим телам. Вершиной публицистики Ф. этого периода явились три статьи, объединенные общим названием "Письма о русской культуре". Столь свойственная мыслителю историческая интуиция достигает тут особой остроты. Переосмысливая прошлое и настоящее России, он стремится заглянуть в "завтрашний день", понять резкую грань, проведенную через русскую историю и культуру революцией. Солидаризируясь с Н.Бердяевым в признании противоречивого дуализма национальной души, которая "не дана в истории", а является сменой исторических форм, подобно чередованию звуков в музыке, Ф. показывает, что революция смела верхний европеизированный слой русской культуры, обнажив ее "московские" основания. Этот духовный тип оказался легко вовлеченным в тоталитарную цивилизацию Запада, нивелировавшую все национальные культурные различия ("Русский человек", 1938). Поэтому "Завтрашний день" (1938) русской культуры безрадостен, если нация не найдет в себе силы к духовному возрождению и исполнению своей культурно-исторической миссии. Это, в свою очередь, станет возможным, по мнению Ф., если интеллигенция примет на себя роль духовной аристократии, способной обеспечить движение культурных токов ("Создание элиты", 1939).
Некоторые из неоднозначных публицистических высказываний Ф. в "Новой России" в конце 30-х вызывали возмущение и осуждение профессоров Богословского института, давно указывавших на непозволительно левый уклон его статей. Разразился скандал, на Ф. обрушился шквал критики. В статье "Есть ли в православии свобода мысли и совести" Бердяев выступил на защиту Ф., подчеркивая политический аспект порицания профессорами института высказываний своего коллеги. Сам Ф. не участвовал в публичной полемике (он находился тогда в Англии), не желая подводить под удар институт, но в отставку не подал и в "Новой России" писать не перестал.
После начала 2-й мировой войны и оккупации Парижа нацистами Ф. вынужден был перебраться на юг Франции. Здесь он оказался на острове Олероне, занятом немцами. Однако не терял присутствия духа, отдавшись давно задуманной работе - переводу Псалмов на русский язык. Неожиданно, благодаря помощи Американского Еврейского рабочего комитета, представилась воможность перебраться в США. Путешествие в Новый Свет затянулось почти на 8 месяцев, во время которых он то и дело был на краю гибели. Однако все окончилось благополучно, и 12.9.1941 Ф. вступил на американский берег. Вначале Ф. жил два года в Ныо-Хейвене. Сразу найти подходящую работу оказалось непросто. В 1943 он принял предложение занять должность профессора истории в открывшейся Свято-Владимирской семинарии в Нью-Йорке, где оставался до конца своих дней. Последнее американское десятилетие жизни и творчества русского мыслителя. отмечено рядом статей в одном из крупнейших периодических изданий эмиграции - "Новом журнале". Эти работы относятся, по свидетельству Степуна, к лучшему, но и наиболее спорному, что было написано Ф. ("Новое отечество", 1943; "Загадки России", 1943; "Рождение свободы", 1944; "Россия и свобода", 1945; "Запад и СССР", 1945; "Между двух войн", 1946; "Судьба империй", 1947; "Народ и власть", 1949; "Христианская трагедия", 1950 и др.). Одновременно он выступал с публичными лекциями в "Обществе друзей Богословского института в Париже", публиковался в эсеровском журнале "За свободу", составлял антологию "A Treasury of Russian Spirituality", сотрудничал в ряде американских изданий (в частности, журнале "Christianity and Crisis", редактировавшемся Р.Нибуром). Даже прогрессирующая сердечная болезнь не заставила его отказаться от напряженной творческой работы.
После двухнедельного пребывания в госпитале города Бэкон (шт. Нью-Джерси) Ф. скончался за чтением "Вильгельма Мейстера" Гёте.
Соч.: Полн. собр. статей, т. 1-4. Париж, 1973-88;
Новый Град. Сб. статей. Нью-Йорк, 1952; Христианин в революции. Сб. статей. Париж, 1957; Судьба и грехи России, т. 1-2. Избр.статьи. СПб., 1991.
Лит.: Карпович М.М. Г.П.Ф. // НЖ, 1951, № 27;
Иваск Ю.П. Г.П.Ф. (1886-1951) // Опыты, 1956, № 6;
Его же. Эсхатология и культура. Памяти Г.П.Ф. (1886-1951) // Вест. РСХД, 1972, № 103; Степун Ф.А. Г.П.Ф. // НЖ, 1957, № 49; Сербиненко В.В. Оправдание культуры. Творческий выбор Г.Ф. // Вопр. философии, 1991, № 8.
М.Галахтин
ФЛОРОВСКИЙ Антоний Васильевич (1.12.1884, Елизаветград - 27.3.1968, Прага) - историк. Родился в семье священника. Учился в Одессе в 4-й классической гимназии (1894-1903) и на историко-филологическом факультете Новороссийского университета (1903-8), где занимался в семинарах В.Истрина, И.Линниченко, Э.Штерна, Е.Щепкина. Студенческая работа "Крестьянский вопрос в законодательной комиссии 1767 г." была удостоена золотой медали (1907). Опубликованная на ее основе монография (1910) стала первой печатной работой ученого. По окончании учебы Ф. был оставлен при университете для подготовки к профессорскому званию по кафедре русской истории. Специализировался в области истории России XVIII в. После сдачи магистерских экзаменов (1911) начал читать лекции в должности приват-доцента. В 1916 в Московском университете защитил магистерскую диссертацию на тему: "Состав Законодательной комиссии 1767-1774 гг." (опубл. в 1915, в 1916 удостоена Уваровской премии Академии наук). С 1916 профессор по кафедре русской истории Новороссийского университета (вел курс по древней истории Руси). Одновременно читал лекции по русской истории на Высших женских курсах в Одессе (с 1915), на экономическом факультете Одесского политехнического института (1917-18). С 1920 преподавал в институтах, образованных на базе университета, в Археологическом институте.
Работал в научных организациях и обществах - Одесском библиографическом обществе, Историко-филологическом обществе (1912), Одесском обществе истории и древностей (1911-22). Был помощником заведующего Одесским областным архивным управлением (1920), директором Одесской публичной библиотеки (1921) и главной библиотеки Одесской высшей школы (быв. Университетской, 1922). Действительный член Одесского славянского благотворительного общества (1911).
В 1922 по распоряжению советского правительства был выслан за границу. Вначале поселился в Праге. Вошел в состав Русской учебной коллегии и возглавил ее историко-филоло-гическое отделение (1923-30), работал на Русском юридическом факультете (с 1923), читал лекции для русских студентов Карлова университета, где с 1933 преподавал историю России на философском факультете. С 1933 доктор философии и профессор Карлова университета. В 1936 на заседании Русской академической группы защитил диссертацию "Чехи и восточные славяне. Очерки по истории чешско-русских отношений (X-XVIII вв.)", оппонентами по которой выступали Я.Бидло, П.Милюков, В.Францев. Был утвержден в степени доктора русской истории, в 1957 получил степень доктора исторических наук Чехословакии. Ординарный профессор кафедры русской истории Карлова университета (1948-57).
Ф. был членом Славянского института в Праге (с 1929), принимал участие в деятельности русских научных организаций в Праге - Русского исторического общества (с 1924, в 1938-40 - председатель общества), Семинара (Института) им. Н.Кондакова (с 1925, в 1947-52 - руководитель Института), Русского заграничного исторического архива (с 1925, в 1933-45 - председатель Ученого совета). Ф. входил в правление Федерации исторических обществ Восточной Европы и славянских стран (с 1927) и участвовал в съездах и конференциях этой организации (1927-38). Выступал с докладами на съездах русских академических организаций за границей (1923, 1928, 1930), Международных конгрессах исторических наук (1933, 1938), конгрессах славистов (1929, 1934), византинистов (1936) и др. В декабре 1946 Ф. получил советское гражданство, но остался жить в Праге.
Научные интересы Ф. охватывали различные проблемы истории России, русско-славянских отношений, историографии и т.п. Ранние работы ученого посвящены изучению крепостного права в России и процессу его ликвидации, начиная со времен Екатерины II. Обращение автора ко всем доступным ему источникам и литературе позволило подойти к рассмотрению состояния крестьянского вопроса в 60-70-х XIX в. достаточно объективно, учитывая позиции различных слоев русского общества. Автор явно симпатизировал императрице, представляя ее как просвещенную монархиню, не-приемлющую рабства и, хотя не выступавшую открыто против позиции большинства российского дворянства, но инспирировавшую в этой среде оппозицию по крестьянскому вопросу. Ф. пришел к выводу, что безрезультатность работы Комиссии 1767-74 и нерешенность крестьянского вопроса заставили крестьян примкнуть к Пугачеву. Однако деятельность Комиссии он не считал бесплодной, т.к. в передовых кругах общества пробудился интерес к положению русских крестьян. Некоторые выводы автора подверглись пересмотру уже в 20-е (Г.Закке), но богатая документальная основа его трудов сохраняет свою ценность и поныне.
Естественным продолжением этих исследований были работы о крестьянском движении в Новороссийском крае в период реформы 1861, основанные на местных архивных материалах ("Воля панская и воля мужицкая" была отмечена как одна из лучших работ с точки зрения анализа источников). Ф. выступал как историк революционного движения, которое, по его мнению, имеет два направления: первое - основанное на теоретических предпосылках, осмысленных кружками, партиями, готовящими широкие организованные выступления; второе - "органическое", возникающее стихийно и выражающее протест в форме массовых народных выступлений, например, крестьянские волнения в период отмены крепостного права. Ф. считал, что для разработки этой темы необходимо привлечь "провинциальные материалы", которые помогают определить масштаб, интенсивность, конкретные формы крестьянского движения. Такая постановка вопроса выявляет и методологические подходы Ф. к исследованию. Обильное цитирование делает изложение конкретным и Обстоятельным. На основе анализа источников автор приходил к выводу, что крестьянское движение вызвано не "ложным пониманием" реформы, а "всей системой отношений крепостного крестьянства к земле и помещикам", "несоответствием актов 19 февраля ожиданиям и чаяниям крепостных", а их выступления "отражают насущные запросы и потребности крепостного крестьянства". Сосредоточение на краеведческой тематике, к которой Ф. обращался и раньше ("Отечественная война и Новороссийский край"), объяснялось не только интересом к местной истории, но и невозможностью во время гражданской войны работать в архивах Москвы, Петрограда и др. городов.
В Праге Ф. продолжал начатое в России изучение комплекса проблем по привезенным с собой материалам. Он опубликовал еще несколько очерков по истории Комиссии 1767-74, расширил исследование древней русской истории, откликаясь на новые работы по вопросу о происхождении и начальном периоде истории Руси ("Новый взгляд на происхождение Русской Правды", "Франко-тюркская теория происхождения Руси", "Князь Рош у Иезекии-ля. Из заметок об имени Русь", "Известия о древней Руси арабского писателя Мискавейхи X-XI вв. и его продолжателя", рецензии на книги Г.Янушевского, Г.Бараца, М.Шахматова и др.). Ф. тщательно излагал концепции различных авторов, особое внимание обращая на методику исследования и анализ ими источников, высказывая свою точку зрения на рассматриваемые вопросы. При этом глубокое уважение к чужому мнению и признание заслуг других ученых являлось неотъемлемой чертой сочинений Ф.
В пражский период Ф. привлекла тема об Угорской Руси и ее представителях, работавших в России ("Заметки И.С.Орлая о Карпатской Руси", "Карпаторосс И.А.Зейкан - наставник императора Петра 1-го" и др.).
Большое внимание уделял Ф. составлению систематических обзоров русской исторической литературы, издаваемой в СССР и за рубежом. Ему удалось создать ценную, достаточно полную библиографию советских и эмигрантских исторических изданий за 1918 - начало 1930-х. Объясняя неравномерность исследований в разных областях исторической науки составом научных сил эмиграции и условиями работы русских историков за рубежом, Ф. в то же время подчеркивал их неразрывную связь с русской исторической традицией и отстаивал их право представлять русскую науку на международных научных форумах. В своей оценке советской историографии Ф., отмечая зачастую необъективность научной позиции и сужение исследовательской тематики, вместе с тем подчеркивал, что исследовательская и особенно публикаторская деятельность советских историков служила расширению познания исторических процессов и явлений; для плодотворного осмысления накопленного ими огромного материала, считал Ф., не хватало лишь "свободы научной мысли". Ф. опубликовал также научно-биографические очерки о Б.Евреинове, А.Кизеветтере, Е.Шмурло и др.
В годы жизни в Чехословакии основной научно-исследовательской темой Ф. стали чеш-ско-русские отношения, результаты изучения которых позволяют считать его также и историком-славистом. Этой теме посвящены многие работы ученого, опубликованные на русском и чешском языках. Главный труд - "Чехи и восточные славяне" (т. I-II. Прага, 1935-47) - отличается чрезвычайно широкой постановкой вопроса; он охватывает период с Х по XVIII в. и рассматривает историю культурных, политических и экономических отношений двух славянских народов. Для освещения темы им привлекались в основном опубликованные источники и литература, но выявлялись и совершенно новые архивные материалы, на основании которых в книге подняты не изучавшиеся ранее вопросы (о русско-чешской торговле с XV в., о восприятии в Чехии исторических событий Московского государства в XVI-XVII вв. и др.). Давая монографическую разработку различных аспектов чешско-русских связей, Ф. подчеркивал, что в анализе межславянского общения нужно прежде всего иметь в виду не столько "всю полноту фактического соотношения этих племен и народов", сколько "проявления сознания близости" этих народов, "мысль о славянской взаимности"; в этой связи необходимы аналогичные исследования взаимоотношений всех славянских народов. Книга имела большой отклик в Чехословакии. Реферат ее Ф. опубликовал в СССР (Вопр. истории, 1947, № 8).
Большое внимание Ф. уделял изучению эпохи Петра I, особенно внешней политике России в конце XVII - 1-й четверти XVIII вв., обследовав с этой целью многие архивы Чехословакии и Австрии. Основные труды по этой теме - "Русско-австрийские отношения в эпоху Петра Великого" (Прага, 1955) и "От Полтавы до Прута" (остался незаконченным, опубл. Прага, 1971). В книгах раскрыты малоизвестные в науке обстоятельства деятельности австрийской миссии в России, на основании которых автор делал вывод о том, что сходство внешнеполитических интересов не определяет механически "неизбежности солидарности" двух держав. В этих, как и в других работах, Ф. показал исключительное мастерство представлять конкретные эпизоды в широком историческом контексте. Главным критерием ученого всегда оставалась научная объективность исследования. "Для подлинного историка, - писал Ф., - ...не существует розовых очков".
Свои политические взгляды Ф. не афишировал. Известно, что в 20-х он мечтал о России, которая "освободится от советской власти и вновь оживет"; после 2-й мировой войны его отношение к стране, победившей фашизм, изменилось. Он установил тесные научные связи с советскими коллегами и опубликовал на родине ряд работ.
Соч.: Легенда о Чехе, Лехе и Русе в истории славянских изучений. Прага, 1929; Русская историческая наука в эмиграции (1920-1930) // Тр. V съезда Рус. акад. орг-ций за границей, ч.1. София, 1931; Historical Studies in Soviet Russia // The Slavonic and East European Review, 1935, vol. XIII, № 38; CeSti jesuite na Rusi. Jesuite ce§ke provincie a slovansky Vychod. Praha, 1941; Ce^ko sukno na vychodoevropskem trhu v XVI az XVIII veku. Praha, 1947; Об архиве Карла XII под Полтавой / Полтавская победа. М., 1959; Из материалов по истории России эпохи Петра I в чешских архивах / Археографич. ежегодник за 1967 г. М., 1969.
Лит.: Зайончковский П.А. Антоний Васильевич Флоровский [Некролог] // Ист. СССР, 1969, № 2; Биография А.В.Флоровского (1960 г.) / Пашуто В.Т. Русские историки-эмигранты в Европе. М., 1992; Лаптева Л.П. Русский историк-эмигрант А.В.Флоровский как исследователь чешско-русских связей // Вест. МГУ. Сер.8. История. 1994, № 1.
Арх.: Арх. РАН, ф.1609, оп.1-2.
Е.Аксенова
ФЛОРОВСКИЙ Георгий Васильевич (28.8.1893, Елизаветград - 11.8.1979, При-нстон, США) - философ и богослов. Родился в семье священника. В 1894 семья Ф. переселилась в Одессу, где отец Ф. в 1905 стал настоятелем кафедрального собора. В 1911 с золотой медалью окончил 5-ю городскую гимназию и поступил на историко-филологический факультет Новороссийского университета в Одессе. В 1912 дебютировал в научной прессе. В университете Ф. испытал сильное влияние философии Ш.Ренувье и У.Джемса, а также марбургской школы неокантианства. В 1913 Ф. получил серебряную медаль за студенческую работу по классической филологии "Разработка мифа об Амфитрионе в древней и новой драме". В 1916 - золотую медаль за философскую работу "Современные учения об умозаключениях". В 1916 по окончании университета был оставлен при кафедре философии и психологии для подготовки к профессорскому званию и до 1919 готовился к магистерскому экзамену, преподавая в одесских гимназиях логику и философию. В октябре 1919 по прочтении пробных лекций на факультете занял должность приват-доцента.
В конце 1919 вместе с семьей эмигрировал из России и в январе 1920 обосновался в Софии. Первое время давал частные уроки детям, выполнял техническую работу для русско-болгарского издательства. Одновременно работал над диссертацией о Герцене. Принимал активное участие в Русском Религиозно-Философском обществе. В это время Ф. сблизился с П.Савицким, Н.Трубецким и П.Сувчинским и стал одним из основателей евразийства. Опубликовал ряд статей в первых евразийских печатных изданиях, которые положили действительное начало его писательской деятельности. В декабре 1921 переселился в Прагу, где с осени 1922 начал читать курс истории русской литературы в Высшем Коммерческом институте, а зимой приступил к исполнению обязанностей ассистента профессоров П.Новгородцева, Н.Алексеева и доцента Г.Гурвича в семинаре "Философия закона и государственный закон" на Русском юридическом факультете при Пражском университете. Здесь же в Праге 27.4.1922 Ф. обвенчался с Ксенией Ивановной Симоновой, выпускницей Бестужевских курсов, талантливой художницей и переводчицей, которая на протяжении 55 лет была его верной спутницей.
3.6.1923 состоялась защита докторской диссертации Ф. "Историческая философия Герцена", вызвавшая острые дискуссии (офиц. оппоненты Н.Лосский, П.Струве, В.Зеньковский). После присвоения Ф. звания доктора наук он занял должность приват-доцента на кафедре истории философии права Русского юридического факультета; читал курс "Платон и Аристотель", вел практические занятия. Как автор статей и рецензий активно сотрудничал в крупнейших журналах эмиграции - "Русская мысль", "Путь", "Современные записки". За время пребывания в Праге опубликовал более десятка статей и эссе, преимущественно по ис-торико-философским проблемам. Среди наиболее значимых - "К обоснованию логического релятивизма", "К метафизике суждения", "Метафизические предпосылки утопизма". Весной-осенью 1923 начался его отход от евразийства. Почувствовав в евразийстве властные и "геополитические" амбиции, Ф. обвинил евразийцев в измене первоначальным принципам движения. Выдвигая приоритет "православия и культуры", Ф. не мог смириться ни с политизацией евразийства, ни с общей "национал-большевистской" ориентацией его лидеров. Размежеванию Ф. с евразийством способствовали его личный конфликт с Савицким и сближение с С.Булгаковым, который стал его "духовным отцом". Осенью 1923 последний пригласил Ф. (вместе с другими евразийцами) к участию в Братстве Св.Софии, объединившем большинство русских религиозных мыслителей старшего поколения. Вступление в Братство окончательно развело Ф. с евразийцами.
В 1926 Ф. обосновался в Париже и по приглашению С.Булгакова занял место профессора патрологии в Православном Богословском институте. Интерес к патрологии возник у Ф. еще в Одессе, но к ее серьезному исследованию он смог приступить лишь в Праге в 1924, обнаружив, что патрология была его "истинным призванием". В Богословском институте Ф. также преподавал греческий язык и вел курс введения в философию; немалой была роль Ф. в создании институтской библиотеки. Религиозные и богословские темы доминировали в творчестве Ф. начала 30-х, среди них особое значение имеют его "Богословские очерки" и книги "Восточные Отцы IV-го в." (Париж, 1931) и "Византийские Отцы V-VIII вв." (Париж, 1933), в основу которых легли лекции, прочитанные в Богословском институте. Эти книги в полной мере демонстрируют достоинства исследовательского поиска Ф.: беспристрастный анализ первоисточников, богатство фактического материала, продуманные обобщения на фоне широкой исторической перспективы. Начиная с 1933 по инициативе Н.Зернова Ф. в летние месяцы выезжал в Англию для чтения в колледжах лекций по истории православной церкви, положению русской церкви в СССР. В 1937 в Париже вышла самая известная крига Ф. - "Пути русского богословия", ставшая фактически очерком русской интеллектуальной истории, особенно важным в заключительной своей части, повествующей о философски-общественных направлениях начала XX в. В 1939 Ф. был избран член-корреспондентом Русского академического института в Белграде.
Наряду с научной и преподавательской деятельностью Ф. с конца 20-х активно участвовал в экуменическом движении. В 1928 он вступил в Братство Св.Сергия и Св.Албания. С 1929 и до войны выступал с докладами на всех его ежегодных конференциях, с 1936 был соиздателем его журнала - "Соборность", в 1937 избран вице-президентом Братства (оба эти поста он сохранял вплоть до начала войны). Вместе с тем Ф. сыграл видную роль в Русском студенческом христианском движении (РСХД), писал статьи для "Вестника РСХД", участвовал в различных конференциях движения, в частности, был главным докладчиком на конгрессе РСХД в 1931 (Латвия). После своего рукоположения в сан священника (1932, обряд совершен митрополитом Явлогием) вел службу в часовне РСХД (это было его первым местом отправления церковной службы). Ф. приглашали на авторитетные церковные форумы: 1-й конгресс православных богословов в Афинах (29 нояб.-4 дек. 1936), 2-ю конференцию Веры и Церковного устройства (3-18 авг. 1937, Эдинбург).
Начало 2-й мировой войны застало Флоренских в Швейцарии, затем в 1941 они обосновались в Белграде, где и оставались до осени 1944. Ф. преподавал в гимназиях, был священником. С занятием Белграда войсками Б.Тито решил переехать в Чехословакию. С большим трудом в ноябре 1944 он с женой добрался до Праги, однако с приходом Красной армии они отказались от намерения задержаться здесь у родственников; возник план вернуться во Францию. Между тем выезд на Запад для русских эмигрантов представлял значительные трудности, понадобились официальные обращения к президенту Бенешу, а также известная доля везения, прежде чем в декабре 1945 на дипломатическом самолете Флоровские вылетели в Париж.
Весной 1946 Ф. возобновил преподавание в Богословском институте (догматика и моральное богословие). Одновременно он часто выезжал с чтением лекций в ведущие университетские центры Европы: Дублин, Ааргус, Лунд (1946), Оксфорд, Кэмбридж (1947), Марбург, Майнц, Тюбинген, Гейдельберг (1948). Ф. вернулся также к своим многочисленным обязанностям в рамках экуменического движения: принимал участие в ежегодных конференциях Братства Св.Сергия и Св.Албания; выступал на ежегодных конгрессах РСХД; был переизбран в Комиссию движения Веры и Церковного устройства; числился среди активных участников совещаний Временного комитета по подготовке созыва Всемирного Совета Церквей, проходивших на протяжении 1946-48 в Женеве. На Ф. была возложена почетная миссия выступить в качестве представителя православной церкви на открытии 1-й ассамблеи Всемирного Совета Церквей в Амстердаме (22.8.1948). Он был избран в состав Центрального комитета и Исполнительной комиссии Совета. В это время деятельность Ф.-богослова приобретает международную известность.
В сентябре 1948 отбыл в США, где получил место профессора догматического богословия и патрологии, а вскоре стал и деканом Свято-Владимирской духовной академии в Нью-Йорке (до 1955). Одновременно Ф. преподавал богословие в Колумбийском университете (1951-53), был адъюнкт-профессором восточной православной истории и богословия Объединенной богословской семинарии (1951-56), а также адъюнкт-профессором патрологии и догматического богословия в Греко-православной богословской школе Бруклина (шт. Массачусетс, 1955-65), вел курс в Бостонской университетской Школе богословия (1954-55), преподавал историю русской общественной мысли и церковную историю на кафедре Дальнего Востока в университете Вашингтона (лето 1961); регулярно читал лекции во многих университетах и колледжах Америки. С 1956 по 1964 Ф. - профессор восточной церковной истории в Гарвардском университете. В 1950 Бостонский университет присудил ему звание honorary doctorate (S.T.D.).
За годы пребывания в Америке Ф. опубликовал более 50 работ. Оставаясь штатным профессором, Ф. писал преимущественно проповеди, эссе по догматическому богословию и вопросам экуменического движения. Позднее он вновь обратился к волновавшим его темам истории русской религиозной культуры и отцов церкви.
В 50-е Ф. по-прежнему занимал ведущие позиции в экуменическом движении. Он неизменно принимал участие во Всемирных конференциях движения Веры и Церковного устройства, в ежегодных заседаниях Комитета движения. Ф. был среди делегатов на ассамблеях Всемирного Совета Церквей, являлся одним из деятельных членов руководящих органов Совета. По отзыву Н.Лосского, "из всех современных русских богословов О.Георгий наиболее ортодоксален: он стремится строго придерживаться Священного Писания и святоотеческого предания". В конце 1954, в знак признания его заслуг, Ф. был избран президентом Национального совета Церквей в США. Много усилий приложил Ф. по организации православного студенческого движения в США: содействовал созданию Братства студентов в Колумбийском университете (1950), которое послужило примером для подобных Братств в Пенсильванском, Йельском, Бостонском и др. университетах. Не удивительно поэтому, что на объединительной конференции православных Братств Новой Англии, учредившей федерацию православных студенческих колледжей Новой Англии, главным докладчиком выступал Ф. Почти четверть века Ф. вел многоплановую, чрезвычайно напряженную экуменическую деятельность. Однако годы брали свое. В 1961 он вышел из состава Центрального комитета и Исполнительной комиссии Всемирного Совета Церквей, оставив за собой лишь членство в Комитете движения Веры и Церковного устройства.
В июне 1964 Ф. вышел на пенсию, оставил Гарвард и переехал в Принстон, где работал приглашенным профессором на кафедре славистики и богословия: вел семинары по истории славянской литературы, русской религиозной мысли и патрологии. Контракт с ним пролонгировался в течение 8 лет (до 1972), но и позже Ф. не оставил работу: Принстонский богословский семинарий предоставил ему стипендию, и в качестве приглашенного лектора он преподавал церковную историю.
Научная, преподавательская и экуменическая деятельность Ф. принесли ему широкую известность и высокий авторитет в церковных кругах Запада. Идеи Ф. оказали значительное влияние на западную славистику и привлекли устойчивое внимание славистов к истории русской философии XX в.
Соч.: О смерти крестной. Париж, 1930;
Christianity and Culture. Belmont, 1974; The Ecumenical World of Orthodox Civilization. The Hague, 1974; Aspects of Church History. Belmont, 1975; Creation and Redemption. Belmont, 1976.
Лит.: Блейн Э. Завещание Флоровского // Вопр. философии, 1993, № 12; Лосский Н.О. История русской философии. М., 1994.
С.Бычков М. Колеров
ФОКИН Михаил Михайлович (23,4.1880, Петербург - 22.8.1942, Нью-Йорк) - танцовщик, балетмейстер, педагог. Мать - немка Екатерина Кинд из города Мангейма; отец - владелец первоклассного буфета-ресторана в императорском Яхт-клубе - юридически оформил брак и усыновление, когда младшему в семье, Михаилу, было 8 лет. Мать с детства страстно любила театр; отец же был против карьеры сына как танцовщика - по его словам, "попрыгунчика". Мать тайком отвела Михаила на приемные экзамены в Петербургское театральное училище, и отцу пришлось смириться с происшедшим. Позднее Ф. считал, что именно семья заложила в нем двойственное отношение к танцу: страстная любовь уживалась в нем со скептицизмом к своей профессии.
Ф. оказался старательным и способным учеником (педагоги: П.Карсавин, Н.Волков, А.Ши-ряев, П.Герд, Н.Легат, по классу последнего Ф. выпускался). Вместе с другими воспитанниками участвовал в спектаклях Мариинского театра: исполнил Луку в "Волшебной флейте" (1893), Колена в "Тщетной предосторожности" (1896), Адониса в "Шалостях Амура" (1897);
хореография всех этих постановок принадлежала Л.Иванову. В выпускном спектакле 28.3.1898 на сцене Михайловского театра Ф. танцевал партию Адониса в балете "Две звезды" М.Петипа и роль учителя танцев в балете Э.Чекетти "Урок танцев в гостинице". А через месяц, 26 апреля, участвовал в pas de quatre, сочиненном Чекетти для своих лучших учениц - Л.Егоровой и Ю.Седовой и их партнеров - Ф. и М.Обухова. То был вставной номер в спектакль Мариинского театра "Пахита". Дебют был признан блестящим; особенно выделяли воспитанников, по мнению рецензентов, немногим уступавших лучшим солистам.
Всех четверых, минуя кордебалет, определили сразу в танцовщики 2-го разряда. Исполнительская карьера Ф., начавшись на редкость счастливо, и в дальнейшем складывалась удачно. Обилие штрафов и замечаний, вызванных прегрешениями против строгой театральной дисциплины, ничуть не мешали быстрому продвижению по службе, получению новых ролей, а также поощрительных заграничных отпусков. В 1904 Ф. был переведен в танцовщики 1-го разряда и начал преподавать в Театральном училище. Освоение академического репертуара шло в обычном порядке - от сольных партий к ведущим. В "Лебедином озере" Ф. исполнил pas de trois и, правда, очень поздно, в 1917, Зигфрида; в "Спящей красавице" - Голубую птицу, одного из женихов Авроры, наконец, принца Дезире (1904). Иногда приходилось танцевать и характерные партии - например, испанский в "Лебедином", индусский в "Талисмане", танцы в опере "Евгений Онегин". Но главным достоинством Ф.-исполнителя было виртуозное владение классическим танцем. Редкий случай - его заставили бисировать вариацию в "Тщетной предосторожности". Критики ценили в Ф. танцовщика, но и сетовали на недостаток темперамента и артистизма. Тем не менее послужной список артиста пополнялся новыми ролями: Рыбак ("Наяда и рыбак"), Арлекин ("Арлекинада"), Люсьен д'Эрвильи ("Пахита"), Принц Коклюш ("Щелкунчик"), Базиль ("Дон Кихот"), Солор ("Баядерка"), Жан де Бриен ("Раймонда") и др. В этом репертуаре Ф. был традиционно добросовестен, иногда даже восхищал технологией танца, но к игровой и выразительной стороне роли оставался равнодушен, нередко уступая в силе воздействия на зрителей другим исполнителям. В этом отчасти проявилось и его критическое отношение к классическому танцу, к его поэтической условности, к грузу штампов и нелепиц, наслаивавшихся на традицию.
Интересы Ф. были весьма разнообразны. Еще в школе он увлекся живописью, брал частные уроки рисования, много времени проводил в Эрмитаже и в музее Александра III, копируя известные картины. Интерес к музыке, русской прежде всего, привел юношу в любительские кружки, а затем и в оркестр Андреева в качестве балалаечника. Другим любимым инструментом стала для него мандолина. Ф. разучивал на ней "Лебедя" К.Сен-Санса, что послужило в дальнейшем толчком к выбору этой пьесы для создания знаменитого номера А.Павловой. Интерес к фольклору и народным музыкальным инструментам, знакомство с практикой аранжировки, внимание к достоверности изобразительного ряда - все это позднее сказалось в его балетмейстерском творчестве.
Ф. острее многих почувствовал кризисную ситуацию в балетном искусстве и необходимость поиска новых путей. Приезд в Петербург в 1904 знаменитой танцовщицы-босоножки Айседоры Дункан, объявившей своими полуимпровизациями войну канонам классического танца, подсказал новые приемы. Античность, вазовая живопись стали и для Ф. источниками идей. В его первой постановке - "Ацис и Галатея" А.Кадлеца (20.4.1905) - необычным был танец фавнов, движения которых не воспроизводили ни одного из знакомых па: в нем выделялся воспитанник В.Нижинский. В тот же вечер состоялась еще одна фокинская премьера: то был номер "Polka pizzicato" на музыку И.Штрауса для воспитанников Е.Смирновой и Г.Розая. Балетмейстерский дебют Ф. был достаточно скромен, почти не обнаружив ни своеобразия дарования, ни масштаба таланта того, кому в будущем суждено было стать одним из крупнейших хореографов XX в., преобразователем балетного искусства.
Поначалу постановочная работа сосуществовала с педагогической деятельностью и собственным исполнительством, со временем же потеснила и то, и другое. Ф., заменивший П.Гердта у старших воспитанниц, ставил и для Театрального училища, и для благотворительных спектаклей с участием артистов Мариинского театра. Первой постановкой для прославленной труппы была сцена "Погреб вин" из балета А.Рубинштейна "Виноградная лоза" (8.4.1906, Мариинский театр). Хореография заслужила одобрение посетившего спектакль М.Петипа, что косвенно подтверждало ее согласие с классической традицией. Но уже во "Временах года" на музыку П.Чайковского (22.3.1909) - последнем сочинении для Театрального училища - явственно проступало желание хореографа обновить лексику включением в академический танец пластических элементов Дункан.
Самобытный хореограф в Ф. вполне обнаружился в постановках "Эвники" с музыкой композитора-любителя А.Щербачева и "Шопениа-ны" (10.2.1907, Мариинский театр). В "Эвни-ке" сюжет из античности позволял хореографу создать ряд весьма эффектных живописных сцен, пластика которых была разнообразно разработана и напоминала известные академические полотна живописцев; жесты и позы каждого участника были индивидуальны и строго согласованы с музыкой. Движения не передавали существа действия, лишь дополнительно украшали его. Особенно эффектны были танец Эвники (М.Кшесинская} среди воткнутых в пол мечей и танец семи покрывал Актеи (А.Павлова). Постановка была признана удачной и в 1909 вошла в репертуар Мариинского театра. Музыку "Шопенианы" составила сюита из произведений Шопена, оркестрованных А.Глазуновым. Ф. попытался воскресить образы романтического искусства прошлого века в смене контрастных сцен: то праздничных, то мрачных. Своей поэтичностью выделялся Седьмой вальс - его исполнили Павлова и Обухов в костюмах и гриме по эскизу Л.Бакста, Этот номер и определил поэтику второй, известной и поныне, постановки (премьера 11.3.1908, благотворительный спектакль на сцене Мариинского театра; оркестровка М.Келлера). Хореография номеров, сочиненных им для Павловой, Т.Карсавиной, О.Преображенской так точно отвечала характеру дарования этих балерин, что по сути стала портретом каждой. Шедевр Ф. обнаруживал в классическом танце те поэтические глубины и непреходящий смысл, которые он остальным своим творчеством подвергал сомнению. Другим шедевром стал "Лебедь" КСен-Санса, миниатюра, сочиненная для А.Павловой как ее импровизация на заданную хореографом тему (22.1 2.1907). Родившийся в совместном творчестве образ Умирающего лебедя стал позднее символом русского балета.
В 1907 в работе над "Павильоном Армиды" Н.Черепнина произошла знаменательная встреча Ф. с А.Бенуа, сценаристом и художником постановки. Хореограф оказался вовлечен в сферу интересов передовых художественных кругов Петербурга, познакомился с театральным традиционализмом и представителями "Мира искусства". Премьера, состоявшаяся 18.11.1907 в Мариинском театре, утвердила Ф. как самостоятельного художника. В следующем году внимание привлекла постановка "Египетских ночей" на музыку А.Аренского (8.3.1908). Талант Ф. набирал силу. Хореограф ставил много, в том числе миниатюры. Некоторые из них впервые затрагивали темы, принесшие впоследствии хореографу мировую славу. Успехи Ф. дали Бенуа основание рекомендовать его в качестве постановщика С.Дягилеву для готовящихся Русских сезонов в Париже. Сообщество первоклассных художников, литераторов, композиторов, художественное чутье и энергия самого инициатора Сезонов составили ту питательную среду, которая помогла выявиться разным сторонам дарования Ф. Он стал единственным хореографом Сезонов. Поставленные Ф. "Половецкие пляски" из "Князя Игоря" А.Бородина в оформлении Н.Рериха (19.5.1909) оказались самой цельной и безусловно оригинальной постановкой первого Сезона и имели успех едва ли не больший, чем пение Ф.Шаляпина в этом фрагменте. Хореограф создал образ стихийной мощи половцев, по-новому осмысливая возможности характерного танца, но не порывая с традицией этого танца в академическом балете. Остальные постановки - "Павильон Армиды", "Сильфиды" ("Шопениана"), "Клеопатра" ("Египетские ночи") - повторяли с некоторыми вариациями петербургские оригиналы. Наибольшим переделкам подверглись "Египетские ночи" - там центральным стал образ Клеопатры, что оправдывало смену названия, а благополучный финал заменили трагическим. Везде театральная живопись становилась важным участником зрелища, в значительной мере определяя силу эмоционального впечатления. Пластика также чаще всего была ориентирована на эрелищность и чисто внешнюю мотивированность. Например, образ Древнего Египта создавался средствами профильной пластики, буквально повторявшей рисунок древних изображений с профильным положением ног и головы, но фронтально развернутым корпусом. Показательно, что роль Клеопатры исполнила любительница И.Рубинштейн, успех которой в значительной мере объяснялся экзотической внешностью и эффектностью изобразительной пластики. Успех Сезонов взорвал лед равнодушия к балету на Западе. Отныне балет становился центром притяжения самых разнообразных художественных интересов, лабораторией новых идей, оказавших влияние на развитие всего искусства XX в.
Творчество Ф. на этом этапе реализовывало идеи импрессионизма: все подчинялось силе и убедительности каждого отдельного впечатления, из них и складывался спектакль. Творчество Ф. распахнуло двери инструментальной музыке, не предназначенной для балетного искусства. Это открывало новые возможности для хореографии и широко вошло позднее в практику балетного театра XX в. Постигнуть содержание этой музыки пока удавалось редко. Иногда смысл музыки игнорировался ради заманчивого драматического действия. Так произошло в "Шехеразаде" Н.Римского-Корсакова, показанной в Парижской Grand-Opera 4.6.1910 в оформлении Бакста, Действие не соответствовало эпическому характеру музыки, что однако оправдывалось роскошью представления.
Образы итальянской комедии дель-арте помогли Ф. создать в "Карнавале" изящную интермедию, в которой музыке Шумана навязывались идеи поэзии начала века. Классический танец здесь изобретательно возникал в отдельных номерах - и тут же уступал место эпизодам изобразительно-пантомимным. Показанный в Петербурге 20.2.1910 с В.Мейерхольдом в роли Пьеро, "Карнавал" произвел столь благоприятное впечатление, что позднее был включен дирекцией в репертуар Мариинского театра. Парижане увидели спектакль впервые 20 мая того же года.
Наибольший интерес вызвала "Жар-птица" (сценарий и постановка Ф., муз. И.Стравинского, оформление А.Головина; премьера 25.6.1910 в "Grand-Opera"). Ф. строил спектакль на сопоставлении нескольких пластических рядов: полет Жар-птицы вспыхивал, переливался, пугливо замирал в движениях классического танца на пальцах; свободная пластика характеризовала босоногих царевен; персонажи Поганого царства во главе с Кащеем изъяснялись средствами гротеска. Все вместе складывалось в эсте-тизированное изысканное зрелище, в котором разнообразие пластических возможностей использовалось как многоцветье красок, но выразительности собственно танцевальных композиций Ф. по-прежнему избегал.
Третий парижский Сезон начался подлинной сенсацией, вызванной "Видением розы" на музыку "Приглашения к танцу" К.Вебера (сценарий Ж.Водуайе по поэме Т.Готье, оформление Бакста). Девушка, вернувшись с бала, засыпала; роза, оброненная ею на пол, источала пряный аромат, вызывала видение прекрасного юноши. Юноша-греза кружил, взмывал ввысь, вовлекал девушку в свой клубящийся, обволакивающий танец, дарил ей прощальный поцелуй и улетал, так и не пробудив, но оставив томительно-сладостные воспоминания. Т.Карсавина и В.Нижинский - и, увы, только они - создавали этот поэтический образ целомудренной грезы о чувственной любви. Лишь им оказалось подвластно "Видение розы", потому что особенности их исполнительства стали у Ф. материалом постановки, дополнявшим хореографию и придававшим ее поэзии символический смысл.
Вершиной творчества Ф. и дягилевских Сезонов первого, фокинского периода, стал "Петрушка" Стравинского (сценарий Бенуа и Стравинского, оформление Бенуа; премьера 13.6.1911, театр Шатле, Париж). Здесь была достигнута редкостная гармония всех составляющих спектакля. На материале русского площадного театра, включавшего фольклорные мотивы и традицию кукольных представлений, родилось произведение, обнажавшее коренную проблему XX в.: судьбы духовного начала.
Спектакль ошеломил внутренней правдой и провидческой ясностью, словно предрекая грядущие испытания человечеству и неистребимость, несмотря ни на что, духовного естества человека. Ф. строил спектакль на контрастном сопоставлении массовых сцен масляничного гулянья и камерных "кукольных" эпизодов. Пластическая характеристика каждой куклы была индивидуальна и чрезвычайно выразительна. Элементы пальцевой техники классического танца в примитивном кукольно-схематизированном варианте составляли танец Балерины. Нагло-вызывающий самодовольный Арап - весь en dehors, нараспашку; Петрушка, напротив, "закрыт", en dedans, движения его угловаты, ломки, экспрессивно-нервны и как бы рас-согласованы. В замечательном дуэте Карсавиной (Балерина) и Нижинского (Петрушка) лидировал танцовщик - он был центром действия, так же, как и в "Видении розы". В противовес классической традиции балета XIX в. мужской танец выходил на первый план. Это было новым в эстетике хореографического искусства.
В следующем Сезоне 1912 состоялся балетмейстерский дебют Нижинского, положивший конец монополии Ф. в этой сфере. Ф, продолжал ставить, но не его спектакли были теперь в центре внимания. Хореограф и в новых работах возвращался к опробованным полюбившимся темам. Ссора с Дягилевым привела к временному разрыву, и в Сезоне 1913 Ф. не участвовал. Последовавшее перемирие уже не могло вернуть былого положения. Премьеры оказывались самоповторами. Не стали новым словом ни его "Бабочки" на музыку Р.Шумана, ни "Тамара" на музыку М.Балакирева, ни "Дафнис и Хлоя" М.Равеля. Художественные идеи Ф. словно бы исчерпали себя, став мощным стимулом в творчестве шедших следом. В годы 1-й мировой войны лишь подтвердилось очевидное - Ф. Дягилеву был больше не нужен.
Оставался Мариинский театр. В эти петербургские годы Ф. явно тяготел к русским композиторам, и прежде всего к Глинке, поставив на Мариинской сцене его "Вальс-фантазию", "Арагонскую хоту" и танцы в опере "Руслан и Людмила". Хореографическая картина "Сон" была сочинена, по всей видимости, наспех для благотворительного спектакля Литературного фонда 10.1.1915 в честь 100-летия со дня рождения М.Лермонтова по его стихотворению. Батальные сцены, предсмертные видения, являвшиеся раненому герою в облике хоровода девушек, может быть, и перекликались с волновавшими всех военными темами, но с музыкой "Вальса-фантазии" Глинки сопрягались все же насильственно. Напротив, "Арагонская хота" (29.1.1916, Мариинский театр) стала одним из его шедевров, увы, нами утраченных. Внимание хореографа было приковано к тем элементам испанского танца, которые близки танцу классическому. Этот ход сообщал всей композиции аромат естественности и подлинности. Изысканное оформление Головина дополняло эффект, придавало пластической картине законченность. Интуиция и отменная музыкальность не изменили Ф. и при постановке уже в советское время танцев в опере "Руслан и Людмила" (27.11.1917).
Война подталкивала художника к высказываниям на героическую тему. Так появился "Стенька Разин" на музыку симфонической поэмы А.Глазунова (28.11.1915). В тот же вечер давались две другие фокинские премьеры - "Эрос" и "Франческа да Римини" с музыкой Чайковского. В "Эросе" мотивы "Видения розы" и "Шопенианы" узнавались без труда. Эклектика отражала компромиссность фокинских усилий. Участие М.Кшесинской в главной роли этот компромисс делало неизбежным. И во "Франческе да Римини" готовность уступить классическому танцу успеха не принесла.
Особняком в творчестве Ф. этого периода стоят "Прелюды" на музыку Ф.Листа, показанные на Мариинской сцене 31.3.1913, но созданные для гастролировавшей в Берлине труппы А.Павловой. Премьера была восторженно принята в Берлине, заслужив одобрение великих Р.Штрауса и А.Никиша, но встречена в штыки в Петербурге. Критики осудили самый принцип сценического истолкования симфонической музыки, для балета не предназначенной. И - ошиблись. Пусть Ф. не вполне удалась эта попытка, он верно выбрал путь. Он был из тех, кто начинал, в том была его миссия.
Весной 1918 Ф. отправился на гастроли в Стокгольм и больше на родину не возвращался. Вместе с ним была жена и партнерша Вера Петровна Фокина (урожд. Антонова). Ф. было уже 38 лет - "пенсионный возраст" по меркам императорских театров, но он продолжал балетмейстерскую, педагогическую, даже исполнительскую деятельность. Приходилось браться за все, чтобы выжить. Правда, побед больше не было. Уже в последние петербургские годы критики отмечали утраты в танцевальной форме: и не случайно - Ф. мало танцевал. Тело деформировалось, перестало быть послушным. За рубежом утраты становились все заметнее. Но танцевать приходилось даже если случалась травма - ради гонорара за спектакль. В 1919 семья Ф. перебралась в Америку. 30 декабря состоялся первый концерт в "Metropolitan Opera": "Видение розы", "Умирающий лебедь", ряд других миниатюр. Новое появилось через год, но по существу новым не было - перепевы старого соединялись с безуспешными попытками заинтересовать зрителя. В 1921 супруги осели в Нью-Йорке, открыв там балетную школу. Ставить приходилось для полупрофессионалов и откровенных любителей - американский балет лишь зарождался. Мысли о возвращении возникали. Тем более, что Ф. в России ждали - надеялись, что именно он возглавит труппу бывшего Мариин-ского театра. Слали телеграммы, задумывали чествования. Ф. приглашения принимал, но в последний момент возвращаться раздумывал. Безрезультатно завершились и последние переговоры с Ф. о возвращении в 1931. Но и американским хореографом он тоже не стал. Ф. продолжал жить в кругу своих прежних идей, чуждый происходившим вокруг изменениям.
Наиболее значительным из поставленного в последний зарубежный период были балеты "Паганини", "Синяя Борода", "Русский солдат". "Паганини" на музыку С.Рахманинова (премьера 30.6.1939 в Лондоне, труппа "Ballet Russe du Colonel de Basil") эклектично объединил гротесковые зарисовки и эпизоды белотюниково-го балета: особенно неубедительными были как раз сцены сильфид. В "Синей Бороде" на музыку одноименной оперетты Ж.Оффенбаха (премьера 27.10.1941, Дворец искусств в Мехико-сити) в комическом свете представала вампука академического балета и те формы классического танца, которые раньше казались Ф. безнадежно устаревшими, а теперь вызывали явную симпатию. Балет "Русский солдат" на музыку сюиты С.Прокофьева к кинофильму "Поручик Киже" (премьера 23.1.1942, Бостон, одновременно в Opera House и Балетном театре) обращался к эпохе Павла I, но явно перекликался с идущей в то время войной с фашистами. Действие развивалось на двух разнесенных по уровню площадках: на одной - погибал смертельно раненый солдат, на другой - сменялся калейдоскоп картин, проносившихся в его сознании. Действие склонялось к мелодраматическому. В музыке же преобладали иные - сатирические - интонации...
Реформы Ф. положили начало новому балетному театру - театру XX в. Изолированности балета от развития других искусств был положен конец. Требование подчинить действие логике открывало дорогу режиссуре, исторической достоверности, убедительности детали. Иным стало оформление, превратившись из служебно-функционального в чрезвычайно существенный компонент спектакля. Свою художественную программу Ф. высказал в мемуарах, опубликованных на английском языке в 1961 (Memoirs of a Ballet Master. Boston).
Соч.: Умирающий лебедь. Л., 1961; Против течения. Воспоминания балетмейстера. Статьи, письма. Л.-М., 1962; 2-е изд. Л., 1981.
Лит.: Красовская В. Русский балетный театр начала XX века, ч.1. Хореографы. Л., 1971.
А. Соколов-Каминский
ФОНДАМИНСКИЙ (псевд. Бунаков) Илья Исидорович (1881, Москва - 19.11.1942, Освенцим) - политический деятель, издатель. Из семьи богатого торговца. Учился в московской частной гимназии Креймана. Как вспоминал В.Зензинов, в конце 90-х Ф. вместе с А.Гоцем был идеологом "кружка юных идеалистов-общественников, искавших смысла и оправдания жизни, чутко откликавшихся на все ее веяния и мечтавших о служении человечеству". С 1900 изучал философию в Берлинском и Гей-дельбергском университетах, был членом Галле-Гейдельбергского кружка "молодых эсеров". Весной 1902 арестован на границе за помощь политэмигрантам и участие в организации транспортов нелегальной литературы, 2 месяца провел в одиночной камере Петербургского дома предварительного заключения. После окончания учебы в конце 1904 вернулся в Россию. В начале 1905 - член Московского комитета партии эсеров (ПСР). С сентября по 18.10.1905 - в Таганской тюрьме. В 1906 делегат 1-го съезда партии на Иматре. Получил известность как талантливый оратор; вел партийную работу под всевдонимами Лассаль, Непобедимый; псевдоним Бунаков выбрал по случайно увиденной на Маросейке вывеске магазина. В 1906 при попытке проникнуть по заданию ЦК ПСР на восставший крейсер "Память Азова" был арестован, дважды судим военным судом, но оправдан, после чего бежал через Берлин во Францию, где близко сошелся с Д.Мережковским, З.Гиппиус, Б.Савинковым. Был членом Заграничной делегации партии, участвовал в разоблачении Азефа. С 1910 один из лидеров ликвидаторства среди эсеров, в 1913 участник создания группы "Почин". С 1914 "горячий оборонец". Вместе с Н.Авксентьевым и Савинковым издавал в 1914-15 газету "Новости", в 1915 - журнал "Призыв" (орган социал-демократов и социалистов-революционеров-оборонцев) и газету волонтеров "За рубежом".
В апреле 1917 вернулся в Москву. 2 0 мая избран на 1-м Всероссийском съезде Советов крестьянских депутатов товарищем председателя исполкома Советов. 3-й съезд ПСР (май-июнь) .избрал его в ЦК. Принадлежал к правой группе партии, входил в число ее главных "златоустов". Комиссар Временного правительства на Черноморском флоте, где пытался противостоять растущему влиянию большевиков. 5.1.1918 выступал на заседании Учредительного собрания; проявив себя в очередной раз как "блестящий оратор и диалектик, умевший спорить и убеждать" [М.Вишняк). После разгона Учредительного собрания нелегально работал в Москве, Петрограде, Костромской губернии, представлял правых эсеров в Союзе возрождения России, редактировал вместе с М.Вишня-ком и П.Сорокиным печатный орган Союза - "Возрождение" ("Сын Отечества"). Был послан на Северный Кавказ для связи с генералом Деникиным, в ноябре 1918 участвовал в Ясском совещании с послами стран Антанты. 5.4.1919 через остров Халки близ Константинополя и Марсель эмигрировал в Париж.
Первые годы изгнания Ф. занимался активной политической работой в правой группировке эсеров-"авксентьевцев". Один из основателей и редакторов журнала "Современные записки". Как писал сам Ф., "когда нас спросят, в чем оправдание вашего пребывания в эмиграции, мы укажем на томы "Современных записок". Согласно программе журнала, он создавался для "сплочения демократических сил России вокруг лозунгов: возрождение русской культуры; преодоление большевизма; воссоздание свободной России на началах, провозглашенных мартовскою революцией 1917 года". На Ф. возлагалась организационная и техническая работа, успеху журнала способствовали его личные качества: "Совершенно неслыханной в кругу русской идеологической интеллигенции была его терпимость к чужим убеждениям, даже самым далеким, даже враждебным. Он всегда старался понять противника в его основной правде, не переспорить, а переубедить его" (Г.Федотов). В 30-е Ф. организовал Общество друзей "Современных записок", устраивал вечера журнала, чтобы создать "сочувствующее окружение" и обеспечить материальное существование "Записок". По инициативе Ф. при журнале возникло издательство, в котором издавались книги лучших его авторов (Л.Милюкова, И.Бунина, М.Алданова, Б.Зайцева и др.). Сам Ф. писал мало. Серия его статей в "Современных записках" под названием "Пути России", где анализовалась политическая история страны, идеологическая сущность русской государственности, свидетельствует о близости Ф. к взглядам евразийцев.
Много работал Ф. с молодежью в кружках Христианского студенческого движения, "Православного дела", в Пореволюционном клубе Ширинского-Шихматова. В 1932-39 вместе с Ф.Степуном и Г.Федотовым издавал религиозно-философский журнал "Новый Град", где пытался отойти от узкопартийных догм, подняться до понимания общечеловеческих ценностей. Как писал Федотов, Ф. "жаждал принять участие в строительстве нового мира, который он провидел за хаосом исторического крушения". К журналу примыкало объединение молодых поэтов "Круг", под воздействием Ф. был создан "Русский театр". По словам Фетодова, Ф, обладал способностью притягивать к себе людей, "мучающихся личным горем или заблудившихся на путях жизни. К нему шли не только как к другу, но почти как к духовнику или светскому старцу".
Прекрасно зная литературу и искусство, Ф, собрал богатейшую библиотеку и коллекцию фотографий (библиотека, изъятая в Париже фашистскими оккупантами, погибла во время бомбардировки эшелона на пути следования в Германию). Сам Ф. был в июле 1941 интернирован в Компьенский лагерь, где много работал, читал лекции товарищам по заключению, принял христианство. Отказался бежать из тюремной больницы, был вывезен в Германию и погиб в лагере смерти.
Лит.: Зензинов В. Памяти И.И.Фондаминского-Бу-накова // НЖ, 1948, № 18; Федотов Г. И.И.Фондамин-ский в эмиграции // Там же; Вишняк М.В. Дань прошлому. Нью-Йорк, 1954; Его же. "Современные записки": Воспоминания редактора. Индиана, 1957; Янковский B.C. Поля Елисейские. Париж, 1991.
Л.Бадя
ФРАНК Семен Людвигович (16.1.1877, Москва - 10.12.1950, близ Лондона) - религиозный философ и психолог. Родился в интеллигентной еврейской семье. Его отец - Людвиг Семенович - доктор, был удостоен дворянства в связи с награждением его орденом Св.Станислава 3-й степени за службу во время русско-турецкой войны 1877-78. После смерти отца (1882) Семен, его брат и сестра воспитывались матерью - Розалией, дедом со стороны матери (приобщившим их к еврейским религиозным традициям), позднее их отчимом - Василием Заком, народником, отбывавшим в 1870-е ссылку в Сибири. Ф. посещал гимназию при Лазаревском институте восточных языков в Москве (1886-91), а затем местную гимназию в Нижнем Новгороде (до 1894), куда переехала его мать вместе с семьей после развода. Уже в школе Ф. познакомился с народническими и марксистскими идеями. В 1894 поступил на юридический факультет Московского университета; сразу же вступил в социал-демократический кружок, однако вскоре обнаружил, что его больше интересуют теоретические вопросы, нежели практика социальной борьбы. В 1896 Ф. отдалился от своих товарищей по социал-демократическому кружку и начал участвовать в дискуссиях на квартире своего научного руководителя профессора-экономиста А.Чупрова. Тем не менее он оставался тесно связанным со студенческим движением вплоть до 1899; играл активную роль в московских студенческих волнениях 1899; был арестован и выслан из Москвы на два года.
В 1898 Ф. познакомился с П.Струве и сразу же подпал под его влияние; Ф. привлекала интеллектуальная независимость Струве. Ф. вошел в группу "критических марксистов" наряду с Н.Бердяевым, С.Булгаковым, Струве и М.Туган-Барановским. Принципиально важной работой Ф. того времени стала "Теория ценности Маркса и ее значение" (СПб., 1900), которая представляла собой попытку соединить марксову теорию стоимости с австрийской психологической школой стоимости.
В 1899-1901 в основном находился в эмиграции в Германии, интересовался немецкой философией. По возвращении в Россию сдал экзамены в Казанском университете. Зимой 1901-2 находился под влиянием труда Ф.Ницше "Так говорил Заратустра". Впоследствии написал статью о Ницше для сборника статей "Проблемы идеализма" (1902), который отражал эволюцию "критических марксистов" в сторону идеализма. В 1903-5 в Германии помогал Струве в редактировании журнала "Освобождение" и в июле 1903 был среди создателей либерального Союза освобождения. Вернулся в Россию в октябрьские дни 1905 и присутствовал на 1-м съезде кадетской партии. В 1905-6 Ф. и Струве совместно редактировали либеральные журналы "Полярная Звезда" и "Свобода и культура". В этот период политические взгляды Ф. претерпели значительные изменения: от откровенно враждебных к российскому государству и его политической системе к более эволюционистской позиции; Ф. и Струве совместно развивали энергичную критику утопических политических взглядов и утилитарной этики социалистов. Это послужило основой известного сборника статей "Вехи" (1909), который поставил под сомнение все оттенки революционного мировоззрения. В 1908 Ф. женился на Татьяне Сергеевне Барцевой, у них было четверо детей: Виктор (1909), Наталья (1910), Алексей (1912) и Василий (1920).
Решив, что политика не его призвание, Ф. отдал предпочтение философским исследованиям. После открытия для себя Ницше Ф. испытал также влияние Фихте, Канта и неокантианства; в 1904 опубликовал перевод работы В.Виндельбанда "Прелюдии". В 1907-8 под воздействием сочинений Гёте и Спинозы Ф. эволюционировал от идеалистической к идеал-реалистической позиции. В последующие годы он синтезировал свои знания по истории философии и собственное мировосприятие.
С 1906 по 1917 Ф. преподавал философию в различных учебных заведениях Петербурга, включая Бестужевские курсы, Политехнический институт, а с 1912 - Петербургский университет. В 1912 он принял православие. В 1913-14, находясь в научной командировке, подготовил в Германии магистерскую диссертацию "Предмет знания" (опубл. Пг., 1915), которая представляла основу его философской системы (защитил диссертацию в мае 1916). В 1917 опубликовал докторскую диссертацию "Душа человека" (осталась незащищенной).
С 1907 Ф. возглавлял философский, а с 1914 - также и литературный отдел журнала "Русская мысль", написал для него много статей. Помещал статьи и в др. журналах, таких как "Критическое обозрение", "Логос". Публиковал переводы книг ряда авторов, в числе прочих Ницше и Гуссерля. В 1917 помогал Струве в редактировании журнала "Русская свобода"; вошел в возглавляемую Струве Лигу русской культуры. В сентябре 1917 Ф, вместе с семьей отправился в Саратов, где занял пост декана только что открытого историко-философского факультета местного университета. Оставался там до 1921; спасаясь от голода, вывозил семью на некоторое время в немецкие поволжские села. Затем вернулся в Москву, где начал преподавать на философском факультете Московского университета; вместе с Бердяевым вел занятия в Вольной Академии духовной культуры. В августе 1922 вместе с группой ученых Ф. был арестован, а затем выслан за границу.
Ф. и его семья прибыли в Германию в конце сентября 1922 и поселились в Берлине. Хотя Ф. знал немецкий язык с юных лет и свободно говорил на нем, ему было нелегко зарабатывать на жизнь. Вместе с Бердяевым Ф. работал в Религиозно-Философской академии, которая, однако, вскоре переехала в Париж и стала одним из интеллектуальных центров русской эмиграции. Он также преподавал в Русском научном институте, который давал молодым эмигрантам из России университетский курс обучения; стал директором института в последний год его существования (1932). Ф. был членом Русского академического союза, вошел в Братство Св. Софии, а также принимал участие в Русском студенческом христианском движении. В 1930-е с приходом Гитлера к власти многие евреи потеряли работу, семья Ф. бедствовала. Определенная помощь пришла от швейцарского психоаналитика Л.Бинсвангера, с которым Ф. познакомился в 1934 и с которым поддерживал активную переписку. В 1937 Ф. вызывался на беседы в гестапо, это послужило причиной его спешного отъезда в конце года из Германии во Францию; семья вскоре последовала за ним.
В Германии Ф. был принужден чем дальше, тем больше вести жизнь затворника, это сказалось на чрезвычайной продуктивности его как философа. В первые годы он написал несколько популярных философских работ для русских студентов: "Крушение кумиров" (1924), "Смысл жизни" и "Основы марксизма" (обе - 1926), статью "Я и мы" (1925). В 1930 он создал самую значительную для того периода работу по социальной философии - "Духовные основы общества", В 30-е Ф. много времени посвящал книге, которая, вероятно, стала его самой известной - "Непостижимое". Работа над ней была начата в Германии, но в той политической обстановке Ф. не смог найти издателя и в конце концов перевел ее на русский язык и опубликовал в Париже в 1939.
В 1938-45 Ф. жил во Франции. Сначала семья поселилась на юге страны в курортном местечке Лавьер, но вскоре Ф. вместе с женой переехал в Париж, Они обосновались в Фонте-не-о-Роз, общались с широкими кругами русской эмиграции. Разразившаяся война заставила их снова вернуться на юг Франции, где они жили до августа 1943, затем, спасаясь от голода, перебрались в маленькую деревушку Сен-Пьер-д'Аллевар в горах близ Гренобля. Жизнь там была тяжела, особенно из-за постоянной опасности облав гестапо на евреев. Иногда Ф. и его жена вынуждены были по целым дням скрываться в лесу. Наконец пришло освобождение, и Ф. с женой переехали в Гренобль. В сентябре 1945 они смогли выехать в Англию и воссоединиться с находившимися там детьми. Все эти годы Ф. не прекращал работы, написав книги "С нами Бог" и "Свет во тьме"; последняя, хоть и появилась после войны (1949), но была задумана в те тяжелые годы.
Последние 5 лет своей жизни Ф. провел с дочерью Натальей в Лондоне. Ее муж погиб на войне, и она одна воспитывала двоих детей. Большую часть времени с ними жил сын Ф. Алексей, получивший на фронте тяжелые ранения. Ф. работал над своей последней книгой "Реальность и человек", которая была завершена к концу 1947, но опубликована лишь в 1956. Ф. никогда не отличался хорошим здоровьем, в 1936 и 1938 перенес обострение сердечного заболевания. Удивительно, что он вообще смог справиться с тяготами войны. В августе 1950 у Ф. был обнаружен рак легкого, в декабре он скончался. В период болезни он испытывал глубочайшие религиозные переживания, которые воспринимал как чувство единения с Христом. "Я лежал и мучился, - говорил он своему сводному брату Льву Заку, - и вдруг почувствовал, что мои мучения и страдания Христа - одно и то же страдание. В моих страданиях я приобщился к какой-то литургии и в ней соучаствовал, и в наивысшей ее точке я приобщился не ко страданиям Христа, а, как ни дерзновенно сказать, к самой сущности Христа".
Ф. отдавал себе отчет, что слишком просто критиковать материалистические идеи и совсем иное - предложить философское обоснование для альтернативного взгляда на мир. Делом его жизни стала попытка создать такое обоснование. Главные идеи Ф. изложены в трех книгах, которые были задуманы как трилогия: "Предмет знания", "Душа человека" и "Духовные основы общества". "Предмет знания", вероятно, наиболее сложная работа Ф. Это - попытка высвобождения теории познания из тисков психологии путем опоры (в получении знаний о мире) на универсальную онтологию или всеединство. Ф. доказывал, что существуют два типа знания: рациональное знание о мире и непосредственный опыт о нем, который также имеет право на существование, т.к. оба - субъект и объект - коренятся в "абсолютном бытии". В работе "Душа человека", следуя характерному для неоплатонизма разграничению между духом (духовным началом), душой и телом, он рассматривал человека как существо с глубокой внутренней жизнью, которая отнюдь не является исключительно продуктом воздействия окружающей материальной среды. Ф. доказывал, что нации так же, как и индивидуумы, имеют душу, и этот довод определял его последующую интерпретацию большевистской революции, истоки которой он связывал с духовным распадом российского национального самосознания. В книге "Духовные основы общества" Ф. использовал понятие "всеединства" для исследования социальной жизни и доказывал, что состояние всех обществ в большей или меньшей степени отражает их связь с Богом. Эта работа представляла попытку пересмотра основ политического либерализма. Поддерживая многие либеральные идеи, Ф. отмечал их неадекватное философское толкование. Он полагал, что свобода и право должны служить абсолютным духовным ценностям. "Либеральный консерватизм" Ф. был одной из многих его попыток примирить идеи личной свободы и религиозно-государственного "всеединства". Трилогия Ф. создавала основу для всесторонней и взаимосвязанной интерпретации мира, которая по широте и смелости взглядов напоминала идеалистические концепции Гегеля и Фихте.
Критика Ф. современного либерализма вплеталась в его трактовку большевистской революции. В статье "De Profundis" (сб. "Из глубины", 1918) он доказывал, что революция разразилась из-за духовной ограниченности консервативной и либеральной оппозиции. Охраняя государство, консерваторы, заявлял Ф., отказались от своих религиозных корней, в то время как либералы, обладая избытком технических знаний и опыта, не понимали того, что государство и закон имеют абсолютную метафизическую ценность. В результате им не хватило твердой воли и убежденности, способной противостоять большевикам. Ф. также сетовал на пассивность русской религиозной культуры. В этой и других своих статьях он воспринимал революцию как симптом разложившейся национальной души, что, по его мнению, вытекало из процесса секуляризации Европы и, как следствие этого, упадка христианской гуманистической традиции.
Ф. не был удовлетворен своей трилогией. В его позднейшие работы были внесены изменения, которые, помимо прочего, обуславливались и переменами во внутренней жизни самого Ф. То, что Ф. в дореволюционный период называл "идеал-реализмом", в начале 1930 превратилось в "религиозный онтологизм". Горький опыт революции и эмиграции заставлял Ф. в поисках ответа на волновавшие его вопросы все чаще обращаться к религии. В статье "Я и мы" он непосредственно связывал жизнь индивидуума с жизнью сообщества и предлагал персоналистическое обоснование социальной жизни, что в дальнейшем (в "Непостижимом") стало одним из элементов его философской картины мира. Таким образом, всеединство "Предмета знания" становилось персональным всеединством и персональным Богом.
С годами творчество Ф. все более приобретало исповедальные черты. Он доказывал, что Бог непостижим вне связи с ним. Ф. утверждал, что страдание, воспринимаемое как возможность приблизиться к Богу, может быть благотворным; при этом он отмечал, что это - его собственный опыт. Будет, видимо, справедливым сказать, что в работе "Непостижимое" Ф. пытался дать феноменологическое описание своего собственного религиозного опыта. Этот труд создавался под сильным влиянием теории "совпадения противоположностей" Николая Кузанского. Ф. доказывал, что знание зависит от сопоставления и выявления связей, от сравнения объектов изучения с их-противоположностями. Рассуждение нуждается в диалоге, учете различных мнений, следовательно, уважение к иной точке зрения является определяющим для человеческого общения. Этот вывод был его ответом на философские теории фашизма и коммунизма, исключающие оппозицию.
Ф. полагал, что истоки трагедий XX в. могут быть найдены не только в политических, но и в философских течениях, и в своих работах пытался это раскрыть, особенно откровенно - в работах периода 2-й мировой войны. Великолепный образец христианской апологетики представляет его сочинение "С нами Бог", посвященное преимущественно вопросам связей человека с Богом, реальности присутствия Бога в человеческой жизни и его провиденциальному участию в мирских делах. Работа была написана в начале войны, когда казалось весьма смелым иметь столь оптимистический взгляд на взаимоотношения человека и Бога. В самые тяжелые дни своей жизни и жизни человечества XX столетия Ф. призывал к христианизации политической и социальной жизни, к созданию христианских обществ, привносящих новый дух в вероисповедание. Наиболее всесторонне и тщательно продуманная концепция его видения послевоенного мира дана в работе "Свет во тьме". Ф. предлагал своего рода христианскую реальную политику, рисовал картину христианского общества без примеси утопических представлений. Это чрезвычайно смелый, впечатляющий труд, редкий для нашего столетия пример зрелой христианской политической философии. Итоговой работой Ф. стала книга "Реальность и человек", задуманная еще во время войны. Ее идея заключалась в объяснении того, что Ф. называл "принципом созидания" мира. На основе новых открытий в науке Ф. доказывал, что человек и материальный мир равным образом созидаются творческим импульсом - Божественным началом, которое создает единство Вселенной.
Философия Ф. всегда была религиозной и соответствовала в большей степени германской, нежели англо-саксонской традиции. Ее основная посылка состоит в том, что все предметы взаимосвязаны и пребывают в абсолютном или всеобщем единстве и что, следовательно, наблюдая мир, наблюдаешь абсолют. Широта и ясность изложения подобного взгляда ставят Ф. в ряд с наиболее выдающимися представителями русской религиозно-философской традиции.
Соч.: Философия и жизнь. Сб. статей. СПб., 1910;
Очерк методологии общественных наук. М., 1922; Введение в философию в сжатом изложении. Пг., 1922;
Из размышлений о русской революции // Рус. мысль, 1923, № 6-8; Религиозно-исторический смысл русской революции / Проблемы русского религиозного сознания. Берлин, 1924; Пушкин как политический мыслитель. Белград, 1937; Биография П.Б.Струве. Нью-Йорк, 1956; По ту сторону правого и левого. Сб. статей. Париж, 1972; Предсмертное // Вест. РСХД, 1986, № 1; Из истории создания "Вех" (С.Л.Франк. Письма М.О.Гершензону. 1908-1909). Публ. В.Проскуриной и В.Аллоя / Минувшее, вып. 11. М., 1992; Письма С.Л.Франка к Н.А. и П.Б.Струве (1901-1905). Публ. М.А.Колерова // Путь, 1992, № 1; Переписка П.Б.Струве и С.Л.Франка (1922-1925). Публ. М.А.Колерова и Ф.Буббайера // Вопр. философии, 1993, № 2; С.Л.Франк. Из писем М.О.Гершензону (1912-1919). Публ. М.А.Колерова // De Visu, 1994, № 3/4.
Лит.: Сб. памяти Семена Людвиговича Франка. Мюнхен, 1954; Boobbyer Ph. S.L.Frank. The Life and Work of Russian Philosopher, 1877-1950. Athens, 1995.
Арх.: Арх. Бахметьева, Колумбийский ун-т (Нью-Йорк), "Semen Frank Papers".
Ф.Буббайер