Ц

     
      ЦАДКИН Осип Аронович (14.7.1890, Смоленск - 25.11.1967, Париж) - скульптор. Сын школьного учителя Арона Ц. и Софии Ле-стер, принадлежавшей к роду шотландских кораблестроителей, переселившихся в Россию при Петре I. Детство и отрочество провел в Витебске. Учился в 4-классном городском училище (1900-4); его одноклассником был М.Шагал, близким приятелем - Л.Лисицкий. Первые уроки в искусстве получил у живописца Ю.Пэ-на. В 1905 был отправлен к родственникам матери в городок Сандерленд (Великобритания), с 1906 в Лондоне в Школе искусств и ремесел, где занимался резьбой и высеканием. Приехав погостить в 1907 на родину, исполнил первую монументальную работу из розового гранита - "Героическую голову".
      Осенью 1907 Ц. возвратился в Лондон, где продолжил обучение, с 1909 - в Париже, поступил в Школу изящных искусств, в мастерскую Ж.-А.Инжальбера. Однако академическую лепку, прививаемую Инжальбером, Ц. воспринимал как безжизненную имитацию искусства ив 1911 ушел из Школы. Тогда же впервые выставил свои работы в Салоне независимых, вместе с А.Архипенко и В.Лембру-ком. Посещал Русскую академию артистической колонии "La ruche" ("Улей") на Монпар-насе, где познакомился с К.Бранкуси, А.Модильяни, Б.Сандраром, Р.Делоне и др. творцами новейшего искусства. Под влиянием общения с поэтами М.Жакобом и Г.Аполлинером начал писать стихи и прозу, обнаружив незаурядный литературный дар. Источником вдохновения для Ц. в эти годы стала романская скульптура, экспрессивные готические статуи, монументальные произведения архаических эпох, творчество Родена. Увлечение африканской пластикой проявилось в деревянной пятифигурной композиции "Иов" (1914),
      С началом 1-й мировой войны помощь из дома иссякла; в революционные годы родители Ц. погибли от голода. В 1915 Ц. вступил добровольцем в армию, служил в русском госпитале. Пережив газовую атаку немцев, заболел и в начале 1917 был демобилизован. На организованной совместно с Модильяни и М.Кис-лингом выставке (1918) показал 25 рисунков на военные темы. Выставка имела большой резонанс в художественной жизни Парижа - здесь читали стихотворения фронтовики Блэз Сандрар и Жан Кокто, а композиторы знаменитой "Шестерки" (Л.Дюрей, Д.Мийо, А.Онеггер, Ж.Орик, Ф.Пуленк, Ж.Тайфер) исполняли свои произведения.
      В 1920 состоялась первая персональная выставка Ц. в галерее "Кентавр" (Брюссель), затем выставки в Голландии и Нью-Йорке; первую монографию о Ц. написал в 1921 художественный критик М.Рейналь. В 1920-е работы Ц. стали более свободными, легкими, прихотливо-пластичными. Дальнейшее развитие кубистических приемов привело его к окончательной выработке собственных принципов выпукло-вогнутых плоскостей, формировавших скульптурную форму.
      В 1928 вместе с другими мастерами Парижской школы представил свои произведения для экспонирования в русском разделе выставки "Современное французское искусство" в Москве. С конца 1920-х жил в провинции, в 1934 вместе с женой поселился в деревушке Арк.
      Излюбленные герои Ц. - мифологические, библейские, театральные персонажи, великие музыканты, живописцы, поэты. Вариации на темы античной классики - статуи "Ниобея", "Дискобол", "Деметра" (кон. 20-х). Под впечатлением поездки в Грецию (1931) родился образ Орфея, который превращался в лиру, реализуя поэтическую метафору "играть на струнах собственного сердца". Сам Ц. виртуозно владел аккордеоном, был тонким знатоком классической и современной музыки. В 1936 завершил работу над деревянной композицией "В честь Баха". В конце 30-х создал проекты памятников А.Рембо, Г.Аполлинеру, А.Жарри, Лотреамону.
      Ц. любил сопрягать скульптурные формы с рисунками-граффити: на вогнутых и плоских поверхностях рисовал или гравировал изображения рук, лиц, цветов, иногда - по примеру архаической древневосточной скульптуры - писал целые поэмы. Бурная динамика, могучий пластический ритм, монументальность и безудержная эмоциональность его произведений превратились в поздние годы в драматическую, напряженную экспрессию. Ц. смело совмещал и комбинировал разнообразные материалы - мрамор и известняк, алебастр и хрусталь, дуб и перламутр, цветное стекло и свинец; в деревянных скульптурах обильно применял раскраску, лакировку, полировку, инкрустацию.
      Нападение Германии на Францию вынудило Ц. эмигрировать в США. Создал там статуи "Заключенный" и "Воющий Арлекин", выразившие скорбь и горечь ввергнутого в войну человечества. Вернулся в Париж в 1945. Трагическим символом XX в. стал памятник "Разрушенный город", водруженный в Роттердаме в 1953. Фигура агонизирующего человека с вырванным сердцем воплотила ужас кровавой акции гитлеровцев, дотла разбомбивших Роттердам 14.5.1940.
      Тема великого художника-творца, ответственного за человеческую культуру, получила продолжение в послевоенном творчестве Ц. В нескольких работах он воплотил образ Ван Го-га, которого считал основоположником новейшего искусства: памятник в Овер-сюр-Уаз близ Парижа (1956), бронзовая фигура художника, бредущего по дорогам Франции с мольбертом и этюдником (1963), двухфигурная группа "Братья Ван Гог", соединившая пластические темы и "Орфея", и "Разрушенного города".
      Работу Ц.-скульптора сопровождало огромное количество офортов, рисунков, гуашей, часть из них служила иллюстрациями его литературных произведений; вместе с тем в этих композициях явственно ощутим пластический подход.
      Диапазон скульптурных работ Ц. очень широк: упрощенные, мощные головы из камня или дерева, обобщенные монолитные женские фигуры, группы из двух-трех фигур, экспрессивные, барочные композиции ("Скульптор", 1930; "Менады", 1934; "Homo sapiens", 1934; "Христос", 1939; "Рождение форм", 1949; "Лабиринт", 1950 и др.), портреты. Барельефы Ц, украсили здания в Париже и Брюсселе, его садово-парковая скульптура имеется во многих городах.
      Большое влияние на развитие современной скульптуры оказала педагогическая деятельность Ц. - он преподавал в собственной художественной школе, в мастерских академии Гран-Шомьер в Париже. Автор книг "Путешествие в Грецию" (1955), "Три свечи" (1955), "Клетка и птица" (1968).
      Соч.: Zadkine Ossip. Le millet et ciseua. Souvenirs de md Vie. Paris, 1968.
      Лит.: Gianou J. Zadkine. Paris, 1964.
     
      А.Шатских
     
      ЦВЕТАЕВА Марина Ивановна (26.9.1892, Москва - 31.8.1941, Елабуга) - поэт. Из дворянской семьи. Отец ее, Иван Владимирович Ц. - сын сельского священника, филолог-классик, профессор истории искусств в Киевском и Московском университетах, директор Румянцевского музея, основатель Музея изящных искусств в Москве (ныне Музей изобразительных искусств им. А.Пушкина), член-корреспондент Петербургской Академии наук, доктор honoris causa Болонского университета. Мать - Мария Александровна Мейн - из богатой семьи обрусевших немцев, талантливая пианистка, рано (в 1905) умерла. В 1903-5 Ц. жила в Швейцарии и Германии, училась в частных школах; в 1909 приезжала в Париж, слушала лекции в Сорбонне, изучала французскую поэзию. Писала стихи с 6 лет, печаталась - с 16. Впечатления детства, чувство доверия к жизни нашли отражение в первых сборниках Ц. "Вечерний альбом" (1910), изданном ею самой, и "Волшебный фонарь" (1912); рецензенты (М.Волошин, Н.Гумилев, В.Брюсов) увидели их новизну в тематике, документализме. Ранние увлечения Ц. (Л.Чарской, Э.Ростаном, Наполеоном) незначительно сказались на ее творчестве.
      В мае 1911 в Коктебеле Ц. познакомилась с С.Эфроном, обвенчалась с ним в январе 1912; в 1913 родилась их дочь Ариадна (Аля), в 1917 - Ирина. Переходный сборник "Юношеские стихи, 1912-1915" и стихи 1916 (сб. "Версты", 1921), в которых Ц. отказывалась от прежней камерности, наметили ближайшие этапы ее поэтического восхождения. Дружила в эти годы с Волошиным. Ни к одной из литературных группировок не принадлежала - ни к символистам, несмотря на близость к ним и обожание ею А. Блока, ни к акмеистам, хотя любила А.Ахматову, дружила с О.Мандельштамом; чужда была футуристам, но интересовалась В.Маяковским и В.Хлебниковым.
      Студентом 1-го курса Московского университета С.Эфрон уехал в 1914 на фронт с санитарным поездом, позднее поступил в юнкерское училище, в ноябре 1917 оказался на Дону и в результате гражданской войны - в Галли-поли, в Константинополе, затем - в Чехословакии. Ц. осталась в Москве с детьми в тяжелых бытовых и морально-психологических условиях, усугублявшихся открытым восхвалением ею белого движения. П.Антокольский ввел Ц. в круг актеров вахтанговской 3-й студии МХТ. Для них Ц. написала цикл пьес; "Метель", "Фортуна", "Каменный Ангел", "Червонный валет", "Феникс", "Приключение" (объединенные впоследствии общим названием - "Романтика"); при чтении они имели шумный успех, но ни одна не была поставлена. Бывшим студийцам, "спутникам юной поры" Ц. посвятила "Повесть о Сонечке" (1938), написанную после известия о смерти актрисы студии С.Гол-лидей. Пыталась (неудачно) служить в Народном Комиссариате по делам национальностей (1918). Осенью 1919 в отчаянии отдала дочерей в Кунцевский приют, где им было обещано полное обеспечение, но вскоре забрала домой заболевшую Ариадну; 2.2.1920 в приюте умерла Ирина.
      По просьбе Ц. И.Эренбург разыскал за границей Эфрона (тот поступил на философский факультет Пражского университета), и 11.5.1922 Ц. с дочерью уехала из России - не сломленная, состоявшаяся как личность, как шедший к зрелости поэт (В.Лосская). В Праге получала скромное пособие чехословацкого правительства, выступала на вечерах поэзии и прозы, ей помогали друзья (САндронникова-Гальперн и др.). Быт Ц. оставался трудным, но, как отметил М. Слоном, "дар Ц. достиг наивысшей полноты именно в изгнании, в безвоздушном пространстве чужбины"; "после разбега, взятого в Праге", творческий расцвет ее продолжался до начала 30-х. В Берлине, где она провела два месяца, были изданы книги "Стихи к Блоку", "Ралука" (обе - 1922), "Ремесло", "Психея. Романтика" (обе - 1923); в Праге - "Поэма Горы" (Версты, 1926, № 1), "Поэма Конца" (сб. "Ковчег", 1926), в журнале "Воля России" опубликованы "Попытка Комнаты" (1928, № 3), сатирический "Крысолов" (1925, № 4-8, 12; 1926, № 1), "Деревья" (1926, № 8/9), "Поэма Лестницы" (1926, № 11; 1927, № 10), "Полотерская" (1925, № 1), созданы лирические стихи, в которых нашла высшее выражение ее оригинальная поэтика - "цветаевская манера", трагедии "Ариадна" (1924, опубл. под названием "Тезей" - Версты, 1927, № 2) и "Федра" (СЗ, 1928, № 36, 37).
      После рождения 1.2.1925 сына Георгия (домашнее имя Мур) Ц. решила уехать в Париж, надеясь найти новые возможности печататься, более широкую аудиторию; 31 октября покинула Прагу. Надежды Ц. укрепил успех ее вечера в феврале 1926: чтение стихов, в том числе отрывков из "Лебединого стана", воспевающего белую гвардию, вызвало восторженные аплодисменты, а отчеты о вечере появились во всех эмигрантских газетах. Главный внутренний нерв жизни Ц. в 1926 - переписка с Б.Пастернаком и Р.Рильке. Обнадежила и перемена отношения к ней Д.Мирского, в свое время назвавшего Ц. "распущенной москвичкой" и не включившего ее стихи в антологию "Русская лирика" (1924), а после выхода поэмы-сказки "Молодец" (Прага, 1924) и личного знакомства ставшего ее другом и поклонником ее поэзии. Творчество Ц. последних лет он рассматривал в контексте достижений Блока, Маяковского, Пастернака; на смену прежней легкости стиха пришла многослойная глубина, полифония, отразившая перемены в мироощущении. Однако существенно осложнила отношения Ц. с видными литераторами-эмигрантами ее статья в журнале "Благонамеренный" (Брюссель, 1926, № 2) "Поэт о критике" (с дополнением в виде "Цветника" - цитат из критических выступлений Г.Адамовича, иллюстрировавших произвольность и легковесность его оценок). В ней Ц. задела также М.Осоргина, Ю.Айхенвальда, А.Яблоновского. Не имевшая личной подоплеки вражда Ц. и Адамовича оказалась длительной и глубокой: Адамовичу, ценившему акмеизм - поэтическую сдержанность и ясность, был чужд дух поэзии Ц. Она позволила себе вступить в спор и с неназванными прямо И.Буниным и З.Гиппиус, подвергнув сомнению их предвзятые отзывы о Блоке, Есенине, Пастернаке. Гиппиус отозвалась о "Поэме Горы" как о "запредельном новшестве" по форме и почти непристойности по содержанию.
      До 1932 гонорары из "Воли России" были основным писательским заработком Ц. Печаталась также в "Верстах", "Ковчеге", "Своими Путями", "Числах", "Окне", "Встречах" и др., но в наиболее авторитетных эмигрантских изданиях - "Современных записках" и "Последних новостях" - ее стихи не понимали, безжалостно сокращали, подвергали нелепой цензуре. Резкое письмо Ц. в редакцию "Последних новостей" по поводу откладывания статьи о ее погибшем друге, поэте Н.Гронском, привело к разрыву (1935), Последняя публикация Ц. "Сказка матери" была искажена до неузнаваемости. В "Современных записках" ее стихи шли в общей подборке, завершая алфавитную очередность. Единственная книга стихов Ц. - "После России. 19 22-1925" (Париж, 1928) - раскупалась плохо, вызвала отрицательные рецензии, за исключением откликов Слонима, В.Ходасевича и П.Пильского. Сторонники классической стройности и строгости упрекали Ц. в словесной и эмоциональной расточительности, анархичности, избыточной страстности, слишком "прерывистом дыхании" и "револьверной дроби" размеров, считая романтизм вышедшим из моды и не приемля "органический", "природный романтизм" Ц., определявший как ее личные отношения - взлеты и поражения в дружбе, в любви, так и принадлежность к литературной школе. Только Ходасевич сумел оценить Ц. как поэт поэта; убежденный приверженец классической поэтики, он еще в 1925 назвал "восхитительной" поэму-сказку "Молодец", увидев в ней талантливейший образец поэтической обработки народной сказки средствами, отличными от пушкинской традиции.
      Немалую роль в усилившейся враждебности к Ц. сыграла публикация ею в газете "Евразия" приветствия приехавшему в Париж Маяковскому, что эмигрантская пресса расценила как одобрение советского режима. После того, как журнал "Версты" (1926-28) прекратил свое существование, а в евразийском движении произошел раскол, Эфрона в 1929 обвинили в апологии революции и большевиков, в искажении евразийских идей. Все это отразилось на Ц., далекой от политических страстей мужа, на материальном положении семьи. Оказавшись "белой вороной" в эмигрантской среде, она пыталась найти выход к французскому читателю: в 1931 перевела на французский поэму "Молодец" (иллюстрированную Н.Гончаровой), в 1934 написала на французском "Письмо к амазонке", несколько автобиографических миниатюр в прозе: "Шарлоттенбург", "Мундир", "Приют", "Машинка для стрижки газона", но опубликовать ничего не удалось.
      Слоним справедливо назвал поэзию Ц. кинетической, построенной на движении и полете слов и ритма. В 1931-32 чувствуется замедление темпа и увеличение объема прозы: ее легче было печатать, платили за нее больше. Более глубокая причина - в обстановке парижского периода; лишь благодаря исключительной стойкости Ц. выдержала все удары судьбы. Укрепила ее психологически и переписка с Б.Пастернаком (началась в 1922, заглохла к 1935-36).
      Проза Ц. разнообразна: "Мои службы" (СЗ, 1925, № 26), "Вольный проезд" (там же, 1924, № 21), "Октябрь в вагоне" (Воля России. 1927, № 11/12); статьи "Поэт и время" (там же, 1932, № 1/3), "Живое о живом" - о Волошине (СЗ, 1933, № 52. 53), "Пленный дух" - об А.Белом (там же, 1934, № 55), "Мой Пушкин" (там же, 1 937, № 64); проза об отце, его музее (ПН, 1933, 1 февр.; 17 сент.; "Встречи", 1934, № 2), о матери - "Мать и музыка" (СЗ, 1935, № 57), о детстве - "Черт" (там же, 1935, № 59), "Башня в плюще" (ПН, 1933, 16 июля) и др. Даже скупой на похвалы Бунин одобрительно отозвался о лирической прозе Ц. Стихи Ц. 30-х - "Куст" (СЗ, 1936, № 62) и др. - о таинственной связи человека и природы - подтвердили суждение Ходасевича о постоянном развитии как особенности таланта Ц. Уже в лирике чешских лет мощно зазвучала трагедийная тема человека, удушаемого современной цивилизацией. "Стихи к Чехии" (нояб. 1938, март 1939) не уступают лучшим образцам любовной лирики Ц. Последние годы в эмиграции отмечены созданием поэмы "Перекоп", "Стихов к Пушкину" (СЗ, 1937, № 63 - с изъятием многих строф, не пропущенных редакцией).
      Ц. писала о себе: "Не дал мне Бог дара слепоты", она оказалась единственной "зрячей" в собственной семье, все члены которой, кроме Ц., стремились к возвращению в СССР. Своей чешской подруге, писательнице и переводчице А.Тесковой, Ц. писала в феврале 1931: "Все меня выталкивает в Россию, в которую - я ехать не могу. Здесь я не нужна. Там я невозможна". Первой уехала весной 1937 Ариадна, имевшая право, достигнув совершеннолетия, принять любое подданство. Еще в июне 1931 подал прошение о советском паспорте Эфрон, убежденный в том, что Ц. не понимает "великого эксперимента", совершаемого в Советской России. Он активно участвовал в деятельности созданного в 1925 Союза возвращения на родину; предполагается, что около 1933 его завербовал иностранный отдел НКВД. Замешанный в делах об "исчезновении" в Париже генерала Миллера, возглавлявшего Российский общевоинский союз, и в Швейцарии - Игнатия Рейсса, сотрудника НКВД, не пожелавшего вернуться в СССР, Эфрон в октябре 1937 поспешно уехал в Гавр, а оттуда пароходом - в Ленинград. 22 октября у Ц. на квартире произвели обыск; на допросе в Surtee National она, ничего не зная о подпольных делах мужа, заверяла чиновников в его честности, цитировала "то ли Корнеля, то ли Расина", читала французские переводы Пушкина. Во 2-й декаде июня 1939, не видя иного выхода, вернулась в СССР. Поселилась с семьей в Болшево, под Москвой, где 27.8.1939 была арестована Ариадна (реабилитирована в марте 1955); 10.10.1939 арестован Эфрон (расстрелян 16.10.1941, посмертно реабилитирован в 1956). В Москве Ц. не имела постоянного жилья, зарабатывала на жизнь переводами; единственная публикация в СССР - стихотворение пражского периода "Старинная песня" (журнал "Тридцать дней", 1941, март). Пастернак просил А.Фадеева принять Ц. в Союз писателей или хотя бы в члены Литфонда, что дало бы ей материальные преимущества, но получил отказ, ее приняли лишь в групком литераторов. 8.8.1941 Ц. с сыном эвакуировалась в Елабугу. После тщетных попыток найти там или в Чистополе, где жило много писателей, работу, она покончила с собой, повесившись утром 31.8.1941, оставив письмо Н.Асееву и его жене с просьбой позаботиться о сыне. Похоронена 2.9.1941 на Елабужском кладбище. Г.Эфрон (Мур) в ноябре 1943 поступил в Литературный институт на факультет прозы; направлен на фронт в конце мая или начале июня 1944, смертельно ранен 7.7.1944 под деревней Друйка (в районе Полоцка).
      "Возвращение" Ц. в литературу в России началось в 1956, когда в альманахе "Литературная Москва" были напечатаны 7 ее стихотворений, затем еще 42 - в альманахе "Тарусские страницы" (1961); с 1961 выходили сборники избранных произведений. На Западе ее проза и стихи печатались в более полном виде с 1953, в том числе неизданные прежде "Лебединый стан" (Мюнхен, 1957), "Перекоп" (Воздушные пути, 1967, № 5), обширная переписка, а также воспоминания современников о Ц. В 1982 в Лозанне состоялся 4-й международный симпозиум, посвященный Ц., в 1992 в Москве и Париже - международные конференции. Признанная одним из величайших европейских поэтов XX в., Ц. знала и ощущала, что слово "есть высший подарок Бога человеку", ее новаторство в сфере поэтического языка рождалось из необходимости воплотить глубинное художественное знание. Как всякий сильный человек, заметил И.Бродский, она в чем-то была абсолютно беззащитна и не делала тайны не из чего, опираясь на презумпцию доверия и понимания со стороны читателя; "Ц.-поэт была тождественна Ц.-человеку, между словом и делом, между искусством и существованием для нее не стояло ни запятой, ни даже тире; Ц. ставила там знак равенства". "Бес разрушения", видевшийся некоторым в ней, на самом деле - живое негодование перед любым насилием, угнетением в жизни и в искусстве. Для нее не существовало ни преград, ни запретов, ни ограничений, ни полуправды. "Ц. - поэт крайностей только в том смысле, что "крайность" для нее не столько конец познанного мира, сколько начало непознаваемого". Она "поэт в высшей степени посюсторонний, конкретный, точностью деталей превосходящий акмеистов, афористичностью и сарказмом - всех", "поэт.., возможно, самый искренний в истории русской поэзии". "В стихотворениях Ц. читатель сталкивается не со стратегией стихотворца, но со стратегией нравственности, ...с искусством при свете совести ...с их - искусства и нравственности - абсолютным совмещением.., сила Ц. именно в ее психологическом реализме" (И.Бродский).
      Значительная часть архива Ц. (черновые тетради, записные книжки, письма и т.д.), находящаяся в РГАЛИ, по распоряжению ее дочери, А.Эфрон, закрыта до 2000.
      Соч.: Проза (предисл. Ф.Степуна). New York, 1953;
      Избр. произведения. Вступ. ст. Вл.Орлова. Сост., подг. текста, примеч. А.Эфрон, А.Саакянц. М.-Л., 1965; Несобранные произведения. Munchen, 1971; Избр. проза: В 2-х т. 1917-37. Предисл. И.Бродского. New York, 1979; Соч.: В 2-х т. М., 1980; Стихотворения и поэмы:
      В 5-ти т. New York, 1980-90; Рильке P.M., Пастернак Б., Цветаева М. Письма 1926 года. М., 1990.
      Лит.: Karlinsky S. Marina Tsvetaeva: The Woman, her World and her Poetry. Cambridge (Mass.), 1985; Caакянц А. Марина Цветаева. Страницы жизни и творчества (1910-1922). М., 1986; Ее же. "Все понять и за всех пережить!" М., 1993; Швейцер В. Быт и бытие Марины Цветаевой. Париж, 1988; Лосская В. Марина Цветаева в жизни. Неизданные воспоминания современников. Нью-Йорк, 1989; М., 1992; Кудрова И. Версты, дали... Марина Цветаева: 1922-1939. М., 1991;
      Lossky V. Chants de femmes. Paris, 1994.
     
      Т.Красавченко
     
     
      ЦЕРЕТЕЛИ Ираклий Георгиевич (псевд. К.Ц.; Вирильскии] (20.11.1881, Кутаиси - 21,5.1959, Нью-Йорк) - политический, государственный и общественный деятель. Отец - Г.К.Церетели, из родовитой дворянской, но обедневшей семьи, грузинский писатель, просветитель, общественный деятель, ученик и последователь Н.Чернышевского - оказал большое влияние на нравственное воспитание сына. Гимназистом Ц. увлекся русской литературой, Печатался с 14 лет в еженедельнике отца "Квали" ("Борозда") как поэт. Осенью 1900 Ц. поступил на юридический факультет Московского университета. Принимал участие в студенческом движении: входил в Исполком объединенных землячеств и организаций, а с конца 1901, в дни студенческих волнений, возглавил его. Ц. - автор листков и брошюры "Наша борьба", излагавших взгляды и требования студентов. После подавления волнений в числе других сослан на 5 лет в Иркутск, в 1903 возвращен по амнистии. В ссылке Ц. написал первую книгу - "Старые русские революционеры, их деятельность и их заветы" (Тифлис, 1903, на груз. яз.)
      Вернувшись в Тифлис, Ц. вступил в РСДРП и вошел в местный социал-демократический комитет. Участвовал в работе 2-го съезда Кавказского союза РСДРП, выступил с резкой критикой ленинских идей партийного строительства, в результате чего не был избран в состав Комитета, но назначен редактором легального еженедельника "Квали". После его закрытия (март 1904), спасаясь от ареста, Ц. уехал в Германию, где поступил на юридический факультет Берлинского университета; включился в политическую деятельность русских социал-демократов. Был среди участников 1-й общерусской конференции партийных работников (Женева, май 1905). Вскоре тяжелая болезнь заставила его вернуться на родину. Осенью 1906 Закавказский областной комитет РСДРП выставил кандидатуру Ц. во 2-ю Государственную думу. Ц. одержал убедительную победу; стал членом аграрной комиссии и председателем социал-демократической фракции. Первое же выступление в Думе начал с обличения политики правительства Столыпина. Оно привлекло к личности Ц. широкое общественное внимание. Ц. являлся делегатом 5-го съезда РСДРП (Лондон, май 1907), участвовал во фракционных собраниях меньшевиков; сблизился с П.Аксельродом. Выступил с докладом на съезде о деятельности социал-демократической фракции Государственной думы, и в этот же день в Петербурге было начато следствие против фракции, обвиненной в организации т.н. "военного заговора".
      2.6.1907, выступая с думской трибуны, Ц. предупреждал о готовящемся государственном перевороте, а на следующий день 2-я Государственная дума была распущена, социал-демократическая фракция арестована, а ее лидер осужден на 5 лет каторжных работ с заменой, по состоянию здоровья, 7 годами одиночного заключения в Александровской каторжной тюрьме с последующим поселением в селе Усолье под Иркутском. В Усолье вокруг Ц. сложилась социал-демократическая группа "сибирских циммервальдистов", в которую вошли В.Войтинский, С.Вайнштейн. Им удалось выпустить по одному номеру "Сибирского журнала" (1914), а после его закрытия - "Сибирского обозрения" (1915). В них напечатаны и статьи Ц. - "Война и Интернационал" и "Демократия среди воюющей России".
      После получения в Иркутске известий о Февральской революции Ц. принял участие в создании Комитета общественных организаций, Совета рабочих депутатов, Военной организации. 19.3.1917 вернулся в Петроград, включился в политическую деятельность; вошел в состав Исполкома Петроградского Совета. Вместе с Ф.Даном Ц. стал лидером господствовавшего в меньшевизме центристского течения "революционных оборонцев". На Всероссийском совещании Советов (29 марта - 3 апр.) выступил с докладом об отношении к войне, предлагал "мобилизовать все живые силы страны... для укрепления фронта и тыла". 5 мая решением Петроградского Совета Ц., пользовавшийся большим авторитетом, был введен в состав 1-го коалиционного Временного правительства в качестве министра почт и телеграфов, был одним из признанных лидеров мень-шевистско-эсеровского блока. "Из правоверного марксиста и прирожденного миротворца, - по словам П.Милюкова, - вышел замечательный специалист по межпартийной технике". Ц. принимал участие во Всероссийской конференции меньшевистских и объединенных организаций РСДРП (май 1917), которая высказалась за полную и безусловную поддержку коалиционного Временного правительства. На 1-м Всероссийском съезде Советов Ц. обосновывал в своем выступлении необходимость единения всех сил, чтобы не допустить распада государства и гражданской войны, утверждал, что "в России нет политической партии, которая говорила бы: дайте в наши руки власть". В ответ на реплику Ленина - "Есть!" - Ц. заявил, что власть должна быть достаточно сильной, "чтобы противостоять тем, кто решается на эксперименты, опасные для судеб революции". На съезде был избран членом Президиума ВЦИК.
      Попытки проведения большевиками 10 июня демонстрации Ц. оценил как заговор для низвержения правительства и захвата власти. Ц. входил вместе с М.Терещенко и А.Керенским в состав делегации для переговоров с Украинской Центральной Радой относительно состоявшегося 4 июня провозглашения автономии Украины. В результате переговоров было достигнуто компромиссное соглашение, которое, однако, вызвало протест и привело к правительственному кризису. В новом кабинете Ц. занял пост управляющего министерством внутренних дел (8-24 июля). 18 июля вместе с В.Черновым Ц. добился внесения поправки в закон о выборах в Учредительное собрание, лишавшей избирательных прав членов семьи Романовых. По состоянию здоровья и "устав" от правительственных дел, 24 июля Ц. вышел из правительства, предпочтя сосредоточиться на работе в Советах. Он рассматривал Советы как "временные леса", которые легко можно убрать, когда будет достроено здание буржуазного государства. На Государственном совещании (авг.) он заявил, что имущие классы должны думать не об облегчении бремени налогов, а о жертвах во имя государства. Широкую известность получила сцена символического рукопожатия социалиста Ц. и видного промышленника А.Бубликова на сцене Большого театра, где проходило совещание. В августе Ц. принимал участие в работе Объединительного съезда РСДРП, избран членом ЦК от оборонческого большинства. 6 сентября после принятия Петроградским Советом большевистской резолюции "О власти" Ц. вместе со всем эсеро-меньшевистским Президиумом Совета сложил свои полномочия. Участвовал в работе Демократического совещания (14-18 сент.). Предложил создать постоянный представительный орган, перед которым правительство будет нести ответственность вплоть до созыва Учредительного собрания - Временный Совет Российской Республики (Предпарламент, образован 20 сент.). В дни октябрьского переворота - на Кавказе на лечении.
      10 ноября на заседании Собора земств и городов Ц. предлагал создать "демократический центр, который должен быть противопоставлен узурпаторам власти". В декабре 1917 дважды арестовывался. 5.1.1918 на Учредительном собрании Ц. выступил с большой и страстной речью и огласил декларацию: "Социал-демократическая фракция призывает весь рабочий класс России отвергнуть неосуществимые и гибельные попытки навязать всей революционной демократии... диктатуру меньшинства и грудью встать на защиту полновластия Всероссийского Учредительного собрания..., требовать, чтобы все органы власти, возникшие на почве гражданской войны, признали верховную власть Учредительного собрания".
      После разгона большевиками Учредительного собрания Ц. уехал в Тифлис, где включился в общественно-политическую жизнь Грузии. Как депутат Учредительного собрания от Закавказского избирательного округа вошел в состав Закавказского Сейма, который объявил вскоре после Брестского мира об отделении Закавказья от России. Выступая 13 апреля в Сейме, по поручению социал-демократической фракции заявил об отказе подписать Брест-Литовское соглашение. В надежде избежать турецкой оккупации Ц. на заседании Закавказского правительства 26 мая объявил о выходе Грузии из состава Федерации и о провозглашении государственной независимости. Выступая на Грузинском национальном собрании, особо подчеркнул, что "в Грузии дело национальной независимости, дело демократии... не должно делаться большевистскими методами". В феврале 1919 - апреле 1920 Ц. - член делегации Грузии на мирных конференциях в Версале и Сан-Ремо.
      В феврале 1921 большевистская Россия аннексировала и оккупировала Грузию. Грузинская демократическая республика прекратила существование. Ц. оказался в эмиграции во Франции, ас 1940 - в США. Он являлся представителем грузинской социал-демократии в Международном социалистическом бюро, членом Исполкома II Интернационала. Противился антирусским настроениям большинства грузинской социал-демократии, распространившимся после оккупации Грузии Красной армией и подавления антисоветского восстания в Грузии в 1924. На этой почве отказался представлять интересы грузинских социал-демократов в Рабочем Социалистическом Интернационале. С середины 20-х приступил к работе над мемуарами, которые печатались в Швеции в 1928-29; полностью изданы посмертно отдельной книгой (1963) в США. В 1933 Ц; помогал Б. Николаевскому в спасении Русского социал-демократического архива. Писал биографические очерки о соратниках и друзьях, статьи по актуальным проблемам. В день похорон Ц. А.Керенский отметил, что он "воскреснет в памяти народа, когда снова в России и в Грузии, которые нераздельно владели его сердцем, опять послышится голос чести и свободы, которым он так беззаветно служил".
      Соч.: Из воспоминаний о думской работе / Тернии без роз. Женева, 1908; Речи И.Г.Церетели в России и на Кавказе, т. 1-2, Тифлис, 1918; Речи И.Г.Церетели. Пг., 1927; К национальному вопросу // Воля России, 1930, № 5/6; Российское крестьянство и В.М.Чернов // НЖ, 1952, № 29; Воспоминания о февральской революции. Париж, 1963, т. 1-2.
      Лит.: Дан Ф.И. Ираклий Церетели // Нов. раб. газета, 1913, № 56; Войтинский B.C. Годы борьбы и поражений. Берлин, 1924, кн.2; Вишняк М. И.Г.Церетели // Соц. вест., 1959, № 6; Николаевский Б.И. И.Г.Церетели: (Страницы биогр.) // Там же, 1959, № 6-12; 1960, № 2/3; Roobol W. Tsereteli. A Democrat in the Russian Revolution. A Political Biography. 1976.
     
      В.Крылов
     
      ЦЕТЛИН Михаил Осипович (псевд. Амари, Мих. Ос.) (28.6.1882, Москва - 10.11.1945, Нью-Йорк) - поэт, прозаик, критик, редактор, издатель. Из богатой еврейской семьи чаетор-говцев. Окончил московскую гимназию Ф.Клеймана. Из-за болезни (костный туберкулез) в университет не поступал, но получил хорошее домашнее образование; был человеком разносторонней культуры, владел основными европейскими языками. Участвовал в революции 1905-7; член эсеровской партии, материально поддерживал ее и после того, как в 1908 отошел от политики, чтобы избежать ареста. Преследовался как член редакционной комиссии издательства "Молодая Россия", вынужден был в 1907 эмигрировать вместе с Марией Самой-ловной (урожд. Тумаркина, в 1 -м браке - Авксентьева), с которой в 1910 обвенчался во Франции. М.Цетлина активно поддерживала все начинания мужа. Супруги жили во Франции и Швейцарии, много путешествовали.
      В первой книге Ц. "Стихотворения" (М., 1906), уничтоженной цензурой, содержались стихи революционно-гражданской направленности. Сборник "Лирика" (Париж, 1912) выдержан в традициях лирической поэзии XIX в„ проникнут радостным волнением, ощущением счастья; о нем писали В.Брюсов, В.Ходасевич. В издательстве "Зерна" (которое Ц. субсидировал) в 1916 вышла книга "Глухие слова (Стихи 1912-1913 гг.)". В ней продолжалась тема любзи, пейзажная живопись словом, но вместе с этим нарастала тоска по родине, по Москве. В стихах (нередко подражательных) ощущается какая-то нерешительность, неуверенность в себе. Эти черты характера Ц. не раз отмечали его современники. Ц. понимал, что обладает скромным поэтическим дарованием; ориентировался на тютчевскую традицию. О себе писал: "...С одним я народом скорблю / (С ним связан я кровью); / Другой безнадежно люблю..." Печатал стихи в журналах "Русская мысль", "Новый журнал для всех", "Современный мир", "Вестник Европы", "Заветы". Узнав о Февральской революции, возвратился на родину и около года прожил в Москве; печатался в газетах "Черниговский край", "Вольный Урал", в сборнике "Весенний салон поэтов" (М., 1918). Октябрьскую революцию не принял; осенью 1918 выехал вместе с семьей А. Толстого в Одессу, в 1919 - за границу.
      Обосновавшись в Париже, Цетлины жили на широкую ногу, в их литературном салоне могло быть одновременно до 100 человек, как это было на вечере в пользу И.Бунина, организованном Комитетом помощи русским писателям. Дочь Ц. Ангелина утверждала, что ее "родители никогда не причисляли себя к белой эмиграции, оставаясь верными эсерам". В своем салоне, наряду с писателями, они собирали политических деятелей - эсеров и кадетов.
      Сборник стихов "Прозрачные тени" (Париж; М., 1920) тяготел по содержанию и стилистике к изысканности. Характерно своей нарочитой красивостью стихотворение "Ожерелье" ("Алмазы радости ... черные печали жемчужины ... осколки уничтоженных рубинов" и т.п.). Стихотворение "Возвращение" выразило отношение Ц. к России: "...Я так стремился к тебе/и еле тебя узнаю: / Вдохновенную, мерзкую, злую, святую, / И, быть может, только не ту, не мою, / А другую, другую!" В 1923 Цетлины издали три номера альманаха "Окно".
      Ц. бывал на "воскресениях" у Мережковских и на заседаниях "Зеленой лампы". На первом собрании (5.2.19127) прочитал доклад "О литературной критике". В беседе "Русская интеллигенция как духовный орден" (по поводу речи И. Фондаминского) говорил: "Пусть мы часть России, попавшая в трудное, трагическое положение. Но и Советская Россия тоже находится в трагическом положении. Мы физически лишены родины, почвы. Они лишены свободы... Кому хуже? Обоим... Будем избегать греха гордыни, не будем думать, что мы соль земли. Нет, мы соль без земли и все же есть в нас соленость, и мы не должны ее потерять. Между Россией и эмиграцией есть, я верю, духовное взаимодействие... В этом смысле мы должны быть обращены "лицом к России"..." В статье "Эмигрантское: Критические заметки" (СЗ, 1927, № 32) предпринял попытку подытожить спор о зарубежной русской литературе, выразив сомнение в способности молодых стать достойной сменой старшему поколению писателей-беллетристов: "старшие" "принесли на подошвах комочек земли из своих уездов, унесли с собою родину", этого нет у "молодых", но они могут "войти в литературную жизнь Запада и тем обогатить и осложнить приемы и формы письма".
      В "Современных записках" публиковал "Литературные заметки", очерки "На литературные темы", статьи "Племя младое: (О Серапио-новых братьях)" (1922, № 12), "О современной эмигрантской поэзии" (1935, № 53), портретные зарисовки: "Короленко, человек и писатель" (1922, № 37), "О Чехове" (1929, № 40), свыше 60 рецензий, в том числе на произведения А.Толстого, Д.Мережковского, Б.Зайцева, М.Алданова, М.Осоргина, В.Набокова. Руководил поэтическим отделом журнала, писал о стихах К.Бальмонта, Н.Берберовой, З.Гиппиус, Дона-Аминадо, Е.Кузьминой-Караваевой, Б.По-плавского, Н.Тэффи, З.Шаховской и др. Рецензировал литературно-критические работы П.Би-цилли и Д.Мирского. Критические суждения Ц. отличались оригинальностью, например, в рецензии на книгу "Роза Иерихона" Бунина (1924) он высказал мысль, что непримиримость писателя к большевистской революции связана с его "классическим духом", которому "чуждо все нечистое, смешанное, ублюдочное, всякая ложь и компромисс".
      Рецензируя биографические романы С.Сергеева-Ценского и Ю.Тынянова (1929), отдавал предпочтение художественным биографиям, когда автор - не романист, а биограф - стремится "только вчувствоваться в подлинную данную личность своего героя, осветить и оживить сухие документы, скорее воссоздать, а не сотворить". Таким принципам отвечала книга Ц. "Декабристы: (Судьба одного поколения)" (Париж, 1933) - по определению М.Алданова, "высокий образец историко-биографической литературы". Ц. изображал декабристов (кроме "средневекового рыцаря" Лунина) не как героев, а как средних, обычных людей, отмечая, что сама "атмосфера Александровского времени была оппозиционной"; из описываемых Ц. "мелочей" возникает "замечательная картина исторической трагедии" (Алданов). В стихотворной книге о декабристах "Кровь на снегу" (Париж, 1939) Ц. воссоздал образ "России Николая": "...Внутри развращена, больна, / Но миру робкому - пока / Ее недуг точил не зримо - / Она казалась велика / Безрадостным величьем Рима". Вместе с тем Русь видится поэту "в буйном камзоле", в безудержности "чуд", он призывает: "...Против себя же крепи / Выстрой, о, русский люд!" Однако, писал Ц., "ключ свободы" "не вовсе замерз" - "друзья 14-го" (декабря) будут жить в каждом последующем поколении.
      После вторжения Гитлера во Францию Цетлины эмигрировали в США, где вместе с Алда-новым Ц. основал "Новый журнал", опубликовал в первых его номерах отрывки из книги "Пятеро и другие" (Нью-Йорк, 1941), которую ставил в один ряд с "Жизнью Тургенева" Зайцева и "Державиным" Ходасевича. В книгу вошли романизированные портреты В.Стасова, М.Глинки, М.Балакирева, А.Бородина, М.Мусоргского, а также Н.Римского-Корсакова, А.Даргомыжского, В.Серова, Ц.Кюи. Наиболее интересны портреты Мусоргского и особенно Балакирева, с симпатией изображен Стасов.
      В редакционной статье номера "Нового журнала" говорилось, что, издавая единственный русский журнал вне СССР, редакция открывает его страницы писателям разных направлений, но "в известных пределах: люди, сочувствующие национал-социалистам и большевикам, у нас писать не могут". Однако личные черты Ц. - мягкость, доброжелательность, терпимость - оборачивались порой нетребовательностью. Тем не менее о его вкусе свидетельствует публикация рассказов Бунина, романа Алданова "Истоки", произведений Зайцева, Набокова, Осоргина, Яновского, воспоминаний М.Чехова, М.Добужинского, А.Гречанинова, В. Ипатьева, Б.Бабкина, бывшего советского дипломата А.Бармина, И.Гессена. Среди авторов публицистического отдела были П.Милюков, П.Сорокин, Г.Федотов, В.Войтинский, А.Керен-ский, А.Гольденвейзер, В.Чернов, М.Вишняк, Б.Ни-колаевский, Г.Аронсон, Д.Далин и др.
      В последние годы жизни Ц. работал над книгой о символистах (многих из них он знал лично). Отрывки под названием "Восьмидесятые годы" публиковались в "Новом журнале" после смерти Ц. (1946, № 14). Умер Ц., редактируя 11-й номер журнала. М.Цетлина продолжала его издание, а затем предприняла издание журнала "Опыты".
      Лит.: Гуль Р. "Новому журналу" 45 лет // НЖ, 1986, № 162; Доминик-Цетлин А. Из воспоминаний / Евреи в культуре рус. зарубежья, вып.1. Иерусалим, 1992.
     
      А.Ревякина
     
      ЦИМБАЛИСТ Ефрем Александрович (9.4.1889 [по др. св. 1890], Ростов-на-Дону- февр. 1985, Филадельфия) - скрипач, композитор, педагог, дирижер, музыкально-общественный деятель. Родился в семье профессионального скрипача и дирижера оперного оркестра. Интерес к музыке и рано проявившиеся исключительные способности мальчика заставили отца серьезно отнестись к его музыкальному образованию. Он давал ему первые уроки, а в 9 лет Ефрем уже поразил театральную публику, возглавляя оперный оркестр отца и выступая с концертами. В 1901 отец повез его в Петербург, где мальчик был принят в консерваторию. Огромную роль в становлении творческой личности молодого скрипача сыграли занятия в классе профессора Л.Ауэра и по композиции - у профессора Н.Римского-Корсако-ва, от которого Ц. унаследовал высокие художественные идеалы. Композитор А.Глазунов, в ту пору директор Петербургской консерватории, услышав на выпускном экзамене (1907) игру Ц., записал в экзаменационном листе: "Колоссальный талант. Передача вдохновенная, полная настроения. Впечатление потрясающее.
      Вне сравнений!" Ц. был удостоен золотой медали и премии им. Антона Рубинштейна.
      Восторженные отзывы сопровождали выступления Ц. в Берлине (7.1 1.1907) и Лондоне (9.12.1907), где он блестяще исполнил концерты И.Брамса, П.Чайковского, "Испанскую симфонию" Э.Лало под управлением прославленного дирижера Ханса Рихтера. "Это, конечно, гений среди скрипачей", - писал корреспондент из Лондона. После триумфального исполнения 1.1.1910 в Лейпциге концерта Чайковского со знаменитым дирижером Артуром Никишем Ц. подписал контракт на гастроли в США. 27.10.1911 состоялся его американский дебют с Бостонским симфоническим оркестром. Впервые в США Ц. блестяще исполнил скрипичный концерт А.Глазунова.
      Горячий прием в США, обилие предложений, контрактов открывали перед молодым артистом заманчивые перспективы; Ц. решился избрать США местом своего постоянного пребывания. В течение почти полувека артист вел напряженную концертную деятельность. С его искусством познакомились миллионы слушателей не только в Америке и Европе, но и в Африке, Азии, Австралии. Он совершил два "кругосветных" турне, покрыв в 1916 расстояние в 30 тыс. миль, а в 1920 - в 50 тыс. миль. До 1939 артист совершил 7 поездок на Восток, культура которого оставила определенный след в его творчестве. В 1914 Ц. женился на известной оперной и концертной певице (сопрано) Альме Глюк, с которой часто выступал в концертах в качестве пианиста и дирижера. Ряд сохранившихся записей свидетельствует о замечательном ансамбле двух музыкантов. Для А.Глюк Ц. написал ряд романсов, создавал обработки народных песен, как, например, "Две украинские народные песни" - "Виють витры" и "У сусида хата била".
      Обладая огромным репертуаром, Ц. с большим успехом проводил ретроспективные "исторические" циклы концертов, исполняя музыку композиторов XVII-XX вв. Незабываемое впечатление оставляло исполнение артистом масштабных полотен: концерты Брамса и Чайковского, Мендельсона и Глазунова, передаваемых им в трепетном лирико-драматическом ключе. Он превосходно интерпретировал и современную музыку (посвященные ему концерты Ч.Стока и Д.К.Менотти). Обладая исключительным виртуозным мастерством, он с ослепительным блеском исполнял собственную Фантазию на темы оперы Римского-Корсакова "Золотой петушок" и в то же время своей мягкой певучей манерой игры придавал особое очарование концерту ре-мажор Н.Паганини, в котором одним из первых исполнил труднейшую каденцию Э.Соре, развеяв легенду о ее неисполнимости. Сдержанно и сосредоточенно звучали в его исполнении произведения Баха и Бетховена, романтической свежестью чувств отличались сонаты и Венгерские танцы Брамса. Обладая талантом перевоплощения, Ц. славился и как подлинный мастер инструментальных миниатюр, где его талант тонкого лирика захватывал слушателей обаянием филигранного мастерства, изысканностью красок, передачей тончайших оттенков чувств и настроений.
      В 1934 и 1935 Ц. с огромным успехом гастролировал в СССР. "Он буквально околдовывал слушателей элегантной виртуозностью, - вспоминал Д.Ойстрах, - Хейфец побеждал публику, подчиняя ее себе силой своего искусства; Цимбалист очаровывал, обращаясь к глубоким тайникам души и сердца... В художественной палитре Цимбалиста есть все краски, ему подвластны все "тайны" инструментальной выразительности, но он пользуется ими в мягкой, пожалуй, только ему одному присущей манере... Цимбалист неповторим, потому что в его игре нет ничего внешнего, эффектного, идущего от желания поразить или удивить... но за этой "простотой" и легкостью таится беспредельное мастерство виртуоза..., ни до него, ни после я никогда больше не встречал, чтобы в игре скрипача были настолько исключены малейшие случайности... Филигранная отточенность исполнения - результат великолепного таланта, напряженной работы, блестящей школы".
      Очень скоро Ц. занял особое место в музыкальной жизни США. Своей концертной, а затем и активной педагогической деятельностью он оказал "огромное влияние на исполнительское искусство этой страны, создав, по существу, скрипичную школу, широко известную теперь во всем мире" (Д.Ойстрах). С 1 928 он преподавал в Кёртис-институте в Филадельфии, где с 1941 по 1968 был также и директором, сменив на этом посту прославленного пианиста И.Гофмана. Особенно плодотворной была педагогическая деятельность артиста в последние десятилетия его работы. Достаточно сказать, что к 90-м почти все скрипачи прославленного Филадельфийского симфонического оркестра являлись его воспитанниками. Среди учеников Ц. - артисты с мировым именем, лауреаты международных конкурсов (Ш.Ашкенази, Х.Судзуки, О.Шумский, Н.Кэрол и др.). Вместе с тем творческие импульсы его таланта были столь сильны, что оказывали воздействие далеко за границами США. По признанию японских музыкантов, выступления Ц. у них в стране содействовали становлению японской скрипичной школы.
      Примечательно, что и в области педагогики незримые нити постоянно связывали Ц. с родиной. Он признавался, что всю свою артистическую жизнь оставался по духу русским артистом, приверженцем лучших достижений русской педагогики с ее стремлением к развитию индивидуальности, подчинению технических средств раскрытию глубин художественного содержания ("я всячески старался развить неповторимое своеобразие каждого, научить каждого говорить своим голосом"). Эти принципы, унаследованные от ауэровской школы, артист неизменно отстаивал в педагогической работе. В его классе постоянно звучали концерты Чайковского, Глазунова, "Концертная сюита" Танеева, многочисленные пьесы и транскрипции (в том числе и его собственные) произведений Глинки, Чайковского, Римского-Кор-сакова, Скрябина, Рахманинова. Своей исполнительской, транскрипторской и педагогической деятельностью Ц. внес огромный вклад в популяризацию русского искусства.
      Хотя "прощальный" концерт великого артиста состоялся в Нью-Йорке 14.1.1949, он, однако, возвращался на сцену неоднократно в 1950-е. В 1952 Ц. исполнил (впервые) посвященный ему скрипичный концерт Менотти, в 1955 - концерт Бетховена с Филадельфийским оркестром.
      Исключительно велик был международный авторитет скрипача. В числе самых выдающихся музыкантов мира его постоянно приглашали на ответственнейшие музыкальные соревнования творческой молодежи. В 1958-70 он принимал участие в работе жюри четырех Международных конкурсов им. П.Чайковского.
      Современники не раз подчеркивали особую гармоничность, утонченность и изысканность художественной натуры Ц. Широко эрудированный музыкант, владевший несколькими языками, он глубоко знал и любил искусство. Артист был известен как почитатель старинных рукописей и антикварных книг, в его собрании была огромная коллекция скрипок и музыкальных инструментов народов мира. Экзотическую часть коллекций составляли китайские росписи по шелку и вазы, японские гравюры и ткани.
      Созданные Ц. опера "Ландара" (1956), музыкальная комедия "Нектар" (1920), с успехом поставленные на сценах США, симфонические произведения и концерты для скрипки, для фортепиано, для виолончели с оркестром, соната, сюита в старинном стиле, квартет и ряд др. камерно-инструментальных произведений свидетельствуют о незаурядном композиторском даровании музыканта и широте его творческих горизонтов.
      Лит.: Ямпольский И. Е. Цимбалист // Сов. музыка, 1934, № 8; Ойстрах Д. Ефрему Цимбалисту - 75! // Там же, 1965, № 4; Applebaum S. E.Zlmbalist / The Way they Play, vol.1. Neptune, 1971; Руденко В. Е.Цимбалист (вступ. ст. к грампластинке). "Мелодия", 1983.
      В.Руденко