ОБРЕТЕНИЕ
меньшее, которое тотчас обращается в большее, ибо зло
— категория неделимая.
И доля вины в осуществлении сего выбора лежит на оте
чественной словестности. Но может, все же — не вины, а
беды?..
Но грех злорадствовать по сему поводу.
Но выбравшие “меньшее” зло с каким-то сладостраст
ным упоением констатируют, что с каждым днем умень
шается влияние литературы на умы и души сограждан. Что
ж, радуйтесь, коль не умеете плакать!..
Но чем заполняются пустоты человеческого сознания
и подсознания? Бульварной писаниной и низкопробной пе
реводной дребеденью. Что породит оплодотворенная без
духовностью пустота?.. Об этом можно не догадываться.
И без малейшего стеснения комсомольские, сексуальноо
забоченные газетенки учат нравственности всех сверху до
низу. Но учат, однако, своей нравственности. А некто, не
видимый в литературе даже в микроскоп, ныне преуспева
ющий соцреалистический подпольщик, покровительствен
но и утверждающе спрашивает неподпольного человека:
— Ну, как дела? Совсем плохо?!
— Да ничего... Вполне терпимо... Если я раньше из бед
ности пытался выбиться в приличные люди, то теперь моя
задача несравненно облегчилась... Я из нищеты пытаюсь
выбиться в бедность...
— Однако оптимист ты, брат! Все пишешь! А мне, из
вини, некогда, меня на президентском совете ждут... Надо
поучить власть уму-разуму? — величественно ответствует
подпольщик, а неподполыцик думает:
“Как же я жестоко ошибался, считая, что дураков в Рос
сии запасено аж на тысячу лет. Оказывается, — на значи
тельно большие сроки. Да и не только в России, но и на
Западе тоже...”
Но как-то не утешает неподпольщика мысль о Западе.
Никак не утешает.
150