ЛЕВ КОТЮКОВ
бесчеловечный! — выкрикивает безумная старуха в лица
прохожих , — Дайте мне денег!.. Я к матери еду! Меня моя
мать ждет!.. Денег дайте!.. Души у вас, бесчеловечных, нет,
плюнуть некуда!..
Ухмыляются снующие мимо, кое-кто, не смотря на свою
бесчеловечность, швыряет под ноги старухи мелкие денз
наки — и всем до лампочки, что время не имеет родины,
что жизнь и время не нужны друг другу.
При самой безоглядной любви к жизни человек чужд
сам себе в этом мире, а русский человек чужд сам себе вдвой
не, втройне, в бесконечной степени — и, как злорадно кон
статирует новейшая история, нет предела его самоотчуж-
дению. И, быть может, корень сего метафизического изъя
на кроется именно в стремлении найти родину во времени.
Давным-давно некто брякнул: “Времена не выбирают, в
них живут и умирают... “
Выбирают, еще как выбирают— и не живут, а умира
ют...
Русский человек постоянно жаждет выбрать во вре -
мени меньшее зло — и не ошибается.
Но меньшее зло тотчас оборачивается большим, ибо зло
— категория неделимая. И не надо мне зудеть на ухо о ка-
ком-то уже тысячу лет пробуждающемся народном само
сознании!..
Я не знаю, что это такое!.. Я не знаю, какие декабристы
его разбудят. И, как говорил мой приятель-бухгалтер, ныне,
к сожалению, покойный, когда я брал у него взаймы “до
завтра”: “Пьяница проспится, дурак — никогда. Ну, а если
и то, и другое !..” , — и безнадежно махал рукой.
Зло не ведает своих пределов — и, временно победив
жизнь на сто процентов, норовит победить аж на триста,
— и неизбежно проигрывает, но, увы, не самоуничтожает-
ся на радость доверчивым обывателям. Оно хоронится в