![Show Menu](styles/mobile-menu.png)
![Page Background](./../common/page-substrates/page0005.jpg)
Житие Александра Куштского и Евфимия Сянжемского
303
комую нам по Житию Александра Куштского фразу: «И тако поживе
преподобный лЪта доволна» (С. 309).
Рассказ о кончине Евфимия Сянжемского, выделенный в самосто
ятельную главу, вполне традиционен: святой, предчувствуя свою кон
чину, обращается к братии с наставлениями, дает им последнее цело
вание и благословение. Вслед за этим в тексте помещен плач учеников
о Евфимии и рассказ о его погребении. И как полагается такого рода
текстам, повествование о Евфимии заканчивается похвалой святому:
агиограф обращается к нему с молением о заступничестве, с просьбой
даровать здравие и благоденствие императрице, наследнику и его суп
руге. Казалось бы, на этом Житие должно завершиться: «Днесь нынЪ
с вЪрою приходящихъ, со страхомъ и любовию припадающихъ ко свя
тому твоему гробу многоцЬлебныхъ мощей твоих и образъ подобия
твоего любезно цЪлующе, того молитвами, Христе Боже, помилуй и
спаси насъ» (С. 311). Однако агиограф вспоминает вдруг об Алексан
дре Куштском: «Мы же на предлежащее возвратимся. Преподобный
Александръ Кушский Богу моляся в пустыни, юже предаде ему пре
подобный отецъ нашъ Евфимий, по Божию строению, постави крестъ,
иже ношаше с собою, и преклонь колЪни, моляся Богу. И оттолЪ рас-
пространися пустыня на Куште. Преставися преподобный отецъ Алек
сандръ Кужский в л’Ьто 6947-е, в день неделный, въ 1 часъ дни, месяца
иуния въ9 день» (С. 311). Очевидно, что агиографу преподобный Алек
сандр совершенно не интересен и не важен. Ему он нужен только для
того, чтобы начать рассказ о Евфимии. История пострижения Алек
сандра, так автором Жития Александра и Евфимия распространенная
и драматизованная, заменяет собой недостающий материал о жизни
Евфимия до его встречи с преподобным Александром, так как «о рож
дении и воспитании преподобнаго отца нашего Евфимиа, и коего гра
да, и какова роду, и о пострижении его, в коемъ монастыре, и в коемъ
году преставися, о семъ неизвестно» (С. 311).
Во всем этом чувствуется автор XVIII в. С одной стороны, он легко
додумывает, досочиняет, составляет или восстанавливает за счет тра
диционных сцен и этикетных формул рассказ о жизни Евфимия в Сян-
жемской пустыни. С другой стороны, он ищет факты и документаль
ные подтверждения, доказательства и потому так цепляется за Житие
Александра Куштского, хотя рассказ об Александре разрушает порой
композиционную цельность создаваемого им Жития. Таким образом,
работая над этим Житием, он то выступает как средневековый агио
граф, то вдруг становится рационалистом-исследователем. В этом от