запах, а на рассвете увидели, что из разных мест по отлогос
тям горы поднимались густые пары. То же самое мы и преж
де замечали после всякого дождя.
Теперь мы были совсем готовы к походу; нужное ко
личество дров и воды запасли, каких можно было растений
и кореньев, годных в пищу, мы наменяли; а с свиньями и
курами они никак расстаться не хотели.
Итак, не имея более надобности здесь оставаться, мы в по
ловине шестого часа утра 31-го числа снялись с якоря и по
шли из гавани. Лишь только жители приметили, что мы их
оставляем, как вдруг на всех берегах кругом нас раздалось
громогласное: «Эввау! Эввау!» Погода скоро стихла и дала Гу-
наме время приехать к нам со своим сыном и четырьмя или
пятью другими товарищами. Подъезжая к шлюпу, они бес
престанно кричали: «Диана! Диана!» —и показывали руками
к якорному нашему месту. Но коль скоро приехали близко, то
завыли голосом, что-то припевая, и утирали слезы, которые
действительно непритворно текли у них из глаз.
Гунама привез мне в гостинец корень ям, в котором весу
было I 6V 2фунта. За это мы им дали некоторые подарки, и тог
да же шлюп от нашедшего ветра, взяв ход, стал их оставлять.
В то время они беспрестанно махали руками, показывая на га
вань, а Гунама повторял жалким голосом: «Диана-а! Диана-а! а!
Диана!» Такова чувствительность сих островитян: они плакали
и кричали вслед за нами, доколе могли мы слышать. Наконец,
отстав довольно далеко, воротились назад.
Расставание с новыми нашими приятелями Тихого океана
не слишком для нас было огорчительно, хотя слезы и вопли
их несколько нас и тронули. Но в самое то время, как мы вы
ходили из залива, с нами случилось несчастие, которое было
ближе к сердцу: в 7-м часу умер плотничный наш десятник
Иван Савельев от простудной горячки. Он занемог 27-го чис
ла сего месяца, а через четыре дня лишился жизни, быв чрез
вычайно здоровым, тучным и сильным человеком. Знание
его своей должности, усердие и расторопность, а притом
кроткий нрав и отменно хорошее поведение делали его для
[
1 6 1
]
