трудом, и как раз его перо могло послужить ГПУдля маскиров
ки, для пропаганды.
В ночь на 23 декабря 1925 года Шульгин перешел польскую
границу с паспортом на имя Иосифа Карловича Шварца. Сна
чала он прибыл в Киев, затем приехал в Москву. По-видимому,
главным сюжетом этой поездки ее устроители планировали
«трестовскую игру». И она удалась на славу.
О
встречах с «племянниками» Шульгин написал так: «Я был
отдан Марии Владиславовне Захарченко-Шульц и ее мужу под
специальное покровительство. Муж ее был офицер. По ее кар
точкам, снятым в молодости, это была хорошенькая женщина,
чтобы не сказать красивая. Я ее узнал уже в возрасте увядания,
но все-таки кое-что сохранилось в ее чертах. Она была немно
го выше среднего роста, с тонкими чертами лица. Испытала
очень много, и лицо ее, конечно, носило печать всех испыта
ний, но женщина была выносливой и энергии совершенно ис
ключительной. Она была помощницей Якушева... Оба супру
га, она и муж, часто навещали меня, они жили там же, возле
меня, постоянно выезжая в Москву, оттуда примерно час езды
доихдома... Мне приходилось вести откровенные беседы с Ма
рией Владиславовной. Однажды она мне сказала: “Я старею.
Чувствую, что это мои последние силы. В ‘Трест’я вложила все
свои силы, если это оборвется, я жить не буду”».
Шульгин был обречен поверить «Тресту». Разве он мог
усомниться, когда слышал от своих новых знакомых уверения
в том, что народ и государство уже оправляются от страшных
ударов, которые им нанес социализм? Что никакого комму
низма больше нет, а есть глупая болтовня севших в лужу людей.
Что социалистическая отрыжка пройдет.
Тут же Шульгину внушали, что напрасно в эмиграции торо
пятся, ведь сами понукающие далеко не готовы взять государ
ственный руль и не знают, что делать с Россией.
Если Шульгин и мог что-то заподозрить в этих уговорах, то
последующие доводы снимали все подозрения: устоями Рос
сии должны быть уважение к религии и моральному началу,
здоровый национализм, не переходящий в шовинизм, созна
ние важности духовной культуры, свобода трудиться и мыс
лить, всяческая поддержка сильных творческих людей.
Если закрыть глаза, то можно представить, что находишься
не в красной Москве, а в столыпинском Петербурге и слы
шишь речи о Великой России. Может быть, в «Тресте» были
люди, искренне верившие в возможность переиграть чекистов.
И они играли в странную жуткую игру со своим прошлым, ве
ря, что смогут вырваться из западни. Они раскрыли глаза толь
ко тогда, когда к ним прикоснулась смерть.
258
