Грязнов Е. Из школьных воспоминаний бывшего семинариста Вологодской семинарии. – Вологда, 1903

назад | содержание | вперед
 


Курс, семинарии

Курс семинарии начался для меня в» сентябре 1847 года, на 17-м году моего возраста. В ту пору физический рост мой еще слабо подавался и даже до 19 лет я вырастал малозаметно, не смотря на то, что по телосложению своему не считался слабосильным; зато к 20 годам «рост» стал быстро подниматься и я наконец приобрел высокий рост.

Семинарский курс наш резкой гранью отличался от прежде пройденного училищного курса, во первых, но научному содержащею, во-вторых, по личной постановке учебно-воспитательного дела и в-третьих, даже но комплекту учеников в классах.

Вт. течении четырехлетия го предшествовавшего курса нашего (в третьем и четвертом классах) главным делом нашим, требовавшим наибольшего внимания и напряжения умственных сил наших, были, несомненно, древние языки. Как теоретическое изучение грамматических тонкостей того и другого языка, так и прикладное применение усвоенных из грамматики правил к разумению особенностей речи древних знаменитых писателей служили пробным камнем для определения, как книжного усердия, так и сметливости и вообще степени умственных способностей трудящегося ученика; здесь главным образом» определялись и зарабатывались классный преимущества конкурентов. Но другим главным предмета училищного курса, – по Закону Божию (катихизис Свящ. История), ни от наставника, ни от ученика почти не требовалось каких-либо пояснительных толковали и все достоинство ученического труда вращалось в проделах механической памяти; хороший классный ответ ученика наибольшее ценился по буквальной точности пересказа заданного текста учебника и, стало быть, зависел только от степени книжного усердия.

По предмету отечественная языка, со времени грамматического курса в приходском училище, в учебную программу не входило ни одного часа занятий в течении последних, двух классов уездного училища, с четырехлетним их курсом, так что за это время ничего существенного не прибавилось для ученика в усовершенствовании его устной природной речи. Знакомство с книжной речью получалось лишь самое ограниченное, например, в переводимых па курсе образцах древних авторов, да еще в одном либо в двух учебниках училищного курса. А для письменная изложения какой-либо книжной речи, например, письменного пересказа продиктованной или прочитанной, хотя бы нехитрой статейки, либо то обыкновенной устной речи, во все продолжение училищного курса, до 16 летнего возраста ученика, не бывали далее элементарных пыток. Какая, подумаешь, была простота учебных нравов и простота кланов в нашей школе. Хорошо еще, если ученик, вынужденный своими хозяйственными обстоятельствами, писал письмо одно-другое своим родным, тут, значит, он по собственному почину полагал начало своей науки письменных изложений, прежде чем поучили его в школе едущие люди письменному складу [*] [Может быть, не безынтересно покажется самое древнее из сохранившихся от школьной норы писем моих к родителю, относившееся как раз ко времени вступления моего в святилище семинарии, после обычного семилетнего училищного курса.

Письмо приводится с точным сохранением правописания подлинника.

«Любезнийший родитель!

Тятинька В. В-ч, сестрица М. В-на и братцы: В, Н. и М. здравствуйте! Желаем Вам доброго здравии и всякого благополучия, на многие лета здравствовать. Уведомляю Вас, что я получил Ваше письмо 13-го числа и 25к. сер. денег, за что весьма благодарю. Из посланных Вами 6 руб. сер. Александру (старшему брату) я получил только 150 к. асе. (по нынешнему счету 43 коп.) на кои и купил словесность.

Константину (третьему брату) книги куплены всю, кроме Церковн. Устава. У нас т. е. в Ритор, на 1-м отделении задан 1-й период к 14-му числу, из предложения Молитва нужна для человека.

Извините! что письмо писано худо; ибо не было времени стараться; потому что писано во время обеда 13-го числа Октября месяца 1848 года.

Известный и покорный Ваш синь, ученик Вологодской семинарии 1-го низшего отделения Е. Г.»

Малосодержательный документик этот все же может свидетельствовать о степени культуры известного ученического поколения. Правописание, по нашей учебной системе предоставленное собственной наблюдательности ученика, шло в школе, надеюсь, не дурно; а в отношении красноречия надо принят во внимание, что автор письма только еще приступал к сочинению «первого периода» по всем правилам технической композиции.]. С началом курса семинарии открывалась для ученика область словесного искусства; мало того, на первом же курсе семинарии центр тяжести классных ученических трудов и забот и научного интереса перемещался от древних языков на курс словесности и даже именем словесность (риторика) в обыденной популярной речи предпочтительно назывался (ради краткости) первый класс семинаре. Заслужив более почетную чем прежде кличку семинариста, ученик приучался смотреть на себя самого уже иными глазами; когда же он сам испытывал свои силы на первых шагах сочинительства, по преподанным ему в новой школе правилам, то проникался некоторым чувством самодовольства, рад был, что для него, наконец, приподнимается завеса и открывается в перспективе то таинственное искусство, пользуясь которым его предшественники, как ему хороню известно, умеют составлять хитрые «рассуждения» и проповеди, заслуживающие одобрения наставников и восхваления сверстников.

Во-вторых, учебно-воспитательная часть в семинарии поставлена была, но традиции, на иных началах, более льготных для ученика, чем в училища: со стороны педагогического персонала оказываемо было ученику больше внимания и доверия; наставники в обращениях с учениками всегда выражали должную сдержанность. Грубые воспитательные приемы вовсе были изгнаны из классной практики. Телесные наказания (разумно – розги) в Вологодской семинарии, в качества классного воспитательного пособия абсолютно не употреблялись за все время моего учебного семинарского курса, с 1848 по 1854 год включительно. Притом это похвальное гуманное общепризнанное в нашей семинарии, учебно-воспитательное правило досталось нам по преданию, т. е. оно существовало в семинарии раньше нашего курса.

Точно также наставники семинарии ни при каких обстоятельствах не унижались до личной грубой расправы с учеником, в виде рукодейственных приемов вразумления. Даже грубое бранное слово со стороны наставника по адресу ученика случалось как редкое исключение, и то у педагогов старого закала.

Примечание. Единственный случай наказания розгами ученика низшего класса семинарии был при исключительных обстоятельствах. Ученик этот, уроженец которого-то из дальних уездов, провинился в чем-то во время каникул, на родине, и на него была жалоба в правление семинарии, от уездных властей. В чем состояла его провинность, нам не объявляли, хотя самое наказание, по распоряжению высшего начальства, произведено было (вне класса) при особо устрашающей для нас обстановки, как полагалось по понятным воспитателей того времени. Наказанный ученик вслед затем был исключен из семинарии.

Наконец, в классах семинары значительно прибавился состав учеников вследствие прилива окончивших курс училищ дальних уездов: Тотемского, Устюжеского, Сольвычегодского и проч., так что по переходе в семинарии почти на половину класса оказались между нами новички. Сближение с этими последними шло у нас как-то туго, за исключением ближайших соседей по партам, в последнем случае по необходимости само собой устраивалось доброе сотрудничество и классное сожительство.

Первый класс семинарии был переполнен учениками, являлась необходимость в третьем параллельном отделении низшего класса.


назад | содержание | вперед