ки, украшать лагерь. И это были не рабочие, не беженцы,
но солдаты.
Войска, которые удивили иностранцев. Благодаря ко
торым в Галлиполи утвердилась русская власть.
* * *
Когда пишут так, как пишу теперь я, то у скептиков воз
никает вопрос:
—Да, это парадная сторона жизни... Но что стоило это
украшение лагеря, эта подтянутость, эта выправка... И для
чего все это?
Я помню как о Шульгине, который с восторгом описы
вал галлиполийский лагерь, написал кто-то:
—Нас раздражают эти парадные реляции... Нас раздра
жает эта мишура, приводящая в восторг господ, видящих
нашу жизнь из быстро промелькнувшего автомобиля...
Я имею право сказать, что знаю эту жизнь. Знаю ее не
из автомобиля. В бесконечные зимние ночи я наблюдал
ее дневальным. С неба лил дождь. Выли шакалы. Сапоги
хлюпали в непролазной грязи. Для отдыха после смены
ждала постель на голой земле, постель, в которой кише
ли паразиты. Утром получали кусок хлеба на весь день, в
полдень ожидали обед, похожий на грязные помои. Но я
знаю еще больше. В тяжелые дни безнадежных ожида
ний я знаю тяжелые разговоры, полные отчаяния и тос
ки. Я не буду писать о восторге, с которым украшался
лагерь; о радости, с которой занимались люди уставами
и маршировкой; о понимании всеми задач, которые ста
вились свыше.
Я слышал, как говорили:
—Надоела эта игра в солдатики... Измученных людей
гоняют за шесть верст за камнями...
И я видел, как в один незабываемый день потянулись
вереницы в беженский лагерь. Они не захотели больше
подчинять свою волю чужой. Надоела «игра в солдати
ки». Над прошлым, полным страданий, решили поста
вить крест.
И поставили.
