Эта интуиция, этот инстинкт ориентированы были на
«предмет», который владел им безраздельно и которому
он служил всем существом своим, всеми помыслами и чув
ствами. «Предметом» этим была Россия — Россия не от
влеченная, а в том ее конкретном воплощении, которое
воспринимал А.П. Кутепов как борец, как деятель, как чело
век практики и жизни. В нем не было ни предвзятости, ни
самоуверенности профессионального политического де
ятеля. Он был и остался и на новом своем посту прежде
всего солдатом, который видел факты и в простоте своего
чисто реалистического восприятия их добросовестно ре
гистрировал, трезво учитывал и скрупулезно расценивал
их лишь под одним углом зрения, «простецки-утилитар-
ным»: годны ли эти факты для конкретного делового ис
пользования в деле борьбы за Россию или, напротив, толь
ко могут быть использованы для борьбы против России.
Факты безразличные не интересовали Кутепова.
Если он проникался убеждением, что перед ним факты,
отмеченные знаком непосредственной и несомнительной
«борьбы против России», он с решимостью и спокойстви
ем солдата поднимал на них руку. Но с такой же уверенно
стью и решительностью он способен был протянуть руку
всякому, кто мог быть союзником в «борьбе за Россию»,
независимо от каких-либо «привходящих» и «осложняю
щих» обстоятельств, которые, может быть, оказались бы
камнем преткновения для любого «профессионального»
политика. Эта солдатская простота, которая согревалась
именно сердечным устремлением к России и одухотворя
лась верой в нее, и давала Кутепову ключ к решению тех,
иногда сложнейших, проблем, чтобы не сказать ребусов,
которые ставила перед ним действительность.
Кутепов отличался одним свойством, которое питало
его инстинкт и его интуицию и контролировало их, при
давая им как бы объективную значимость. Дело в том, что в
своем солдатском глазомере Кутепов опирался не просто
на свои субъективные ощущения и мысли. Он опирался
на живое ощущение некой среды. И тут мы возвращаемся
снова к тому, о чем мы уже один раз говорили: Кутепов был
воплощением Русской армии.
