ведку. Пошел в такую разведку и один вестовой, канонир,
который по роду своей службы никак не мог отличиться
на войне. Наконец, после одной разведки он получил Геор
гиевскую медаль с надписью «За храбрость» и тем самым
производство в бомбардиры. Его поздравил офицер и спро
сил, доволен ли он теперь.
—Всякому лестно быть бомбардиром, а ежели пришел
бы без медали в деревню, девки бы засмеяли, что коров пас
на войне.
В конце июля Верховным главнокомандующим был на
значен генерал Корнилов. Армия сразу почувствовала дру
гуюруку. Войска встрепенулись. Но это была уже последняя
вспышка перед агонией. 27 августа глава правительства
объявил по всемуфронту о предании судуВерховного глав
нокомандующего с обвинением его в мятеже и измене.
Офицеры были ошеломлены, а солдатская масса сразу ух
ватилась за это обвинение. В нем она нашла оправдание
своему позорному отступлению на фронте.
—Это нарочно генералы и офицерье посылали нас вое
вать. Они хотели как можно больше погубить народа, что
бы вернуть старый режим, —кричали на митингах.
Требовали расстрела Корнилова и торжественно обеща
ли защищать Керенского.
Последующее распоряжение —установить над всеми
телеграфами и телефонами контроль войсковых комите
тов и выполнять все приказания начальников, лишь
скрепленный подписью одного из членов комитета, —
окончательно утвердили солдатскую массу в своем подо
зрении против всех офицеров, как «врагов народа и ре
волюции».
Убили нескольких офицеров, многих арестовали.
—Все они за Корнилова, — кивали солдаты на своих
офицеров.
В войсках наступил полный паралич воли. В Ставке и
больших штабах еще шла лихорадочная деятельность, де
лались судорожные попытки спасти фронт. Но штабы уже
были, как оркестры без дирижерской палочки и без инст
рументов —с одними пустыми футлярами. От всех армий
осталась одна оболочка —солдатская шинель.