дворе яму и спихнул туда отца, забросал его землей по гор
ло, стал допрашивать, где запрятаны деньги, и тыкал сол
датским сапожищем в лицо своего отца... Даже мать не зас
тупилась за такого сына...
Когда у Добровольческой армии появились своя терри
тория и тыл, у добровольцев стало шюе отношение к плен
ным, особенно к мобилизованным красноармейцам.
Во время одного боя несколько казаков случайно заско
чили в тыл красным, понеслись вдоль полка со свистом и
криком: «Сдавайтесь, рубать не будем!». И полк сдался.Око-
ло штаба полка пленных выстроили в шеренгу. Старший
офицер выступил с речью. Он говорил:
—Мы, добровольцы, боремся против большевиков. Пре
датели и комиссары захватили власть и правят Россией.
Посмотрите, что они сделали с русской землей, а мы хотим
установить закон и порядок, и пусть сам народ выберет ту
власть, какая ему нравится. Кто старше 42 лет, —продолжал
офицер, —тот свободен, может идти домой, а кто моложе,
пусть поступает в наши ряды и искупает свои прошлые пре
грешения.
Новых добровольцев обмундировывали за счет отпуска
емых пленных. Вдоль обеих шеренг —отпущенных и мо
билизованных —ходил офицер и заставлял обмениваться
сапогами, шапками, шинелями —рваными на цельные.
Бывали случаи, когда добровольцы проявляли милосер
дие даже к коммунистам.
Под самое Рождество был настигнут большевистский
разъезд, и один кавалерист был схвачен. При обыске у него
нашли партийный билет. Пленный стоял прямо, руки по
швам, и на все вопросы отвечал кратко и точно. Был унтер-
офицером старой армии. Его волнение выдавали сухие
губы, которые он облизывал, и лихорадочный блеск в гла
зах. После допроса его увели.
Поручик, допрашивавший плешгого, пошел к своему ко
мандиру.
—Господин полковник, я только что опросил пленного
кавалериста, вот его показания. Сам он коммунист, и у него
партийный билет. Что прикажете с ним делать?
—То есть как —что?
