134 / 196
яш^нв»
чески почти все опубликованное, но, увы, ничего нового
не открыл. Все больше бытоописательство, порой приук
рашенное, порой, наоборот, пустые факты, фактики, бай
ки. Мало что прибавляют и фундаментальные труды из
вестных критиков В. Кожинова и В. Оботурова, лично знав
ших поэта.
Неполнотой грешит и мое скромное повествование.
Перелопатив тысячи страниц, я вдруг с горечью понял, что
никто по-настоящему не знал Рубцова. Никому не открыл
он своей души, остался наедине с самим собой до после
днего страшного мига. И, может быть, слава Богу, что не
открыл, ибо поэзия ревнива и не прощает творцу открове
ний вне ее.
И приходят на память строки Ярослава Смелякова, по
священные замечательному русскому поэту Борису Кор
нилову, безвинно убиенному в тридцатые годы:
Был бы он теперь лауреатом.
Как и я теперь лауреат.
Он-mo ведь ни в чем не виноватый,
Я-то ведь ни в чем не виноват.
Явление Рубцова в отечественной поэзии закономерно,
но почти непостижно. Его имя не вдалбливалось средства
ми массовой информации в читательское сознание, в от
личие от иных имен. Я оставляю за скобками его совре
менников, стихотворцев-эстрадников, я говорю о других...
В конце шестидесятых и к началу семидесятых особен
но активизировалось перепиливание опилок русской по
эзии серебряного века. Волей исторических обстоятельств
и иной руководящей волей обрели вторую жизнь Мандель
штам, Пастернак, Цветаева, Ахматова, не обделенные сла
вой прижизненной. Но при всех своих достоинствах они
были поэтами иного времени и жестко добавим, — небыли
поэтами первого ряда.
Все-таки, хоть тресни, но первый ряд— это Бунин, Блок,
Есенин, Маяковский. И бессмысленно литературоведам в
ЛЕВ КОТЮКОВ