ЛЕВ КОТЮКОВ
ни 1965-го года, и уже было написано: “
Кто-то странный
(видимо, не веря, что поэт из бронзы, неживой) постоял у памят
ника в сквере, позвенел о бронзу головой... ”
И звенели стаканы, и без бронзы звенело в головах, а
представитель живой вечности был неказист, хмелен и уг
рюм. Даже жалковат чуток, ибо остальные присутствую
щие были моложе, здоровее его; да и, просто-напросто,
лучше одеты. Форма явно не соответствовала содержанию.
Но граненые стаканы соответствовали содержимому, водке
“Кубанская” .
Но кто сказал, что форма — уже содержание?! Гегель,
что ли?! Вроде бы он. Но, думается, и без Гегеля разберем
ся с формами и содержанием, а заодно и с содержимым. Не
пропадет без Гегеля русская поэзия и поэты, ну разве что
какой-нибудь Безыменский или Вознесенский. Но они и с
Гегелем пропадут.
Число погружений должно равняться числу всплытий.
Эта невеселая присказка моряков-подводников вдруг при
шла на ум при воспоминании о Рубцове. И не только отто
го, что он имел к флоту прямое отношение, четыре года
отслужил на эсминце на Севере, но и оттого, что у поэтов,
как и у подводников, число погружений и всплытий иног
да не совпадает. Иногда совсем раньше времени, ну про
сто безобразно раньше срока.
О, круговое поэтическое застолье! Славное времяпро
вождение! Но ныне оно почти вышло из обихода. А в те
угарные 60-е пили не для того, чтобы напиваться, а чтобы
стихов вволю начитаться и наслушаться. И потом уже
упиться с чистой совестью.
Как правило, в этих застольях первенствовали стихот
ворцы-декламаторы с хорошей дикцией и с актерскими за
датками. О, как великолепно звучали иные посредствен
ные вирши под кубанскую водочку и тихоокеанскую селе
13