12 / 196
ЛЕВ КОТЮКОВ
—
Да туточки рыщет где-то... — с несокрушимой хит
рой хохляцкой грустью буркнул грядущий украинский
Добролюбов — и исчез с моего горизонта навсегда в туск
лой вечерней дали казенного коридора, — и, увы, не объя
вился через десятилетия в силе и славе письменика на жел-
то-блакитном Крещатике.
Настоящий поэт— явление природы, а потом уже куль
туры и литературы. Николай Рубцов — абсолютное явле
ние русской природы, Божественное ее проявление в от
чем слове.
Оно чуждо тем, кто не помнит вкуса родниковой воды,
кто не в состоянии отличить ее от профильтрованной во
допроводной, кто живет и гордоносно утешается так на
зываемой второй природой, стеклотарной блескучестью
банковских оффисов и ползучими черными квадратами
микрорайонов.
Но отчего суетливы их глаза и лица суетливы? Гнетет,
гнетет их нечто вместе с бесовской агрессивной отчужден
ностью. Оттого так быстро переполняются злобой их пус
тые души, оттого невыносимы им покой и одиночество. И
это, как ни странно, утешает. Совсем слабо, почти неза
метно, но все же...
Однако, не предвидится пока новых памятников рус
ским поэтам в нашем многострадальном отечестве в бли
жайшей переспективе, да, сдается, что и в дальней. Мону
ментальное, юбилейное тиражирование классиков — не в
счет. Последним русским поэтом двадцатого века, вопло
тившимся в бронзу, стал Рубцов. Что касается прижизнен
ного и посмертного затяжного полубронзовения Иосифа
Бродского, то сие вне моего скромного кругозора, — и дай
Господь вечного покоя сему скитальцу и упаси от ложного
величия его честное еврейское имя.
/ /