18 / 196
ЛЕВ КОТЮКОВ
Куда это сносит меня течение?! Хочу говорить об оче
видном, пережитом, а бормочу совершенную невнятицу,
будто только протрезвиться собираюсь, будто еще не встал,
не вышел, шатаясь, из хмельного, забубенного круга — и
голова болит, как после многосуточного слушания гимна
Советского Союза.
А круг распался — и гимны никто не поет... И как-то
совершенно все необъяснимо...
Что было в жизни, то прошло.
Что не прошло — уж е проходит,
И все уже произошло,
И ничего не происходит.
Вот так-то! О, какое простое и бесконечно сложное по
нимание необъяснимого в этих малоизвестных строках Руб
цова.
А тут еще кто-то бормочет под руку:
“Тебе хорошо! Ты давно не пьешь...”
Чего уж хорошего-то?! Хорошо там, где нас нет. Тебя б
на мое место, запил бы с утроенной силой.
Надо любить свою судьбу, а потом уже себя и все ос
тальное. И Рубцова, помнится, попрекали успехом:
“Тебе хорошо! Тебя печатают...”
Печатали через пень-колоду да и не очень охотно при
жизни, но поэт на судьбу не сетовал:
Я люблю судьбу свою,
Я бегу от помрачений!
Суну морду в полынью
И напьюсь, как зверь вечерний!
Звери вечерние. Утро седое. Цветы запоздалые.
А тут лезут вдруг в голову пустые слова. Или из голо
вы лезут:
“Сложный внутренний мир поэта имеет общественное
значение. Стихи предельно раскрывают перед читателем
духовные противоречия автора... “
17