170 / 196
ЛЕВ КОТЮКОВ
Неужели не надоело нам приспособленчество?! Позав
чера, скрипя зубами под одеялом, но так, чтобы никто не
слышал, уживались в соцреализме, вчера организованно
перестраивались, сегодня жаждем благополучно ужиться
в рынке, завтра еще где-нибудь подальше от вечности.
Отчего мы никак не хотим понять, что жизнь и время
не нужны друг другу, что свобода есть отсутствие страха,
что нельзя быть пасынком вечности, ибо вечность есть ро
дина человека.
— А поэзия все равно убыточна! — каркает у меня над
ухом вездесущий некто.
— Совершенно верно! — живо откликаюсь я. — Очень
убыточна для тех, кому она мешает своим бытием.
— Так уж и мешает? — озадачивается вездесущий го
лос.
— Увы, мешает!.. Человек вне поэзии — убыточный че
ловек. И когда он наконец понимает, что сам убыточен без
остатка и надежды, то стремится уничтожить в первую
очередь то, что не вмещает его и в него не вмещается. Вот и
объявляется поэзия убыточной на радость бездушным кни
гопродавцам и просто душепродавцам. Ни один, даже са
мый захудалый абсурдист, до сей «истины» не смог доду
маться... Но «истина» правильная: поэзия обязана быть
убыточной, поэзия не обязана вмещать и вмещаться, по
эзия вообще никому ничем не обязана, как звездное небо
над головой, как утренняя река, как сосновая роща на за
кате!.. Никому, — и точка!..
— Эх, жаль! — сокрушается вездесущий. — А я ведь аж
три ночи и три дня разрабатывал для рынка план издания
обязательной для всех и неубыточной поэзии... Три ночи
не ел!.. Три дня не пил.. Эх!..
— И на том спасибо! Авось еще пригодятся твои бес
сонные ночи и трезвые дни... Спи и пей спокойно, дорогой
товарищ!.. — прекращаю я разговор, а про себя уныло ду
маю:
Хорошо бы, если каждый сочинитель не знал, как надо