171 / 196
ПАСЫНКИ
ВЕЧНОСТИ
писать, а знал, как писать не надо. Самое мужественное,
что может совершить литератор как литератор, но не как
человек, — это бросить навсегда свое сочинительство. И,
ей Богу, настоящие писатели всю жизнь мечтают обрести
сие мужество. Но не дает им Господь мужества. И я не хочу
им желать подобного мужества как читатель, а как чело
век — не знаю.
Рынок и литература — вещи несовместимые. С этим
надо совершенно спокойно смириться. И то и другое в от
дельности ни у кого не должны вызывать сомнений, хотя у
кое-кого они имеются в изрядном запасе... Но, черт с ними,
с чужими сомнениями, своих предостаточно, поэтому впе
ред — туда и сюда! Вперед без страха и упрека!.. Вперед в
раздвоение, ибо в раздвоении больше вероятности для вы
живающего из чего-то и просто для выживания, но, увы,
не для жизни!..
Двоится в глазах. И мир сам собой двоится.
Но все в надежде. И я в надежде.
И вновь какие-то светозарные идейки кое у кого про
сверкивают. И уже глаза слепит этот незримый сверк. Все
рьез слепит...
Идея рыночной литературы есть существование, а не
жизнь. Неужели мы недостойны истинной жизни? Неуже
ли мы настолько привыкли к существованию, что жить
навсегда разучились?..
—
Но разве писатель не должен быть деловым челове
ком? — спрашивает полуутвердительно некто из-за лево
го плеча.
Я ничего не отвечаю на вопрос, потому что на него дав
но уже ответил классик американской литературы
Уильям Хоуэлле статьей «Литератор как делец»:
«Планировать что либо, специально целиться книгой в
благосклонность читателей было бы самой безнадежной