дями, дабы не упасть лицом в грязь личного невежества
или еще куда погрязней.
Эк, однако, куда увели меня бесы голода и сытости!.. В
бытовщину непролазную, о которой еще в 71-м году, пос
ле смерти Рубцова, газета “Правда” писала. Но не в том
номере, который у соседей из почтоввого ящика умыкну
ли, а в другом, случайно попавшемся мне на глаза. Там
какой-то критик, жаль запамятовал фамилию, призывал
советскую поэзию окрыляться не под гитарный и стакан
ный звон, а под рев турбин, ракет и еще чего-то. И Рубцов
глухо поминался, как нерасслышавший этого гула-рева, а
посему и погибший заслуженно раньше срока.
Эх, не можем мы без назиданий даже поскорбеть! И не
от того ли почти век назад отропело воскликнул Сергей
Есенин:
Мать мол родина! Я
—
большевик!
Но отвлекся я, решительно отвлекся. Сколько там уже
на часах?! Ого-го! Полдень. Все пивные нараспашку. Кста
ти, Рубцов никогда не носил часы, вернее не имел оных. В
отличие, например, от своего товарища Анатолия Пере-
дреева. Тот завсегда был и при часах, и при костюме при
личном. То есть, более уважительно относился ко времени
и эпохе. И мне вздорно думается, что это уважение позво
лило ему прожить значительно больше Рубцова.
Время — очень капризное и мстительное существо, но
питает слабость к хорошим часам и костюмам, — и по мере
сил отсрочивает отбытие их владельцев в абсолютную ан
тивечность, великодушно придерживает при себе людей
уважительных. Жаль, что люди не всегда это понимают —
и по уму не встречают, и не провожают по одежке.
Рубцов очень переживал небрежение времени и эпохи
— и порой это проявлялось весьма в своеобразной форме.
Как-то в минуту беспросветного безденежья и иной нуж
ды в темном коридоре нам повстречался великолепный Пе-
ДЕМОНЫ И БЕСЫ НИКОЛАЯ РУБЦОВА
"
54