хватая взглядом быстро уходящую жизнь. Пеленутая в
сыромятину рукоятка ножа торчала из-под его левой лопат
ки. Как и тогда на тракте, при виде убитого Алексея, Аманда
едва не лишилась чувств. Крики и топот куда-то пропали,
жизнь превратилась в омут без дна: слезы отчаяния и боли
обожгли щеки. Еще вчера она проклинала Пэрисона, но вот
он, бездыханный, у ее ног, —и порыв прощения смешался с
горем и жгучим порывом отмщения.
— Берегись, девки! Живы будем, не помрем!
Ближайший четырехсаженный стол, сколоченный из лист
венничного бруса, перевернулся, точно коробка в руках огром
ного, Бог знает откуда взявшегося помора; оторвался от пола и,
проломив дощатую трехдюймовую стойку, полетел на головы
оторвяжников. Гигант скакнул ко второму столу, рыча ухва
тился за его почерневший от пива край и вновь зашвырнул эту
тяжесть в наседающего врага. Толпа отшатнулась. Ей остава
лось только глазеть на это буйство, разинув рот, поскольку
каждый ведал: подъем такой махины требует трех человек. Од
нако нападающая свора хоть и хлебнула боли, страху не заиме
ла. Грохнула еще пара выстрелов, и вновь зазвенела сталь.
Англичанка прищурила глаза; пороховая гарь упрямо не
рассеивалась в безветрии корчмы: в мороке клубилась схватка.
И тут она увидела его: Преображенский бежал в полный
рост, не кланяясь пулям, бежал на выручку им и матросу, ко
торый обхаживал широченной лавкой свирепых убийц, не
давая им возможности догрызться до женщин.
Когда все было кончено и подоспевшие щукинцы свинцом
навели порядок, Аманда с ужасом поняла: она осталась сов
сем одна, и грудь ее заныла, точно сжатая рукой судьбы. Со
вершенно раздавленная случившимся, леди Филлмор отчет
ливо поняла, что возврата нет. В Петербурге посол Англии
лорд Уолпол, как пить дать, не поверит ее словам; сорванная
миссия с пакетом русского канцлера лишь усугубит ситуа
цию, не вызволит из каземата отца и Бог знает как отразится
на ее положении в свете. Глядя на снующих вокруг, слыша
понятную, но такую чужую речь, она едва удержалась, чтоб
не упасть в объятия Линды с криком отчаяния, сотрясаясь от
бурных рыданий.
— Ваша милость! Ваша милость!.. —Рябые от веснушек
руки служанки молитвенно сжимали холодные ладони гос
540
