притеснения со стороны компанейских чиновников. К
сему документу приложен был рапорт морского ми
нистра маркиза де Траверсе с предложением послать
для ревизии колоний знакомого с американскими ко
лониями мореплавателя. Выбор пал на меня. При лич
ной встрече император сказал следующее: «Ты име
ешь редкий случай разобраться во всем и сообщить
своему государю правду. Я часто употребляю несколько
месяцев, чтобы узнать истину о том, что делается
около меня, но за тринадцать тысяч верст возможно
сти узнать правду для меня ограничены. Я надеюсь,
что ты разберешься в тамошних делах и известишь
откровенно обо всем, что происходит в селениях на
шей американской компании, о которой я слышал
много худого». Таковы были его слова, и я намерен
выполнить августейшее повеление со всем тщанием.
Баранов, хмуро всматриваясь исподлобья в сидев
шего перед ним Головнина, отмечал, что с годами в
скуластом лице известного мореходца еще более про
ступили черты, выражающие властный и независи
мый характер. «Далеко пойдет, — подумал про себя
Баранов. — Жаль, что именно ему поручили мало
приятное дело — ворошить местные дрязги».
— Коли доверили вам это, Василий Михайлович,
разбирайтесь, — с оттенком горечи сказал он. — Еже
ли я чем смогу подсобить в поисках ваших истины,
всегда готов помочь. Да токмо есть у меня подозре
ние, что мое-то мнение вас меньше всего интересо
вать будет. Я, как вы слышали, не у дел уже. Но и
старые грехи отчего ж не списать на Баранова? Я
терпелив, много всего испытал, выдержу и это. Обид
но только, что до государя лишь плохие новости о
компании доходят. А у нас кое-что и хорошее быва
ло, чем и похвалиться не зазорно.
— Вы не вполне правильно поняли меня, Алек
сандр Андреевич, — сказал Головнин. — Речь-то не
о вас конкретно идет, а о злоупотреблениях чинов
ников компании на местах, особливо на дальних от
сюда островах. Что же касается лично вас, то ваши
заслуги перед компанией всем известны.
«Известны, — вновь с горечью подумал Баранов,
вспомнив саднившую сердце сцену, когда Гагемейстер
556
