дуги — от прозрачно-синего до изумрудно-зеленого.
Теперь он знал, что благозвучное имя Алакаи носит
полузатопленный болотистый лес у основания высочай
шей на острове горы, где почти непрерывно, днем и
ночью, небо исторгает на землю сплошные потоки
воды. Там, на окраине Алакаи, он повстречал как-то
птицу оу с ярко-желтым оперением, высоко ценимую
канаками за свой пышный убор. Близ долины Хана-
леи, славящейся богатством и разнообразием цветов,
обычным было встретить любящую питаться нектаром
черную птицу мамо с длинным, изогнутым, как у
орлов, клювом. Но более всего из пернатых обитате
лей острова он полюбил маленькую серую птичку еле-
паио, напоминавшую ему певческим искусством рус
ского соловья.
Ему стало привычным просыпаться на заре под
птичьи грели. Чуть позже в их песни вплеталась ожив
ленная трескотня пробудившейся и начавшей хлопо
тать по дому Ланы. Мельчайшие новости деревенской
жизни: кто кого полюбил и кто кого разлюбил, кто
кого побил, кто и где побывал, кто кого родил и так
далее и тому подобное — служили для нее неиссяка
емым источником простодушных комментариев, а за
тем к ее веселому щебетанью присоединялась столь
же энергичная, хотя и не столь внятная болтовня
продравшего глаза и сразу пробующего свои голосо
вые связки Тима. И тут уж все внимание Ланы и вся
ее речевая энергия переключались на ненаглядного
сынишку.
Счастливая семейная жизнь с оставленными в про
шлом тревогами изменила Тараканова даже внешне.
Лицо его помолодело, с него исчезла настороженность
караулящего опасность разведчика незнакомых земель;
напряженный, словно взвешивающий меру своей от
ветственности взгляд сменился светлым взглядом че
ловека, который знает, что в этой жизни ему ничто
уже не грозит.
Их с Ланой дом и похож и не похож на другие
дома в деревне. Помимо обычных плетеных корзин,
куда Лана складывает свои вещи, в их хижине стоит
кованый матросский сундук, подаренный в день свадь
бы от имени компании доктором Шеффером. В нем
5X5
