ЛЕВ КОТЮКОВ
Коль, говорю! Пойдем пивка врежем. А он этак высоко
мерно лысиной вздернулся, как бы оскорбился, и цедит:
Я
с
пьяницами не пью... Хам — и только! Неблагодарный
хам! А вы — Николай Михалыч, Николай Михалыч! Са
мый что ни есть — Нахалыч! Зря с ним носитесь. Правиль
но кто-то его спародировал
В горнице моей светло,
Выпил я твои духи.
Трезвый Михаил Светлов
Пишет за меня стихи.
Правда, Михаил Аркадьевич здесь ни при чем. Он и без
Светлова хорош был гусь, зря тот о нем хорошо отзывал
ся!..”
Нет, братцы, пить надо безусловно меньше. И любите
лям пивка, и не любителям оного.
Оборвем на сем злопыхательские воспоминания, тем
более, что Михаил Аркадьевич Светлов здесь действитель
но не при чем.
Но я вижу — как удовлетворенно расплылось свиное
общественное рыло, прохрюкав:
“Наконец-то, приоткрылось истинное мелкое лицо раз
дутого литературного мифа по имени Николай Рубцов...
Хрю-хрю — хрю!!!...”
Кажется, можно сокрушенно развести руками по пово
ду нелицеприятного эпизода из жизни поэта, а недоброже
лателям возрадоваться по поводу найденной в стогу ржа
вой иголки. Но лучше всего иголку прятать в груде иго
лок. Но это я так, к слову, ибо не собираюсь сокрушаться
и безвольно опускать руки.
Вышеизложенный эпизод имел двойное дно — и был в
большей степени порожден чрезмерным административ
ным рвением институтского начальства, а не пьяной ду
рью.